Сообщений в теме: 62

[Виктория1977]

========== Планы переменились ==========

 

Как мог тебя прельстить пастух свирепый,

Чьи помыслы лишь войнами полны?

Тебя он будет ублажать, царевна,

Не ласками, а болтовней хвастливой

О битвах, об осадах и резне;

Ты будешь жаждать клятв и слов любовных,

А он заговорит о море крови,

О тысячах убитых им людей,

Твой слух не создан для таких рассказов!

 

Кри́стофер Ма́рло Поэма «Тамерлан  великий»

 

Господин Лефорт пребывал в смятенном состоянии духа. И когда Саша, вытянув шею из-за спины своего директора, разглядел собравшихся,  понял, отчего. Новый губернатор разливался соловьем. Высокий, затянутый в парадный мундир, в орденской ленте,  он казался выше всех присутствующих головы на две. Хотя, быть может, окружающие из уважения сами немного наклонялись. Достаточно часто юный архивариус видел эти застывшие в незавершенных поклонах фигуры у себя на службе. Спины гнулись перед каждым, кто стоял хоть на шаг выше по служебной лестнице. Прогуливающийся в этой же зале царь с супругой терялся на фоне своего блистательного подчиненного. Монарх в своей скромности предпочел обычный свой капитанский мундир с синей лентой. Он совершенно поблек на фоне своих богато одетых гостей. Смутно припоминалось, что и ростом Александр Павлович когда-то был выше. А может маленькому лицеисту так когда-то казалось.

 

Пушкин затаил дыхание. Царица с их последней встречи стала ещё бледнее и печальнее. Избыточное внимание присутствующих буквально изливалось на неё и её супруга. Елизавету Алексеевну без конца теребили дамы в орденах, подводившие к ней каких-то разодетых девиц. Вымученная улыбка  царицы, её заметное нежелание быть здесь, никого не интересовали. Стареющие фрейлины с присущей им неистовой энергией спешили пристроить ко двору собственных дочерей и племянниц. Девушки заученно кланялись и  поглядывали на августейших супругов с нескрываемым восхищением. На минуту и  Пушкин задумался о возможной карьере для своей сестры. Каким бы  скудным ни было жалование у фрейлины, все окупалось кругом общения. Но тут его господин директор довольно грубо потащил прочь от широко распахнутых дверей, он о сестрице и думать позабыл.

 

─ Никому из нас, ─ шипел директор ему на ухо, ─ решительно никому сегодня до Великой не добраться.  Дашкова не токмо сама на бал притащилась, она ещё инквизитора с собой привела. Мне надобно, чтобы Ольга одна осталась. Выбирай, кого на себя возьмешь?

─ Разве я не должен был с господином Милорадовичем поближе познакомиться? 

 

─ Отгони его от Головиной и делай, что пожелаешь, ─ любезно разрешил господин Лефорт.

 

─ Браниться не станете, коли не по-вашему что пойдет? ─ на всякий случай уточнил юноша.

 

─ Ежели в течение часа Ольга выйдет из этой двери и удалится в дальнюю галерею, будет тебе награда, ─ заверил директор.

 

─ Придержите остальных, ─ бросил поэт, гордо удаляясь, хотя совершенно не представлял, что собирается делать.

 

Пушкин принялся протискиваться в танцевальную залу. На входе отпил немного из ведьминой бутылочки, да принял пару бокалов шампанского у лакея. Тот даже бровью не повел. Судя по всему, на вине сегодня не велено было экономить. Немного потужив о том, что в собственном доме после ужина сливают остатки домашней настойки обратно в графин, Саша направился к царице. Выстояв длинную очередь из придворных дам и кавалеров, недобро косящихся на молодого франта, он оказался, наконец, прямо перед своей Василисой Прекрасной. Мгновение, показавшееся ему вечностью, они смотрели друг на друга. Саша ловил её взгляд гадая, вспомнит ли? 

 

─ Позвольте представиться, Ваше Величество! ─ бодро начал он, церемонно кланяясь.

 

─ Вы Пушкин? ─ государь обернулся к жене, ─ Mon ami, ты помнишь,  тебе показывали этого мальчика в лицее. Хорошо ли вы служите, юноша? 

 

Саша гордо выпрямился и коротко поклонившись, щелкнул каблуками. Всем видом он демонстрировал готовность умереть за дело Родины в архиве. Впрочем, едва ли царь интересовался жизнью выпускников. Он сейчас вовсе не выглядел в чем-то заинтересованным. Иначе непременно удивился бы присутствию здесь, на балу ничтожного чиновника. А может быть зелье уже начало действовать.

 

─ Как же, помню вас отлично, ─ натянуто улыбнулась царица, ─ вам не писали писем из дома. Как поживает ваша уважаемая маменька? Батюшка здоров ли?

 

Времени на разговоры ни о чем не было. Никому из августейшей семьи не было действительно интересна его семья или служба. Они просто были вежливы. К тому же Пушкин не знал точно, сколько будет действовать зелье. Нужно было спешить. 

 

─ Все здоровы, благодарю вас за заботу, Ваше Величество. Но я пришел просить о милости. Моя тётушка, сирота. Я участвую в ней, она бесконечно дорога мне. И сейчас она выходит замуж за древнего старика!

 

─ Ах, какая печальная история, ─ Елизавета Алексеевна склонила голову, тряхнув белыми кудрями в шелковых цветах, ─ за кого же? 

 

─ За генерал-губернатора  Милорадовича!

 

На миг повисло неловкое молчание. Потом у Саши за спиной раздалось гневное шипение: «Совсем спятил?!» И Ольга, в невероятного фасона черно-красном платье, с огромным шелковым венком на голове, буквально выхватила юношу из очереди. Острые пальцы вцепились ему в плечо. Через сюртук и рубашку он чувствовал опасное жжение, похожее на боевое заклинание. Волшебница волокла бывшего лицеиста прочь из зала, и её молчание ничего хорошего не сулило.

 

─ Ты с глузду двинулся что ли? ─ зашипела она, толкнув поэта в стену с такой силой, что у него что-то хрустнуло в боку и перехватило дыхание. ─ Да что ты о нем знаешь-то? Михаил Андреевич невероятный! Светлейший! Рыцарь! Как ты смеешь имени его касаться? Я, может, с детства такого ждала! Даже близко твою рожу темную видеть не желаю!!!!

 

Выплеснувши все, что думала, Великая резко развернулась, и ринулась вон по коридору кавалеристским шагом. Саша с трудом дышал, даже не осознавая, что большая часть его сегодняшней работы уже выполнена. Боль в боку была невероятная. Плечо нестерпимо горело. Он даже не заметил высокого молодого мужчину, вышедшего вслед за ними, и притаившуюся за бархатной занавесью девушку.

 

─ Не красиво, ─ задумчиво протянул мужчина, лицо которого казалось удивительно знакомым, оглядывая Пушкина, ─ про рожу, так и вовсе нехорошо. Что же мы теперь, смуглому на цвет лица пенять станем?

 

Девушка вышла из своего убежища и стало видно, что ей скоро родить. Большой, но аккуратный живот под расшитым малоросскими узорами бальным платьем смотрелся на удивление  мило и трогательно. Мужчина осторожно подтолкнул её в сторону высоких дверей, тихо сказавши по-французски: «Сашенька, вернитесь к гостям». А сам степенно направился вслед за невестой господина Милорадовича. И только сейчас Пушкину сделалось нестерпимо обидно. До слез. Он шмыгнул носом и отвернулся к стене. Ведь он приходил к ней, чтобы стать Светлым! Он и не хотел быть Тёмным! Она сама ему отказала. И теперь тычет его природой ему в лицо, да ещё как!

 

─ Мужчине не должно распускаться, ─ рука в расшитом обшлаге протянула ему платок из-за спины. Пушкин обернулся и уперся взглядом в поблескивающую россыпь бриллиантов, разноцветие лент и орденских эмалей. Генерал-губернатор может быть и не был самым высоким мужчиной на балу, но он определенно был выше своего юного собеседника.

 

Саша гордо выпрямился и поклонился. В ответ мужчина поморщившись, замахал рукою, давая понять, что церемонии излишни.

 

─ Неужто я так стар, что мне и жениться уже нельзя? ─ серьезно осведомился он, увлекая поэта в коридор, ─ Мне и пятидесяти ещё нет!

 

─ Извините, ─ Пушкин позорно шмыгнул носом, ─ но Ольга Андреевна моя любимая тетушка. И все её женихи мне не милы. Я, может, и сам на ней женился бы, когда бы средства позволяли. Будь сейчас жив её батюшка, не потерпел бы!

 

─Вы правда полагаете, что я могу обидеть сироту? ─ по голосу было слышно, что Михаил Андреевич обижен и смущен, ─ и потом, я состою в переписке с её опекуном. Я был честен, ни возраста своего не скрывал, ни чина. Предложение сделал, на подарки не скуплюсь. Не моя вина, что Оленька богата. Но клянусь честью, я не охотился за приданым. Наша любовь взаимна. А вот про вас я первый раз услышал. Но я даже рад, знаете ли. Думал, на свадьбе только мои родичи за наше счастье выпивать будут. Да мне и самому пригласить некого. Разве что братец пожалует.

 

У губернатора был удивительный и приятный голос. Успокаивающий тон его на минуту заставил Сашу думать, что он прав. И действительно ни о каком приданом даже не помышлял. Но маленькая злость внутри него не давала поэту покоя.

 

─ Я вас у проститутки видал! ─ зло буркнул он, отворачиваясь.

 

─ А я-то думаю, лицо знакомое! ─ неожиданно обрадовался мужчина, ─ ну, Анжелика, ну лисица! Не стану скрывать, ценю женщин.  Кто в наши дни без греха? Но я для Оленьки обо всех своих знакомствах позабыл, и вам советую. Девицы гулящие, знаете ли, много денег требуют, а счастья не дают, обман один.

 

─ Времени всего ничего прошло, ─ юноша остановился, ─ быстро вы от Анжелики к Ольге переметнулись. Вы хоть успели по-настоящему влюбиться? Узнать её? Может ей и подарки-то ваши не по сердцу!

 

─ Ну не знаю, ─ усмехнулся Михаил Андреевич, ─ дуэльному пистолю  вроде бы обрадовалась. Батюшка помер два года назад, а матушка, когда ей и десяти лет не минуло.  Цвет её любимый алый. Но больно уж вызывающий, от того и не носит часто. Музыку предпочитает русскую, песни крестьянские да церковные. Стихов вот только не любит. Никаких. Ни Державина, ни Гученского*. Я подсунул ей было Мицкевича**, он из молодых. Но пока успеха не имел. Но ничего, я Париж брал и тут справлюсь!

 

За разговором они дошли до конца коридора, выходившего дверями в другой полутемный коридор, разделенный к тому же тяжелой бархатной занавесью. Оттуда, из  гулкой позолоченной глубины  раздавалось чья-то тихая, но твердая речь. Было слышно, как кто-то чеканно, в нарушение всех театральных канонов декламирует:

 

Рассейтесь же, воздушные завесы!

Пусть небо зрит, как я, господень бич,

Земных царей пятою попираю,

Моя звезда! Сиянием победным

Соседние светила затмевай!

Презри луну, затем что скиф могучий,

Ярчайшее из всех земных светил,

Взошедшее смиренно на востоке,

Теперь, достигнув своего зенита,

Тебя оденет столь слепящим светом,

Что ты лучами солнце одаришь!***

 

Из-за двери Саше было видно только лицо Ольги. Устроившаяся в жестком кресле во французском вкусе, она слушала этого невидимого бездарного чтеца почти что с открытым ртом. Молча, внимательно. И снова стало до слез обидно. 

 

─ Вот же пёсий сын! ─ тихо выругался Михаил Андреевич.

─ Кто это? ─ переспросил Пушкин, ─ лицо знакомое, а вспомнить не могу.

─ Великий князь Николай Павлович, ─ церемонно, но как-то зло сообщил губернатор, ─ вот кого действительно в столице каждая проститутка знает.

    

 

* Петро Попович-Гученський — поэт второй половины XVII века украинского происхождения.

** Ада́м Берна́рд Мицке́вич - белорусский и польский писатель, поэт и переводчик, драматург, педагог, политический публицист, деятель польского национального движения, член общества филоматов.

*** Кри́стофера Ма́рло - английский поэт, переводчик и драматург-трагик елизаветинской эпохи, наиболее выдающийся из предшественников Шекспира, шпион.Цитата из поэмы "Тамердлан Великий

Сообщение отредактировал Виктория1977: 05:56:10 - 06.02.2023

[Виктория1977]

========== Воздействие ==========

 

─ Так было ли воздействие, господин архивариус?

 

Саша потупился и мотнул головой. Екатерина Романовна с побелевшими от напряжения губами метнула короткий злой взгляд сперва на него, а после на господина Лефорта. Тот держался, кажется, из последних сил. Внешне спокойный, он нервно теребил серебряную подвеску на поясе. Её позвякивание попадало в такт игравшей в зале музыки. У юноши от нервов немного горели уши. Инквизитору ничего не стоило допросить всех присутствующих с пристрастием. И тогда все маленькие и большие Сашины тайны станут всем известны. Душу его взвесят и признают легкой. Негодной. Ничего не стоящей. Первый раз со времени зимней лихорадки он почувствовал, как на ребра давит корсет. Воздух в огромном дворце стремительно заканчивался.

 

А черт его знает, было ли это воздействие. Кажется, что было. Но так же кажется, что не было. Юноша все видел и то засомневался. Сравнить ему было не с чем. Никогда не разглядывал вблизи Ольгиного колдовства. Зато довелось ему наблюдать, как московский генерал-губернатор ринулся к невесте. А после они наперебой с Великим князем принялись уговаривать Великую простить нерадивого «племянника». Наблюдать это было смешно и стыдно одновременно. Не за себя стыдно, а за двух взрослых мужчин. Ну ладно Николай Павлович. Он мундир только по должности носит. Но Милорадович, он же боевой генерал! 

 

Ольга сидела очень прямо, обративши злой взгляд в талантливо написанный портрет кого-то из великих княжон на стене. Поджатые губы так же выдавали её недовольство. Когда уговоры этих двух господ ей наскучили, она порывисто встала и направилась обратно в танцевальную залу. Жених догнал её и нежно подхватил под руку. Жест его был уверенным и смотрелся естественно. Он чувствовал себя хозяином и во дворце, и в жизни своей невесты. Суровым, но справедливым и заботливым владельцем всего, что он однажды получил. Держал он себя так, словно девушка без его поддержки не смогла бы пережить выпавшее на её долю испытание. Великий князь маршировал сзади. Замыкал шествие незадачливый поэт. Юноша попробовал  повторить  характерную для военных походку идущих впереди, да быстро сбился. 

 

Среди сидевших на расставленных по углам стульях и креслах произошло смятение. К Ольге, едва она вступила в двери, кинулись сразу несколько женщин. В их числе Саша с удивлением увидел и Василису Прекрасную. Её беременная сношенница* перехватила у господина Милорадовича  Ольгин локоть, и они вдвоем, словно тяжелобольную, повели девушку к окну. Там на удобном мягком стуле, обитом узорной парчой, сидела чья-то маменька. Женщина вскочила, как ошпаренная. Великую обмахивали веерами, обертывали её колени шалями, стоившими нескольких годовых доходов небольшого поместья. Ей поднесли бокал шампанского и нюхательные соли. И утешали, утешали, утешали.

 

─ Так было ли воздействие, господин архивариус?

 

─ Думаю, что нет, ─ Саша шмыгнул носом, ─ просто Ольга Андреевна богата.

 

Так ведь это правда. Если бы его сестрица позволила себе в присутствии членов августейшего семейства ругань, или как в данном случае, рукоприкладство, её бы навеки отлучили от двора. Если бы жених   бесприданницы увидал, как чужой мужчина читает ей какие угодно невинные стихи наедине, помолвка была бы немедля расторгнута. Да и не стал бы никто стихов Оленьке читать. Великий князь даже не обернулся бы в её сторону. Такие как она смирно сидят на балах подле маменьки. Танцуют, с теми, кто позвал. Они всегда веселы, милы, легки и нежны. Им важно, что о них думают или говорят. У таких невест есть только три сезона, чтобы прельстить собою хоть какого-то мужчину. А то и один, если семейство в столице собственного жилья не имеет.

 

─ Что ты несешь?! ─ шипела Дашкова.

 

Директорка в своём дорогом атласном платье, расшитом по подолу гирляндами из шелковых лент, что-то яростным шепотом выговаривала господину Лефорту, когда в спор вступил инквизитор, а после и архивариуса подозвали. Роскошное страусовое перо, украшавшее её пепельные волосы, с каждым словом красиво подрагивало. Саша не смог сдержать нервной улыбки, представив себе, как она выхватывает это огромное перо и принимается фехтовать. Он дал себе слово, что придя домой тотчас же изобразит дуэль между директорами дозоров во всех подробностях. А может даже удостоит этот поединок эпиграммой. 

 

Юноша прислушивался к разговору и не понимал его смысла. Все слова по отдельности были понятны, но цели спорщиков оставались туманны. Господин Лефорт был тверд и настаивал на том, что Великая произвела магическое воздействие на августейшую семью. А то и не одно. Со стороны действительно казалось, что Ольга ведет себя так, словно это её дворец. Её город. Да и вся страна полностью принадлежит ей. Седой старик, которому она просто дозволила вместо себя сидеть на троне, не имеет права голоса там, где Великая волшебница изволит гневаться. Даже если бы на этом балу произошло убийство, и Саша лежал бы сейчас в коридоре, окруженный встревоженными лакеями, эта женщина просто выложила бы перед инквизитором «белую карту».

 

Ей никого не жаль. Скорее всего, она никого не любит, кроме, может быть, своего отчима. Инквизитору показалось, что Ольга уж как-то слишком вольно держит себя с женихом? Так ведь она со своим несметным состоянием недостатка в женихах не имеет. Уйдет губернатор, появится Великий князь. Общеизвестен её роман с Пресветлым Гесером, а он и вовсе царских кровей. В общем, Ольге было вольно вить из женихов веревки любого качества. Инквизитора удивила та развязная манера, с которой  волшебница оттащила юного поэта от царицы, даже не дав им прилично завершить беседы? Но Ольга бывшую немецкую принцессу, может быть, не  слишком почитает. Имеет право. Саша перечитал в библиотеке все, что когда-либо было написано об его «тетушке». Жизнь её была переполнена событиями, всеобщим поклонением и обожанием. Она по службе за самого Рюриковича замуж ходила. Видала царей и поцарственнее! 

 

Екатерина Романовна готова была согласиться, что воздействие было. Но короткое, слабое,  вовсе даже не на царя, а просто в воздух. Да и на него у Дозора разрешение выписано. Конечно, при таких запасах дозволений Великая может себя не сдерживать. Она и сейчас под взглядом инквизитора только губы поджала да отвернулась. Её жених с непринужденной улыбкой провожал после тура вальса на место какую-то до синевы бледную барышню. Маменька девицы нервно вычеркнула у дочери из списка очередной танец, запрещенного в её собственной молодости**. По серьезному, совершенно не праздничному взгляду родительницы было видно, что у них с дочерью нету  трех сезонов, чтобы найти подходящую партию. Девушка тоже осознавала всю серьезность мероприятия.  Уставшая, наверняка не спавшая ночью от волнения, она готова была вертеться  на балу до самой темноты. Даже если она сейчас задохнется насмерть, танцевать все равно будет. Любой кавалер хорош, когда дело касалось балов. Да, лучше неженатый. Но танцевать со стареющим губернатором в Зимнем дворце лучше, чем в деревне сидеть, хотя бы и в барской усадьбе. Об этом уже Оленька поведала.

 

Сестрицу почти никто не приглашал. Но она нисколько не была опечалена. В её жизни было слишком мало событий, зато была квартира в Петербурге, хотя бы и съемная. И родной брат со связями при дворе. То, что час назад его буквально за ухо таскала богатая тётка, девушка видела, ни нисколько этим не смутилась. Сейчас её больше занимали модные платья окружающих дам. Многие из них скучали рядом со своими семьями. Мужчин на балу не хватало на всех. Пушкин повертел головой и тоже заметил, что танцующих кавалеров несколько меньше, чем дам. К тому же многие танцоры пришли на бал со своими женами. Девушкам, с волнением ожидающим приглашения, стоило бы посмотреть, на кого они могут рассчитывать. Редкая молодая особа в роскошном платье шла под руку со своим ровесником. Зачастую супружеские пары выглядели так, словно заботливый дедушка привел на бал внучку. Собравшиеся маленькими компаниями по углам молодые мужчины с презрением поглядывали на веселящихся гостей. А быть может, высматривали для себя молоденькую женщину, чтобы приударить за нею, когда муж будет на службе.

 

От размышлений о том, можно ли пригласить на танец царицу, Пушкина отвлек инквизитор. Он вел себя так, словно никаких танцоров вокруг не было. Музыка буквально гремела, эхом разносясь по огромной зале. Но тихий голос мужчины в сером заставил Сашу вздрогнуть. Оленька и сидевшие рядом гости, кажется, и не заметили, чтобы кто-то к ним приближался.  Да и юноша мгновенно перестал быть для всех интересен. Вот бы обучиться чему-то подобному и когда позовут стихи читать, использовать. Да мало ли, когда такая чудная способность пригодиться может. Впрочем, в обычной жизни Пушкина только по цвету лица и отличали. Со своим более чем скромным рангом он не был интересен ни людям, ни Иным. Даже сейчас все ждали не его авторитетного мнения, а всего лишь свидетельства. Они с сестрицей невидимы для окружающих.

 

И только сейчас до Саши дошло. Никто из яростно спорящих не решается подойти к самой волшебнице. Какой там Франц Лефорт, даже инквизитор боится поднять на неё глаза. Может быть, завтра на службе директорка тихонько спросит у Ольги, нужно ли ей выписать дозволение на магическое воздействие седьмого ранга. И тут юный поэт понят все разом. Дашковой выгодно признать сейчас это несчастное воздействие. Да сколько угодно таких воздействий. Любого ранга. Признать перед инквизитором, а не выдать по тихому на руки господину Лефорту. Чтобы после директор вражеского Дозора их незаметно использовал по своему усмотрению, без свидетелей. Ему бы, конечно, как Тёмному, следовало принять сторону «своих». Да только в этом случае в следующий раз двери Ночного Дозора могут оказаться для него закрыты, а то и вовсе невидимы. Без его связи с Великой волшебницей он вообще никому не нужен. С нею надлежало помириться немедленно. Пушкин обернулся в сторону сидящей в уголке Оленьки и многозначительно кивнул ей в сторону графини Головиной.

 

Сестрица каким-то сверхъестественным чувством поняла, кому нужно быть земные поклоны. Определенно, у неё к этому был такой же талант, как у Саши. Это при том, что её в лицей обучаться не приглашали. Родители не отдали её даже в Смольный институт. Впрочем, бесплатного обучения там сестрице никто не предлагал.  Не прошло и десяти минут, как она уже сидела на маленькой скамеечке у ног Великой. Что-то тихо рассказывала ей, и Ольга слушала. Потом к ним подошел Михаил Андреевич. Сияя орденами и любезно улыбаясь, он согласно кивал и поглядывал то на невесту, то на Оленьку. Совещающиеся неподалеку Иные были всем видны, и никому не интересны. Разница была лишь в том, что они сами не хотели быть заметны. В отличие от Пушкина.

 

Было видно, как за окнами сереет столичный воздух, постепенно из нависающих, кажется, над самой дворцовой крышей туч посыпало мелким колким снегом.  Снег оседал на окнах невысокими сугробами. В зале тоже стало чуть темнее, и уже начали выносить горящие канделябры. Оркестр играл заметно тише. Угощение на балу предусмотрено не было. Мужчины собирались в небольшие компании и о чем-то беседовали, поминутно оглядываясь. Бал заметно близился к завершению. Ольга словно бы только что заметила юношу и кивнула ему, чтобы приблизился. Пушкин поклонился и шаркнул ногой. Поморщился от боли. 

 

─ Кажется, у меня ребро сломано. А нам с сестрицей домой целый час добираться, если не более, ─ он кивнул на притомившуюся девушку, кутающуюся в дешевую шелковую шаль, ─ подвези, сделай милость.

 

Дорогой Оленька дремала, пригревшись в меховом одеяле. Губернатор остался о чем-то беседовать с царем. Гости постепенно отбывали, карет вокруг дворца стало заметно меньше, чем утром было. Погода навевала уныние. Саша чувствовал необходимость в беседе, но волшебница молчала. И только когда сестрицу дядька на руках унес в дом, она тихо и холодно бросила юноше вослед: «Не будь пешкой!» Пушкин об этих её  словах всю ночь думал. Тревожно было, сам не знал, отчего.

 

А на следующий день, когда по городу принялись носить чудотворную икону, батюшка прочел в газете, что графиня Головина Ольга Андреевна нынче ночью преставиться изволила.

    

* Сношенница - жена брата мужа.

** в 1799 году вальс в России был несколько лет запрещен.

[Виктория1977]

========== Шухарта ==========

 

Первый день весны выдался снежным, серым и донельзя мерзким. Саша, хоть и пришел в казарму за наградою, настроение имел прескверное. Известие о смерти Ольги расстроило его. Будет ли он теперь нужен господину Лефорту? Или придется скатиться обратно в архив, подобно Сизифу с его камнем. К тому же пришлось выйти из дому в поношенном отцовском цилиндре. Чудилось, что весь Невский только и судачит, что об этой дешевой замене. Рвется наружу вылинявшая подкладка, скребутся нитки, просят толстый грубый краешек кожаной тульи выпустить их на волю. Чтобы всем поведать о том, как променял этот никчемный вертопрах отменный Боливар на это старомодное чудовище. Про себя архивариус решил, что даже самую малую оплату за свои труды он полностью пустит на новую шляпу. Невозможно же в таком виде людям показаться! И если с утра ему ещё было совестно, что эти мелкие мысли занимают его ум более смерти Великой, то к середине Невского проспекта у дорогих модных магазинов, он и думать про тётушку позабыл. Мимо её дома рысью пробежал, торопился. 

 

В приемной теснились, кажется, все столичные Иные. Перемигивались, перешептывались, хихикали и покашливали. Лука в своем наброшенном прямо на алую праздничную рубаху синем кафтане полностью был скрыт толпою зевак. Слышался только его тихий насмешливый голос. У дальней стены, демонстративно отделившись от остальных, скрестивши руки на груди, стоял мрачный аналитик Чайка. Со времени их первой встречи молодой мужчина полностью сменил свой гардероб, обзавелся шелковым жилетом цвета топленого молока и тончайшим шейным платком. За версту было видно, что он копирует отнюдь не директора. Точно таким же жилетом Саша хвастал весь январь. Беда аналитика была в том, что с его светлой кожей и черными волосами ему больше к лицу подошел бы белый цвет. Это смуглому архивариусу приходилось выискивать оттенки потеплее. Чайка просто купил в лавке то же самое, что и Пушкин. Выследил куда тот ходит, и попросил такой же материи. И, судя по виду карманов и затейливо выметанным петлям, пошел к тому же портному. А ведь делает вид, что к моде равнодушен, да и Сашу презирает за глупость. Вот же несносный у человека характер! Какое ужасное несовпадение, когда у одного достойное жалование, но нету вкуса к моде, а у другого не хватает на приличную шляпу.  Эх, если бы все деньги от несведущих в нарядах людей отданы были Пушкину! Он был бы добр к своему менее разборчивому сослуживцу. Могли бы вместе в лавку пойти. Саша мрачно усмехнулся и отворотился.

 

 Он приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть через плечи, головы, завитые чубы и подбитые ватой рукава. Но никак не мог разглядеть хоть кого-то кроме  рыжего Луки. Но тут по счастью пришел Кей. Толпа расступилась. И прямо перед Сашей открылось зрелище, ни разу им не виданное. У стены стоял каторжник. Был он совершенно не такой, каким представлялся ему в детстве. Широкоплечий детина дико озирался по сторонам и был напуган. Но вот ни голодным, ни побитым он определенно не выглядел. Одежда у него была неприметная, делавшая этого достаточно крупного человека практически невидимым даже в сносно освещенной приемной. Как будто правосудие давало несчастному возможность сбежать и затеряться в толпе. Определенно, тех, кого приходится охранять, надобно одевать поярче. Серый армяк его был вполне приличный. Грубые крестьянские портки, заправленные в мокрые, но тоже ладные серые валенки, нигде не были протерты. Обритую наполовину голову мужчина пригибал, словно прячась от нежданной оплеухи.  В руках он комкал шапку с клочковатым заячьим мехом. Когда Кей подошел к нему, отпрянул, звякнув кандалами.

 

─ Чего железки-то не сняли? ─ равнодушно поинтересовался Кей, разглядывая детину.

─ Опасаимси, ─ развел руками Лука, ─ мало ли, чегось ему в башку втемяшится. Третий ранг как-никак.

─ Привел его кто?

─ Дык, Силантьев, ─ Лука завертел головою в поисках казака-оборотня, ─  приташшыл и бросил. 

─ Откуда тебя привели? ─ чуть возвысив голос поинтересовался Кей. 

 

Каторжник поджался ещё более, мрачно зыркнул на него, на Луку. Что-то проворчал себе в лишенный пуговиц ворот.

 

─ С итапу вестимо, ─ истолковал его ворчание дозорный.

─ Как им удалось заковать в кандалы Иного третьего ранга? ─ удивился Кей, ─ тебя как звать-то, мил человек?

 

Каторжник промычал что-то нечленораздельное.

 

─ Макаром его кличут, ─ расталкивая собравшихся, в разговор грубо вмешался Силантьев. Отряхивая с волос и лохматого ворота мокрый снег, мужчина топал грязными сапожищами по выметенному полу. Он притащил с собой бутыль первача и краюху хлеба, явно собираясь разделить этот нехитрый обед со своим гостем.

─ И откуда он?

─ С Тобольскаго итапу, ─ огрызнулся оборотень.

─ Так и шел бы дальше по своему этапу, ─ мрачно предложил Кей, ─ В Тобольске отличный Дозор, хоть и немногочисленный.

 

Из дальнейшей перебранки меж Лукой, Емельяном и Кеем выяснилось, что Макар кузнец. Барин его который год в Европе обитает, поместье в полном запустении. Парень не бедствовал, конечно, но жить приходилось скромно. И обидно ему было с кваса на хлеб перебиваться.  В хорошей-то деревне кузнец первый человек. Да к тому же Макар зубы драть горазд оказался. Сунулся было к управляющему, так, мол, и так, на оброк бы перейти. В село большое, или даже в город перебраться. Тот ни в какую. Хороший кузнец самому пригодится. Дороги в имении плохи, то рессору ковать надобно, то колесо чинить. И все за дарма. Макар в бега пустился. И уж почти ему на новом месте обосноваться удалось, да только несчастье с ним случилось. Привелось ему в трактире зуб драть у купчишки проезжего. Обнял его Макар за шею, чтобы сподручнее клещи во рту пристроить, да и придушил ненароком. А пока в полиции его держали на хлебе да водице, прознали, что беглый он. Ну и в кандалы наладили.

 

─ Хорошо, что я мимо шедши, ─ грохотал Силантьев, ─ глянул через Сумрак, да и обомлел. Нашний он. Иной! Что же ему, зазря в каторге сгинуть? Будешь, спрашиваю, Светлых бить, коли от кандалов тебе избавлю? Обещал живот положить. Ну, я яво в Сумрак и пихнул!

─ Ой дурак! ─ буркнул себе под нос Чайка, полагая, что его никто не слышит.

─ Снимите с него кандалы, и отведите в учебную комнату, ─ тяжело вздохнул Кей, ─ а ты, Лука, как только придет оборотень Алтынбаев, отправляй его к директору. Там инквизитор уже заждался.

 

Саша внутренне содрогнулся, услыхавши знакомую фамилию. И тут же испугался, что сейчас оборотень займет собою все время директора. Придется долго стоять в очереди, или, чего доброго, остаться книгу переписывать. Магазины на Невском работают не до глубокой ночи. Предстоит бедному архивариусу ещё целый день в старом цилиндре ходить. Понимая, что боится совершенно не того, чего надо бы, юноша ринулся по коридору вслед за Кеем. Но мужчина его почти тотчас же остановил да в архив прогнал. Господин Лефорт с утра мрачен. У него расследование, дела. Инквизитор в лучшем кресле засел, хрен прогонишь. 

 

Пушкину показалось, что директор позабыл о своем обещании. Сердце его тут же наполнилось обидой и ненавистью. Это он должен сидеть в лучшем кресле! Это ему удалось менее чем за десять минут выполнить сложнейшее задание директора. Ему ребро чуть не сломали! Таким Тёмным он ещё ни разу себя не ощущал. В душе его словно вскипала смола, заливая густым черным дымом  все вокруг: коридоры, приоткрытые двери, встречных дозорных. Но как только Кондрат передал ему заветный рундучок, кипение это разом прекратилось. Хотя старик и вел себя при этом так, словно из собственного кармана юноше жалование выплачивает. Саша глянул внутрь и обомлел. В черных недрах рундука лежало, кажется, не менее десяти тысяч рублей золотом. Определенно, так часто, как сегодня, чувства его никогда не переменялись. Окрыленный своим богатством, он понесся по лестнице вверх.

 

У приоткрытой двери классной комнаты юноша остановился и с любопытством прислушался. Внутри громко говорили, передвигали мебель, чем-то шуршали. Саша втиснулся внутрь, любовно прижимая к себе рундук, и почти тотчас же столкнулся с Варварой. Старуха брезгливо отодвинулась, а Саша заученно извинился и поклонился. Потянулся было ручку поцеловать, но учительница мрачно кивнула ему, чтобы глупостями не занимался и побыстрее свое место за партой занял. Тратить своё время на лекциях он сегодня вовсе не собирался. Но сразу уйти постыдился, а после интересно стало. Тем более, что за другой партой усадили каторжанина Макара. Кандалы свои он утратил. И, словно бы страшась, что отнимут ещё и заячью шапку, положил её прямо перед собою и рукой все время придерживал. Кузнец недоверчиво поглядывал на богато одетого архивариуса. Присутствие дворянина заметно тревожило его. Рядом высился оборотень Силантьев, злобно сопя и переминаясь. Другую парту, любимое место ведьмы Лизы, занимал Лука, исполнявший обязанности переводчика.

 

─ Вам, Пушкин, тоже полезно будет послушать, ─ сухо сообщила Варвара, ─ вы позже всех к занятиям приступили. Главного не слыхали, получается. 

 

Иные не подчиняются основному закону государства. Не имеет значения, управляется оно монархом, парламентом или племенным вождем. Единственное, чего по-настоящему стоит опасаться, это Инквизиция. Тут в лекции случилась заминка. Макару предстояло уяснить для себя значения всех новых слов. Лука проявил завидный кругозор и словарный запас, излагая сказанные учительницей фразы в знакомых деревенскому кузнецу словосочетаниях. На вкус Пушкина объяснение можно было свести к угрозам убийства, поскольку ничего страшнее Макар себе представить не мог. Впрочем, собственным деянием он расстроен не был и совесть его не мучила.

 

Убийства Тёмных Тёмными, равно, как и Светлых Светлыми, рассматриваются в каждом отдельном случае в собственных казармах. Это если такое преступление вообще будет выявлено. В основном работа инквизиторов состоит в том, чтобы следить и посильно наказывать тех Иных, которые перешли невидимую черту, разделявшую меж собою Дозоры. Ну и в случае перехода от уличной драки к открытой войне присоединиться к тем, кто слабее. 

 

─ Вы, Пушкин, едва ли составите в этой войне основную ударную силу, ─надменно напомнила женщина. ─ вам же, Макар, следует посещать гимнастические классы. Не ровен час с Ольгой на улице встретитесь. А пока что помните, что она выходит в город по средам.

─ Как выходит? ─ встрепенулся Саша, ─ разве она жива?

─ Такую тварь разве за раз перешибешь? ─ возмутился Емельян.

─ Что ей сделается? ─ скривился Лука.

─ Вот ею как раз нынче Инквизиция занимается, ─ кивнула Варвара, ─ Дашкова с ночи двери в казарме запереть приказала. 

─ Так получается, война? ─ Саша говорил и не мог поверить, ─ разве Светлые Светлых убивают?

─ Так война меж нами и не заканчивалась никогда, ─ развела руками учительница, ─ А за Ольгой не только обычные преступления числятся, но и убийство Светлого. Так же соучастие в убийстве бывшего директора Ночного Дозора, господина Меньшикова. И это только то, что доказать удалось. Батюшка её Шухартой был. Мало ли, что ей в голову прийти может.

─ Шухартой, энто чаво? ─ впервые громко подал голос Макар.

─ Şuxartt, ─ тут же пустилась в объяснения Варвара, выводя на доске какие-то закорючки, ─ с таджикского форси  переводится как «слава». Впрочем, похожее звучание  этот термин имеет так же в индоарийском языке. Есть предположения, что до «всеобщего разделения языцев» слово это использовалось повсеместно, хотя и редко.  Поскольку явление это по счастью не частое. Сохранилось оно даже в немецком языке, но значение свое полностью утратило. Шухарта суть есть нервное расстройство, поражающее только Светлых Иных. Выражается сей недуг прежде всего в ощущении собственной великой миссии по насаждению добра и справедливости. И как следствие, в насильственном сотворении массовых или же единичных светлых заклинаний с целью наставления людей на путь Света. Во славу Света. Не доказано, что господин Меньшиков был Шухартой. Но определенно все признаки были на лицо. 

 

Благодаря тому, что из-за интриг князя Святослава власть над печатным  словом на долгие века захватил Ночной Дозор,  в книгах и учебниках слишком мало внимания уделяется этому недугу и его носителям. И я говорю не токмо о наших магических книгах. Речь идет вообще обо всей литературе, начиная с первого века после потопа. Или с десятого века от рождения Христа, если вам так удобнее. Так же из российского языка начисто исчезло определение «причинения добра», тогда как о причинении зла не говорят разве что немые. 

 

─Но самое страшное преступление, какое только может совершить Иной, это СГОВОР, ─ говоря это, Варвара смотрела на Пушкина своими выцветшими старческими глазами не отрываясь.

─ Вы что-то хотите мне сказать, Варвара Степановна? ─ тихо поинтересовался Саша, ─ Святослав Рюрикович предок мой. Ольга моя тётка, хоть и не кровная. Да и книгами я тут с недавних пор заведую.

 

Все взгляды в комнате сошлись на нем. Юноше казалось, что у него затылок вот-вот загорится. Но тут Варвара закатила глаза и выпрямилась.

 

─ Пушкин! ─ громко произнесла она чужим грудным голосом, ─ изволь подойти к директору в кабинет, да поживее.