Герцог Ароникс Л'Харр

Небольшая аннотация:
1. Люблю перекладывать события, имевшие место быть в фентезийную форму.
2. О деталях мира где происходит все это дело... Вообще то у меня есть мысль написать повесть "История одного ангела". Ну так вот - Ирсен живет именно в этом мире, кстати говоря, главный герой с ним тоже пересечется. Поэтому я не стал напрягаться, описывая этот мир. Все одно когда я "Историю" напишу - все будет ясно.

За сим все. Если вы, после этой аннотации, таки прочитаете то, что я умудрился написать, то спасибо за внимание. Критику принимаю. Всегда казалось, что стихи у меня получаются лучше, чем проза.
____________________________________________________________________

Занималась заря, пылающие лучи восходящего солнца окрашивали белокаменные стены города в кроваво-красный цвет, отражались от металлических крыш, заглядывали в окна. Где-то вдалеке медленно пробуждался ото сна густой лес, взмывали в небо птицы, шелестели разбуженные утренним ветром листья. День неотвратимо наступал на мир, отгоняя ночь все дальше и дальше к горизонту. Темнота, глухо ворча, медленно отступала, отдавая солнцу метр за метром, а свет гордо шествовал вперед, воспевая жизнь, вселяя в души людей спокойствие, рассеивая ночные тревоги, возвращая всему исконные цвета. Кончалась весна...

С высочайшей башни города наблюдал за рождением нового дня стройный юноша, закутанный в зеленый плащ. Он был высок, красив. Ветер, словно озорной котенок, трепал его длинные, волнистые, светло-коричневые волосы, солнце заглядывало в его серо-зеленые глаза, пытаясь увидеть в них то, о чем он думал, глядя на восход... Его лицо чем-то напоминало иконописный лик – узкий нос, задумчивый взгляд, робкая улыбка. Он так и стоял на краю смотровой площадки, позволяя всем ветрам дергать его одежду, касаться холодной стали меча и серебряных струн гитары...

Тяжелые шаги отвлекли его от созерцания инсценировки мироздания, и чей-то хриплый, грубый голос за спиной произнес:

-Эй, ты, кто ты такой, что ты тут делаешь?

Юноша, как будто вырванный из оцепенения, медленно обернулся. Перед ним стоял городской патруль. Два воина, вооруженных короткими, но, все же, смертоносными клинками. Двое профессиональных убийц.

-Я просто смотрю на восход... – тихим тенором ответил он вопрошающему.

-И всё?

-И всё.

Казалось, страж хотел сказать еще что-то, задеть неизвестного юношу, излить на него гнев за какие-то свои, личные проблемы, хоть немного сбросить свое собственное напряжение, но тут вмешался его напарник, коснувшись плеча говорящего, он сказал:

-Джеймс, успокойся, я его знаю. Это Ирсен Лэйнкрос, менестрель.

-Зачем менестрелю меч? – взгляд Джеймса скользнул по ножнам и резной рукояти длинного, узкого клинка.

-Чтобы защищать свою честь, воин. У менестрелей тоже есть чувство собственного достоинства... – все тем же тихим голосом ответил юноша.

Это были всего лишь слова. Но взгляд может сказать больше. Взгляды Ирсена и Джеймса на мгновение пересеклись, понимание появилось в глазах стража. Он резко, по военному, развернулся и молча направился к лестнице, увлекая за собой напарника. Они ушли, оставив юношу наедине со стремительно светлеющими небесами. А по небу бежали, где-то высоко-высоко над землей, свободные как сам ветер, но холодные как лед облака.

Нет, конечно, юноша не остался там на весь день. Как человеку не дано воспарить над землей и застыть там навеки, так и Ирсен в итоге спустился вниз, туда, где обычные люди считали менестреля проходимцем и мошенником, туда, где любой портной считал свою профессию престижнее профессии менестреля, а мысли о прибыли и смазливой соседке нужнее песен о любви и чести. Что ж. Бог им судья, Ирсен не собирался судить других, считая, что каждый идет своим путем. И кто бы мог сказать, что он не прав?

Юноша бесшумно рассекал воздух, его ноги, обутые в изящные черные сапоги, казалось, не касались мостовой, его глаза горели священным огнем свободы. Он воспевал ветер, потому что ветер – само воплощение свободы. Ничто не могло быть ценнее свободы, лишь любовь и честь равнялись с ней по ценности.

Ирсен не бесцельно бродил, сердце влекло его на площадь Клавдия Первого. Потому что Айлин обещала быть там, обещала ждать его именно в это время. И он почти бежал, влекомый мыслью о том, что скоро снова увидит ее прекрасные зеленые глаза, снова услышит ее божественный голос.

Широкая улица вела вдаль, туда, где виднелась городская стена, но менестрель, внезапно, свернул в переулок и лихо перемахнул через ограду, преграждающую путь на одну из центральных улиц. Не прошло и пяти минут, как он, уже спокойным шагом, вышел на площадь. Айлин была уже там. Кинув взгляд на нее, юноша вновь подивился ее красоте, а вместе с тем и ее дивному уму. Они не раз сидели и обсуждали столь сложные вопросы, что старцы, зачастую, качая головой уходили прочь, ибо им нечего было вставить в разговор двух не по годам мудрых молодых людей. Он медленно приблизился к девушке и поклонился, предоставляя ей возможность говорить, которой она не преминула воспользоваться.

-Здравствуй, Ирсен. Я не хочу делать тебе больно... – несмотря на это заявление, в ее голосе слышалась сталь. Он пытался услышать там хотя бы немного теплоты, но нет, не было теплоты в ее голосе, как не бывает снега летом или солнца ночью, - Но... Я сделала свой выбор, и... Это не ты, прости, но ты мне не нужен...

-Но... Ведь... Мы ведь были вместе, помнишь... Помнишь наши разговоры при луне? Наши мечты, Айлин... – он выделил слово «наши», в его голосе была слышна растерянность, но боли не было. Еще не было, - Ты была счастлива...

-Это была ошибка. Мне надо было бы думать прежде, чем... – каждое слово она произносила резко, как будто чеканя его на металле... Казалось, она и не подозревала, что каждым словом выбивает в душе юноши все более глубокую рану. Каждое слово – удар кинжала, каждая пауза – замах.

-Ошибка? – ни один мускул не дрогнул на его лице, голос его не изменился ни на йоту, но внутренне он вскипел, - А по ночам ты шептала совсем другое. Да и днем мы с тобой часто говорили... И кто же твой избранник, - тут он выдержал небольшую паузу, слишком короткую, чтобы дать ей ответить, но и достаточно длинную, чтобы это могло считаться паузой, - любимая?

-Роналд.

-Значит маг... Ну-ну... – в голосе его был слышен сарказм, он вспомнил этого мага и не смог удержаться от презрительной усмешки, - Я... Ммм... Рад за тебя, скажем так...

-Что ты хмуришься, менестрель? – вскричала она, демонстрируя классическую позу оскорбленной невинности - Иди пой свои песни, ты мне противен!

Он не сказал ничего, лишь солнце отразилось в расширившихся зрачках, лицо его изменилось. Она никогда не видела его таким раньше, сейчас он был страшен, казалось, в его зрачках полыхнула молния. Он тут же отвел взгляд, и эта иллюзия исчезла, но было уже поздно, она, вскрикнув, отшатнулась.

Судьба решила преподнести менестрелю еще один сомнительный подарок - из-за памятника императору Клавдию вышел вышеупомянутый Роланд и приблизился к ним. Сверкая серебристо серыми глазами, он, одной рукой, обнял девушку за талию, а второй небрежно коснулся лба в знаке приветствия.

-Привет, дружище! Ты не хмурься! Ты тоже найдешь свое счастье! – более глупой улыбки, чем та, которая играла на губах мага, Ирcену не приходилось видеть даже на лице законченных вояк.

В голове промелькнули воспоминания, складываясь в четкую картину. Роланд всегда пытался выставить себя лучшим другом. Многие рассказывали ему сокровенное, почему-то после этого многим не везло. Кто-то твердил, что Роланд использует это знание себе во благо, но раньше Ирсен не обращал внимания на эти разговоры. Видимо они оказались правдивы. Он вспомнил, как Роланд убеждал его, что Айлин просто играет с ним, вспомнил, что один его друг сказал ему, что слышал разговор Роланда с Айлин. Будто бы Роланд тогда покрывал Ирсена грязью... Тогда юноша этому не поверил. И, видимо, зря... Менестрель сплюнул и внимательно посмотрел в глаза той, которую любил. Когда-то наполненные любовью, лучащиеся радостью или же тихо сияющие грустью, но, все же, живые, глаза были пусты. В них не было ничего. Не было любви, не было безразличия, не было жалости, не было презрения. Пу-сто-та. И... Что-то хищное привидилось ему в ее глазах, что-то ужасно странное... После этого больше здесь делать было нечего. Да и зачем, он не верил, что она сама выбрала мага... «Посмотрим, что из этого выйдет, Ирс... Посмотрим... И все таки – Роланд хорош... Выставлял себя лучшим другом... Это же надо быть таким лицемером, это же надо быть таким подлецом... А я не верил... Тьма...» - смерч мыслей пронесся в голове юноши за мгновение, нужное, чтобы пробежать взглядом по лицу победно улыбающегося Роланда. Как человек, близкий к искусству, Ирсен не мог не усмехнуться - маг был слишком плохим актером, чтобы скрыть страх под позой. А поза у него была бы, при должном исполнении, эффектная – грудь колесом, глаза сверкают, одна нога выставлена вперед. «Ну не дать, не взять – бойцовый петух!» – подумалось Ирсену. Он не произнес не слова, лишь горестный смешок сорвался с его губ. Махнув рукой, он развернулся и на крейсерской скорости направился прочь. Куда-нибудь подальше от этой площади, которая так быстро смогла причинить ему столько боли.

Сладкий запах цветов струился по городу, природа, пробуждаясь, пыталась поразить мир всей гаммой своих маленьких прелестей - тонкий аромат дурманил, кружил голову, заставлял прохожих улыбаться чему-то, листья тихо шептали что-то успокаивающее, яркие цветы снисходительно поглядывали на прохожих, позволяя им любоваться своей красотой. Улицы были полны народу – веселые горожане пили пиво, почтенные матроны, собравшись где-нибудь в тени, обсуждали нравы нынешней молодежи, а сама молодежь веселилась от души на площадях, где собирались менестрели, потому что каждый менестрель хотел доказать свое искусство сыграв лучше любого брата по цеху. Казалось – весь город что-то празднует. Лишь Ирсен брел по центральному проспекту, склонив голову, целиком отдавшись невеселым мыслям и совсем не обращая внимание на сияющие лица девушек, улыбавшихся ему, на то, как радостно и празднично выглядел город... «...А то что он маг... Ну и что? Я, в общем то, тоже маг...» - легкое движение руки, напряжение воли и ослепительный разряд молнии врезался в стену. На несколько мгновений Ирсен задержался на этом месте, наблюдая за тем, как яркие искры медленно опадают, затухая, словно жизнь смертельно больного.

Боль. Накатившая волна, казалось, решила повалить юношу, прижать его к земле, раздавить его волю... Заставить убить себя... Но нет... Слишком солнечный был день, слишком озорной был ветер, слишком ярко сияли башни города. Настроение медленно, но верно выравнивалось, приближаясь к обычному состоянию готовности к бою. Ирсен уже знал, что он хочет сделать. Он решился. Сейчас – уйти из города. Просто сделать то, что делают все менестрели – отправиться в странствие. А к осени – вернуться... Говорят – время лечит... Менестрель всегда любил осень, то прекрасное, но невыразимо грустное время, когда природа тихо угасает, словно пламя костра, оставленного без присмотра, и жизнь уходит из этого мира словно тает свеча на столе у влюбленных. Обычная восковая свеча...

Не было ничего проще, чем найти торговца, направляющегося прочь из города. Туда, где звезды благосклонно смотрят на одиноких путников, туда, где живут другие, незнакомые люди, где царят иные нравы, охотятся за честными людьми коварные разбойники и поют свои песни старые, опытные менестрели, туда, где можно набраться мудрости или погибнуть. Но нет, не бежать от воспоминаний, ведь нельзя забывать прошлое и отвергать его, особенно, если в прошлом тебе было хорошо. А если они приносят боль – нужно разбавить их новыми ощущениями. Можно страдать и плакать, как капризная девчонка, но лучше...

-Ну что, сынок, ты, я вижу, менестрель. Заплатишь мне за поездку песней, да и веселее будет! – седовласый возница обернулся к Ирcену и улыбнулся, глаза его озорно сверкнули.

Юноша не стал спорить, он лишь благодарно улыбнулся вознице и взял в руки гитару, пальцы привычно коснулись струн, первые аккорды наполнили воздух, он поднял глаза к небу и запел, запел о вечной дороге, о любви и чести, о жестоких битвах и благородных героях, о всем том, что ждало его там, за границей привычного, обжитого мирка города...

Они отъезжали от города все дальше и дальше. Дорога шелковой лентой вилась по полям. Ирсен покидал привычные места. Покидал, чтобы вернуться осенью, просто вернуться туда, где ему было хорошо. А пока – пока всего лишь весна...

И не надо мне говорить, что у меня все рассказы на одну тему... Период такой в жизни...
____________________________________________________________________

Ему показалось, что кто-то окликнул его, когда он вышел на дорогу, но оглянувшись он никого не увидел. Пожав плечами, он пошел вперед. Он не боялся смерти, смерть не страшна, он не боялся одиночества, как можно бояться единственного своего спутника. Он знал, за что сражался и за что может погибнуть, он верил себе, своим убеждениям и тем людям, что учили его. Он уходил от мира с клеймом убийцы. Он жестоко покарал тех, кто разушил его жизнь до основания. Они убили тех кого он, как ему казалось, любил, они убили его друзей, девушку которую он боготворил. Их крови не было достаточно, чтобы залить жажду мести, боль в душе стала лишь сильнее. И тогда он пошел по дороге, готовый сражаться со злом.

Он верил. Единственное, в чем он сомневался - а верно ли то, что он делает. Но ответа на этот вопрос не знал никто, никто и никогда не ответит ему на него, потому что эта тайна, известная лишь пыли древней дороги, по которой ходили многие искатели истины. Эта пыль впитала их мысли, их чувства, их стремления, их боль. Она уже знала. Но кто мог спросить у нее? Во всяком случае не он. Он шел по дороге своей жизни с мечом в руке и не знал, что под его ногами источник мудрости недоступной человеческому разуму.

Он был Инквизитор.

Его не удивляло то, что он, в конце концов, вернулся в родной город. Рано или поздно это должно было произойти. Впрочем не так уж и долго он здесь не появлялся, всего пять лет прошло с тех пор, как он уехал отсюда. И три года прошло с тех пор, как он отбросил свое прежнее имя, и стал именовать себя Инквизитором. Эти три года он сражался с глупостью, злостью и жадностью, защищал то, что считал ценным – честь, свободу и любовь… чужую. Сражался не только словом, но и огнем и мечом.

Вечерело, Инквизитор шел по пустой узкой улочке, гордо именуемой улицей Императора. Он не смотрел по сторонам, он ушел в свои мысли и, казалось ничто не могло его вывести из них. Но, тем не менее, он резко обернулся, когда смутно знакомый женский голос за спиной произнес: «Игорь? Игорь Вульф?». «Так звали меня раньше, откуда она знает это имя, кто она?» – думал молодой человек, вглядываясь в лицо девушки. И тут его осенило.

- Джейн Ай? – спросил он, улыбнувшись.

- Да. Значит ты действительно Игорь! – ослепительно улыбнулась в ответ девушка, - Я тебя так давно не видела! Ты вернулся?

- Не совсем так, но это не имеет значения, а как твои дела? – несмотря на то, что тон, которым Инквизитор сказал это, был шутливым, но взгляд его карих глаз был серьезен как никогда.

- Ну… дела… Нормально… - произнесла она, но от взгляда Игоря не укрылось, что она резко помрачнела.

Они некоторое время молча стояли, просто смотря друг на друга.

- Игорь… Кэвин меня бросил… - поскольку молодой человек молчал, ожидая продолжения, то девушка продолжила… сорвавшись почти на крик, - Игорь! Как я могла быть такой глупой?! Ты… Ты ведь любил меня! Почему, почему ты помогал мне устроить отношения с Кэвином?

- Джейн… Я хотел только, чтобы ты была счастлива… - голос Инквизитора не выражал той боли, которая, неожиданно, нашла приют в его сердце.

- Игорь…

- Понимаешь, Джейн…Для тебя я был готов на все. Не ради тебя, а для тебя. Ты попросила помочь, я помог… - молодой человек наклонил голову, отчего волосы закрыли его лицо.

- Игорь… Можно все вернуть, не уходи, останься со мной. Игорь… я… люблю тебя.

- Джейн… Ты хоть раз слышала про человека по имени Инквизитор?

- Игорь! Почему ты спрашиваешь, мы… я… Ну если тебе надо знать это, то слышала.

- Инквизитор это я.

В воздухе повисло неловкое молчание. Через некоторое время девушка нарушила его.

- Ты… Действительно убиваешь всех без разбора? – ее голос дрожал.

- Кто сказал тебе такую глупость? – на лице юноши отразилось удивление, которое постепенно перетекало в злость, - Я убивал лишь тех, кто недостоин жить. Тех, чья душа темна и черства, кто не способен на любовь и самопожертвование. Таких большинство. Я убивал лишь полностью безнадежных, но и их оказалось немало. Если ты пренебрегаешь принципами, и совесть не мучает тебя, то можно забраться на вершину социальной лестницы, поэтому мои жертвы зачастую занимали высокие посты!

- Игорь… Я… Я верю тебе… Останься, Игорь, все будет хорошо.

- Нет! Ничего нельзя вернуть! – в голосе была слышна мука, - Нам никогда не будет снова по шестнадцать лет! Что бы не случилось, но теперь я всегда буду помнить чувство, появляющееся, когда убитый противник падает тебе под ноги! Это будет мучить меня, а если так, то это будет мучить тебя. Я не могу заставить тебя страдать… Прости…

Девушка заплакала, он понимал ее, он обнял ее и дал ей выплакаться, прямо как тогда, когда им было по шестнадцать и Кэвин не понимал ее, она прибегала к Игорю, чтобы выплакаться и спросить совета. Он всегда помогал ей, а сейчас он стоял, гладил ее каштановые волосы и шептал ей что-то успокаивающее, зная, что она уже одна из них, одна из Инквизиторов, просто еще не знает об этом. Но он не должен толкать ее на этот путь, она должна осознать сама.

Они попрощались, нежно поцеловав Игоря на прощание, она исчезла в темноте, поскольку уже началась ночь. Глядя ей вслед, Инквизитор думал: «Нет… Я не должен плакать, мужчины не плачут… Но почему же так больно? Почему кажется, что в сердце вонзили нож? Почему… Я не должен плакать!».

Его отвлекли от его размышлений шаги, к нему приближалась компания из трех угрюмых, широкоплечих ребят. Намерения были ясны.

- Эй, парень, гони деньги, если хочешь жить! – произнес главарь, показывая юноше большой, но некачественно сделанный меч.

- Я судья ваших душ, я Инквизитор, я Спасенье! – голос Игоря разнесся по пустой ночной улице, тускло блеснули лезвия двух длинных мечей в его руках, - И да рассудит нас Дьявол! За Джейн, за моих друзей, за всех, кого убили такие же как и вы. Auto da fe!

История была стара как мир. Увы, еще боги оказывались в подобных ситуациях, так что же говорить о смертных? Их было трое.

Она... Она была прекрасна и умна. Ее романтичность казалась чудом в век прагматизма. Вокруг расцветала пышным цветом жажда денег, она же... Она умела радоваться жизни. Это был дар. Ее дар. Нет, она вовсе не была стара. Она была молода, многие считали, что до неприличия молода. Но они завидовали. Завидовали тому, что они, взрослые и, нередко, уже пожилые люди уступали ей в мудрости. Откуда им знать, чем ей приходилось за это платить? Они не ведали, им и не снилось, что за все платят болью. Да, она улыбалась, чувствуя, как безжалостная сталь терзает сердце. Она искала счастье, она твердо верила, что оно где-то есть... А если счастье увидит, что тебе больно – оно нередко может испугаться и убежать. Оно капризное, это счастье, очень капризное...

И было двое молодых воинов. Они были похожи во многом. Во многом же они были различны. Как первый, так и второй имел достаточно власти, чтобы подавлять волю... Но против друг друга они не использовали свои умения. Потому что это было бы опасно. Было бы слишком опасно дать им начать бой. Слишком из разных источников шла их сила. Слишком странной была эта сила для того, кто смотрел на мир светло-серыми глазами и слишком вероятной для второго, мало кто выдерживал длительный взгляд внимательных темно-карих глаз. Они не знали друг друга, хоть и думали, что знают. Грусть, бесконечная грусть и боль плескались в темных глазах юноши. И нередко смешинки пробегали в глазах второго.

Клэйд звали того, темноглазого. Он не называл своего происхождения, он замолкал и давал говорить другим, лишь наедине с ней он говорил много и, как казалось ему, красиво... Второй. Его звали Лэнст. Лэнст Орсван, Магистр, рыцарь Императора. Он был состоятелен, хорош собой... Он был... Он мог говорить всегда, он часто не следил за тем, что говорил, но он делал это настолько смело, что сердце ее замирало...

Утро застало их в саду. Клэйд тихо пел древнюю балладу, когда первые лучи робко коснулись каштановых волос Энайи. Пылающий диск солнца медленно выползал на небесный свод, оживляя мир. Улыбнулась Энайя, усмехнулся Лэнст. Лишь Клэйд тихо вздохнул, взглянув на светлеющие небеса. Слишком часто приходилось ему убеждаться в том, что новый день несет лишь боль. Слишком часто он скрывался в лесах лишь для того, чтобы люди не видели слез на его глазах, слишком часто, чтобы улыбаться заре.

Да. Рядом с ней он был бы счастлив. Если бы он был один. Но... Это было невозможно. Они, по сути, ни разу не остались наедине. Как только им удавалось подумать о том, что они одни в этом мире, как... Лэнст напоминал о себе. Она любила его. Это было несомненно. Она любила и Клэйда. Иначе... Иначе она бы не держала его, когда он пытался уйти.

Его звал ветер. Дороги манили его. Он мог подарить ей пути и приключения, ах, если бы она только решилась, но она... боялась. И он понимал. Слишком хорошо понимал, чтобы пытаться давить.

По его мнению оставался лишь один шанс – уйти, чтобы вернуться. Дать ей шанс выбрать его. Оставить их наедине. Если он, Клэйд, все же нужен ей – она не забудет его. Если же нет... Значит такова его судьба. Он решился. Он исчезнет. Она сможет найти его, если захочет.

Энайя ушла, со смеющимся Лэнстом, еще долго был слышен его раскатистый смех. Когда он затих вдали, Клэйд встал со скамейке и побрел вдаль по мокрой от росы траве. Побрел, чтобы вернуться... Если она позовет.

Он шел все быстрее и быстрее, он уже несся по дороге, ведущей в неизвестность, а внутри крутился извечный диалог... Диалог души и разума...

-Клэйд, ты не можешь прожить без нее и дня! Как ты уйдешь?! Тебе же будет больно! – взывал разум.

-Ничего... Главное, чтобы она была счастлива, главное это... – отвечала душа...