Звездное кладбище.
Похороны были три дня назад. И теперь, перед новым памятником на кладбище, стояла молодая вдова и ее сын. Мальчику было только десять лет, а он уже потерял отца, и как его крестный – я должен был теперь его заменить.
- Здравствуй, Мария! – но женщина даже не взглянула на меня, ее глаза были сухими, в отличии от малыша, который старался сдержать слезы, прикусив губу, чуть ли не до крови, но они все равно текли, оставляя мокрые дорожки на его щеках. Плакал он беззвучно, лишь иногда сглатывая, подступивший к горлу комок. – Не плачь, Юра. Твой отец не плакал, знаешь почему?
В отличии от матери мальчик повернулся, взглянул на меня и кивнул. Он стал ладонями растирать вытирать слезы, как делают все мальчишки в его возрасте. Конечно, он узнал меня, хотя я и не был частым гостем у них дом. Мария – его мать, не очень-то меня любила и даже слегка побаивалась, но уважала и понимала выбор мужа – меня в крестные отцы сына.
- Космодесантники – не плачут. – гордо подняв голову, проговорил малыш.
- Все космонавты не плачут! Это очень плохая примета. Да, и слезы в космосе вызывают очень неприятные ощущения. Ты знаешь, что отец назвал тебя в честь первого космонавта – Юрия Гагарина?
Мальчик, молча кивнул.
- А ты знаешь, что здесь всего лишь памятник – посвященный твоему отцу? А сам он похоронен в космосе? – я обращался к мальчику, но теперь на меня смотрела и его мать.
- Да! Всех космических десантников хоронят в космосе. – Юра перестал плакать, и снова кивнул.
- Не только, всех космонавтов, хоронят в космосе. А ты знаешь, как его похоронили? – задал я следующий вопрос.
- Нет! – мальчик удивленно и немного испуганно посмотрел на меня. – А как?
- О, это самый страшный секрет, который знают только космонавты. И я не могу тебе его открыть. – глаза Марии сверкнули не добрым огнем, но она ничего не сказала.
Я стал бывать в гостях у Марии и Юры еще реже, но не выпускал их из виду. Время одна из тех вещей, к которым больше всего подходит теория Эйнштейна, оно настолько относительно, что кажется, буквально вчера я крестил в церкви орущего 3-х месячного малыша – Юру, и вот сейчас это уже десятилетний мальчик. Еще как то не заметно пролетело n-ое количество лет, и он поступает в Академию космонавтики на факультет космических десантников. Ни Мария, ни Юра меня об этом не предупредили. Я почти никак не мог ему помочь. Медкомиссию проходят под номерами и врачи не знают не только фамилий, но и куда именно проходят медкомиссию, они просто ставят диагноз. Под такими же номерами сдают экзамены, и список поступивших, так же публикуют номерами, а не фамилиями. Единственное. чем я помог ему – написал рекомендации руководству академии и факультета, что помогло ему только после того как он оказался в списке поступивших. Наверное, для него эти тяжелые годы учебы ползли невероятно медленно, для меня же они пролетели как мгновенья. И вот, он не просто выпускник Академии с отличием, но и командир отряда космических десантников, отправляющийся в свой первый полет. В этот раз я не мог смотреть со стороны, и я подошел пожелать ему удачи.
- Ну вот, теперь ты командир отряда, как и твой отец! – сказал я, пожимая Юре руку.
- А в Академии нам так и не рассказали, как хоронят космонавтов! – рукопожатие молодого крепкого парня было сильным, и он не отпускал мою руку.
- Я же тебе говорил, это секрет космонавтов. – я смотрел ему в глаза, не пытаясь вырвать кисть.- Его знают только они. Но не стоит об этом сейчас. Космонавты очень суеверны. Командир корабля, например, на старте обязательно крикнет – поехали! – я улыбнулся, а он нет, и руку не разжал. – Надеюсь, ты не ради этого здесь? Поэтому никого больше не расспрашивай об этом! Я ни в коем случае не хочу, что б ты узнал это, но это - всегда случается. И ты обязательно это узнаешь, когда будешь хоронить кого-нибудь в космосе. А теперь забудь об этом. Иди, тебя ждет твой отряд. Думай о том, что ты должен их всех вернуть на Землю.
Он улетел, а я остался на Земле и смотрел ему в след. Да, его отец навечно остался в космосе, а я об этом не мог и мечтать. Меня отстранили от полетов по состоянию здоровья, поэтому мое мертвое тело сожгут в крематории, а урну с пеплом по традиции замуруют в памятнике на кладбище, на обычном кладбище. Возможно, рядом с памятником Алексея – отца Юрия. Отметить первый полет крестника, я зашел в местный бар, куда вообще то пускали только космонавтов, но меня еще не забыли. Я сел у барной стойки.
- Сегодня слезы! – сказал хмурый бармен, наливая в рюмку чистейший спирт, который по традиции, нельзя было закусывать или запивать. Слезы – означало, что сегодня опять кого-то хоронили в космосе.
- Сколько новых могил на Звездном кладбище? – спросил я бармена, выпив рюмку. Я уже отвык от этой традиции и на глазах выступили слезы.
- Три. – Сделав вид, что не заметил моих слез, бармен налил мне еще одну рюмку. Три рюмки, не меньше, надо было выпить, и это не зависело от того сколько человек сегодня хоронили. Три рюмки, стоя, не чокаясь и до дна. Вторая пошла уже легче, с третей я слегка повременил, что б уж совсем не уйти в аут. И все равно после третей почувствовал себя пьяным, и отправился домой на такси. Я был досрочно отправлен на пенсию по состоянию здоровья, и моя пенсия позволяла мне неплохо жить. И все же я подрабатывал консультантом в международной ассоциации космических исследований, не только от скуки или ради денег, эта работа позволяла мне знать обо всем, что творилось в космосе. Меня ценили, потому, что я до сих пор был единственным капитаном корабля, который не только сумел улететь от Земли дальше всех, но и вернуться обратно живым и сохранив всю команду. Это было настоящее чудо, за которое я заплатил своим здоровьем и потерей разрешения на полеты. Тогда Алексей переживал сильней меня, он боялся, что без полетов я пропаду, опущу руки, а возможно, что и сопьюсь. Такие прецеденты с пенсионерами – космонавтами были. Но я справился, не знаю как, но справился, пусть и не до конца. Теперь космос снился мне гораздо реже, и все же я не перестал завидовать тем, кто как Юра полетели в космос, а еще больше, тем, кто как Алексей, навсегда остался там, кто похоронен на Звездном кладбище. Поэтому, я всегда строго ограничивал себя в употреблении спиртного, боясь, что все-таки не смогу себя сдержать – и уйду в запой. Я не обязан был ходить на работу каждый день, и решив этим правом воспользоваться, что делал довольно редко, я устроил себе внеочередной двухнедельный отпуск. И я был очень удивлен, когда ночью меня срочно вызвали в Ассоциацию и даже прислали за мной ни одну, а сразу несколько машин.
- Здравствуйте, Дмитрий Ильич! Простите, что потревожили Вас так поздно! – Обратился ко мне глава Ассоциации, судя по тому, сколько и какие люди собрались у него в кабинете – дело было швах. Нет, дело было дрянь, что-то случилось, что-то очень плохое, и они не знали как исправить, а исправить надо было обязательно. У меня засосало под ложечкой. Отвратительное предчувствие, я пытался сглотнуть комок, подступивший к горлу.
- Ближе к делу, пожалуйста! В чем дело? – мой вопрос ждали, и все же не спешили отвечать, а глава Ассоциации – Сергей Павлович, опустил глаза и молчал.
- Дело в том, - на этот раз заговорил первый заместитель главы Ассоциации Герман Степанович – что один космический корабль не выходит на связь ,и судя по приборам – дрейфует (если конечно так можно выразиться про корабль в космосе) без управления.
- А я здесь причем? Я же не связист и не руковожу спасательными операциями. – дело конечно было дрянь, но ради такого, меня бы не вызвали – А что за корабль?
- Понимаете, перед кораблем и его командой была поставлена задача – повторить Ваш самый дальний полет. Мы очень долго его планировали и готовили…
- Что? – перебил я Германа Степановича. – Вы с ума сошли? Я же предупреждал всех, что там творится.
- Мы предполагали Вашу реакцию, и поэтому скрывали от Вас подготовку этой операции. – снова взял слово Сергей Павлович. – Поймите, мы не должны останавливаться, мы должны развиваться, преодолевать барьеры. Мы старались…
- Что за корабль? – уже не слушая, прохрипел я.
- «Атлантида»! – снова опустив голову, что бы не встречаться со мной взглядом прошептал Сергей Павлович. Именно «Атлантиду» на борту с Юрой провожал я недавно в его первый полет. Земля зашаталась у меня под ногами и что бы не упасть, я сел в кресло. А перед глазами замелькали воспоминания, самые страшные в моей жизни. Когда я сам лично возвращал корабль на Землю. Я ел различные таблетки, бил специальные энергетические напитки и требовал, чтобы Алексей не давал мне спать. Мы шли на предельной скорости, я никому не мог доверить управление. Я устал, мне было очень плохо, но я держался. Потом врачи осмотрели нас всех, но мы были абсолютно здоровы. Да же я, когда вышел из госпиталя был здоров на все сто процентов и все-таки они перестраховались, запретили мне полеты, и досрочно отправив на пенсию. Тогда, мне не было страшно, мне некогда было бояться, я должен был спасать, тех за кого нес ответственность, спасать – любой ценой. Ценой своей жизни, если придется, а спас ценой смысла своей жизни – полетами. Но если бы все повернуть вспять, я бы ничего не стал менять, я снова бы постарался спасти, даже уже зная цену этой победы.
- Вы – тот, кто командовал кораблем, тот, кто лично управлял и смог вернуться на Землю и вернуть весь экипаж живым. Поэтому мы предлагаем Вам возглавит команду спасения. С Вас снимается запрет на полеты. И Вы назначаетесь капитаном корабля «Виктория». – заговорил Герман Степанович, не мигая, глядя мне в глаза. Что я мог ответить? Я уже (или еще) не был капитаном, но людям на «Атлантиде» была нужна моя помощь, и я должен был их спасти. Спасти всех, и Юру – своего любимого крестника, в том числе.
- Я согласен! – дрожащим голосом проговорил я. – Спасательная команда готова?
- Да. – снова вступил в разговор Сергей Павлович. – завтра, ровно в полдень уже можно будет стартовать.
- Тогда, не будем откладывать! Ровно в двенадцать и стартуем. В связи с такими критическими обстоятельствами, я сейчас же отправляюсь в комнату предполетной подготовки. Экипаж готов? Я хочу лично познакомиться с каждым членом экипажа и спасательной команды. И их личные дела. И еще, личные дела членов спасательной команды, идут под грифом секретно – так вот, мне плевать! Мне нужна вся информация на каждого из них. Включая командира команды. Я не собираюсь лететь к черту на рога не понятно с кем. – Я снова почувствовал себя капитаном корабля, командиром, с которым на корабле не имел право спорить никто. В голосе снова слышалась власть, сила и дерзость.
После знакомства с экипажем и спасателями, я решил, что подготовка к полету и сбору команды была тщательной и профессиональной, поэтому никого и ничего менять не стал. И ровно в полдень мы стартовали с Земли. Я не чувствовал эйфории. Я снова был в космосе, сбылась моя самая заветная и несбыточная мечта, а мне было все равно, я спешил на помощь и думал только о том, как опять обмануть Судьбу и эту костлявую старуху с косой, которая преследует нас всю жизнь, и которая в итоге всегда побеждает. Полет к «Атлантиде» был долгим, но ничего особенного. Все самое страшное и сложное ждало нас там. Мы так и не назвали эту коварную зону, просто говорили о ней как об аномалии. Что то вроде Бермудского треугольника в Атлантическом океане. Только с другими последствиями и иными опасностями. Я смутно помнил, что там произошло, и как мы выбрались. Теперь мне предстояло, не просто вспомнить, но и повторить этот подвиг. И все внутри меня сжималось, когда я пытался заставить мозг вспомнить.
Все кроме вечности, когда-нибудь заканчивается, закончился и наш полет к «Атлантиде». Спасательная команда приготовилась к высадке, а экипаж к стыковке. Я начинал вспоминать, но мне уже это не могло ничем помочь, аномалия уже действовала на нас.
Время, сейчас это было не относительное понятие, сейчас оно работало против нас. Все находящиеся на борту «Атлантиды были помещены в медицинский отсек «Виктории». «Виктория» - корабль спасатель, оснащенный мини госпиталем, поэтому место хватило всем. И пока все были живы. Но надо было как можно скорее уходить и как можно дальше отсюда. «Атлантида» была пристыкована так что бы я мог управлять и ею и «Викторией». Как когда то, я никому не доверил управление, и делал это сам. Но теперь я был не молодым, и полным сил. Вместо Алексея меня охраняли трое спасателей, которые сами еле держались. Доктор неохотно отдал мне все стимуляторы, а рядом стояла упаковка энергетика. Спасатели давили на болевые точки и использовали иглоукалывание, но уже и самих спасателей надо было отправлять к доктору. Я не заметил когда появился Юра, бледный с лихорадочным блеском в глазах.
- Отправьте спасателей в госпиталь. Я останусь с капитаном и помогу ему. – голос Юры был тверд и непреклонен, хотя вид был не очень. Он взял несколько таблеток и запил энергетиком. – Не беспокойся крестный, я себя не переоцениваю. Мы с тобой справимся.
- Да, Юра, время – это такая штука, которая бесконечно бежит, но не по кольцу, а по спирали. Ведь это уже было, но рядом со мной был твой отец, не было второго корабля на прицепе, а я был молод и полон сил. – я замолчал на несколько секунд. – А теперь ты должен не дать мне уснуть или отключиться. Уж этому в академии тебя учили, так что действуй, теперь все зависит от нас с тобой. Я как капитан корабля хочу доставить всех на Землю. А Звездное кладбище, пусть еще подождет нас.
Я слышал про семь кругов Ада, мое первое возращение было адским, но тогда я держался только на надежде, теперь я знал наверняка, что это возможно, и держался только на этом. Один раз я это сделал, я сделаю это снова – любой ценой. Все датчики здоровья на моем костюме горели красным, я матом выгнал доктора. Здесь на корабле – я капитан, командир корабля – царь и бог, мой приказ может быть обжалован позже – на Земле. Но здесь и сейчас – все ОБЯЗАНЫ выполнять мои приказы беспрекословно! Даже если они абсурдны. Даже если я нахожусь при смерти. А я уже понимал, что не выживу. Я не переживу второго такого полета. И все-таки я сделал это! Мы вернулись, пусть еще не на Землю, но были уже в родной Солнечной системе. И, похоже, только одной слезой сегодня наполнится Звездное кладбище. Только теперь, я допустил своего зама, уже почти выздоровевшего, к управлению кораблем.
- Пойдем Юра, я тебе кое-что покажу. – Сказал я крестнику.
- Может лучше к медикам?
- Мне уже ничего не поможет! Но поверь мне, лучше так, чем в той аномалии. Пойдем. – Мы подошли к отсеку, на котором была капитанская печать. – Вот, смотри, этот отсек может открыть только капитан корабля. Если он погибает, корабль предоставляет доступ к отсеку его заместителю, или старшему по званию из экипажа корабля. Если погиб весь экипаж, корабль автоматически разблокирует этот отсек. – Я прислонил руку к печати и дверь открылась. – Теперь уже недолго осталось, мне и тебе. Ты, скоро наконец узнаешь о том, как хоронили твоего отца. А я… Я скоро присоединюсь к нему на Звездном кладбище. Не спорь со мной – я все еще капитан! Видишь эти одноместные капсулы? Один умник сказал, что формой они похожи на слезы. Ты же помнишь, что космонавты никогда не плачут?! Так вот когда запускают эти капсулы, говорят, что это плачет сам Космос. В капсуле почти ничего нет, как ты понимаешь, даже системы жизнеобеспечения – только одноразовый двигатель. Центральный компьютер корабля рассчитывает траекторию полета и запускает капсулу на Звездное кладбище. Кстати, ты ведь, наверное, даже не знаешь, почему оно называется Звездным?
- Потому что находится в космосе? Среди звезд? – наивный ответ Юры рассмешил меня, хотя мой смех больше походил на хрип законченного туберкулезника.
- Нет. Потому что все капсулы летят на самую любимую всеми космонавтами звезду – на Солнце. Туда полечу и я. Конечно до самого солнца, я не долечу. Да мне это и не надо. Я знаю, что там меня ждут – твой отец, друзья, просто знакомые и даже совсем незнакомые мне люди. Когда прибудешь на Землю, обязательно зайди в бар на космодроме, бармен нальет тебе слезы – это чистый спирт. Еще одна древняя традиция космонавтов. Надо выпить три рюмки, стоя, не чокаясь и до дна, не закусывая и не запивая. И вот мой последний тебе совет – выпей их и отправляйся сразу домой – отдыхать. Тебе положен дополнительный отпуск на восстановления – воспользуйся им. А теперь помоги мне забраться в капсулу, самому мне уже сил не хватит. – Я устроился в капсуле поудобней, и мое сердце остановилось – я умер…
Корабль по громкой связи объявил всем, что капитан умер, и новым капитаном назначается его заместитель. Но Юра не слушал, он подготовил и запустил капсулу – прямо на Солнце.
- Что это? - Показывая пальцем в иллюминатор на пролетающую мимо капсулу, спросил юный спасатель.
- Слеза! – ответил уже седой и опытный космонавт - доктор. – Это космос, плачет по нашему капитану!
А Юра, стоял и провожал взглядом улетающую капсулу. О чем он думал? Может быть о том, что когда-нибудь и его отправят в такой капсуле на Звездное кладбище? Кто его знает? Чужая душа потемки! А может он думал о том, что только благодаря крестному, космос сегодня уронил всего одну слезу, а ведь они могли потечь ручьем, экипаж «Атлантиды» и отряд космических десантников, плюс возможно отряд спасателей и экипаж «Виктории», и возможно, даже не кому было бы запустить эти капсулы. Юра не плакал, а что творилось у него внутри – неизвестно…
Все остальные успешно прибыли на Землю. Все участники обеих экспедиций были награждены. Погибший капитан корабля - Дмитрий Ильич, был награжден посмертно званием героя Земли. Юра воспользовался советом крестного, но космос не бросил, хотя когда ему предложили переквалифицироваться в капитаны – наотрез отказался и дальше пошел по стопам отца. Он соблюдает традиции, но его уважают не только за это. Юра совершил со своим отрядом уже более десяти вылетов, но больше, ни разу не запускал слезы. Весь его отряд всегда возвращается на Землю и поэтому его считают – везунчиком. Мария – мать Юрия – очень переживает за него, но не вмешивается в его работу. На Земле, Юра все так же живет с ней. Теперь у них дома, рядом с фотографией отца в черной рамке, висит еще и фотография крестного. Мать не возражает, а по воскресеньям ходит в церковь и ставит две свечи за упокой и одну за здравие. Жизнь продолжается! Звездное кладбище потихоньку продолжает наполняться, но как бездонная утроба - никогда не наполнится. В баре продолжают пить слезы. А в Ассоциации строят новые планы по покорению не покорного Космоса…
, но ведь далеко не всегда они сбываются!
