IPB Style© Fisana

Перейти к содержимому


Виктория1977

Регистрация: 18:45:39 - 24.07.2018
OFFLINE Активность: 05:24:37 - 16.04.2023
-----

Мои сообщения

В теме: Время Поэтов

05:03:01 - 27.03.2023

========== Шухарта ==========
 
Первый день весны выдался снежным, серым и донельзя мерзким. Саша, хоть и пришел в казарму за наградою, настроение имел прескверное. Известие о смерти Ольги расстроило его. Будет ли он теперь нужен господину Лефорту? Или придется скатиться обратно в архив, подобно Сизифу с его камнем. К тому же пришлось выйти из дому в поношенном отцовском цилиндре. Чудилось, что весь Невский только и судачит, что об этой дешевой замене. Рвется наружу вылинявшая подкладка, скребутся нитки, просят толстый грубый краешек кожаной тульи выпустить их на волю. Чтобы всем поведать о том, как променял этот никчемный вертопрах отменный Боливар на это старомодное чудовище. Про себя архивариус решил, что даже самую малую оплату за свои труды он полностью пустит на новую шляпу. Невозможно же в таком виде людям показаться! И если с утра ему ещё было совестно, что эти мелкие мысли занимают его ум более смерти Великой, то к середине Невского проспекта у дорогих модных магазинов, он и думать про тётушку позабыл. Мимо её дома рысью пробежал, торопился. 
 
В приемной теснились, кажется, все столичные Иные. Перемигивались, перешептывались, хихикали и покашливали. Лука в своем наброшенном прямо на алую праздничную рубаху синем кафтане полностью был скрыт толпою зевак. Слышался только его тихий насмешливый голос. У дальней стены, демонстративно отделившись от остальных, скрестивши руки на груди, стоял мрачный аналитик Чайка. Со времени их первой встречи молодой мужчина полностью сменил свой гардероб, обзавелся шелковым жилетом цвета топленого молока и тончайшим шейным платком. За версту было видно, что он копирует отнюдь не директора. Точно таким же жилетом Саша хвастал весь январь. Беда аналитика была в том, что с его светлой кожей и черными волосами ему больше к лицу подошел бы белый цвет. Это смуглому архивариусу приходилось выискивать оттенки потеплее. Чайка просто купил в лавке то же самое, что и Пушкин. Выследил куда тот ходит, и попросил такой же материи. И, судя по виду карманов и затейливо выметанным петлям, пошел к тому же портному. А ведь делает вид, что к моде равнодушен, да и Сашу презирает за глупость. Вот же несносный у человека характер! Какое ужасное несовпадение, когда у одного достойное жалование, но нету вкуса к моде, а у другого не хватает на приличную шляпу.  Эх, если бы все деньги от несведущих в нарядах людей отданы были Пушкину! Он был бы добр к своему менее разборчивому сослуживцу. Могли бы вместе в лавку пойти. Саша мрачно усмехнулся и отворотился.
 
 Он приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть через плечи, головы, завитые чубы и подбитые ватой рукава. Но никак не мог разглядеть хоть кого-то кроме  рыжего Луки. Но тут по счастью пришел Кей. Толпа расступилась. И прямо перед Сашей открылось зрелище, ни разу им не виданное. У стены стоял каторжник. Был он совершенно не такой, каким представлялся ему в детстве. Широкоплечий детина дико озирался по сторонам и был напуган. Но вот ни голодным, ни побитым он определенно не выглядел. Одежда у него была неприметная, делавшая этого достаточно крупного человека практически невидимым даже в сносно освещенной приемной. Как будто правосудие давало несчастному возможность сбежать и затеряться в толпе. Определенно, тех, кого приходится охранять, надобно одевать поярче. Серый армяк его был вполне приличный. Грубые крестьянские портки, заправленные в мокрые, но тоже ладные серые валенки, нигде не были протерты. Обритую наполовину голову мужчина пригибал, словно прячась от нежданной оплеухи.  В руках он комкал шапку с клочковатым заячьим мехом. Когда Кей подошел к нему, отпрянул, звякнув кандалами.
 
─ Чего железки-то не сняли? ─ равнодушно поинтересовался Кей, разглядывая детину.
─ Опасаимси, ─ развел руками Лука, ─ мало ли, чегось ему в башку втемяшится. Третий ранг как-никак.
─ Привел его кто?
─ Дык, Силантьев, ─ Лука завертел головою в поисках казака-оборотня, ─  приташшыл и бросил. 
─ Откуда тебя привели? ─ чуть возвысив голос поинтересовался Кей. 
 
Каторжник поджался ещё более, мрачно зыркнул на него, на Луку. Что-то проворчал себе в лишенный пуговиц ворот.
 
─ С итапу вестимо, ─ истолковал его ворчание дозорный.
─ Как им удалось заковать в кандалы Иного третьего ранга? ─ удивился Кей, ─ тебя как звать-то, мил человек?
 
Каторжник промычал что-то нечленораздельное.
 
─ Макаром его кличут, ─ расталкивая собравшихся, в разговор грубо вмешался Силантьев. Отряхивая с волос и лохматого ворота мокрый снег, мужчина топал грязными сапожищами по выметенному полу. Он притащил с собой бутыль первача и краюху хлеба, явно собираясь разделить этот нехитрый обед со своим гостем.
─ И откуда он?
─ С Тобольскаго итапу, ─ огрызнулся оборотень.
─ Так и шел бы дальше по своему этапу, ─ мрачно предложил Кей, ─ В Тобольске отличный Дозор, хоть и немногочисленный.
 
Из дальнейшей перебранки меж Лукой, Емельяном и Кеем выяснилось, что Макар кузнец. Барин его который год в Европе обитает, поместье в полном запустении. Парень не бедствовал, конечно, но жить приходилось скромно. И обидно ему было с кваса на хлеб перебиваться.  В хорошей-то деревне кузнец первый человек. Да к тому же Макар зубы драть горазд оказался. Сунулся было к управляющему, так, мол, и так, на оброк бы перейти. В село большое, или даже в город перебраться. Тот ни в какую. Хороший кузнец самому пригодится. Дороги в имении плохи, то рессору ковать надобно, то колесо чинить. И все за дарма. Макар в бега пустился. И уж почти ему на новом месте обосноваться удалось, да только несчастье с ним случилось. Привелось ему в трактире зуб драть у купчишки проезжего. Обнял его Макар за шею, чтобы сподручнее клещи во рту пристроить, да и придушил ненароком. А пока в полиции его держали на хлебе да водице, прознали, что беглый он. Ну и в кандалы наладили.
 
─ Хорошо, что я мимо шедши, ─ грохотал Силантьев, ─ глянул через Сумрак, да и обомлел. Нашний он. Иной! Что же ему, зазря в каторге сгинуть? Будешь, спрашиваю, Светлых бить, коли от кандалов тебе избавлю? Обещал живот положить. Ну, я яво в Сумрак и пихнул!
─ Ой дурак! ─ буркнул себе под нос Чайка, полагая, что его никто не слышит.
─ Снимите с него кандалы, и отведите в учебную комнату, ─ тяжело вздохнул Кей, ─ а ты, Лука, как только придет оборотень Алтынбаев, отправляй его к директору. Там инквизитор уже заждался.
 
Саша внутренне содрогнулся, услыхавши знакомую фамилию. И тут же испугался, что сейчас оборотень займет собою все время директора. Придется долго стоять в очереди, или, чего доброго, остаться книгу переписывать. Магазины на Невском работают не до глубокой ночи. Предстоит бедному архивариусу ещё целый день в старом цилиндре ходить. Понимая, что боится совершенно не того, чего надо бы, юноша ринулся по коридору вслед за Кеем. Но мужчина его почти тотчас же остановил да в архив прогнал. Господин Лефорт с утра мрачен. У него расследование, дела. Инквизитор в лучшем кресле засел, хрен прогонишь. 
 
Пушкину показалось, что директор позабыл о своем обещании. Сердце его тут же наполнилось обидой и ненавистью. Это он должен сидеть в лучшем кресле! Это ему удалось менее чем за десять минут выполнить сложнейшее задание директора. Ему ребро чуть не сломали! Таким Тёмным он ещё ни разу себя не ощущал. В душе его словно вскипала смола, заливая густым черным дымом  все вокруг: коридоры, приоткрытые двери, встречных дозорных. Но как только Кондрат передал ему заветный рундучок, кипение это разом прекратилось. Хотя старик и вел себя при этом так, словно из собственного кармана юноше жалование выплачивает. Саша глянул внутрь и обомлел. В черных недрах рундука лежало, кажется, не менее десяти тысяч рублей золотом. Определенно, так часто, как сегодня, чувства его никогда не переменялись. Окрыленный своим богатством, он понесся по лестнице вверх.
 
У приоткрытой двери классной комнаты юноша остановился и с любопытством прислушался. Внутри громко говорили, передвигали мебель, чем-то шуршали. Саша втиснулся внутрь, любовно прижимая к себе рундук, и почти тотчас же столкнулся с Варварой. Старуха брезгливо отодвинулась, а Саша заученно извинился и поклонился. Потянулся было ручку поцеловать, но учительница мрачно кивнула ему, чтобы глупостями не занимался и побыстрее свое место за партой занял. Тратить своё время на лекциях он сегодня вовсе не собирался. Но сразу уйти постыдился, а после интересно стало. Тем более, что за другой партой усадили каторжанина Макара. Кандалы свои он утратил. И, словно бы страшась, что отнимут ещё и заячью шапку, положил её прямо перед собою и рукой все время придерживал. Кузнец недоверчиво поглядывал на богато одетого архивариуса. Присутствие дворянина заметно тревожило его. Рядом высился оборотень Силантьев, злобно сопя и переминаясь. Другую парту, любимое место ведьмы Лизы, занимал Лука, исполнявший обязанности переводчика.
 
─ Вам, Пушкин, тоже полезно будет послушать, ─ сухо сообщила Варвара, ─ вы позже всех к занятиям приступили. Главного не слыхали, получается. 
 
Иные не подчиняются основному закону государства. Не имеет значения, управляется оно монархом, парламентом или племенным вождем. Единственное, чего по-настоящему стоит опасаться, это Инквизиция. Тут в лекции случилась заминка. Макару предстояло уяснить для себя значения всех новых слов. Лука проявил завидный кругозор и словарный запас, излагая сказанные учительницей фразы в знакомых деревенскому кузнецу словосочетаниях. На вкус Пушкина объяснение можно было свести к угрозам убийства, поскольку ничего страшнее Макар себе представить не мог. Впрочем, собственным деянием он расстроен не был и совесть его не мучила.
 
Убийства Тёмных Тёмными, равно, как и Светлых Светлыми, рассматриваются в каждом отдельном случае в собственных казармах. Это если такое преступление вообще будет выявлено. В основном работа инквизиторов состоит в том, чтобы следить и посильно наказывать тех Иных, которые перешли невидимую черту, разделявшую меж собою Дозоры. Ну и в случае перехода от уличной драки к открытой войне присоединиться к тем, кто слабее. 
 
─ Вы, Пушкин, едва ли составите в этой войне основную ударную силу, ─надменно напомнила женщина. ─ вам же, Макар, следует посещать гимнастические классы. Не ровен час с Ольгой на улице встретитесь. А пока что помните, что она выходит в город по средам.
─ Как выходит? ─ встрепенулся Саша, ─ разве она жива?
─ Такую тварь разве за раз перешибешь? ─ возмутился Емельян.
─ Что ей сделается? ─ скривился Лука.
─ Вот ею как раз нынче Инквизиция занимается, ─ кивнула Варвара, ─ Дашкова с ночи двери в казарме запереть приказала. 
─ Так получается, война? ─ Саша говорил и не мог поверить, ─ разве Светлые Светлых убивают?
─ Так война меж нами и не заканчивалась никогда, ─ развела руками учительница, ─ А за Ольгой не только обычные преступления числятся, но и убийство Светлого. Так же соучастие в убийстве бывшего директора Ночного Дозора, господина Меньшикова. И это только то, что доказать удалось. Батюшка её Шухартой был. Мало ли, что ей в голову прийти может.
─ Шухартой, энто чаво? ─ впервые громко подал голос Макар.
─ Şuxartt, ─ тут же пустилась в объяснения Варвара, выводя на доске какие-то закорючки, ─ с таджикского форси  переводится как «слава». Впрочем, похожее звучание  этот термин имеет так же в индоарийском языке. Есть предположения, что до «всеобщего разделения языцев» слово это использовалось повсеместно, хотя и редко.  Поскольку явление это по счастью не частое. Сохранилось оно даже в немецком языке, но значение свое полностью утратило. Шухарта суть есть нервное расстройство, поражающее только Светлых Иных. Выражается сей недуг прежде всего в ощущении собственной великой миссии по насаждению добра и справедливости. И как следствие, в насильственном сотворении массовых или же единичных светлых заклинаний с целью наставления людей на путь Света. Во славу Света. Не доказано, что господин Меньшиков был Шухартой. Но определенно все признаки были на лицо. 
 
Благодаря тому, что из-за интриг князя Святослава власть над печатным  словом на долгие века захватил Ночной Дозор,  в книгах и учебниках слишком мало внимания уделяется этому недугу и его носителям. И я говорю не токмо о наших магических книгах. Речь идет вообще обо всей литературе, начиная с первого века после потопа. Или с десятого века от рождения Христа, если вам так удобнее. Так же из российского языка начисто исчезло определение «причинения добра», тогда как о причинении зла не говорят разве что немые. 
 
─Но самое страшное преступление, какое только может совершить Иной, это СГОВОР, ─ говоря это, Варвара смотрела на Пушкина своими выцветшими старческими глазами не отрываясь.
─ Вы что-то хотите мне сказать, Варвара Степановна? ─ тихо поинтересовался Саша, ─ Святослав Рюрикович предок мой. Ольга моя тётка, хоть и не кровная. Да и книгами я тут с недавних пор заведую.
 
Все взгляды в комнате сошлись на нем. Юноше казалось, что у него затылок вот-вот загорится. Но тут Варвара закатила глаза и выпрямилась.
 
─ Пушкин! ─ громко произнесла она чужим грудным голосом, ─ изволь подойти к директору в кабинет, да поживее.

В теме: Время Поэтов

17:42:58 - 19.02.2023

========== Воздействие ==========
 
─ Так было ли воздействие, господин архивариус?
 
Саша потупился и мотнул головой. Екатерина Романовна с побелевшими от напряжения губами метнула короткий злой взгляд сперва на него, а после на господина Лефорта. Тот держался, кажется, из последних сил. Внешне спокойный, он нервно теребил серебряную подвеску на поясе. Её позвякивание попадало в такт игравшей в зале музыки. У юноши от нервов немного горели уши. Инквизитору ничего не стоило допросить всех присутствующих с пристрастием. И тогда все маленькие и большие Сашины тайны станут всем известны. Душу его взвесят и признают легкой. Негодной. Ничего не стоящей. Первый раз со времени зимней лихорадки он почувствовал, как на ребра давит корсет. Воздух в огромном дворце стремительно заканчивался.
 
А черт его знает, было ли это воздействие. Кажется, что было. Но так же кажется, что не было. Юноша все видел и то засомневался. Сравнить ему было не с чем. Никогда не разглядывал вблизи Ольгиного колдовства. Зато довелось ему наблюдать, как московский генерал-губернатор ринулся к невесте. А после они наперебой с Великим князем принялись уговаривать Великую простить нерадивого «племянника». Наблюдать это было смешно и стыдно одновременно. Не за себя стыдно, а за двух взрослых мужчин. Ну ладно Николай Павлович. Он мундир только по должности носит. Но Милорадович, он же боевой генерал! 
 
Ольга сидела очень прямо, обративши злой взгляд в талантливо написанный портрет кого-то из великих княжон на стене. Поджатые губы так же выдавали её недовольство. Когда уговоры этих двух господ ей наскучили, она порывисто встала и направилась обратно в танцевальную залу. Жених догнал её и нежно подхватил под руку. Жест его был уверенным и смотрелся естественно. Он чувствовал себя хозяином и во дворце, и в жизни своей невесты. Суровым, но справедливым и заботливым владельцем всего, что он однажды получил. Держал он себя так, словно девушка без его поддержки не смогла бы пережить выпавшее на её долю испытание. Великий князь маршировал сзади. Замыкал шествие незадачливый поэт. Юноша попробовал  повторить  характерную для военных походку идущих впереди, да быстро сбился. 
 
Среди сидевших на расставленных по углам стульях и креслах произошло смятение. К Ольге, едва она вступила в двери, кинулись сразу несколько женщин. В их числе Саша с удивлением увидел и Василису Прекрасную. Её беременная сношенница* перехватила у господина Милорадовича  Ольгин локоть, и они вдвоем, словно тяжелобольную, повели девушку к окну. Там на удобном мягком стуле, обитом узорной парчой, сидела чья-то маменька. Женщина вскочила, как ошпаренная. Великую обмахивали веерами, обертывали её колени шалями, стоившими нескольких годовых доходов небольшого поместья. Ей поднесли бокал шампанского и нюхательные соли. И утешали, утешали, утешали.
 
─ Так было ли воздействие, господин архивариус?
 
─ Думаю, что нет, ─ Саша шмыгнул носом, ─ просто Ольга Андреевна богата.
 
Так ведь это правда. Если бы его сестрица позволила себе в присутствии членов августейшего семейства ругань, или как в данном случае, рукоприкладство, её бы навеки отлучили от двора. Если бы жених   бесприданницы увидал, как чужой мужчина читает ей какие угодно невинные стихи наедине, помолвка была бы немедля расторгнута. Да и не стал бы никто стихов Оленьке читать. Великий князь даже не обернулся бы в её сторону. Такие как она смирно сидят на балах подле маменьки. Танцуют, с теми, кто позвал. Они всегда веселы, милы, легки и нежны. Им важно, что о них думают или говорят. У таких невест есть только три сезона, чтобы прельстить собою хоть какого-то мужчину. А то и один, если семейство в столице собственного жилья не имеет.
 
─ Что ты несешь?! ─ шипела Дашкова.
 
Директорка в своём дорогом атласном платье, расшитом по подолу гирляндами из шелковых лент, что-то яростным шепотом выговаривала господину Лефорту, когда в спор вступил инквизитор, а после и архивариуса подозвали. Роскошное страусовое перо, украшавшее её пепельные волосы, с каждым словом красиво подрагивало. Саша не смог сдержать нервной улыбки, представив себе, как она выхватывает это огромное перо и принимается фехтовать. Он дал себе слово, что придя домой тотчас же изобразит дуэль между директорами дозоров во всех подробностях. А может даже удостоит этот поединок эпиграммой. 
 
Юноша прислушивался к разговору и не понимал его смысла. Все слова по отдельности были понятны, но цели спорщиков оставались туманны. Господин Лефорт был тверд и настаивал на том, что Великая произвела магическое воздействие на августейшую семью. А то и не одно. Со стороны действительно казалось, что Ольга ведет себя так, словно это её дворец. Её город. Да и вся страна полностью принадлежит ей. Седой старик, которому она просто дозволила вместо себя сидеть на троне, не имеет права голоса там, где Великая волшебница изволит гневаться. Даже если бы на этом балу произошло убийство, и Саша лежал бы сейчас в коридоре, окруженный встревоженными лакеями, эта женщина просто выложила бы перед инквизитором «белую карту».
 
Ей никого не жаль. Скорее всего, она никого не любит, кроме, может быть, своего отчима. Инквизитору показалось, что Ольга уж как-то слишком вольно держит себя с женихом? Так ведь она со своим несметным состоянием недостатка в женихах не имеет. Уйдет губернатор, появится Великий князь. Общеизвестен её роман с Пресветлым Гесером, а он и вовсе царских кровей. В общем, Ольге было вольно вить из женихов веревки любого качества. Инквизитора удивила та развязная манера, с которой  волшебница оттащила юного поэта от царицы, даже не дав им прилично завершить беседы? Но Ольга бывшую немецкую принцессу, может быть, не  слишком почитает. Имеет право. Саша перечитал в библиотеке все, что когда-либо было написано об его «тетушке». Жизнь её была переполнена событиями, всеобщим поклонением и обожанием. Она по службе за самого Рюриковича замуж ходила. Видала царей и поцарственнее! 
 
Екатерина Романовна готова была согласиться, что воздействие было. Но короткое, слабое,  вовсе даже не на царя, а просто в воздух. Да и на него у Дозора разрешение выписано. Конечно, при таких запасах дозволений Великая может себя не сдерживать. Она и сейчас под взглядом инквизитора только губы поджала да отвернулась. Её жених с непринужденной улыбкой провожал после тура вальса на место какую-то до синевы бледную барышню. Маменька девицы нервно вычеркнула у дочери из списка очередной танец, запрещенного в её собственной молодости**. По серьезному, совершенно не праздничному взгляду родительницы было видно, что у них с дочерью нету  трех сезонов, чтобы найти подходящую партию. Девушка тоже осознавала всю серьезность мероприятия.  Уставшая, наверняка не спавшая ночью от волнения, она готова была вертеться  на балу до самой темноты. Даже если она сейчас задохнется насмерть, танцевать все равно будет. Любой кавалер хорош, когда дело касалось балов. Да, лучше неженатый. Но танцевать со стареющим губернатором в Зимнем дворце лучше, чем в деревне сидеть, хотя бы и в барской усадьбе. Об этом уже Оленька поведала.
 
Сестрицу почти никто не приглашал. Но она нисколько не была опечалена. В её жизни было слишком мало событий, зато была квартира в Петербурге, хотя бы и съемная. И родной брат со связями при дворе. То, что час назад его буквально за ухо таскала богатая тётка, девушка видела, ни нисколько этим не смутилась. Сейчас её больше занимали модные платья окружающих дам. Многие из них скучали рядом со своими семьями. Мужчин на балу не хватало на всех. Пушкин повертел головой и тоже заметил, что танцующих кавалеров несколько меньше, чем дам. К тому же многие танцоры пришли на бал со своими женами. Девушкам, с волнением ожидающим приглашения, стоило бы посмотреть, на кого они могут рассчитывать. Редкая молодая особа в роскошном платье шла под руку со своим ровесником. Зачастую супружеские пары выглядели так, словно заботливый дедушка привел на бал внучку. Собравшиеся маленькими компаниями по углам молодые мужчины с презрением поглядывали на веселящихся гостей. А быть может, высматривали для себя молоденькую женщину, чтобы приударить за нею, когда муж будет на службе.
 
От размышлений о том, можно ли пригласить на танец царицу, Пушкина отвлек инквизитор. Он вел себя так, словно никаких танцоров вокруг не было. Музыка буквально гремела, эхом разносясь по огромной зале. Но тихий голос мужчины в сером заставил Сашу вздрогнуть. Оленька и сидевшие рядом гости, кажется, и не заметили, чтобы кто-то к ним приближался.  Да и юноша мгновенно перестал быть для всех интересен. Вот бы обучиться чему-то подобному и когда позовут стихи читать, использовать. Да мало ли, когда такая чудная способность пригодиться может. Впрочем, в обычной жизни Пушкина только по цвету лица и отличали. Со своим более чем скромным рангом он не был интересен ни людям, ни Иным. Даже сейчас все ждали не его авторитетного мнения, а всего лишь свидетельства. Они с сестрицей невидимы для окружающих.
 
И только сейчас до Саши дошло. Никто из яростно спорящих не решается подойти к самой волшебнице. Какой там Франц Лефорт, даже инквизитор боится поднять на неё глаза. Может быть, завтра на службе директорка тихонько спросит у Ольги, нужно ли ей выписать дозволение на магическое воздействие седьмого ранга. И тут юный поэт понят все разом. Дашковой выгодно признать сейчас это несчастное воздействие. Да сколько угодно таких воздействий. Любого ранга. Признать перед инквизитором, а не выдать по тихому на руки господину Лефорту. Чтобы после директор вражеского Дозора их незаметно использовал по своему усмотрению, без свидетелей. Ему бы, конечно, как Тёмному, следовало принять сторону «своих». Да только в этом случае в следующий раз двери Ночного Дозора могут оказаться для него закрыты, а то и вовсе невидимы. Без его связи с Великой волшебницей он вообще никому не нужен. С нею надлежало помириться немедленно. Пушкин обернулся в сторону сидящей в уголке Оленьки и многозначительно кивнул ей в сторону графини Головиной.
 
Сестрица каким-то сверхъестественным чувством поняла, кому нужно быть земные поклоны. Определенно, у неё к этому был такой же талант, как у Саши. Это при том, что её в лицей обучаться не приглашали. Родители не отдали её даже в Смольный институт. Впрочем, бесплатного обучения там сестрице никто не предлагал.  Не прошло и десяти минут, как она уже сидела на маленькой скамеечке у ног Великой. Что-то тихо рассказывала ей, и Ольга слушала. Потом к ним подошел Михаил Андреевич. Сияя орденами и любезно улыбаясь, он согласно кивал и поглядывал то на невесту, то на Оленьку. Совещающиеся неподалеку Иные были всем видны, и никому не интересны. Разница была лишь в том, что они сами не хотели быть заметны. В отличие от Пушкина.
 
Было видно, как за окнами сереет столичный воздух, постепенно из нависающих, кажется, над самой дворцовой крышей туч посыпало мелким колким снегом.  Снег оседал на окнах невысокими сугробами. В зале тоже стало чуть темнее, и уже начали выносить горящие канделябры. Оркестр играл заметно тише. Угощение на балу предусмотрено не было. Мужчины собирались в небольшие компании и о чем-то беседовали, поминутно оглядываясь. Бал заметно близился к завершению. Ольга словно бы только что заметила юношу и кивнула ему, чтобы приблизился. Пушкин поклонился и шаркнул ногой. Поморщился от боли. 
 
─ Кажется, у меня ребро сломано. А нам с сестрицей домой целый час добираться, если не более, ─ он кивнул на притомившуюся девушку, кутающуюся в дешевую шелковую шаль, ─ подвези, сделай милость.
 
Дорогой Оленька дремала, пригревшись в меховом одеяле. Губернатор остался о чем-то беседовать с царем. Гости постепенно отбывали, карет вокруг дворца стало заметно меньше, чем утром было. Погода навевала уныние. Саша чувствовал необходимость в беседе, но волшебница молчала. И только когда сестрицу дядька на руках унес в дом, она тихо и холодно бросила юноше вослед: «Не будь пешкой!» Пушкин об этих её  словах всю ночь думал. Тревожно было, сам не знал, отчего.
 
А на следующий день, когда по городу принялись носить чудотворную икону, батюшка прочел в газете, что графиня Головина Ольга Андреевна нынче ночью преставиться изволила.
    
* Сношенница - жена брата мужа.
** в 1799 году вальс в России был несколько лет запрещен.

В теме: Время Поэтов

21:03:23 - 05.02.2023

========== Планы переменились ==========
 
Как мог тебя прельстить пастух свирепый,
Чьи помыслы лишь войнами полны?
Тебя он будет ублажать, царевна,
Не ласками, а болтовней хвастливой
О битвах, об осадах и резне;
Ты будешь жаждать клятв и слов любовных,
А он заговорит о море крови,
О тысячах убитых им людей,
Твой слух не создан для таких рассказов!
 
Кри́стофер Ма́рло Поэма «Тамерлан  великий»
 
Господин Лефорт пребывал в смятенном состоянии духа. И когда Саша, вытянув шею из-за спины своего директора, разглядел собравшихся,  понял, отчего. Новый губернатор разливался соловьем. Высокий, затянутый в парадный мундир, в орденской ленте,  он казался выше всех присутствующих головы на две. Хотя, быть может, окружающие из уважения сами немного наклонялись. Достаточно часто юный архивариус видел эти застывшие в незавершенных поклонах фигуры у себя на службе. Спины гнулись перед каждым, кто стоял хоть на шаг выше по служебной лестнице. Прогуливающийся в этой же зале царь с супругой терялся на фоне своего блистательного подчиненного. Монарх в своей скромности предпочел обычный свой капитанский мундир с синей лентой. Он совершенно поблек на фоне своих богато одетых гостей. Смутно припоминалось, что и ростом Александр Павлович когда-то был выше. А может маленькому лицеисту так когда-то казалось.
 
Пушкин затаил дыхание. Царица с их последней встречи стала ещё бледнее и печальнее. Избыточное внимание присутствующих буквально изливалось на неё и её супруга. Елизавету Алексеевну без конца теребили дамы в орденах, подводившие к ней каких-то разодетых девиц. Вымученная улыбка  царицы, её заметное нежелание быть здесь, никого не интересовали. Стареющие фрейлины с присущей им неистовой энергией спешили пристроить ко двору собственных дочерей и племянниц. Девушки заученно кланялись и  поглядывали на августейших супругов с нескрываемым восхищением. На минуту и  Пушкин задумался о возможной карьере для своей сестры. Каким бы  скудным ни было жалование у фрейлины, все окупалось кругом общения. Но тут его господин директор довольно грубо потащил прочь от широко распахнутых дверей, он о сестрице и думать позабыл.
 
─ Никому из нас, ─ шипел директор ему на ухо, ─ решительно никому сегодня до Великой не добраться.  Дашкова не токмо сама на бал притащилась, она ещё инквизитора с собой привела. Мне надобно, чтобы Ольга одна осталась. Выбирай, кого на себя возьмешь?
─ Разве я не должен был с господином Милорадовичем поближе познакомиться? 
 
─ Отгони его от Головиной и делай, что пожелаешь, ─ любезно разрешил господин Лефорт.
 
─ Браниться не станете, коли не по-вашему что пойдет? ─ на всякий случай уточнил юноша.
 
─ Ежели в течение часа Ольга выйдет из этой двери и удалится в дальнюю галерею, будет тебе награда, ─ заверил директор.
 
─ Придержите остальных, ─ бросил поэт, гордо удаляясь, хотя совершенно не представлял, что собирается делать.
 
Пушкин принялся протискиваться в танцевальную залу. На входе отпил немного из ведьминой бутылочки, да принял пару бокалов шампанского у лакея. Тот даже бровью не повел. Судя по всему, на вине сегодня не велено было экономить. Немного потужив о том, что в собственном доме после ужина сливают остатки домашней настойки обратно в графин, Саша направился к царице. Выстояв длинную очередь из придворных дам и кавалеров, недобро косящихся на молодого франта, он оказался, наконец, прямо перед своей Василисой Прекрасной. Мгновение, показавшееся ему вечностью, они смотрели друг на друга. Саша ловил её взгляд гадая, вспомнит ли? 
 
─ Позвольте представиться, Ваше Величество! ─ бодро начал он, церемонно кланяясь.
 
─ Вы Пушкин? ─ государь обернулся к жене, ─ Mon ami, ты помнишь,  тебе показывали этого мальчика в лицее. Хорошо ли вы служите, юноша? 
 
Саша гордо выпрямился и коротко поклонившись, щелкнул каблуками. Всем видом он демонстрировал готовность умереть за дело Родины в архиве. Впрочем, едва ли царь интересовался жизнью выпускников. Он сейчас вовсе не выглядел в чем-то заинтересованным. Иначе непременно удивился бы присутствию здесь, на балу ничтожного чиновника. А может быть зелье уже начало действовать.
 
─ Как же, помню вас отлично, ─ натянуто улыбнулась царица, ─ вам не писали писем из дома. Как поживает ваша уважаемая маменька? Батюшка здоров ли?
 
Времени на разговоры ни о чем не было. Никому из августейшей семьи не было действительно интересна его семья или служба. Они просто были вежливы. К тому же Пушкин не знал точно, сколько будет действовать зелье. Нужно было спешить. 
 
─ Все здоровы, благодарю вас за заботу, Ваше Величество. Но я пришел просить о милости. Моя тётушка, сирота. Я участвую в ней, она бесконечно дорога мне. И сейчас она выходит замуж за древнего старика!
 
─ Ах, какая печальная история, ─ Елизавета Алексеевна склонила голову, тряхнув белыми кудрями в шелковых цветах, ─ за кого же? 
 
─ За генерал-губернатора  Милорадовича!
 
На миг повисло неловкое молчание. Потом у Саши за спиной раздалось гневное шипение: «Совсем спятил?!» И Ольга, в невероятного фасона черно-красном платье, с огромным шелковым венком на голове, буквально выхватила юношу из очереди. Острые пальцы вцепились ему в плечо. Через сюртук и рубашку он чувствовал опасное жжение, похожее на боевое заклинание. Волшебница волокла бывшего лицеиста прочь из зала, и её молчание ничего хорошего не сулило.
 
─ Ты с глузду двинулся что ли? ─ зашипела она, толкнув поэта в стену с такой силой, что у него что-то хрустнуло в боку и перехватило дыхание. ─ Да что ты о нем знаешь-то? Михаил Андреевич невероятный! Светлейший! Рыцарь! Как ты смеешь имени его касаться? Я, может, с детства такого ждала! Даже близко твою рожу темную видеть не желаю!!!!
 
Выплеснувши все, что думала, Великая резко развернулась, и ринулась вон по коридору кавалеристским шагом. Саша с трудом дышал, даже не осознавая, что большая часть его сегодняшней работы уже выполнена. Боль в боку была невероятная. Плечо нестерпимо горело. Он даже не заметил высокого молодого мужчину, вышедшего вслед за ними, и притаившуюся за бархатной занавесью девушку.
 
─ Не красиво, ─ задумчиво протянул мужчина, лицо которого казалось удивительно знакомым, оглядывая Пушкина, ─ про рожу, так и вовсе нехорошо. Что же мы теперь, смуглому на цвет лица пенять станем?
 
Девушка вышла из своего убежища и стало видно, что ей скоро родить. Большой, но аккуратный живот под расшитым малоросскими узорами бальным платьем смотрелся на удивление  мило и трогательно. Мужчина осторожно подтолкнул её в сторону высоких дверей, тихо сказавши по-французски: «Сашенька, вернитесь к гостям». А сам степенно направился вслед за невестой господина Милорадовича. И только сейчас Пушкину сделалось нестерпимо обидно. До слез. Он шмыгнул носом и отвернулся к стене. Ведь он приходил к ней, чтобы стать Светлым! Он и не хотел быть Тёмным! Она сама ему отказала. И теперь тычет его природой ему в лицо, да ещё как!
 
─ Мужчине не должно распускаться, ─ рука в расшитом обшлаге протянула ему платок из-за спины. Пушкин обернулся и уперся взглядом в поблескивающую россыпь бриллиантов, разноцветие лент и орденских эмалей. Генерал-губернатор может быть и не был самым высоким мужчиной на балу, но он определенно был выше своего юного собеседника.
 
Саша гордо выпрямился и поклонился. В ответ мужчина поморщившись, замахал рукою, давая понять, что церемонии излишни.
 
─ Неужто я так стар, что мне и жениться уже нельзя? ─ серьезно осведомился он, увлекая поэта в коридор, ─ Мне и пятидесяти ещё нет!
 
─ Извините, ─ Пушкин позорно шмыгнул носом, ─ но Ольга Андреевна моя любимая тетушка. И все её женихи мне не милы. Я, может, и сам на ней женился бы, когда бы средства позволяли. Будь сейчас жив её батюшка, не потерпел бы!
 
─Вы правда полагаете, что я могу обидеть сироту? ─ по голосу было слышно, что Михаил Андреевич обижен и смущен, ─ и потом, я состою в переписке с её опекуном. Я был честен, ни возраста своего не скрывал, ни чина. Предложение сделал, на подарки не скуплюсь. Не моя вина, что Оленька богата. Но клянусь честью, я не охотился за приданым. Наша любовь взаимна. А вот про вас я первый раз услышал. Но я даже рад, знаете ли. Думал, на свадьбе только мои родичи за наше счастье выпивать будут. Да мне и самому пригласить некого. Разве что братец пожалует.
 
У губернатора был удивительный и приятный голос. Успокаивающий тон его на минуту заставил Сашу думать, что он прав. И действительно ни о каком приданом даже не помышлял. Но маленькая злость внутри него не давала поэту покоя.
 
─ Я вас у проститутки видал! ─ зло буркнул он, отворачиваясь.
 
─ А я-то думаю, лицо знакомое! ─ неожиданно обрадовался мужчина, ─ ну, Анжелика, ну лисица! Не стану скрывать, ценю женщин.  Кто в наши дни без греха? Но я для Оленьки обо всех своих знакомствах позабыл, и вам советую. Девицы гулящие, знаете ли, много денег требуют, а счастья не дают, обман один.
 
─ Времени всего ничего прошло, ─ юноша остановился, ─ быстро вы от Анжелики к Ольге переметнулись. Вы хоть успели по-настоящему влюбиться? Узнать её? Может ей и подарки-то ваши не по сердцу!
 
─ Ну не знаю, ─ усмехнулся Михаил Андреевич, ─ дуэльному пистолю  вроде бы обрадовалась. Батюшка помер два года назад, а матушка, когда ей и десяти лет не минуло.  Цвет её любимый алый. Но больно уж вызывающий, от того и не носит часто. Музыку предпочитает русскую, песни крестьянские да церковные. Стихов вот только не любит. Никаких. Ни Державина, ни Гученского*. Я подсунул ей было Мицкевича**, он из молодых. Но пока успеха не имел. Но ничего, я Париж брал и тут справлюсь!
 
За разговором они дошли до конца коридора, выходившего дверями в другой полутемный коридор, разделенный к тому же тяжелой бархатной занавесью. Оттуда, из  гулкой позолоченной глубины  раздавалось чья-то тихая, но твердая речь. Было слышно, как кто-то чеканно, в нарушение всех театральных канонов декламирует:
 
Рассейтесь же, воздушные завесы!
Пусть небо зрит, как я, господень бич,
Земных царей пятою попираю,
Моя звезда! Сиянием победным
Соседние светила затмевай!
Презри луну, затем что скиф могучий,
Ярчайшее из всех земных светил,
Взошедшее смиренно на востоке,
Теперь, достигнув своего зенита,
Тебя оденет столь слепящим светом,
Что ты лучами солнце одаришь!***
 
Из-за двери Саше было видно только лицо Ольги. Устроившаяся в жестком кресле во французском вкусе, она слушала этого невидимого бездарного чтеца почти что с открытым ртом. Молча, внимательно. И снова стало до слез обидно. 
 
─ Вот же пёсий сын! ─ тихо выругался Михаил Андреевич.
─ Кто это? ─ переспросил Пушкин, ─ лицо знакомое, а вспомнить не могу.
─ Великий князь Николай Павлович, ─ церемонно, но как-то зло сообщил губернатор, ─ вот кого действительно в столице каждая проститутка знает.
    
 
* Петро Попович-Гученський — поэт второй половины XVII века украинского происхождения.
** Ада́м Берна́рд Мицке́вич - белорусский и польский писатель, поэт и переводчик, драматург, педагог, политический публицист, деятель польского национального движения, член общества филоматов.
*** Кри́стофера Ма́рло - английский поэт, переводчик и драматург-трагик елизаветинской эпохи, наиболее выдающийся из предшественников Шекспира, шпион.Цитата из поэмы "Тамердлан Великий

В теме: Время Поэтов

20:04:12 - 22.01.2023

========== Велесов день ==========
 
    
Настроение главы:  песня группы El Mental "Вызывали сатану"
 
Прасковья, сияя улыбкой, вплыла класс. Из-под ярких, неестественно розовых румян проступали её собственные щеки, бледные, в багровых пятнах от мороза. И вся она казалась какою-то красной. Как будто нацепила на себя все оттенки этого цвета. Разве что её огромный лохматый тулуп остался прежним. В остальном же  наряде царило алое безумие. С последней встречи она,  кажется, ещё больше раздобрела. Девушка, сверкнув глазами, жеманно повела плечом. Оглядела собравшихся, подмигнула Саше.  И когда она, кряхтя и переваливаясь, выпросталась из овчинных рукавов, стало понятно, что под ним не только сарафан. Стеганая на вате, расшитая золотом душегрея. Атласный сарафан, промокший по подолу от снега. И без того широкие плечи терялись в складочках красной шелковой рубахи. Было видно, что под нею надето ещё что-то толстое.
 
─ Со смотрин иду, ─ кокетливо пояснила Прасковья, ─ пришлось всю одежу, какая есть, на себя надеть. Тулуп еле натянула! Женихи уж больно надоедливы, никак их спровадить не могли. Переодеться не поспела. Уж так на уроки спешила, так бежала!
 
Варвара понимающе кивнула и отвернулась к доске. Лиза ободряюще улыбнулась подруге. По её тоненькой фигурке было заметно, что девушка не забрюхатела. Но она, казалось, вовсе о том не сожалела. Была с инкубом любезна и приветлива со своею соперницей.
 
─ Ну и как прошло? ─ тихо спросил Пушкин.
─ Кулебяка была отменная, ─ счастливо улыбнулась Прасковья, ─ гуся я сама откармливала, а за говяду мамка уж больно тревожилась. Как будто я позволю мне трефного* мясо подсунуть! Окуньки в сметане, конечно же. Хлеба подового брать не стали, булками гостей потчевали.
─А женихи как же? ─ осторожно перебил её инкуб.
─Ах это. ─ чуть сникла девушка, ─ Женихи, как женихи. Один плотник. Второй каменщик. Третий вроде москательщик. А что?
─ Да вот, хочу узнать, с кем за тебя стреляться стану, ─ усмехнулся Саша. ─ Кто мой счастливый соперник.
─ Тю! ─ скривилась Прасковья, ─ знамо торговец. Я за ним купчихой сделаюсь. Мастерового пока в люди выведешь, он и помрет ужо. Только время зря потрачу. 
─ И ты его совсем не любишь? 
─ Я платы с алыми цветами люблю, да варенье грушовое, ─ Прасковья отбросила за спину свою толстую косу и отворотилась к доске, ─ а муж, это не про любовь.
 
Самый подробный план собственной смерти представила ожидаемо Лиза. В него было включено все, от неожиданных ухаживаний молодого вероломного офицера до предсмертной записки юной романтичной особы. Девушка планировала подойти к ближайшему высоком мосту и броситься в Неву. Плавала она хорошо, зелья варила отменно. У неё были союзники,  которые будут ждать неподалеку в лодке. Настоящая случайная смерть ей не грозила. Родственников у неё не было, жила она прямо в доме своей наставницы, Вяземской. Инсценировка смерти ей была почти не нужна. Но план вышел отменный. Девушка рассчитывала с его помощью поупражняться в колдовстве и немного развлечься. 
 
Родственники Силантьева все остались в деревне. Он не стал своих расчетов менять. Гибель на Кавказе представлялась ему вполне естественной. Впрочем, в его планы на смерть легко вписывалась любая война. Варвара только пожала плечами, перечтя его каракули. Инквизиторы не отвергали представленные им планы и почти никогда в них не вмешивались. Казак мог как нырнуть в Терек, и разбить о камни, так и умереть по настоящему в пьяной драке. С его кипучей энергией не вязалась никакая разумная и последовательная стратегия.
 
Прасковья сделала ставку на неудачные роды и зелья. Ей помощь инквизиторов была вовсе без надобности. Разжиться мертвым младенцем в Петербурге было проще простого. Дети часто умирали прямо на руках у нищенок, в изобилии сидевших на ледяных ступенях церквей, продуваемых всеми ветрами улицах и просто в тех перенаселенных развалюхах, которые бродяги считали своими домами. В нужный момент в доме её будущего мужа купца появится целая толпа ведьм, которые будут всю ночь таскать по дому окровавленные простыни. А после вынесут убитому горем отцу синюшный трупик, укутанный в кружевную пеленку. Было в том плане и отпевание и даже похороны. Пушкину осталось только позавидовать. Ему на помощь никто не спешил. Да и друзей в этой новой иной жизни он ещё не нажил.
 
Саша сунул учительнице свои жалкие записи. Он с утра накропал по быстренькому смерть утопленника, которого не нашли. Было немного стыдно показывать незавершенную работу. Но уже не так, как со стихами. Чувство стыда от невызубренного урока потихоньку оставляло бывшего лицеиста. Не было господина Куницына, никто ему более за леность не пенял. Вот и Варвара ничего ему не сказала. Молча листок свернула и в общую стопку сунула. Ей был мало интересен молодой инкуб и его будущность. А сам Пушкин сидел и думал про любовь. И если любви нет, зачем тогда вообще жениться? Жить зачем? А коли можно и без любви, почто Анжелика за него не пошла? Неужто он так и проживет всю жизнь с женщиной, которой он безразличен. К чему тогда все эти стихи, песни? Романы, будь они неладны? 
 
─ Ты тоже не  хочешь по любви замуж выйти? ─ тихо спросил он у Лизы, когда Силантьев, нарочно громко топая, деланно равнодушно вышел из класса, оставляя девушку наедине с Пушкиным.
─Какие мои годы? ─ она пожала плечами, ─ может и сподоблюсь потом, когда время свободное будет. Уж больно я делами загружена. 
─ Разве можно угадать, когда любовь придет? ─ возмутился поэт.
─ Угадать нельзя, ─ хитро прищурилась Лиза, ─ а вызвать можно в любой момент. И в себе, и в другом. Главное травки верные смешать, да нужные слова вовремя произнести. 
─ Эх, душа моя, если бы можно было любую беду такими травками поправить, ─ вздохнул Саша.
─ Смотря какая беда, ─ девушка чуть понизила голос, ─ с убийством помогать не стану. Мне враги среди оборотней не нужны. Но может Вяземская чем поможет. Она хитрая и опытная.
 
Свидание со старой ведьмой назначили на полночь. Свободные часы Пушкин решил потратить на работу. Нужны были деньги и немалые. Боливар бесследно сгинул где-то на льду ночной реки. Найти его не представлялось возможным никакой магией. Шляпу, стоившую целое состояние, предстояло покупать снова.  А ещё как-то объяснить отцу, откуда она взялся. Хотя, Лев Сергеевич мог и не заметить разницы. Он со своим семейством встречался в основном за ужином. Саша смутно помнил, что и в детстве отец его вниманием не баловал. Одеваться, подобно Байрону, протирая сапоги шампанским, юноша мог по два часа. К нему в комнату только слуга заходил. Да забегала иной раз сестрица. 
 
Кей застал юного архивариуса за переписыванием очередного учебника. Равнодушно глянул на исписанные разбегающимися строчками листы. Определенно, в традициях его родины приветствия полагались не каждому. А может царское происхождение давало себя знать. Саша на всякий случай молча склонил голову.
 
─ Ты с Лизой поаккуратнее, ─ предупредил мужчина вместо ответного поклона, ─ и с Вяземской. Ведьмы бабы опасные. Где что не по нраву придется, отравят и глазом не моргнут. Они только с виду слабосильные да сговорчивые.
─ Что посоветуете? ─ Саша отложил перо.
─ Заставят в «Коровушку» играть, соглашайся, ─ недобро ухмыльнулся Кей, ─ Вяземской вообще лучше не отказывать, коли на чем настаивать начнет. Заклинания след оставляют, ворожбу почти всегда заметить можно. А отравление ничем не докажешь. Будет казаться, что ты грибочков откушал, и «Со святыми упокой». И Ольге тоже. Эта голыми руками забьет, если захочет. Кстати, как она?
─ Замуж собирается, ─ Саша осторожно вернул очиненное перо в чернильницу, ─ даже интересно, что она жениху про семейство свое наплела. Не может ведь молодая девица совершенно одна жить. Неужто он про дальних родичей у неё не спрашивает? Про отца с матерью.
─ Может и не спрашивает, ─ кивнул мужчина, ─ и если она на это заклинания тратит, то это воздействие на человека. А если не тратит, то ещё и незаконное. Проверить можешь?
─ Как проверишь-то? ─ растерялся Пушкин, ─ Они с Дашковой только что платьями не сшиты. К тому же я даже если увижу колдовство Великой, то не пойму. Вот если бы со мною кто поопытнее пошел, посильнее. Я бы директорку отвлек.
─ Меня с Лефортом они на пушечный выстрел не подпустят, ─ помрачнел Кей, ─ ещё какие мысли есть?
─ Мне бы на бал с Ольгой сходить, ─ смутился Саша, ─ с женихом бы познакомиться. Чутка ближе бы стали. Мог бы при нем визиты наносить. Все-таки родственник будущий. Не все же время она с Дашковой под руку ходит.
─ Так иди.
─ Приглашения не получал, ─ развел руками инкуб, ─ бал у губернатора, мне не по чину.
─ Так чего ты молчишь? ─ возмутился Кей, доставая из-за пазухи огромную стопку каких-то цветных листков, ─ на одно или два лица?
 
Вяземская гостила у подруги на Гороховом проспекте**. Пришлось взять извозчика. Идти туда пешком, мимо опасной стройки собора, темными улицами да по заснеженной Неве было опасно. Умом Саша понимал, что собравшись гуртом, оборотни могут напасть на него даже и с извозчиком. Но все же надеялся на пресловутый Договор. Инквизиторы следили, чтобы никто людям без дозволения не вредил. А если это правило и забивалось кем-то из низших, то Ольга всегда была рада напомнить. Торжественно строгий трехэтажный особняк сиял всеми окнами первого этажа. Сколько там горело свечей, Саша даже представить не мог. В его доме на свечах экономили настолько, что порою приходилось читать при сальной свечке одной на вечер. Здесь же кажется, горели все восковые свечи столицы.
 
Лиза просила не ходить к парадному входу. Сама она, кутаясь в дорогую шерстяную турецкую шаль, ожидала его у незаметной дверки с торца дома. По самой скромной оценке, какую Пушкин мог дать с первого взгляда, только эта шаль обошлась девушке в несколько тысяч рублей. Очевидно, стоило подумать о женитьбе на ведьме. Он уже привык считать Лизу бесприданницей. Теперь же понял, насколько обманчива может быть девичья природа. В школе она заметно проигрывала яркой и наглой Прасковье. Здесь же чувствовала себя свободно и скромницей не притворялась. Даже платье свое, серое и дешевое, девушка сменила на модное и дорогое. Из глубин дома слышались музыка и заливистый смех. Определенно стоило и ему переодеться к празднику.
 
─ Мне кажется, я неподобающе одет, ─ осторожно начал Саша, бредя за девушкой по коридору мимо высоких полуприкрытых дверей.
─ Да тебе все одно раздеваться, ─ бросила она, даже не улыбнувшись.
─ Я и сам догадывался, ─ он почувствовал, как кровь приливает к щекам. Наверное, будь он светлокожим, давно бы покраснел, словно неопытная девица. ─ Меня предупреждали, чтобы не отказывался.
─ Правильно, ─ кивнула Лиза, ─ ведь нельзя получить что-то просто так, без отдачи. Но ты не тоскуй об этом. Не пожалеешь. Никто после не жалел, даже господин Лефорт. 
─ А если не получится, то в ход пойдут травки? ─ догадался инкуб. И тут же понял, что получится.
 
Коридор, наконец, закончился.  В просторном зале, где все сияло начищенным золотом, смеялись, играли на фортепьяно и танцевали кто в одиночку, кто парами, а кто и хороводами, весьма привлекательные девушки. Одетые, словно нарисованные нимфы, они угощались фруктами прямо с накрытого стола, за который можно было не садиться. На полу были разбросаны бархатные перины и подушки, какая-то цыганка, вся в монетах и кажется, совершенно без одежды, страстно метала карты для трех участниц гадания. Были тут и мужчины. Но мало. Все они были в масках каких-то животных с рогами. Вначале Саше показалось, что это черти, но вблизи стало заметно, что это быки. Разглядеть под масками лица не представлялось возможным.
 
─ Мне сказали, чтобы я не отказывался играть в «коровушку», ─ шепнул он Лизе на ухо, ─ это что?
─ Ишь ты, ─ раздалось совсем рядом, ─ так сразу и в «коровушку». А сил-то хватит?
 
Инкуб вздрогнул и обернулся. Говорившая девушка выглядела совсем юной. Её распущенные локоны белого, почти голубого цвета, украшали живые розы. Шелковая накидка едва держалась на полных округлых плечах. Она будто бы светилась изнутри. Но по взгляду льдисто-голубых глаз было видно, что вся эта юность фальшивая. Госпожа Вяземская смерила юношу оценивающим строгим взглядом, и недобро усмехнулась.
 
─ Хватит, ─ Саша привычно шаркнул ногой и поклонился, ─ разрешите представиться.
─ Оставь, ─ отмахнулась Вяземская, ─ знаю, кто ты. И тебя, и батюшку твоего. Ибрагима Петровича помню отлично. Вот только не припомню, чтобы он такой же дурак был, чтобы врагов среди оборотней наживать.
 
Пушкин опустил голову.
 
─ Решать надо, что с тобой делать, ─ ведьма стянула с ближайшего столика маску быка и сунула её юноше в руки, ─ надевай пока что и под ногами не путайся, думать буду.
 
Лиза куда-то испарилась. Саша бродил меж веселящимися девушками, с интересом прислушиваясь к их беседам. Получая щипки, смешки и улыбки. Пробовал заговорить с мужчинами, но те делали вид, что не понимают ни слова. А может и правда не понимали. Кто их знает, что  там за отвары плескались в бокалах у присутствующих. В конце концов, притомившись, он плюхнулся на подушку возле стайки девушек, увлеченных другою гадалкой. Поджарой до сухости женщиной неожиданно взрослой среди своих юных зрительниц.
 
─ Тебе чего? ─ весьма нелюбезно осведомилась одна из девушек, манерами походившая на базарную торговку.
─ Если не присяду отдохнуть, то умру, ─ устало сообщил Пушкин.
─ Не сегодня, ─ равнодушно бросила гадалка, ─ тебе от белого волоса помирать. Поживешь ещё.
─ Это болезнь какая-то? ─ юноша неприятно удивился, ─ седина?
─ Белокурого ожидай, ─ дежурно пояснила женщина.
─ Скоро ли? ─ спросил Саша.
─ Как считать станешь, ─ она пожала плечами, ─ когда за одну жизнь десять проживаешь, то вроде и не скоро. А когда время приходит, то всякая жизнь короткою кажется.
─ Где же вы были, мадам, когда мне урок нужно было выполнить? ─ обиделся юноша, ─ а что-то приятное меня нынче ожидает? 
─Ишь ты, губу раскатал! ─ рассмеялась «торговка». Смех её тут же подхватили подруги, ─ Днищем*** по одному месту получишь. Чтоб волы спокойными были, их бить надобно, да почаще.
─ Так мне может и понравится, ─ буркнул Саша.
─ Денег тебе должны, ─ спокойно сообщила гадалка, ─ давно уже. Ты про тот долг карточный уж и позабыл, наверное. Завтра жди письма.
─ А ты чего разговорчивый такой? ─ строго поинтересовалась «торговка», ─ нако вот, выпей.
 
В предложенном ему бокале плескалось обычное видом и ароматом шампанское. Может и не «вдова», но уж точно не хуже. Сперва Пушкин думал, что только пригубит. Пить не станет. Но первый глоток показался ему хорошим, а второй просто изумительным. Подушки неожиданно стали мягкими, куда мягче, чем дома. Музыка зазвучала, словно колыбельная. И даже вроде бы Аринушка что-то подобное ему в детстве пела. Проваливаясь в сон, он видел, как над ним склоняются  четыре древние старухи.
    
 
*Трефное мясо - мясо животного, умершего своей смертью.
**В настоящее время Горохова улица.
*** Днище - доска для прядения льна
 
Подробнее о том, как празднуют Велесов день, можно узнать из это статьи:https://www.calend.r...idays/0/0/1570/

========== Долгие сборы ==========
 
Из рук короля ты получишь титул,
Женой твоей станет сама герцогиня,
Ты станешь богат и фавор узнаешь,
Достойнейшим будешь из всех достойных,
Но это не будет финал.
Йовин «Бастард»
 
 
 
Отец заперся у себя в кабинете. Мрачнее тучи Сергей Львович сделался ещё накануне вечером, когда принесли письмо для Сашки. Пухлый конверт был размашисто подписан и опечатан сургучом. Посчитавши, что письмо пришло из министерства, мужчина переломил сургучный отпечаток, но вместо служебных бумаг ему под ноги посыпались ассигнации. Сто рублей! Спасибо, хоть не золотые червонцы. От мысли, что его сыночек, с таким трудом пристроенный в Царскосельский лицей, начал брать взятки, едва поступил на должность, выжигала изнутри. Масон, либерал и противник всякого излишества, Сергей Львович обрушился сперва на жену. Она, негодная, родила этого паршивца! Этого преступника и казнокрада.  Которого третий день дома нету!
 
По счастью вечером в квартиру, наконец, ввалился и сам виновник семейного скандала. В наброшенной на одно плечо чиновничьей шинели, простоволосый, воняющий за версту женскими духами и со следами алой краски на губах.  Полупьяным шепотом юноша осведомился у горничной, отчего в доме так шумно. Прислонившись к дверному косяку, он неловко кренился и пытался не упасть, пока дядька снимал с него узкие пижонские сапоги. Взгляд его при этом был пуст и обращен в пол. За три дня Саша, кажется, повзрослел на целую вечность. Узнавши о деньгах в письме, он коротко и как-то обреченно кивнул. Обещал купить новую шляпу, после чего буквально упал в двери своей комнаты. Где тут же и захрапел, на половину только дойдя до кровати.
 
Утром молодой преступник не выказывал никакого раскаяния. Разве что за завтраком молчал и ел непривычно мало. Да попросил три рюмки водки подряд опохмелиться. Оленька не могла поверить, что её брат, надежда и опора престарелых родителей, буквально на её глазах превращается в животное. Других мужчин в доме только Левушка, да новорожденный Платоша. Кто знает, как судьба повернется? Женою ей не бывать, Младшие братья могут до её старости не дожить. Куда же ей, несчастной бесприданнице, деваться? От этих мыслей на глаза сами собой навернулись огромные слезы. И хотя девушка старалась не расплакаться, но всем её горе тут же стало заметно.
 
─ Вот, до чего ты сестру довел, распутник! ─ гневно выплюнул отец и удалился в кабинет.
 
Саша пришел мириться сперва к сестрице. Выложил ей на туалетный столик с выщербленным узором приглашение на бал к новому губернатору.  Предложил с подготовкой платья не затягивать. Оленька даже глазам не поверила. Бывали в свете всякие чудеса. Среди её подруг ходили анекдоты про  молодых людей, сделавших карьеру от щедрот богатых покровителей. Но все это были истории для утешения таких же бесприданниц. Спору нет, и молодые люди такие были, и покровители у них водились. Да только на балы их никто не звал. Не того полета птицы. Но приглашение было самое настоящее, а вскоре поиски подходящих к платью туфель и необходимость потратить десять рублей на шелковые цветы отвлекли девушку от тяжелых раздумий.
 
Кабинет не был заперт. Батюшка нервно курил, не открывая окон, от чего был весь окутан дымом. Казалось, что юноша спустился в ад для дачи объяснений. Едва за Сашей затворилась дверь, отец подтолкнул к нему распечатанный опустевший конверт. Почерк «Ивана Великого» он узнал бы из тысячи. Пущин, друг бесценный! Сколько же они не виделись? С самого выпуска из лицея. А кажется, что в другой жизни была та дружба. И даже не в его собственной. а в чьей-то чужой. Во французском романе их судьба свела. Мальчика из обедневшего столбового рода и сына сенатора. Кроме денег друг прислал короткое письмо. Сразу после лицея, когда его друзья поступили на должности, Ванька подался на военную службу. Долг службы мог в любой момент загнать молодого человека на Кавказ. Друг пенял Саше, что тот позабыл про другой его должок, карточный. И вот, высылает всю сумму сразу, вдруг свидеться не придется. Киев, где сейчас обитает «Иван Великий» полон людей честных и благородных. Они ему такого неблаговидного поведения не простят.
 
─ Что же вы, батюшка, письма-то не прочли? ─ рассеянно поинтересовался Саша, протягивая бумагу отцу, ─ я и сам уже про тот карточный долг позабыл. Все играют, и я играю. Что же в том преступного?
─ Ежели всю твою одежду продать, ─ сурово возразил Сергей Львович, ─ можно год квартиру на Невской перспективе снимать. Хочешь сказать, ты все эти деньги в карты выиграл?
─ Не все. ─ потупился юноша, ─ Занятно, что вы сразу про взятку подумали. Я не вор и не преступник. Все свои доходы я честным путем от службы имею.
─ От какой? ─ отец глядел недоверчиво.
─ Министерской ─ не моргнув глазом соврал Саша, ─ государственный чин, имени которого я поклялся не называть, по службе должен писать исторические труды. Знания его в этой области обширны, но вот язык тяжеловат оказался. И чтобы перед царем и отечеством не позориться, он мне поручил свою книгу для печати подготовить. В более приятной манере переписать. 
─ Каподистрия что ли сочинять наладился? ─ Сергей Львович усмехнулся.
 
Юноша тяжело вздохнул и отвернулся, всем видом давая понять, что славы в своей новой должности не ищет, а только лишь начальству полезным быть хотел.
 
─ И ещё мне предложение сделали в особой канцелярии служить, ─ тихо сообщил он, ─ даже не знаю, принимать ли. Третье отделение.
─ Звучит, как выдумка. ─ батюшка покачал головою, ─ Не слыхал я ни разу о третьем отделении. А в особую канцелярию молокососов не берут, уж больно служба у них  мудреная. Проверяют тебя. Может к повышению готовят. На всякий случай соглашайся. Но как по мне, не по тебе служба. Тебе жениться бы поскорее. Сразу и по девкам таскаться перестанешь.  Есть кто на примете?
─ Бог с вами, батюшка, ─ невесело усмехнулся юноша, поднимаясь с дивана, чтобы уйти, ─ вот это действительно рано. 
─ Начинай присматриваться, ─ бросил ему вослед Сергей Львович, ─ у Раевских вот, дочка на выданье.  
 
Возвратившись к себе в комнату, Саша выудил из ящика стола  крошечный распакованный сверточек. Достал бутылочку, задвинул в самый дальний угол под бумаги. Из этой склянки, выданной Вяземской, он отпил немного перед беседой с сестрицей и обозленным родителем.  Ведьма не сплоховала. Её зелье сделало Сашу весьма убедительным. Коротенькую записочку он начиркал обычным угольком. Она вся была в черной пыли. Аккуратно заполнив чернильницу, юноша перенес к себе в дневник все, что было предсказано ему на празднике. Тут же вычеркнул строку, обещавшую ему получение денег. С тайной печалью перечел об изгнании на юг и север. А почему бы и нет? Придется бежать от оборотней, так ещё и не туда заедешь. Рядом с этими строками он приписал «Пущин», надеясь встретиться со старым другом на юге, ежели судьба сведет. Ведьма обещала, что он станет известен. Что ж, наверное, среди дозоров он и так слишком знаменит. Вхож в обе казармы. Сейчас вот на бал к губернатору собираться надо. Куда уж известнее? "Женишься на первой красавице".  Наверное,гадалка говорила это каждому приходившему к ней мужчине. Но что, если не соврала? А значит, нет повода не верить и последнему. «Опасайся белой головы». И тут же счастливая мысль пронеслась, словно комета. Оборотень Рамазанов едва ли блондин! Да и смерть ему предсказана не в ближайшие дни.  А к тому времени все само устроится.
 
Собираться на бал юноша начал ещё с вечера. Сходил к куафёру и побрился. Принявши присягу в коллегии, он начал было отращивать бакенбарды,  чтобы выглядеть чуть взрослее. Но курчавые волосы не желали принимать никакой приличной формы. Для службы не важно было, а на балу хотелось выглядеть аккуратно. Одежда, от которой у Саши уже ломились сундук и подержанный шифоньер, казалась ему сегодня недостаточно подходящей. Он разложил прямо на кровати несколько приятных для глаза жилетов, прикинул их к кюлотам. Расставил туфли. Но настроение влекло его к черному, а приглашение требовало  не сдерживать себя в цветах. Генерал Милорадович любил все малоросское. К черному жилету, расшитому цветами, прекрасно подошел полосатый шарф, купленный в немецкой лавке. В представлении юноши так малороссы и одевались. Широкополый сюртук он то застегивал, то расстегивал. Надеялся скинуть его при первой же возможности. Но хуже всего были башмаки. Модных, с пряжками, дешевле пятидесяти рублей нынче было не достать. Старые же не шли к сюртуку.  Было смешно даже думать о женитьбе, когда приходится выбирать между новым «боливаром» и башмаками, а на то и другое попросту нет денег. Юный поэт никак не мог решиться на что-то. Одно он знал точно: Байрон такое не наденет! 
 
В комнату уже по десятому разу заглядывала Оленька. Она собралась за два часа. От еды пришлось отказаться, во имя бледности лица она выпила уксуса и теперь ей нездоровилось. У девушки было только одно платье. Одни завитые наладки, одни бальные туфельки. И те пришлось подновлять. Маменька уехала в Царское Село. Её эти приготовления смешили и раздражали.  В молодости она была фрейлиной и бальной суеты ей хватило на всю оставшуюся жизнь. Мучения детей она считала пустым бахвальством. Если нет приданого, платье никто и разглядывать не станет. А Сашка всегда был с придурью. Мучения сына прервал Сергей Львович. Торжественно внеся к нему в комнату завернутые в старый газетный листок чуть стоптанные башмаки. Наверное, когда-то они были в моде.  Эти ужасные пряжки, кажется, видывали ещё матушку Екатерину*. Судя по их виду, башмаки своим ходом пришли из Петербурга в Москву. Чтобы не ругаться с отцом, юноша буквально впрыгнул в свою одежду. Облился кёльнской водой и выскочил из квартиры.
 
Генерал Милорадович жил на Невском, можно сказать, у самого Медного Всадника**. Но будучи человеком одиноким и по собственному утверждению скромным, снимал небольшую квартиру, совершенно не подходившую для шумных балов. Так что своё назначение он праздновал на службе. Для бала по такому важному поводу император любезно предоставил собственный дворец. Кого здесь только не было! У самых дверей юноша засмущался от обилия карет, колясок, экипажей и даже саней. В какую-то злую минуту ему показалось, что лакеи на входе их с сестрицей не припустят. Но мужчина только молча коротко поклонился. Мимо него проходили сотни гостей. Следить за каждым невозможно.
 
Зато для Саши здесь было полно знакомых лиц. Почему-то он сразу узнал инквизитора. Даже сейчас, на этом бале требующем пестрых малоросских одежд, седой мужчина был одет в простой серый сюртук. Оленька вертела головой, улыбалась и, кажется, была совершенно счастлива.  И все же от неё слегка веяло стыдом и неуверенностью. Все дамы и девицы вокруг были одеты вызывающе дорого. От этого её волнения юноше становилось все приятнее, легче и веселее. Мелькнувшее среди гостей лицо господина Лефорта даже заставило его улыбнуться. Мужчина сделал юному поэту знак следовать за ним при первой возможности. Было приятно чувствовать себя важным. Здесь и сейчас он на месте. Вот она, его служба. Не пыльный архив, а царский дворец. И напрасно батюшка считает, что особая канцелярия ему не по зубам. Он здоровался и кланялся, улыбался знакомым и тем, кого видел впервые. Несколько раз дал обещание прочесть что-то из новенького, хотя ничего не писал уже долгое время. Особенно его за это журил поэт Жуковский, нанятый учителем к кому-то из многолюдного царского семейства и имевший свободу приходить на любые балы. Оставив сестрицу в компании своего учителя, Пушкин отправился на поиски Лефорта.
 
 
*Екатерина II
** Невский проспект, 12. Дом не сохранился. 

В теме: Время Поэтов

13:04:48 - 12.06.2022

========== Самоубийца ==========

Настроение главы: Би-2. Сокол не вышел на связь.

За все то время, что прошло со дня убийства оборотня, Пушкин многажды представлял себе Алтынбаева. В силу различных предрассудков, обретенных ещё в детстве, виделся ему великолепный монгол. В золотых доспехах и шлеме, с торчащими из-за спины колчанами. В расписных сапогах. И почему-то сразу на коне. Впрочем, они генералов с гусарами воображал всадниками в любое время дня и ночи до самого выпуска из лицея. Оборотень в Сумраке показался ему скорее сказочным зверем. В простой мужицкой одежде, зипуне и валенках. Овеянный черною мглой, перед Сашей стоял получеловек-полумедведь. Из рукавов большого, как с чужого плеча овечьего зипуна торчали мохнатые руки. С противопоставленными большими пальцами и длиннющими когтями. Медвежью голову украшала модная в среде городских мастеровых меховая шапка, формой напоминающая помесь боливара и цилиндра. Был он более всего похож на извозчика. Только не подпоясан. Заскорузлые полы болтались чуть ли ни у самой поросшей синим мхом каменной мостовой.

Инкуб потупился, глянул на свои мохнатые лапы. Оправил попутно шелковые полы восточного халата. Наверняка Алтынбаев тоже его себе иначе воображал. Не ожидал увидать царя обезьян. Оттого и молчал сейчас. Небось, думает, что Саша тоже оборотень. Молчание становилось неловким. Юноша осторожно кашлянул и склонил мохнатую голову. Корона чуть покачнулась, больно потянула волосы на затылке.

─ Прежде чем мы начнем убивать друг друга, ─ наконец хрипло произнес Пушкин, ─ я желал бы принести своё искреннее соболезнование.

Оборотень не шелохнулся.

─ У меня не было другого выхода. ─ продолжил юноша, ─ Ваш брат смертельно оскорбил Великую волшебницу Ольгу.

Ему показалось, что в чертах медведя что-то неуловимо поменялось. Возможно, тот усмехнулся. А может прищурился. Он привычным жестом потянулся в карман, проверить пистоль. Кармана не было. Сумрачные шелка вообще не предполагали ни белья, ни других излишних вещей. Противник же его и без оружия бы на голову выше. Напади он сейчас, шею переломит одним ударом. Это с виду он мужичок, извозчик. А по силе медведь. Саша много уже читал об оборотнях. В последнее время только ими и занят был. Он отлично понимал, что Алтынбаев в сумраке так же силен, как и вне его. Что на перевоплощение уйдет какое-то время. И что эта пара минут единственное Сашино спасение. Малая фора, данная ему на выстрел. Позже он до медвежьего уха может просто не дотянуться. Что, если это движение лица и есть начало перевоплощения? Надо было опередить оборотня.

Пушкин вынырнул из Сумрака так шустро, как мог. И тут же зажмурился. Злополучный английский фонарь будто бы таил в себе осколки солнца. Свет ударил по глазам, отзываясь нестерпимой болью. Сквозь до полного онемения сжатые веки не проникал ни единый пучок света. От напряжения даже слезы выступили и тут же холодом обожгли. Господи, да когда же эта бесконечная зима уже закончится?! Саша осторожно приоткрыл один глаз, поморщился. Увидал перед собою сперва черный зипун, потом смуглое, покрытое глубокими морщинами лицо Алтынбаева. Нащупал в кармане пистоль, попробовал пальцами курок, осторожно отодвинул его. Он на досуге ужа пару раз стрелял, чтобы после не медлить. Маленькая коробка с пулями необычной формы была ещё почти полная. Вот только фонаря английского в его планах не было. И дуэль эта уж больно на убийство похожа. Ни секундантов, ни врача.

Пушкин с трудом открыл второй глаз, чуть отворотил голову, чтобы в конец не ослепнуть, и вздрогнул. Рядом с ним стоял маленький мальчик. С приоткрытым ртом и широко распахнутыми серыми глазами, грязными щеками и засаленными русыми волосами, торчащими из-под клочковатой овчинной шапки. Алтынбаев тоже обернулся к ребенку. Тот молча сжимал в руке фонарное кольцо. Между рукавицей и грязным мехом зипуна торчала тощая детская ручка. Мальчик решительно потянул фонарь к себе. Было видно, что он станет биться за него смертным боем, если прохожие вдруг решаться украсть хозяйское добро. Саша поднял взгляд на оборотня и мотнул головой. Мол, не будем же мы стреляться при детях! Тот кивнул.

Осмотревшись ещё раз и убедившись что гениальный Грибоедов уже ушел достаточно далеко, соперники медленно побреди в противоположном направлении. Саша старался держаться возле обрыва канала, чтобы в случае нападения попробовать сбежать по речному льду. Дворов и домов же следовало избегать. Он уже несколько раз убеждался, что дворы имеют только один вход. А спрятаться ночь в чьей-то квартире не получится. Черные лестницы все заперты от таких вот незваных гостей. Рядом тяжело сопел оборотень. И вдруг подумалось, что все ещё может окончится миром. Решивши применить на практике полученные на государевой службе крохи дипломатических навыков, Саша тихонько кашлянул.

─ Мальчик видел как мы из Сумрака вышли, ─ начал он, как бы специально отвернувшись и глядя на чернеющий канал, ─ это вообще законно?
─ Шайтан его ведает, ─ так же тихо отозвался оборотень, ─ надо бы воротиться, да придушить, ежели по уму.
─ Кому он расскажет? ─ испугался юноша, ─ да и не поверит никто. Он же маленький совсем.
─ А ты чего такой добрый не был, когда Ибрагима казнил? ─ огрызнулся мужчина.
─ Он первым напал, ─ Пушкин ещё чуть отодвинулся в сторону обрыва, ─ он мою тётку проблядью назвал публично.
─Так Оэлун фахишэ и есть* ─ усмехнулся в темноте Алтынбаев, ─ у ней, небось, женское место не просыхает. На ней потому и не женится никто.
─ Стреляться немедля! ─ Саша резко остановился и зло глянул в сторону своего спутника.
─ Ты со всеми стреляться станешь, кто тебе об этом скажет? ─ оборотень тяжело переминался с ноги на ногу. В темноте казалось, что он улыбается. ─ Тогда джихад надо начинать. Город этот сжечь и Москву заодно. Известная у тебя тётка. Может проще один раз бабу эту поганую убить? Ты подумай. Сколько лет она семью бесчестит?

Пушкин не мог более слушать. Ударил, что было силы. Разумеется, в темноте промазал. Кулак прокатился по шершавой овчине, цепляясь швами перчатки об какие-то неровности. А сам инкуб от замаха не устоял. Поскользнулся, не удержался на обрыве и покатился вниз, прямо на приставленные к берегу ящики торговцев. Тут же вскочил и бросился наутек, на ходу обдумывая, как станет вторую пулю в пистоль вставлять, коли сейчас выстрелит. Под ногами сменялись то неровный лед, то рыхлый снег. То выныривали из ниоткуда куски дерева, то кучи навоза. А то нога его чуть не попала в прорубь. За спиною сперва слышались топот и нерусская ругань. И когда они стихли, стало слышно дыхание огромного зверя. Оборачиваться не было смысла. Юноша понял, что опоздал со своим единственным выстрелом. Теперь попасть на бегу медведю в ухо он уже не сможет.

Ругая попутно сапоги с их дурацкой скользящей подошвой, он выскочил вдруг на широкую полосу утоптанного снега. Берег по обеим сторонам канала здесь был заметно ниже. В темноте даже читалось что-то вроде колеи от саней. За секунду поняв, что он выбежал на перекресток, Пушкин припустил вверх. Насколько он мог понять, здесь проходит Вознесенская перспектива**. А по ней можно быстро добраться до самой Невы, если сейчас поворотить налево. Это в навигацию нужно гадать, на месте ли мост. Зимою вся река пешеходная. До казармы Дневного Дозора он, молодой и здоровый, добежит со свистом. Впрочем, не дурно было бы и заманить оборотня к проруби. В боку слегка покалывало, а ноги окоченели так, что пальцев он на бегу совсем не чувствовал. И при этом ему было нестерпимо жарко.

Оборотень не отставал. Порою Саше казалось, что он слышит ещё чьё-то дыхание, хотя это были его хрипящие вдохи и вдохи. Глаза выхватывали из ночной тьмы только очертания особняков. Улица была куда шире, ведь она вела в деловой центр и к царскому дворцу. Здесь возили много грузов. От чего под ногами все чаще попадались неубранные кучи чего-то мягкого. Хотелось верить, что соломы. Ветер по счастью дул в спину. Шляпу он давно потерял, а шинель заметно пропиталась потом. Отросшие волосы липли ко лбу и шее. Щеки горели, хотя ветер все ещё ощущался ледяным. Каждый следующий шаг давался с трудом. И как назло, ни единого человека по пути не встретилось до самой стройки собора. Здесь он скинул, наконец, тяжелую шинель. Бежать оставалось немного, и каждая лишняя вещь давила на плечи. О том, как он воротится после домой, как будет объясняться с отцом, он сейчас не думал. В конце концов, можно сказать, что на него в темноте напали. Случаи такие были нередки в столице. Шинели с чиновников снимали так часто, что происшествия эти обсуждались уже без интереса, как рядовые события вроде смены погоды.

Бежать и правда стало куда легче. Но и сил стало меньше. К тому же Саша вдруг понял, что не слышит более тяжелого дыхания и тяжелых медвежьих прыжков. Он остановился и осмотрелся. Во тьме на фоне туч едва различимо выделялся Медный всадник. Массивная фигура возвышалась над заросшим деревьями крохотным садиком, когда-то разбитым у подножья гигантского камня. Тяжело дыша и сильно согнувшись от боли, юноша хватал ртом воздух, когда что-то тяжелое и мягкое ударило го сзади. В темноте его волокли по снегу, а у него даже не было сил сопротивляться. Несколько пар ног в валенках мелькали вокруг него, на шею вдруг сама собой набросилась веревочная петля. Мир вокруг то западал на бок, то переворачивался. И, в конце концов, обрел свое нормальное положение. В спину и затылок ударилось что-то твердое, бесконечно высокое. Веревка натянулась, кусая шею шершавым пеньковым боком. Земля под ногами поплыла вниз.

Саша только сейчас понял, что больше в его жизни ничего не будет. Он не узнает, кого родит Анжелика. Родители и правда будут плакать на его похоронах, да только он не увидит. Ольга, возможно отомстит за его смерть. Но никакое наказание не отменит этого повешения. Да и вешаться-то он не собирался, вот, что обидно. Смерть его будет настоящая и совершенно не героическая. В газетах напишут, что молодой переводчик из министерства повесился на стройке Исаакиевского собора. Да и писать-то не станут. Какой такой чиновник? Что он в министерстве делал? Про писарей и переводчиков ничего в газетах не пишут. А когда пишут, то никто не читает. Кто прочтет случайно на последней странице, тот спросит: «А кто такой этот Пушкин-то?»

─ Ночной Дозор! ─ раздалось где-то в отдалении.

Веревка перестала натягиваться. Носки сапог едва доставали до утоптанного снега. Саша, прерывисто дыша, и цепляясь озябшими пальцами за петлю, щурясь, силясь разглядеть в темноте говорившего.

─ Уйди, егет! ─ прохрипел знакомый голос, ─ это наше дело, темное.
─ Отстань от них, Никитин, ─ позвали откуда-то издали, ─ своего казнят. Не наше дело.
─ Так это ж инкуб, Чушкин! ─ возразил дозорный, ─ я его знаю. Что же мы его тут одного бросим, без помощи?!
─ Пушкин я! ─ прохрипел юноша.
─ Ну вот, это и не он вовсе, ─ к Никитину подошел кто-то. В темноте был виден только черный силуэт в шинели, ─ двое дерутся, третий не лезь!

Возникла секундная заминка. Но и этого времени Саше хватило. Он быстро сунул руку в карман, и выдернув пистоль выстрелил в того из Тёмных, кто стоял прямо перед ним. Куда попал, сам не понял. Да и разбираться не стал Веревка сразу же ослабла. Звук выстрела поднял с соседнего дерева стаю каких-то больших шумных птиц. Тут же рядом вспыхнуло несколько заклинаний. Что и кто колдовал, он уже не видел. Пнул ногою державшего его палача и припустился в сторону Невы. На лед скатился спиною. Снимая петлю с шеи, оценил примерное расстояние и ринулся в сторону Ночного Дозора, который, хоть и вражеский, а все же стоял ближе. Сзади тотчас же послышались тяжёлые прыжки. Ноги слушались плохо. Он часто запинался и мог упасть в любую минуту. Но появилась в нем и некоторая легкость. Будто бы крылья за спиною выросли. И даже промелькнули в голове какие-то строчки. Некие видения о войне.

В казарму он даже не вбежал, а просто впрыгнул. Упал на пол и покатился вперед. Здесь было светло до боли в глазах и тепло до ломоты в окоченевших пальцах. Перевернулся на спину, и только сейчас увидал, как проламывается сквозь заклинание мужчина. Голубоглазый, в расстегнутом зипуне и цветастой косоворотке. Совершенно не татарского вида. Взгляды их встретились как раз в ту секунду, когда огненными всполохами охватило всю фигуру преследователя. Он горел, как бумага, тлея и покрываясь черной копотью. Собравшиеся вокруг немногочисленные дозорные молча наблюдали за тем, как он кричит и корчится от боли. Помочь никто не пытался. Приемная наполнилась гарью и вонью.

─ Это у нас кто таков? ─ равнодушно осведомилась со своего места Светлана.
─ Из оборотней кто-то, ─ тем же повседневным тоном ответил мужской голос, ─ из новообращенных небось. Ишь, как полыхнуло. В столицу прибыл, печать поставил. А про обережное заклинание не спросил. Али забыл.
─ Может не поверил, ─ пожала плечами девушка, ─ Пушкин, а вы чего ночью в казарме позабыли?
─ Ничего, ─ вяло выдохнул юноша, поднимаясь с полу и отряхиваясь, ─ я в библиотеку пришел. У меня дозволение. В любое время могу хранилище навестить.

Никому не было интересно, почему оборотни напали на инкуба. Пришла какая-то баба, как видно, едва сменившая сарафан на городское платье, принесла горячего чаю. Утром Пушкин спокойно прошел через опустевшую приемную. Шинель его, почищенная и посохшая у печи, дожидалась своего хозяина на вешалке у двери. Никому не было интересно, как он провел ночь. Хотя, скорее всего, за ним следили, просто он не увидел, дремал. И во сне привиделись ему выстроившиеся полки, одетые в славянские одежды. С круглыми щитами, длинными копьями. Вел их сияющий богатырь. С золотым коловратом на шее и выгоревшем на солнце чубом. Лица его издали не было видно. Да и сон, казалось, всего минуту снился.

Домой он попал только к обеду. Зашел по пути в два кабака, перехватил там водочки с перцем и суточных щей. Хотелось молочной каши, но в кабаках английской овсянки не водилось. Он пробовал испросить варенца в трактире на углу, но хозяйка так на него посмотрела, что он и в третьем трактире заказал водки. В общем, домой пришел уже слегка навеселе. Отперла ему зареванная горничная. Некрасивая тощая баба. Увидавши молодого барина, она принялась тихо выть, да так жалобно, что из своих комнат высунулись сразу все, включая кухарку. Мать побледнела, беспомощно глянула на отца. Оленька кинулась брату на шею.

─ Ты что, решил меня одну тут бросить?! ─ некрасиво кривя рот, рыдала она, заглядывая ему в лицо.

А батюшка деловито кашлянул, и сухо произнес: «Следуйте за мною, юноша».

Кабинет у отца был такой же неуютный, как и вся квартира. Сергей Львович грузно опустился в кресло за столом, указал сыну на ковер. Сквозь полуопущенные шторы виднелась серая река, крошечные домики на другом её берегу. Отец молча набил трубку и закурил, постукивая крышечкой. Вытащил из ящика стола измятый, весь исчирканный размашистыми строчками лист, и протянул сыну. Саша не сразу узнал собственный труд Несостоявшийся список удачных и неприятных способов уйти из жизни он бросил в мусорное ведро ещё до ухода на суаре. Кажется, это было в прошлой жизни.

─ Ты знаешь, ─ неожиданно вяло начал батюшка, ─ незаконнорожденный ребенок это ещё не повод уходить из жизни вот так грешно. Ну, сделал девице живот. С кем не бывает. Я видал вас давеча в Гостином дворе. Красавица она тебя. Я и сам бы… хм, ну в общем не устоял. Как хоть её зовут-то?
─ Анжелика. ─ Саша шмыгнул носом и понурился.
─ Крещеная хоть? ─ отец тревожно глянул на него, ─ не православная ж небось.
─ Католичка, ─ кивнул юноша.
─ И проститутка? ─ на всякий случай уточнил Сергей Львович. ─ Не можно жениться. Оно и к лучшему. Сейчас, знаешь, много способов ребеночка пристроить. У неё родня есть? А то может, в корзине по Неве пустить, как Моисея.
─ Сирота она, ─ он отошел к стене и присел на кушетку, правленую и поцарапанную, как и вся мебель этого кабинета.
─ Ещё лучше, ─ неожиданно образовался отец, ─ намного лучше. Значит, денег ей немного дашь, пущай сама младенца в приют несет.
─ Даже не хочешь узнать, какого пола он будет? ─ возмутился Саша.
─ Пушкины плодовиты, ─ батюшка кивнул почему-то на затворенную дверь кабинета, ─ ты ещё насуешь таких «подарочков» каждой горничной в столице. Мне об каждом байстрюке твоем горевать слез не хватит. А наперед лучше с замужними кувыркайся, коли добьешься. Пущай потом мужу предъявляет. А то всем платить, никаких средств не хватит. И на будущее с такой ерундой лучше сразу ко мне приходи. Ты может, и не чуешь, а ведь первенец мой. На тебя вся надёжа. Мы тут с матерью поругиваемся, всяко бывает. Но ты не горюй. Лёвука стараниями твоей матушки чистый ребенок растет. Я помру, ты всё унаследуешь. И вешаться более не вздумай. Слабость это, позора не оберешься.

Уходя из отцовского кабинета, Саша бросил взгляд в небольшое зеркало. На его шее, как раз между шейным платком и смуглым подбородком с заметой уже черной щетиной, красовался огромный бурый шрам от веревки.


* Так Ольга проститутка и есть (тат).
** Вознесенский проспект.