![tongue.gif](style_emoticons/default/tongue.gif)
Часть 3.
Смешная
Алька входит в мою комнату.
- Хочешь есть?
Я качаю головой, и вновь смотрю в потолок.
Я живу здесь уже полгода. Нет, не живу – существую.
Мне ничего не надо. Я ничего не люблю.
Я смотрю в потолок – каждый день, каждую ночь…
Мой лес погиб. И моя душа вместе с ним.
Он мне говорил разлюбить себя. Он мне говорил, что я буду плакать.
Но я не успела.
- Миш… А хочешь, я тебе историю расскажу? – спрашивает Алька.
Я смотрю в потолок.
Но Алька садится на край кровати, и рассказывает:
- …Она любила сидеть на крыше. И каждый день она сидела там. Она любила небо. Она любила слушать, как стучат клювами голуби по нагретому железу. Она всегда приносила крошки хлеба для голубей. И так каждый день. Однажды небо спросило её – «Ты веришь в Бога?». И она ответила – «Нет». «А во что ты веришь?», - спросило небо. «В тебя!» - засмеялась девушка. И небо ей сказало: «Пообещай, что если я умру – ты будешь жить!». Девушка пообещала. Через день она погибла сама при попытке взлететь. И небо погибло. А девушка – она и там, в бесконечности, жила… Она ведь обещала ему жить.
Я смотрю на Альку – в его изумрудные глаза.
И тихо говорю:
- Он просил меня быть смешной… Научи меня жить, Алька… Заново.
- Научу, - обещает Алька.
Я смотрю в потолок, и говорю:
- Приведи Таню, Алька… Она мне сейчас нужна…
* * *
- Ах, Миша, что же ты так, - покачала головой Таня.
Сейчас ей на вид одиннадцать лет. Значит, она решилась на «взросление».
- Не знаю, Таня, - говорю я. – Я любила мой лес! Кто я теперь – без него?
Таня вздыхает.
- Сыграть тебе?
Я киваю. Пусть сыграет.
И Таня начинает играть.
Потерявшие реальность бродят поэты
По граням миров, по граням всего.
Иногда ныряют в воды. (Морей? Леты?)
Но хранит и кто-то: от кого?
Я внимательно слушаю Таню. Наверное, лишь они с Алькой оживят меня… Наверное.
На лезвии безумия бродят писатели-фантасты,
Связывают звеньями слов миры,
В этом мире утопия, а в этом - лишь касты,
Или просто - правила неведомой Игры.
Игра… Действие первое: жизнь. Это действие кончилось для меня. Действие второе: смерть. Вот она, моя игра…
Среди веков бродят менестрели,
Осталась у них лишь музыка и небо.
Я не знаю, чего они там хотели,
Но услышать их когда-то мне бы.
Менестрели. Я была Менестрелем! Я была Менестрелем своего леса! Но лес умер…
И я – с ним.
Плачут в пустых городах ждавшие неба,
И которые видели лишь смог больших городов.
В городе живут не просившие хлеба,
А те, кто не смог порвать сталь прозрачных оков.
...Потерявшие реальность бродят поэты,
По границам миров, по границам всего.
Может, и я там среди них есть где-то...
И пишу о небе, ведь не могу без него...
- Таня… Как ты пишешь эти стихи? – спрашиваю я.
Таня испуганно смотрит на меня.
- Такой бездушный голос… Я пишу их – потому что я – это Я! Я – это не ты, что сделала из меня менестреля, не твой лес, что дал мне надежду, не Алька, что дал мне веру! Я – это я!
Я слегка отупеваю от такой речи, но скоро прихожу в себя.
- Таня! Ты права… Ты на сто процентов права, Таня! – горячо говорю я. – Вот только… - мой голос становится тише. – Только я тебе всё ещё не верю, Таня!
Таня некоторое время смотрит на меня, а затем она выбегает из комнаты.
Она плачет.
* * *
Я сижу в окне, свесив ноги вниз. Высоко.
Я смотрю на город – он живёт. Живёт, как я никогда не буду жить.
В голове – ни мысли…
- Мишка! Ты что, прыгать собралась?
Я не поворачиваюсь на голос Альки. Я смотрю туда – выше. В небо. В горы.
- Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал, - говорит Алька.
Знакомые слова. Только вот не помню, кто был их автор. Хотя какая разница?
- Мишка! – позвал меня Алька.
Я поворачиваюсь к эльфу.
- Что? – говорю я.
- Знаешь… А может, нам всё же подняться на эту вершину? – говорит Алька.
Я молчу.
На вершину? Зачем? Это глупо…
- Ну просто, Миша… Тебе надо хоть чем-то заняться, - говорит Алька. – Ну? Ты согласна?
Я смотрю в изумруды его глаз, и киваю.
Какая разница, куда я пойду?
* * *
Мы с Алькой едем на металлиссах.
К вершине ведёт древняя тропа, прозванная Лунной тропой. Почему? Я не знаю.
Металлиссы – послушные и сильные – им не сложно проехать тысячи и тысячи километров…
Хотя по этой тропе мы доберёмся до вершины за полгода… Может, раньше.
Вокруг – хвойный лес. Я вдыхаю этот запах, он наполняет мои лёгкие, и мою жизнь смыслом…
- Нравится? – спрашивает Алька.
- Да, - отвечаю я.
Я живу. Я живу, и я уверенна в этом. У меня есть воздух!..
Я чувствую тёплую шею животного под своей рукой. Слегка пахнет металлом. Это от шкур металлиссов. Хотела бы я знать, кто они всё-таки…
- Я хочу только, чтобы ты ожила… - тихо прошептал Алька, думая, что я не слышу…
И я…
…- Лес! Мой лес!
Я смеюсь, подкидывая пепел в воздух. Он оседает на еловых ветках моего леса…
- Ты жив!
- Конечно, я жив…Пока ты жива, я жив, Ангел… - говорит мой лес.
Я сажусь в корнях столетней сосны, прислоняюсь к ней спиной.
- Я буду жить – и ты тоже будешь жив! – шепчу я.
- Я верю тебе, Ангел…Но я прошу тебя – дойди до вершины.
- Хорошо, мой лес… Я дойду! – говорю я.
- Будь смешной, мой Ангел…
Я трясу головой.
Я – жива! И мой лес – жив!
- Обломитесь, я жива! – во всю мощь лёгких кричу я.
Конь недовольно фыркает.
Алька смотрит на меня удивлённо и радостно.
- Я жива, Алька! Мой лес говорит со мной… - говорю я спокойно. – Но на вершину мы пойдём, слышишь?
Алька кивает.
- Конечно, Миша…
Затем он протягивает ко мне руку, взъерошивает мне волосы.
- О Предки, как я рад, что ты – снова ты!
- А уж как я рада! – говорю я. – Сталька, вперёд!
Я трогаю своего коня, и тот лёгкой рысью едет вперёд по тропе. Алька едет за мной.
Я жива.
Но я знаю, что это ещё не конец…
Это только начало.
* * *
Под моим весом ветка обламывается, и я падаю.
- Ой! – только и успеваю крикнуть я.
Вот почему я не превращаюсь в летучую мышь, как некоторые вампиры?
Алька подхватывает меня, и сам валится с ног, так как я успела набрать приличное ускорение.
- Мишка! Ты как ребёнок! – ворчит он, вставая на ноги.
- Я и есть ребёнок! – говорю я. – Мне все те же четырнадцать. Помнишь меня в мои четырнадцать лет?
- Конечно, помню, Миша… - говорит Алька. – Отлично помню.
У нас сейчас привал. Металлиссы пасутся, поедая кору и иголки сосен. А мы отдыхаем. Только я вот… на дерево полезла…
- Так вот, Алька – мне снова четырнадцать! – возвещаю я.
А сколько мне на самом деле? Двадцать один, или уже двадцать два?
- Сегодня какое число? – спрашиваю я.
- Ты у меня жила долго… Оживала… Сейчас двадцать третье июля, - говорит Алька.
Значит, позавчера мне исполнилось двадцать два года. Быстро время летит. Хотя мне всё равно как бы семнадцать.
Я снова запрыгиваю на дерево, и, цепляясь когтями, быстро по нему лезу.
- Да, когда тебе было четырнадцать, ты любила лазать по деревьям, - сказал Алька, удобно устроившись недалеко от сосны.
- И не только по деревьям! – отвечаю я. – А ты что, стар уже, лазать по деревьям?
- Ещё чего! – азартно восклицает Алька.
Он быстро лезет по дереву за мной.
- Ну, ну, догони! – говорю я, долезая до удобной ветки.
Сажусь на ветку, смотрю на карабкающегося Альку.
- Ну? Лезешь? – насмешливо спрашиваю я.
Однако эльф лезет быстро, и очень скоро оказывается рядом со мной.
- Ну что, поучишься летать? – спрашивает Алька, улыбаясь.
Я хочу засмеяться, но…
…Алька толкает меня – вниз, в пропасть… Надо же, а за деревьями её и не видно…
- Алька! Алька! Ты предал меня! – плачу я, срываюсь в пустоту.
Вечную, вечную пустоту…
А там, раскрыв тёплые лапы стальных игл, ждёт мой лес…
- Миша! Ты чего так побледнела? – спрашивает Алька.
- Предатель! – шиплю я, полуослепнув, и размашисто и точно бью Альке по лицу…
Алька, пошатнувшись, срывается вниз.
- Мишка?..- успеваю я услышать удивлённый шёпот, сорвавшийся с его губ.
Я в ужасе смотрю вниз – и ничего не вижу.
Это было всего лишь видение! Всего лишь! А я…
А я убила своего единственного друга.
Что-то болезненно сжимается в груди.
- Алька! – мне хочется кричать, но с губ слетает лишь шёпот.
Я медленно, чтобы руки не отпустили дерево в отчаянии, начинаю спускаться.
По лицу беззвучно текут розоватые слёзки.
Ч-чёрт!
Надо бы поесть... попить то есть…
Я уже готова отпустить дерево, как решаю оглянуться. Нет, в эту сторону лучше не прыгать. Там пропасть.
Я перелезаю на другую часть дерева – та, что ближе к тропе – и прыгаю вниз.
С высоты двух метров для меня прыжок не опасен.
Я приземляюсь, смотрю на двух настороженных металлиссов.
Затем я обнимаю моего Урана и Алькиного Рока за шеи, начинаю рыдать…
А в мозгу скользит глупая мысль…
«Истеричка…»