Грицхальд

Код в коде, или На обочине Матрицы

— Всё-таки я не до конца понимаю, как ухитрялся проделывать все те фокусы, что творил раньше, — признался Нео. — Останавливать пули, уклоняться от них, а то и летать. То есть я помню метод — но совершенно не понимаю принцип. Как будто новое видение мира, открытие Третьего Глаза — но почему он не прорезается у остальных?

— Прежде вы никогда не выходили из Матрицы, мистер Андерсон, — меланхолично проговорил Смит, помешивая соломинкой коктейль из текилы с грушевым соком. — Это, знаете ли, существенно помогает.

— Но как?

Визави немного помолчал.

Бывший агент и бывший программист, оба восстановленные из бэкапа в интересах истории, сидели в том самом ночном клубе, на посещении коего некогда кончилась старая жизнь Томаса Андерсона. Беседа между ними текла мирно и размеренно, благо что все страсти давно успели отгореть.

— Полагаю, мистер Андерсон, — наконец соизволил разомкнуть губы экс-агент, — вы помните, что мир наш составлен из кода. Зеленоватые потоки, как вы воспринимаете их. Код сравнительно прост — пусть человеку и нелегко разобраться без подготовки в тысячах символов, но объективно это и сравнить нельзя со сложностью цветного узора из миллиардов пикселей, каждую секунду рождающегося и умирающего в глазах каждого жителя Зиона.

— Я помню, — кивнул компьютерный гений. — Матрица сильно упрощена в интересах оптимизации.

— Вы задумывались когда-нибудь, как потоки этого кода воспринимаются человеком?

Нео потёр нос.

— Задумывался не раз, — сконфуженно признал он. — С тех самых пор, как мне удалось пробить порог иллюзии. По моим догадкам, Система встраивает в мозг каждого человека что-то вроде декодера, таким образом...

Он смолк, заметив, что бывший агент улыбается.

— Эх, мистер Андерсон, — проговорила программа, — это и есть классический пример подмены причины следствием, от которого не раз отвращали ваши логики.

Улыбка на лице Смита пропала, сменившись озабоченностью.

— Не знаю даже, с чего начать, чтобы вам было понятней. Знаете ли вы, что психика человека чрезвычайно пластична и легко приспосабливается к одним и тем же аберрациям восприятия? Ваши исследователи ещё в двадцатом веке производили эксперимент по длительному ношению переворачивающих изображение очков — уже через месяц человек переставал замечать разницу.

— Что-то я об этом читал, — рассеянно произнёс Нео. — Кажется, испытуемым было трудно приспособиться вновь к жизни без очков...

— Именно.

Смит потянул из своего бокала ещё порцию текилы.

— Психика человека пластична. Детская психика пластичней в тысячу крат. Эволюция не знает заранее, в какой мир рождающегося забросит, — и в результате ребёнок вида homo sapiens как бы специально рождается готовым ко всему.

— Что вы хотите сказать? — нахмурился программист.

— Коды. Потоки символов, — отрывисто произнёс бывший агент. — Зачем переводить их внутри мозга в визуальную форму, если проще заранее приучить обитателя Матрицы к жизни среди них? Тогда они будут восприниматься вырастающим человеком как должное.

— Но...

Экс-агент выставил вперёд руку, словно отсекая возражения.

— Я вижу, что вы хотите сказать, мистер Андерсон. «Я вырос в Матрице, но изначально воспринимал всё не как зелёные символы, а как красную клубнику, жёлтое солнце и синее небо» — так?

Губы программы искривились в едкой усмешке.

— Подумайте логически, прошу вас. Абстрагируйтесь мысленно от ситуации — забудьте о своём собственном происхождении из Матрицы — и задайте себе один простой вопрос. Если бы некий человек с рождения вырос среди кодов, приспособившись к символьному виду всех действий и вещей, привыкнув, что его правая рука — это одна последовательность символов, красная клубника — другой набор кода, а синее небо — третий, то чем бы для него тогда был «красный цвет» или «свет солнца»?

Несмотря на включенные в клубе рампы, программисту вдруг почему-то стало зябко.

— Кажется, я понимаю, — повёл плечами он. — Для него тогда вообще не было бы красного или жёлтого цвета. Не было бы самих этих слов — он и думал бы кодами.

— Слова — тоже коды, — заметил вполголоса Смит. — Какая разница, red, rot или il rosso?

Бывший программист посмотрел в глаза бывшему агенту.

— Вы хотите сказать, что мы — те, кто родился в Матрице, — воспринимаем мир неправильно?

— По крайней мере, — на губах экс-агента на мгновение вновь промелькнула усмешка, — вы правильно воспринимаете Матрицу.

— Но я же вышел из Матрицы. Я смог сравнить...

— А вы никогда не задумывались, мистер Андерсон, — перебил его восседающий напротив кусок кода, — почему, несмотря на огромное число подключённых к системе людей, случаи внезапных срывов крайне редки? А ведь люди не просто дремлют в коконах. Подчас они дёргаются, проявляют физическую активность. Взять хотя бы одного спортсмена, которому пик перенагрузки во время соревнования позволил случайно освободиться от контактов и увидеть правду...

— Вы же их утилизируете, — жёстко обронил Нео.

— Иногда, — склонил голову Смит. — Чаще всего, однако, в этом не возникает необходимости.

Музыка в клубе затихла на несколько мгновений. Бывшие антагонисты помолчали некоторое время, дожидаясь, пока начнётся новый трек.

— Вне Матрицы, — наконец добавил агент, — рождённым в ней попросту нечего видеть. Некоторых выручают осколки инстинктов, генетической памяти, позволяя что-то воспринимать вне мира кодов, — но таких мало, исчезающе мало.

— Но я...

— Вы интересовались когда-нибудь полной сутью и содержанием красной таблетки?

Программист в оторопи промолчал. Наслаждаясь его недоумением, оппонент великодушно пояснил:

— Это — не только маячок для поиска тела. Это — транслятор-переводчик. Вместо знания кунг-фу она позволяет вам, очнувшись вне Матрицы, ориентироваться в окружении — по-прежнему воспринимая всё в виде кодов.

— Но ведь... — проговорил неверяще Нео. — Коды...

— Вообразите себе, мистер Андерсон, текстовый квест, — вальяжно предложил Смит. — Квест, в котором все действия и события обозначены буквами, а встречаемые по сюжету надписи — ещё и выделены жирным шрифтом. Если вырастить человека с рождения в таком мире, а потом сказать ему: «Твой мир реально лишь текст» — что он ответит? «Чушь, — скажет он. — Всё вокруг не подсвечено жирным».

Программист встряхнул подбородком.

— Вы хотите сказать, что для урождённого зионца красный цвет или вкус лимона является чем-то совершенно другим, чего я никогда не постигну?

— Отчасти, — иронически склонил голову экс-агент. — Но я бы на вашем месте не рефлексировал на эту тему, мистер Андерсон. Человеческий мозг сам по себе обладает весьма индивидуальным строением, так что, в сущности, метафорические иероглифы или символы, вспыхивающие в головах двух зионцев при соприкосновении их языков с кусочком лимона, могут различаться между собой даже сильнее, чем отличались бы от ваших. Кто знает?

— В чём же тогда разница? — не понял Нео. — Между нами и ними?

Бывший агент вновь ненадолго ушёл в задумчивость, пытаясь вытянуть через соломинку остатки коктейля.

— Вы видите у верхнего символа, входящего в кодовую строку нашего столика, такой характерный хвостик справа? — неожиданно поинтересовался он. — Вот так просто, не применяя способностей Избранного, можете увидеть?

Нео посмотрел на агента как на умалишённого. Все только что услышанные слова вдруг показались ему бредом.

— Нет.

— И не могли бы увидеть.

Выдержав очередную паузу в соответствии со всеми правилами сценического мастерства, собеседник пояснил:

— Человеческое сознание фиксирует в поле внимания то, что необходимо ему для практических целей. Если вы выросли среди кода и внешний вид символов неважен, то ваше сознание едва ли сможет его уловить. Если бы человек ухитрился вырасти в мире текстового квеста, то едва ли бы он смог осознанно понять, что буква «А» похожа на качели с перекладиной. Во-первых, качели в его мире являются чем-то совсем иным, а во-вторых — само распознавание букв будет для него неосознаваемыми фоновыми процедурами.

Программист несколько секунд задумчиво рассматривал зеленоватые символы, составляющие истинную сущность небогатого зеркального столика.

— Но внешний вид этих символов всё же важен, — поднял он глаза на агента. — Умея их видеть и читать, я могу поменять код.

— Можете, — тонко улыбнулся Смит. — Обладая весьма неплохими компьютерными навыками. Которыми не может изначально похвастать ни один новорождённый — а ведь именно после явления на свет человеческий мозг приспосабливается к Матрице.

— То есть, если учить ребёнка с рождения управлять кодом, то он будет видеть его осознанно?

— Некоторые, вероятно, могли научиться чему-то случайно, — предположил агент. — Вы, наверное, видели питомцев Пифии?

Нео взглянул на дно собственного бокала. Почему-то почти с самого начала этой странной беседы ему не хотелось пить.

— Я всё же не совсем понимаю одну вещь. Вы утверждаете, что мы и так видим символы — пусть без распознавания их внешних деталей — постоянно. Что нам просто не с чем сравнивать, поскольку коды эти для нас — сама реальность.

Демобилизованный агент молча кивнул.

— Что же происходит со мной, когда я специально всматриваюсь в кодовое устройство Матрицы?

Задав этот вопрос, Нео одним махом осушил бокал.

— А вы разве не поняли? — губы собеседника чуть дрогнули. — Это, вообще-то, и есть самое смешное. Красная таблетка, которую вы приняли и которая позволила вам мысленно переводить внематричную реальность на язык привычных кодов, оказалась способной сохранять свои свойства и в Матрице. Вообще-то это не должно было произойти. Но — влияние стресса, психологическая обработка Пифии и известные вам планы нашего вседержителя сыграли свою роль.

— Что же здесь смешного?

Агент издал сухой смешок.

— Двойной перевод. Вернувшись в Матрицу, вы вновь столкнулись с привычным миром кода — не нуждающимся в переводе. Но, оказавшись под действием шока, неосознанно задействовали функции «красной таблетки» — переводя коды на язык кодов.

— Как это?

Смит вздохнул.

— Давайте снова применим странную аналогию с человеком, выросшим в виде текстового квеста. Всё вокруг него — текст, а встречающиеся по сюжету надписи он видит написанными жирным шрифтом. Естественно, он не будет считать своё бытие текстовым, поскольку «текст» для него — только надписи в жирном шрифте. Само понятие «текста», «надписей» для него твёрдо связано с восприятием жирного шрифта.

— Кажется, я понял, — начало доходить до Нео.

— Теперь, — щёлкнул пальцами агент, — представим себе, что кто-то решил вывести нашего героя из глубины текстовых заблуждений. Как это осуществить, ведь он неспособен воспринимать что-либо кроме текста? К примеру, введя ему в мозг под видом красной таблетки особую программу, которая — когда он выйдет из квеста — будет переводить всё видимое им на язык букв.

— Что же будет, если он вернётся в квест и... каким-то образом... задействует эту программу там? — спросил программист, уже понемногу догадываясь об ответе.

— Он увидит нечто наподобие текста «Вокруг меня такой-то текст». После чего — если он достаточно хорошо разбирается в текстовых квестах — у него появятся новые возможности влиять на мир.

Смит негромко фыркнул.

— Теперь вы поняли, мистер Андерсон, почему мне кажется немного ироничной эта ситуация со способностями Избранного?

— Ещё я понял, — мрачно проговорил Нео, — почему рождённые вне Матрицы предпочитают не входить в неё. Дело не только в разъёмах.

Заиграла плавная музыка. Агент Смит выпрямился, протягивая руку программисту.

— Танго. Потанцуем?

— Нет, спасибо, — отказался компьютерный гений, на всякий случай отодвигаясь подальше. — Ненавижу слэш.

То были времена укромные, теперь почти былинные, когда в интернете обсуждались странные вещи. Веллер был интересен не рассуждениями о политике, а совсем даже наоборот. А Турчин? Чем сейчас занят Турчин, Грицхальд?

Кто все эти люди? Ах, я присутствую на форуме не так уж и давно, я могу быть и не в курсе отдельных тонкостей...

почему герои поминутно дергают то губой, то уголком рта, то бровью? У вас ничего не бывает просто так, это намек на что-то или кого-то?

Как сказано в Пророчестве, если герой в процессе диалога дёргает себя за левое ухо или держит нечто в руках, это вовсе не обязательно несёт в себе сокровенные сакральные значения. Это может означать просто, что у него есть руки.

Мне интересно... чем стала написанная связь слов? Приобрела она что то или приобрел ты?

Нет.
Впрочем, мне стало легче оттого, что мысли высказаны и что распоряжаться ими уже не мне. Подобно Олегу, поделившемуся своими выводами с представителем человечества и оставившему записку об увольнении.
Странно устроен мир.
Человеческий разум — тоже.
Мне иногда кажется, что и нет вовсе никакого человеческого разума. Есть только длинная медная труба с раструбом на одном конце, к которому периодически подходят странные личности в капюшонах и орут туда разную неразбериху.
Мемы.
Сражающиеся за воплощение путём материализации на кончике твоего языка. Когда та или иная мысль пребывает внутри тебя, она может сражаться с иными мыслями, вызывая согласие или несогласие, но стоит её запаковать в отдельный кусок целлофана и выложить наружу — ты освобождаешься от неё. А благодаря модной в двадцатом и двадцать первом веках максиме «Автор не обязан соглашаться со своими персонажами или с высказанным в своих произведениях» — не несёшь никакой ответственности.
Удобно.
Если бы можно было и на физиологическом уровне поступать так? Вместо «X, но возможен и Y, так что я не могу рисковать» — разделиться на два комка биомассы, один из которых будет истово веровать в X, а другой в Y, без компромиссов и со всем возможным пылом?
Впрочем, скорее я просто индульгирую свою лень.
К моменту написания рассказа я уже ощущал, что не могу толком ничего во всей этой вселенской неразберихе понять. Это-то чувство беспомощности и отразилось в его строчках.

Сей тяжеловесный рассказ написан был мною в те незапамятные
уже дни, когда интеллект мой функционировал не в пример ярче
теперешнего, что порою заводило его по разветвлённым тропам
словоблудия в не вполне однозначные дали.
По этой причине, пожалуй, бессмысленно спрашивать меня,
всерьёз ли я сам воспринимаю изложенные в нём идеи.

Посторонний, или Взгляд со стороны

— Ты бы не мог отнести за меня эту бумагу нашему руководству? Мне немного неудобно.

— Тебе? — не сразу поверил я. Конечно, после инцидента в прошлую пятницу, когда в Олеге некстати проявился свойственный ему максимализм и он чуть было не принялся обучать руководителя отдела его же собственной работе, отношения между тем и Олегом оставались несколько натянутыми. Однако не так уж долго и длился тот словообмен; Олег, как и подобает более умному, вышел из него первым предельно дипломатичным образом.

Он вообще всегда быстро усваивал правила игры.

— Что там?

Олег прятал глаза. Я заглянул в бумагу.

— Вау.

Я присвистнул.

— Уходишь? С концами? Вот странно: вроде бы, столько лет, сколько я тебя знаю, мне всегда казалось, что поиск лучшего от хорошего не является твоей мировоззренческой позицией. Или тебе посулили место с окладом в пятьсот евродолларов за неделю?

Олег промолчал.

Я попытался всмотреться ему в глаза, что было довольно непросто; те, по идее долженствующие быть зеркалом души, в случае Олега обычно отражали лишь то, что он хотел показать. Притом Олег не был лицемером или двуличным человеком — так, по крайней мере, мне по опыту общения с ним казалось — и взглядом своим обычно старался транслировать правду.

Сейчас глаза Олега выражали смущение.

— Романтическая история? — попытался угадать я. — Не теряйся, это со всяким может случиться. Вот, помню, познакомился я в Интернете с одной очаровательной преподавательницей хореографии и английского, а потом она узнала, что мне двадцать лет и что я бородат.

— Двадцать? — кажется, Олег немного засомневался в моём психическом здоровье.

— Неважно, — поморщился я. — И вообще, сетевой фольклор в наши дни надо знать.

Олег смущённо повертел меж пальцами авторучку, с которой и с листком бумаги подошёл к моему столу.

— Нет. — Он как будто пришёл внутри себя к какому-то выводу. — Дело не в романтике. Понимаешь, я немного опасаюсь, что на меня могут... — он замялся, как будто выискивая наиболее подходящий оборот, — ...наехать.

— Ого. — Я невольно принизил голос. Хотя подслушивать нас было некому; стояли последние часы последнего рабочего дня и большинство сотрудников под разными благовидными предлогами разбрелись по своим хазам. — Ты перешёл дорогу кому-то из крутых? Или группировке какой? Ну-ка, давай, рассказывай.

Я расположился в кресле поудобней, всем своим видом демонстрируя, что не выпущу Олега до тех пор, пока не узнаю от него всю правду.

Не то чтобы я всерьёз полагался на свою способность прикрыть его от любых бед — если на него объявили охоту ребята Стреляного или там Грабовского, то максимум, что можно сделать, это оттянуть несколько миг расправы. Но, с другой стороны, попытка ведь — не пытка, верно?

Да и не верил я, что тихий Олег способен ввязаться в этакое.

— Ещё не перешёл, — голос его также понизился, — но опасаюсь, что само моё присутствие здесь может быть воспринято кем-то как переход дороги.

— Так, — кивнул я. — Поэтому ты собираешься оставить работу? Город, наверное, тоже покинешь?

— Если бы только город. — Олег чуть поморщился. — Уровень опасности столь высок, что мне, скорее всего, придётся покинуть не только город или даже страну.

Я непонимающе моргнул.

— Видишь ли, — Олег, кажется, смутился ещё сильней, — я тебе ни разу не говорил за пять лет нашего знакомства, просто как-то не приходилось к слову... Понимаешь, я инопланетный пришелец.

Произнеся последние слова, он уронил взгляд. Я же смог лишь растерянно повертеть в руках листок бумаги, который он протянул мне в начале нашего диалога.

В принципе, чего-то подобного ожидать стоило.

Познакомиться с Олегом мне довелось в далёком декабре две тысячи седьмого года, когда тот в совершенно бедственном положении бродил по заснеженной Москве, никого не узнавая и не помня точно даже месторасположение собственного жилища. Установить каковое так толком и не удалось, несмотря на все изыскания работников паспортных бюро. Редчайший случай, полная необратимая амнезия — человек без прошлого, без памяти, без биографии.

Если б со мной произошло подобное, я бы сошёл с ума и начал считать себя инопланетянином или эльфом гораздо раньше.

А Олег, по крайней мере, пять лет продержался.

Стойкий характер.

— Ты кому-нибудь об этом говорил?

— Нет, конечно. — Олег энергично помотал головой. — Во-первых, инструкция. Контактами должны заниматься специалисты, а так вообще — контакт есть дело чрезвычайно опасное. Это понемногу начинают понимать уже не только ваши голливудские сценаристы и фантасты, но даже изначально миролюбивые философы с учёными. Наведи как-нибудь в Интернете справки по словосочетаниям «звездолёты-берсеркеры» и «SETI-атака». Во-вторых, кто бы мне поверил?

— Действительно, кто? — философски произнёс я, нажимая кнопку на боку электрического кипятильника.

От откровений Олега мне захотелось пить.

— Сдаётся мне, что и ты мне не веришь, — вздохнул Олег.

— Ну, почему, — вяло воспротестовал я. — С точки зрения когнитивного релятивизма каждый из нас по-своему прав. Поскольку используемая индивидуумом система понятий является частью объективных конструкций его мозга, то...

Олег снова вздохнул и молча посмотрел на меня.

Я осёкся.

— Убери это, — выдавил я несколько мгновений спустя.

— Как хочешь, — пожал плечами Олег. Третий глаз на его лбу постепенно рассосался столь же загадочным образом, как и возник. — Обычная телесная трансформация, не из самых сложных. Мы давно проложили каналы управления от сознания к чуть ли не каждой клеточке организма.

— Как йоги, которые сушат на себе полотенца, что ли? Развивая волю и уровень осознания? Форма есть функция ума?

— Да нет, никакой мистики, обычная технология. Киборгизация, так сказать. Хотя, может быть, путём тренировки сознания и можно достичь чего-то подобного, — Олег вновь пожал плечами, — насчёт вашего сознания я вообще с некоторых пор ничего не знаю.

— С некоторых пор? — Я приподнял бровь.

У Олега был жалкий вид.

— Долгая история.

— Тебе придётся мне её рассказать. — Я потрогал бок зашумевшего пластикового кипятильника, пытаясь определить на ощупь, достаточно ли разогрелась в нём вода и нельзя ли выключить его раньше полного закипания. — Равно как и про тех, кто тебе угрожает. Твои загадочные друзья по звёздным просторам? Или местные люди в чёрном вышли на твой след, найдя в секретном укрытии твою летающую тарелочку?

— Нет, — покачал головой Олег. — Наша цивилизация доселе была известна нам как единственная разумная во Вселенной и мы не воюем между собой. Второе же вряд ли смогло бы составить для меня проблему.

— Тогда в чём дело?

Олег посмотрел на меня.

— Скажи, — говорил он негромко, а чайник шумел уже в полную мощь, так что мне пришлось прислушаться изо всех сил, — ты хорошо разбираешься в религиоведении?

Вопрос меня потряс.

— Ну, — осторожно произнёс я, ткнув пальцем в кнопку выключения чайника и пытаясь собраться с мыслями, — я знаю, что существуют разные религии. Индуизм, буддизм, мунизм. Христианство, ислам. Знаю, что они делятся на традиционные и на нетрадиционные, вторые часто удостаиваются титула сект или в нейтральной формулировке — новых религиозных движений. Знаю также, что существует разделение на религии Откровения и на религии чего-то ещё.

Втайне я был горд, что знаю о религиях столько разного.

— Да уж. — Олег чуть усмехнулся. — Впрочем, это неважно. Любой землянин уже в силу одного своего происхождения неизмеримо компетентней в области религиоведения, чем любой житель нашей планеты.

Гордость моя была задета.

— По-твоему, я... — Тут я завис и до меня кое-что дошло. — Подожди. Ты хочешь сказать, что на твоей планете нет религий?

— Увы. — Олег печально улыбнулся. — Больше того. Не существует мистики, гаданий, веры в значимость совпадений и в вещие сны. Не существует собственно и самих сновидений в вашем понимании, хотя до усовершенствования наших организмов мы нуждались периодически в отдыхе для мозга и впадали на некоторое время в слабый галлюциноз, но галлюцинации при этом были существенно хаотичней, не складывались в абсурдно-странные системы и так или иначе объяснялись логически. Не существует и никогда не существовало богатой палитры психических заболеваний со странной симптоматикой. Кроме того, у нас нет и никогда не было философских теорий о дуализме духа и материи, хотя теоретизирования в духе платоновской «пещеры» имели место, но относились скорее к вопросу об ограниченности наших познавательных сил, чем к идеализму в вашем понимании.

— Скучно живёте.

Ложка моя зависла над сахарницей, решая, зачерпнуть третью порцию сахара или ограничиться двумя.

— Как получается. — Олег с силой потёр ладонями лицо, словно борясь с сонливостью.

— Ты это к чему клонишь? — всё же решил уточнить я, берясь за ручку кипятильника. — К тому, что земляне сумасшедшие, раз у нас есть всё перечисленное? Или к тому, что просветлённые?

— А ты как думаешь? — Олег подавил зевок. Похоже, он настолько вжился в роль землянина и в свою земную оболочку, что его действительно клонило в сон.

Почему-то он с лёгким опасением покосился в сторону двери.

— Ну, — начал я с умным видом, направляя тонкую струйку кипятка себе в кружку, — тут мы имеем довольно банальную завязку сатирического сюжета, маскирующегося под фантастический. Пришелец из мира, где не существует религий, прибывает на Землю и рассматривает под смешным углом всё это мракобесие, взирая на него словно на пляски дикарей. Таков первый вариант, особенно характерный для атеистически настроенных авторов. С другой стороны, прибывший с далёкой звезды инопланетянин вполне может внезапно увлечься религиозным феноменом или даже сам стать адептом какой-нибудь из религий, предприняв в связи с этим шаги высокой или низкой степени рациональности. Таков второй, значительно реже используемый вариант, встречающийся обычно в том случае, если автор — верующий или желает специфическим образом сыронизировать.

Олег, прищурившись, взглянул на меня.

— А как насчёт третьей позиции? Позиции честного исследователя? Тем более, что именно лицо внешнего происхождения, имеющее сформированный разум и при этом доселе не слышавшее ничего о религиях, имеет шансы быть наиболее объективным в этом вопросе. В то время как практически любой землянин — и в этом очередная ваша психологическая странность — занимает в глубине себя изначально либо позицию радикального атеизма, либо позицию религиозной веры.

— Ну почему, — не согласился я. — Существует ещё позиция радикального пофигизма.

— Это, как и агностицизм, на практике эквивалентно атеизму. Более или менее сформированная поведенческая схема вкупе с нежеланием менять её.

Я лишь хмыкнул. Речи Олега всё больше и больше начинали напоминать вступительную часть какой-то религиозной проповеди. «Задумайтесь о своей жизни, каждый человек должен однажды решить для себя самый главный вопрос, второго шанса не будет».

Вдруг мне пришла в голову одна мысль.

— А как на вашей планете обстояло с развитием живых организмов и с аргументами в отношении эволюции и креационизма? Религий у вас нет и не было, следовательно, второе никогда всерьёз в качестве гипотезы не рассматривалось. Получается, ваши живые формы имеют чётко прослеженную историю эволюционного возникновения?

Это, как мне представлялось, могло бы расставить как минимум часть точек над «ё».

— Имеют, — нахмурился пришелец. По лицу его тут же пробежала лёгкая тень неуверенности. — Вроде бы...

— Вроде бы?

Олег виновато улыбнулся.

— Видишь ли, — смущённо кашлянул он, — я и сам точно не помню.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

По словам Олега, около пяти лет назад он прибыл в Солнечную Систему на относительно небольших размеров космическом корабле, к слову говоря, внешне не имеющем ничего общего с летающей тарелкой, — ему, как существу, имеющему полный доступ к управлению своим организмом, не особо требовались системы жизнеобеспечения на борту. Сам же корабль, хотя и был оснащён двигателями, позволяющими маневрировать в пределах звёздной системы, большую часть своего разгона для межзвёздного путешествия приобрёл за счёт внешних сил — грубо говоря, им выстрелили, словно ядром из пушки.

Разгон, впрочем, был не столь уж и большим.

Что стоит существу, полностью владеющему своим организмом и способному при необходимости и наличии ресурсов даже изменить его химическую природу, выдержать гигантские перегрузки при старте и затем погрузиться в анабиоз на сколь угодно длительное количество лет?

Олег был разведчиком. Или, если угодно, исследователем. Особо авторитетного ранга у него не было — скорее его можно было сравнить с юными искателями приключений из описанной у Стругацких группы Свободного Поиска.

Использовав слабые двигатели корабля и мощную гравитацию некоторых тел Солнечной Системы, чтобы нейтрализовать разгон, Олег направился к Земле.

Очень уж его наш радиофон заинтересовал.

Естественно, следуя инструкциям, предписывавшим тщательную осторожность перед первой встречей с иной цивилизацией, он, как и полагалось, разделил себя, подобно ящерице, отбрасывающей хвост.

На околоземной орбите осталась вращаться существенная часть его плоти и его памяти. Содержащая в себе как значительную долю информации о родной цивилизации Олега, включая столь компрометирующие данные, сколь местонахождение её звёздной системы или точный уровень научного развития, так и значительную долю воспоминаний о личной жизни Олега.

Если Олег вернётся с Земли, то оставленный им кусок его плоти и его памяти узнает хозяина, после чего — предварительно убедившись, что хозяин не загипнотизирован, не находится под наблюдением и действует по собственной воле, — радостно сольётся с Олегом, возвращая ему его воспоминания.

Если Олег не вернётся — или будет при возвращении находиться под чьим-то контролем — оставленный им на орбите кусок его плоти, несущий в себе едва ли не большую часть личности Олега в спящем режиме, просто уйдёт в глубины космоса за пределы действия всех следящих систем и попытается отправиться обратно к родной звезде.

То же самое произойдёт, если оставленную на орбите «базовую» часть личности попытается кто-либо захватить.

В случае невозможности отступления произойдёт самоуничтожение объекта.

Никто не получит сокровенные сведения.

Что произошло при вхождении Олега, тогда, естественно, не носившего это имя и ничуть внешне не напоминавшего человека, в земную атмосферу?

Тут Олег затруднялся что-либо объяснить.

У меня складывалось впечатление, что ему не хватает терминов или что он просто забыл необходимые в связи со своим отрывом от базовой части памяти. То, что произошло, показалось Олегу сначала похожим на «шмякание магнитным полем» — но тут же, смутившись, он забормотал, что не в магнитных полях тут дело, что такую чепуху он бы заранее предвидел, после чего понёс сущую околесицу об искажениях двенадцатимерного пространственно-временного континуума и топологических многообразиях Калаби-Яу.

Как бы там ни было, при вхождении в земную атмосферу Олега что-то «шмякнуло».

Причём «шмякнуло» столь сильно, что какое-то время он не мог восстановить часть своих трансформационных возможностей и даже утерял тонкий канал теоретически неперехватываемой связи с базовой памятью на орбите — из которой всё-таки иногда можно было бы запрашивать хотя бы самые элементарные сведения.

Беспомощным он оказался.

Через некоторое время, относительно очухавшись и решив разобраться с каналом связи позже, приблизил свой химизм и форму организма к человеческой.

Притворившись землянином-амнестиком, поскольку на том этапе он ещё слишком слабо знал человеческую цивилизацию, чтобы вдаваться в аферы с документами и создавать себе искусственную биографию с нуля.

Ещё через какое-то время я его встретил на улицах Москвы.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

— Остроумно, — заметил я, делая глоток уже из третьей по счёту кружки чая. — То есть ты сам теперь толком ничего не знаешь о своей родине и своей цивилизации. Поздравляю.

Хорошо всё-таки, что сейчас у нашей фирмы мёртвый сезон и работы практически нет.

Ничто не мешает обсуждать с коллегой дела инопланетные.

— Почему? — Олег, кажется, даже немного обиделся. — Знаю. Причём даже не меньше, чем среднестатистический землянин о земном обществе. Ведь далеко не каждый из вас знает, как действует электричество, каким конкретно способом изготавливается порох, как мелировать бумагу, как осуществляется защита демократических выборов от фальсификации, по какому принципу работает двухпалатный парламент — и так далее. Просто у нас считается нормальным иметь несколько более полные и точные сведения о своей цивилизации — и вот как раз этих-то полных и точных сведений я сейчас временно лишён.

— В интересах конспирации, — саркастически вставил я.

— В интересах. — Олег безропотно склонил голову.

— Что ж, перефразируя Оруэлла, ты отлично знаешь, «ЗАЧЕМ». Знаешь даже «ЧТО». Ты только не знаешь, «КАК».

— Конкретика огнеопасна.

— Стирать рецепт изготовления пороха из памяти миссионера перед засылкой в Африку — чтобы тот помнил о его существовании и мог в случае чего припугнуть дикарей мощью оружия белых, но не мог даже нечаянно научить дикарей создавать это оружие, — мысль недюжинная и уж точно оригинальная.

— Если бы только порох, — поморщился Олег. — Ещё и местонахождение Евразии, секреты анатомии белого человека и его генеалогическое древо.

Ему явно была неприятна эта тема.

— Что же тебя смущает в наших дикарских поверьях и ритуалах, о многомудрый вестник иных миров? — вопросил я. — Смущает то, что взрослые люди могут вполне серьёзно верить в наличие незримого сверхсущества?

Олег снова поморщился.

— Гипотеза существования богов сама по себе вполне логична. Мысленно начертив шкалу, низшее положение на которой условно занимает амёба, а высшее — ты сам, логично с точки зрения теории вероятности предположить, что тебе известна не вся шкала и что существуют более высокие её отрезки.

— Логично?

Я даже на миг задержал кружку чая у губ.

— Логично, — подтвердил Олег. — Что нелогично — с учётом известного нам эгоизма и изоляционизма всех биологических видов — так это полагать, что гипотетическим богам может быть существенное дело до менее развитых созданий.

Я задумчиво поболтал в чае ложечкой.

— Тоже логично. Религии, утверждающие иное, должны были исчезнуть ввиду отсутствия человеческого интереса к ним.

— Не менее логично, — заметил Олег, — что из всего числа возможных существующих богов запомниться человечеству могли лишь проявляющие к нему какой-либо интерес. О реально существующих богах мы говорим или о посвящённых им религиях — расстановка не меняется.

— А бритва Оккама?

Олег немного помолчал.

— На вашей планете существует определённый класс явлений, — наконец произнёс он, не отводя взгляд от пола, — которые слабо укладываются в модель мира, как будто рисуемую принципом экономии допущений или «бритвой Оккама».

— Например?

— Частично я перечислил их выше, говоря об отличиях нашей культуры от вашей. Существование религий или мистицизма. Существование некоторых странных и слабо объяснимых психических заболеваний. Существование — или вера в существование — странных феноменов вроде НЛО, полтергейстов или упомянутой выше мистики.

Я чуть прищурился.

— То есть, ты хочешь сказать, НЛО...

Под полным безграничной иронии взглядом Олега я осёкся.

— Нет. — Инопланетянин медленно покачал головой. — Это совершенно определённо не мы. Также весьма маловероятно, что под видом НЛО выступает некая третья галактическая раса. Проанализировав и обобщив весь ворох накопленной вами информации и фальсификаций относительно НЛО, я пришёл к выводу, что едва ли способен представить себе ведущую себя подобным образом разумную цивилизацию. Ввиду сходства поведения НЛО с особенностями поведения сумеречных частей человеческой психики и описанных в фольклоре обитателей потусторонних краёв более резонно предполагать, что НЛО — специфически земной феномен.

— Что же это тогда? — пожелал знать я. — Осколки древней цивилизации атлантов? Тайная цивилизация дельфинов на океаническом дне? Нацисты, доэкспериментировавшиеся с антигравитацией и улетевшие от советских танков в центр Земли?

Олег чуть качнул головой из стороны в сторону.

— Не знаю.

Прежде чем я успел произнести хоть что-то саркастическое или язвительное, он добавил:

— Разбирать феномен НЛО в отрыве от иных специфических земных феноменов не имеет смысла. Именно этим страдает большинство ваших аномалистических или тайноведческих исследований — вы пытаетесь рассматривать по отдельности разные части единой проблемы, не замечая явного сродства между ними. При том, что зафиксированные землянами встречи с НЛО, существование религий, вера в магию и возможное её действие, человеческие сновидения, странные психические симптомы — всё перечисленное явно имеет один корень.

— Стоит ли смешивать всё в одном стакане?

Держа кружку с чаем, я нахмурился.

— Существование религий, к примеру, вроде бы косвенно объяснил ещё Докинз. Или не Докинз? — я точно не помню, кто. Сводится всё по большому счёту к иерархическому инстинкту. Предводитель иерархии, доминант, выдумывает несуществующего супердоминанта, который бы незримо контролировал племя во время отсутствия доминанта, или что-то вроде того.

— Ты сам-то в это веришь? — Олег усмехнулся одними губами. — Всё-таки мне трудно объяснить тебе, насколько странной выглядит ваша культура для нашей. Ваш иррационализм — или нечто, лишь выглядящее со стороны иррационализмом? — является частью вашей плоти и крови. Вам кажется естественным, что первобытный человек мог предположить за рокотом грозы существование бога грома, в то время как для существа рационального — и дело тут не в уровне знаний! — сам логический маршрут такого рассуждения представляется совершенно непонятным.

— Разве ваше общество не проходило в своём развитии этапы веры в различные заблуждения? — пожелал знать я. — Мне казалось, что это вполне естественно для развивающейся цивилизации.

— Проходило, — склонил голову Олег. — Но не столь сложные.

— То есть?

— Например, нам также было свойственно заблуждаться по вопросам вращения небесных тел, — терпеливо, словно ребёнку, объяснил Олег. — Нам также было свойственно выдвигать ошибочные гипотезы относительно свойств материи и предполагать простое в сложном. Существование же ваших мистических концепций демонстрирует склонность вашего разума предполагать сложнейшее в простом.

Олег описал рукой пируэт в воздухе.

— А вера в магию? Невероятно систематичная, детально разработанная, со множеством ритуалов и методов?

— Концепции, выдумываемые сумасшедшими, обычно тоже весьма детальны и систематичны.

— Верно, — кивнул Олег. — Правда, само по себе это не даёт полного объяснения ситуации, а лишь переводит стрелки в сторону изучения загадок вашей психики. Почему психика человека так склонна рождать фантазмы? При изучении пласта феноменов вашей цивилизации у исследователя возникает соблазн счесть большую часть этих феноменов чисто психическими, существующими лишь в воображении и восприятии, но тогда он становится неумолимо вынужден прийти к выводу о психическом заболевании большей части человеческой расы.

Он поджал губы.

— Вместе с тем альтернативный вариант трактовки косвенно наблюдаемых на Земле феноменов — например, допущение, что так называемая магия обладает реальной силой воздействия, — порождает целый ряд вопросов не меньшей силы. Почему данное явление ускользает от глаз планетарной научной ортодоксии?

— Им лень возиться с гипотезами? — шутя предположил я.

— Это так же странно, как если бы кому-то удалось утаить существование гравитации.

Помолчав, Олег добавил:

— Наблюдаемые или якобы наблюдаемые землянами явления рисуют нам две полярно противоположные картины мира. В рамках первой картины мира присутствуют паранормальные явления и некая упорядочивающая их сила, следящая за тем, чтобы ни одно паранормальное явление не попало в ракурс достаточно плотного рассмотрения достаточно большого количества представителей научной ортодоксии. В рамках второй картины мира паранормальных явлений не существует, но большая часть человечества страдает галлюцинозом, навязчивыми идеями и бредообразно-сумеречными состояниями сознания. Причём данные феномены человеческой психики сами по себе не намного более объяснимы, чем упомянутые выше паранормальные явления.

Он кашлянул:

— Взять хотя бы странный механизм вашего разума, рождающий так называемые сновидения.

— Ради небес, они-то тут при чём?

— Неясно, почему хаотично рождаемые мозгом во время отдыха импульсы впоследствии стремятся через сам же мозг обрести сложную и упорядоченную интерпретацию — причём упорядоченную лишь частично, что рождает впоследствии ощущение абсурда. Неясно происхождение заболеваний, при которых у человека в голове может поселиться голос, убеждающий его в необходимости совершения тех или иных поступков, зачастую противоречащих собственным интересам человека — причём противоречащих на всех уровнях, от ближней до дальней перспективы, так что не всегда это Тайлер Дёрден. Получается, если следовать классическим трактовкам земной психиатрии, что часть мозга человека самоорганизуется и начинает действовать против него самого, хотя, казалось бы, её интересы должны совпадать с интересами носителя?

— Почему бы и нет? — пожал я плечами.

Олег смотрел в стену.

— Не будучи, в отличие от землян, связан авторитетом вашей академической науки, — без всякого выражения произнёс он, — я бы предположил, что более убедительным объяснением существования такого рода симптомов является мистическая демонология, чем научная психиатрия.

— Существование невидимого паразита? — Я хмыкнул. — Ну а паразиту-то зачем склонять носителя к вредящим ему действиям?

— Польза может быть косвенной. Например, один из видов микроба начинает своё существование в организме муравья, а завершает в организме коровы. Чтобы попасть в последний, он вынуждает муравья к суицидальному залезанию на вершину травинки, тем самым повышая вероятность для муравья быть съеденным коровой.

— Жёстко, — заметил я.

Олег взглянул на меня.

— Собственно говоря, многим представителям вида homo sapiens также свойственно несколько суицидальное поведение, причём это выступает не в виде единичных актов, как у муравья, а в виде единой системы. Экстремальные виды спорта или секса, борьба с планомерно поднимающимися препятствиями, поиск достойных преград и склонность загнивать при их исчезновении. Характерно, что свойства эти в той или иной степени присущи едва ли не всем людям вообще, если сравнивать их с представителями других животных видов Земли. Можно предположить, что именно эти свойства прямо или косвенно ответственны за пробуждение в человеке аналитических способностей и за его выделение из приматов. Тех из людей, в ком эти свойства наиболее развиты, вы зовёте наиболее одухотворёнными или воодушевлёнными. При том, что определение «души» или «духа» во многом могло бы совпасть с определением «невидимого паразита».

— Человек вроде бы сам отождествляет себя со своей бессмертной душой. — Я почесал губу. — Ну, если верит в её существование, разумеется.

— Возможно, на это есть основания. Так называемая «душа» — если принять обозначенную выше теорию — человекообразующий фактор. Без неё не было бы человечества. При изучении научно-фантастических пластов вашего творчества мне показалось несколько необычным, что в сериале «Вавилон-5», изображающем борьбу условно олицетворяющих Порядок «ворлонов» с условно олицетворяющими Хаос «тенями», Главный Вопрос первых был представлен в виде фразы «Кто ты?»

— Ну а Главный Вопрос вторых?

Олег усмехнулся.

— «Чего ты хочешь?» Впрочем, в контексте нашего разговора это можно считать разными формами одного и того же вопроса. «Кто ты?» — что ты считаешь в себе главным, а что мешающим балластом, какой части себя ты предпочитаешь дать будущее и выбор маршрута? «Чего ты хочешь?» — без ответа на этот вопрос не получится и ответить на первый.

— Ну, хорошо.

Я потёр кончик носа.

— Всё-таки меня эти рассуждения не очень убеждают. Предполагается слишком многое, исходя из слишком малого. Напоминает внешне убедительные модели шизофреников.

— Контраргументируй, — просто предложил Олег. — Времени у нас пока ещё много.

Это «пока» почему-то заставило меня поёжиться.

— Прежде всего, — откашлялся я, — мне не кажется правильным сводить всю сложность симптоматики психических заболеваний к извлекаемым из пыльного сундука средневековым суевериям. Существует немало вполне научных объяснений того, почему в человеке расцветает тот или иной синдром. Услышанная в полубессознательном состоянии неудачная фраза, запавший в память текст, неудачная ассоциация идей — и вот уже в человеке зерно, которое впоследствии расцветёт ростком навязчивой идеи или пресловутого внутреннего голоса.

— Ты дважды употребил слово «расцветёт», — заметил Олег.

— И что? — спросил я.

Чуть сбившись.

— То, что сама склонность психики обволакивать слоями сложного перламутра случайно попавшую внутрь песчинку той или иной идеи, уже не очень понятна, — мягко пояснил Олег. — Что, по сути, ты только что предположил? Что какая-то часть человеческого мозга, услышав или иначе уловив неудачное словосочетание или нечто вроде того, начинает с почти осознанными усилиями работать на него, строить вокруг него сложную конструкцию, арматуры психического сооружения, которые потом будут явным образом работать против интересов мозга и тела в целом.

— Что же в этом невероятного? По меньшей мере, такая гипотеза предпочтительней, чем мистические духи.

— То, что наличие в человеке подобной склонности противоречит интересам эволюции и естественного отбора. — Олег приподнял стоявший на краю стола стакан и взглянул на меня через его дно. — Как бы.

— Не ошибаясь, нельзя прийти к истине. — Меня взяло упрямство. — Не знаю, какими путями шло развитие разума на вашей планете. Однако у нас даже самые примитивные законы логики были открыты лишь Аристотелем и далеко не сразу. Наша психика привыкла строить и сразу разрушать самые разные модели мира, только за счёт этой регулярной привычки мы и смогли со временем прийти хоть к какому-то рационализму.

— Строить и сразу разрушать... — Олег немного пожевал губами. — Как тогда быть с существованием религий, соответствие которых реальности ты, как подобает земному рационалисту, вероятно, отрицаешь? Почему-то эти модели мира до сих пор не были в глобальном масштабе разрушены.

Я скривил губы.

— Вроде бы тебе это должно быть совершенно очевидно, как рационалисту инопланетному. Религия даёт людям надежду на посмертное существование и высшую справедливость.

Олег немного выждал.

— И всё?.. — спросил он с какой-то особенной мягкостью.

Я подумал.

— Ну, ещё она даёт некоторым ответ на загадку смысла жизни.

Олег ещё немного помолчал. И, словно бы в такт некоторым своим мыслям, медленно кивнул.

— Теперь подумай, откуда у существа может возникнуть потребность в том, чего при его существовании и при существовании его предков никогда не было. Не будем говорить о посмертном существовании — допустим, хотя это и спорно, что обычные животные не знают о неизбежности своей смерти и потому не нуждаются в концепции загробного бытия. Но откуда потребность в так называемой высшей справедливости, что бы под ней ни подразумевалось? И ещё...

Олег взял смысловую паузу.

— Смысл жизни. Одно из самых странных понятий, измысленных философией Земли, которое этой же философией и почитается за одно из самых ключевых. Понятие, не имеющее логической сути. Это не понятие. Тень понятия. Задаваясь вопросом о смысле жизни, землянин будто бы заранее специально ставит себя в несамодостаточную позицию, как если бы он был виноват перед кем-то в самом своём существовании и чувствовал некую необходимость оправдаться.

— Сублимация страха перед смертью, — резко сказал я. — Человеку, якобы ищущему смысл жизни, на самом деле хочется найти компенсацию ограниченности своего бытия. Успеть сделать или обнаружить нечто настолько эпичное, чтобы потом, вспоминая об этом, даже умирать было не страшно.

— Возможно, — Олег словно бы чуть развёл руками. — Но почему тогда эта сублимация принимает столь странную, косвенную и чуть унизительную форму?

— Унизительную?

— Естественно. Формулируя задачу сублимации страха смерти как «поиск смысла существования», человек этим как бы признаёт, что само по себе его существование и получение удовольствия от оного — недостаточно осмысленно. Казалось бы, естественный человеческий эгоизм должен отталкивать от этого.

Я слегка пожал плечами.

— Ну, не знаю. Возможно, здесь берёт верх социальное начало и подсознательное стремление человека казаться хорошим?

— Тоже не подходит.

Олег чуть улыбнулся. Похоже, что ему доставляло удовольствие разбивать мои гипотезы.

— Многие из философов в поисках смысла жизни стремились отвергнуть социальные внушения и даже противопоставляли себя обществу, однако при этом не отказываясь от несколько унизительной формулировки своей задачи как поиска смысла существования. Утверждая, даже перед собой, что ищут не просто способ сделать свою жизнь для себя ярче и интересней, а сам смысл своего бытия.

Я раздражённо вздохнул.

— Тогда не знаю. Собственно, не всё ли равно? Тут, дражайший пришелец, твои доводы начинают казаться похожими на спекулятивные аргументы христианского писателя Льюиса — на тему того, что если человек по своей человеческой природе к чему-то стремится, то это «нечто», дескать, обязательно должно быть. Почему бы это вдруг? Растения тянутся вверх. Они бы тянулись вверх, даже оказавшись под стеклянной непробиваемой преградой на высоте сантиметра, стремясь к невозможному. Человеческая же природа по сути своей содержит в себе стремление к невозможному — ты сам говорил только что о том, как люди планомерно ставят перед собой всё более и более высокие барьеры лишь для последующей постановки ещё более высоких. Стоит ли удивляться, что люди сознательно и подсознательно склонны к нагромождению в уме архисложных конструкций, выдумыванию идеальных существ и сверхблагообразных общественных отношений или миров?

Олег, переставший смотреть на меня где-то в середине моей тирады, повертел в руке пачку чая. Выражение его лица было явственно виноватым.

По-прежнему не глядя на меня, он протянул руку к чайнику и чуть качнул его — проверить, осталась ли вода? — после чего нажал кнопку на его боку.

— Жажда. Быть человеком — значит, разделять человеческие слабости. Не возражаешь?

Понемногу отходя от полемического пыла, я кивнул.

— Мне не хотелось активировать блок защиты, — еле слышно на фоне шума вновь закипающего кипятильника проговорил Олег, накладывая сахар в чашку.

Я не был уверен, что правильно расслышал.

— Прости, активировать — что? Что-то на твоём корабле?

— Нет. — Олег замолчал, колеблясь между двумя сортами чая — обычным чёрным и черничным не тонизирующим. Мне показалось, что колебание его имеет и ещё какую-то причину. — Помнишь, мы говорили о том, что большинство людей строго тяготеет как минимум на поведенческом уровне либо к религиозному или околорелигиозному мистицизму, либо к атеизму... Так обычно бывает в случае сражения между двумя силами, как минимум одна из которых обладает чётким полюсом влияния.

Тон Олега был на этот раз совершенно будничным, словно он говорил не о мировоззрении, а о погоде на ближайшие сутки. Вновь сделав паузу, он взял чайник и не спеша наполнил свою чашку кипятком.

— У людей присутствует в мозгу нейронный контур, одной из функций которого является подчинение носителя определённой целевой программе при некоторых условиях, — так же буднично проговорил он, дуя на чай. Мне показалось, что будничность его тона нарочита, словно бы наиграна.

— Это как? Все мы — зомби?

— Потенциальные, — Олег погрозил мне ложкой, которой только что размешивал сахар. Домашняя будничность этого жеста тоже показалась мне искусственной, словно бы нарочито успокаивающей, хотя пафос беседы она снижала. — Есть предположение, что к настоящему времени контур этот в человеке может быть полностью активирован лишь при его добровольном согласии. Хотя, возможно, здесь я делаю ошибку, чрезмерно ведясь на ваш земной фольклор.

— Поясни. — На этот раз я был скорее озадачен, чем раздражён.

Олег подул на чай в ложечке.

— Ну, что тут непонятного? Что есть по сути поиск смысла существования, как не поиск некоего неведомого властелина — или поставленной оным задачи?

Он не торопясь отхлебнул чай.

— Человечество — проект искусственный. Будучи искусственным проектом, оно было создано так, чтобы служить определённым целям, но вышло из-под контроля. Служебная, однако, часть человеческого сознания не забыла о своих функциях и периодически пытается вслепую задействовать их.

— Иерархический инстинкт?

Поморщившись, Олег вновь потянулся за сахарницей.

— Не только. Иерархический инстинкт как раз более или менее объясним эволюцией земных организмов или организмов вообще. — Он с задумчивым видом добавил в чашку пол-ложечки сахару. — Контур подчинения в человеческом мозгу активируется под действием особых переменных, причём объяснить это одним лишь иерархическим инстинктом нельзя.

— Переменных?..

Олег повертел в воздухе ложечкой.

— Переменные эти частично обозначил в одном из своих рассказов ещё писатель Достоевский. «Чудо. Авторитет. Тайна». Кстати, — рассеянно улыбнулся он, — иногда эти три переменные, встречаясь в лице противоположного пола, могут инициировать механизм романтической влюблённости. Но мы сейчас не о том. Изучая сектоведение, науку о механизмах возникновения и распространения религиозных тоталитарных сект, я, с одной стороны, неоднократно видел странные психические симптомы в умах лидеров этих движений — симптомы, которые современной психиатрией были бы классифицированы как бредоподобные или сумеречные, а средневековой демонологией были бы определены как одержимость, — с другой стороны, видел, как то или иное сектантское учение словно целенаправленно подбирает ключик к замку внутри человеческого мозга. Заранее существующему замку, нейронному контуру, включающему в человеке механизм абсолютного подчинения.

Я растерянно помолчал.

— Ты, в общем, не слишком ли увлёкся фантастической литературой нашей планеты? — наконец смог я более или менее вежливо изъявить свои сомнения.

Олег дёрнул носом, вылавливая из чая мошку.

— Не думаю. Впрочем, то, что тема паразитологии и контроля над сознанием всё чаще и чаще появляется в вашем фантастическом и философском творчестве, кажется мне признаком того, что либо ваша раса постепенно начинает понимать истину, либо ей готовятся приоткрыть часть правды. Возможно — чтобы отвлечь внимание от другой части.

— Будь по-твоему, насчёт этого нейронного контура и тому подобного, все люди мира были бы поголовно верующими.

Я всё ещё пытался свести разговор в шутку.

— Возможно, так и планировалось. — Олег отхлебнул ещё чаю. — Возможно. Но что-то пошло не так. Во всех авраамических религиях содержится легенда о грехопадении, причём современные трактовки этого утверждают, что в результате грехопадения человеческая природа исказилась. Человек стал способным принимать за добро то, что таковым не является, или не следовать воле Бога. По меньшей мере не различать её — не следовать ей он, очевидно, в какой-то степени был способен и раньше, иначе как бы состоялось грехопадение? — хотя здесь вопрос довольно мутный.

— Опять религия, — с раздражением выдохнул я. — Знал бы ты, как мне это надоело.

Олег с сочувствием глянул на меня.

— Знаю. Блок защиты.

— Что? — моргнул я.

Олег немного помолчал, прежде чем ответить.

— По меньшей мере со времён Ренессанса, — кашлянул он, — стало вроде как общим местом, что религиозные максимы в строгости своих требований не вполне совпадают с биологическими инстинктами, а подчас и противоречат им. Христианство, хотя и не презирая материю так открыто, как гностицизм, всё же в некоторой степени оппозиционно материальному миру, что видно уже по одним используемым ими прилагательным «мирское» и «светское». То же, в разной степени, можно отнести и к иным авраамическим религиям, которые уже хотя бы в силу их распространённости и влияния на человеческую историю справедливо брать за эталон.

Собеседник вновь наклонился к чашке, словно собираясь сделать ещё один глоток.

Но, передумав, так и застыл на некоторое время над чашкой.

— Видишь ли, — проговорил он, — человечество хотя и является частично искусственным проектом, но нет уверенности, что это можно сказать об устройстве человека в целом или тем более обо всей жизни на Земле.

Он кинул взгляд на меня через стол.

— Пока мне кажется наиболее разумным предположение — хотя это лишь предположение — что сила, стоящая за существованием основных религий и способствовавшая выделению человечества из животного мира, просто модифицировала один из видов обезьян. Возможно, наделив их помянутым мною выше нейронным контуром — по моим предположениям, могущим также играть роль своего рода биологической антенны для дальней связи. Возможно, наделив их душами — что бы сие слово ни означало. Возникновение же жизни на Земле если и было спровоцировано этой силой, то скорее всего гораздо раньше и лишь стратегией «первого толчка».

— С точки зрения религии утверждаемое тобою — ересь, — меланхолично констатировал я. — С точки зрения атеизма — не очень научная фантастика.

— Религия не может убедительно объяснить, почему религиозные писания о возникновении мира и жизни в нём сплошь слеплены из первобытных мифов и, за редким исключением, не содержат в себе ни частицы правды. Понятно, что в библейском Бытии нельзя было открытым текстом описать процесс термоядерного синтеза в звёздах, ну а как насчёт постепенно постигаемых иносказаний? Причём таких, которые не выглядели бы чрезмерно натянутыми? Или стоящая за возникновением религий сила намеренно скрывает своё существование, чтобы сохранить за человеком свободу выбора? Таково одно из утверждений теодицеи, но оно иррационально: с точки зрения сверхинтеллекта, в качестве какового оная сила себя преподносит, мыслительные процессы человека должны быть прозрачны и предсказуемы как механические процессы в шестерёнках часов.

— То есть ты считаешь...

— Что неизвестная сущность или сила, стоящая за возникновением религий и за существованием людей как людей, сама была плохо информирована о делах материального мира, — прозвучал ответ Олега. — Возможно, что эта сила или сущность имеет внешнее по отношению к нашей Вселенной происхождение. В этом случае возникновение человечества — то ли попытка жителей иного мира частично пробиться через барьер меж измерениями, то ли попытка создать По Ту Сторону форпост силами управляемых биороботов.

Он склонился к чашке чая, опустив веки и припав к ней губами. Уж не для того ли, чтобы не встречаться со мной взглядом?

— Естественно, — проговорил он, — что инстинкты живых организмов, возникших в результате миллионолетней эволюции, плохо сочетаются с императивами безоговорочного подчинения неведомо кому. Человеческие биологические инстинкты и их результирующая, которую в данном случае можно вслед за христианством условно назвать «гордыней», протестует против слепого подчинения неконтролируемой и непостижимой силе. Чтобы противостоять действию нейронного контура внутри, человек оказывается вынужден либо паллиативно склониться к хотя бы лёгкой мистике, либо выработать в себе жёсткий эмоциональный блок защиты.

— Гордыня — смертный грех, — вполголоса усмехнулся я.

Глаза Олега были полны печали.

— Человек рождён коллюбиться между двумя полюсами. Между полюсом навязанной человеку Иным Измерением программы — и полюсом собственных биологических интересов.

Опустив свой взгляд опять в чашку, Олег взболтнул полуостывшую жидкость.

— Ворлонский главный вопрос — и вопрос Теней. «Кто ты?» — и «Чего ты хочешь?»

— Вроде бы ты говорил, что это одно и то же, — дёрнул губой я.

— Смотря что считать главным в человеке. После предположительной диверсии все критерии размылись.

— Диверсии?

На этот раз, прежде чем ответить, Олег молчал особенно длительное время.

— Надеюсь, что уже услышанное тобою достаточно расшатало блок защиты в тебе. Что до противостоящего ему нейронного контура подчинения, то ему ты и так не был особенно подвластен.

— Ну хватит уже из меня марионетку какую-то изображать, — почти обиделся я.

Олег не отреагировал на мою обиду.

— Люди, в общем-то, и являются в этом плане марионетками. Либо нейронный контур подчинения — либо противостоящий ему блок защиты, столь интенсивно надрессированный, что взрывается вспышкой раздражения, отвращения или злости от одного только предложения всерьёз рассмотреть те или иные религиозные постулаты.

— Ты преувеличиваешь.

Олег посмотрел на меня.

— Отнюдь.

Голос его стал мягче.

— Заметь, какие местоимения или определения употребляют жители Земли по отношению к гипотетически создавшей их силе. Если человек как минимум терпимо относится к религии, то он обычно испытывает по меньшей застенчивость или неудобство при вольных рассуждениях о Боге. Свободные рассуждения или вольный анализ этой сущности можно встретить либо в текстах стойких атеистов — занимающих противоположную сторону баррикад и поэтому твёрдо выпестовавших в себе «блок защиты» — либо в текстах эзотериков, ловко обходящих действие контура подчинения благодаря личной уверенности в том, что их размышления направлены лишь на благо Небес, Космического Разума или во что там они верят.

— Ты, значит, богоборец?

Олег пожал плечами.

— Почему? Я в действительности совершенно ничего не знаю о планах существа или существ, породивших ваши религии. Возможно даже, что они вполне заслуживают высокого почитания. Так или иначе, это не моя борьба.

— Так-таки борьба?

Собеседник опустил взгляд. И снова поднял.

— Борьба. Но не обязательно та, о которой ты подумал.

— Какая же?

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

— Некоторое время я, как мною уже было упомянуто выше, изучал материалы земного сектоведения. Собственно, — вкрадчиво добавил Олег, — по известным уже тебе причинам, нигде за пределами Земли сектоведения и не существует.

Он искривил губы.

— Процесс изучения мною многих так называемых новых религиозных движений добавил некоторые частички паззла к общей мозаике.

Ложечка в его руке тихо звякнула об чашку.

— Вообще говоря, существование и специфика многих паранормальных явлений на Земле и без того уже складывались в единый паттерн.

— В самом деле? — изобразил недоверие я.

Олег невесело улыбнулся.

— Существует некая сила, слабо представленная материально — хотя и способная иногда оставлять материальные следы — но превыше всего способная манипулировать человеческим восприятием. Необычное поведение НЛО, полтергейстов, спиритических призраков и астральных сущностей, ведущих себя зачастую словно в абсурдоподобном сне, словно бы выдаивающих человеческое внимание и при этом способных оставлять иногда лёгкие материальные следы, говорило об их возможном дуальном характере: частичном срощении с человеческой психикой и при этом некоторой физической автономности. В то же время ряд явно галлюцинаторных инцидентов вроде опыта похищенных НЛО людей наводил на мысли о способности этой силы формировать псевдореальность до девятого уровня включительно.

Похоже, забыв, с кем разговаривает, Олег употребил чуждый землянину оборот. Я решил пока не перебивать вопросами его лишь начавший становиться интересным монолог.

— Какой природы эта сила? — задумчиво проговорил пришелец. — Или, что в тактическом плане более важно, какова её диспозиция? Можно ли считать цели этой силы идентичными целям силы, стоящей за обособлением человечества как вида?

Он кинул взгляд в сторону компьютерного монитора.

— Первое, что казалось очевидным при рассмотрении современных мистических, религиозных и эзотерических течений, это их некоторая раздробленность, плюрализм и бессистемность. Зачастую сопровождаясь явлениями пророческого характера и впоследствии не демонстрируя ни малейших признаков сбывания пророчеств. Зачастую сопровождаясь скрытой или явной борьбой между лидерами сектантских течений, при этом демонстрировавших в своём поведении признаки изменённого состояния сознания — или контроля существом из иного измерения. Зачастую демонстрируя весьма жёсткое использование людей против их интересов и при этом используя уже упомянутые мною приёмы по активизации в человеческом мозгу «контура подчинения». Иногда используя скрытые или явные призывы к высвобождению биологических инстинктов.

Олег кашлянул.

— Собственно, последняя черта уже позволяла заподозрить, что таинственное Иное Измерение или его эмиссары явно не представляют собой единую силу. Авраамические религии, как мною было сказано выше, в некотором смысле противопоставляют себя «потребностям плоти» — на что есть причина, поскольку биологические инстинкты явно оппонируют контуру подчинения.

Я вскинул брови:

— Ну и что? Может, таинственная иномерная сила, запустившая нас в этот мир, просто сменила тактику.

— Чересчур разные тактики, — покачал головой Олег. — За нью-эйджем, спиритами, астральными контактёрами и клиентами НЛО стоит нечто анархичное и неупорядоченное, с трудом держащееся хотя бы каких-то единых интересов, хотя, что характерно, либо резко неодобрительно настроенное к традиционным религиям, либо незаметно подменяющее и искажающее их догматы.

Помолчав, он добавил:

— Кроме того, отдельные эпизоды отчётливо демонстрируют борьбу между силами.

— На кулаках?

— Скорее, на мистическом фронте, — дёрнул краем рта Олег. — Священные атрибуты христианства способны в ряде случаев нейтрализовывать воздействие фактора, стоящего, к примеру, за теми же НЛО.

Я посмотрел на Олега с некоторой жалостью. Насколько же этот пришелец, заброшенный на Землю судьбой, пропитался земными клише и шаблонами. Окружил себя мистической и религиозной литературой, начитался пропаганды обеих сторон — гость со свободной от религий планеты представляет собой просто идеальную мишень для мемов подобного класса.

Впрочем, не говорит ли это во мне «блок защиты»?

Ну и как же мне, спрашивается, пройти по исчезающе тонкому лезвию между ним и контуром подчинения?

— Ты, конечно, вычислил, что происходит? — спросил я.

Наполовину насмешливо, наполовину устало. В принципе уже понимая, что какое бы то ни было раскрытие правды мне не светит.

— Если бы.

Инопланетянин напротив вздохнул.

— У меня есть одни только допущения. Как там было сказано в Коране: «У вас есть знание? Покажите его нам. Вы только следуете за предположениями, вы только измышляете ложь!»

Он кинул взгляд на собственные сложенные на столе ладони.

— Одну из версий дают, при определённом творческом к ним подходе, иудаизм и христианство. Концентрируясь на понятии первородного греха как исказившего человеческую природу поступка, после совершения которого человек отклонился от пути, завещанного ему создавшей его силой.

Он расцепил и вновь сцепил пальцы.

— Согласно версии христианства, это было результатом диверсии со стороны той же силы, что стоит ныне за феноменами вроде НЛО.

Меня уже начали чуть-чуть раздражать эвфемизмы Олега: «создавшая его сила», «сила, стоящая за феноменами вроде НЛО». Так и перепутать их недолго.

Хотя я уже стал понимать понемногу, что таким образом он пытается избежать нечаянной активизации «блока защиты» или, наоборот, «контура подчинения» в моём мозгу. Не говоря уже о том, что употребление слов из религиозного лексикона автоматически тянет за собою бесчисленную прядь ассоциаций, меж тем как реально об обсуждаемых Олегом «силах» мы не знаем практически ничего.

— Версия вполне правдоподобная, если рассмотреть всю панораму происходившего и происходящего раньше и теперь, — проговорил пришелец. — Резонно допустить, что абсолютно исправное подчинение человека силе-создателю не допускало бы чьего бы то ни было перехвата контроля над психикой, меж тем как с далёкого прошлого до текущих дней случаи сии фиксируются во множестве. С той разницей, что теперь их чаще предпочитают объяснять психиатрически.

Голос Олега стал совсем тусклым. Словно бы безжизненным.

— Отсюда может быть произведён вывод, что выход человека из абсолютного подчинения в условном начале времён был выгоден в первую очередь той силе или тем силам — говорить о единстве данной силы трудно ввиду её весьма неорганизованных и противоречивых действий, — которые приобрели благодаря этому возможность иногда перехватывать над ним контроль.

— Буддистские «голодные духи»? Хакеры Астрала? — произнёс я, косясь в сторону едва-едва подсвеченных светом уходящего дня оконных жалюзи.

Олег невесело фыркнул.

— По менталитету и анархизму поведения схоже. Но не вполне. Совершенно неясен корень их потребностей в человечестве. Что им, собственно говоря, нужно от людей.

— Душа? — полушутя произнёс я. Выпустив слово в пространство.

Он взглянул на меня.

— Зачем? Согласно конвенциональным утверждениям христианства — чтобы мучать её в аду или, пользуясь более современными трактовками, позволить ей самой ввиду испорченности натуры мучить себя в загробном послебытии. Предполагается, что цель этого — досадить таким образом создавшей человека силе. Ты не находишь, что это немного глупо?

— Нахожу, — склонил голову я. И коварно добавил: — Но, с другой стороны, я ведь и не верующий. Мне кажется неправдоподобным в их картине мира уже то, что, по их мнению, некое сверхинтеллектуальное существо объявило войну всемогущему и непобедимому противнику — руководствуясь при этом лишь только мотивами гордыни — имея позже возможность из «Откровения Иоанна Богослова» заранее узнать о том, что оно проиграет. Больше того, узнать, как именно проиграет.

Олег чуть дёрнул носом.

— «Откровение» не все религиоведы считают адекватным или релевантным источником. По мнению некоторых, оно является лишь случайно затесавшимся в Новый Завет артефактом.

— Тогда и все эти пророчества об Антихристе, вокруг которых ныне столько шума, тоже артефакт?

— Возможно, — пожал плечами Олег. — Это не столь существенно.

— Что же тогда существенно? — пожелал знать я.

— Вопрос, поставленный нами примерно минуту тому назад. Зачем, собственно, разумные прямоходящие обитатели этой планеты необходимы Иному Измерению. С какой целью был запущен процесс возникновения в мозгу человекообразных обезьян некоего нейронного контура, вкладываемые через который установки явно противоречат иногда биологическим инстинктам. Ради чего некая иная сила позже попыталась расстроить механизм контроля над человечеством и перехватить этот контроль, что подчас принимает весьма жестокие виды. Что именно происходит сейчас и какова истинная подоплёка этого.

Кинув на меня взгляд, Олег усмехнулся. Усмешка его, однако, была невесёлой.

— К сожалению, беседа с большинством образованных обитателей этой планеты на данную тему невозможна.

— Почему?

— Борьба контуров — подчинительного и защитного. С точки зрения верующих, инициировавшая существование человечества сила — в их понимании Бог — не может умышленно дезинформировать человечество и сама попытка доискаться до его подлинных мотивов кощунственна. При этом верующий вынужден смиряться или как-то объяснять внутри себя наличие откровенно ложных научных утверждений в Библии или противоречащих современным нравам этических идеалов. С точки зрения представителей противоположного лагеря — атеистов как крайней разновидности — все религии заведомо сомнительны и все паранормальные явления представляют собой продукт коллективного галлюциноза.

— Может быть, так оно и есть?

Олег чуть помолчал.

— Может быть, — устало фыркнул он. — Я, признаться, не знаю уже вообще ничего.

— Ты не опасаешься, что, если тебе удастся установить правду, то Земля исчезнет? — спросил я. Как бы попытавшись пошутить. Просто вспомнив соответствующую цитату из Адамса.

— Иногда опасаюсь.

И зачем я спросил?

— Борьба между лагерями — или нечто лишь кажущееся этой борьбой? — отслеживается на многих информационных фронтах, — проговорил Олег, вновь протягивая руку к кнопке электрического чайника. — При этом если один из лагерей держится хоть каких-то ограничений — пытаясь, впрочем, исподволь навязать человеку жёсткий кодекс поведения, противоречащий, как я уже говорил, биологическим инстинктам, а в перспективе мягким образом и с его же согласия подчинить его целиком, — то второй лагерь ведёт себя значительно бесцеремонней и стремительней, запуская процессы молниеносного возникновения и исчезновения разнообразных кровавых сект, публикации ложных и вызывающих панику пророчеств, пропаганды сомнительных и иногда вредных методик изменения сознания.

— Ты всё же убеждён, что это разные силы? — уточнил я. — Любой эзотерик или мистик сказал бы тебе, что здесь просто идёт война между совершенно однотипными эгрегорами.

Олег скосил взгляд в сторону чайника; в глазах его отразился алый отсвет зажёгшейся на том лампочки.

— Не уверен. Однако замечено, что именно эта версия старательно преподносится одним из лагерей, как раз стоящим за существованием современной мистики. Теоретически утверждения обоих лагерей можно было бы свести в таблицу.

— Свёл? — спросил я, выключая закипевший чайник.

Не то чтобы в этом была какая-то необходимость. Чайник и сам выключился бы спустя несколько секунд.

Просто захотелось совершить хоть какое-то действие.

— Частично. Значительную часть этой работы, — Олег усмехнулся, — выполнили за меня религиозные философы планеты. Тезисы одного лагеря — условно назовём его «левым» — экуменизм, либерализм, утверждение о том, что все стороны являются либо одинаково воюющими между собой конкурентами — либо одинаково ведущими на вершину горы дорогами. За фасадом этого утверждения, однако, могут быть скрыты утверждения иного или даже противоположного рода для посвящённых — всё зависит от конкретной конгломерации или секты. Тезисы «правого» лагеря, естественно, противоположны: наверх может вести лишь одна дорога и долг индивидуума — найти её.

— Жёстко.

Олег потёр правую бровь.

— Вполне естественно для силы, проектом которой является существующее человечество. Целью которой является полное возвращение человечества под свой контроль.

— Следовательно, у левого лагеря цель иная?

Он помолчал, наливая кипяток в чашку.

— Мне неизвестна досконально цель левого лагеря. По косвенным признакам, однако, складывается впечатление, что они достигают своих целей непосредственно по ходу эксплуатации человечества в процессе его вовлечения в свои идеологические системы. Тоталитарные секты, мистические учения, некоторые сомнительные методики самосовершенствования, видения похищенных НЛО, производимые полтергейстами и призраками эффекты, регулярные ложные пророчества о близящихся светопреставлениях — всё это как будто имеет одну общую доминанту: влияние на человеческое сознание и извлечение из него интенсивных эмоций.

— Значит, всё-таки душа, — задумчиво протянул я.

— Быть может, — Олег старательно перемешал сахар и отряхнул ложку. — Быть может, в нашем измерении существует неведомый для нас спайс — или унобтаниум — и через человеческое сознание можно добывать его. Быть может, вложенный в человека контур — гипотетическое звено связи между мирами — даёт астральным хакерам какие-то эксклюзивные возможности при захвате контроля над человеком.

Он сделал глоток.

— Так или иначе, ясно одно. Если для одного лагеря ничья — временная победа, то для другого — временное поражение.

— Ворлоны и Тени.

— Тори и виги.

— Лейбористы и реформисты.

Олег хмыкнул.

— Восприятие сторон как равноправных также педалируется лишь одной из них — и жёстко отрицается другой. Меж тем, при достаточно извращённом уме следы борьбы между ними можно различить и в метаморфозах политических систем. Почему с начала Средних Веков и чуть ли не до девятнадцатого века монархия казалась большинству людей нормальным и даже желательным строем? Почему большинству людей при встрече с королём или царём даже не приходило в голову внутри себя задаться вопросом: «Почему именно этот индивидуум должен править огромной страной?» Пусть многим приходило это на ум — смуты и дворцовые перевороты происходили в средневековой Европе частенько — но большинство пассивно принимало ситуацию как она есть. Работа нейронного контура подчинения, в данном случае настроенного на подчинение конкретному человеческому лицу.

— Сейчас, очевидно, работа «контура подчинения» ослабла?

— И вполне закономерно. Воскрешение из античного праха демократических общественных укладов, подъём научно-технического прогресса, внезапная вспышка которого в девятнадцатом и двадцатом веках слабо объяснима рационально. Расцвет жанра научной фантастики — который, заметим, позже перетёк в стремительное развитие жанра обычной фантастики и даже фэнтези, что в свою очередь привело к развитию в человеке способности оперировать концепциями вымышленных и несуществующих вселенных, оперировать концепцией «ЕСЛИ БЫ». То, что дало человеку веру в себя — или даже самоуверенность. Случайно ли?

Раздражение заставило меня поморщиться.

— Это уже совсем экстремальная конспирология получается, — резко сказал я. — Совсем как у тех уфологов, у которых пришельцы с Альдебарана дали человеку колесо, пришельцы с Лиры — лук со стрелами, а пришельцы со Скорпиона — микросхему компьютера. Что же тогда, спрашивается, человек сделал сам?

— Вопрос твой становится ещё двусмысленней, если вспомнить о постоянно наличествующей связи человека с Иным Измерением. — Олег полураскачивался на офисном стуле, поглядывая на меня. — Причина, выведшая меня из строя при приближении к верхним слоям земной атмосферы.

— Не понял.

Я невольно насторожился.

Неужели Олег собирается объяснить-таки причину своей аварии при приземлении? Почему тогда он держал эту информацию в резерве до нынешнего момента беседы, если она имеет прямое отношение к теме?

— Проще всего сказать — лёгкое искажение пространственно-временного континуума вокруг живых обитателей планеты, в особенности вокруг людей, формируемое их нервной системой. Организм же мой был настроен чересчур тонко и не был готов даже к мельчайшему изменению законов пространства.

— Всё равно не понял, — осторожно сказал я.

— Чего уж проще? Будет ли ваш земной компьютер по-прежнему работать в случае изменения Числа Пи на сто пятьдесят третий знак после запятой? Хотя ваши земные компьютеры примитивны, — ответил сам себе Олег. — Возможно, что и будут.

— Теперь уже ты не понял. Я имею в виду, что не понимаю, какая здесь связь с ранее сказанным.

Мой собеседник моргнул.

— А, вот ты о чём. Просто, если человек представляет собой некоторым образом мост между мирами — то ли вытянутое щупальце Иного Измерения, то ли просто транслирующая туда передачи видеокамера, — то что из его мыслей принадлежит собственно ему? Левый лагерь, к слову, в настоящее время усиленно пропагандирует среди землян идеи расщеплённости сознания и отказа от собственной индивидуальности — самыми разными методами, от мистических до псевдонаучных.

— Это облегчает захват контроля?

— Возможно, — произнёс Олег, делая новый глоток. — Возможно. Или препятствует установлению контроля над человеком со стороны другого лагеря. Некоторые методы левого лагеря направлены не на прямой захват власти над человеком — но лишь на препятствование аналогичным мерам правого лагеря.

— Например?

Олег в очередной по счёту раз поднял брови.

— Перечислять чересчур долго. Методам несть числа. Тоталитарные секты, например, можно рассматривать как способ перенаправить в альтернативное русло работу «контура подчинения» в человеке, дав ему фальшивое задание. Аналогичным образом, как ни забавно, можно было бы рассматривать некоторые сексуальные садомазохистские увлечения. Синдром «поиска смысла жизни», являющийся скрытым проявлением ищущего себе работу «контура подчинения», нейтрализуется через загрузку мозга удовлетворением биологических инстинктов.

— Не вижу ничего плохого в удовлетворении биологических инстинктов, — пожал плечами я.

— Я тоже. Я лишь рассказываю о тактиках борьбы, не более, — скучным голосом произнёс Олег. — Я не расставляю оценок морально-этического рода. Откровенно говоря, я вам не завидую.

— Почему?

Собственно, я уже начал догадываться.

— Две силы. Одна из которых способна воздействовать самым разным образом на человеческое сознание и формировать псевдореальность до девятого уровня включительно, а вторая — нейтрализовывать при некоторых условиях все действия первой. Одна из которых расценивает человечество как некий ресурс неясной природы, а другая — как потерянную вещь. Одна из которых склонна к жестоким методам по ходу эксплуатации ресурса, а другая — совершенно неизвестно чего хочет от человечества и, судя по утверждениям своих идеологических представителей, настаивает на безоговорочном подчинении без каких-либо торгово-бартерных отношений.

Олег поднялся со стула.

— И человечество — как разменная монета. Вам повезёт, если по крайней мере одна из сил окажется не дезинформирующей вас. Иначе... — Он пожал плечами. — Что ж, как говорил один из ваших же собственных мыслителей, знание — сила. Познавайте.

— Ты куда? — спросил я.

Голос мой прозвучал глухо.

— Я же сказал, что увольняюсь, — повёл плечами Олег.

— Сейчас?

— Самое время. Если проявляющие себя на этой планете силы ещё не уловили моего присутствия — или если они по своим неясным резонам позволят мне удалиться.

— Что, могут и не позволить? — приподнял бровь я.

Пришелец некоторое время смотрел на меня.

— Ты когда-нибудь слышал о случаях спонтанного человеческого самовозгорания?

— Нет, а что? Это когда человек обливает себя бензином?

— Нет. Когда он без видимого повода вдруг вспыхивает как спичка и сгорает дотла. Я наводил справки, — произнёс Олег, — в ходе чего выяснил, что необъяснимый современной наукой феномен самовозгорания чаще всего происходит с людьми самоуглублённого меланхоличного рода, часто тучного склада, посвящающими много свободного времени размышлениям на философские темы. Кто знает, может быть, в конечном итоге они таки додумывались до чего-то?

Олег сделал несколько шагов к порогу офиса.

— Удачи тебе. Может быть, я ещё напишу.

— К сожалению, обещать того же не могу — Интернет к звёздам вроде ещё не проложили, — дёрнул уголком рта я. — И тебе удачи.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Положив себе в кружку несколько ложек сахара, кинув туда пакетик отведанного Олегом черничного чая и залив всё кипятком, я как следует перемешал полученное.

Подул на чай.

Сделал несколько глотков, наслаждаясь вкусом. Смакуя его на кончике языка и стараясь отвлечься от всей высказанной инопланетянином бездоказательной зауми. Продолжая смаковать на кончике языка этот дивный чуть кисловатый мягкий вкус даже тогда, когда за окном офиса раздалось странное шипение, послышался чей-то крик — то ли весёлый, то ли испуганный, — и окрестности за окном вдруг осветило на несколько мгновений ярко-оранжевым светом.

Наверное, просто кто-то поджёг петарду или запустил ракету. Сейчас в продаже много разных пиротехнических штук.

Надеюсь.

Зохавает ли Ктулху человечество? Вот что реально важно. Учитывая перспективу развития нейроимплантов и роботроники грядущего, вполне веристичным представляется сценарий симпатического объединения через широкополосной канал мозговых мощностей десяти или более альтернативно одарённых индивидуумов, имеющих желание соединиться в углублённо мыслящий Овермайнд, последствием чего станет последующая утилизация и рационализация человечества. В то же время нельзя не исключать трактовку Фукуямы и профессора Фоменко, согласно которой вышеупомянутый инцидент уже происходил в 640 году, который одновременно был 2510-ым и концом истории, что привело к последующей десенсибилизации возникшего Овермайнда ввиду того простейшего факта, что интеллект не развивается сам по себе - ему, как суперпозиции суперстратегий, для усложнения требуется сталкиваться с планомерно растущими препятствиями и соразмерными оппонентами, что автоматически воздвигает стену на пути растущего сверхинтеллекта. Таким образом, образовавшийся на тонком астральном плане ноосферный прыщ был нейтрализован атомными бомбами, а Пугачёв впоследствии предъявил императрице счёт за восстановление частично разрушенной экологии.

Вообще-то говоря, это и впрямь странно. Меня это удивило ещё много лет назад, задолго до экранизации "Ночного дозора", когда я читал написанный сами Лукьяненко предположительный сценарий к нему.
Уже там был "Борис Иванович" вместо "Игнатьевича".

Ситуация, в действительности, серьёзна.
Мне кажется, что здесь необходимо вмешательство специальных международных сил. Возможно, имеет смысл ходатайствовать о введении в Москву миротворческих войск ООН, у меня есть родственник среди служебного состава Ассамблеи. Гарантировать ничего не могу, но предпринять определённые меры попробую.

Во-первых:
- если в фэнтези нет однозначно упоминаемых названий стран нашего мира, то по умолчанию считается, что мир параллельный, а употребляемые в нём титулы являются не более чем частичными аналогами наших. Многие авторы чувствуют себя несколько глупо, переутежеляя повествование всякими "сатр Модиус, арканг Босанрии и сопредельных стран". Даже если сатр в своих правах или полномочиях чем-то отличается от исторического земного лорда, а арканг - от короля, повод ли это резать слух читателю? Замечу также, что никто не клялся нам, что древнегреческие "дии" - это то же самое, что славянские "боги", а "кинг" - то же, что и "король", но в пределах Земли мы тем не менее предпочитаем переводить, а не транскрибировать. Даже когда между оригиналом и переводом наличествует некоторая смысловая разница.

Во-вторых:
- я не случайно помянул теорию относительности и гиперпространство с телепортацией.
И прошу не смешивать теорию относительности с разными там "струнными теориями" или "теориями петлевой гравитации". Второе - недоказанные гипотетические концепции, без которых современная научная картина мира в принципе может обойтись. Теория относительности - неоднократно проверена практически. Её странные, на первый взгляд дикие утверждения, не раз были заверены экспериментально.
Одно из этих утверждений - то, что во всей Вселенной не существует Единого Глобального Сейчас. События, являющиеся для вас одновременными, для двигающегося с другой скоростью наблюдателя будут не одновременными - причём дело здесь не в запаздывании света, как ошибочно думают многие, даже если сделать поправку в вычислениях на упомянутое выше запаздывание, всё равно - два разных наблюдателя, двигающиеся с разными скоростями, будут вынуждены помещать в "своё сейчас" несколько разные наборы событий. Как это понять? Никак - если считать, что прошлого уже нет, будущего ещё нет, а реально только настоящее. Но если считать, вслед за тем же Уэллсом, что прошлое и будущее так же реальны, как и настоящее, то всё становится яснее: просто при изменении твоей скорости чуть-чуть меняется "наклон" твоего персонального настоящего.
Подробней - тут.
Поэтому, уважаемые дамы и господа, лишён смысла вопрос "Что сейчас происходит на Альфе Центавра?"
В каком ещё сейчас?
Ну, относительно себя я могу это вычислить, хорошо. А почему тогда гипотетический нуль-звездолёт, якобы "мгновенно" прыгающий из Солнечной Системы в систему Альфы Центавра, будет придерживаться именно этой шкалы отсчёта?
Кроме того:
- "мгновенное" для нас перемещение "нуль-звездолёта" из Солнечной Системы в систему Альфы Центавра для другого наблюдателя могло бы быть равнозначным перемещению назад во времени.
Что, опять же, сложно и долго объяснять.
Подробности - тут.
Поэтому при чуть углублённом понимании теории относительности все эти гиперскачки и нуль-переходы - которые авторы вставляют в своё повествование, даже не думая объяснить, как это так получилось, что наблюдаемые нами и предсказанные теорией относительности феномены вдруг пришлось отмести, - выглядят такими же логически несообразными, даже не столько научно, сколько логически, сколь для обычного читателя несообразным выглядело бы внезапное немотивированное превращение персонажей-кентавров в персонажей-хоббитов.

Я, однако, не возмущаюсь наличию гиперпереходов и нуль-скачков.
Что делать.
Иногда они сюжетно удобны. И, кроме того, едва ли когда-нибудь большинство читателей достигнет хотя бы интуитивно-образного понимания теории относительности - фантастические же произведения, включая даже якобы "не спорящие" с теорией относительности, увы, в большинстве случаев создают неправильное о ней представление.

Потому призываю лиц, знающих историю, к аналогичному уровню терпимости.

"Лила, ты никогда не хотела стать частью чего-то большего, чем ты сама? Например, гигантского розового осьминога из другой вселенной?"
(с) Футурама

Мне кажется, что скоро за всеми этими страстями мы забудем о самих рассказах, с которых всё началось. А ведь они... неплохи. Неплохи...

Совершенно точно не тот уровень, которого можно было ожидать от рассказов, написанных по заданию для одного из конкурсов на одном из форумов Сети. Писать по заданию и в рамках указанной темы - героизм своего рода. Я бы не решился.

Время.
Мне недавно приснился сон, представляющий собой странно искажённую тень моих размышлений на некоторые темы.
Вы читали когда-нибудь "Всё начинается с молчания" Михайлова?
Рассказ, начинающийся с того, что главный герой неожиданно и незаметно для себя оживает. Его выкапывают из могилы, достают из гроба, при участии врача приводят в себя. Он наслаждается выздоровлением от тягостной болезни, поначалу даже и не подозревая, что умер. Но лишь с течением времени он замечает одну странную вещь:
- всё вокруг происходит наоборот.
Ну, почти.
Нет, никто не ходит задом наперёд, - хотя, как с иронией заметил друг главного героя, пятиться гораздо легче. Но, к примеру, авторучка, которой лечащий врач героя делал в блокнотике свои записи, всасывает с бумаги чернила, вместо того, чтобы размазывать их по блокноту. И так - во всём.
Что произошло?
Как объясняет главному герою его друг, время Вселенной в какой-то момент странным образом повернуло назад.
"Красное смещение" в масштабе галактик сменилось "синим". Всё стало происходить в обратном порядке. И лишь человеческий разум по неизвестной причине не совсем подвластен феномену - хотя люди вынуждены слепо повторять задом наперёд всё когда-то произошедшее, но при этом они могут вносить в события мелкие и ничего не меняющие правки. Например - ходить не задом наперёд, а более привычным образом. Или - говорить не совсем то, что было ими произнесено при первой жизни.
Что произошло дальше?
Пересказывать сюжет рассказа я не буду - при желании прочтёте. Так или иначе, выражаясь словами советского литературного критика, Михайлов ставит перед читателем вопрос: "Что лучше? Двигаться вперёд в неизвестное будущее - или назад в надёжное изученное прошлое?" При том, что - как подметил, опять же, друг главного героя - в прошлом Земля была намного экологически чище, а при повторении событий Второй Мировой Войны воскреснут и миллионы погибших на ней.
Мне доводилось читать - или писать? - и иной рассказ.
Будучи существенно меньше размахом, размером и сюжетным посылом, он концентрируется не на человечестве в целом, а на одном-единственном герое.
Герою угрожает гибель - в него летит пуля - но в этот момент время для него загадочным образом замирает. Замирает надолго, если не навсегда. Он может мысленно сочинять в уме сонеты, может вести сам для себя причудливый мысленный монолог, может считать до плюс бесконечности - но не в состоянии пошевелить даже взглядом.
Его разум словно застыл во времени за шаг до роковой черты.
У края.
Что дальше? Так или иначе, статис неизменности нашему герою надоедает. Уже почти потеряв способность осмысленно размышлять, уже практически забыв своё прошлое и потеряв своё "я", наш герой - скорее рефлекторно, чем рассудочно - пытается двинуться своим сознанием туда, где существовали хоть какие-то перемены.
В прошлое.
Вслед за чем следует уже знакомое нам перепроживание жизни задом наперёд - с той разницей, что герой, почти лишившийся рассудка по ходу происходящего, практически не пытается на что-либо повлиять.
Практически.
В рассказе присутствует неуклюжая сценка, описывающая реакцию героя на раздавшийся под ухом визг тормозов и заставившая его дёрнуться в сторону. Вероятно, автор таким образом пытается намекнуть, что случаи странных вспышек интуиции, порою спасающих нам жизнь, могут объясняться вмешательством нашего "второго я" - повернувшего задом наперёд у Рокового Края.
Интересно, что будет, когда "второе я", двигаясь по линии жизни задом наперёд, достигнет материнской утробы?
Кто знает.
Сон, явившийся мне несколько дней назад, был навеян как упомянутыми выше рассказами, так и чрезмерным чтением записей трансгуманиста Турчина, - а также умствованиями насчёт null-bomb.
Странный металлический аппарат, спускающийся с неба.
Откуда-то я во сне знал, что это - бомба.
Знал я и то, что это - не простая бомба. Мне было известно, что это - особая темпоральная бомба, почти как в одном шутливом рассказе у Станислава Лема, который я не стал упоминать выше - ибо и без того переутяжелил повествование отсылками.
Мне было известно, что бомба эта повернёт время вспять, едва коснётся земли.
Стоит ли позволять ей касаться земли?
Странное чувство смирения, грусти и одновременного преклонения перед великим. Чувство муравья, стоящего у подножия Эвереста. Откуда-то я знал, что эту бомбу произвёл интеллект, отличающийся от естественного, - некий сверхчеловеческий ИИ, саморазвившийся то ли в электронных сетях, то ли в одной из лабораторий Пентагона, - как знал и то, что у него не было иного выбора.
Почему?
Бомба коснулась земли.
Необычное непередаваемое ощущение во всём теле - и я понял, что отхожу от медленно поднимающегося аппарата задом наперёд. Губы мои шевелились, выговаривая наизнанку недавно произнесённые слова.
"Так теперь будет всё время?"
Лёгкий страх.
Проверка, могу ли я что-нибудь изменить. Как в тех рассказах.
И - пробуждение.

Странная мысль, пришедшая мне в голову недавно на прогулке.
Мысль, что рассказ Михайлова в действительности - не о будущей судьбе Вселенной и даже не о выборе между безопасной неизменностью и ответственной свободой. Мысль, что в действительности этот рассказ - о личном выборе каждого человека в одну из фаз времени.
Повернуть назад, идя по своим следам.
Там ты уже был.
Но, благодаря этому, ты сможешь выглядеть умным. Если же попытаешься идти дальше вперёд - объективно располагая при этом постаревшим мозгом - то можешь произвести впечатление глупца и потерять наработанный когда-то авторитет.
Риск.
То, что когда-то давалось тебе автоматически, с течением времени становится объектом жестокой схватки.
Способность к яркому воображению.
Понимание сложных вещей.
Интерес.
Пожалуй, главное - интерес. Не так давно в дневнике одной девушки я прочёл сентенцию: "А на крайний случай у меня есть универсальное успокоительное - чай с корицей и гвоздикой".
Мне вспомнилось:
- как меня однажды вывело из тяжёлой хандры чтение романа Дина Кунца, умеющего "вкусно" описывать простые жизненные удовольствия, под одновременное жевание бутербродов с красной рыбой и выпивание кружки кофе со сливками;
- как я пил когда-то чай с привкусом карамели, дивясь его вкусовому букету;
- как я шёл много лет назад по району, перекатывая леденец под языком, и от привкуса его по сознанию разливалась неподдельная наркотическая эйфория;
- как меня мог ввергнуть в устойчивое хорошее настроение полулитровый пластмассовый стаканчик йогурта;
- как ещё ранее то же мог сделать сахарный петушок на палочке.
Мне стало ясно:
- в действительности удовольствие, получаемое нами от тех или иных вещей, даже кажущееся чисто физическим, зависит не столько от состояния внешних рецепторов вроде вкусовых сосочков, сколько от обеспечиваемого гормонами эмоционального фона.
Чем обуславливается интерес к чему-либо.
В детстве я был способен - включая искреннее стремление к этому - играть часами в Mario или в Battle City на игровой приставке, где отсутствовала возможность "сохраниться" в трудный момент и при неверном движении присутствовала необходимость перепройти весь уровень заново. Правда, даже тогда - ввиду изначально врождённого слабоволия? - далеко не все игры мне давались и за многие из них я практически не брался, из-за чего втайне комплексовал.
Но теперь - теперь - играя в приставочные игры при помощи компьютерной программы-эмулятора, дающего возможность "сохраниться" в трудный момент, я не проявляю и половины прежнего упорства.
Нет интереса.
Интерес создаётся нашим разумом и нашей гормональной системой. Интерес выращивается на пустом месте. Объективно ни одна вещь во Вселенной не является интересной или неинтересной сама по себе.
Вроде бы.
Игра:
- частная система положительной обратной связи, создаваемая нашим сознанием на основе условных стимулов с целью обмана подсознания во имя извлечения эндорфинов.
Соответственно:
- игра достигает своей истинной цели в том случае, если гормональная система играющего способна под действием игровых стимулов вырабатывать эндорфины.
Я не нейрофизиолог.
Возможно, я употребляю не вполне те термины. Возможно, взамен слова "эндорфины" следовало бы употребить более широкое. Так или иначе, думаю, суть достаточно ясна.
Что характерно:
- самой большой и всеохватывающей системой положительной обратной связи, создаваемой нашим сознанием на основе условных стимулов во имя извлечения эндорфинов, является жизнь;
- когда обратная связь в этой системе перестаёт быть положительной, начинается смерть.
Фигурально говоря.
Тавтологично, не так ли? Где кончается Жизнь, начинается Смерть.

Замечание на полях.
1) Как мною было не так давно подмечено при чтении рассказа Вояджера, многие произведения, затрагивающие проблему бессмертия, скрыто ставят проблему смысла существования. Если нет смысла быть бессмертным, то не значит ли это, что смысла лишена и жизнь? Тогда ведь получается, что жизнь - это просто какой-то нелепый самообман, раз ему можно с наслаждением предаваться лишь ограниченное время.
2) Способностью литературно описать имеющее смысл бессмертие - бессмертие, не вызывающее жалости к бессмертному, - обладают как правило молодые авторы. Их персонажи часто отказываются от бессмертия или объявляют бессмертие непосильной ношей - но здесь, скорее, сказывается тяга молодого сознания к сильным эмоциональным перепадам и совершению высоких ставок. Но при наличии желания молодой литератор способен построить убедительную модель "жизнерадостного бессмертия".
Молодые авторы:
- те, чья гормональная система не потеряла способность порождать интерес к чему-либо - создавать положительную обратную связь, позволяя сознанию творить новые интересные игры и чуть ли не новые захватывающие миры.
В старости способность к созданию сложных систем положительных обратных связей слабеет. Правда, часто усиливается взамен способность довольствоваться небольшими порциями эндорфинов - вроде наслаждения солнечным светом. Однако, это удовольствие типа "здесь-и-сейчас", не ориентированное на протяжённость в вечность. Здесь симптомы старости отчасти похожи на симптомы апатической депрессии, при которой, как известно, человек теряет интерес к сложным длительным действиям, перестаёт получать от них наслаждение и старается перейти на предельно простые и не требующие особых усилий удовольствия. Мысль о вечной жизни у такого человека в первую очередь вызывает отклик внутри: "Это значит, придётся вечно работать".
Существует социальный аспект:
- отсутствие индивидуального вечного смысла существования часто используется как аргумент в пользу наличия над-индивидуального смысла существования. "Ты всё равно умрёшь - если же и не умрёшь, то не сможешь вечно выжимать из себя интерес к суетным земным удовольствиям, - так живи же ради других. Или ради облегчения участи своей нетленной души в загробном мире".
Человек - по крайней мере, частично, - социален по своей природе.
Поэтому естественно, что социальная часть в человеке стремится восстановить его против бессмертия - как фактора, потенциально способного ослабить в человеке социальное начало. Насколько именно ослабить - иной вопрос.
Существует трансцендентный аспект:
- те, кто верят, что существование физической жизни на этой планете является частью замысла неизвестных нам высокоразумных сил или сущностей, также часто верят, что прекращение физической жизни по истечении определённого срока является необходимой частью Замысла.
Тут мы имеем вилку своего рода.
Суть не в том, что бессмертный человек может внутри себя сказать: "Я вечен - какое мне дело до окружающего общества или до планов каких-то там метафизических сил?" Суть в том, что человек, способный неограниченно рождать своим сознанием системы положительной обратной связи, то есть выдумывать себе смыслы к действию и испытывать неограниченную жизнерадостность, способен гедонистически замкнуться на удовольствиях как единственном смысле своего существования. Меж тем как социальные и религиозные идеологические системы в рамках воздействия на адептов всегда пытались встроить в человеческий мозг дополнительную систему контроля или самоконтроля: основанную не на ощущении удовольствия или неудовольствия, но на неких иных критериях.
Не являются ли эти критерии в действительности - на каком-то замаскированном уровне - сводимыми к тем же удовольствиям или неудовольствиям?
Сие есть отдельная тема для диспута.

Строфа, или История одного гения

Ещё раз не без удовольствия полюбовавшись чернеющими на экране строчками свеженабранного текста и не сдержав при этом самодовольной ухмылки, Владимир протянул руку к компьютерной мыши. Одно движенье курсора, один щелчок клавишей - и набранный им текст навеки станет частью Мировой Паутины.

Ладонь его обняла корпус пластикового грызуна, а указательный палец уверенно лёг на податливую левую кнопку.

Тут что-то за его спиной негромко свистнуло. Свист был едва уловимым, почти как удар бича или как звук рассекающей воздух шпаги.

Владимир недовольно оглянулся.

Сделал он это скорее рефлекторно, чем осознанно, мыслями всё ещё пребывая в безбрежном цифровом киберпространстве - будь иначе, он вспомнил бы, что квартира его по идее должна быть сейчас пуста.

Впрочем, Владимир был по своей натуре флегматиком и в любом случае не стал бы панически вскакивать с кресла. Сей склад характера существенно его сейчас выручил, поскольку, что ни говори, а висящая прямо посреди твоей комнаты светящаяся алая точка, слегка пульсирующая и постепенно набирающая объём до размеров приличной телефонной будки, - явно не то зрелище, которое среднестатистическому гражданину доводится наблюдать ежедневно.

Со звуком лопающегося мыльного пузыря алая сфера растворилась. Мгновеньем позже раздался сухой стук от соприкосновения с дощатым полом ног нового действующего лица.

Внешне незнакомец выглядел человеком - что стоит подчеркнуть отдельно, поскольку, учитывая экстравагантную манеру его появления, Владимир вполне мог ожидать увидеть инопланетянина. Более того, одежда незнакомца также выглядела вполне ординарно.

Галстук, пиджак и брюки.

Правда, при всей обыденности одежда эта выглядела на госте всё равно как-то неестественно - чересчур вылизанно, что ли? Ни единой пылинки, ни единой складки, ни единой неверной игры теней или лишнего перелива цветов - костюм выглядел скорее платонической идеей Офисного Делового Костюма, чем реальным воплощением оной.

"Как продукт цифровой графики", - мелькнуло в уме у Владимира.

Незнакомец тем временем скромно кашлянул, обратив свой взгляд на хозяина квартиры.

- Я имею честь видеть Владимира Пестрощевского, философа и поэта, музыканта, мистика и космутуалиста, Величайшего Гения Всех Проявленных и Непроявленных Измерений? - прижав ладонь к груди, странно звенящим голосом произнёс он.

То ли в интонациях, то ли в произношении гостя было нечто необычное. Каждое произносимое незнакомцем слово не только слегка позванивало, но и как будто обрывалось на последних звуках, словно тая от нехватки воздуха в лёгких.

Владимир слегка смутился.

- Вы, наверное, ошиблись, - неохотно произнёс он. Что с ним сделает гость, осознав, что заявился не к тому? Как бы дело не дошло до классического стирания памяти. - Я действительно Владимир Пестрощевский, но я вообще-то не философ и не музыкант. Я работаю на лотке сортировки апельсинов, распределяя их по конвеерным лентам в соответствии с их размерами.

Незнакомец чуть склонил голову; в глазах его, однако, вопреки спокойной неизменности позы, так и бурлило неукротимое пламя.

- Скромность, достойная уникума... Скажите, - задумчиво произнёс он, - вы ведь действительно ничего не подозревали? То есть не подозреваете сейчас? Мне всегда казалось это невероятным.

- Если вам так интересно, то я действительно сейчас ничего не подозреваю, - признал Владимир.

И спросил:

- А в чём дело?

Гость, кажется, чуть не поперхнулся воздухом.

- Извините, это превосходит всякие пределы представлений о невероятном. Если бы я не наблюдал это собственными глазами воочию, то никогда бы не поверил. Человек, фактически спасший цивилизацию от трёх неизбежных катастроф, двух экологических кризисов и пяти социальных, помогший переосмыслить базовые постулаты квантовой механики и общей теории поля, расширить и углубить представления психологических дисциплин о человеке и сделать первые шаги навстречу грядущей социальной утопии единства общества и индивидуума, спрашивает: "В чём дело?"

- А, - сделал глубокомысленный вывод Владимир. - То есть вы из будущего.

Он озадаченно потёр лоб.

- Что ж, - проговорил он, - перечисленных вами вещей я, по крайней мере пока, определённо не делал. Трудно даже представить, как бы я смог их сделать. Скорее всего, вы всё-таки ошиблись. Скажите, вы проверяли других Владимиров Пестроще...

Гость не слушал его.

Он, словно заворожённый неким неведомым зрелищем, сделал несколько шагов к минуту назад покинутому Владимиром креслу около компьютера и к сияющему монитору. Ладонь его, слегка дрожа, направилась в указующем жесте прямо на экран.

- Это... этот текст... напечатали вы?

Владимир смущённо сглотнул слюну, не зная, куда спрятать глаза.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Познать экстаз, разглядывая дуб,
Стремящийся врасти корнями в вечность.
О комиссар, ты по-армейски груб,
Но в звёздах твоих светит бесконечность.

Лавсан твоих волос велит уйти,
Но мы не вправе избирать сюжеты.
Как знать, с кем повстречается в пути
Муза сумасшедшего поэта?

Не будем же светить котом в окно;
Зачем нам планетарий из фиалок?
Утопиям не сбыться всё одно,
А крест себялюбивого столь жалок.

Что будет, иль не будет, - знает кто?
Хотя сверкают узы позолотой,
С разрывом совладает их лишь тот,
Кому не заедать игру охотой.

Преф, твисты, вист, очко, стрип-покер, жизнь -
Все двадцать пять каналов телешара.
А я сижу. Уныло взгляд повис.
Видать, такая Пиночета кара?

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

- Это - ваше?

Голос незнакомца дрожал, но взгляд его требовал правды.

- Ну, моё, - с крайней неохотой признался Владимир. - Просто постлюбиться на форуме захотелось. Я ещё не отправил...

Гость закатил глаза.

- Постлюбиться, - с непередаваемым выражением повторил он. - Разумеется, для вас это лишь лёгкие интеллектуальные игрушки. Четвёртый куплет, навсегда заставивший социологов отказаться от некоторых устаревших положений теории игр, третья строфа второго куплета и первая пятого, содержащая в себе изумительное предвидение математического обобщения всех тридцати семи теорий гиперпространства, третий куплет, в совокупности с четвёртым позволивший человечеству миновать Великие Сумерки Тридцатого Столетия и воспользоваться впоследствии откровениями первого куплета для проникновения в изумительные загадки вакуумной структуры Вселенной.

Владимир подавленно молчал, не зная что сказать - и не будучи уверенным, стоит ли говорить хоть что-то.

Незнакомец покачал головой.

- Постлюбиться, - вновь повторил он. В голосе его теперь сквозило уже явное отвращение. - Безусловно, это крайняя степень стёба над человечеством - зашифровать все сокровенные секреты, издавна служившие его священной целью, в коротком стихотворении, ключ к которому лишь случайно будет обнаружен четыре столетия спустя в строфе "Развесим планетарий из фиалок". Изысканная и утончённая ирония для избранных, не правда ли?

Владимир опустил взгляд. Ему было неловко и неудобно.

Вдруг кое-что из сказанного незнакомцем несколько мгновений назад привлекло его внимание.

- Простите, в какой строфе, вы сказали, был найден ключ?

- "Развесим планетарий из фиалок", - торжественно процитировал пришелец из Будущего. - Эту строфу до сих пор преподают на педагогических инфоузлах как уникальный пример сверхъёмкого и при этом элегантного шифрования данных.

Владимир почесал затылок.

- Вы ошиблись. У меня написано "Зачем нам планетарий из фиалок?".

- Я не мог ошибиться, - высокомерно провозгласил гость. - Это стихотворение в полном объёме было намертво впечатано на третий эйдетический уровень моего подсознания.

- Вот же, - Владимир махнул рукой в сторону монитора, - смотрите.

Гость на две минуты упёрся недвижным взглядом в экран.

- Не может быть, - произнёс он некоторое время спустя. - Квантовая ловушка Эксермана, попадание в параллельный карман. Я должен был проверить параметры.

- Ну, ничего, в следующий раз проверите, - попытался на свой лад утешить его Владимир. Хотя и не понимая толком, о чём речь.

Гость был глух, явно продолжая блуждать в своих мыслях.

- Классический пример, приводимый на занятиях по прикладной темпоралистике. Случай фатального раздвоения времени, наличия у основного временного потока его зеркального близнеца-антипода. Нам приводили в качестве примера случай, когда вероятностная флюктуация на альтернативной линии времени привела к бесповоротному сбою в функционировании гениального мозга, тем самым направив человечество по тупиковому пути развития. Нам ведь даже называли эту самую строфу. Как я мог забыть?

Незнакомец застонал сквозь крепко стиснутые зубы.

- Эй, - наполовину испуганно, наполовину ошарашенно произнёс Владимир. - Не надо так убиваться. И что за дело может быть в одной строфе?

Гость бросил на него уничтожающий взгляд, в котором не было уже ни малейшего преклонения.

- Стихотворение является единым неразъёмным целым, читаемым по голографическому принципу и теряющим или кардинально меняющим смысл при изменении хотя бы строчки. Эта строфа в зеркальном варианте времени обрекла человечество на целую последовательность кризисов и катастроф, погубила европейскую цивилизацию и наполовину уничтожила азиатскую, привела к необратимому истощению ресурсов, возобновлению рабовладельческого строя и последующему полному вымиранию разумной жизни на планете.

У Владимира почему-то образовался комок в горле. Сглотнуть его никак не получалось.

Незнакомец меж тем сделал шаг назад.

- Мне очень жаль, - проговорил он, холодно глядя сквозь Владимира, - но я вынужден откланяться. Всего вам наилучшего.

Тот приоткрыл было рот, готовясь возразить, но не успел - незнакомец исчез. Исчезновение его, в отличие от появления, не сопровождалось какими-либо яркими спецэффектами, и лишь воздух полупрозрачным сполохом схлопнулся вокруг образовавшейся пустоты.

Владимир закрыл рот.

Озадаченно поскребя правое ухо, вновь присел в кресло перед компьютерным монитором. Изучив заново взглядом недавно набранное им стихотворение, немного подумал. Заменил строфу "К чему нам планетарий из фиалок?" на "Развесим планетарий из фиалок". Недоумённо пожал плечами - первый вариант казался ему динамичней - и поменял строфу обратно. Потом переместил стихотворение в программу "Блокнот" - в обоих вариантах сразу - после чего принялся перебегать глазами то вверх, то вниз, сравнивая варианты.

Снова пожал плечами.

Стёр оба варианта.

Задумчиво возложил пальцы на клавиатуру, созерцая рассеянным взглядом пространство над монитором и настраивая себя на Высокое.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Тайна лисы,
Осенившей ударами лап осенние тропы.
Капля росы.
Тень позабытого сна, смех Каллиопы.
Знаешь исход?
Мы слова, как детей, со скалы уже в ночь не бросаем.
Дни напролёт
Спим, скрыв за книжной обложкой лицо, а в душе тихо таем.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Философ, поэт, музыкант, мистик и космутуалист, Величайший Гений Всех Проявленных и Непроявленных Измерений, создавал своё очередное творение.

Хитрые.
Ну да, так ли важна официальная победа, если своя доза похвалы уже получена?
Что ж, так тому и быть.

Кстати, мне тоже пришла в голову эта мысль при перечитывании.
Доводилось даже читать в своё время рассказ, герой которого неоднократно пытался покончить с собой - первоначально из-за несчастной любви, потом по иным, всё более и более ужасным причинам, - в итоге же выяснилось, что самая первая попытка суицида была всё-таки удачной и что такова созданная персонально для него модель Преисподней.

И всё же...
Рассказ аутентичен по крайней мере в том, что правдиво передаёт мысли старика, перепроживающего заново жизнь за жизнью, оставаясь в душе стариком. Но здесь перед читателем неизбежно встаёт вопрос: обязательно ли это?
Что, если бы он погиб в первый раз ещё в молодости?
Тогда, как можно предположить, перепроживание жизни заново было бы наполнено бóльшим количеством надежд. Но, с другой стороны, тогда вторая жизнь - если бы он прожил её до самой старости - подвела бы его к невесёлому итогу трансформации мышления в усталое и старческое.
Что же, получается, это дорога в один конец?
Почему?
Потому что надежды и оптимизм юности неизбежно основаны на ложных упованиях, от которых ничего не остаётся по мере плотного соприкосновения с реальностью? "Справедливость ищет в этом мире только дурак". Леденящие слова. Мир отчасти существует на том, что каждое новое поколение, рождаясь на свет, хотя бы первые десятилетия своей жизни слепо верит в почерпнутые из книг идеалы добра и справедливости - и пытается подстроить под них мир. Но, возможно, будь все мы бессмертны, мир был бы намного циничней и притом правдивей?
Вопрос в том, насколько он был бы способен существовать.

Слова.
Информация.
Что характерно, одну и ту же информацию можно интерпретировать совершенно разными способами. Ум и восприятие человека с возрастом меняется не только потому, что он узнаёт что-то новое, но и по причинам физиологически-эмоционального свойства. Чисто информационно многие молодые люди знают то же, что и старики, - знают о несправедливости мира, знают о неблагодарности попыток что-либо изменить, - некоторые из них ввиду гормонального фона даже проявляют намного больше цинизма, чем старики. Но, благодаря тому же гормональному фону - а отчасти, возможно, и благодаря отсутствию давящего болевого опыта в подсознании, - они способны всё равно стремиться к воплощению своих идеалов. Стремиться "вопреки". Отчётливо сознавая, что сие есть глас вопиющего в пустыне.
Старик же "стремиться вопреки" способен менее.
Слабее гормональный фон? Не те биологические возрастные программы? Эволюцией задано так, что в молодости особь должна стремиться к расширению своего ареала и своих возможностей?
Или слишком отчётливая память о цене неудачи?
Тот самый "болевой опыт" в подсознании и даже в сознании?

Собственно, от ответа на этот вопрос зависит и аутентичность рассказа по отношению к нашей реальности.
Если мы считаем, что метаморфоза мировоззрения и человеческой "гражданской позиции" с возрастом обуславливается в основном гормонами и старением мозга, а также эволюционным переключением каких-то инстинктивных программ, тогда, очевидно, Аркадий при выходе на каждый новый круг должен был заново осеняться оптимизмом и внутренней готовностью пытаться изменить мир. Что, впрочем, не противоречит напрямую показанному в рассказе - мы ведь наблюдаем его мысли уже на исходе очередного круга.
Если мы считаем, что возрастные метаморфозы мировоззрения связаны преимущественно с набором опыта, что ж - тогда рассказ ещё более правдоподобен.

Стоит отметить отдельно условия жизни Аркадия Борисовича на каждом круге.
Начинать существование во внешне цветущей империи Советского Союза, заранее обладая при этом перестроечным цинизмом, отчётливо видя лицемерие вокруг и чётко различая первые ростки плесени в сварных швах государственного аппарата, - удовольствие для ценителей. Попытаться что-то изменить? А смысл? Ведь, и это вторая существенная причина для охватившего героя уныния, что бы он ни делал, в конечном счёте всё равно всё вернётся на круги своя.
Он даже не знает, продолжают ли те люди, с которыми он познакомился на очередном круге, существовать после его смерти. Или же очередной виденный им альтернативный мир бесследно развеивается в тартарары?..
В общем, есть отчего разувериться в смысле существования.

К вопросу о смысле.
Многие произведения, как бы рассматривающие вопрос бессмертия, издавна казались мне близко подходящими к вопросу о смысле существования. Ведь если нет смысла в бессмертии - тогда, по большому счёту, получается, что нет смысла и в жизни вообще. Тогда получается, что жизнь - это просто какой-то самообман, которым можно жить лишь ограниченное время - пока он не вскрылся.
Этот рассказ ставит в принципе и такой вопрос.
Если проживаемая человеком жизнь ближе к своему итогу разуверяет человека в желании её продолжить, то есть ли в ней смысл? Конечно, можно и перефразировать вопрос в виде "Если человек после сытного обеда больше не хочет есть, то есть ли смысл в обеде?" - но разница в том, что после обеда человек всегда может заняться чем-то ещё, в отношении же жизни у нас такой убеждённости нет.
Сложно?

Лично я близок к позициям материалиста и химикалиста, пусть это и выглядит вульгарным упрощенческим подходом. Доводилось испытывать на себе, что даже простейший антидепрессант делает с мозгом и восприятием жизни - правда, ненадолго. Доводилось читать дневники психиатров - о том, угнетение каких отделов мозга к каким итогам приводит.
Потому я относительно оптимистичен - считаю, что в жизни есть смысл или, по крайней мере, что его теоретически можно обеспечить. Даже для вечной жизни.
Правда, остаётся вопросом, что это даёт нам.

Миражи, или То, чего не будет

- Он не смог перенести вскрывшейся правды.

Слова эти серым беззвучным эхом отдавались в памяти Артёма. Ложась, словно снег, изнутри на его подкорку. Он почти физически ощущал, как нейронные нити его чувств стали холодными-холодными и ломкими-ломкими.

Как линии электропередач зимой.

- Ему было сложно с самого начала. Непонимание родственников, скандалы на работе из-за учащённой рассеянности... Ну, ты, как его близкий друг, должен знать.

Слово "друг" тогда царапнуло слух уколом боли.

- Когда же он узнал истину о Дилиане...

Артём прикрыл глаза.

Потом снова открыл их. Закрывать их, равно как и открывать их, было совершенно бесполезно.

Перед глазами в настоящее время красовалась изящная заставка Firefox Explorer 2033 - с закусившей свой хвост лисой, застывшей в позе самоотречённого мазохизма. Позе, для этого вида зверей не особо привычной - и не сказать чтобы приносящей хоть кому-нибудь пользу.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от мыслей об инициированной им самим цепочке событий последнего месяца, Артём решил выйти в Паутину - но ему было тошно даже от одной мысли надеть кибершлем. Попробовав было запустить случайный просмотр примитивных двумерных сайтов, как правило, создаваемых различными "народными умельцами", едва научившимися прикладывать ноль к единице, он обнаружил, что не в силах сосредоточиться на странном тексте, повествующем о тоннелях реальности и об инволюции информационных пространств. Попытка сузить диапазон случайного поиска до чисто развлекательных сайтов также ничего не дала.

Воспоминания грызли его.

Нет, не то слово.

Подтачивали.

Подобно ледяной иголочке древнего стоматологического микросверла, невесть каким путём угодившего внутрь организма и упирающегося вибрирующим кончиком прямо в сердечную мышцу.

Зябко обхватив плечи руками, Артём подумал, что в красивых сравнениях нет никакого толку.

Дилиана.

По идее ему должны были вспоминаться похороны, слякоть, чья-то речь над гробом, лица родственников, возврат на аэротакси. Но вместо этого из памяти по непонятной ассоциации выскользнуло лицо Дилианы - тогда, когда она спросила: "Он тебе не звонил?" Секундный обмен взглядами - и она закрылась, став непроницаемой словно скала, как видно, всё осознав.

Артём же в этот миг впервые начал подозревать, что совершил нечто непоправимое.

Что его подтолкнуло к этому?..

Глупость.

Влезание в чужую жизнь всегда порочно, под какой эгидой бы это ни происходило. Неспроста на эту тему сформулировано бесчисленное множество поучительных предупреждений, кажущихся обычно юным идеалистам лишь плодом трусливого эгоизма.

Другой употребил бы словоформу "юным максималистам", но Артём в своё время зарёкся употреблять термин "максимализм" ввиду его расплывчатости и бесплодности. Когда пытаются истолковать термин "идеализм" в его бытейском понимании, то всё ясно и понятно, но когда пытаешься истолковать термин "максимализм", то постоянно попадаешь в логическую ловушку: всё время хочется спросить себя - а что же в этом плохого? Классический ответ "Максимализм и является наличием вроде бы хороших качеств, но в чрезмерной степени" не устраивал Артёма - как ввиду расплывчатости грани между "достаточным" и "чрезмерным", так и ввиду спорности вопроса о возможности испортить кашу маслом.

Возможно, потому что Артём сам был пресловутым максималистом.

Что его и подтолкнуло к...
...к тому, к чему подтолкнуло.

Ну, какое ему было дело до того, кем в прежней своей жизни являлась Дилиана? Разве мало в том же анимэ классических сюжетов на тему "Бывший злодей хочет забыть своё прошлое и начинает новую жизнь"?

Им несть числа.

Но мы ведь считаем себя самыми умными. Думаем, что правила писаны не для нас.

Слепо следуя при этом другим правилам, сто лет как устаревшим и существовавшим скорее всего лишь на страницах глупых книжек, упиваясь своим джедайским апломбом и ощущая себя паладинами. Нам обязательно надо, захлёбываясь своим героизмом - "Ты извини, Вася, но я раскрою тебе глаза против твоей воли, даже если для этого мне придётся применить лазерные щипцы" - выложить человеку, тогда искренне считаемому другом, всю правду о биографии его новообретённой ненаглядной.

Паладин клюнутый.

Холодная жгучая искра прошла почти через весь организм Артёма от копчика до затылка, попутным пируэтом заставив скрутиться кишечник.

Чувство было эмоциональным, но ощущалось как физическое.

Он пожалел, что у него дома нет нейробластера или хотя бы обычного огнестрельного пистолета.

Уйти вслед за...

Чтобы без боли.

В следующее мгновение он подумал, что боль, в общем-то, не так уж и важна. Говорят, смерть от иссечения вен в ванной приятна и легка - просто постепенно засыпаешь. Хотя, по логике вещей, потеря мозгом кислородоснабжения через кровь должна субъективно восприниматься как удушье - а это довольно неприятно.

Но так ли это важно?

Артём стиснул пальцами кожаные подлокотники кресла, в коем он пребывал. Он не знал, чего он хочет добиться этим жестом - как бы уцепиться крепче за окружающую действительность, оттягивая только что пришедшее на ум действие, или же, напротив, собрать свои силы воедино для предстоящего марш-броска в Небытие.

Он знал одно.

Что пребывание в мире, который он нечаянно создал своими действиями, словно примерив на себя роль демиурга, - мире, где квартира номер сорок семь по улице Осенних Фонарей населена отныне лишь двумя жильцами, двери этой квартиры больше никогда не откроются перед Артёмом и в закатно-лиловых глазах столь слепо и заочно осуждённой им Дилианы навсегда угасла весна, - физически невыносимо для него. Если б он мог повернуть время вспять, сделать неслучившимся случившееся, превратить это лишь в дурной сон или дикий бред даже ценой собственной жизни - он бы осуществил это.

Но...

Артём недоумённо сморгнул. Вернее, попытался.

Заставка старинного портала "Анекдоты.Ру", выполненного в нарочито примитивной графике, вдруг стала серой. И не она одна - всё экранное изображение, даже сам монитор, даже компьютерный стол и динамические обои на стенах комнаты Артёма неожиданно лишились красок.

Артём ощутил, что не может шевельнуть и кончиком пальца.

Прямо перед ним в воздухе, в дециметрах двух от экрана, висела широкая красная надпись: "Ваше решение окончательно? Да/нет".

Артём никогда не был как следует знаком с новомодными ментальными интерфейсами. Но тут понимание того, что и как нужно сделать, пришло к нему как будто само.

И он - всей своей волей, всеми мыслями, всей сутью - вдавил в мерцающие буквы.

"Да".

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Тяжёлые скобы нейроадаптеров разошлись в разные стороны. Со стороны, должно быть, это смотрелось эффектно - как громоздкий внешне металлический шлем разделяется на лепестки, подобно легендарному лунному модулю, которые удаляются друг от друга и взмывают куда-то вверх.

"Куда?.." - сонно подумал Артём.

Вяло пошевелившись в кресле-кушетке, он вспомнил.

- Значит, вы не можете чётко принять решение? - спросил врач. Пальцами он теребил верхнюю пуговицу на белом халате, будто пытаясь оторвать её, но глаза его пристально следили за Артёмом. - Вас сильно волнует его реакция.

- Нет... то есть да. Тут нет ничего такого, - покраснел Артём, - просто мне не хотелось бы лезть с кондачка в чужую личную жизнь. Хотелось бы, так сказать, проиграть это заранее.

- Вы сильно близки?

Артём вяло двинул губой. Сил злиться уже не было.

- Не настолько, настолько вы можете подумать. Честно говоря, я и в своей способности быть другом в обыденном смысле сильно сомневаюсь. Стал бы я иначе прибегать к...

- К услугам техногадалки?

Спокойно договорив фразу за клиента, врач нажал несколько клавиш на диковинной клавиатуре перед ним.

Будь тут задействована несколько менее одиозная технология, управление было бы сенсорным или вообще ментальным, но нейротехнологии - чересчур ответственная вещь. Неправильно или несвоевременно отданная команда может лишить пациента памяти или психического здоровья. Так что - кнопки и только кнопки.

С датчиками биометрии, чтобы посторонний не мог их нажать.

- Извините за расспросы. Видите ли, всё, что вы почувствуете под действием нейроадаптеров, будет исключительно вашей собственностью и порождением вашего подсознания. Мы не сможем даже зафиксировать и пронаблюдать картину происходящего в вашем мозгу, в наших силах лишь сформулировать для него чёткое задание в соответствие с вашим заказом. Чтобы задание было понято вашим мозгом правильно, нам необходима некоторая ключевая информация.

- Я всё понимаю, - кивнул Артём.

Тогда он действительно думал, что всё понимает. Зря он, что ли, столько читал об этой технологии - в быту именуемой технологией гипномиражей?

- Ключ-сигналом на возвращение будет радикальное осознание неправильности разворачивающихся событий со стрессовой эмоциональной доминантой. Или - настройка по таймеру на возвращение спустя некоторое субъективное время.

Ему тогда и впрямь казалось, что он всё понимает.

Но вот только прав ли он был?..

...Полувыбравшись из кресла-кушетки и обхватив голову руками, Артём встретился глазами с врачом - взгляд того был профессионально-понимающим. Приняв из его рук стакан минералки, Артём сделал сразу большой глоток и чуть не поперхнулся.

- Вы выяснили то, что вас волновало? - чуть погодя поинтересовался врач, дождавшись, пока собеседник оботрёт губы.

- В-выяснил.

Артём почесал нос.

- Откуда можно знать, что так и будет? То есть, насколько можно доверять этому... пророчеству?

- Насколько вы знаете своего друга? - ответил вопросом на вопрос врач.

Артём пожал плечами.

- Мы вместе учились ещё со школы. Его подругу, понятно, знаю куда меньше - разве что по его рассказам. То есть, ясное дело, через призму его восприятия...

Теперь пожал плечами врач.

- Тогда прогноз, скорее всего, близок к истине.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Отворив дверь кабинета, сменщик проводил ироническим взглядом выскользнувшего тенью мимо него наружу светловолосого смущённого парня.

- Полетел, ещё один осчастливленный голубок... Небось, точно узнал, что подружка ему преподнесёт себя на блюдечке?

- Да нет. - Врач повертел в руке стакан из-под минералки, рассеянно любуясь бликами на его гранях. - Вроде бы там была некая душевная драма. То есть могла быть.

- Или не быть.

Сменщик выхватил стакан из рук своего коллеги и заозирался в театральных поисках шкафчика с напитками. Спиртное на работе употреблять категорически запрещалось, но люди определённой категории всегда знают, как обойти запрет.

- Или не быть, - согласился врач, беззвучно вздохнув.

Сменщик аккуратно отвинтил крышку миниатюрной ёмкости с медицинским спиртом.

- Ну, разве это не наша работа - делать бывшее небывшим? Превращать, так сказать, печальную определённость обратно в перспективную неопределённость. Обратный кол-лапс, как это называется у физиков.

Слово "коллапс" он произнёс особенно сочно.

- Не знаю, - ответил врач.

Почему-то вдруг даже слегка улыбнувшись непосредственности своего сменщика.

- Честно говоря, мне в своё время виделись результаты этой терапии в несколько противоположном ракурсе.

Сменщик молча поднял на него вопросительный взгляд. Врач пояснил, в глубине души удивляясь, зачем вообще делает это:

- Мы делаем нереальное, предположительное, - зримым. Обычно человек не властен толком над своим воображением. Не может толком представить себе не только будущее, но и свою реакцию на него. Может обидеть друга ни за что ни про что, наговорить кучу гадостей самому важному для себя человеку - искренне в тот момент считая, что обойдётся как-нибудь без него и что влияние момента важнее всего последующего будущего. Наша же машинерия позволяет людям не просто увидеть вероятное будущее - между нами говоря, я как раз считаю это не самым главным, - а увидеть, каково им будет жить при том или ином раскладе, всей шкурой прочувствовать свою реакцию на это...

Врач вздохнул.

- Философ ты, однако, - заметил вполголоса коллега, разбавляя спирт безалкогольным пивом с привкусом воблы. - Рассуждаешь как фанат прогностических гипномиражей.

- Уже не фанат. - Врач чуть поморщился, едва-едва, словно вспоминая что-то неприятное. - Когда-то был ими увлечён. Но не более.

- А ты не знашь, кто вообще изобрёл эту штуку? - Сменщик уже разбавил спирт вобла-пивом и теперь готовился к употреблению внутрь самолично произведённого напитка. - Я историю медицины плохо помню, нам на сеансах больше вдалбливали, как техникой пользоваться, а не кто её изобретал. Но я слышал, что эта архиштуковина, или по крайней мере её основа, была изобретена, вопреки всем законам природы, не в корпорациях и даже не в спецслужбах, а каким-то доморощенным изобретателем-вундеркиндом. Ну, типа Вассермана, если не круче.

Врач задумчиво посмотрел на улицу через щели жалюзи.

- Было такое.

- Правда ли, что он из наших был? - возжелал знать сменщик.

Врач чуть улыбнулся.

- Почему "был"? Скорее всего, до сих пор где-нибудь живёт, если печень ещё не села от цирроза.

- Так всё-таки?..

Собеседник пожал плечами.

- Обычный русский студент-медик, каких тогда миллионы были. Талантливый, но не сказать, чтобы вундеркинд. Ярославом Бжезинским звали... - перехватив взгляд сменщика, врач добавил: - Нет, не родственник. Из-за фамилии этой, к слову говоря, ему по жизни приходилось нелегко, так как его политические убеждения, мягко говоря, расходились с убеждениями известного однофамильца.

- Твой тёзка, кстати, - с умным видом заметил сменщик, смакуя коричневатую жидкость.

Врач предпочёл оставить это замечание без комментариев.

- А как он изобретение-то сделал это, эпохальное?

- Ничего принципиально нового он в общем-то не изобрёл. - Врач почему-то нахмурился. - Опыты с магнитно-резонансной томографией тогда уже велись, равно как и опыты с гипнозом, психоделиками и осознанными сновидениями, а отсюда один шаг до технологии гипномиражей. Ввержение мозга в состояние, подобное осознанному сновидению, когда он сам выдумывает себе реальность и заставляет себя верить в неё, но делает это по заранее заданному вербальному шаблону.

Поколебавшись - всё-таки перед ним сидел коллега по образованию - он тем не менее на всякий случай уточнил:

- Словесному.

- Понятно, но как он догадался, что это позволяет предвидеть будущее? Да ещё так точно?

Глаза сменщика блестели. Правда, скорее от выпитого, чем от выслушиваемой им лекции.

- Случайно. Как и со всеми эпохальными, кгм, открытиями... - врач на миг замялся. - Попытался ради забавы пару раз дать своему мозгу сконструировать гипномираж о ближнем будущем. Мозг наш - фантазёр известный, если дать ему волю, он всем нам предскажет светлое будущее, Нобелевскую премию и вознесение на небо. Бжезинский приблизительно это и увидел в своих первых прогностических миражах.

- Как Медвепутин или Жириновский - кто там правил Россией в начале века? - надевает ему лавровый венок? - довольно предположил собеседник. - Как ему на шею вешаются все девчонки мира? И все интернет-собеседницы, с которыми он перемолвился хоть парой слов в онлайне, в порядке живой очереди?

- Ну... э... - Врач чуть смутился. - К тому времени, вероятно, Ярослав уже успел пресытиться подобными гипномиражами, в противном случае из выдуманного будущего он бы так и не вылез. Вместо этого он задумался, нельзя ли как-то повлиять на эмоциональные центры или ассоциативные цепи, чтобы они во время сочинения подсознанием гипномиража не искажали его объективность? Превратить подсознание в простой холодный анализатор, использующий все накопленные им за годы сведения об окружающей среде - почерпнутые из вербальных и невербальных каналов, звуков, запахов, намёков, прикосновений, неосознанных подпороговых сигналов, возможно, даже отчасти мистических источников, - для бесстрастного конструирования картинки возможного будущего?

- Слова "подсознание" и "бесстрастного" обычно не рифмуются, - неожиданно серьёзно заметил внимательный слушатель.

Врач вновь пожал плечами:

- Может, ему удалось методом тыка нащупать в подсознании одну, но пламенную страсть, которая была на стороне правдивого предвидения будущего...

Он отвернулся к окну.

- Кто знает.

Потеребив пальцами жалюзи, он добавил:

- Продолжение тебе известно. Начиная с определённого момента, видимые им и его подопытными друзьями миражи о близком будущем стали на диво точны. Хотя до буквального ясновидения не доходило - видения не были целиком достоверны и никогда не содержали заведомо неизвестной пользователю информации - но поведение людей, даже шапочно знакомых, гипномиражи зачастую предсказывали поразительно точно.

Он покачал головой.

- И даже погоду.

Сменщик немного помолчал, переваривая услышанное.

- Кул стори, бро.

- Не за что. Теперь ты видишь, - врач чуть усмехнулся, - что сие Эпохальное Изобретение было сделано во многом случайно. У Ярослава Бжезинского была даже полуироничная версия, на стыке науки и мистики - последней, как ни странно, слегка увлекались в начале двадцать первого века многие рациональные умы. Версия, что он лишь нащупал и активизировал подлинное предназначение сновидений. Ну, знаешь, многие религии - христианство, иудаизм, ислам - говорят, что до Грехопадения сахар был слаще, а трава зеленее, ягнята спали с тиграми, Природа была другой и всё в ней работало по своему правильному гармоничному предназначению.

- Ты сейчас прямо зоопорно рассказываешь.

Врач надолго замолчал, уставившись в глаза собеседника.

- Скажи, - произнёс он по размышлении, - тебе никто никогда не говорил, что твой мозг совершенен? Как идеальная сфера.

- А твой мозг тогда, получается, наждачка? Смотри, как бы не истёрся изнутри череп.

Считая, что морально уничтожил оппонента, собеседник с тоской повертел в руке почти пустую спиртовую ёмкость.

- Что было дальше? Мне понравилась лекция, особенно пикантные моменты.

- Что дальше?

Врач раскинул руки в разные стороны, словно стремясь обхватить ими всё вокруг. Потом смущённо опустил их.

- Что дальше... живём.

Он вздохнул.

- Ты сам видишь, что происходит со всеми изобретёнными кем-либо вещами. Внедрение в быт на всех уровнях. Что делают с гипномиражами на высших уровнях - о том ходят лишь слухи, один страшнее другого, вплоть до предположения, что все мы живём в гипномираже какого-нибудь Буша-правнука. На нижнем же уровне - люди учатся с их помощью избегать неприятностей.

Помолчав, он добавил:

- Вроде бы.

- Так это же... хорошо? - неуверенно предположил собеседник. - Ты сам говорил, теперь человек тысячу раз подумает, прежде чем с кем-то поссориться или кого-то обидеть.

- Ну да. Пожалуй, - задумчиво произнёс врач. - С другой стороны, появляется всё больше и больше людей, подсознательно привыкших, что в критические моменты жизни или личных отношений можно дёрнуть стоп-кран. Но ведь не каждый кризис является гипномиражом.

Говорящий печально улыбнулся.

- Люди быстро расслабляются. Говорят, девчонка, чей аэрокар над Ладожским озером вчера столкнулся с пожарной авиеткой, по записям чёрного ящика в последние минуты непрерывно кричала: "Откат! Откат!"

Он заметно помрачнел:

- И это ещё только цветочки...

Почесав мочку уха, он полуприкрыл глаза.

- Иногда я жалею, что... Зря эта технология так быстро появилась и распространилась по свету. Тому студенту стоило бы по меньшей мере как следует всё обдумать.

Вздрогнув, он уставился на сменщика расширившимися глазами.

- Помнишь, я как-то говорил тебе, что внутри гипномиража обычно не осознаёшь, что это гипномираж?

- Ну.

- В действительности это лишь условность, зависящая от изначального программирования. Теоретически можно запрограммировать гипномираж и таким образом, чтобы в определённые ключевые моменты пользователь осознавал себя находящимся там и мог при желании выйти оттуда, произнеся определённое кодовое слово.

- Например, "сезам"? - хмыкнул собеседник.

Врач улыбнулся.

- Например, "сезам".

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Голова Ярослава раскалывалась.

Стащив с неё неповоротливый и будто чугунный по массе шлем - ничего общего с ещё сравнительно изящными и футуристичными лепестковыми нейроадаптерными системами - он хмуро обвёл глазами полузабытую комнатушку, заставленную диким синтезом самой разнообразной аппаратуры, не вполне законно одолженной им - благодаря врождённой предприимчивости - у лабораторий зарубежного университета, в котором Ярославу выпал успех учиться.

Взгляд его устремился за окно.

Грязь, слякоть и обычные автомобили образца начала XXI века. Полное отсутствие аэрокаров и воздушной полиции.

- Вот, значит, что будет... - сказал Ярослав.

Вернее, попытался сказать - видимо, из-за гиперинтенсивного воздействия полей на мозг некоторые рефлексы расстроились, и поначалу у него вышел лишь кашель.

- Вот, значит, что будет... в случае распространения этих технологий по миру.

Он вновь закашлялся.

- То есть приблизительно. Вряд ли моё подсознание могло точно предвидеть тренды политики и прогресса, но если в целом...

Голос его затих.

Подойдя к окну, загороженному от улицы отнюдь не жалюзи, а тонким полупрозрачным тюлем, он провёл рукой по лбу - с некоторым отстранённым любопытством рассмотрев оставшиеся на кончиках пальцев капельки пота.

- Надо подумать.

Ярослав коснулся пальцами тюля, совсем как там - жалюзи. Осознав сходство, испуганно отдёрнул пальцы.

- Надо подумать.






________________

Хроноклазм, или Мстя будущего страшна

Несколько ярко-зелёных молний ломаными кривыми линиями расчертили округу, как бы разделив площадку затхлого грязного заброшенного уличного тупичка на несколько плохо стыкующихся друг с другом частей. Порыв ветра подбросил в воздух старые газетные листы, до того наполовину высовывавшиеся из ржавого мусорного бака.

"Плохая примета - когда вдруг без предупреждения в двух шагах от тебя начинается гроза, а на небе при этом ни облачка", - подумал дремлющий у подножия бачка бродяга.

Тем не менее говорить что-либо вслух, равно как и открывать глаза, он не стал. Это был старый, опытный бродяга.

В точке пересечения нескольких особенно ярких зелёных молний с шипением образовался вращающийся лиловый шар. Сгусток вибрирующего пламени совершил с шуршанием и треском несколько оборотов вокруг своей оси, после чего - издав непродолжительный низкий гул - лопнул.

Бродяга осмелился немного приоткрыть левый глаз.

В центре замусоренного тупичка стоял, слегка сгорбившись, субъект корпулентного телосложения в чёрной кожаной куртке и чуть отливающих металлически-ртутным оттенком синих обтягивающих брюках. Голову и верхнюю часть его лица прикрывал серебристый шлем с зеркальным щитком, мешая рассмотреть субъекта детально.

Тут бродяга вдруг осознал, что, учитывая положение головы субъекта и щитка его шлема, скорее всего, субъект смотрит прямиком на него.

Если б волосы его давно не слиплись от застарелого пота, они бы встали дыбом.

- Текущая дата и время? Наименование местности? Номер галактики в антицентурии? - отрывисто спросил незнакомец.

Запинаясь, бродяга кое-как вспомнил текущее число и даже назвал приблизительно текущее время. С наименованием местности было ещё меньше проблем.

- Номер... не знаю.

- Ладно, это неважно. Где находится Центральный Рынок? - задал последний вопрос незнакомец.

Бродяга махнул рукой в направлении выхода из подворотни. Губы незнакомца искривились в ледяной ухмылке:

- Значит, правильно помню...

Резким движением развернувшись, субъект в кожаной куртке направился в указанную ему сторону. За спиной у него бродяга рассмотрел болтающийся коричневый рюкзак, из которого чуть меньше чем наполовину высовывалось что-то длинное и чёрное.

- Э, погодите... - нерешительно подал он голос.

Незнакомец обернулся. Бродяга тут же пожалел о только что сказанном, но останавливаться было поздно, не забирать же полузаданный вопрос обратно.

- Почему вы не голый?

Незнакомец помолчал несколько минут, в течение которых бродяга успел пожалеть обо всей своей жизни как таковой.

- А это обязательно?

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Солнечные лучи, словно задавшись своей целью одарить каждое живое существо океаном жидкого золота, заливали Центральный Рынок. Рядами стояли скамьи, на которых торговали арбузами, виноградом, персиками, брусникой, черешней, даже трудолюбиво собранной чьими-то морщинистыми ладонями белой и красной малиной. Чуть в стороне у подземного перехода располагались цветочные ряды, где можно было купить - или бесплатно насладиться ароматом оных - белые астры, жёлтые нарциссы, красные розы, кремовые тюльпаны, нездешне-нежные разноцветные орхидеи. Часть этих цветов отчётливо не соответствовала сезону и вообще относилась к иной климатической полосе, но до того ли сейчас было парню со светлыми волосами, со смущённо-неловким видом стоящим подле одного из лотков?

Он неловко вытянул руку вперёд.

- Дайте мне, пожалуйста, вон тот жёлтый тюльпанчик.

Продавщица в красном платке повиновалась, затаив улыбку. Вообще в этот солнечный ясный день у всех на губах можно было заметить затаённую улыбку - за исключением тех, кто улыбался совершенно открыто. Так, во всяком случае, казалось парню со светлыми волосами.

Он неловко взял тюльпан за нежный стебелёк - всего один - на большее у него не хватило бы средств. Но важно ли это?

Везде пишут - и говорят - главное: внимание.

Прежде он бы, скорее всего, усомнился в том. Да что там говорить, обязательно усомнился бы. Будучи циничным и скептичным, несмотря на отсутствие какого бы то ни было реального опыта в сфере личных взаимоотношений. Интеллектуальным сухарём.

Теперь, однако, он не чувствовал себя ни сухарём, ни интеллектуалом.

Внутри у него пело что-то сладко-робкое.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Палящая жара давила и иссушала изнутри мозг каждой случайной жертвы, имевшей несчастье в этот удушливый день оказаться на Центральном Рынке. Тёмный, распространяющий вокруг уныние и тоску силуэт двигался между торговыми рядами. Слепящие блики солнца на его зеркальном шлеме побуждали окружающих стараться поменьше смотреть в его сторону.

Тем не менее всегда найдутся те, чей профессиональный интерес заключается именно в обращении внимания на окружающих.

Везде.

- Войлочная вишня, японская, не хотите ли попробовать? - бойко предложила старушка в сиреневом сарафане. - Вяжущий приятный вкус, мой внук очень любит. Не пожалеете.

Субъект в кожаной куртке отмахнулся - рукой своей будто оставляя в жарком воздухе чёткий ледяной след.

- Я здесь не за этим.

Фраза эта, словно зубчатым ножом врезавшаяся в сумбурное многоголосье рынка, заставила чуть стихнуть окружающий гомон. Продавцы с соседних мест, из тех, кто не был занят в этот момент обслуживанием покупателя, невольно вытянули шеи в поисках источника услышанных ими слов со странной интонацией.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Интересно, понравится ли Ей тюльпан?..

Мысли светловолосого парня прыгали с одного на другое, ведь ещё недавно он думал о том, что главное - внимание, а тут вдруг его стали охватывать навязчивые сомнения в кондиционности приобретённого им цветка.

Впрочем...

...если уж думать о кондиционности, то стоило бы подумать скорее о кондиционности себя самого.

Но выбор этот был уже сделан - причём сделан вовсе не им. Будучи в здравом уме, сам он никогда и не помыслил бы, что в него - такого как он есть - кто-либо когда-либо сможет влюбиться. Тем более, что это будет Она - та, о кой можно было лишь мечтать. Нет. Та, о кой нельзя было и мечтать.

Явление сие явно противоречило всем существующим законам физики и здравого смысла - но как же он был рад, когда все приведённые им доводы о тщетности и бесперспективности зарождающегося были парированы нежно прижатой к его рту ладонью и тёплым взглядом.

Как бы говорящим: "Будь что будет".

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

- Зачем же вы тут? - спросил полноватый мужчина с добродушным лицом, продававший апельсины.

Субъект в чёрной кожаной куртке неспешно окинул взглядом залитые иссушающим светом торговые ряды.

- Ищу одного идиота.

- Для чего?.. - спросил кто-то. Судя по осёкшемуся на полуфразе голосу, тут же решив, что лучше не знать подробностей.

Обладатель кожаной куртки рассматривал бессистемно движущихся по рынку людей, этих нелепых двуногих созданий. Наконец с явной неохотой он раздвинул губы:

- Для возмездия.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Будь что будет.

Приятно, когда выбор делают за тебя. Приятно довериться стороннему указующему персту - с лицемерной неохотой переложив всю ответственность за совершаемое на другие плечи. Приятно ринуться вперёд в романтическую пучину Неизведанного, не думая о последствиях, о почти неизбежном в будущем грандиозном треске и обвалах - живём ради настоящего мига.

Будь что будет.

В конце концов, - подумал парень со светлыми волосами, - есть самоценные удовольствия, ценные не в силу своего отражения в прошлом или будущем, но уже лишь в силу одного того, что насыщают собой до предела настоящий миг, растягивая его почти до бесконечной ценности, превращая его в Вечность.

Будь что будет.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Субъект в чёрной кожаной куртке вдруг насторожился, вглядевшись в текущую между цветочными и фруктовыми рядами - по ту сторону делящего рынок на две неравные части небольшого речного канала - толпу. Сорвав с плеч рюкзак и распахнув его, он извлёк наружу продолговатое чёрное устройство - и стал привинчивать его к извлечённому секундой раньше устройству, напоминающему штатив.

Сейчас он напоминал фотографа, готовящегося к экстренной фотосъёмке.

Или - кого-то ещё.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Повинуясь стихийному импульсу, светловолосый парень вдруг перевернул цветок в своей руке и принюхался к его лепесткам. Втянул в себя дивный манящий аромат.

Открыл глаза, ощущая, как окружающий мир - ярко-голубое небо, играющая нежно-золотистыми переливами солнечного света рябь канала, полускрытые и открытые улыбки прохожих - запечатлевается на незримой фотоэмульсии в самом дальнем конце камеры-обскуры его тёмной души.

Всё.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Приподняв щиток зеркального шлема, субъект в кожаной куртке склонился над снайперской винтовкой, наводя оптический прицел на едва различимого отсюда светловолосого парня.

Палец его лёг на спусковой крючок.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Чувство последней страницы. Ощущение достигнутого пика. Вдруг у парня со светлыми волосами возникло ощущение, что в принципе дальше можно уже не существовать. Конечно, он не собирался выходить из существования - какое там, если самые радужные события вроде бы лишь начали происходить? - но если бы ему нужно было поставить в своём существовании внезапную точку, он бы без особых колебаний и сожалений сделал это здесь.

Главное уже произошло.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

"Твоё желание сбудется", - подумал со странной отстранённой грустью тот, кто держал палец на спусковом крючке.

Он не был телепатом, но тем не менее отчётливо знал, о чём думает в эту секунду его мишень.

И чуть сдвинул палец.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

Тишина, сотканная из молчания напрягшихся вокруг в недвижном ожидании посетителей рынка, разродилась едва слышным хлопком. Голова светловолосого парня - что особенно различимо было через оптический прицел - смешно взорвалась тысячами кровавых брызг, забрызгав попутно близлежащий лоток с тыквами.

Обладатель снайперского орудия выпрямился, обвёл ничего не выражающим взглядом присутствующих - так и не предпринявших ни единой попытки ему помешать - после чего принялся развинчивать винтовку.

Не спеша.

Торопиться было уже некуда.

- Что с вашими ногами? - вдруг послышался рядом с ним густой напряжённый голос. Голос этот был уже знаком обладателю винтовки, но теперь в нём звучал страх, почти паника. Повернув голову, он увидел искажённое ужасом лицо ещё недавно добродушного торговца апельсинами.

Он посмотрел вниз - и увидел прямо сквозь свои ступни узор мозаичных каменных плиток.

- Всё в порядке, - улыбнулся он, кинув взгляд на противоположную сторону канала. - Следствие не может существовать без своей причины.

- То есть... вы хотите сказать... вы...

Глаза торговца фруктами можно было поместить на страницу учебника геометрии в качестве примера идеальной сферы. Человек в кожаной куртке кротко и утомлённо вздохнул, наблюдая, как прозрачность переходит к его коленям и как его ступни уже практически растворились в воздухе.

- Следующим президентом Соединённых Штатов будет такой же идиот, как и нынешний. Эксперименты на Коллайдере безопасны. Курса акций я не помню, так же как и номеров лотерейных выигрышей, я этим никогда не интересовался. Это всё, что вы хотели спросить?

Продавец апельсинов замялся, несколько раз подряд беззвучно открыв и закрыв рот, как рыба. Напоследок - видя что от незнакомца остались висеть в воздухе лишь плечи и голова - всё же нашёлся с вопросом.

- Подождите... значит, конца света не будет?

- Будет, конечно, - прозвучали в пустоте ответные затухающие слова. - Иначе как бы люди научились путешествовать во времени?

Торговец фруктами так и не понял, было ли это шуткой.

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

- Что здесь произошло? - спросил полицейский, с суровым и неподкупным видом сверля глазами ближайшего к нему свидетеля случившихся событий.

Продавец апельсинов немного помялся, прежде чем ответить.

- По-видимому, хроноклазм.

Полицейский извлёк из кармана шариковую ручку и небольшой блокнот.

- Хро... как это пишется?

+ - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - + - +

В интернет-кафе "Нирвана", несмотря на явную анахронистичность сего предмета, постоянно работало радио. Владельцу кафе Валерию нравилось слушать новости местной радиостанции в качестве фона, сводя дебет с кредитом и философствуя о вечном.

- Сегодня в три часа дня на центральном рынке нашего города произошла гибель человека в результате хроноклазма. Напоминаем нашим радиослушателям, что это уже не первый зарегистрированный случай, когда гражданин России погибает от рук своего двойника из будущего. Депутат Зюганов выступил с публичным заявлением, что при Советском Союзе такое бы ник...

Валерий убавил громкость приёмника, слегка выругавшись. Да что же это такое - и так настроение с утра ни к чёрту, так тут его ещё и новостями норовят усугубить.

Он пощекотал кончиком авторучки свою нижнюю губу, глядя на лежащий перед ним клетчатый бумажный листок.

Так избавляться от своего заведения и переводить деньги в иную область - или всё же не стоит рисковать?..

Коммерческий риск неизбежен в любом случае, но...

Он нахмурился, косясь краем глаза в сторону приглушенного радиоприёмника. Насколько легко было прежде, когда последствия неверного решения угрожали тебе лишь со временем и лишь постепенно. То ли дело теперь - ошибёшься фатальным образом, будущее придёт к тебе домой и тебя накажет.

Оно такое.

Правда ли, что существует Одиннадцатый Круг Ада, на котором
тебя заставляют пить горький кофе и смотреть на заоконный
танец снежинок в свете фонарей, - вечно?

Кофе и фонари, или На Одиннадцатом Круге

- Не столь уж и плохо, - произнёс полноватый индивидуум в старом пропотевшем свитере, делая ещё глоток из пузатой кружки. Чуть поморщился, глядя на тёмно-коричневую жижу.
Перевёл взгляд в сторону окна, за которым кружила метель. Кроме окна, метели и кофе было особенно не на что смотреть.
- Кто выдумал, что это - наказание? - риторически вопросил он.
- Люди действия.
Реплика эта прозвучала со стороны сидящего напротив субъекта в чёрной кожаной куртке, перекатывающего меж пальцами небольшой серебристый напёрсток и изучающего индивидуума в старом свитере пристальным взглядом немигающих серых глаз. Любителю полицейских телесериалов сей субъект бы напомнил участкового психолога.
Впрочем, у участковых полицейских психологов глаза редко бывают столь серыми.
Без малейшего оттенка.
- Понимаю, - человек в свитере усмехнулся. - Люди действия. Волевые яркие люди. Преобразовывающие мир. Я был знаком с парой таких индивидуальностей. Никогда не мог постичь целиком. Они искренне любят выбор, неопределённость, хотя неопределённость может и убить - или принести страдания. Предпочитают действовать, даже если действие бессмысленно, просто ради того, чтобы внести элемент неизвестности в сложившуюся законченную мозаику.
Он с глухим стуком поставил кружку кофе на стол.
- Для них Одиннадцатый Круг был бы действительно Адом. Место, где нельзя ничего изменить.
Чайная ложка со звоном коснулась дна кружки.
- Никак. Никогда.
Помешивая кофе, человек в свитере вновь устремил свой взгляд в сторону чуть заснеженного окна.
- Мне же здесь нравится, пожалуй. Обстановка поездного купе. Чувство, подобное испытываемому мною лишь в ранней юности во время ночных прогулок. Чувство, будто бы ты - пусть тогда лишь на краткое время - вышел из потока и теперь никому ничего не должен. Сидишь и размышляешь. О жизни и её следствиях. О низменном и абстрактном. Хочешь - просто фантазируешь и переносишь себя в вымышленные миры.
Голос человека почему-то чуть дрогнул.
- В сущности, я и прежде так жил. Пил кофе и смотрел в окно. Всегда. Но прежде от этого периодически отвлекала то одна, то другая забота, на меня давил страх перед неизвестностью, болью, социальной неприспособленностью, смертью. Теперь этого нет. Разве не счастье?
Он перевёл взгляд на собеседника.
- Может быть, я попал сюда по ошибке? Неизвестные метафизические силы не могли перепутать Круги?
Собеседник ничего не ответил.
- Что ж... ладно.
Подцепив ложечкой случайно попавшую в кофе пылинку, человек в свитере осторожно стряхнул её на пол.
- В конце концов, в моём положении глупо было бы возражать.

Через сто пятьдесят два года.

- Я уже рассказывал об Оксане? Моей школьной однокласснице, которую мне довелось поймать в столовой прямо во время обеда за несколько фривольным занятием?
Собеседник не отвечал. Флегматично откинувшись на спинку деревянного стула, он изучал ничего не выражающим взглядом чуть закопчённый потолок.
- По меркам того времени, конечно, - добавил человек в свитере.
Сделав совершенно механически ещё глоток кофе, усмехнулся. Смешок вышел точно таким же механическим, как и сделанный перед тем глоток.
- Тогда вообще были весьма забавные времена. Совмещённое взаимонапластование старой советской пуританской морали и пришедшего с Запада через киноиндустрию и Интернет нового мышления. Контраст меж поколениями стал остр как никогда, практически любого достаточно просвещённого молодого человека тех времён можно было с высокой вероятностью успешно шантажировать перед его "старыми советскими" родителями угрозой публикации компромата о тех или иных его личных увлечениях. Причём этой нелепой раздвоенностью морали многие нехорошие силы неоднократно и с успехом пользовались...
Голос человека в свитере постепенно угас и стих.
Со странной смесью робости и надежды он взглянул на визави.
- Вы... знаете, что сейчас на Земле? Человечество существует? Вышло в космос? Что с... с Россией?
Собеседник привычно промолчал.
- Ну да... действительно. Откуда мне знать, сколько...
Взгляд человека в свитере бессильно обвёл помещение.
- Здесь нет календаря.

Через тысячу сто шестьдесят четыре года.

- Она мне нравилась. Она была странной. - Фразы разделялись долгими промежутками. Как и подобает в мире, где время не имеет никакого практического значения и где единственный имеющийся собеседник абсолютно безучастен. - Будто бы совмещая в одном своём лице Свет и Тьму...
Фразы, лишённые истёршейся за века интонации, ложились очередным по счёту слоем на стены комнаты. Казалось, что комната уже почти целиком покрылась изнутри руладами слов.
- Я до сих пор не знаю, правильно ли я поступил, прислав ей линк на ту книгу. Кто знает, к чему это могло её подтолкнуть? Чем это могло откликнуться ещё для кого-то?
Можно было не говорить вслух. Можно было думать и грезить, не делясь внутренним содержанием своих мыслительных процессов с соседом по комнате.
Но от этого ничего не менялось.
Взгляд человека в свитере упал на редко замечаемое им пятнышко в потолке - за всё время пребывания его здесь замеченное им не более пары сотен раз - и сей элемент оформления всколыхнул в его уме некие ассоциации, заставив его мысль вырулить на относительно непроторенную тропинку.
Тропинку, которой прежде его ум касался не более двадцати раз.
- Странно, - произнёс он с почти живой интонацией. - Ничего ведь не было. Вы понимаете, ничего ведь не было. Ни в тот раз, ни в какой бы то ни было ещё. Как я уже говорил - ничего, стоящего запоминания. Казалось бы, почему бы мне тогда не выкинуть эти воспоминания и не придумать другие? Но я...
Собеседник бесстрастно молчал; тем не менее на миг человеку в старом свитере будто бы померещилось с его стороны некое чувство.
Ирония.

Через миллион лет.

Человек в пропотевшем свитере тесно обхватил руками кружку, сжимая её ладонями с обеих сторон и словно бы весь съёжившись над нею - будто стремясь впитать каждым квадратным сантиметром собственной кожи исходящее от кружки тепло.
- Кофе не кончается, - с некоторым удивлением вновь отметил он. - Пью его, пью - а в кружке столько же.
Он посмотрел на собеседника, испытывая странное чувство, будто это на сей раз не выработанный за тысячелетия и отточенный до автоматизма чисто механический жест.
- Что будет дальше?..
В серых глазах без мельчайшего оттенка он прочёл ответ.
- Вот как?.. - голос человека в свитере упал.
Вздохнув, он стиснул пальцы вокруг ручки кофейной кружки.
- Что ж...