(вне конкурса)
белая медведица
Мертвая Петля
Кружится и болит голова. Кружится и болит. Болит и кружится. Разламывается просто. Не с похмелья же, ясное дело. У меня двое детей, муж, работа бухгалтерская. Давление высокое. Не пью я.
А что тогда? Шла себе спокойно с работы, несла в сумке мандарины и хлеб Бородинский.
Точно помню, что дошла до Садовой. Там меня на переходе старый Чанган водой из под колес облил. Пальто не новое и не белое. Но все равно жалко.
А потом провал в памяти. Качественный такой провал. Не то что – тут помню, а тут не помню. Ничего не помню. Ни капельки и ни чуточки.
Перед глазами все плывет. Пытаюсь приподнять руку. Сначала, вроде, получается. А потом будто кто-то наступает на нее ногой в тяжелом ботинке. Это меня под бандитские разборки попасть угораздило? Так, вроде бы, не девяностые сейчас.
С трудом фокусирую взгляд.
Такое впечатление, что смотрю на все вокруг с высоты двух- или трехэтажного дома. Подо мной немощеный двор с кое-где выбивающимися стеблями пожухлой травы. У высокого забора дремлет клокастый пес породы двортерьер. Над головой – деревянный навес. Пахнет свежей стружкой и немного дымом.
– Очухалась? – спрашивает кто-то рядом.
Оглядываюсь. Вокруг никого нет.
– Извините, я вас не вижу.
– Это мы сейчас. Это мы живенько исправим, - ехидничает голос. Красивый голос, глубокий баритон. Таким бы новости по телевизору рассказывать. Или в опере петь.
Ноги сами несут меня к большой бочке в углу двора, до краев наполненной водой. Вглядываюсь в гладкую поверхность.
Из глубины смотрит на меня звериная морда. Та еще морда. Огромная вытянутая пасть чуть приоткрыта. Видны кривые, острые, давно нечищеные клыки. Длинный узкий язык с капающей с него слюной свешен набок. На лбу костяной гребень.
Морда подмигивает мне желтым глазом.
Шея неожиданно легко поворачивается на сто восемьдесят градусов. Опускаю взгляд вниз. Внизу пожарным шлангом выгибается хвост, покрытый зеленой и золотой чешуей. Хвост приподнимается и легко треплет меня по щеке.
Кажется – это мой хвост...
Кричу я минут пять. Не меньше. До хрипа. Потом наклоняю голову и жадно пью теплую, пахнущую тиной воду. Судорожно втягиваю ртом воздух. Зубы стучат. Не могу остановится.
– Что, что со мной? Что вообще происходит!
– А ничего особенного. Опять между мирами появилась прореха. Вот ты в нее и провалилась. Прямехонько ко мне. По нам, драконам, как раз граница проходит. Не спрашивай, почему. Не знаю. Так что ты теперь – это я. А я– это ты. И мы вместе – одна дружная семья. Но я главнее. По праву первородства.
– Ты...
– Да, я дракон. Боевой Златокрылый Дракон пресветлого князя Рослана.
– А как же дети, муж... Я их больше никогда не увижу? У меня на ужин курица размораживается. Кто ее теперь приготовит?
– Извини, ничем помочь не могу. Может, когда-нибудь, провалишься обратно. Вроде, иногда случается такое. Тебя как зовут?
– Лидия Николаевна. Лида.
– А меня Огниш.
Хочется сесть и обхватить голову руками. Но моя теперь огромная, безобразная туша вся во власти дракона Огниша. Я хочу домой. К своей семье. В свой тихий, малокровный город. И пусть каждый день Чанган на перекрестке обливает меня водой из-под колес. Пусть даже с работы уволят. Да я даже сама уволюсь. Только пустите меня обратно!
Открываю пасть и разражаюсь на весь двор тоскливым ревом. Я оплакиваю свою судьбу.
Рядом звучит непонятная речь. Будто звенит на ветру серебряный колокольчик.
Под навес заходит подросток лет шестнадцати. Тоненький, невысокий. С соломенными спутанными волосами. В полотняной рубахе без ворота. Грубое полотно. Небеленое, домотканое. А какой у них здесь, собственно, век?
Он что-то жарко говорит Огнишу, гладит по морде, по тумбообразным лапам с острыми когтями. Дракон внимательно слушает, млея от удовольствия. Из-за забора звучит призыв на чужом языке. Юноша разворачивается и стремительно убегает.
– Мой всадник, Зорко! – сообщает дракон. – Молодой еще. Учится только. Но способный мальчик. Такого из седла запросто не выбросишь. Кстати. Завтра выступаем. Чтобы ты знала. Сделаем первую вылазку. Пощупаем противника.
– Выступаем! Как выступаем? Куда выступаем? Какой противник? Я – женщины и дети. Меня надо в убежище. Или я сразу сдамся в плен. Я считать умею. Я пригожусь!
– Драконы не сдаются!
Ну да, не сдаются. Они хрусть и ам. Или их – хрусть.
– Мама! Спасите! За что мне такое!
Вот сейчас, сейчас зажмурю глаза посильнее. А когда открою, буду уже дома.
– Прекрати! – обрывает меня Огниш. – Наш город осадили дикие кочевники с юга, oльхи. Думаешь, они кого-нибудь в живых оставят? Учти, нас с тобой первых на вертеле поджарят! А князя с дружиной в городе нет. В походе он. И боевые драконы с ним. Гонца, конечно, послали. Нам, главное, продержаться, пока князь вернется. Все мужчины на крепостных стенах. Женщины некоторые. Дети, что постарше. А ты – сдаваться. Тьфу на тебя.
– А ты почему не с дружиной?
– Да понимаешь, – мнется Огниш, – старый я уже. Долго лететь не могу. Вес набрал. Крылья плохо гнутся. И реакция уже не та. С князем молодые драконы полетели. Сын мой там, Пламен. Быстрый, как молния.
В голосе Огниша звучит гордость.
– А моего сына Пашкой зовут. Хороший сын, только простужается часто. А шарф одевать не хочет. И куртка всегда нараспашку.
– Так чего же плакать, если хороший, – удивляется Огниш. – Идем лучше. Я тебе город покажу. У нас красивый город. На холме. Стены высокие. Ворота крепкие. Жалко, рва с водой вокруг стен нет. Князь собирался этим заняться. Да вот не успел.
– А тебе можно просто так разгуливать?
– А чего же. Я дисциплину знаю.
Огниш с трудом протискивается сквозь узкую калитку и топает к виднеющейся невдалеке крепостной стене с деревянными башенками по углам.
Город и вправду уютный. С деревянными одноэтажными домиками. Ставни резные. На каждой крыше – флюгер в виде петушка. Не золотого, нет. Но все равно красиво. А вот выбеленная, будто парящая на фоне ясного неба, церквуха на вершине холма – та сверкает золотыми куполами. Кривые улочки между домами поросли нежно-зеленой травой. По траве разгуливают рябые куры, тощие кошки. И малышня в коротких рубашонках.
– Пошла вон, убогая! – Огниш чуть не наступает на переходящую дорогу горбатую свинью.
Та недовольно хрюкает. И получает под зад чешуйчатой лапой.
– Огниш, а кочевники с юга, это татаро-монголы, что ли?
– Татары чего? Ольхи – они oльхи и есть.
Ну да. У них тут другой мир. Параллельный, наверное. А, может, перпендикулярный. И все не так. Драконы, oльхи. Язык непонятный. Впрочем, для меня и английский непонятный. А домой как хочется!
Хорошо хоть, я Огниша понимаю. Впрочем, его голос у меня в голове звучит. Телепатическая связь, наверное... Ненавижу фантастику!
Дракон проводит инспекцию крепостных ворот. Толстых, дубовых, которые два добрых молодца с взмокшими на спине рубахами обивают металлическими полосами. Дракон стучит башкой по металлу и остается доволен.
Потом заглядываем в главный колодец. Вода на месте. Моя страшная морда – тоже. Смерть от жажды осажденному городу не грозит.
На площади перед воротами собирается народ – поглазеть на Огниша.
Вперед выходит худая женщина с усталыми глазами. Выбиваются из-под платка кудрявые волосы. Рядом с ней трое ребятишек. Младший держится за подол материнской юбки и с интересом разглядывает Огниша. Потом поворачивается к женщине и показывает в нашу сторону пальцем.
Женщина молча кивает головой.
Малыш нерешительно протягивает вперед руку. На ладони – маленький кусочек хлеба.
Наклоняю голову, осторожно беру губами горбушку. Дотрагиваюсь до руки жестким носом. Легко дую на светлые, легкие волосы. Малыш визжит от восторга. Так когда-то визжал мой Пашуня, когда я кружила его по комнате.
– Молодец, – шепчет Огниш. – Умеешь с детьми обращаться.
Дети, взрослые подходят поближе. Каждому хочется похлопать меня по чешуйчатому боку. Самые храбрые пацанята обнимают за шею, кое кто усаживается на хвост в попытке использовать его в качестве качелей. Качели так качели. Я не против.
С крепостной стены машет нам рукой и широко улыбается тоненькая высокая девушка в плохо пригнанных, не по росту кожаных доспехах.
– Сестра Зорко, Валишка, – комментирует Огниш.
Валишка разводит огонь вокруг здоровых котлов с дегтем. Это я определяю по запаху. Его будут лить на головы наступающих, если я не ошибаюсь. Варварство какое!
Рядом с девушкой сидят два не первой молодости дядьки с пегими бородами. Один дремлет, прислонившись к темным бревнам, другой не торопясь правит блестящий на солнце меч.
Зорко остается спать с нами, под навесом. Поздно вечером приходит Валишка, приносит брату поесть. Котелок со странного вида, но вкусно пахнущей кашей.
- Крашневая, - объясняет Огниш.
Валишка угощает меня большим ломтем хлеба. В воздухе пахнет домом, теплом, уютом...
Валишка долго гладит дракона по золотому гребню, прижимается к морде, шепчет что-то в ухо.
– Просит присмотреть за братом, – говорит мне Огниш. – Мы и присмотрим. Правда, Лида? Валишка тоже хотела быть всадником. Но девку кто возьмет? Хотя, если бы у меня спросили...
На руке у Валишки завязана белая тряпица. Под ней отчетливо проступает след от ожога. Ладони загрубели от тяжелой ручной работы. Обгрызены ногти. Моя дочка тоже вечно грызет ногти. И у нее непроходящие ссадины на коленках от поездок на роликовых коньках. У Валишки такие же тонкие запястья, как у моей Иришки. В том, моем мире это хорошо, красиво. А здесь это плохо. Здесь девушки защищают город наравне с мужчинами. И тягают тяжелые котлы.
Под глазами у Валишки темные круги. Плохо спала этой ночью. А, впрочем, кто сейчас в этом городе хорошо спит. Включая меня.
Валишка. Иришка. Иришка. Пашка. Метет дорогу чешуйчатый хвост. Красный закат за крепостной стеной. Теперь я умею летать. И говорить с драконами...
Под утро я забываюсь тяжелым сном. Мне снится, как кочевник из книжки по истории пятого класса замахивается на меня копьем.
Меня будит хлопанье крыльев над головой.
Рядом стоит широко зевающий Зорко с чем-то, похожим на большое седло.
– Сейчас начнется, – азартно сообщает Огниш.
Из ноздрей неожиданно вырывается сноп пламени. Опаляет землю. Я громко чихаю. Оказывается, это неприятно – пыхать огнем. Огниш подгибает колени. Зорко грозит дракону пальцем и начинает прилаживать седло на нашу спину.
– Летим! – рычит Огниш и резко взмывает вверх. Делает большой круг и закладывает крутой вираж.
– Ремни! Где тут ремни безопасности! – кричу я глядя на перевернувшееся небо. Никогда не любила быструю езду. И летать на самолете – тоже. Как Зорко еще с нас не свалился, не знаю.
Огниш не слушает. Проносимся над стенами, над пологим холмом за ними.
На холме – неприятель. Низкорослые, приземистые oльхи в войлочных остроконечных шапках бегут на приступ. Тащат кривобокие лестницы. Короткие мечи в руках. Обитые кожей щиты – за спиной. За наступающими –всадники на таких же низкорослых приземистых лошадках. У этих в руках луки. Они целятся... Они целятся в меня, в нас!
- Вперед!
Под нами оказывается осадная машина: огромное бревно на цепях, укрепленное на больших колесах. Огниш пускает в нее струю пламени. Разбегаются в страхе кочевники. Сырое дерево неохотно вспыхивает только с третьего раза. Огниш коршуном пикирует вниз, когтями подцепляет таран и переворачивает его колесами вверх.
- Вперед!
Мимо меня со свистом проносится огромный валун. Это по дракону шарахнули из катапульты. Огниш яростно взвывает, делает мертвую петлю и бросается в атаку. Катапульты загораются одна за другой. Гораздо быстрее, чем осадное оружие.
Чувствую легкое покалывание на коже. В нас попадают стрелы кочевников, но пробить толстую чешую они не могут.
Из ворот города вырывается маленький отряд воинов. Они схлестываются с наступающими Ольхами. Кочевников в разы больше.
- Вперед!
Огниш кидается на помощь. Подхватывает когтями забившуюся от страха лошадь вместе с всадником и бросает в толпу oльхов. Плюется огнем. Маленькие фигурки захлестывает раскаленной лавой.
Меня накрывает азартная волна сражения.
- Занять боевую позицию! - ору я. - Рассчет, к орудиям! По цели. Бронебойными. Огонь!
Ольхи не выдерживают. Разворачиваются и дают деру. Низкорослые лошадки улепетывают на удивление быстро.
- Вперед!
Натягиваются поводья.
- Стой! Стой, дурная девка! - кричит Огниш. - Они отходят. Надо возвращаться.
Не могу отдышаться. Бешено колотится сердце. Бушует адреналин.
Смотрю на землю. Поломанные, сгоревшие машины. Трупы лошадей. И людей.
Это все я?
На ужин Огнишу приносят молодого козленка. Я усиленно стараюсь не смотреть, как крепкие когти рвут на куски нежное мясо. Остались от козлика рожки да ножки, нда. Вот сейчас Валишка придет. Хлебушка принесет.
Проходит три дня.
Сильно болят обожженные, пересохшие ноздри, хотя Зорко и смазывает их по вечерам какой-то жирной мазью. Каждый выдох дается с трудом. А уж выдох с огнем...
Зорко приводит слепую старуху-знахарку с бельмами на глазах. Старуха запаривает сухие травы в деревянной кадушке, дает мне выпить. Накрывает мой потрескавшийся нос мокрой тряпицей. От тряпицы пахнет календулой и ромашкой. Старуху сопровождает совсем молодая девушка с толстощеким младенцем на руках. У девушки испуганные заплаканные глаза. От младенца нежно пахнет грудным молоком. Он беспечно грызет беззубыми деснами маленький розовый кулак.
Задело падающей катапультой. Теперь мы с Огнишем хромаем на правую заднюю ногу. Ломит крылья. В колени будто песок насыпали. У драконов бывает артрит? Дергается веко на левом глазу.
Но без нас защитникам не устоять. Их и так становится меньше с каждым днем.
И каждое утро мы вновь и вновь тяжело поднимаемся с крепостной стены, поливаем врагов огнем, раскидываем когтями, переворачиваем катапульты. Скидываем на Ольхов заранее запасенные камни из крепких сетей.
Болят колени, болит обгоревший нос, дергается веко. Старость не радость.
Вчера вечером Зорко не пришел ночевать к нам под навес. Валишку убило случайной стрелой. Она сражалась на крепостной стене. Поливала врагов раскаленным дегтем...
А ночью стало известно - появились драконы кочевников. Злые быстрые твари. Черные летучие мыши. Прилетели позже, где-то задержались. Они летают медленнее нас. Но их много, а мы с Огнишем одни.
На рассвете мы не стали ждать Зорко. Пусть он обидится, пусть. Но лучше ему остаться сегодня под защитой стен.
Делаю круг над городом и лечу навстречу наступающим войлочным шапкам. И опять огонь, красные от крови когти, предсмертные крики, горящие катапульты...
Неожиданная боль в груди, разламывающая ребра. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть яростным огнем. Меркнет свет перед глазами. Свинцом налились крылья. И тянет, тянет к земле.
Ты что, старый? Ты что? Нам нельзя. Мы бессмертные драконы. На нас держится мир.
Давай. Мы вместе. Слышишь, вместе. Драконы не сдаются. Взмахиваю немеющими от боли крыльями.
Черные драконы идут узким треугольником. Грозно ощерены длинные клыки. Один из драконов вырывается вперед. Сшибаемся грудью, вонзая друг в друга наточенные когти. Рвусь вверх, насколько хватает сил. Впиваюсь зубами, рву ненавистную шею. И мы падаем, падаем, падаем вниз.
Сильный удар сотрясает тело. С трудом приоткрываю веки. Заливает глаза зеленая драконья кровь. Своя? Чужая? Черная туша надежно придавлена моим весом.
А вверху, в невероятно-синем небе парят три златокрылых силуэта.
Это не предсмертный бред, я знаю. Это вернулась дружина князя.
– Женщина! Женщина! Что с вами?
Легкое похлопывание по щекам. Надо мной склоняется мужчина со смартфоном в руках.
– Скорая? Угол Садовой и Заречной. Женщине стало плохо.
Сильно давит за грудиной. Еще немного и я не смогу дышать.
Моя рука крепко, до крови, сжимает что-то острое и горячее. С трудом поднимаю руку, подношу к глазам. В ладони – пылающая золотом тяжелая пластина.
Нет, не черепица – чешуя.
И звенит, звенит в голове знакомый голос.
Драконы не сдаются.