Сообщений в теме: 589

[Wrundel]

согласен, если мертвяки встали и пошли, то сразу ищут соответствие с голливудом. Но я не вижу там голливуда. Вижу мертвяков ушедших по своим мервяковским делам. Мне по барабану куда. Главное гг бежит куда-то от ужаса и боли. Это страшно. Бежать можно вечность. И не согласен с критикой работы сенса по поиску причин войн. Нормально с поиском, нормально с причинами. Плохо с отсутствием описания момента проникновения в причину и работы сенса. Сильный сенс свалил бы лишних мертвяков. Это мелочи, наверное. Наверно гг устал от работы.

[ka3a4ok]

Дивов, Мастер собак. Самое близкое, но все равно не похожее. Автор отлично справился.

[Ртуть]

согласен, если мертвяки встали и пошли, то сразу ищут соответствие с голливудом. Но я не вижу там голливуда. Вижу мертвяков ушедших по своим мервяковским делам. Мне по барабану куда. Главное гг бежит куда-то от ужаса и боли. Это страшно. Бежать можно вечность. И не согласен с критикой работы сенса по поиску причин войн. Нормально с поиском, нормально с причинами. Плохо с отсутствием описания момента проникновения в причину и работы сенса. Сильный сенс свалил бы лишних мертвяков. Это мелочи, наверное. Наверно гг устал от работы.

Скорее всего - Вы правы.

Дивов, Мастер собак. Самое близкое, но все равно не похожее. Автор отлично справился.

Надо бы когда-нибудь почитать и Дивова.

[Miss Ulyana]

За маской Ртути закрепилась соответствующая репутация.
Рассказ сильный, но мне не понравился. Знаете, бывает как "Танкетка" из сборника "Новогодний дозор" - сильно, но до такой степени ужасно, что не описать словами. Тут, конечно, не так ужасно. Но и, боюсь, не так сильно. Насчёт грамматики и прочей техники, увы, ничего сказать не могу - слушала чтение вслух, но точно есть опечатки, что не добавляет плюсов рассказу. Сама идея, если не ошибаюсь, где-то уже была. Подозрение в авторстве есть, надеюсь, что оно не оправдается.
Не понравилась, в первую очередь, идея. Предсказуемо, я полагаю. Ртуть, простите.

[Ртуть]

СЛИШКОМ МНОГО уменьшительно-ласкательных суффиксов.

Каюсь, переборщил с суффиксами.

Три? Или в каком смысле?

Конечно же, Три.

Рассказ сильный, но мне не понравился.

Хорошо, что сильный хоть. Дерзну счесть за комплимент.

[МОРРА]

Задумка в чём-то даже интересная…
Однако, если покрутить воображением, всё-таки вторичная…
Приходится соглашаться с Зицом – Голливуд к этому рассказу явно имеет непосредственное отношение. Ну дело даже не Зомби… Зомби – Зомбями – они утопали куда-то в болото и даже ни кого не съели. Дело в самой оболочке рассказа. Мальчик видит себя будущего и даже наблюдает момент собственной смерти. Вспоминается киношка «12 обезьян». Можно поспорить, мальчик тут не видел, как умирал он…, да и вообще внешне это был и не он вовсе. Как же, как же! Он, в рассказе пишется, что мальчик чувствовал взгляд неожиданного очкарика и даже чувствовал странную связь между ними… в общем, Автор счёл нужным напомнить о Голливуде. Ну, да и ладно. Произведение в чём-то даже завораживающее и интересное.
В общем, огромное спасибо Автору за страдание…

[МОРРА]

БЕЗДУШНЫЕ ТВАРИ

- Ты когда-нибудь поднималась на 19-ый этаж? – вопрос профессора застал Элен Браун - темноглазую брюнетку-секретаршу – врасплох. Она испуганно вздрогнула и разлила содержимое пластмассового стаканчика, только что извлечённого из кофейного автомата, по серо-жёлтой поверхности стола своего шефа.
Эрик Морс – учёный с профессорским стажем, чуть ли не вдвое превышавшим возраст неуклюжей Элен – задумчиво покачал головой, красноречиво украшенной взъерошенными клочками нечёсаных поседевших волос, кое-как прикрывавших гигантские проплешины в самых неожиданных местах, и удивлённо добавил:
- Ну?
Но секретарша и не думала огорчаться или смущаться своей неловкости. Она привычным движением смахнула цветастой салфеткой дымящуюся кофейную жижу на пол, громко чмокнула профессора воздушным поцелуем и равнодушно ответила:
- Поднималась, и чё?
- И чё – и чё, – скорчился Эрик, – и чё там?
- Кабинеты, – брюнетка наморщила лобик, как будто пытаясь вспомнить формулировку теоремы, о существовании которой никогда не подозревала, – кабинеты-кабинеты, все без табличек, без номеров.
- Ну и какого… – Морс хотел уже крепко выругаться, однако смог сдержаться, хоть и с трудом, - … ты там делала?
- Вы не представляете, – Элен сверкнула белоснежными зубами, – насколько ухоженная там уборная. У каждой раковины стоят флакончики с духами, и салфеточки ароматные разложены. А зеркало там такое чистое и огромное – во весь рост.
Эрик схватился за голову руками, и уже было начал выдирать остатки своих седых волос. Его совсем не интересовали подробности туалетных похождений секретарши. Зато волновался он явно не на шутку.
- Дура! – грубо перебил он болтовню Элен, – у нашего здания нет 19-го этажа.
- Как это нету, – взмахнула секретарша тоненькими ручками, – я сама в лифт зашла, нажала на верхнюю кнопочку, выхожу, смотрю – там 19-ый этаж. И там кабинеты-кабинеты. Я пошла по коридору, шла-шла и уборную нашла.
- Ну, а как ты спустилась оттуда, – промямлил Эрик, вытирая пот с покрасневшего лба, – тоже на лифте?
Брюнетка загадочно улыбнулась в ответ.
В этот миг профессор случайно взглянул на экран устройства, которое сканировало показания датчиков, вживлённых в тела всех работников данного заведения. Эрик побледнел. Устройство сообщало, что в кабинете находится он один.
В ту же секунду прошелестел, отворяясь, шлюз лабораторной кабины, и оттуда чинно и важно вышел Император Фридрих 917-й. Он прошествовал в самый центр кабинета, после чего снисходительно поклонился сначала даме, а затем Морсу.
- Упс, – хмыкнула Элен, – профессор, Вам же руководство запретило продолжать эксперименты с клонированием Императора. Империя решила, во чтобы то ни было, отыскать его наследников. А клоны, как оказалось лишены этой… как её… души. Я знаю, я сама из факса эту бумажку вытащила и прочитала.
- Пшла вон, – процедил сквозь зубы Эрик, изо всех сил пытаясь скрыть свой страх, – кофе мне добудь…, нового.
Секретарша не спеша вышла, а профессор, скомандовав застывшему на одном месте Императору, который, конечно же, являлся всего лишь его клоном: «Закрыть дверь!», вдруг всполошился и вооружился скальпелем. Он уже направился было к Фридриху с явным намерением перерезать ему горло, пока тот гордо шагал по направлению к двери. Но вдруг профессор остановился.
«Зациклится на запирании, – подумал он, – хотя, так и надо».
Эрик повалился на кресло, закрыл глаза, и часто всхлипывая, начал причитать. В памяти крутились лишь события последних двух недель, в течение которых он то и дело обнаруживал, что попал в безвыходную ситуацию, а потом находил какое-то решение, а потом с ужасом обнаруживал, что увяз ещё сильнее.
Именно около двух недель назад Империю потрясла ужасная весть – в результате удивительного дерзкого террористического акта, был разорван на мелкие кусочки доблестный и наисветлейший Император Фридрих 917-й. Правитель погиб в довольно юном возрасте – ему ещё и 49 лет от роду исполниться не успело. Так что наследников заиметь он не успел. А остальных своих родственников он самолично истребил, дабы они не покушались на трон. Но кто-то всё-таки покусился, и вполне удачно.
Но не об этом речь. Империя отчаялась было отыскать наследников в каком-либо из колен и дала столь отчаянное сколь и нелепое указание всем продвинутым кудесникам науки придумать что-нибудь, дабы не завершилась династия и трон не занял жестокий самозванец, пока ещё никому и неизвестный. Вот так и принялся профессор Эрик Морс разрабатывать идею о клонировании Фридриха. Однако очень скоро он решил от этой идеи наотрез отказаться, ибо его клоны, хоть и были похожи на погибшего Императора, как две капли воды, всё же никакими признаками самостоятельной личности не обладали. Как оказалось позднее, они и вовсе были лишены разума – могли распознать приказ о выполнении простейшего действия, да только на этом действии и зацикливались до бесконечности.
И это самое «зацикливание» имело любопытное, но в то же время, крайне устрашающее следствие. Клоны настолько упорно «зависали» на одном действии, что рисковали даже повредить саму структуру пространства и тем самым локально затереть его границы.
Короче говоря, Эрик решил свернуть свой эксперимент. А тут как раз и факс от руководства приполз с аналогичным запретом, под предлогом отсутствия у искусственных людей такой субстанции, как «душа».
Но вдруг профессор обнаружил, что его эксперимент послужил причиной ещё одного кошмарного побочного эффекта, который он ранее как бы и не замечал. А именно – случилось следующее: десятиэтажное здание Института, в котором работал Эрик, неожиданно выросло на несколько этажей. Что это за этажи, кто или что и зачем на них обитает, Макс решил не выяснять, будучи уверенным, что это было не что иное, как причуды переломанного пространства, переход к которому и открыли зависающие до бесконечности клоны. Профессор тут же вычислил, что, стало быть, зацикленность искусственных людей может также и закрыть эти переходы, если Фридрихи зависнут в их, уже искажённых, границах. Вся беда была в том, что к тому моменту Эрик только что перерезал горло последнему «Императору».
Пришлось делать новых, естественно, втайне.
И профессор добился результата. Ему удалось заполонить «Императорами» несуществующие этажи и те сумели «запереть» кривое пространство само в себе.
Слава Богу, оно, это пространство, имело самую простейшую структуру – под стать недоразвитым клонам. Оно просто не нашло пока возможности «полакомиться» живым разумом. Потому входы и выходы на нереальные этажи ограничивались лишь дверями лифта. Не было ничего проще – засадить клона в кабину подъёмника и приказать ему выйти в заданном месте. Именно там засланный Фридрих и создавал зацикленность. Причём, лифт продолжал двигаться, как и прежде. Работники Института не замечали никаких аномалий, ибо зависшие клоны на нереальных этажах проваливались в пространственное искривление, блокируя его самими собой, а лифт оставался в реальном мире.
Слава Богу, никто из работников не догадывался подняться выше десятого этажа до того момента, пока Фридрихи не «закрыли» собой выходы на них. Иначе кривое пространство, впитав логику разума, быстренько нашло бы лазейку и волной рвануло бы наружу. А тогда произошло бы неизвестно что!
Вот только Эрик не учёл того, что, создавая новых клонов, он «строил» и новые нереальные этажи. Так что, профессору приходилось очень и очень торопиться, чтобы зациклить очередной выход.
А вчера ему показалось, что он не успел. Хотя нет, теперь он уже был уверен в том, что не показалось.
Примерно в полдень вчерашнего дня затрещал переговорник. Эрик взглянул на информационную панель и онемел от ужаса. С ним хотел связаться 19-ый этаж. Спокойный девичий голос сообщил из динамика переговорника: «Я спускаюсь».
Это значило то, что кривое пространство заманило в свои владения реального человека.
Это значило то, что кривой мир уже пытается пустить корни разума.
Это значило…
Профессор, конечно же, принялся в самом срочном порядке выводить несчастных клонов и засылать их наверх – блокировать выход на «заговоривший» этаж.
Однако, ровно через час пришло новое сообщение. Голос, так сильно напоминавший заносчивый говорок его секретарши, выдал следующее: «Я спускаюсь. Зачем…».
Спустя несколько часов хныкающий профессор отослал наверх более двух десятков клонов, но передатчик так и не думал замолкать.
Профессор пытался зажимать уши, но голос Элен Браун как будто вгрызался в его мозг:
«Я спускаюсь. Зачем они. Что с ними будет».
Морс не отвечал. Он лишь бредил полушёпотом:
«Что с ними? С кем — с ними? С ними — ничего, они — никто, бездушные твари. А ты... ты, косметичка пудренная, ты-то думаешь, что теперь с нами?..»
А сегодня утром красотка Элен сама посетила кабинет профессора и расплескала горячий кофе по серо-жёлтой поверхности стола.
Эрик прогнал секретаршу, и она вышла вон. И всего-то.
Стоило волноваться?!
Профессор и не подумал бы волноваться, если бы не одна мелочь. Существенная мелочь. Устройство, которое сканировало показания датчиков, вживлённых в тела всех работников данного Института, не фиксировал Элен Браун.
Но брюнетка покинула кабинет, спокойно покинула, и теперь важно было то, чтобы она здесь больше не появлялась.
Поэтому Эрик и не перерезал горло клону Императора, который сейчас зациклился на том, что бесконечно запирал входную дверь.
Слушая музыку звона ключей и щелчков замка, Морс немного успокоился, отворил потайной люк чёрного хода и послал туда свежих клонов Фридриха 917-го, выползающих из лабораторной кабины, с приказом двигаться к лифту.
- Выйди на 19-ом этаже, — сказал он каждому из них.
В успехе этого предприятия профессор не был уверен, так как для того, чтоб добраться от люка чёрного хода до дверей кабины лифта, нужно было преодолеть несколько поворотов в коридоре, где клоны рисковали преждевременно зависнуть.
Но в данный момент Эрик хотел лишь одного — чтобы кривой мир вместе с ужасающей красоткой-секретаршей не проник в его кабинет.
А дальше? О том, что будет дальше, он старался не думать.
«Что будет с ними? Что с нами будет...» — периодически всхлипывал он.
И тут профессор вспомнил, что прошло-то уже более часа, а проклятый переговорник молчал.
«Неужели получилось», — осторожно подумал Морс, но в тот самый момент в дверь постучали.
Эрик сел. Фридрих 917-й продолжал звенеть ключами и щёлкать замком.
А голос за дверью, несомненно принадлежавший Элен Браун, спокойным тоном произнёс: «Я спустилась».
Клон уронил ключи, однако сразу же нагнулся, поднял их и продолжил возиться с замком.
Стук повторился несколько раз. И вот уже несколько голосов, странно похожих на голос секретарши, сообщали вразнобой: «Я спустилась».
Клон ронял ключи, поднимал и копался в замке. А в дверь уже колотили с бешеной силой. Казалось, что сотни, тысячи Элен Браун кричат, шепчут, рыдают, визжат, смеются и поют: «Я спустилась».
Профессор Эрик Морс сидел в своём кресле и молился, хотя совсем не умел этого делать. Никогда он не верил ни в Бога, ни в Рай, ни в Ад, но сейчас готов был на всё, лишь бы это кривое пространство убралось прочь.
И вдруг всё затихло. Даже клон перестал щелкать замками. Даже неслышно стало заунывного гула камеры для создания искусственных людей.
Эрик приоткрыл глаза. Попискивало лишь устройство, фиксирующее его, профессорский, датчик. Он один в кабинете. Морс нахмурился, странная догадка посетила его голову. Он поменял масштаб экрана так, чтобы сканировать всех, кто находился в Институте. Профессорский датчик продолжал одиноко попискивать. Он один.
В Институте? В мире? В каком мире?
«Открой», – произнёс за дверью голос брюнетки-секретарши.
Император Фридрих 917-й отошёл в сторону.
Дверь отворилась.
06 августа 2014

[МОРРА]

Работа над ошибками

Как только отворилась входная дверь, а значит – искривлённое пространство бурным потоком хлынуло в кабинет Морса, профессор бросился было в сторону, рассчитывая спрятаться в шкаф, или под шкаф, или на шкаф. Но вовремя вспомнил, что шкафов подходящих габаритов, да и вообще шкафов, как таковых, у него нет и не было.
Громко зацокали каблучки, и в кабинет неспешным шагом прошествовала Элен Браун. Боже, она зачем-то надела сейчас очень уж облегающее тело тёмно-блестящее вечернее платье, вдобавок - слишком откровенное. Профессора бросило в жар, однако, как ему показалось, уже не по причине страха.
Почему же раньше он не замечал, насколько длинные, стройные и ровные ноги у Элен. Почему-то не замечал, а вот сейчас и глаз оторвать не мог.
«Надо бы запретить ей носить брючки, – подумал Эрик, – да и юбку».
Он вовремя одумался, вспомнив, что секретарша, вероятнее всего, теперь вовсе и не человек, а если и человек, то – покорёженный искривлённым миром.
«Мир кривой, а ножки-то какие прямые», – не мог не отметить он, после чего старательно затряс головой и решил уже дополнительно ознакомиться с показаниями устройства, фиксировавшего всех работников Института, дабы ещё раз подтвердить свои опасения. Но Эрик поднял глаза и тут же понял, что на экран монитора смотреть ему уже совсем не хочется. Высокая грудь Элен, наполовину освобождённая глубоким вырезом декольте, чувственные алые губы, тёмные глазки, томно стреляющие ему прямо в сердце – вот что заслуживало восхищённого профессорского взгляда.
А проверить реальность своей секретарши можно ведь и иным, более приятным способом. Эрик тупо улыбнулся и уже протянул руку для того, чтобы ущипнуть Элен за одну из существенно выступающих частей её прекрасного тела, так притягательно полуоткрытых для волнительного созерцания.
Но вдруг за спиной у профессора кто-то так громко и резко чихнул, что дрожащая рука седовласого раба науки вместо невинного щипка совершила весьма ощутимый хук прямиком под глаз красавицы.
Элен громко всхлипнула и тут же принялась освещать искривленное пространство кабинета подглазным фонариком.
А разъярённый профессор, оглянувшись в сторону источника чиха, встретился лицом к лицу с клоном Императора Фридриха 917-го, о существовании которого уже успел позабыть. Эрик сразу же решил перерезать наглецу горло, но в карманах почему-то не находилось привычного перочинного ножичка. Неожиданного нашлась давно потерянная бесследно, древняя открывашка. Профессор, выставив её перед собой пошёл в наступление на клона.
- Да бросьте Вы, профессор, я ж в этом мире уже не клон, – усмехнулся Фридрих.
- Логика?! Хм, – оскалился Эрик, – я все занятия по Логике заколол в своё время, а сейчас этой древней открывашкой заколю и тебя, тупой Фридрих 917-ый.
- Профессор, – устало всплеснул руками бывший клон,а – научитесь же, в конце концов, правильно произносить моё наименование. Ну никакой же я не 917-ый, а Фридрих 9-ый, или 1-ый, или 7-ой. Все циферки через «или» произносятся, в крайнем случае – через запятые. Я полагаю, Вы всё-таки в курсе вопроса о трёх спорных системах исчисления моей династии.
- Да хоть миллионный, мне всё равно, – скрипнул обоими зубами Эрик, – главное, что сейчас ты тут третий, а третий – лишний.
- А вот в арифметике Вы, как я вижу, преуспели, – съязвил Фридрих, медленно отступая к стене.
- Тоже колол, – пробурчал профессор, – за Нобелевкой гонялся, некогда мне было.
- Уймитесь, Босс, – решила вдруг вставить своё слово Элен,а – и прекратите поднимать подобные темы. Учтите, что в рейтинге моих симпатий Вы вряд ли сможете рассчитывать даже на предпоследнее место.
Однако профессор, который по логике должен был бы огорчиться либо разгневаться, продолжал широко улыбаться. Его голова особенно бодро подёргивалась, да и коленки дрожали сильнее обычного, но он улыбался. По-молодецки взмахнув редкими обрывками своих седых волос, Морс, не говоря ни слова, удалился за двери лабораторной комнаты. Если честно, можно было подумать, что профессор просто-напросто съехал с катушек. Наконец-то съехал и без надежды на возвращение.
Однако через пару минут он вернулся обратно, но уже не один. Эрик вёл за ручку настоящего красавца.
Красавец вышагивал рядом с профессором очень медленно и гордо, высоко задрав идеальный, с благородной горбинкой, нос и свысока взирая на собравшихся идеальными голубыми глазами. Идеальные светлые волосы красавца были идеально уложены в идеальную причёску. А ярко бардовый пиджачок, как и оранжевые коротенькие брючки, и зеркально начищенные сапожки, поверх которых были выправлены кружевные носочки по последней моде, и вышитый под хохлому галстук поражали своей чистотой, свежестью и... (угадали?) идеальностью. А вот как только взгляд красавца наткнулся на пышногрудую секретаршу, его глаза засияли чуть ли не ярче её подглазного фонарика.
- Познакомьтесь, любезные, — представил юношу профессор, — это мой личный клон. Вот таким мерзавцем был я лет восемьдесят назад, когда только-только разменял первый полтинник. Быть может, он займёт более высокое место в Вашем личном рейтинге, о сексуальнейшая Элен?
- И займу! — гордо воскликнул молодой Эрик и тут же перерезал горло старому Эрику.
- Мурр, — мурлыкнула Элен Браун, заманчиво вздрогнув огромным бюстом.
- Мяу, — ответил мерзавец, резво увиливая от струек крови, хлещущих из бренного тела старого профессора.
- Es ist sehr schön, — прошептал Фридрих то ли 9-ый, то ли 1-ый, то ли 7-ой, смахивая со щеки искреннюю слезу, и бросился целовать руку юного профессора.
Эрик же в свою очередь принялся целовать нежные ручки Элен, опустившись на одно колено.
Однако всё великолепие этой сцены нарушил оглушительный грохот разлетающейся в щепки входной двери. Вслед за грохотом в кабинет ворвалось странное существо в блестящей каске и с пулемётом наперевес.
- Шо таки за бред?! — завопило существо и всех расстреляло.
- Natürlich! — согласились уже бездыханные трупы.
А существо подползло к неподвижной, но по-прежнему сексуальной секретарше, отломало ей руку и повело её вслед за собою вдоль по лунному лучу...
22 августа 2014

[МОРРА]

Отчёт о доставке

Был обычный предновогодний вечер. Не смотря на то, что часовая стрелка только-только миновала за отметину восемнадцати часов, на улице уже стемнело. Мелкая крупа снежинок медленно и, как будто бы даже лениво, кувыркалась в ловушке ласкового света зажженных фонарей. Сегодня заметно приморозило, не так, конечно, чтобы нудно сетовать по поводу зимних холодов (хотя, придёт ещё и для этого время), а как раз вполне достаточно, по-новогоднему как-то. Я посмотрел в окно и улыбнулся. В доме напротив светились почти все окна, однако мало кто торопился зажигать разноцветные огоньки гирлянд – видимо, народ ждал полуночи или, хотя бы, более поздних часов.
В общем, стоял самый обычный предновогодний вечер.
Казалось бы.
Ведь не всегда, если честно, получается «как всегда».
Вот, в прошлом году праздник не удался. И не было никакого смысла выражать свои недовольства по этому поводу, поскольку жизнь идёт своим чередом, не сверяясь при этом с красными датами календаря, придуманного нами, людьми, для нас же, людей.

Я отошёл от окна, сел в мягкое кресло, взял с табуретки разделочную доску, положил себе на колени и продолжил резать салат. Любую нарезку и любые салаты всегда доверяли мне, не смотря даже на то, что я, забирая все необходимые ингредиенты в комнату, предпочитал орудовать ножом именно там, а не на кухне. А сейчас, к тому же, кухня была занята – там мама что-то тушила-пекла-жарила, строго-настрого запретив ей мешать. Отец был там же, как всегда хмуро и недовольно отчитывая массивную рыбью тушу, которая не собиралась размораживаться из-за того, что её забыли вовремя достать из морозилки.
А я предварительно утащил из кухни необходимые продукты в комнату, обложился ими со всех сторон, и вот теперь сижу на мягком кресле и спокойно режу салат. Я, конечно, понимаю, что неправильно, восседая на кресле, резать всякие продукты прямо в комнате, но каким-то образом – я сам и не знаю, каким – у меня получается не мусорить нигде и ничем. А иначе мне и не доверили бы это сложное дело. Все так и говорят – в тебе, мол, умер повар. Но я-то отлично знаю, что никто во мне пока не умирал, да и не рождался никто пока.
Всё было достаточно мирно – стоял предновогодний вечер.
Света – моя сестрёнка – возилась со всяческой блестящей мишурой, пытаясь озарить праздничным блеском каждый уголок дома. Её маленький сынишка, Артём, возился на полу, посвятив всё своё внимание любимым машинкам, громко урчал, тарахтел и гудел. Мама, как я уже упоминал, что-то жарила-тушила-парила на кухне, а отец нервно размышлял о том, что же делать ему с замороженной рыбиной. А я резал салат. В общем, стоял, казалось бы, самый обычный предновогодний вечер.
Однако настроение у всех было не совсем обычным для такого дня. Нельзя сказать, что и в этом году дух Нового Года намеревался стороной обойти наш дом. Нет, скорее всего нет. Просто как-то тревожно было на душе, тревожно из-за предстоящего события, которое никак не будет связано с наступающими праздниками, однако станет не менее значительным. Должно будет стать. Рискну сказать, что никто из нас не верил в вероятность этого события, но почему-то каждый надеялся, что оно произойдёт. И потому-то на душе у всех было тревожно. Даже маленький Тёмка что-то чувствовал, то и дело странным образом замирая в процессе своей игры и поглядывая на дверь.
Тем временем в комнату заглянула мама. Она устало вытерла лицо, хмуро кивнула в сторону часов и с какой-то смущённой грустью в голосе, странным образом разбавленной жадным нетерпением, произнесла:
«А ведь как раз времени-то столько было…»
И в этот самый момент наше неловкое и напряжённое ожидание потревожил колокольчик дверного звонка. Мать тут же скрылась на кухню, а отец оттуда так и не выходил. Сестра, уставившись себе под ноги, неподвижно застыла, словно вкопанная, а Артёмка…, а что Артёмка? Его бы никто к двери входной и не подпустил бы. Я тяжело вздохнул, понимая, что открывать придётся мне.

Мы всегда, насколько я себя помню, в предновогодний вечер ждали в гости тётю Надю – мамину сестру. Она жила в деревне – там, где я проводил свои летние месяцы, пока считался ребёнком. Нет, сначала-то, когда всё было особенно хорошо, тётя Надя приезжала вместе с нашей бабушкой. Потом бабушка ушла туда, откуда не возвращаются, и тётя приезжала уже в одиночку. Нам с сестрой всегда очень нравились эти визиты, во время которых в нашем доме чудесным образом поселялись мир и покой. И порой мне даже казалось, что именно тётя Надя приносит за собой волшебный Новогодний дух. Однако, примерно на второй же праздничный день наша гостья очень спешно начинала собираться к себе в родную деревеньку.
«Да что ты, – дружным хором отговаривали мы её, – хотя бы пару деньков, хотя бы денёк, погости ещё».
Но тётю Надю очень трудно было заставить отказаться от своих первоначальных планов. Её, видите ли, ждёт – не дождётся родная одинокая деревенская квартирка…

А год назад, ровно год назад, всё изменилось и Нового Года не состоялось. Не стало в прошлом году Нового Года, потому что не стало тёти Нади. Или, как сейчас принято говорить – она ушла. Вот такая странная взаимосвязь.
Нет, не подумайте, на самом деле год-то новый тогда наступил, куда же он денется, мы же не в страшной сказке живём. Но нам не пришлось его встретить, вместо этого пришлось провожать родного человека. Занятие это тяжкое, неприятное, грустное и тоскливое, однако обязательное. Вышедшую из эксплуатации оболочку необходимо предать земле – таковы уж правила.

Но в этом году правила немножко поменялись, и менялись они в течение всего года. Потому я и бежал сейчас отпирать дверь, сам удивляясь себе, насколько рефлекторно отреагировал на звонок. Было такое чувство, что сейчас я отопру двери, и всё будет, как всегда…, как раньше.
Бежал отпирать дверь именно я, потому что никто более не решился подняться с места. Хотя, наверное, и не только поэтому. Всегда, как только раздавалась такая же знакомая трель колокольчика ещё в те – прошлые – предновогодние вечера, всегда бежал отпирать именно я.
Щелчок замка – такой резкий и пронзительный в застывшей вязким и невидимым туманом тишине нашей квартиры. Только тревожное ожидание чего-то невозможного горячим током пульсирует в голове. Горячая ладонь как будто бы примерзает к холодному металлу дверной ручки. Ведь это невозможное здесь, прямо передо мной. Оно скрыто от меня за преградой, за такой тонкой ненадёжной преградой, которая с привычным скрипом отступит, стоит лишь совершить одно движение рукой для того, чтобы принять это неведомое… или не принять.
Что ж, от ожидания никому легче не станет. Тем более уже раздался второй звонок, столь же нерешительный, однако уже слегка окрашенный оттенками нетерпения.
Я распахнул дверь. Резко распахнул и широко.
Коридорная лампочка шипела и потрескивала, с великим трудом справляясь с задачей освещения нашей площадки. Почему-то свет в коридоре казался слишком тусклым и каким-то мерцающим, если можно так сказать. Однако и света этой уставшей лампочки мне оказалось достаточно для того, чтобы разглядеть гостя.
Вернее – гостью. На пороге нашей квартиры стояла молодая симпатичная женщина. Но я её не знал. Я-то её не знал и поэтому тут же и сразу же захотел спустить незнакомку с лестницы. Потому что её внезапный визит показался мне злобной насмешкой. Я очень ждал чего-то, но ждал вовсе не молодую незнакомку. Всё это не могло быть смешным, и мне, ей-богу, было не смешно. Я даже сделал шаг вперёд, намереваясь вытолкнуть гостью вон.
Однако женщина почему-то восприняла этот мой шаг как-то по-иному, по-своему. Она раскинула руки в приветливом жесте, как будто намереваясь обнять. Я почему-то остановился как вкопанный. Чёрт возьми, на что же это похоже. А незнакомка улыбнулась и сразу же перестала быть незнакомкой. Нет, это, конечно же, была улыбка совершенно другой женщины, и губы были другие, и глаза другие и, вообще, другие черты лица. Но в тот момент, когда эта женщина улыбнулась, она стала до боли знакомой. Как будто бы кто-то родной смотрит на меня откуда-то – глубоко изнутри этой женщины и улыбается мне.
Наверное, я тоже улыбнулся, я не помню. Я просто уже не мог скрывать свои ощущения под панцирем надуманной неприязни. Этим родным человеком была Она, именно Она, упакованная в оболочку незнакомой молодой женщины.
- Тётя Надя, – прошептал я.
Женщина кивнула, легко приобняла меня, точно так же, как обычно это и делала Она, прошла в прихожую и, оживлённо топчась на маленьком коврике, громко и приветливо крикнула, нарушая густое и напряжённое безмолвие нашей квартиры:
- Привет, родные!
Точно так же, как всегда.
И тут началось. Маленький Тёмка с радостным криком выскочил из комнаты, не забыв споткнуться о выпуклый порожек и артистично растянуться на полу, заливаясь при этом счастливым смехом. Ему-то чего, он был ещё слишком несмышлён, чтобы понимать, насколько эта ситуация необычна, по крайней мере – для нас.
Сестра тоже наконец-то оставила свою мишуру в покое и быстренько подошла в прихожую. Даже не заметив моего волнения, она приблизилась к женщине, внешне совсем-совсем незнакомой, и крепко обняла её. Видимо, Света ни секунды не сомневалась, даже не посмела подумать о том, что перед ней не её тётя.
Выглянул из кухни отец, непонимающе нахмурился и удалился обратно. А вот мама почему-то не выходила.

Мы сидели на мягком диване – втроём – я с сестрой, а между нами – тётя Надя. Тёмка громко и старательно катал машинки по полу. Весело и непринуждённо болтая о чём-то несерьёзном и отвлечённом, мы наперебой вспоминали случаи из недалёкого прошлого. Однако я, да и Света, наверняка, тож, никак не решались спросить о само главном, что, кажется, было и так понятно. Хотя очень хотелось это услышать.
И вдруг тётя Надя, приставив указательный палец к губам, призывая нас к тишине, заговорщически подмигнула и неожиданно громко крикнула в сторону двери.
- Ну, что же ты там стоишь? Проходи к нам – веселее будет!
В комнату несмело вошла мама. Она до сих пор оставалась в фартуке, а руки были мокрыми оттого, что она их только что помыла. Мама примерно с минуту просто молча смотрела на молодую женщину. Но потом я заметил, как она осторожно, как будто бы в подтверждении собственных мыслей, кивнула, а на глазах готовы были выступить слёзы.
Женщина взглянула в её сторону, покачала головой и, шутливо нахмурившись, попыталась успокоить:
- Ну, что же ты, ну, не надо. Ну, привет же, сестрёнка
Услышав эти слова, мама уже не могла остановить слёз. Но при этом она улыбалась и принялась суетиться вокруг своей сестры, заботливо предлагая то чайку, то покушать.
- Нет, – спокойно отвечала Надежда на её заботу, – мне теперь этого не надо.
И тут почему-то все замолчали, а я подумал:
«Самое время. Вот он, момент, когда наконец-то заблистал первый маячок из того мира. И этот момент никак нельзя упускать».
И я решился.
- А как ты там? – осторожно спросил я, – и что там?
Женщина задумалась и в течение пары минут так и молчала, оставаясь абсолютно неподвижной. Только потом Надежда ответила мне:
- Там очень хорошо…, мне очень хорошо, – она пожала плечами, – я ничего не могу сказать об этом месте. Тем более, что это даже и местом-то назвать нельзя. Трудно объяснить…, это невозможно объяснить. Единственно, что могу сказать, так это то, что там легче, и там мне уже не холодно и не больно…, вернее, я забыла, что такое холод и боль.

Тётя Надя ушла из жизни ровно год назад – в последний вечер уходящего года. Уходила она очень тяжело и болезненно. А месяца через три после её ухода Надежде исполнилось бы шестьдесят лет.
Уже давно она сильно простудилась, и с лёгкими стало происходить что-то очень нехорошее. Надя по каким только врачам не моталась – никто даже с диагнозом определиться не мог. А здоровье не могло ждать, оно ухудшалось, и дышать становилось труднее. И вот в прошлом году нам позвонила Надина соседка, которая по мере сил приглядывала за ней, поскольку тётя жила совершенно одна. Соседка ошарашила нас новостью – скорее всего Надежда не дотянет до Нового Года. А ведь сама тётя даже и не сообщала нам о том, как ей плохо, не хотела беспокоить. К ней поехала наша мама, мы же с сестрой остались – она работала, а я учился. Да и не могли мы до конца поверить в то, что тёти Нади не станет. А её и не стало.
В последний свой вечер – последний вечер прошлого года – она приподнялась на постели, с которой уже не могла вставать, и, крикнув в пустоту комнаты «Мама!», ушла.
А потом были мероприятия – тяжкие, неприятные, грустные и тоскливые, однако обязательные. На них присутствовали все.

Мы ещё немного поболтали, повспоминали прошлое. А потом молодая симпатичная женщина, которая в эти часы была нашей тётей Надей, сказала, что ей пора.
- Там нет времени, как такового, – говорила Она,- никто за ним не следит. Но здесь мне долго оставаться тоже нельзя. Я должна была сообщить Вам о том, что мне хорошо. Я сообщила, и теперь мне пора.
Нам очень не хотелось, чтобы она уходила, а Светка даже чуть было не расплакалась.
- Ну-ну, чего ты? – улыбнулась тётя, – большая уже, вон малыша какого бойкого растишь.
В ту же секунду Тёмка, громко топая, подбежал к женщине и крепко обнял её за ногу.
- Бойкий малыш, – рассмеялась она, – очень хороший, не обижайте его.
А потом тётя Надя ушла. Обнялась крепко с каждым из нас, пожелала мне отлично закончить выпускной класс, а остальным – удачи в работе и крепкого здоровья. И ушла.
Ушла теперь навсегда и попросила не провожать. Лишь сказала на прощание привычное:
«Пока, родные!»

А мы остались. Некоторое время мы сидели молча и неподвижно. Каждый из нас не решался даже пошевелиться, хотя, казалось бы, мы готовы были тут же сорваться с места и, замкнувшись в собственных мыслях и воспоминаниях, продолжить те дела, которые были прерваны неожиданным, но столь ожидаемым визитом. Мы отлично понимали, о чём думает каждый из нас, как будто бы читали мысли друг друга. Потому и говорить о чём-то, высказывать какие суждения, считали занятием излишним и необязательным.
Мы бы так и сидели – молча и неподвижно, наверное, до самой полуночи, если не дольше, если бы внезапно загремевший голос, возникший как будто бы из ниоткуда, не нарушил эту тягучую тишину. Я испуганно вздрогнул и очнулся. Ну, конечно же, ничего удивительного. Просто Тёмка обнаружил оставленный кем-то на журнальном столике пульт и без спросу включил телевизор. А там, по телеящику, словно повинуясь закону случайных совпадений, шла беседа, как раз о том, о чём все мы тут так боялись думать.
- …подводим самые впечатляющие итоги года уходящего, – бодро вещал телеведущий, – и, конечно же, нельзя оставить без внимания самое уникальное событие в науке нашего отечества, которое буквально взбудоражило весь мир и потрясло каждого из представителей рода человеческого.
Собеседник ведущего, седеющий очкарик-толстячок, скромно поздоровался и лениво кивнул предполагаемым зрителям.
- И этими потрясениями мы все обязаны нашему дорогому гостю – профессору Илье Львовичу Желанному, – продолжал крикливый работник телевидения, – скажите, профессор, ходят слухи о том, что Ваше открытие до сих пор упорно не хотят признавать многие учёные лбы, и даже те, кто работа с Вами. И даже, несмотря на то, что именно Вы были удостоены Нобелевской премии за это открытие и на то, какой мощный резонанс имеет оно среди всего человечества. Правда ли это?
- К сожалению, это чистейшая правда, – согласился Желанный, – мои коллеги не желают видеть научной ценности моего открытия. Многие из них считают произошедшее обычным совпадением, а остальные просто-напросто пророчат крайне негативное будущее людям вследствие применения моего эффекта. Народ живой пугают, проще говоря.
- Почему же всё так странно складывается, объясните нашим зрителям? – деланно удивился ведущий.
- Дело в то, что я слишком много времени посвятил вопросам клонирования, – пустился в объяснения профессор, – много лет я собирал информацию, готовил материалы. И вот, наконец-то, в начале уходящего года я решился на глобальный эксперимент. Мы отобрали несколько молодых людей, отличавшихся идеальным здоровьем, и сотворили копии с их тел. Клоны получились замечательные, один в один повторяли свои оригиналы. Но они никак не хотели оживать. Мы запускали их сердца, но они тут же останавливались, по-прежнему оставаясь идеальными. Клоны не хотели жить, — грустно повторил Желанный, — и я был вынужден констатировать полный провал.
Профессор замолчал, но после того, как ведущий, пожав плечами, уж открыл было рот, намереваясь оживить внезапную паузу в беседе, опустил глаза и продолжил свой рассказ.
- А потом они стали оживать, — Желанный как-то грустно усмехнулся, — но это было совсем не то..., кто-то испугался, кто-то не поверил, но я готов был констатировать факт — оживающие особи ничего общего с нашими клонами не имели. Первым пошёл один мужчина. Мы стремились его остановить, дабы провести необходимые исследования, но он нас даже и не замечал. Мужчина имел цель. Он нашёл семью, в которой ровно год назад умер один из родственников, представился именем умершего и, заявив, что с ним там (профессор многозначительно указал пальцем куда-то вверх) всё замечательно. А потом мужчина попрощался и ушёл. С тех пор наши клоны с завидным постоянством оживают и отправляются успокаивать родственников умерших ровно год назад граждан, высказываясь именно от лица умерших. Причём, одни и те же клоны вполне могут поочерёдно представляться совершенно разными личностями. Так получается, что мои клоны являются своего рода носителями душ, которые считают нужным успокоить своих родных. Однако свои собственные тела, понятным образом, они уже износили. В общем, что я могу сказать. Понимаю, что себя расхваливать — не очень-то скромно, но факты налицо. По-моему, это огромный шаг в науке, самым непосредственным образом примиряющий её с духовными истинами человечества.
- Вы правы. Сперва духовенство приняло в штыки это явление, – хитро улыбнулся Желанный. — Но потом, когда стало известно о том, что родственники без доли сомнений узнают в клонах своих... хм... ушедших близких, церковь задумалась и постепенно поменяла своё отношение. Ведь народ не прекратил верить в Бога и царство небесное, не прекратил молиться. Напротив, убедившись, что царство это существует, что есть таки что-то там, за рамками жизни физической, народ стал намного требовательнее к собственной праведности.
- Получается, что небеса решились послать человечеству весточку, напомнить о себе? — удивился ведущий, — что же это такое? Как Вы можете объяснить причины этого явления?
- Мне кажется, всё очень просто объясняется, — ответил профессор, — некая глобальная мыслящая субстанция, которую человечество олицетворяет с божественным началом, и в существовании которой мы уже не можем сомневаться, просто-напросто обнаружила, что кроме людей появились странные особи. И они, эти особи вполне жизнеспособны, вполне могут обладать разумом, но почему-то остаются незадействованными. Потому субстанция и решала определить их таким вот незамысловатым предназначением.
- Однако, всё равно ведь нельзя быть полностью уверенным...
Я убавил громкость телевизора. Все эти многочисленные интервью, объяснения и пояснения загадочного явления, открытия или эффекта мы слышали уже много раз. Но только сегодня мы определились — верить этому или нет.

В этот момент в комнату заглянул отец.
Хмурый и недовольный, он до сих пор возился с замороженной рыбой.
- А мне кажется, что всё это ерунда, — неожиданно заявил он, — ну, не Она же это была, я ж видел. Совсем не похожа.
Тёмка резко повернулся к нему, и машинка, с которой играл малыш, скатилась со столика на пол. У игрушки отлетело колёсико и тут скрылось где-то под диваном.
Тёмка надулся и, как мне показалось, уже готов был расплакаться.
Я вздохнул, взял пульт и молча переключил телевизор на канал, по которому шли мультики.

Был обычный предновогодний вечер, а за окошком лениво кувыркались снежинки...
8 февраля 2015

[МОРРА]

Брат

Позднее
Фонтан сверкающих осколков забавно играл яркими огоньками в лучах утреннего Солнца. Из окна на двадцать третьем этаже новенького бизнес-центра вылетело что-то тёмное и грузное, разрушив своим нелепо угловатым и обречённым телом гладкую поверхность свежевымытого стекла. Мойщики окон, проползшие уже на пару этажей выше, разинув рты и отложив в сторону свои швабры и тряпки, с интересом наблюдали за происходящим. Да и прохожие, которых в этот час оказалось немало, громко ахали и азартно тыкали пальцами в сторону летящего с высоты тела.
А тело, впрочем, вовсе и не собиралось задерживаться на высоте. Оно довольно быстро преодолело весь путь от окна двадцать третьего этажа до крыши блестевшего чёрными боками внедорожника, куда и грохнулось, огласив округу глухим бухом и надрывным треском.

Ранее
Светка расположилась в уютном кожаном кресле начальника как-то уж слишком развратно. Раскинув в стороны длинные ноги и убедив шефа в том, что она, скорее всего – преднамеренно – позабыла сегодня надеть своё фирменное нижнее бельё, красотка широко улыбнулась и даже чуть слышно зарычала, смачивая язычком свои алые губы.
Павел Антонович Петрилов, её непосредственный босс, покраснел и покачал головой. Несмотря на то, что он был самым успешным адвокатом в городе, противостоять такому поведению своей секретарши он не мог. А ведь всего пару минут назад он собирался отчитать нерадивую девицу за то, что она позабыла вчера вечером отправить несколько важных писем некоторым крайне важным клиентам. А заодно – за систематические опоздания, короткие юбки и прочие многочисленные нарушения трудового распорядка.
- Ладно, сам отправлю, – страстно прошептал Павел Антонович и, спотыкаясь на ходу, пошёл на сближение с развратной красоткой.
- Ах, ты мой адвокатишка, – урчала Светка, обхватывая пухлые бока босса ногами, и спешно расстёгивала пуговицы на его пиджаке.
- Только это, – бубнил Павел Антонович, вытирая галстуком ручной работы пот со лба, – с креслица этого сползай. Не для того я в своё время полсостояния потратил.
Секретарша с кресла так и не сползла.
Когда всё было закончено, она так и продолжала сидеть на нём, обмахиваясь папкой с какими-то важными документами.
- Гигант, – охала она, томно закатывая глаза, – Богатырь.
- Кстати, о богатырях, – решил возобновить дискуссию босс, старательно ужимая живот для того, чтобы застегнуть брюки, – между прочим, креслице, в котором ты так вольготно расселась, обито кожей богатырского коня. Жил как-то давным-давно, ещё в Монгольском Ханстве или в каком-то там ещё степном толпообразовании воин великий Баатыр…
- Бахатыррр, – передразнила шефа Светка, – прям как ты, мой жирненький Бахатыррр…
- Боже упаси, – сплюнул в урну Павел Антонович, – Баатыр этот был непобедим до той самой поры, пока конь его верный, – босс хлопнул рукой по спинке кресла, – вот именно этот самый конь, не сбросил его во время одного из самых ответственных боёв. Монгола этого очень долго добивали, но всё-таки сумели поднять на копья. И после этого, конечно же, все враги, недруги и завистливые друзья хорошо постарались погрузить имя богатыря в забвение и вычеркнуть его из истории. Конь, кстати, тоже пал в том бою, но тело его, в отличие от хозяйского, не было разорвано на кусочки. Позднее кожа этого копытного предателя пылилась в каком-то захолустном музейчике, но совсем недавно перекочевала на это кресло.
- Фу ты, – взвизгнула секретарша и вскочила на ноги, – дохлятина допотопная.
- А ты что думала, – усмехнулся босс, – я свою попу буду на заменитель усаживать? Там, где я нахожусь, всё должно быть натуральным и единственным в своём роде. Ты взгляни на стены. Картины, которые там висят, существуют в единственном экземпляре, конечно же. Но, с них даже и репродукций никто сделать не успел. Ты где-нибудь слышала о том, чтобы Айвазовский писал «Портрет дайвера», или Ван Гог – «Едоков-картофелин», или Репин – «Царь Иван убивает брата-близнеца» Правильно, нигде не слышала. Потому что все эти картины – черновики, эксперименты. Сами художники намеревались от этих полотен избавиться, и точно уж не рассчитывали их кому-нибудь показывать. Но я увидел! Увидел и приобрёл всеми правдами и неправдами. Эти шедевры бесценны. За них можно убить, и лично я – убью за них любого и каждого. А макет Вавилонской башни у меня на столе, который я использую в качестве пепельницы? А самый последний экземпляр печатной машинки Ундервуд, подключённый к моей клавиатуре? Всё это бесценно! А ты фукаешь тут, красивая дурёха!
- Да я не об том фукаю, – пожала плечами Светка, – а я об том фукала, что лошадка эта наверняка здорово подпортилась да подгнила с богатырских-то времён. А Вы из этого гнилья сидение для попы устраиваете. Фу!
- А вот тут позволь удивить тебя, – загадочно улыбнулся шеф, чем даже слегка напугал красотку. Загадочные улыбки на лицах начальства – почти всегда не к добру. Есть такая примета.
- Чудеса иногда случаются, – продолжал Павел Антонович, – так вот, шкурка эта оказалась, как ни крути, чудесной. Представь себе, ни капельки гнильцы на ней не обнаружили. После всех этих веков она осталась, как новая. Только лишь пыль музейную пришлось стряхнуть, и всего-то.
- Всё равно – Фу! – упрямо отрезала Светка и, громко цокая каблучками, вышла из кабинета. Всё равно её настроение уже было испорчено. Больно уж не любила она, когда босс начинал корчить из себя умника. Хотя, отлично понимала, что боссу очень нравится этого умника корчить.
Павел Антонович нежно погладил кресло рукой, широко и зубасто улыбнулся, и уже хотел было заняться продолжением сложного процесса застёгивания брюк, как вдруг услышал голос прямо за своей спиной:
- Гадость! Выкинуть гадость! Не гадить!
Голос за спиной оказался настолько громким, что Павлу Антоновичу пришлось зажать уши и скорчить слишком страдальческую гримасу на лице.
- Выкинуть гадость! – продолжал испытывать адвокатские органы слуха неведомый голос. зажимание ушей не помогало ни капельки. Павел Антонович испуганно обернулся и увидел в зеркале огромную фигуру, облачённую в блестящие доспехи. Фигура недвусмысленно тыкала указательным пальцем в сторону Петрилова.
Определённо, это был призрак. Впрочем, к призракам Павлу Антоновичу было не привыкать. Довольно часто, особенно после удивительно удачно сфабрикованных дел, являлись к нему по ночам жертвы его судебных махинаций. Особенно активно посещали его бредовые кошмары личности, случайно или преднамеренно истреблённые его самыми дорогими клиентами. Ведь вследствие адвокатских стараний эти самые клиенты оказывались чуть ли не чище Ангелов. Однако, стоило принять несколько спасительных доз многолетнего коньяка, как все назойливые призраки моментально разбегались и более уже не смели беспокоить адвоката.
Поэтому и сейчас Павел Антонович быстренько грохнулся на четвереньки и, прикрываясь раритетным креслом, отполз в сторону бара. Откупоренная бутылочка коньяка была уже, собственно, наготове.
Прошло где-то чуть более часа, когда испуганный адвокат, порядочно разомлевший от изрядной дозы принятого им горячительного лекарства, решил-таки покинуть своё укрытие. Голос великана уже давно не тревожил его слух, из чего можно было сделать вывод о том, что злобный гигант оказался всего лишь каким-то нелепым порождением внезапно оборзевшей совести.
Шатаясь, словно гибкая берёзка на ветру, Павел Антонович со второй попытки смог подняться на ноги, цепляясь за бока многострадального кресла.
Призрак так и торчал в зеркале, скрестив могучие руки на груди. Наконец-то дождавшись трусливого адвоката, гигант, как будто даже обрадовался, бодро ткнул в его сторону указательным пальцем и тут же завёл старую песню:
- Не гадить! Выкинуть гадость!
Павел Антонович разочарованно икнул, а гигант в ответ продемонстрировал жест, красноречиво обозначающий его намерения перерезать собеседнику горло, и медленно растворился в том же зеркале.
Адвокат облегчённо вздохнул, однако душу его терзали опасения, что, в отличие от остальных нематериальных гостей, этот призрак посмеет явиться ещё раз.

* * *
Предчувствия не обманули.
На следующий день, когда Светка вновь оседлала кожаное кресло, правда, на этот раз для того, чтобы выразить шефу уже своё недовольство. Ей, видите ли, очень не нравилась программка, которая печатает всякие бумажки. И, что сегодня она (Светка) не за что не будет печатать никаких таких бумажек, ибо только что покрасила когти.
Босс озадачено крякнул, однако вдруг уставился округлевшими глазами куда-то поверх головы секретарши и страдальчески застонал. Просто-напросто именно в этот момент возник в зеркале уже знакомый Павлу Антоновичу гигант и вновь принялся громко сообщать о «гадости», тыча толстым указательным пальцем в Светкину сторону.
Адвокат побледнел и хотел было уже вывалить из желудка весь завтрак прямо к своим ногам, как вдруг обнаружил, что начинает что-то понимать. Обнаглевшая секретарша взирала на него удивлёнными глазами, но при этом никак не реагировала на голосящего в зеркале гиганта. А это значило лишь то, что призрака видит только Павел Антонович, и только Павел Антонович должен сделать что-то, могущее успокоить либо упокоить недовольное привидение. Адвокат проследил траекторию указательного пальца зеркального гостя и, мигом вспотев, затараторил:
- Знаю, знаю, что за гадость ты имеешь в виду. Будь уверен, уберу я её, выкину, чтобы не порочила она своим присутствием останки твоего благородного коня. Ты ведь великий Хан Баатыр, правда ведь. Уберу я гадость с твоего коня, и гадить больше не буду, только изыди, прошу тебя. И больше не появляйся.
- Что ты там лепечешь, толстопузик, – томным голосом простонала Светка, но тут же заткнулась, поймав свирепый взгляд начальника.
Тем же вечером секретарша была уволена. И не просто уволена - Павел Антонович постарался, чтобы она никуда не смогла устроиться в этом городе. Да и квартирку, которую сам дарил Светке, он безжалостно отобрал. То есть красотке пришлось отправиться туда же, где Петрилов её и подобрал в тот момент, когда особенно нуждался в любовной ласке, оплачиваемой по тарифу.

* * *
Однако призрак гигантского монгола, как ни в чём не бывало, проявился в зеркале и на следующий день.
К Павлу Антоновичу как раз заглянула его беременная жена для того, чтобы проведать благоверного. На самом-то деле адвокат догадывался о настоящей цели её визита – застукать мужа с любовницей и в качестве откупа выпросить у него особенно крупную денежку на новый гардероб. А уж если застукать не удастся – то выпросить денежку просто так. Только-только успела супруга достаточно комфортно уместить себя в габариты раритетного кресла, призрак не заставил себя ждать.
Появившись, как обычно, в зеркале, гигант загремел в очередной раз:
- Убрать гадость! Не гадить!
Павел Антонович скорчил недовольную физиономию.
Жену свою он не любил нисколечко. Более того, подозревал, что к беременности её он никакого отношения не имел. Однако о том, чтобы разойтись с ней, не помышлял никогда. Как ни крути, а мнение общественности для успешного адвоката значит много. Но сейчас он искренне наплевал на все эти мнения, вместе взятые.
Указательный палец призрака был направлен в сторону жены, и это послужило для Петрилова достаточным поводом для дальнейших действий.
А именно, адвокат наконец-то высказал супруге всё, что он думает о ней, её беременности и о всех её родственниках, прошлых, настоящих и будущих. И, конечно же, заикаясь и брызжа слюной, Павел Антонович решительно и окончательно заявил о том, что их несчастный брак распадается, а жена, уже можно считать – прошлая, убирается ко всем чертям, раз и навсегда.
Надо сказать, беременная женщина достаточно мужественно восприняла такие печальные известия. Она даже не скандалила, не препиралась, а просто надела на голову супруга «Портрет дайвера» и, громко хлопнув дверью, вышла вон.
Павел Антонович скрипнул зубами и тут же позаботился о том, чтобы после развода супруга осталась ни с чем, а её многочисленные родственники не посмели бы и носа сюда сунуть. Он был опытным юристом и отлично умел это делать. Это, конечно, не исключало возможности физических воздействий, типа внезапного мордобития за углом дома в безлюдном переулке, но адвокат надеялся, что уж до этого не дойдёт. Тем более, думать сейчас он мог только об одном — о гигантском монголе с громким голосом.
Павел Антонович поразмыслил ещё немного и решительно убрал из своего кабинета зеркало. Оно по приказу адвоката было вывезено далеко за город, разбито на мельчайшие осколки, которые запаяли в серебряный гробик и закопали глубоко под землю. Место захоронения окропили святой водой в радиусе двенадцати метров.

* * *
Утром следующего понедельника, прямо во время экстренного совещания, призрак проявился прямо из стола. Утопая в нём по пояс своей прозрачной сущностью, монгол высился над дрожащим адвокатом, указывая грязным пальцем в тот угол, где одиноко пылилось кресло, обитое кожей отважного коня.
- Гадость! Гадость! — гремел призрак, заглушая громким басом занудные доклады сонных помощников и сослуживцев Петрилова, — убрать гадость! Выкинуть гадость! Не гадить!
И тут Павел Антонович истошно завопил, цепляя скрюченными пальцами остатки седеющих волос.
- Не гадить, сволочи! — орал он. — Не гадить, сволочи!
Это случилось как-то неожиданно для присутствующих на совещании и выглядело очень странно, если учитывать, что никто, кроме самого Павла Антоновича, призрака не видел. Кто-то хватался за сердце и надувал щёки, кто-то хихикал, а кто-то с испугом пытался разобрать слова, которые быстро и нервно бормотал адвокат:
- Да-да-да, именно так, любой-любой из них. Именно любой может оседлать его. Именно-именно так.
Всем было понятно, что совещание сорвано. Все наблюдали дикий взгляд адвоката, но никто пока не догадывался о последствиях такой дикости.
А последствия были таковыми. Павел Антонович грубо прогнал всех подчинённых из кабинета и тут же состряпал приказы об увольнении всех сотрудников, кто присутствовал на совещании. Он был опытным юристом и отлично умел это делать.
Дело немного усложняло то, что большинство его помощников набиралось как раз из числа тех клиентов, кого он в своё время правдами, а чаще — неправдами, избавил от многолетних тюремных сроков за противоправные занятия. Вполне возможно, что клиенты эти так до сих пор и не завязали со своим нескучным прошлым, однако это совсем не мешало им помогать Павлу Антоновичу в его нелёгкой работе. А сейчас он всех уволил, большинство — задним числом. Многим он обратно припаял проступки, информация о которых надёжно хранилась в сейфах на всякий подобный случай, некоторым — припаял добавочные сюрпризики, зависавшие немым грузом в архивах не расследованных дел. Адвокат мог, конечно, предположить, что его бывшие верные помощники решатся на соответствующие ситуации ответные действия мстительного характера.
Но сейчас для него было важно одно...

* * *
Следующим утром призрак уже ждал Павла Антоновича в его кабинете.
Там же сидел, конечно же — в «лошадином» кресле, главный судья Аристарх Моисеевич Мерило. Он с трудом умещался на сидении, мучительно надувал щёки и как-то с тревогой поглядывал на Петрилова. А прозрачный монгол стоял возле судьи, тыкал в него пальцами и повторял неизменные речи о «гадостях».
Павел Антонович застыл на пороге, не зная, что ему делать.
- Павлуша, — замурлыкал Мерило, — я всё понимаю, ты устал, а, может быть, и совестью чрезмерной заболел невовремя.
- Убрать гадость! — гремел призрак.
- Ты губишь одно дело за другим, — вздыхал судья, — а недавно зачем-то нехило обидел крайне полезных людей, над которыми сам же в своё время без устали трудился.
- Не гадить! — перекрывал его монгол.
- Я, конечно же, постараюсь всё уладить, — невозмутимо продолжал Мерило, — но подумай о будущем. Без твоей защиты, без твоей поддержки, нужные люди могут попасть туда, куда им попадать нет смысла...
- Выкинуть гадость!
- А это новые обиды, проблемы, суета, в конце концов, — судья покачал головой, — нам, а, тем более, тебе этого совсем не нужно. Может быть, подумать о небольшом отдыхе...
- Убрать! Не гадить!
- Слушаюсь, Хан Баатыр! — завопил Павел Антонович и бросился со всех ног к своему столу.
Судья успел приподняться и замахать толстыми ручками. Но, после того, как увесистый макет Вавилонской Башни, выполнявший до этого момента роль пепельницы, опустился ему на голову, он уже ничего сделать не смог.
Тяжёлым мешком повалился Аристарх Моисеевич на пол, беспомощно хрюкнул и замолчал. Только застывший взгляд его маленьких глаз сохранил удивлённое выражение, а из разбитой головы упрямо сочилась кровь.
Петрилов нервно захихикал. Трясясь всем телом от истерического смеха, который всё сильнее и сильнее заражал его, Павел Антонович грохнулся прямиком в кожаное кресло.
При этом он никак не мог оторвать взгляд от гигантского призрака, так и не думавшего никуда испаряться после убийства адвокатом судьи.
- Чё? — захлёбываясь слюной, усмехался Петрилов. — Чё те? Я ж того! Я ж убрал всё!
Монгол так и продолжал стоять перед ним призрачной махиной. Выждав пару секунд, он громовым голосом произнёс слова, в которых нового ничего не было. Однако именно сейчас Павел Антонович более всего боялся этих слов.
- Не гадить! — безжалостным приговором грохнул по ушам голос гиганта. — Убрать гадость! Выкинуть гадость!
Адвокат, не переставая нервно хихикать, зарыдал в голос. Он закрыл руками лицо, но слёзы сочились даже сквозь пальцы. Потом он внезапно замолчал, уставился на монгола покрасневшими глазами и дрожащим голосом ответил:
- А я знал. Я изначально знал, что ты имел в виду именно меня. Подставлял всех, кто подворачивался под руку. Надеялся, что успокоишься. Ан нет.
Павел Антонович опять заплакал.
- Сам же себя и уничтожил, — Петрилов встал и решительно прошёл в центр кабинета, — тебя ж не переспоришь, балда узкоглазая. Так получай то, чего добивался. Мне и так крышка.
Адвокат с криком рванул в сторону окна.
Фонтан сверкающих осколков забавно играл яркими огоньками в лучах утреннего Солнца...

Брат
Дух воина по имени Баатыр стоял в гордом одиночестве посреди адвокатского кабинета. Он протянул было руку для того, чтобы дотронуться до кресла, но она свободно прошла сквозь препятствие блестящей спинки.
- Брат мой, Акай, — промолвил призрак, — верный конь мой. То сражение должно было стать последним для тебя, а стало последним для нас обоих. Я видел, что ты стареешь, и собирался выбрать нового коня. Не знаю, как ты почувствовал это, но именно потому ты и сбросил меня. Иного объяснения быть не может.
Призрак резко отвернулся от кресла и уже более резким голосом продолжил свою речь:
- Не знаю, простил ли ты меня, но я тебя не прощу никогда. Ты не должен был гадить своему хозяину, даже если тот собирается пустить тебя под нож.
Баатыр пожал плечами.
- Но я опять не смог избавиться от тебя. Отчего ты так силён?
Монгол опять повернулся лицом к злосчастному креслу и резко погрозил ему мощным кулаком:
- Но я не успокоюсь. Я избавлюсь от тебя, так что даже этой шкурки на свете белом не останется. Никто не смеет гадить мне! — рявкнул призрак и растворился.

[Wrundel]

Из окна на двадцать третьем этаже новенького бизнес-центра вылетело что-то тёмное и грузное, разрушив своим нелепо угловатым и обречённым телом гладкую поверхность свежевымытого стекла. Мойщики окон, проползшие уже на пару этажей выше, разинув рты и отложив в сторону свои швабры и тряпки, с интересом наблюдали за происходящим.

Вот жеж мойщики окон какие упоротые - моют снизу вверх. Швабрами и тряпками? Оба-на. А то, что вода подчиняется гравитации и капает, как минимум только капает, в основном вниз, на свежевымученные тряпками стекла, автор красавчик. Стекла моют лет сто резиновыми сгонами а-ля автодворники и губками. Швабрами и тряпками моютЬ полы. Врать надо убедительно.

Сообщение отредактировал Wrundel: 13:11:19 - 07.04.2015

[Железный человек]

Эй, господин, крупный шрифт! Хорош придираться к мелочам! А Вы там были, чтобы обвинять Автора во вранье?! Нет? А Автор был! И именно те мойщики именно тех окон именно того здания мыли ШВАБРАМИ и ТРЯПКАМИ, а не автодворниками, как привыкли поступать именно Вы. И мыли именно снизу вверх. Законы гравитации им, к сожалению, не знакомы, а работают они первый и, вероятно, последний день.

[Железный человек]

Ай, красавец! Поклон Вам до земли за смену шрифта! А я кстати и не пишу "мойщики стекол", у меня "мойщики окон" кажись. И только лишь потому, что в тот момент они пытались именно мыть окна. Ну пытались, как могли... будьте уж к ним благосклонны. А ведь приятно найти в чьей-то работе что-то из сферы собственных занятий, нынешних или прошлых, без разницы. Правда ведь? Да взять, да и блеснуть знаниями.

[Железный человек]

Спасибо за уважения! Однако могли бы и прочесть дальше, если уж и правда из уважения... Там, как назло, более ни одного мойщика ни окон ни стекла не встречается. Конечно же работники должны проходить инструктажи и не орудовать швабрами и тому подобными тряпками, но эти где-то схитрили, слукавили и бесстрашно забрались на люльке допустим на такой этаж. Что ж они Вам так дались-то??? Соглашусь с Вами - да, упоротые... потом всё исправлю.

Сообщение отредактировал Железный человек: 15:02:30 - 07.04.2015

[Miss Ulyana]

Ой, прям по лексике даже и не знаю, что сказать насчёт авторства (кто под маской). Интереснейший субъект, надо предположить. Непременно прочитаю рассказ, непременно. Даже интересно стало.

[Железный человек]

И всё-таки я считаю, что браться за перо критика нужно лишь после того, как рассказ прочитан полностью. Что это за страть уткнуть Автора в незнании какой-либо теории. Ну да, незнаком я с профессией мойки окон, так напиши по-хорошему, посоветуй исправить, но только совмести своё недовольство с критикой всего рассказа. Так нет, прям не терпится уткнуть в ошибку носом. А как тогда голосовать? По непрочитанному? По одной фразе?
А Вам Мисс Ульяна привет от Автора. Счастлив, что Вам интересно.

Сообщение отредактировал Железный человек: 15:51:04 - 07.04.2015

[Мегана]

Рассказ очень понравился! Понравились лёгкий стёб и чёткость изложения. Прекрасный стиль, интересная реализация темы, неожиданный финал. Всё, что нужно для победы, даже жаль, что в этом туре Блица рассказов-конкурентов так мало.
Желаю Автору успехов, вдохновения и достойных соперников в Блице!

[МОРРА]

Если рассказ Ртути кажется отпиской по-маленькому, то это уже отписка по-большому...
Чувствуется притянутось к теме прям-таки за уши...
Призраку влеплена в уста кривая фраза, озаглавливающая тему... Видимо вокруг неё всё вертел-крутил Автор...

[Железный человек]

Спасибо Мегана! И мне жаль соперников... то есть то, что их мало.
МОРРА! А мне кажется, что Ваши комментарии притянуты за уши. Напишите не о теме, а о самом рассказе.

[Ctapk]

Понравился рассказ, и в тему и весело и интересно. Небольшой минус - напомнил иронические детективы аля Донцова, своей недогадливостью адвокат, хотя как раз у него с этим проблем быть не должно, раз он такой успешный, но возможно это просто мои придирки.