Оказывается, в АСТ уже вышел годовой сборник фантастики с моим рассказом "Снежный король".
Выложу-ка я начало рассказа в блоге, в качестве саморекламы.
(продолжение и окончание - в сборнике "Затерянный дозор")
Скрытый текст
Снежный король
- «Ну, начнём!» – бодро сказал я. – «Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа…»
- Папа, - прервала меня Надя. – Раз он был злющий-презлющий, то как он мог быть в хорошем расположении духа?
Раз уж дочка начала задавать вопросы – уложить её быстро не получится. Я поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Сказал:
- А почему бы и нет? Злые тоже могут быть в хорошем расположении духа. Сделали гадость, сидят и радуются. И обдумывают следующую гадость.
- Тогда надо говорить не в «хорошем расположении духа», - наставительно произнесла Надя, - а «в весёлом». Или «радостном». Потому что веселье и радость – это чувства. А хорошее – это хорошее. Это категория качества.
- Не слишком ли умные слова для второклассницы? – спросил я. – Кыш из моей головы! Или сама будешь читать.
Надя надула губки, но замолчала.
- Будем считать, что это сложности перевода, - смилостивился я. – Итак… «он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало ещё ярче, казалось ещё хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем варёным шпинатом, а лучшие из людей — уродами».
- Я люблю шпинат, - сказала Надя. Исключительно из упрямства. Она и шпинат ела из упрямства, поскольку узнала, что обычно он детям не нравится.
В таких ситуациях – лучше всего игнорировать реплики. Я продолжил читать сказку, пока не дошёл до фразы: «Все ученики тролля — у него была своя школа — рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде».
- Это как у нас школа? – заинтересовалась Надя. – Как у дяди Гесера?
- Нет, - ответил я твёрдо. – Это был не дядя Гесер.
- А тролль был какого уровня? Первого?
Человеческим детям проще, они слушают сказку в полной уверенности, что сказка – ложь. Дети Иных прекрасно знают, что за каждой сказкой стоит реальная история. Не всегда детская. Даже за Русалочкой, Рапунцель и прочими диснеевскими принцессами есть такая правда, от которой Дисней бы поседел и начал заикаться.
Я прикрыл томик Андерсена и сказал:
- Высшего. Но давай ты всё-таки послушаешь сказку? История магии у вас начнётся с третьего класса.
- Давай, - вздохнула Надя.
Человек, сидящий у окна, был молод, немногим за двадцать. Скуластое лицо было грубоватым, крестьянским, но глаза живыми и умными, а потрёпанная мантия, перекинутая через спинку стула, выдавала в юноше небогатого студента. Огромный лист сероватой бумаги, лежащий перед ним на столе, был покрыт линиями, стрелочками, латинскими буквами, римскими и арабскими цифрами. Юноша аккуратно вписал в один из кружков букву «K», рядом нарисовал кружок с торчащей из него стрелочкой, отложил перо и нахмурился, как будто результат его чем-то расстроил.
- Ты загрустил, мой милый Иоганн? – спросили юношу из-за спины.
Юноша вздрогнул, привстал и снова уселся.
- Ты так напугался, будто к тебе подкрался тролль, - негромко сказал его собеседник.
- Кто такой тролль, учитель? – спросил юноша, не оглядываясь.
- О, мой милый Иоганн... Троллем в той стране, откуда я вернулся, называют злого горного духа. В твоей чудесной тёплой Моравии троллей не водится. Да по правде говоря – их вообще нет.
Юноша сглотнул и нахмурился, глядя в бумагу, будто услышанное его не убедило.
- Ты всё сделал?
- Да, учитель, - сказал Иоганн. – Я всё сделал, учитель. Вы помните, о чём мы с вами договаривались?
Тот, кого он называл учителем, вздохнул за его спиной.
- Ах, Иоганн, Иоганн… Как жалко, что ты не хочешь быть Иным. А ведь ты мог бы…
- Нет, учитель.
- Может ты останешься человеком, но будешь и впредь моим учеником?
- У вас много учеников, - сказал Иоганн, глядя в окно на невысокую часовню Августинского монастыря. – Любой школяр будет счастлив, если вы возьмёте его к себе, как был счастлив и я…
- Ты лучший, Иоганн! Ты разобрался в том, в чём и я сам не в силах разобраться. Неужели знания стали внушать тебе скуку?
- Не скуку, а отвращение, учитель. Вы помните наш уговор?
Учитель вздохнул.
- Да, мой милый Иоганн. Ты завершаешь расчёт и объясняешь мне результаты. А я оставляю тебя в покое.
- И делаете так, что я забываю обо всём, чему научился, забываю о вас, забываю о Иных, забываю о колдовстве! – напомнил юноша.
- Уйдёшь в монастырь? – полюбопытствовал учитель.
- Да! Я возьму себе другое имя, забуду о прошлом и буду молить Бога простить мне работу на дьявола!
Учитель засмеялся.
- Я не дьявол. Я даже не демон. Я Иной. И я сомневаюсь в том, что вообще… впрочем, ладно, мой милый Иоганн, не буду мучать тебя крамольными речами. Ты завершил расчёт?
- Да!
- Хорошо, - сказал учитель. – Обещаю, своим именем и силой, что как только ты расскажешь мне правду – я помогу тебя забыть обо мне, позволю удалиться и жить той судьбой, что ты избрал. Доволен?
Но юноша чего-то ждал.
Учитель вздохнул и вытянул руку так, что ладонь его, сухая и крепкая, оказалась над листом бумаги, перед лицом юноши.
- Пусть Тьма будет свидетелем моих слов, - сказал учитель.
Над его ладонью возникла тёмная точка. Расширилась – и превратилась в крошечный шарик из тьмы и мрака. Казалось, что он вращался над ладонью, но может быть это было лишь иллюзией.
Юноша вздохнул. Потом отстранил руку учителя – и ткнул пальцем в бумагу.
- Вот. Это тот скандинавский мальчик. Я нарисовал щит и копьё, символы Марса…
- Кай, - сказал учитель зачарованно. – Да.
- А вот это девочка, - юноша ткнул пальцем в кружок, над которым было нарисовано зеркало Венеры, кружочек на ручке.
- Герда, - кивнул учитель.
- Если все их предки… - юноша снова сглотнул, провёл рукой над листом бумаги, где множество кружочков соединялись линиями, - действительно их предки… и уровень их Силы верен…
- Верен, - нетерпеливо сказал учитель. – Не сомневайся.
- И этот… господин Z… за три столетия четыре раза появлялся в их родословной… - голос юноши стал тоньше, будто он сдерживался, из последних сил не переходя на крик… - и он имеет то, что вы называете Высшей Силой…
- Да, - сказал учитель. – Он три раза появлялся в родословной девочки и один раз в родословной мальчика. Я даже отвечу на твой невысказанный вопрос. Это действительно я. Все четыре раза, все три века.
- Вы дьявол, - твёрдо сказал юноша.
- Говорю же тебе – дьявола не существует! – рявкнул учитель. – Не его бойся!
- А я и не его боюсь, - сказал юноша неожиданно твёрдо. – Но и не вас, учитель.
На миг наступила тишина. Потом юноша вздохнул и продолжил.
- Вы всё правильно рассчитали, хотя я не пойму как, ведь ваши представления о наследовании в корне ошибочны…
- Но я прав? – спросил учитель.
- Да, вы правы. Но и ошибаетесь тоже.
Юноша наконец-то повернулся и посмотрел в лицо своему собеседнику. Самому обычному на вид человеку, в небогатом камзоле и с неприметным лицом.
- Вы ошиблись, учитель, - сказал он. – Вы триста лет пытались вырастить дитя, которое станет исполнителем вашей воли. Но Господь обратит вашу спесь и ваше нетерпение против вас.
- Да какое уж тут нетерпение, - сказал учитель задумчиво. – Триста лет, сам же сказал… И в чем же я ошибаюсь?
- Вы забыли о любви, Иоганн! О той силе, что приближает нас к Господу. Любовь защитит этих детей!
- Забывать не в моих привычках, - ответил учитель. – И ты ошибаешься, я много думал о любви. Что ж, ты выполнил обещанное.
- Выполните и вы, учитель! Вы клялись Тьмой!
- Ты бы знал, Иоганн, насколько важно точно формулировать клятву, - усмехнулся учитель. – У меня есть четыре способа не исполнять её, и ещё три – убить тебя сразу после исполнения.
Юноша вскинул руку, сжимая в ладони висящий на шее крестик. Учитель с любопытством смотрел на него. Потом сказал:
- Но я не стану пользоваться твоей наивностью. Ты сделал то, чего я хотел. Сейчас ты забудешь все те годы, что я учил тебя тайнам наследственности, забудешь меня, забудешь про Иных. Отправишься в свой монастырь, возьмёшь себе новое имя…
- Грегор, - сказал юноша. – Я буду зваться Грегор.
- Страж, - учитель усмехнулся. – Что ж, как угодно. Но вначале я скажу тебе две обидные вещи. Во-первых – тебе никогда не уйти от твоего дара. Ты великий учёный, и ты всё равно вернёшься к тому, чему я тебя учил. Тебе никогда не достичь тех вершин, которые ты уже покорил, но ты снова станешь изучать тайны природы.
Юноша пожал плечами. Непонятно было, расстроили его слова учителя или обрадовали.
- И во-вторых, - продолжил учитель. – Ты хочешь расстаться со мной в уверенности, что я проиграл. Но такой радости я тебе не подарю.
Он опустил руку в карман сюртука и осторожно достал из кармана зеркальце – маленькое круглое стеклянное зеркальце в серебряной оправе, скорее подобающее светской даме, чем немолодому мужчине. Впрочем, поверхность зеркала была слегка волнистой и всё, что отражалось в нём, было причудливо искажено – вряд ли это понравилось бы юной красавице или стареющей кокетке.
- Это не зеркало Венеры, - усмехнулся учитель, глядя на бумажный лист. – Этот амулет я начал создавать много лет назад, ещё до твоего рождения… я назвал его кривым зеркалом. Как ты думаешь, что оно делает?
- Отражает, - сказал Иоганн настороженно. – Только криво.
- В этом-то всё и дело, - сказал учитель. – Это кривое зеркало. Оно может многое, но есть одна вещь, ради которой я его создал. Оно меняет цвет. Добро превращает в зло, и наоборот…
В следующий миг Иоганн вскинулся со стула и кинулся на учителя. Его движение было настолько быстрым и неожиданным, что он вырвал зеркало из рук учитель – и торжествующе протянул вперёд, так, чтобы тот увидел своё отражение.
Учитель вскрикнул и застыл, глядя в зеркало.
- Да обратится же тьма светом! – ликующе закричал Иоганн. – Господь избрал меня своим орудием!
- Что со мной сделал… - прошептал учитель, глядя в зеркало. – Ах… слёзы текут из самых глубин моего чёрного сердца… сколько же зла я совершил… ах… ангелы, добрые ангелы укоризненно смотрят на меня из зеркальных глубин…
Он протянул руку и забрал зеркало у Иоганна. Сказал:
- Впрочем нет. Это не ангелы, это амальгама покоробилась. Милый Иоганн, я восхищён твоей смелостью и находчивостью, но чтобы просто использовать зеркало – надо быть Иным. А чтобы понимать, как его использовать – надо быть мной. Спи же, смелый и глупый Иоганн. Спи, мой разуверившийся ученик, несвоевременный гений. Спи.
Юноша медленно осел на пол, глаза его закрылись.
- Когда ты проснёшься, ты забудешь меня и ту работу, что выполнил, - продолжил учитель. – Ты исполнишь свою мечту и уйдёшь в монастырь.
Он повернулся, спрятал зеркало в карман и направился к двери, закончив на ходу:
- А меня ждёт долгая дорога в холодный скучный Копенгаген…
Надя вздохнула.
- О чем задумалась? – спросил я.
- Мне кажется, родители Кая и Герды были очень неосторожны, что разрешали им перебираться из окна в окно на большой высоте.
- Кыш из моей головы? – неуверенно спросил я.
- Папа, я не подглядываю! Я правда так думаю!
- Хорошо, - согласился я. – Да, ты права. Неосторожны. Ну в ту пору гораздо спокойнее относились к опасностям для детей. Дети… как бы сказать… они не совсем считались людьми.
- Как Иные, - сказала Надя.
Я откашлялся.
- Да. Пожалуй, все дети – Иные… Ну что ж, продолжим! Снип-снап-пурре… впрочем, это из другой версии… «- А Снежная королева не может войти сюда? - спросила раз девочка.
- Пусть-ка попробует! - сказал мальчик. - Я посажу её на горячую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом”.
Кай топнул ногой и воскликнул:
- Да пусть только попробует! Я посажу её на горячую печку, вот она и растает! А лучше нет, лучше втолкну её в печурку, закрою заслонку и буду слушать, как она там бьётся!
Бабушка вздрогнула, погладила его по голове:
- Не говори так, внучек! Затолкать женщину в горячую печь – так поступают только плохие дети!
- А как же Гензель и Гретель? – спросила Герда.
Бабушка покачала головой, её румяное, сморщенное будто печёное яблочко лицо стало обиженным и грустным. Она твёрдо сказала:
- Плохие дети! Чем виновата старушка-ведунья, жившая в глуши в голодные времена? Лучше бы сожгли свою злую мачеху, чем мучать и грабить ведунью…
Она со вздохом отошла от печки, потряхивая головой и бормоча себе под нос: «Плохая… Грета плохая… плохая и хитрая…»
- Ну ты правда нехорошо сказал, - упрекнула Кая Герда. – Нельзя быть злым, даже со злыми людьми!
Кай надул губы. Он был высокий, красивый мальчик, голубоглазый и светловолосый – впрочем, как и Герда. Люди часто принимали их за брата и сестру, да и они относились друг к другу как брат с сестрой.
- Хорошо, не буду, - пробормотал Кай. Подошёл к окну, заглянул в маленькую протаянную дырочку в изморози. Стоял чудный, морозный денёк, на площади перед Ратушей (если посмотреть искоса, то был виден самый-самый её краешек) дети бегали с санками, катались, прицепившись к крестьянским саням. Кай нетерпеливо топтался у окна – Герда не хотела идти кататься, пока не выучит наизусть псалом про розы. Потом мальчик засмеялся: - Герда, какой смешной господин стоит на площади! Он в чёрном сюртуке, в напудренном парике, а в руках у него маленькое зеркальце. Рядом с ним сани, огромные красивые сани, в них сидит женщина в белом, сверкающая будто снег! А господин в чёрном пускает солнечные зайчики в нашу сторону… ой… прямо в окно…
Герда вздохнула, повторяя про себя: «Розы цветут… красота, красота…»
- Ах! – вскрикнул вдруг Кай. – Мне кольнуло прямо в сердце и что-то попало в глаз!
- Молод ты ещё, чтобы тебя кололо в сердце, - отозвалась сварливо бабушка, раскатывающая имбирное тесто для пряничного домика. – И попомни, когда колет – это не страшно, страшно когда…
Старушка замолчала, медленно повернулась к внуку. Герда уже стояла рядом с Каем, обвив того руками за шею и заглядывая в глаз.
- Ох беда, беда, беда… - зашептала старушка, глядя на внука. Руки её забегали по фартуку, доставая и убирая какие-то связки сушёных трав, простенькие колечки, старенькие очки. Она с прищуром посмотрела на Кая, вздрогнула и повторила: - Ох беда, беда, беда…
- Должно быть выскочило! – воскликнул Кай, отталкивая Герду. – О чём же ты плачешь? Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь! Посмотри на наши розы! Даром что цветут круглый год, их точит червь и они будто неживые! А ты, бабушка, похожа на злую ведьму из страшной сказки!
- Кай, Кай, что с тобой? – воскликнула Герда, заливаясь слезами. Но Кай, вырвав один из розовых кустов (тотчас же увядший и рассыпавшийся в прах) уже выбежал из дома. Гулко застучали по лестнице его деревянные башмаки и вот уже он мчится к ратушной площади, волоча за собой санки…
- Бабушка, что с ним? – спросила рыдающая Герда. Бабушка сидела на табурете, перебирая руками чётки из чёрного камня. Из глаз её текли слёзы. – Бабушка, ответь, бабушка, ведь ты знаешь всё на свете, всё ведаешь, тебя слушаются и родители, и соседи… бабушка!
- Это заклятие, девочка моя, - прошептала бабушка. – Страшное заклятие, я знаю лишь одного волшебника, способного на такое. Ему я не ровня! Я вовсе не всё ведаю, девочка, я старая слабая ведунья из баварской глуши…
- Куда убежал Кай? – твёрдо спросила Герда. – Скажи!
Бабушка подняла на неё взгляд.
- Всё, что было ему прежде мило, стало ему отвратительно. Всё, что раньше пугало и отталкивало, полюбилось. Он никогда не вернётся домой, девочка. Помнишь, он сказал про господина в чёрном и белую женщину в санях?
- Это Снежная Королева? – воскликнула Герда, обмирая от страха.
- Можно сказать и так, - кивнула бабушка. – Снежный король и его снежная королева.
- Я найду Кая, я обойду всю землю и найду его! – твёрдо сказала Герда. – Бабушка, помоги мне!
Бабушка встала, взгляд её стал строже.
- Что ж… может быть ты и сумеешь… если кто и сумеет, так это только ты, - она кивнула. – Нет силы выше любви. Сама я не знаю, как найти господина в чёрном и женщину в белом. Но… может быть моя сестрица поможет…
- Сестрица? – удивилась Герда.
Но бабушка уже доставала из сундука удивительные вещи – ожерелье из маленьких косточек, кусочек старой жёлтой кожи с нарисованными на нём непонятными письменами, маленькие красные башмачки.
- Ожерелье надень на шейку, - сказала бабушка. – Старую кожу спрячь подальше, достань в конце пути, когда ничто другое не поможет. А башмачки надень сейчас.
- Красные башмачки? В воскресенье? – ахнула Герда.
- Надень! – велела бабушка. – Если не боишься! Это волшебные башмачки, Герда. Если ты хочешь танцевать и веселиться, то будешь танцевать и веселиться, а если хочешь найти Кая… они отведут тебя к моей сестрице.
Не колеблясь ни миг, Герда присела у дверей, сбросила с ног сабо и прямо на вязаные чулки надела красные башмачки.
- Немного в них осталось силы, - прошептала бабушка. – Когда-то они могли перенести тебя куда требуется, могли призвать на помощь летучее воинство…
- Ангелов? – поразилась Герда. Она знала, что её мудрая бабушка не так проста, как кажется, но всё же не ожидала таких чудес.
Бабушка горько рассмеялась и поцеловала её в лоб.
- Неважно, Герда, неважно. Помощь – всегда помощь. Иди, девочка. Когда дойдёшь до моей сестры, отпусти башмачки, не надо ей такого подарка…
Теребя край одеяла, Надя сказала:
- А Герде было страшно уходить из дома искать Кая?
- Конечно, - сказал я.
- А её мама и папа расстроились?
- Ну да, - осторожно ответил я.
- Просто про них в сказке ничего не говорится, только про бабушку, и то непонятно чья она бабушка – Кая или Герды…
- Я и сам толком не пойму, - признался. – Но думаю, что у Кая и Герды были папы и мамы. А бабушка так любила обоих, что всё равно, чья она.
Надя покивала, потом спросила:
- А это хороший поступок, бросить родителей и бабушку, даже чтобы спасти друга?
- Не знаю, - сказал я. – Не уверен.
- Но ведь иначе Кай бы пропал…
- А могла бы пропасть и Герда! – сказал я нравоучительно.
Беда с этими сказками и сказочниками.
Вроде бы они учат хорошим, правильным вещам. А если разобраться, то Малыш постоянно лазает на крышу к Карлсону, асоциальному мужчине непонятного возраста и биографии, девочка Герда уходит из дома куда глаза глядят чтобы найти сбежавшего соседского мальчишку, Кот в Сапогах обманывает короля и помогает простолюдину жениться на принцессе.
- Давай дальше читать, - сказал я. «Может быть, река несёт меня к Каю?» - подумала Герда, повеселела, встала на нос лодки и долго любовалась красивыми зелёными берегами. Но вот она приплыла к большому вишнёвому саду, в котором приютился домик с цветными стёклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо».
Герда стояла на носу лодки и смотрела на вишнёвый сад возле маленькой, крытой соломой хижины с цветными стёклами в окнах. Деревянные солдаты у ворот потешно махали ружья, приветствуя её.
Красные башмачки, что всю дорогу плыли рядом с лодкой (Герда сняла их, когда они привели её к реке и пустила в воду) прощально ткнулись в борт.
- Плывите, плывите чудесные башмачки, - сказала Герда. – Может быть к вам вернётся ваша волшебная сила и в других землях, в другие времена вы поможете другой девочке?
Башмачки качнулись на волнах, будто кивнули и поплыли по реке к океану. А Герда выпрыгнула из лодки на сушу – и попала прямо в крепкие объятия старой-престарой старушки в большой соломенной шляпе расписанной яркими цветами.
- Бедная крошка! – воскликнула старушка, цепко держа её за руку. – Как же тебя принесло в мой садик? Пойдём-ка, давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку… Что это?
Она отдёрнула от Герды руку, глядя на ожерелье из косточек на её шейке.
- Бабушка послала меня к вам, - сказала Герда, бесстрашно глядя на старушку. – Она сказала, что только вы, сестрица, поможете мне.
- Сестрица, - вздохнула старушка. – Ах, как молоды мы были с твоей бабушкой. Она была такая же хорошенькая как ты, а может быть даже лучше…
Старушка ущипнула Герду за пухлую розовую щёчку.
- Ну пойдём, пойдём…
Вслед за старушкой Герда вошла в дом, который внутри показался больше, чем снаружи. Там старушка усадила её за стол и поставила перед ней блюдо с огромной спелой вишней. И пока Герда ела вишню и рассказывала свою историю, старушка расчёсывала ей волосы маленьким золотым гребешком и качала головой.
- Права твоя бабушка, не ей тягаться с человеком в чёрном. Что такое седьмой ранг? Но и не мне, не мне, прости меня, крошка. И я против высшего – ничто. Ты погибнешь сама и погубишь нас.
- Но любовь… - прошептала Герда.
- Любовь великая сила, - согласилась старушка и вздохнула. – В память о ней я оберегу тебя… Засыпай же, чудесное дитё. Я не обижу тебя и другим не дам тебя обидеть. Ты будешь жить со мной в моём садку вишнёвом, над которым не властно время. Ты забудешь своего глупого Кая…
Герда хотела сказать, что никогда не забудет, но в тот же миг заснула.
А когда она проснулась в кроватке, благоухающей так, словно матрас и подушка были набиты лепестками цветов, проснулась чистая, умытая, переодетая, расчёсанная – она и впрямь не помнила ни Кая, ни бабушку, ни Копенгаген. Она радостно обняла свою любимую бабушку, которая всюду ходила в соломенной шляпе, расписанной цветами. Потом она поела вареников с вишней и сметаной и побежала играть в сад. Светило ясное солнышко, было тепло, повсюду цвели цветы и щебетали птички. Бабушка сидела у крыльца в кресле-качалке, глядя на неё из-под шляпы, деревянные солдаты маршировали у ворот и махали ружьями. Вечером бабушка расчёсывала ей волосы и укладывала в кроватку…
Так дни тянулись за днями, радостные и счастливые, но что-то всё больше и больше тревожило Герду.
И вот однажды она подбежала к старушке, которая прикорнула на солнышке и вдруг увидела на её шляпе нарисованный розовый куст.
Розы!
В саду у старушки не было роз!
Герда вздрогнула, поднесла руку к груди. Пальцы её наткнулись на ожерелье из косточек, сухих и маленьких, будто костяшки детских пальчиков. И память сразу же вернулась к Герде.
- Кай… - прошептала она, глядя на старую ведьму в цветастой шляпе. – Кай!
Два деревянных голема всё так же маршировали у входа в садик, но им велено было охранять ведьму от того, что пришло снаружи, а не от того, что уже было внутри.
И когда старушка, вздрогнув от прикосновения холодного железа открыла глаза, Герда держала острый кухонный нож у её горла, чуть-чуть вонзив остриё в кожу. А руки старушки было крепко связаны длинными кухонными полотенцами с вышитым на них красным узором.
Герда стояла перед ней, сжимая нож обеими руками. В вишнёвый садик она пришла маленькой пухлой девочкой в длинном нарядном платьишке, но теперь была худеньким подростком, а потрёпанное платье казалось на ней коротким сарафаном.
- Где я ошиблась? – спросила старушка кротко.
- Цветы на шляпе, - ответила Герда.
Старушка кивнула. Попробовала шевельнуть пальцами, украшенными затейливыми кольцами, но оказалось, что все кольца и браслеты Герда с её рук сняла и сложила на сырой земле.
- Как мне найти Кая? – спросила Герда.
- Я тебя не обижала, - на всякий случай ответила старушка. – Я о тебе заботилась. Я расчёсывала твои волосы…
- Замолчи, - сказала Герда резко. – Как мне найти Кая?
- Я не знаю, - ответила старушка. – Я лишь пятого ранга, это не в моих силах… ой, крошка, это очень острый нож!
- Кай!
- Может быть принцесса сможет… - прошептала старушка. – Это маленькое королевство, даже не королевство, тьфу, герцогство, но принцесса…
Герда кивнула, глядя на старушку.
- Ты же меня отпустишь? – спросила старушка заискивающе. – Я тебя не обижала…
- Я заглянула в подпол, - тихо сказала Герда.
Старушка замолчала. Посмотрела в ясное небо где всегда светило солнце. Спросила:
- Всё плохо, да?
- Да, - сказала Герда безжалостно.
Деревянные големы у ворот скрипнули, вздрогнули и прекратили своё безостановочное движение. Один замер, стало слышно лишь, как скрипят, пожирая его изнутри, жуки-древоточцы. Другой развалился на части и рухнул оземь. Герда надвинула соломенную шляпу на лицо старушки и пошла по саду к воротам. Холодало. Небо заволакивали серые тучи. Цветы увядали прямо на глазах.
- Прощай, садок вишнёвый, - сказала Герда. Отломила колючку с шиповника, оплетающего ограду, заколола ей разошедшееся на груди платье.
Хата с соломенной крышей рухнула за её спиной, но девочка не обернулась. Вышла за ограду.
Снаружи была осень. Реку сковывал тонкий ледок, дул пронизывающий порывистый ветер несущий снежную крупку. Деревянный голем рухнул и рассыпался в труху у её ног, в трухе забелели тонкие косточки.
Герда подумала, что надо было снять с ног старой ведьмы туфли, они пришлись бы ей впору. Но возвращаться не хватило духу.
И она пошла по закаменевшей предзимней земле босиком.
- Папа, - спросила Надя. – А вот колдунья в волшебном садике, она Светлая?
- Нет, - сказал я.
- Но она ведь не злая.
- Ну… по-всякому бывает, - я уклонился от прямого ответа. – Сейчас не злая, раньше злая. С Гердой добрая, с другими девочками… не очень. Она не Светлая.
- А как понять, Светлая или нет? Если без ауры!
- Если решает за тебя, то не Светлая, - сказал я. – Даже если желает тебе блага.
- Но вы с мамой тоже решаете за меня и говорите «мы тебе добра желаем».
- Мы родители.
Надя наморщила лоб.
- Родители не бывают Светлыми или Тёмными, - сказал я. – Они просто родители. Будешь слушать дальше? Или я по укороченной программе: пришла, нашла, привела, розы цветут…
- Буду!
- «Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил: «- Кар-кар! Здрасьте!»
Герда сидела на камне и печально смотрела на свои бедные, избитые о камни ноги. Конечно, её семья не была богатой и носила она большей частью деревянные сабо, только в праздник надевая туфельки или сапожки. Но босиком её доводилось бегать нечасто, только летом…
- Кар-кар! Здрасьте! – раздалось под ухом.
Герда от усталости даже не вздрогнула. Повернувшись, она увидела бородатого толстого мужчину в покрытой белёсой пылью одежде.
- Ты мельник? – спросила она, соображая, не пуститься ли в бегство.
- Я не мельник! – возмутился бородач. – Я здешний ворон!
В глазах бородача было безумие, но он казался неопасным.
- А я девочка, - сказала Герда. – Я бедная одинокая девочка, очень усталая. Я ищу своего друга Кая.
- Это плохо, плохо, - пробормотал бородач. – Плохо быть девочкой, плохо быть мальчиком в наших краях… Лучше быть вороном! А ты знаешь, чем ворон похож на конторку?
- И на вороне, и на конторке есть перья? – предположила Герда.
- Кар! – воскликнул мужчина. – А я не знал, я не знал ответа! Пойдём, я отведу тебя на мельницу. Я там живу со своей воронихой. Нам надо подумать, кем ты будешь.
- Я Герда.
- Нет-нет! Надо подумать, кем ты будешь здесь, потому что здесь плохо быть Гердой, здесь надо быть вороном, или котом, или бабочкой, но ни девочкой, ни мальчиком, ни человеком!
- Пойдём, - согласилась Герда. – По дороге я расскажу тебе свою историю. Может быть ты поможешь мне найти Кая…
Свой рассказ Герда закончила уже на мельнице, когда пила чай с вареньем. Мельник и мельничиха, или ворон и ворониха, как угодно, предлагали ей самого вкусного, вишнёвого, но Герда выбрала земляничное. Когда она закончила свою историю, ворон и ворониха переглянулись.
- Кар? – спросил ворон.
- Кагги-карр! – ответила ворониха.
- Мы, кажется, знаем, где твой Кай, - осторожно сказал ворон.
- Наша принцесса, - ворониха сглотнула, - она такая умная, она прочитала все газеты на свете, она ездила по всему миру, даже в Трансильванию. И она стала скромной, велела разбить все зеркала, выбросить серебряную посуду, выходила из замка только вечерами… А потом она решила выйти замуж.
- К ней приезжали женихи отовсюду, - кивнул ворон. – Они приходили в замок, но никто не стал её мужем.
- И никто не выходил обратно… - тихо сказала ворониха.
- А потом однажды вечером пришёл мальчик, он был такой бледный, тихий, но очень вежливый, он ждал у ворот замка пока его не пригласили войти, - ворон затряс головой и безумие тёмным огнём загорелось в его глазах. – Когда его впустили он посмотрел на разбитые зеркала, на деревянную посуду на столах, рассмеялся и пошёл к принцессе… и та сказала «ну наконец-то, я уже думала, что осталась в мире одна…»
- И они вместе теперь, - кивнула ворониха.
- Лучше быть вороном теперь, - сказал ворон. – Потому что… потому что так лучше…
- Отведите меня в замок, - сказала Герда. – Если это Кай… Я только посмотрю на него. Узнаю, что с ним всё в порядке. И уйду домой.
Ворон и ворониха переглянулась.
- Ведите, - сказала Герда, вставая. – И… дайте мне какие-нибудь ботинки? Воронам ведь они ни к чему?
- Дай её ботиночки нашей дочки, - сказал тихо ворон. – Дай ей красивые ботиночки нашей дочки…
Снежный король
- «Ну, начнём!» – бодро сказал я. – «Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа…»
- Папа, - прервала меня Надя. – Раз он был злющий-презлющий, то как он мог быть в хорошем расположении духа?
Раз уж дочка начала задавать вопросы – уложить её быстро не получится. Я поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Сказал:
- А почему бы и нет? Злые тоже могут быть в хорошем расположении духа. Сделали гадость, сидят и радуются. И обдумывают следующую гадость.
- Тогда надо говорить не в «хорошем расположении духа», - наставительно произнесла Надя, - а «в весёлом». Или «радостном». Потому что веселье и радость – это чувства. А хорошее – это хорошее. Это категория качества.
- Не слишком ли умные слова для второклассницы? – спросил я. – Кыш из моей головы! Или сама будешь читать.
Надя надула губки, но замолчала.
- Будем считать, что это сложности перевода, - смилостивился я. – Итак… «он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало ещё ярче, казалось ещё хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем варёным шпинатом, а лучшие из людей — уродами».
- Я люблю шпинат, - сказала Надя. Исключительно из упрямства. Она и шпинат ела из упрямства, поскольку узнала, что обычно он детям не нравится.
В таких ситуациях – лучше всего игнорировать реплики. Я продолжил читать сказку, пока не дошёл до фразы: «Все ученики тролля — у него была своя школа — рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде».
- Это как у нас школа? – заинтересовалась Надя. – Как у дяди Гесера?
- Нет, - ответил я твёрдо. – Это был не дядя Гесер.
- А тролль был какого уровня? Первого?
Человеческим детям проще, они слушают сказку в полной уверенности, что сказка – ложь. Дети Иных прекрасно знают, что за каждой сказкой стоит реальная история. Не всегда детская. Даже за Русалочкой, Рапунцель и прочими диснеевскими принцессами есть такая правда, от которой Дисней бы поседел и начал заикаться.
Я прикрыл томик Андерсена и сказал:
- Высшего. Но давай ты всё-таки послушаешь сказку? История магии у вас начнётся с третьего класса.
- Давай, - вздохнула Надя.
Человек, сидящий у окна, был молод, немногим за двадцать. Скуластое лицо было грубоватым, крестьянским, но глаза живыми и умными, а потрёпанная мантия, перекинутая через спинку стула, выдавала в юноше небогатого студента. Огромный лист сероватой бумаги, лежащий перед ним на столе, был покрыт линиями, стрелочками, латинскими буквами, римскими и арабскими цифрами. Юноша аккуратно вписал в один из кружков букву «K», рядом нарисовал кружок с торчащей из него стрелочкой, отложил перо и нахмурился, как будто результат его чем-то расстроил.
- Ты загрустил, мой милый Иоганн? – спросили юношу из-за спины.
Юноша вздрогнул, привстал и снова уселся.
- Ты так напугался, будто к тебе подкрался тролль, - негромко сказал его собеседник.
- Кто такой тролль, учитель? – спросил юноша, не оглядываясь.
- О, мой милый Иоганн... Троллем в той стране, откуда я вернулся, называют злого горного духа. В твоей чудесной тёплой Моравии троллей не водится. Да по правде говоря – их вообще нет.
Юноша сглотнул и нахмурился, глядя в бумагу, будто услышанное его не убедило.
- Ты всё сделал?
- Да, учитель, - сказал Иоганн. – Я всё сделал, учитель. Вы помните, о чём мы с вами договаривались?
Тот, кого он называл учителем, вздохнул за его спиной.
- Ах, Иоганн, Иоганн… Как жалко, что ты не хочешь быть Иным. А ведь ты мог бы…
- Нет, учитель.
- Может ты останешься человеком, но будешь и впредь моим учеником?
- У вас много учеников, - сказал Иоганн, глядя в окно на невысокую часовню Августинского монастыря. – Любой школяр будет счастлив, если вы возьмёте его к себе, как был счастлив и я…
- Ты лучший, Иоганн! Ты разобрался в том, в чём и я сам не в силах разобраться. Неужели знания стали внушать тебе скуку?
- Не скуку, а отвращение, учитель. Вы помните наш уговор?
Учитель вздохнул.
- Да, мой милый Иоганн. Ты завершаешь расчёт и объясняешь мне результаты. А я оставляю тебя в покое.
- И делаете так, что я забываю обо всём, чему научился, забываю о вас, забываю о Иных, забываю о колдовстве! – напомнил юноша.
- Уйдёшь в монастырь? – полюбопытствовал учитель.
- Да! Я возьму себе другое имя, забуду о прошлом и буду молить Бога простить мне работу на дьявола!
Учитель засмеялся.
- Я не дьявол. Я даже не демон. Я Иной. И я сомневаюсь в том, что вообще… впрочем, ладно, мой милый Иоганн, не буду мучать тебя крамольными речами. Ты завершил расчёт?
- Да!
- Хорошо, - сказал учитель. – Обещаю, своим именем и силой, что как только ты расскажешь мне правду – я помогу тебя забыть обо мне, позволю удалиться и жить той судьбой, что ты избрал. Доволен?
Но юноша чего-то ждал.
Учитель вздохнул и вытянул руку так, что ладонь его, сухая и крепкая, оказалась над листом бумаги, перед лицом юноши.
- Пусть Тьма будет свидетелем моих слов, - сказал учитель.
Над его ладонью возникла тёмная точка. Расширилась – и превратилась в крошечный шарик из тьмы и мрака. Казалось, что он вращался над ладонью, но может быть это было лишь иллюзией.
Юноша вздохнул. Потом отстранил руку учителя – и ткнул пальцем в бумагу.
- Вот. Это тот скандинавский мальчик. Я нарисовал щит и копьё, символы Марса…
- Кай, - сказал учитель зачарованно. – Да.
- А вот это девочка, - юноша ткнул пальцем в кружок, над которым было нарисовано зеркало Венеры, кружочек на ручке.
- Герда, - кивнул учитель.
- Если все их предки… - юноша снова сглотнул, провёл рукой над листом бумаги, где множество кружочков соединялись линиями, - действительно их предки… и уровень их Силы верен…
- Верен, - нетерпеливо сказал учитель. – Не сомневайся.
- И этот… господин Z… за три столетия четыре раза появлялся в их родословной… - голос юноши стал тоньше, будто он сдерживался, из последних сил не переходя на крик… - и он имеет то, что вы называете Высшей Силой…
- Да, - сказал учитель. – Он три раза появлялся в родословной девочки и один раз в родословной мальчика. Я даже отвечу на твой невысказанный вопрос. Это действительно я. Все четыре раза, все три века.
- Вы дьявол, - твёрдо сказал юноша.
- Говорю же тебе – дьявола не существует! – рявкнул учитель. – Не его бойся!
- А я и не его боюсь, - сказал юноша неожиданно твёрдо. – Но и не вас, учитель.
На миг наступила тишина. Потом юноша вздохнул и продолжил.
- Вы всё правильно рассчитали, хотя я не пойму как, ведь ваши представления о наследовании в корне ошибочны…
- Но я прав? – спросил учитель.
- Да, вы правы. Но и ошибаетесь тоже.
Юноша наконец-то повернулся и посмотрел в лицо своему собеседнику. Самому обычному на вид человеку, в небогатом камзоле и с неприметным лицом.
- Вы ошиблись, учитель, - сказал он. – Вы триста лет пытались вырастить дитя, которое станет исполнителем вашей воли. Но Господь обратит вашу спесь и ваше нетерпение против вас.
- Да какое уж тут нетерпение, - сказал учитель задумчиво. – Триста лет, сам же сказал… И в чем же я ошибаюсь?
- Вы забыли о любви, Иоганн! О той силе, что приближает нас к Господу. Любовь защитит этих детей!
- Забывать не в моих привычках, - ответил учитель. – И ты ошибаешься, я много думал о любви. Что ж, ты выполнил обещанное.
- Выполните и вы, учитель! Вы клялись Тьмой!
- Ты бы знал, Иоганн, насколько важно точно формулировать клятву, - усмехнулся учитель. – У меня есть четыре способа не исполнять её, и ещё три – убить тебя сразу после исполнения.
Юноша вскинул руку, сжимая в ладони висящий на шее крестик. Учитель с любопытством смотрел на него. Потом сказал:
- Но я не стану пользоваться твоей наивностью. Ты сделал то, чего я хотел. Сейчас ты забудешь все те годы, что я учил тебя тайнам наследственности, забудешь меня, забудешь про Иных. Отправишься в свой монастырь, возьмёшь себе новое имя…
- Грегор, - сказал юноша. – Я буду зваться Грегор.
- Страж, - учитель усмехнулся. – Что ж, как угодно. Но вначале я скажу тебе две обидные вещи. Во-первых – тебе никогда не уйти от твоего дара. Ты великий учёный, и ты всё равно вернёшься к тому, чему я тебя учил. Тебе никогда не достичь тех вершин, которые ты уже покорил, но ты снова станешь изучать тайны природы.
Юноша пожал плечами. Непонятно было, расстроили его слова учителя или обрадовали.
- И во-вторых, - продолжил учитель. – Ты хочешь расстаться со мной в уверенности, что я проиграл. Но такой радости я тебе не подарю.
Он опустил руку в карман сюртука и осторожно достал из кармана зеркальце – маленькое круглое стеклянное зеркальце в серебряной оправе, скорее подобающее светской даме, чем немолодому мужчине. Впрочем, поверхность зеркала была слегка волнистой и всё, что отражалось в нём, было причудливо искажено – вряд ли это понравилось бы юной красавице или стареющей кокетке.
- Это не зеркало Венеры, - усмехнулся учитель, глядя на бумажный лист. – Этот амулет я начал создавать много лет назад, ещё до твоего рождения… я назвал его кривым зеркалом. Как ты думаешь, что оно делает?
- Отражает, - сказал Иоганн настороженно. – Только криво.
- В этом-то всё и дело, - сказал учитель. – Это кривое зеркало. Оно может многое, но есть одна вещь, ради которой я его создал. Оно меняет цвет. Добро превращает в зло, и наоборот…
В следующий миг Иоганн вскинулся со стула и кинулся на учителя. Его движение было настолько быстрым и неожиданным, что он вырвал зеркало из рук учитель – и торжествующе протянул вперёд, так, чтобы тот увидел своё отражение.
Учитель вскрикнул и застыл, глядя в зеркало.
- Да обратится же тьма светом! – ликующе закричал Иоганн. – Господь избрал меня своим орудием!
- Что со мной сделал… - прошептал учитель, глядя в зеркало. – Ах… слёзы текут из самых глубин моего чёрного сердца… сколько же зла я совершил… ах… ангелы, добрые ангелы укоризненно смотрят на меня из зеркальных глубин…
Он протянул руку и забрал зеркало у Иоганна. Сказал:
- Впрочем нет. Это не ангелы, это амальгама покоробилась. Милый Иоганн, я восхищён твоей смелостью и находчивостью, но чтобы просто использовать зеркало – надо быть Иным. А чтобы понимать, как его использовать – надо быть мной. Спи же, смелый и глупый Иоганн. Спи, мой разуверившийся ученик, несвоевременный гений. Спи.
Юноша медленно осел на пол, глаза его закрылись.
- Когда ты проснёшься, ты забудешь меня и ту работу, что выполнил, - продолжил учитель. – Ты исполнишь свою мечту и уйдёшь в монастырь.
Он повернулся, спрятал зеркало в карман и направился к двери, закончив на ходу:
- А меня ждёт долгая дорога в холодный скучный Копенгаген…
Надя вздохнула.
- О чем задумалась? – спросил я.
- Мне кажется, родители Кая и Герды были очень неосторожны, что разрешали им перебираться из окна в окно на большой высоте.
- Кыш из моей головы? – неуверенно спросил я.
- Папа, я не подглядываю! Я правда так думаю!
- Хорошо, - согласился я. – Да, ты права. Неосторожны. Ну в ту пору гораздо спокойнее относились к опасностям для детей. Дети… как бы сказать… они не совсем считались людьми.
- Как Иные, - сказала Надя.
Я откашлялся.
- Да. Пожалуй, все дети – Иные… Ну что ж, продолжим! Снип-снап-пурре… впрочем, это из другой версии… «- А Снежная королева не может войти сюда? - спросила раз девочка.
- Пусть-ка попробует! - сказал мальчик. - Я посажу её на горячую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом”.
Кай топнул ногой и воскликнул:
- Да пусть только попробует! Я посажу её на горячую печку, вот она и растает! А лучше нет, лучше втолкну её в печурку, закрою заслонку и буду слушать, как она там бьётся!
Бабушка вздрогнула, погладила его по голове:
- Не говори так, внучек! Затолкать женщину в горячую печь – так поступают только плохие дети!
- А как же Гензель и Гретель? – спросила Герда.
Бабушка покачала головой, её румяное, сморщенное будто печёное яблочко лицо стало обиженным и грустным. Она твёрдо сказала:
- Плохие дети! Чем виновата старушка-ведунья, жившая в глуши в голодные времена? Лучше бы сожгли свою злую мачеху, чем мучать и грабить ведунью…
Она со вздохом отошла от печки, потряхивая головой и бормоча себе под нос: «Плохая… Грета плохая… плохая и хитрая…»
- Ну ты правда нехорошо сказал, - упрекнула Кая Герда. – Нельзя быть злым, даже со злыми людьми!
Кай надул губы. Он был высокий, красивый мальчик, голубоглазый и светловолосый – впрочем, как и Герда. Люди часто принимали их за брата и сестру, да и они относились друг к другу как брат с сестрой.
- Хорошо, не буду, - пробормотал Кай. Подошёл к окну, заглянул в маленькую протаянную дырочку в изморози. Стоял чудный, морозный денёк, на площади перед Ратушей (если посмотреть искоса, то был виден самый-самый её краешек) дети бегали с санками, катались, прицепившись к крестьянским саням. Кай нетерпеливо топтался у окна – Герда не хотела идти кататься, пока не выучит наизусть псалом про розы. Потом мальчик засмеялся: - Герда, какой смешной господин стоит на площади! Он в чёрном сюртуке, в напудренном парике, а в руках у него маленькое зеркальце. Рядом с ним сани, огромные красивые сани, в них сидит женщина в белом, сверкающая будто снег! А господин в чёрном пускает солнечные зайчики в нашу сторону… ой… прямо в окно…
Герда вздохнула, повторяя про себя: «Розы цветут… красота, красота…»
- Ах! – вскрикнул вдруг Кай. – Мне кольнуло прямо в сердце и что-то попало в глаз!
- Молод ты ещё, чтобы тебя кололо в сердце, - отозвалась сварливо бабушка, раскатывающая имбирное тесто для пряничного домика. – И попомни, когда колет – это не страшно, страшно когда…
Старушка замолчала, медленно повернулась к внуку. Герда уже стояла рядом с Каем, обвив того руками за шею и заглядывая в глаз.
- Ох беда, беда, беда… - зашептала старушка, глядя на внука. Руки её забегали по фартуку, доставая и убирая какие-то связки сушёных трав, простенькие колечки, старенькие очки. Она с прищуром посмотрела на Кая, вздрогнула и повторила: - Ох беда, беда, беда…
- Должно быть выскочило! – воскликнул Кай, отталкивая Герду. – О чём же ты плачешь? Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь! Посмотри на наши розы! Даром что цветут круглый год, их точит червь и они будто неживые! А ты, бабушка, похожа на злую ведьму из страшной сказки!
- Кай, Кай, что с тобой? – воскликнула Герда, заливаясь слезами. Но Кай, вырвав один из розовых кустов (тотчас же увядший и рассыпавшийся в прах) уже выбежал из дома. Гулко застучали по лестнице его деревянные башмаки и вот уже он мчится к ратушной площади, волоча за собой санки…
- Бабушка, что с ним? – спросила рыдающая Герда. Бабушка сидела на табурете, перебирая руками чётки из чёрного камня. Из глаз её текли слёзы. – Бабушка, ответь, бабушка, ведь ты знаешь всё на свете, всё ведаешь, тебя слушаются и родители, и соседи… бабушка!
- Это заклятие, девочка моя, - прошептала бабушка. – Страшное заклятие, я знаю лишь одного волшебника, способного на такое. Ему я не ровня! Я вовсе не всё ведаю, девочка, я старая слабая ведунья из баварской глуши…
- Куда убежал Кай? – твёрдо спросила Герда. – Скажи!
Бабушка подняла на неё взгляд.
- Всё, что было ему прежде мило, стало ему отвратительно. Всё, что раньше пугало и отталкивало, полюбилось. Он никогда не вернётся домой, девочка. Помнишь, он сказал про господина в чёрном и белую женщину в санях?
- Это Снежная Королева? – воскликнула Герда, обмирая от страха.
- Можно сказать и так, - кивнула бабушка. – Снежный король и его снежная королева.
- Я найду Кая, я обойду всю землю и найду его! – твёрдо сказала Герда. – Бабушка, помоги мне!
Бабушка встала, взгляд её стал строже.
- Что ж… может быть ты и сумеешь… если кто и сумеет, так это только ты, - она кивнула. – Нет силы выше любви. Сама я не знаю, как найти господина в чёрном и женщину в белом. Но… может быть моя сестрица поможет…
- Сестрица? – удивилась Герда.
Но бабушка уже доставала из сундука удивительные вещи – ожерелье из маленьких косточек, кусочек старой жёлтой кожи с нарисованными на нём непонятными письменами, маленькие красные башмачки.
- Ожерелье надень на шейку, - сказала бабушка. – Старую кожу спрячь подальше, достань в конце пути, когда ничто другое не поможет. А башмачки надень сейчас.
- Красные башмачки? В воскресенье? – ахнула Герда.
- Надень! – велела бабушка. – Если не боишься! Это волшебные башмачки, Герда. Если ты хочешь танцевать и веселиться, то будешь танцевать и веселиться, а если хочешь найти Кая… они отведут тебя к моей сестрице.
Не колеблясь ни миг, Герда присела у дверей, сбросила с ног сабо и прямо на вязаные чулки надела красные башмачки.
- Немного в них осталось силы, - прошептала бабушка. – Когда-то они могли перенести тебя куда требуется, могли призвать на помощь летучее воинство…
- Ангелов? – поразилась Герда. Она знала, что её мудрая бабушка не так проста, как кажется, но всё же не ожидала таких чудес.
Бабушка горько рассмеялась и поцеловала её в лоб.
- Неважно, Герда, неважно. Помощь – всегда помощь. Иди, девочка. Когда дойдёшь до моей сестры, отпусти башмачки, не надо ей такого подарка…
Теребя край одеяла, Надя сказала:
- А Герде было страшно уходить из дома искать Кая?
- Конечно, - сказал я.
- А её мама и папа расстроились?
- Ну да, - осторожно ответил я.
- Просто про них в сказке ничего не говорится, только про бабушку, и то непонятно чья она бабушка – Кая или Герды…
- Я и сам толком не пойму, - признался. – Но думаю, что у Кая и Герды были папы и мамы. А бабушка так любила обоих, что всё равно, чья она.
Надя покивала, потом спросила:
- А это хороший поступок, бросить родителей и бабушку, даже чтобы спасти друга?
- Не знаю, - сказал я. – Не уверен.
- Но ведь иначе Кай бы пропал…
- А могла бы пропасть и Герда! – сказал я нравоучительно.
Беда с этими сказками и сказочниками.
Вроде бы они учат хорошим, правильным вещам. А если разобраться, то Малыш постоянно лазает на крышу к Карлсону, асоциальному мужчине непонятного возраста и биографии, девочка Герда уходит из дома куда глаза глядят чтобы найти сбежавшего соседского мальчишку, Кот в Сапогах обманывает короля и помогает простолюдину жениться на принцессе.
- Давай дальше читать, - сказал я. «Может быть, река несёт меня к Каю?» - подумала Герда, повеселела, встала на нос лодки и долго любовалась красивыми зелёными берегами. Но вот она приплыла к большому вишнёвому саду, в котором приютился домик с цветными стёклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо».
Герда стояла на носу лодки и смотрела на вишнёвый сад возле маленькой, крытой соломой хижины с цветными стёклами в окнах. Деревянные солдаты у ворот потешно махали ружья, приветствуя её.
Красные башмачки, что всю дорогу плыли рядом с лодкой (Герда сняла их, когда они привели её к реке и пустила в воду) прощально ткнулись в борт.
- Плывите, плывите чудесные башмачки, - сказала Герда. – Может быть к вам вернётся ваша волшебная сила и в других землях, в другие времена вы поможете другой девочке?
Башмачки качнулись на волнах, будто кивнули и поплыли по реке к океану. А Герда выпрыгнула из лодки на сушу – и попала прямо в крепкие объятия старой-престарой старушки в большой соломенной шляпе расписанной яркими цветами.
- Бедная крошка! – воскликнула старушка, цепко держа её за руку. – Как же тебя принесло в мой садик? Пойдём-ка, давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку… Что это?
Она отдёрнула от Герды руку, глядя на ожерелье из косточек на её шейке.
- Бабушка послала меня к вам, - сказала Герда, бесстрашно глядя на старушку. – Она сказала, что только вы, сестрица, поможете мне.
- Сестрица, - вздохнула старушка. – Ах, как молоды мы были с твоей бабушкой. Она была такая же хорошенькая как ты, а может быть даже лучше…
Старушка ущипнула Герду за пухлую розовую щёчку.
- Ну пойдём, пойдём…
Вслед за старушкой Герда вошла в дом, который внутри показался больше, чем снаружи. Там старушка усадила её за стол и поставила перед ней блюдо с огромной спелой вишней. И пока Герда ела вишню и рассказывала свою историю, старушка расчёсывала ей волосы маленьким золотым гребешком и качала головой.
- Права твоя бабушка, не ей тягаться с человеком в чёрном. Что такое седьмой ранг? Но и не мне, не мне, прости меня, крошка. И я против высшего – ничто. Ты погибнешь сама и погубишь нас.
- Но любовь… - прошептала Герда.
- Любовь великая сила, - согласилась старушка и вздохнула. – В память о ней я оберегу тебя… Засыпай же, чудесное дитё. Я не обижу тебя и другим не дам тебя обидеть. Ты будешь жить со мной в моём садку вишнёвом, над которым не властно время. Ты забудешь своего глупого Кая…
Герда хотела сказать, что никогда не забудет, но в тот же миг заснула.
А когда она проснулась в кроватке, благоухающей так, словно матрас и подушка были набиты лепестками цветов, проснулась чистая, умытая, переодетая, расчёсанная – она и впрямь не помнила ни Кая, ни бабушку, ни Копенгаген. Она радостно обняла свою любимую бабушку, которая всюду ходила в соломенной шляпе, расписанной цветами. Потом она поела вареников с вишней и сметаной и побежала играть в сад. Светило ясное солнышко, было тепло, повсюду цвели цветы и щебетали птички. Бабушка сидела у крыльца в кресле-качалке, глядя на неё из-под шляпы, деревянные солдаты маршировали у ворот и махали ружьями. Вечером бабушка расчёсывала ей волосы и укладывала в кроватку…
Так дни тянулись за днями, радостные и счастливые, но что-то всё больше и больше тревожило Герду.
И вот однажды она подбежала к старушке, которая прикорнула на солнышке и вдруг увидела на её шляпе нарисованный розовый куст.
Розы!
В саду у старушки не было роз!
Герда вздрогнула, поднесла руку к груди. Пальцы её наткнулись на ожерелье из косточек, сухих и маленьких, будто костяшки детских пальчиков. И память сразу же вернулась к Герде.
- Кай… - прошептала она, глядя на старую ведьму в цветастой шляпе. – Кай!
Два деревянных голема всё так же маршировали у входа в садик, но им велено было охранять ведьму от того, что пришло снаружи, а не от того, что уже было внутри.
И когда старушка, вздрогнув от прикосновения холодного железа открыла глаза, Герда держала острый кухонный нож у её горла, чуть-чуть вонзив остриё в кожу. А руки старушки было крепко связаны длинными кухонными полотенцами с вышитым на них красным узором.
Герда стояла перед ней, сжимая нож обеими руками. В вишнёвый садик она пришла маленькой пухлой девочкой в длинном нарядном платьишке, но теперь была худеньким подростком, а потрёпанное платье казалось на ней коротким сарафаном.
- Где я ошиблась? – спросила старушка кротко.
- Цветы на шляпе, - ответила Герда.
Старушка кивнула. Попробовала шевельнуть пальцами, украшенными затейливыми кольцами, но оказалось, что все кольца и браслеты Герда с её рук сняла и сложила на сырой земле.
- Как мне найти Кая? – спросила Герда.
- Я тебя не обижала, - на всякий случай ответила старушка. – Я о тебе заботилась. Я расчёсывала твои волосы…
- Замолчи, - сказала Герда резко. – Как мне найти Кая?
- Я не знаю, - ответила старушка. – Я лишь пятого ранга, это не в моих силах… ой, крошка, это очень острый нож!
- Кай!
- Может быть принцесса сможет… - прошептала старушка. – Это маленькое королевство, даже не королевство, тьфу, герцогство, но принцесса…
Герда кивнула, глядя на старушку.
- Ты же меня отпустишь? – спросила старушка заискивающе. – Я тебя не обижала…
- Я заглянула в подпол, - тихо сказала Герда.
Старушка замолчала. Посмотрела в ясное небо где всегда светило солнце. Спросила:
- Всё плохо, да?
- Да, - сказала Герда безжалостно.
Деревянные големы у ворот скрипнули, вздрогнули и прекратили своё безостановочное движение. Один замер, стало слышно лишь, как скрипят, пожирая его изнутри, жуки-древоточцы. Другой развалился на части и рухнул оземь. Герда надвинула соломенную шляпу на лицо старушки и пошла по саду к воротам. Холодало. Небо заволакивали серые тучи. Цветы увядали прямо на глазах.
- Прощай, садок вишнёвый, - сказала Герда. Отломила колючку с шиповника, оплетающего ограду, заколола ей разошедшееся на груди платье.
Хата с соломенной крышей рухнула за её спиной, но девочка не обернулась. Вышла за ограду.
Снаружи была осень. Реку сковывал тонкий ледок, дул пронизывающий порывистый ветер несущий снежную крупку. Деревянный голем рухнул и рассыпался в труху у её ног, в трухе забелели тонкие косточки.
Герда подумала, что надо было снять с ног старой ведьмы туфли, они пришлись бы ей впору. Но возвращаться не хватило духу.
И она пошла по закаменевшей предзимней земле босиком.
- Папа, - спросила Надя. – А вот колдунья в волшебном садике, она Светлая?
- Нет, - сказал я.
- Но она ведь не злая.
- Ну… по-всякому бывает, - я уклонился от прямого ответа. – Сейчас не злая, раньше злая. С Гердой добрая, с другими девочками… не очень. Она не Светлая.
- А как понять, Светлая или нет? Если без ауры!
- Если решает за тебя, то не Светлая, - сказал я. – Даже если желает тебе блага.
- Но вы с мамой тоже решаете за меня и говорите «мы тебе добра желаем».
- Мы родители.
Надя наморщила лоб.
- Родители не бывают Светлыми или Тёмными, - сказал я. – Они просто родители. Будешь слушать дальше? Или я по укороченной программе: пришла, нашла, привела, розы цветут…
- Буду!
- «Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил: «- Кар-кар! Здрасьте!»
Герда сидела на камне и печально смотрела на свои бедные, избитые о камни ноги. Конечно, её семья не была богатой и носила она большей частью деревянные сабо, только в праздник надевая туфельки или сапожки. Но босиком её доводилось бегать нечасто, только летом…
- Кар-кар! Здрасьте! – раздалось под ухом.
Герда от усталости даже не вздрогнула. Повернувшись, она увидела бородатого толстого мужчину в покрытой белёсой пылью одежде.
- Ты мельник? – спросила она, соображая, не пуститься ли в бегство.
- Я не мельник! – возмутился бородач. – Я здешний ворон!
В глазах бородача было безумие, но он казался неопасным.
- А я девочка, - сказала Герда. – Я бедная одинокая девочка, очень усталая. Я ищу своего друга Кая.
- Это плохо, плохо, - пробормотал бородач. – Плохо быть девочкой, плохо быть мальчиком в наших краях… Лучше быть вороном! А ты знаешь, чем ворон похож на конторку?
- И на вороне, и на конторке есть перья? – предположила Герда.
- Кар! – воскликнул мужчина. – А я не знал, я не знал ответа! Пойдём, я отведу тебя на мельницу. Я там живу со своей воронихой. Нам надо подумать, кем ты будешь.
- Я Герда.
- Нет-нет! Надо подумать, кем ты будешь здесь, потому что здесь плохо быть Гердой, здесь надо быть вороном, или котом, или бабочкой, но ни девочкой, ни мальчиком, ни человеком!
- Пойдём, - согласилась Герда. – По дороге я расскажу тебе свою историю. Может быть ты поможешь мне найти Кая…
Свой рассказ Герда закончила уже на мельнице, когда пила чай с вареньем. Мельник и мельничиха, или ворон и ворониха, как угодно, предлагали ей самого вкусного, вишнёвого, но Герда выбрала земляничное. Когда она закончила свою историю, ворон и ворониха переглянулись.
- Кар? – спросил ворон.
- Кагги-карр! – ответила ворониха.
- Мы, кажется, знаем, где твой Кай, - осторожно сказал ворон.
- Наша принцесса, - ворониха сглотнула, - она такая умная, она прочитала все газеты на свете, она ездила по всему миру, даже в Трансильванию. И она стала скромной, велела разбить все зеркала, выбросить серебряную посуду, выходила из замка только вечерами… А потом она решила выйти замуж.
- К ней приезжали женихи отовсюду, - кивнул ворон. – Они приходили в замок, но никто не стал её мужем.
- И никто не выходил обратно… - тихо сказала ворониха.
- А потом однажды вечером пришёл мальчик, он был такой бледный, тихий, но очень вежливый, он ждал у ворот замка пока его не пригласили войти, - ворон затряс головой и безумие тёмным огнём загорелось в его глазах. – Когда его впустили он посмотрел на разбитые зеркала, на деревянную посуду на столах, рассмеялся и пошёл к принцессе… и та сказала «ну наконец-то, я уже думала, что осталась в мире одна…»
- И они вместе теперь, - кивнула ворониха.
- Лучше быть вороном теперь, - сказал ворон. – Потому что… потому что так лучше…
- Отведите меня в замок, - сказала Герда. – Если это Кай… Я только посмотрю на него. Узнаю, что с ним всё в порядке. И уйду домой.
Ворон и ворониха переглянулась.
- Ведите, - сказала Герда, вставая. – И… дайте мне какие-нибудь ботинки? Воронам ведь они ни к чему?
- Дай её ботиночки нашей дочки, - сказал тихо ворон. – Дай ей красивые ботиночки нашей дочки…
