Сообщений в теме: 16

[Putnic]

Ши-Рок

Великий Князь Изовергерд, Глава Ордена Книжных Точильщиков, владетельный сеньор семи замков в Долине, четырех крепостей на Холмах, Первый из рода Книжных Кит-ов-расов сидел в тени тента в походном складном кресле перед Планом пещеры Ши-рок, которая по старым сводкам из библиотеки его деда была туннелем. Но что это такое и как это можно использовать, ни дед, ни тем более его покойный батюшка, не сообщили. План был выполнен чёрной тушью на плотной бумаге еще в стародавние времена и представлял собой оторванную часть от целого. Вторая половина была утеряна или, как говорят источники, попросту никогда не существовала.

Это был испуг. Его старый-старый испуг, тянущийся из самого раннего начала. Время от времени обжимающий сердце испытанным в далеком детстве страхом, когда остался совершенно один. Совершенно одинокий четырех лет от роду малец среди чужих детей и взрослых тёть. Пугался ли он до мокрых штанов? Нет, такого он не помнит. Только унылая тоска, поглощающая в нем блеск солнца и радость каждого следующего дня, приходящего вместе с этим солнцем из-за темно-зеленого, почти черного, леса, зубчатым гребнем опоясавшего холмистую линию горизонта. Одиночество оставшегося без любимой матери ребенка легло на тельце и отразилось в глубине естества печатью безразличия и отрешенности. Это ещё не было испугом. Это было само по себе. Испугом стало ожидание повторения такого предательства вновь и вновь. Но сам он не считал это предательством. Только лишь действием любимого человека, родного и единственного, каким-то образом получившимся. Только лишь несуразность выбора матери для своего ребенка и такая же несуразность проводов ею сынишки в непонимаемое им путешествие. Обида. Это скорее огорчение, чем обида. И прощение, сразу же после этого. И растянувшееся с первых дней разлуки ожидание появления матери или кого-то из родных. Того же отца. Отец был суров. Но был любим им, почти так же, как мама. Отец не был ещё понят настолько, чтобы раствориться в нем без остатка желания сохранить себя. Как это было с матерью. Хотя с матерью он был связан изначально. И не мог еще увидеть себя отдельно от неё.

Дни тянулись сами по себе, он жил сам по себе. Играл с другими детьми, совершал ошибки, поступки и как многие дети стоял за это в углу или нес какие-либо иное наказание. Пронзительную остроту горечи почувствовал не сразу: вечером дня, когда к детям приехали родители. Все дети были счастливы и рады, но день подошел к концу. Судьба была горька именно в эти минуты, когда, попрощавшись с ним, родители скрылись за углом ограды из деревянного штакетника с облезающей краской. И пропали из поля зрения ребенка, оставив его в чуждом мире одного. Опять. Накатились слезы. Их было трудно сдержать внутри себя, и он убежал куда-то, где его не могли увидеть. Это была катастрофа. Этот вечер растянулся во времени звуковой волной, чувством в груди, рябью в глазах. Запечатав всё предшествовавшее этому дню в глубине памяти, все события этой отправки в неизвестность: прощание с мамой и поездка в автобусе, томление одиночества первых дней. Запечатав всё как страх опасности, страх быть оставленным в аналогичных местах, где нет мамы, где нет его папы. Когда существует предлог для такого оставления. Предлог и объяснение ему этого события как неизбежность и вынужденная необходимость. Став старше он не помнил слов матери или слов отца, сказанных ему на прощание вечером этого, давно умершего, дня. Дня, когда родителям было разрешено посещение детей на выездной даче изначально чужого ему детсада. Он уже понял, что ему никуда не деться от такого расклада ситуации, что это рок. Судьба и проклятье. Его проклятье. И любовь к родителям как чувство в груди, как дыхание очищения, дарующее ему силы к существованию в чуждой и местами агрессивной обстановке коллектива таких же как он очень маленьких детей. Иначе он не мог дышать, не мог прожить и дня, отравленного этим одиночеством, пропитавшей всё его существо отрешенностью и губительным безразличием к происходящей вокруг него несправедливости, так часто распространенной в среде воспитательниц, их любимчиков или даже просто их собственных детей, племянников или племянниц.

Дракон, лежа на полу своей пещеры, смотрел старый сон из тех, что шли повторяющейся чередой, в которую время от времени добавлялись новые, свежие сны. Сон был простой, привычный, как обычно вначале неяркий, почти светло-серый. Краски натекали постепенно, плотность цвета нарастала вместе с контрастностью. И сон к концу, или правильнее сказать к началу завершения себя, обретал тёмную глубину и яркую сочность. Всегда начинался как обычно: небо и облака, какие-то путешественники, скалы, моря, паруса. Суета людей вокруг убитого огромного животного, вытащенного ими из воды с большим трудом, но усилия их были умелыми. И теперь они сновали вокруг поверженной туши, суетились и лазали. Пытались справиться с нею, отрезать что-то и унести. Потом он видел костер, или костры среди островерхих и невысоких, темных в звездной ночи домов, много улыбок, всякие танцы радостных людей. Слышалась нестройная песня, бубны с колокольчиками и барабаны. Пиликал какой-то инструмент с одной струной. Может с двумя. Он не стал рассматривать его досконально, он искал что-то другое и важное, необходимое увидеть, или найти в этом сне. Наткнулся на площадку, вытоптанную поколениями аборигенов до состояния плоского и пыльного блина, вставших в круг людей. Звуки барабанов-бубнов усилились, стали ощутимо ритмичны и даже мелодично запищала струна пиликалки. Взгляду его представилась красивая женщина в танце, и он увлекся этим действом. Испытывая искомое в этом сне наслаждение, пришедшее от созерцания гибких движений, линий изгибов, игры теней форм и соблазнительных объёмов тела танцующей в неверном свете костра, горящего на краю площадки. Приковавшую его внимание линию пояса юбки, спущенную на бедра. Дарящую возможность рассматривания движений мягкого голого живота. Движения этой части тела в танце стали приближаться, увеличиваться, приближаться, и … Что-то выдернуло его из этой реальности. Чудовищный ящер недовольно фыркнул в темноту своего глубокого жилища, вздохнул и выдохнул клочья копоти из ноздрей. Можно было разобрать нотки горечи в рокоте и сипении того, что было сейчас названо вздохом. Чудовище недовольным движением хвоста раскидало кости и прах, камни и железный хлам по поверхности высокого подземного зала. Он поднял голову на неожиданно длинной шее, расправил плечи передних лап, растопырил затёкшие крылья на сколько позволяла высота пещеры, а она позволяла, приподнял свой зад на полусогнутых задних конечностях. Замер на секунду. Зашипел, втягивая тяжелый воздух лабиринта, изогнул шею вниз. Задрал туповатый нос вверх и открыл бледно-розовую, очень зубатую пасть. Раздался дикий рев, в котором был визг тысяч циркулярных пил, токарных станков и звон лопающихся струн стальных канатов, грохот разогреваемого реактивного двигателя и вой стартующих ракет ПВО наземного базирования. Пламя оранжево-красным комом вырвалось из глотки, пролетело до потолка, растеклось по нему и, капая тонкими нитями огня, собралось в горящие лужи на полу. Освещая огромный зал почти полностью, отбрасывая уродливую живую чёрную тень на стену. Когда всё утихло и эхо погасло в лабиринте пещерных ходов, ящер опустился, положил свою голову на передние лапы. Чешуйчатые веки коричнево-ореховых глаз сомкнулись, звероящер погрузился в состояние поиска своего старого сна. Светильник-лужа еще долго коптил на полу и потолке. Не успевшие скрыться от неожиданного катаклизма летучие мыши и огромные тараканы валялись дымящимися угольками-головешками, в которых сообразно дыханию чудовища ритмично тлели остатки органики. Тысячи других обитателей зала уже давно убежали по стенам, потолкам и полу, или улетели по коридорам лабиринта, стараясь не создавать большого шума.

Мальчишка болел. Плохо болел. Барабаны в голове стучали ритм-энд-блюз в самом тяжелом варианте, который он мог до этого слышать. Гитары шумными рывками набирали ритм и сбрасывали вниз, запиливая трелями соло-гитар картину горячки. Всю ночь его кидало в озноб и в жар. Потом было просто очень холодно и снова озноб, переходящий в жар. И так до самого утра он ходил по кругу, проваливаясь в Небытие и всплывая наружу Вселенной, тонущей в ритме тяжелого и жестокого рока, чтобы провалиться опять в малиново-красную муть с вкраплениями пятен тьмы высокотемпературного кошмара и потерять себя там до следующего всплытия наверх. Иногда он видел картины, каких-то людей, события текли своим чередом, неподвластные его вниманию и устремлению. Слабость его воли сопротивляться горячке была в самом факте погружений. Временами он приходил в себя, и мать поила его чаем из сушеной малины, ягодки расплывались во рту, оставляя на зубах мелкие косточки, даря ребенку накопленную и сжатую в самой ягодной сути солнечную радость. После чая он опять проваливался в безумный багровый рок-н-ролл. Где опять что-то происходило, где он был кем-то, не понимая кем.

Небольшое копьё он решил с самого начала похода не отдавать оруженосцу, а идти с ним наперевес, нелепо удерживая древко подмышкой правой руки. Так как оруженосец шел сзади с факелом и провизией на сутки пути, большой меч рыцарь оставил в ножнах на своем поясе, а в свободной руке нес меч короткий, со стороны похожий на длинный кинжал. Огромный для человеческого роста бетонный туннель был старый и весьма вонючий. На его плоском полу лежали какие-то обломки, палки. Спотыкаясь о мусор, рыцарь то и дело проклинал судьбу, называл имена каких-то людей. Оруженосец, наоборот, молча тащил свою ношу. Кости летучих мышей и хитиновая пыль хрустели под толстыми подошвами сапог. Сами летающие вампирчики шарахались от яркого света где-то вверху и закрывались перепончатыми лапами с головой, свисая на потолке кожаными кошельками. Шли двое по времени дольше, чем им говорили перед вылазкой. С самого начала путешествия туннель никуда не сворачивал и тянулся трубой вглубь горного массива. Опускаясь с каждым часом пути, незаметно придавливая путешествующих своими тёмными сводами, не уменьшая высоты арочного свода. Наоборот, в неверном свете факела казалось, что свод идет на расширение, но давление пещерного потолка на психику только увеличивалось. И даже казалось, что дышать труднее с каждым шагом.

Сны проходили чередой отдельных рыбок, стайками мальков, щуками и сомами. Рыбы и рыбки важно плыли, перебирая плавниками в прозрачной прохладе материи снов. Дракон лежал в такие моменты очень спокойно, ровные подъемы и опускания его огромной груди были почти незаметны, крылья лежали плащом, сложенные на спине. Летучие мыши могли безопасно охотиться. Не опасаясь за свою жизнь пикировать над корявой головой, подхватывая жирных тараканов с макушки или шеи чудовища. Но стоило им распищаться в своем диапазоне частот чуть больше обычного, и рыбки бросались врассыпную от истошного крика дерущихся или просто галдящих вампирёнышей, что приводило дракона в негодование от потери нити сна. Что могло принести очередную беду для всех обитателей зала. И для нежданных гостей тоже.

Последние уверенные шаги обреченных двигаться по длинной и прямой как палка кишке внутри горы привели к проему. По всем признакам это было начало искомого лабиринта, где их застало чудовищное эхо. Когда рыцарь услышал рев из глубины пещерного хода, в лицо чуть позже повеяло гарью. А сама копоть прилетела мелкими клочками, обдав затхлым теплом его вытаращенные глаза в зёве шлема с откинутым забралом. Колени его подогнулись от страха, и тогда он опёрся всем телом на древко копья. Они оба остановились в недоумении и страхе, и следующие шаги их уже были осторожны и неторопливы. Они наступали почти на кончиках стоп. Что только увеличивало нагрузку на тело, уменьшая и так невысокую походную тенденцию к продвижению в глубину. Награда за вылазку или виселица за неповиновение - не высокие стимулы для спешки. О лабиринте, и почему именно лабиринт в конце туннеля, а не скажем колодец или выход с другой стороны, почти ничего на брифинге не рассказали, так как никто не ходил в лабиринт. А кто ходил - не вернулся. Князь даже не скрывал от них этого факта, только нехорошо сверкнул злыми глазами из-под бровей на кавалеров Ордена, держа в руках кусок старой бумаги. Дорогой, по всей видимости, бумаги: плотной и с красивым чертежом. За такую можно было выручить пару золотых, а не серебряных, монет у скупщиков древностей. Или виселицу. У князя. Демонстрация этого древнего предмета была демонстрацией приговора для обоих кавалеров. Задача, поставленная перед путешественниками владетельным князем, оставшимся снаружи – пройти лабиринт и вернуться. Рассказать о том, как его пройти, составить карту этого прохода. Обязательно нанести метки на стены и соответствующие им места на карте лабиринта. К слову сказать, они уже имелись в большом количестве на древнем бетоне лабиринта. Назвать их именно метками было нельзя – это были рисунки, кем-то до них оставленные на стенах огромного прохода. Оруженосец вынужден был просить рыцаря останавливаться всякий раз и подержать факел, пока он перенесет эти рисунки в большую амбарную книгу, которую ему вручили капелланы князя. Будь они трижды прокляты со своей жадностью и дотошностью к экипировке. Собрали все самые высохшие в каптерке Ордена Книжных Точильщиков рисовальные принадлежности, заправили их спиртом, воняющим дешёвым самогоном, перед тем как положить в мешок. Теперь этот самогон скатывался с концов фло-мастеров цветными каплями и растекался по зеленоватой на свету, ставшей серой в пещерной мгле, бумаге в Описательной Книге неловкими кляксами. Ещё и имя для этого дневника придумали такое, можно подумать! Набор запасных факелов оттягивал плечи оруженосца, повиснув на спине вязанкой дров и мешая сосредоточится на рисовании. Рыцарь обречённо кивал головой, ставил копьё к стене, держал правой рукой факел и терпеливо ждал, когда его помощник с высунутым кончиком языка закончит старательно выводить каракули, стоя на одном колене.

Дракон встряхнулся. Не вставая, потянулся, опустил голову на лапы. Чуткие летуны кружили над ним, тараканы суетились по его туше. Полупрозрачные рыбы возобновили своё движение по кругу. Путь сна пеленает дракона.

Страх и немощь, нежелание двинуться или шевельнуть членами тела. Сложный коктейль эмоций внутреннего наполнения. Непонимание себя и нежелание понимать других. Отец держит меня за руку. Горечь слез обиженного маленького ребенка, боль падения коленями на камни дороги, гул ударившейся головы о незамеченное случайное препятствие. Потом вот это. Вода, попавшая в носоглотку, брызги, захлебывающийся вдох воздуха, мельтешение рук и ног, гул залитых водой ушей. Страх из-за потерянного под ногами дна. Берег перед глазами: вот он рядом, но не достать. Не зацепиться за него руками, он не приближается и недоступен для тела, только для глаз. Отчаяние и страх, борьба с паникой, и обида за несправедливость положения. Что-то тяжелое наваливается на мои глаза. Белый, блеклый свет смотрит на сознание тонущего в отчаянии ребенка через чёрную подзорную трубу, свёрнутую из куска тьмы. На какой-то миг моё сознание тоже сворачивается чёрнотой до круглого окошка, и мы смотрим через общую чёрную вращающуюся вокруг нас тьму друг на друга несколько мгновений тишины. Потом тихий шорох бурлящей под руками воды прорывается в сознание, расширяя обратно до привычного размера Вселенной. Берег почти рядом, ноги трогают песок обрывистого дна кончиками пальцев, трогают-толкают-отталкивают тело к спасению. Руки подтягивают тело в траву. Я дрожу от нервного переживания, но другим видятся только мурашки охлаждения на летнем ветерке. Качающаяся Вселенная не спешит вставать на обычное место. Солнце светит всё там же и всё так же горячо. Я на земле. Я не хочу смотреть на отца. Он всё время наблюдал за мной стоя, расставив ноги на зеленой кромке берега этого проклятого водоема с предательски крутым дном, ушедшим сразу же из-под ног, как только я вошел в воду. Я всегда люблю играть в воде. Но сейчас, после произошедшего, страх вырвался из кольца воли. Поднялся с живота до груди и придвинулся вплотную к горлу. Душит меня слезами отчаяния. Я опускаю голову на сложенные руки, упертые локтями в коленки. Не хочу этого больше. Не могу больше ничего, я выдохся полностью. Я не выбираю это состояние немощи, пришедшее от безразличия и безучастности моего папы. Оно само накрывает меня целиком, без моего сопротивления. Я не прошу пощады. Я снова ощущаю свое ничтожество и внутреннюю ущербность.

Это тянется эхом внутренней волны вечного ожидания, ставшего привычным с дальнего начала, почти невидимого из далёкого, трудно различимого прошлого. Неразборного и непонятного ожидания, горького вкуса в груди мальчишки, застрявшего внутри навсегда.

Дракон заворочался в пещерном зале, громко рыкнул, не открывая глаз, и сжал пасть. Из щели захлопнутых век нитью протекла слеза, скатилась росою по щиткам морды. Рассыпалась в пыль, упав на чешую сложенных лап.

Теперь уже пошли вторые сутки поиска выхода из лабиринта. На пройденном повороте лабиринта они решили отдохнуть. Время они считали по горению факелов. Осталось их по прикидкам только на обратный путь. Рыцарь устал нести в ожидании опасности своё копьё и малый меч, от напряжения плечи его отсохли и дрожали руки. Вынужденный нести на поясе болтающийся и бьющий по ногам большой меч, рыцарь проклял тот день, когда согласился идти сюда без слуги. Тогда оруженосец нес бы этот бестолковый в пещере меч, а слуга нес бы факелы и провизию. Правда провизия на троих была бы больше и весила больше, пришлось бы нести часть факелов оруженосцу. И в итоге меч время от времени пришлось бы нести рыцарю: оруженосец не был рабом. Смысла в слуге не наблюдалось вообще: он мог убежать сразу при первом шухере вместе с провизией. И князь, по своим соображениям видать, запретил брать слуг. Оруженосец уже вымотался нести всю походную снарягу на себе, но терпеливо молчал. Фло-мастеровые наброски воняли самогоном сильнее, чем сами заправленные рисовальные принадлежности, провоцируя желание перекусить. Но еды становилось всё меньше, а желание перекусить, как водится, возникало всё чаще. Обмакнув кисточку в литровую жестянку, оруженосец намазал белой краской очередную большую цифирь и стрелку на стене перед углом и после угла поворота. Если вы решили, что рыцарь старше своего оруженосца, то вы ошиблись. Оруженосец был много старше своего рыцаря. Беднее одет, и некрасивые морщины пересекали уставшее щетинистое лицо. Возраст рыцаря можно было определить условно и только потому факту, что на верхней губе у него не было усов, а лишь только первый намек на их скорое появление. Понять, что именно толкало вперед этих двоих столь разных людей, наблюдающему уже несколько часов за ними вампиру-крылану было трудно, почти невозможно. Они молча и терпеливо идут и идут, каждый выполняя свою работу. Темнота быстро раскрывает свои объятия перед рыцарем и столь же охотно смыкает их за спиной оруженосца. Они оба плыли освещенные шаром света факела во мгле пещеры, как два сознания в глубине глубокого космоса, оторвавшиеся от своих звездных домов и заблудившиеся в клубящемся вакууме тьмы. По мере удаления оба сливались в одно светящееся пятно. Тьма обретала плотность и вкус, осаждающийся на пересохших губах двигающихся людей. Разложив догоревшие факелы и собранный на полу мусор, оруженосец и рыцарь запалили костер, откинулись уставшими спинами к стенам и попробовали уснуть после скудной трапезы. Рыцарь провалился в сон почти сразу. Оруженосец просто прикрыл глаза, стараясь сохранять внимание на фильтрации шума костра от звуков, доносящихся из неосвещенного пространства. Тем не менее, и он не смог сохранить контроль над своей усталостью.

Они осторожно вошли в помещение с факелами и оружием в руках. Оруженосец держал малый меч, Рыцарь после недолгих колебаний решил оставить себе копьё. Когда двое кавалеров вошли в зал, они обнаружили в самом центре помещения со сводчатым потолком скелет чудовищных размеров с длинной шеей и столь же длинным хвостом. Скелет был прикован длинной массивной цепью за кости левой задней лапы. Цепь кончалась большим кольцом в центре зала. Череп с большими клыками валялся на боку. По периметру стены круглого как барабан зала шла на высоте четырех метров кайма в виде волнистой тройной линии неопределённого пыльного цвета. Под ней на оштукатуренной стене были нарисованы разнообразные стилизованные стайки рыбок, большие рыбины, которые водятся в глубоких реках, и рыбы поменьше. Больше всего исследователей пугала шевелящаяся тень на стене, отбрасываемая факелами. Временами им казалось, что в игре бликов факельного пламени на стене ничего странного нет, но в какой-то момент они одновременно увидели, что на них смотрит огромный темный ящер, вокруг него порхают мелкие тени, стаи рыб и всякая иная непонятная живность. Но этот момент был кратким, так как, напугавшись увиденного, кавалеры-исследователи переглянулись, посмотрели опять на встающую и обретающую объем тушу с горящими недобрым светом точками глаз. Воины закричали осипшими вмиг голосами и побежали мимо оставленного у входа баула, мотыляя факелами и оружием, топая сапогами и звеня амуницией дальше по лабиринту.

Раздался рёв двигателя реактивного самолета, вперемешку с криком срывающихся со стапелей минометных ракет, с визгом тысяч дисковых пил и токарных станков. Облако бушующего пламени оранжево-красной струи догнало врагов, толкнуло в спины вперед, кувыркнуло через головы, накрыло полностью и ушло дальше по кривому коридору со сводчатым потолком, потрескивая фейверками в китайском небе. Останки воинов остались лежать на грязном полу среди догорающей пыли и мелких животных. Накалившаяся сталь доспехов рыцаря отсвечивала темно-красным, кольчуга оруженосца местами расплавилась и застыла восковыми потеками на боку обугленного тела. Огромная туша дракона, порыкивая и не останавливаясь, прошла над ними, лязг растягиваемой цепи прекратился. Дракон умолк, потом явно застонал от напряжения. Постоял, опустив свою корявую голову долу. Попятился назад. Принюхался к остаткам того, что помешало его сну. Войдя задом в зал, он зарычал на цепь, что удерживала его ногу. Замотал головой и, мыча в бессилии, прошелся вдоль круглой стены своей тюремной камеры. Через некоторое время он, вздыхая, лег на пол и положил голову на сложенные перед собой передние лапы со страшными кривыми когтями. Тараканы прошуршали по полу к нему и начали забираться под его складки. Летучие мыши осторожно попробовали пикировать над его головой в поисках очередных жирных трофеев. Вся поднятая и несгоревшая пыль успела осесть на старое место. Рыбки и рыбины включили свой бесконечный хоровод в прозрачной прохладе сна. Но что-то было не так, что-то выбивалось из круговорота. Это что-то заставило одного таракана засеменить в сторону от дракона, но он не смог сообщить никому увиденное в своем диапазоне ощущений, так как был раздавлен движением звена цепи на лапе укладывающегося спать чудовища. Некая деталь ускользнула из внимания системы обычного круговорота построения сна. Никто в этой системе не заметил, что дракон не закрыл свои карие с ореховыми точками глаза. Он внимательно смотрел на то, как рыбки кружат, двигаясь мертвенными голографическими тенями посреди его камеры, как снуют и двигают длинными усами тараканы, трогая ими всё на своем пути. Как кружат, мельтеша вверх-вниз и выпадая из общей гармонии плавности движения, крылья летучих вампиров. Всё это убаюкивающим образом должно было привести чудовище к летаргической беспамятности. Как это всегда приводило. Глаза блестели угольками-отражениями в свете догорающего баула врагов.

Необнаруженная никем жёсткая уверенность в глазах, неизвестная мысль, тлеющая в глубине этих глаз. Засипел вдыхаемый через глубокие ноздри тяжёлый воздух лабиринта. Хоровод теней не сбавил своего темпа. Не заметили перемены, мечущиеся в выборе своих очередных жертв, летучие мыши. И только тараканы, жирные и бестолковые опять что-то уловили, но не смогли ничего понять. Дракон громко крякнул, подняв корявую бошку. Все привычно заметались перед его глазами, привлекая внимание, переводя зрительные реакции на себя, шурша кожистыми крыльями, махая плавниками-опахалами, крутя хороводы-карусели снов, тараканы засуетились внизу, не умея ничего другого. Чудовище захотело рассмеяться, не разжимая зубов, но у него наружу вышел только хрюк. Это еще больше его рассмешило, и тогда, скалясь мордой, дракон плюнул на лежащую перед ним железную цепь. Пламя растеклось жидкостью по центру пола, сметая в стороны и стреляя искрами лопающихся от жара тараканов, рыбы бросились врассыпную и спрятались в тенях круглых стен, став обычными фресками на побелке. Летучие вампиры собрались в огромное черное облако, и оно без промедления атаковало дракона в грудь. Коллективный удар оказался сильным: дракон отлетел в сторону и приложился боком о стену. Цепь на ноге шумно натянулась. И лопнула там, где сплавились плавающие в огне звенья цепи. Вампирова туча упала вниз на пол и, покатавшись туда-сюда несколько раз, собрала оставшихся тараканов, бросившихся к ней как один. Из коридора потянулся шлейф летучих тварей. Втянув их в себя, образовала один большой шуршащий ком. Ком прокатился по полу, наматывая на себя всё, что еще могло шевелиться после прожарки. Набравшийся объем, сопоставимый с размерами дракона, раскатывался взад-вперед вдоль противоположной стены круглого зала. Звероящер молча наблюдал за движением. Ком последний раз качнулся с ускорением, уплотнился, став меньше размером, и разогнался по часовой стрелке вдоль круглой стены. Теперь это была однородная масса. Шар, подпрыгнув, попытался подняться в воздух, но это почему-то не получилось, и он продолжил разгоняться по полу. Ши-из-Гар - дракон вспомнил одно из имён, каким его когда-то звали - резко повернулся навстречу шару. Вздохнул обреченно, не отрывая от него взгляд... и плюнул в шар. Отступил задом на пару шагов. Жидкий огонь растекся по шару, сжигая и плавя его насквозь. К своду потолка потянулся жирный дым. Оставшаяся бесформенная масса сильно замедлилась, но продолжила движение в сторону дракона, оставляя за собой пламенный след. Он выдохнул огнём еще раз, накрыв струёй измельчавший клубок. Освещая собой всё помещение, он распался она несколько щелкающих искрами частей, рассыпающихся углями по полу. Орнаменты на стенах пришли в движение, рыбы заметались, закружились хороводами на штукатурке. Некоторые большие рыбы стали обретать выпуклость. Дракон, не дожидаясь, когда они обретут объем и плотность, встал на задние лапы, прочертил сверху вниз когтистой лапой глубокие борозды на стене. Попротыкал когтями тех рыбин, какие уже смогли надуться, но не успели отлупиться от поверхности. Остальную мелочь он расцарапал, разделив стену еще несколькими вертикалями. Добивал рыб методично и скрупулезно, загоняя их вплотную к этим бороздам в штукатурке. Что-то довольно ворчал при работе передними лапами. Скрёб ими как заправский енот, закованный в броню из чешуи. Когда все было кончено, чудовище передёрнуло плечами, тряхнув крыльями, и направилось к проёму выхода из зала. Двинулось по лабиринту, внимательно поглядывая на стены с метками, оставленными врагами, ставшими за последние сто лет затворничества его постоянными посетителями. Огрызок цепи гремел по подземелью, лаская его слух скрипящими и звенящими звуками.

Великий Князь Изовергерд, владетельный сеньор семи замков в Долине, четырех крепостей на Холмах, Первый из рода Книжных Кит-ов-расов, Глава Ордена сидел в тени тента в походном складном кресле перед Планом пещеры Ши-рок, которая по старым сводкам из библиотеки его деда была туннелем. Сидение в походном кресле порядком ему поднадоело. Он попивал прохладное пиво, когда из проема Ши-рок вышел голый человек, прикрывая ладонями глаза от яркого солнца.

[BaronKorr]

Они наступали почти на кончиках стоп. Что только увеличивало нагрузку на тело, уменьшая и так невысокую походную тенденцию к продвижению в глубину

Это как?
А вообще: Ай да Пушкин! Автор! Ай да сукин сын!
Gut!

Сообщение отредактировал BaronKor: 19:34:35 - 26.05.2014

[Учебная Тревога]

Круто. Правда, осилила со второго раза. Но, чувствую, это тот случай, когда с каждым последующим прочтением, рассказ всё больше нравится.

[Wrundel]

Нет диалогов вооще.Одни факелы и скачки по реальностям. Тихий ужоз.

[Wrundel]

Не до конца осознаю: момент был до того, как родители оставили ребёнка и это ещё одно воспоминание? Или это один из вариантов, что могло случиться с ним? В любом случае, болезненные сны, через них может появиться чешуя-оболочка (духовная, что в другом измерении может стать реальной).

если судить по рок-н-роллу, то уже после. Про трэш ни слова.

про поступки. Я согласен с автором - за поступки идет наказание. Просто трактовка поступка в детском возрасте почти совпадает с проступком.

Сообщение отредактировал Wrundel: 10:20:36 - 28.05.2014

[МОРРА]

удивительной силы рассказ...

[Wrundel]

Некая деталь ускользнула из внимания системы обычного круговорота построения сна .

Некая деталь ускользнула от внимания системы обычного круговорота построения снов.

автор, так верно будет, правильнее, да?

[Wrundel]

Потом тихий шорох бурлящей под руками воды прорывается в сознание, расширяя обратно до привычного размера Вселенной

несогласованно последнее слово. Вселенной на Вселенную.

[Wrundel]

весь рассказ можно уместить в сумму первого абзаца, вот этого

Понять, что именно толкало вперед этих двоих столь разных людей, наблюдающему уже несколько часов за ними вампиру-крылану было трудно, почти невозможно. Они молча и терпеливо идут и идут, каждый выполняя свою работу. Темнота быстро раскрывает свои объятия перед рыцарем и столь же охотно смыкает их за спиной оруженосца. Они оба плыли освещенные шаром света факела во мгле пещеры, как два сознания в глубине глубокого космоса, оторвавшиеся от своих звездных домов и заблудившиеся в клубящемся вакууме тьмы. По мере удаления оба сливались в одно светящееся пятно. Тьма обретала плотность и вкус, осаждающийся на пересохших губах двигающихся людей.

и последнего, где вышел голый.

Правда не совсем понятен смысл суммы всех абзацев.

Эстеты прочтут, прочие проигнорируют.

ты прав, автор заставил-таки пощелкать мозгами

Сообщение отредактировал Wrundel: 15:35:58 - 30.05.2014

[Wrundel]

Цепь кончалась большим кольцом в центре зала. Череп с большими клыками валялся на боку.

два раза подряд больших

Да не мудреней - скажем так, слишком серьёзная попытка переложить своё миропонимание в сжатые тезисы и термины человеческого языка. Миропонимание большое и нудное. Не для развлечений.

это комплимент. На самом деле в сюжете с молодоженами разрывов сознания будет больше, чем в этом рассказе. Просто в молодоженах всё известно наперед. И назад известно тоже. В этой сказке неизвестно ничего. Ни в начале. Ни в конце.

упсд. в сюжете с молодоженами разрывов сознания будет должно быть больше, чем в этом рассказе, что бы читать было интересно. НУ, типа развлечься.

Сообщение отредактировал Редрак: 16:14:07 - 31.05.2014

[МОРРА]

есть потребность перечитать для должного понимания, но трудно сформировать непосредственное желание это сделать.
точно так же, как, к примеру, хочу пересматривать "Сталкер" Тарковского, но не могу заставить себя это сделать.

[Wrundel]

есть потребность перечитать для должного понимания, но трудно сформировать непосредственное желание это сделать.
точно так же, как, к примеру, хочу пересматривать "Сталкер" Тарковского, но не могу заставить себя это сделать.

лучше посмотри Тарковского, однозначно

[Putnic]

Начало ломанное, стилистика хромая. Со второго абзаца эмоционально сильное вступление но затянутое, дальше ничего не заинтересовало. Можно отметить язык. Язык автора самоценен и звучит, но стилистические обороты и событийная составляющая слабы.

[Усик-колёсик]

Очень, очень красиво.
Идея, сюжет - прекрасно.
Крайне психологично и медитативно.
Для меня этот рассказ течет и переливается, как вода.
Но я бы проработал текст, чтобы в нем не было слов, выбивающихся из общего настроения и колеи. К сожалению, для этого его надо долго шерстить вдоль и поперек, но то что будет на выходе, стоит того.
Поздравляю.

[Аватар]

Понравились два абзаца в начале про переживания ребёнка. Согласна с первым отзывом Врунделя))))
Есть очень оригинальные сравнения, это плюс.