digitalis

Интересно, в какую реальность прошел Линией Грез человек, уставший быть Императором человечества? Ему хотелось спокойного окончания бесконечно долгой жизни. Финала, достойного простого смертного. В моем маленьком экспромте, написанном на одном дыхании и представленном здесь практически без стилистических правок делается попытка представить себе эту реальность.

Персонажи взяты из романов С. Лукьяненко "Линия грез", "Императоры Иллюзий", фанфика Валерия Кукушки «Вячеслав Шегал», фильмов Э.Рязанова «Служебный роман», К.Булычева "Гостья из будущего".
В тексте использованы тексты песен А.Лысикова (ака Дельфин) "Молоко", Ю.Энтина "Прекрасное далеко".






- Постарайтесь как можно ярче представить идеальный мир. Он ждет вас, - сказал Тамура, активируя центральный компьютер. Где-то за стеной его кабинета оживали системы, которые по всем человеческим законам не могли работать.

- Разве это поможет? - с легкой иронией поинтересовался старик. - Согласно восьмому пункту вступления в контракт, Линия Грез реагирует на глубинные, подлинные мечты.

Тамура пожал плечами.

- Ну... принято так говорить. Мы еще не успели обрасти традициями.

- Понимаю, - старик поднялся. Легко - он все же был в хорошей форме.

- Ну, счастливо оставаться.

Тамура разблокировал и открыл дверь, ведущую в аппаратный комплекс. Не понимая, что на него нашло, все же поинтересовался:

- Как вы думаете, что вас ждет?

Мужчина остановился, словно этот простой вопрос привел его в смущение.

- Я... я собственно не знаю.

Тамура виновато заулыбался. Но старик, похоже, решил дать какой-то ответ.

- Мне кажется, там будет тихо. Тихо и просто.

Уже из коридора он добавил:

- Очень хочется верить...

Створки дверей бесшумно закрылись за спиной. Сначала не было ничего. Только звенящая тишина, прерываемая лишь толчками пульса в висках. И тут, до слуха императора начала доноситься какая-то незнакомая мелодия. Сначала едва ощутимая, она звучала все громче и громче. Льющаяся как-бы из ниоткуда и отвсюду сразу, она была грустной, и при этом… полной надежды. Императору казалось что кто-то другой, кто жил внутри него все эти годы шепчет незнакомые слова молитвы:





Когда Анатолий Ефремович уже натягивал куртку во внутреннем кармане завибрировал телефон. Рашель привычно уселась у двери. В ожидании прогулки даже такая мелочь как телефонный звонок хозяина длиться целую вечность. Под замершим в напряженном ожидании взглядом боксерихи Новосельцев положил поводок на банкетку и вытащил из внутреннего кармана бережно упакованную в футлячик нокию. «Сейчас, девочка, сейчас милая». Новосельцев до сих пор называл пожилую Рашель «девочкой». Давно пора отправить телефон со стертыми клавишами на заслуженный отдых. На новый год сын подарил новехонький Сониэриксон с двухмегапиксельной камерой и мр3 плеером. Но нокия дорога как память. Сейчас, по прошествии трех с небольшим лет Новосельцеву до сих пор мерещилось, что вот-вот зазвучит знакомая мелодия лунной сонаты, а на монохромном экране с оранжевой подсветкой высветится «Людочка».

- Привет, папа

Анатолий Ефремович был обрадован неожиданным звонком сына. Что поделаешь – отпрыски вылетели из родительского гнезда, обзавелись собственными семьями. Мальчик и… тоже мальчик. Старший и средний… И младший. Еще один мальчик и еще одна не сбывшаяся надежда.

- Привет оболтус! - С первых же секунд Анатолий Ефремович уловил в голосе сына неладное и осекся… - Сережа…. что-то случилось?

- Да, папа… - По тону голоса Анатолий Ефремович уже понял, что будет сказано дальше… но еще даже не подозревал, КТО.

- Славик… - Его голос дрожал. Дальше можно было не продолжать, но Сергей выдохнул - Его… его больше нет.

Анатолий Ефремович уже привык к тому, как уходят ровесники. Кто-то тихо, с усталым взглядом и застывающей улыбкой на устах, так и не сдавшись в долгой борьбе с болезнью – как уходила Оля. Или с помпой, с пафосной процессией и посмертными интервью, размноженными полусотней изданий – как нардеп Самохвалов. Нет. Анатолий Ефремович не привык. Просто смирился, как смиряются с неизбежным. Стараясь не думать, кто же будет следующим.
Но когда уходят молодые на душе появляется жутковатый холодок. Славик… Слава Шегал. Анатолий Ефремович с трудом выдавил:

- Не может быть… это…

Повисла тяжелая пауза. Она продолжалась секунду или две, но Анатолию Ефремовичу показалось целую вечность. Он всегда испытывал неловкость со словами соболезнования… Да и что тут можно передать словами? В такие моменты паузы значат больше, чем сами слова. Достаточно просто легкого, дружеского прикосновения к плечу...
Они дружили со старшим сыном с первого класса. Спокойный, немного застенчивый парень. Закончил политех, увлекался компьютерами, много читал. Когда Славику было 16 умерла его мама, оставив сына одного на всем белом свете. Нет. Не одного. Слава фактически был членом семьи Новосельцевых. Людочка любила мальчика как родного сына. Казалось, природа что-то напутала и именно кроткий и целеустремленный Славик, а не избалованный Ильюша был настоящим сыном Людмилы Прокофьевны. Ильюшу она устроила на факультет международных отношений, а Славик сам поступил в политех на кибернетический. С приближением очередной сессии Ильюша жаловался на зажравшихся преподавателей и мажоров, требуя все больше денег на взятки, все глубже втягиваясь в пагубную зависимость. А Славик каждый раз покупал со своей мизерной стипендии торт «Пражский» - который так любила Людмила Прокофьевна.
На третем курсе Людочка устроила Славика в Госкомстат, программистом, а Ильюшу на лечение от наркозависимости в элитную, разрекламированую клинику. Анатолий Ефремович догадывался, что Славику хотелось большего... Фантазер и мечтатель, в чем-то похожий на него самого зачитывался фантастикой, писал рассказы. Последний год он, казалось, переселился в сеть, практически перестал общаться с друзьями а горящими глазами и отстраненным видом все больше напоминал Ильюшу. И вот, больше нет ни Ильюши, ни Славика…

- Сын, но как…?

- Сердечный приступ, папа. Умер дома, за компом…

Анатолий Ефремович представил аскетичное жилище Славы, старенький компьютер, недопитую чашку дешевого «нескафе», которое парень потреблял в огромных количествах. Слава, уютно устроившись на клавиатуре просто спал. Часто именно так он и засыпал под утро – его настоящим домом стала сеть. На Славином лице замерла легкая полуулыбка, как будто ему снился приятный сон.



Чуть подволакивая задние лапы старушка Рашель семенила рядом. В последнее время она с трудом запрыгивает на свой диванчик – пожилых собак тоже донимает артрит. Глядя на Рашель, которая еще совсем недавно резвилась беззаботным щенком на глаза Анатолия Ефремовича наворачивались слезы.



Дельфин был одним из немногих молодежных исполнителей, чьи песни брали Анатолия Ефремовича за душу… Ильюша любил Дельфина и даже пробовал сам писать в стиле рэп. Как же все-таки несовершенно устроен этот мир… Илья, Людочка, Оля… а теперь – Славик. Совсем молодой – ему жить и жить. И не в этой сраной стране, а в Америке. Быть ведущим программистом солидной компании. Специалистом, с годовым доходом от 200 тысяч убитых североамериканских енотов. С возрастом Новосельцев поверил в Бога. «Что ж, если верить Библии - Слава сейчас в лучшем мире. В мире, где ему не прийдется убегать в свои выдуманные, фантастические миры от зябкого одиночества и безденежья». Может быть, в той самой Америке по контракту с пентагоном он программирует системы противорактеной обороны. Или где-нибудь в будущем, о котором мечтал ведет звездные корабли к новым планетам.
В силу свойственного характеру Анатолия Ефремовича пессимизма он не любил задумываться о будущем, предпочитая жить маленькими радостями дня сегодняшнего. Сейчас, с возрастом, его будущее все более и более отдалялось в область воспоминаний. И было в этом что-то тревожное, как будто упущена, забыта какая-то важная деталь. Все чаще на Новосельцева нападали приступы одинокой, стариковской бессонницы, от которой он спасался книжками, принесенными Славиком. Будущее ассоциировалось с тревожной песней из детского кинофильма:



Песня эта походила на молитву. Молитву будущему, богу или кому-то еще. Будущее жестоко, как жестока сама жизнь. Анатолий Ефремович больше не верил ни в партию, ни в «прекрасное далеко». Зато поверил в Бога. В равнодушного Бога, которому просто хочется покоя от этих навязчивых насекомых – людей. Со всей их глупой верой, безответственными надеждами, идеологиями и идолами.
Тогда, в далекие 80-е образ девочки Алисы из фильма, которым засматривались сыновья будил в нем странные, противоречивые и отнюдь не отеческие чувства. И было в этом что-то, в чем Анатолий Ефремович боялся и стыдился признаваться самому себе. Он же всегда мечтал… о дочери! Вот только возраст Людочки не позволял завести четвертого ребенка… Может – к лучшему?
В ночных метаниях Анатолия Ефремовича образ Алисы, девочки несущей надежду миллионам советских школьников обрастал совершенно немыслимыми подробностями. Ему виделись миры, где юная Алиса ведет набитую зарядами антиматерии шлюпку на таран Псилонского крейсера. В ее бездонных, синих глазах светятся лишь звериная ненависть к чужим, лишившим ее семьи и дома. Алису-рабыню, с безучастным видом делающую эротический массаж пузатому торгашу с Эндории в элитном махане Джиенаха. Алису, растрелянную на Хараане, невообразимым образом воскресшую и ангелом мести вернувшуюся в мир людей. Алису, с безжалостными глазами убийцы и именной категорией лиги телохранителей. Анатолий Ефремович знал, как будет выглядеть его смерть. С русой косой и синими глазами, она, в один прекрасный миг дотянется до него своей рукой сквозь время и пространство, прильнет всем телом, страстно поцелует в поджатые стариковские губы своими обжигающе-ледяными губами, возьмет за руку и поведет туда, где скрылся от людей равнодушный Бог.


Звуки грустной молитвы о будущем становились все громче, застилая собой шум машин и встревоженное скуление Рашель. Анатолий Ефремович понял, что лежит на снегу лицом вниз. Но вместо обжигающего холода на лице играл теплый ветер, почему-то пахнущий зеленым лимоном.

- Вы такой уставший, Император. - Подняв взгляд Новосельцев увидел перед собой девчушку: темноволосая, кареглазая, очень просто одетая. Она протягивала ему букетик.

- Это арматан, его почти нигде не осталось. Все говорят, что он сорняк, хоть и редкий. А он снимает усталость, и пахнет очень вкусно.

Анатолий Ефремович поднес букетик к лицу. Вдохнул сладкий, отдающий мятой и жимолостью запах и улыбнулся.