Сообщений в теме: 12

[lisichkalera]

Название: Самурай
Автор: Лера Любченко (Lisichkalera)
Редактор: Ирина Матвеева (irishik)
Персонажи: Тимур
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Драма, Экшн
Размер: Макси, 36 страниц
Статус: закончен
Описание:
Известно, что сначала Тимур попал на Остров Тысячи Камней. Там жили подростки из Японии, которые звали себя воинами. По канону, когда шлюпка "Дерзкий" причаливает к острову - главные герои чуть не погибают от рук воинственных японцев. Тимур в свое время сбежал с этого острова, прошел еще несколько островов и в итоге оказался на тридцать шестом острове Алого Щита под командованием Криса. Тимур весел с друзьями и жесток с врагами. Нет ничего страшнее его двух мечей. Ребята с других островов прозвали его Самураем.
Публикация на других ресурсах:Только с разрешения
Примечания автора:
фанфик написан на фандомную битву 2013.
Команда Миры Лукьяненко 2013

коллаж к фику автор Жанна-ДАрк
http://savepic.su/3317967m.jpg

трейлер - http://www.youtube.com/watch?v=-Mlj5eOsE8E
автор Любава21
клип к фику "Никогда" - http://www.youtube.com/watch?v=Q0udey-F9nw
автор Любава21

Глава 1. Неожиданности приятные и не очень
Накануне своего дня рождения я ждал подарков. Все ждут подарков, так? Тем более, когда тебе исполняется тринадцать лет.
Тем вечером я долго не мог уснуть, все думал о сюрпризах, которые мне приготовили. Ждал чуда. Тогда я еще не знал, что чудеса бывают столь неожиданными…
Утро встретило меня сильными толчками снизу. Спросонья не разобравшись что к чему, я испугался: неужели опять землетрясение, ведь пару дней назад уже было… Но, окончательно проснувшись, понял – это старший брат Дамир будит меня своим излюбленным способом: упираясь руками в деревянную спинку нашей двухъярусной кровати, ногами колотит со всей дури по моему ярусу.
— Уймись, — проворчал я, но тут же вспомнил про свой день и соскочил с кровати со скоростью ракеты.
— Стоять, мелкий! — Дамир ловко подставил мне подножку, но тут же подхватил, не давая упасть. И правильно — отец его за подножки ремнем выдерет и не посмотрит, что уже вон какой вымахал. Отец меня любит.
— Я тебя еще за уши не подергал, — улыбнулся брат.
— Ай! — взвизгнул я, вспоминая, как в прошлый раз чуть не остался без этой важной части тела. — Нет! Мама! — завопил я, вырываясь и кидаясь прочь.
Дамир с воплем бросился за мной, но это было скорей игрой, нежели желанием меня помучить. Мама говорит, что я ужасно милый, и меня просто невозможно не тискать. Не то чтобы мне было слишком обидно, но я же не девчонка какая-то, в конце концов!
Может, сегодня, когда мне уже исполнилось тринадцать, я стал выглядеть немного взрослее? Я важно нахмурил брови и уставился в зеркало. Оттуда на меня смотрел мальчишка с чересчур длинными ресницами и пухлыми губами. Девочке бы такие пошли, а мне только мешают. Я скорчил страшную рожу своему отражению и трагичным шепотом оповестил зеркало:
— Я — гандам!
Рожи из японского мультика не вышло, получилось что-то кривое и с выпученными глазами. Пусть теперь попробуют сказать, что я «ужасно милый».
Зато потом, когда все поутихли и вспомнили, по какому поводу собрались, настал черед подарков. Отбросив какую-то игрушку в нарядной упаковке — не маленький же! — я тихо охнул. Там лежали они. Краски. Настоящая пастель. Двенадцать цветов. Кто хоть немного увлекается рисованием, меня поймет. Тогда у меня буквально сперло дыхание и появилось странное желание обнять всех в этом мире. Я так давно выпрашивал у родителей эти краски, так давно мечтал рисовать по-настоящему. Учитель ИЗО-студии не разрешал мне пока рисовать красками, но попробовать хотелось до дрожи в пальцах.
— Нравится? — спросил Дамир, и я, подняв на него глаза, понял, что этот подарок именно от него. Невозможно, невероятно, но именно так. Я взвизгнул от восторга и повис у брата на шее.
— С днем рождения, Тимур, — прошептал он мне куда-то в макушку и подхватил на руки.
Через день Дамир ушел в армию. Больше я его никогда не видел.
Я много рисовал: все, что видел, все, что попадалось на глаза. Иногда мог рисовать часами, забывая про любые детские развлечения. Мама говорила, что я уникальный; папа, начитавшись умных статей в журналах, называл меня «индижонком»; брат открыто говорил, что я странный, и порой крутил пальцем у виска, рассматривая мои картинки.
Когда Дамира забрали в армию, я замкнулся: привык к тому, что он всегда рядом, к его сонному дыханию, насмешкам в мой адрес, легкому сигаретному дыму в комнате, к тому, как он виновато разводил руками и заговорщицки прижимал палец к губам. Я важно кивал и молчал, не выдавая его: отец был бы в ярости, если бы узнал, что Дамир курит.
А теперь в комнате было слишком пусто. И все, что мне осталось — рисовать. Набросав портрет Дамира тонкими карандашными линиями, я решил выйти на улицу поискать интересный пейзаж.
Мама покачала головой и, ласково проведя рукой по волосам, посоветовала потеплее одеться и далеко от дома не уходить — скоро ужин.
Я согласно кивнул и вышел, погруженный в свои мысли.
Вечерняя Алма-Ата встретила меня гудением машин и гомоном людей, торопящихся с работы домой. У меня не было друзей: я не особо стремился к общению, предпочитая отсиживаться в углу с карандашом и листом бумаги в руках.
Я прошелся до конца дома и вышел к парку. Здесь было полно людей: гордые владельцы породистых собак выгуливали своих питомцев, не менее гордые мамочки катали разноцветные коляски. Малышня с восторженным визгом лазила по цветным горкам.
В воздухе отчетливо пахло весной.
Присев на самой отдаленной скамейке, я мысленно стал прикидывать пейзаж и ракурс, с которого будет удобней рисовать. Пожалуй, вот с этой самой скамейки. Мои размышления прервал незнакомый спокойный голос:
— Здравствуй, мальчик, — рядом со мной сел парень немного старше Дамира, лет двадцати. В его руках был фотоаппарат с огромным объективом.
— Здравствуйте, — вежливо ответил я, потихоньку отодвигаясь. Правилам общения с незнакомцами меня мама научила. Вежливо ответить и уйти. А если взрослый проявляет настойчивость — позвать на помощь.
— Я думаю, ты очень фотогеничный, — улыбнулся незнакомец.
— Я... что? – непонятное слово разожгло мое любопытство. Я уже не боялся говорить с незнакомым парнем: в конце концов, в парке полно народу.
— На фотографиях хорошо получаешься, — незнакомец оказался доброжелательным, с ним хотелось общаться.
— Ну, наверное, — неопределенно пожал плечами. На самом деле фотографироваться я не очень любил, потому что обычно выглядел на фото как девчонка.
— Ты не против, если я тебя сфотографирую? — незнакомец не выглядел опасным, и я согласился.
Вспышка ослепила меня, заставила закрыть глаза. Когда я их открыл, то понял, что падаю.

Глава 2. Остров Тысячи Камней
Упал я в озеро. Скорее, в лужу, потому что было очень мелко. Сел и, отчаянно отплевываясь, огляделся. Сверху по-летнему жарило солнце, вокруг простиралась какая-то пустошь. Острые камни торчали из песка то там, то тут, кое-где проглядывали чахлые кустики. Очень похоже на нашу казахскую степь.
Дальше виднелось море. Я не вру! Настоящее синее-синее море. Волны лениво набегали на песчаный берег и так же лениво откатывались назад. Оглядевшись и присмотревшись внимательнее, я понял, что это — остров. А вдалеке — другие острова, связанные между собой красивыми мостами, которые выгибаются, прямо как в мультиках или сказках. И цвета такие же сказочные — нежно-розовые, переливающиеся на солнце.
На острове, куда я попал, стоял большой мрачный замок. Он казался нагромождением острых черных и белых камней, сложенных в удивительной гармонии. В нем была своя величественная красота, и мне сразу же захотелось его нарисовать.
Но еще больше мне хотелось узнать, куда я попал.
— Где я? — крикнул я громко и прислушался. Было тихо. Похоже, что это необитаемый остров, и я тут один.
Внезапно раздался резкий гортанный звук, пригорки поодаль зашевелились и вскочили на ноги. Это оказались никакие не пригорки, а пыльные накидки, под которыми прятались мальчишки! Все раздетые до пояса, в закатанных до колен штанах или обрезанных джинсах, болтающихся лохмотьями, с черными лентами на лбах, не дающими длинным темным волосам падать на лицо, со странными деревянными мечами в специальной перевязи на спинах. На вид им было лет четырнадцать-пятнадцать, самому старшему — лет семнадцать.
Сначала я подумал, что это корейцы. У нас в классе учились корейцы, они были похоже внешне на этих ребят. Но наши, казахские корейцы, говорили по-русски, а эти на странном языке. Я не мог уловить ни слова. Только отрывистые звуки. Они разглядывали меня, изучали. Шумели при этом, переглядываясь и переговариваясь.
Один мальчишка, лет пятнадцати, подошел и, ухмыляясь, провел деревянным мечом по моему горлу. Я с ужасом осознал, что меч вовсе не деревянный! Каким-то неведомым образом он стал стальным, и его острый кончик оставил тонкую кровящую полосу на моем горле.
— Ирассяй! ("Добро пожаловать" — япон.), — произнес он и рассмеялся, будто сказал что-то очень смешное. Мальчишки разом загалдели на своем странном языке и умолкли только по сигналу самого старшего. Он коротко кивнул мне и показал на замок, призывая следовать за ним. Пришлось подчиниться, хотя происходящее нравилось мне все меньше и меньше.
Внутри замок оказался таким же мрачным, хотя было видно, что огромному помещению пытались придать уют. Больше всего меня поразил огромный камень со множеством трещин у дальней стены. Казалось, еще немного, и глыба расколется на тысячу мелких осколков.
Захотелось подойти и потрогать эти трещинки, понять, настоящие ли они, но я решил не демонстрировать излишнего любопытства.
В центре зала стоял большой деревянный стол, очень грубый, из простых, похоже, неотесанных, досок. Вокруг были расставлены самодельные стулья: из больших бочек, коробок, ящиков непонятного предназначения. На столе горело несколько наполовину оплавленных свечей, поставленных прямо на грубую поверхность без какой-либо подставки.
Мне указали на коробку с краю, и я осторожно присел. Похоже, это не шутка. Они были такими серьезными, эти странные жители острова. Я все-таки подумал и определил их как японцев. Или китайцев. Неважно. Я не знаю ни того, ни другого. Может только пару фраз, которые запомнились из японских мультиков, но вряд ли смогу различить их в потоке японской речи.
Дверь распахнулась и внутрь зашли еще двое мальчишек.
— Ё! ("привет!" — япон.) —- один из них приветственно вскинул руку и с любопытством уставился на меня. Второй, постарше, что-то произнес тихим голосом, после чего многие уселись за стол, а некоторые, порывшись в небольших шкафчиках у левой стены, стали доставать хлеб, икру в большой стеклянной вазе, конфеты, еще что-то.
Я понял, что сейчас будет ужин. И тут же вспомнил про свой дом, про маму, папу и Дамира, который в армии. Нестерпимо захотелось домой. И я расплакался.
За столом повисла тишина.
— Не реви... — отчетливо произнес один мальчишка на чистейшем русском. Я вздрогнул и поднял на него заплаканные глаза. Он выглядел таким же, как они все, но все-таки немного отличался.
— Тебя как зовут? Ты успокойся, они этого не любят, — мальчишка оторвал от своей замусоленной футболки кусок и протянул его мне, видимо, в качестве платка. Знал бы я тогда, какой ценный подарок мне предложили — на островах нет одежды. Но тогда я брезгливо посмотрел на не очень-то чистый кусок тряпки и поморщился.
— Тимур, — ответил я.
— Тиму, — повторил мой сосед за столом, примерно мой ровесник.
— Не Тиму, — передразнил я, — а Тимур.
— Такое сочетание звуков для них непривычно, не старайся. Так что быть тебе Тиму. А я — Клим.
— Ты кореец! — догадался я.
— Ага, — Клим расплылся в улыбке, - во мне не повезло, да? Оказаться на острове с япошками. Они меня чуть не убили поначалу.
— Убили?.. — переспросил я и решил было опять разреветься, как Клим покровительственно положил мне руку на плечо:
— Ты не плачь. Я тебе все расскажу. Ты попал на Остров Тысячи Камней. Остров Воинов, — с гордостью добавил он.
Клим, наверное, считал, что все отлично мне объяснил. Я же все равно ничего не понимал.
Он сказал несколько слов ребятам по-японски, и они невозмутимо продолжили есть, уже не смотря в мою сторону.
— Это игра. Здесь сорок островов, Тимур. Они пытаются завоевать друг друга. Воины острова победителя вернутся домой.
— Так просто? — не поверил я. — Всего лишь играть и завоевать острова?
— Острова связаны мостами, — продолжал Клим, явно получая удовольствия от разговора на русском, — мосты расходятся ночью и соединяются утром. Они из такого специального материала, который на тепло реагирует.
— А кто их сделал, эти мосты? — настороженно спросил я. Потому что кем бы он ни был — внушал уважение. Соорудить такие мосты... это же еще придумать надо.
— Пришельцы, — ответил Клим так, словно это было самим собой разумеющимся. Нет, я, конечно, фантастику люблю, но вот так в лоб... Пришельцы.
И тут я поверил. Практически сразу поверил. Играть? Хорошо, сыграем.
— Когда начинать? — деловито спросил я, решив все-таки закусить перед таким важным делом, как завоевание сорока островов.
— До:зо ("Держи!"- япон.), — произнес японец, сидящий напротив меня и протянул мне ложку. Я ее взял и стал думать, как же мне ответить. Японец явно сказал что-то вежливое. Ссориться с воинами, с которыми мне предстоит завоевывать тут все острова, я не собирался.
— До:мо ("спасибо" - япон.), — подсказал Клим.
— Домо, — послушно произнес я вежливым тоном.
— Иэ ("не за что" - япон.) Тиму, — откликнулся мой собеседник и улыбнулся белозубой улыбкой.
— Они такие... — вежливые, — с гордостью сказал Клим, будто это он японец, а не кореец!
— А как их зовут? — спросил я, и Клим быстро что-то протараторил. Наевшиеся мальчишки сонно посмотрели на меня и синхронно улыбнулись.
— Шинджи, — произнес самый старший парень.
— Он у нас главный, — тихо шепнул мне Клим.
— Сатоши, — этого я сразу узнал и запомнил. Именно он оставил царапину у меня на горле.
— Арато.
— Рису.
— Хаято.
— Шин.
— Шин.
— Акира.
Дальше я честно пытался запомнить кого как называть, но вскоре понял, что это невозможно, и решил оставить знакомство до лучших времен.
— Два Шина?
— Ага. Ну, один Шин — это маленький Шин, ему тринадцать, а второй Шин — мой ровесник, ему пятнадцать, и он просто Шин.
— Почему японцы? — ничего тупее я спросить не мог, конечно...
— Не знаю, — пожал плечами Клим, — разные есть. Англичане, арабы, французы, русские. Я никак не пойму, от чего это зависит.
— И давно ты тут воюешь? — задал я, наверное, самый важный для себя вопрос.
— Пять лет, — ответил Клим.
Я глупо хихикнул, надеясь, что он шутит. Пять лет?! Я не хочу так долго...
— Ладно, Тим, пойдем спать, — он подхватил меня под локоть и потащил в коридор.
— Со мной в комнате будешь, там теперь никого нет, — быстро протараторил он и как-то странно затих, прикусив губу, будто хотел заплакать, но в последний момент сдержался.
Комната оказалась куда уютней зала, в котором мы только что были. Здесь было большое окно с видом на море и соседний остров. И две кровати, расположенные противоположно одна другой, у стен.
— Ложись, — кивнул мне Клим и погасил свечу, которую держал в руке, обслюнявленным пальцем. Стало темно настолько, что я не видел собственных рук. Зашуршала одежда — видимо, Клим приготовился спать, — и я решил последовать его примеру. Хотя не спросить еще кое-что я не мог.
— Клим...
— М? — сонно откликнулся мой сосед по комнате.
— А этот... Сатоши. Он хотел меня убить?
Послышался странный звук, и только спустя несколько секунд я понял, что Клим смеется.
— Нет, ты что себе напридумывал? Нет, конечно. Сатоши прикольный пацан, он так новичков испытывает. Даже таких мелких, как ты.
— Как я. — Эхом повторил я, решив не спрашивать, куда деваются эти новички.
Я лелеял робкую надежду на то, что их отправили домой. Может, если попросить, меня отправят домой? Не хочу играть ни в какие дурацкие игры!
В любом случае я буду очень стараться попасть домой.
Очень-очень.

[lisichkalera]

Глава 3. Дежурства и тренировки
Наверное, я был слишком наивен в свои тринадцать лет. Потому что проснувшись утром на Острове Тысячи Камней, я вдруг почувствовал себя почти счастливым. В какое-то мгновение эта затея с островами показалось очень веселой. И я даже улыбнулся собственному отражению в мутном треснутом зеркале на стене.
Это же просто игра, — подумал я, — стоит попросить, и меня отправят домой. Если я не захочу играть.
— Ты чего соскочил? — недовольно спросил Клим с соседней кровати: он спал без подушки, щекой прижавшись к грубой деревянной спинке, свесив длинную руку до пола. Теперь через все его лицо тянулся длинный красный след. Он сонно поморгал и уставился на меня с явным неудовольствием.
— Скоро подъем. Даже поспать не дал, — проворчал он.
— Вы тут по часам встаете? — удивился я, — как в лагере?
В лагере я успел побывать к тому времени и говорил со знанием дела: жаворонок по натуре, я не испытывал никаких неудобств от раннего подъема. Но ведь тогда я просто не знал, насколько рано встают на островах. И чем занимаются.
Вдруг по замку разнесся тяжелый гул. Будто кто-то со всей силы ударил по чему-то железному.
Не мешкая ни секунды, Клим соскочил с кровати и принялся надевать свои лохмотья.
— Пошли, — коротко кивнул он мне, сделавшись вдруг очень серьезным, будто разом забыв о своей шутливости и бесшабашности вчера. — Не забудь, — добавил он, указывая на деревянный меч, висевший на стене над моей кроватью.
Я поспешно вернулся и взял его. В руках тут же возникла странная тяжесть, будто я держал не деревянную игрушку, а настоящее оружие. Я провел ладонью по деревянному клинку. Дерево. Оно показалось мне теплым. Меч меня буквально заворожил. Я будто уже тогда знал, что не расстанусь с этим оружием еще многие годы.
В зал уже высыпали заспанные, но уже собранные и готовые (к чему?..), японцы.
— Охаё! ("доброе утро!" — япон.) — коротко поприветствовал всех наш командир, имя которого я успел забыть. Да разве можно запомнить такие сложные имена!
— Это они здороваются, — шепнул мне Клим, но я и так уже понял, что означает это короткое и емкое слово.
— Охаё! — нестройными голосами откликнулся их, теперь уже наш, маленький отряд и, к моему немалому удивлению, поклонился. Они все коротко поклонились. Я же стоял, тараща на этих странных мальчишек глаза и ничего не понимая. Да будь он хоть трижды командир тут, кланяться-то зачем? Что за рабские замашки? Я гордо вскинул голову, демонстрируя, что наши не кланяются.
И незамедлительно получил оплеуху от Клима, который коротко прошипел мне в самое ухо:
— Поклонись, идиот. Просто склони голову.
— Совсем крыша поехала, да? — обиженно возмутился я, но тут поймал взгляд этого... Сатоши. Царапина на шее тут же заныла, напоминая о вчерашнем. И я склонил голову, посмотрев на японца чуть ли не с ненавистью.
Сатоши победно усмехнулся и очень серьезно склонил голову в ответ. Лично мне.
Общаться с людьми, такими же мальчишками, как и я, не зная их языка, оказалось забавно.
— Сейчас Шинджи на тренировку погонит, — широко зевнув сообщил Клим.
Я сразу же вспомнил, что так зовут нашего командира. Надо же... Я все-таки запомнил.
Тем временем Шинджи, по-видимому, скомандовал начало тренировки, но я не смог разобрать слов.
Все, тихонько переговариваясь, вышли на улицу. Я думал, что будет прохладно с утра и жарко к обеду, прямо как у меня дома, но оказалось, что было так же жарко, как и днем.
Шинджи заговорил с Климом, посматривая на меня, что мне не составило труда понять — речь идет обо мне.
— Шинджи говорит, чтобы я напомнил тебе о правилах. Нельзя смотреть вверх после заката — накажут. Нельзя играть в поддавки, — нудным голосом тянул Клим, будто выполняя повинность, — нельзя испытывать привязанность к кому-либо, особенно любить.
Я тихонько фыркнул в ладонь. Перспектива кого-то тут любить на тот момент казалась мне абсурдной. Тем не менее я спросил:
— А девчонки-то тут бывают?
— Бывают, — откликнулся Клим и снова помрачнел. — У нас их двое было. Японки.
Я коротко кивнул, словно слово "было" многое объясняло.
Между тем Шинджи командным голосом начал произносить имена.
— Кому с кем тренироваться, — прокомментировал Клим.
— Клим — Рису, — произнес он, и Клим, не обращая больше на меня никакого внимания, встал напротив растрепанного мальчишки лет четырнадцати.
— Шин — Арато. Шин — Хаято. Сатоши... — его взгляд замер на мне, и я невольно поежился: командир смотрел на меня холодно, даже презрительно. — Сатоши — Тиму, — решительно закончил он и снова коротко поклонился, словно благодаря ребят за что-то.
Сатоши издал короткий звук, в котором явно звучало разочарование.
Пары выстроились в каком-то странном, им одном ведомом порядке, так, что вокруг каждой образовалось пространство в несколько метров.
Сатоши подошел ко мне, небрежно поклонился и выжидающе замер. Решив не искушать судьбу, неимоверно злой на Шинжи, что подкинул мне такого напарника, тоже коротко поклонился.
— Ёсь! ("давай!" — япон.) — произнес Сатоши и взмахнул своим мечом.
Я еле успел увернуться и просто отбежал в сторону с ужасом видя, как меч Сатоши из деревянного стал стальным.
Стало страшно. Этот псих мог порезать меня по-настоящему!
— Прекрати! — выкрикнул я, чуть не плача.
— Яппари, ("так я и думал" — япон.) — презрительно сказал Сатоши и равнодушно взмахнул мечом, перекрутившись всем телом, неотвратимо наступая. Я оказался прижат к стене замка и теперь ощущал острые края камней, больно впившиеся под лопатки.
Глаза моего противника сверкали, выглядел он очень воинственно. Я инстинктивно прикрылся рукой и успел подумать, что сейчас самое время для чуда. Как это бывает в фильмах, когда герой на волоске от гибели, появляется кто-то, кто его спасает или же происходит нечто, не позволяющее герою умереть.
Это в фильмах красиво. На самом же деле — сердце колотится так, что, кажется, можно умереть только от этого бешеного ритма. И все происходит до смешного быстро.
Острое лезвие полоснуло по руке, я ощутил острую боль, и горячая влага заструилась от локтя до пальцев, падая с повисшей плетью руки на землю с глухим стуком.
Я же просто ревел, глядя на свою искалеченную руку, не понимая, что это за игра. Не понимая, как получилось так, что лезвие из деревянного стало настоящим. И почему никто меня не защитил, а все просто продолжают заниматься, как ни в чем ни бывало — даже Клим. Меня же покалечили! Больно. Как же больно...
Сатоши брезгливо вытер свой меч о мою же футболку и что-то сказал подошедшему Шинджи. Тот кинул беглый взгляд на мою руку, пожал плечами и полез в карман своих обрезанных джинсов. Ловко выудил оттуда бинт, пропитанный чем-то белым, вязким.
Показал жестом, что бинт надо приложить к ране и небрежно кинул его в мою сторону.
Поймав его, продолжая заливаться слезами, я последовал совету.
Боль сразу же отступила, стало легче. Я смахнул слезы и огляделся. Тренировка заканчивалась: японцы и Клим снова подошли к Шинджи.
Тот скомандовал что-то, опять называя имена.
— Мосты, — коротко пояснил Клим, — дежурство на мостах. Тебе на восточный, вместе с Рису, Хаято и со мной. Пошли.
Я как-то даже обиделся, хоть и послушно пошел следом. Зачем меня сразу же отправлять на какое-то дежурство, да еще и после ранения. К своему удивлению я осознал, что рука практически не болит, лишь немного почесывается, как заживающая болячка. Но все равно, будь я командиром, я бы так никогда не поступил...
На мосту было тихо. Половинки моста еще не сошлись и тихо поскрипывали, медленно разрастаясь, приближаясь друг к другу.
На другой стороне у моста тоже ждали четверо мальчишек. На вид европейцы, почему-то показалось, нерусские. Хмурые и сонные, они, как и мы, ждали, когда сойдутся половинки моста. На их лицах мелькнуло удивление при виде меня.
— Do you speak English? Who are you? — выкрикнул один из них, наступая на свою половинку моста, уже соединившуюся с нашей.
Моих скудных познаний английского, вбитых в школе, хватило понять, что он от меня хотел.
— Не слушай его, — рассмеялся Клим, — он всех зовет. Они пацифисты, — презрительно добавил он, — воевать не хотят, все свои гимны поют. Боже спаси Королеву... И постоянно всех к себе зовут. Особенно англоязычных. Думают, это сделает их сильнее. Как бы ни так. Если уйти со своего острова, то никогда не вернешься домой. Потому что сражаться можно только за свой. Иначе все бы давно отсюда поубегали, — тоскливо прибавил он.
— He doesn't speak. Go fuck yourself and die there! — крикнул он, и Рису рассмеялся вместе с ним. Хаято даже не улыбнулся.
— Пожелание доброго утра, — пояснил Клим. — Пусть катятся подальше. Они с виду такие мирные. А стоит повернуться к ним спиной, как они тут же нападут, забыв про весь свой пацифизм…
— Чего? — это слово я слышал впервые.
— Ну пацифизм. Это когда человек воевать не любит, говорят, что он — пацифист, понимаешь?
— Ага, — кивнул я.
И посмотрел на чужих мальчишек с любопытством.
Они расположились, усевшись прямо на мост. Двое остались стоять, выжидающе глядя на нас.
Рису, наверное, самый длинноволосый из всех, с усмешкой покрутил своим мечом. Хаято же спокойно стоял чуть поодаль, сжимая в руках лук. Самодельный, с деревянными стрелами, к которым были прикручены деревянные же наконечники. Я понял, что изобретательные японцы догадались из кусков деревянного меча сделать наконечники. И теперь те наверняка будут стальными в бою. Как это происходит, я хотел было спросить у Клима, потом подумал, что тот вряд ли сможет объяснить, ведь попал на острова так же, как и я. Вместо этого спросил, глядя на стальные мечи в руках противников:
— Нас могут убить?
— Да, — коротко ответил Клим.
— А мы что, будем убивать?
— Да. Это игра, малыш. Игра, в которой убивают.
И тогда мне стало по-настоящему страшно.

Глава 4. О слабых и сильных
Никто не торопился наступать первыми. Мы выжидали, и это порядком выматывало. Англичане тоже стояли, не шевелясь.
Вдруг один из них, который сидел на мосту, поднялся и пошел в сторону своего замка. Небрежно пошел, не оборачиваясь.
Хаято сразу насторожился. Этот мальчишка, лет четырнадцати, с длинным тонким шрамом через все лицо, еще ни разу не улыбнулся за все утро. Он не сказал ни слова и только молча и мрачно наблюдал исподлобья, сжимая свой лук.
Теперь же он лениво, будто нехотя, прицелился в сторону уходящего.
Оставшиеся англичане съежились под этим взглядом и синхронно поднялись на ноги. Воздух будто заискрился — я так и чувствовал напряжение, повисшее между нами.
— Икудзо! ("Вперед!" — япон.) — крикнул Рису, когда англичанин удалился на приличное расстояние. Хаято тут же выпустил стрелу, которая, просвистев прямо возле моего уха, воткнулась светловолосому мальчишке прямо в ногу. Он рухнул, как подкошенный, с тонким жалобным криком.
И вот тут Хаято улыбнулся. Жестко и зло, скорее это был оскал. Клим с мечом наперевес кинулся вперед вместе с Рису. Вдвоем они принялись наступать на оставшихся двух мальчишек с вражеского острова.
Внезапно мне стало страшно. Не за себя. Не за друзей моих друзей поневоле, а за вот тех несчастных мальчишек, которые тихонько отступали к своему замку, оставляя нам все больше и больше от своей половины моста.
Клим дрался жестко и очень умело. Он буквально сминал противника и, наконец, прижал его к парапету. Он не колебался ни секунды — полоснул по горлу мальчишки резким, быстрым движением, и тот, захрипев, повалился на землю, дернувшись в предсмертной агонии.
Откуда-то высыпали другие мальчишки и девчонки их острова, ожесточенно кинулись в бой, тут же прибежали наши и с легкостью отбили и атаку.
Я же сидел, спрятав голову в колени и не решаясь поднять голову.
— Тимур... — Клим осторожно дотронулся до моего плеча.
— Ты... — я поднял на него заплаканные глаза и поднялся на ноги. Подошел вплотную и, размахнувшись хорошенько, врезал ему в лицо от всей души. Хотел, по крайней мере. Но Клим ловко увернулся, конечно. Он был выше меня и старше. При этом прожил на этих страшных островах уже пять лет. А я... Я почувствовал себя очень маленьким, беззащитным.
— Ты чего? — усмехнулся он, больно выкручивая мою руку, — нельзя на своих нападать, Тима, нельзя, - говорил он, продолжая выкручивать до боли, до слез. Но мне было наплевать.
— Зачем?! — прокричал я. — За что? За что ты убил его? Почему так подло?! По горлу?! Ты.. Ты — мразь! — Я попытался плюнуть ему в лицо. Из моего положения это было сделать затруднительно, но я все равно почти попал.
Клим утерся остатками своей футболки и схватил меня за шкирку словно щенка.
— Слушай сюда, пацан, — сказал он, наклонившись к моему лицу, — ты здесь никто. Ты ничего не знаешь про острова, про нас и про них. Сегодня они белые и пушистые и мирно спрашивают, кто ты, а завтра их арбалетчик выстрелит тебе в спину, как самому слабому и замешкавшемуся. Сегодня они не нападают и улыбаются тебе, а завтра их придет на мост целая орава, и они порежут твоих друзей на куски. Благородный такой, да?! Иди, иди к ним, Тимур! У нас здесь так. Мы — воины. И я с этими ребятами давно уже одно целое. Не нравится — катись на все четыре стороны, а я знаю одно — я должен вернуться домой. Но для этого надо завоевать все острова. Все.
Я молча давился слезами и смотрел на Клима с ненавистью, не понимая, как убийство можно оправдывать. Все равно чем.
— Ханасэ! ("Отпусти!" — япон.) — скомандовал Шинджи, и Клим сразу же меня отпустил, поклонился и отступил на шаг.
— Пойдем, — сказал он, — Шинджи будет с тобой говорить.
Конечно, Клим пошел с нами. Как переводчик.
Шинджи говорил кратко, Клим переводил. Добавлял ли свое, не знаю. Думаю, что все-таки нет.
Шинджи сказал, что я теперь воин Острова Тысячи Камней и потому должен жить по их законам. Утром — ранний подъем, тренировка, дежурство на мостах. Желательно во время дежурства вывести из строя хотя бы одного противника. Таким методом он надеялся ослабить их оборону и в итоге полностью завоевать остров. Он сказал, что на западном, четвертом острове Сверкающей Молнии, уже осталось очень мало бойцов. На наш они прислали почти все свои силы, потому что боятся нас. Скоро планируется масштабное наступление. Но позже. Ведь есть еще три острова, на которые тоже надо отсылать дежурных...
Потом он говорил о том, что на островах умирают. Умирают часто и, чтобы выжить, надо учиться драться. Быть воином. Не плакать. С честью проходить испытания. Он специально поставил меня в пару с Сатоши: тот очень жесток и не жалеет новеньких. Новеньких нельзя жалеть. Надо сразу показать им, куда они попали. Слабым не место на этом острове. Тут — победители, которые дойдут до конца.
Наконец, Шинджи поднялся и склонил голову. Я уже машинально поклонился в ответ. Надо же — прошел всего один день, а я уже спокойно кланяюсь.
Клим вышел первым, даже не оглянувшись в мою сторону, а Шинджи подошел почти вплотную и произнес мне прямо в ухо:
— Дзю, ёку го о сэйсу. ("Слабый может одолеть сильного" — япон.)
Я не понял его, конечно же. Но фразу запомнил и скрытую силу уловил.

Глава 5. Друзья и враги
Дни тянулись один за одним, и я даже поймал себя на мысли, что стал привыкать. К странным японцам, кланяющимся по поводу и без. К нашему командиру, который был, хоть и строг, но явно из лучших побуждений. И даже к угрюмому арбалетчику Хаято я тоже привык.
Единственное, к чему так и не удалось привыкнуть — поведение Сатоши. Этот японец все время приковывал мое внимание к своей персоне. Он словно напрашивался на неприятности. Иногда я ловил себя на мысли, что очень хочу его ударить, чего делать вне тренировок было категорически запрещено. Когда Шин-маленький не сдержался однажды и, крупно повздорив с Климом, дал ему в челюсть хорошенько, за дело, честно говоря, его строго наказали. Шинджи продержал его в карцере на хлебе и воде два дня. Причем на дежурства он все равно ходил, с Климом в паре. Спарринговаться Шинджи их тоже заставил вместе. Странная политика, но, как я сумел убедиться, довольно действенная.
Клим больше не нарывался и вел себя относительно спокойно.
Я же перестал бояться крови, и когда во время тренировок кто-то из японцев или Клим ранили меня, то волны панического страха уже не накатывали такой удушливой волной, как раньше. Теперь я продолжал наступать на противника, даже истекая кровью, потому что знал: белая мазь вылечит, и на мосты я пойду как новенький.
В тот день на мостах было тихо и спокойно, и я дежурил вместе с Сатоши и большим Шином на самом тихом мосту, который связывал наш мост с десятым островом. Французы, живущие там, не любили и не умели драться, поэтому дежурство тут давно уже стало просто фикцией. Я знал, что у Шинджи в планах было завоевание этого острова (после английского).
Я стоял, облокотившись на перила, глядя в неестественно синюю воду, когда понял, что Сатоши чем-то обеспокоен. Большого Шина сложно было пронять, он молчал и, похоже, просто отдыхал после вчерашней стычки на южном мосту, где его сильно ранили в руку. Мазь, конечно, рану затянула, но вот слабость Шин все еще чувствовал. Теперь через всю его руку тянулся розовый шрам. Сильно же его полоснули. Я этого, слава Богу, не видел, был на северном мосту вместе с Шинджи.
Теперь Шин отдыхал. Я понял, что командир дал ему своеобразную поблажку. Интересно, с чего бы это? Не в интересах и правилах нашего Шинджи давать поблажки. Пораженный этой мыслью, я продолжил разглядывать Шина. А Сатоши между тем пристально высматривал что-то на острове противника.
— Абунай ("опасность!" — япон.) — вдруг выкрикнул он и вытащил свой меч. Я его и не понял поначалу — японский все еще не поддавался моему пониманию, хотя прошло уже пару месяцев, но тревога в голосе была понятна и так.
— Бака! ("Идиот!" — япон.) — вскинулся Шин, который, похоже, успел задремать.
Но Сатоши на него даже не оглянулся. Он продолжал вглядываться в тихий французский остров.
Внезапно и мне стало тревожно. К нам приближалось семеро ребят. Видимо, они полностью оголили остальные мосты, договорившись с другими, чтобы прийти к нам вот так — толпой. Это казалось совершенно невероятным.
Шин встал в полный рост, кивнул Сатоши, и тот ответил кривой усмешкой. На меня они даже не смотрели — кажется, и вовсе не брали в расчет.
Семь человек на троих — много. Слишком много. Я понимал это так же ясно, как и то, на каком острове я сейчас нахожусь.
Еще я понимал, что бежать за помощью глупо: вряд ли смогу объяснить быстро и толково. А оставшись, хотя бы помогу нашим.
Сатоши потянулся рукой за спину и... достал два меча. Нет, я видел второй у него за спиной и раньше. У Шинджи тоже видел, еще у пары ребят. Но считал, что это на случай, если меч сломается... Они же деревянные по сути. Оказывается, нет.
Теперь я со страхом, к которому примешивалось чисто детское любопытство и самый настоящий трепет, наблюдал, как Сатоши достал два меча из-за спины. Он улыбнулся и провел одним лезвием по другому. Этот противный, завораживающий скрежет, казалось, останется со мной на всю жизнь.
Сатоши усмехнулся. Его кривая ухмылка тоже врезалась в память: я видел теперь в нем не просто мальчишку, досаждавшего мне всем, чем только возможно, а настоящего воина. Он дрался красиво. Так красиво, что я порой забывал помогать и прикрывать, просто любуясь ловкими, выверенными движениями.
— Тиму! — крикнул он, явно предостерегая меня. И точно: я почти пропустил удар мальчишки с соседнего острова. Он очень решительно на меня пер, прижимая к перилам. Его меч почти коснулся моего горла, когда Сатоши налетел на него и перекинул через перила. Мальчишка успел только что-то обиженно выкрикнуть и тут же исчез белой вспышкой.
Я, как завороженный наблюдал его полет вниз, не заметив, чего стоило Сатоши спасение моей шкуры.
Все затихли. Французы, здорово обломавшись, отступали, одаривая нас злобными взглядами и оттаскивая раненых.
Я же замер возле тела, распростертого на сером камне моста.
Сатоши был ранен в живот: кровь толчками выплескивалась на землю.
Но самое страшное было не это.
У нас закончилась лечебная мазь.
Я как завороженный наблюдал, как выплескивается из раны кровь, как Сатоши, задыхаясь и закусив губу, пытается не кричать.
Шин стоял, опустив руки, и что-то отрывисто сказал Сатоши. Тот скорчился и бросил на него умоляющий взглядом. Шин покачал головой и с тоской посмотрел в сторону замка.
— Гады! — вдруг услышал я за спиной и обернулся: один из французов, белобрысый мальчишка, приблизительно мой ровесник, стоял над телом своего соратника и утирал слезы грязным кулаком.
— Ты... — выдохнул я, боясь поверить, что он сказал это на русском.
— Сволочи! Вы... убили его! Убили Мишеля... Вы всех убиваете... я ненавижу вас!
— А вы?! — закричал я, давясь слезами, — он умирает! У нас кончилась мазь... Вы пришли толпой в семь человек! Вы пришли убивать!
— Потому что у нас не было выбора! — закричал в ответ мальчишка с чужого острова.
Мы замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга в упор. Можно было, конечно, вытащить мечи, но мы оба были по горло сыты пролившейся кровью.
— Ты русский, — вдруг тоскливо сказал он.
— Татарин, — машинально поправил я, — Тимур.
— Сергей, — ответил он, протягивая руку. — И как, тяжело тебе с ними?
— Нормально...
— Тим! — окликнул меня Шин.
Я оглянулся: ожидал увидеть, что он поднял Сатоши и готов идти в замок. Внезапно стало страшно. Нельзя будет оставить мост. Неужели я останусь тут в одиночестве?
Но все было немного по-другому. Шин не собирался никуда нести Сатоши, он собирался уходить один. Сатоши, бледный, с выступившими бисеринками пота на лбу, лежал на сером камне моста и смотрел в небо, изредка моргая.
Если бы я тогда знал, как мои сотоварищи обходились с ранеными и что было принято делать с теми, кто стал обузой... Но тогда я об этом не думал.
Я чувствовал себя обязанным Сатоши и просто не мог допустить, чтобы он умер. Внезапная догадка появилась в голове, как вспышка молнии на ночном небе. Не только у нас есть лечебная мазь.
— Сережка... — крикнул я в удаляющуюся сгорбленную спину. Сергей обернулся и одарил меня полным ненависти взглядом. Что на меня нашло тогда? Не знаю. Я просто должен был спасти Сатоши.
— Помоги...
— Кому? — сказал, будто выплюнул.
— Сатоши, — я кивнул на скрючившегося мальчишку.
— Япошке? Нет.
— Пожалуйста... Я прошу тебя... я не убивал никого... я...
— Ты — нет. Он убивал.
— Он спасал меня...
— Я ненавижу вас! — закричал Сергей и снова заплакал.
— Хочешь, я встану на колени? — сказал я, смотря ему прямо в глаза.
— Хочу!
Я опустился коленями на мост, Шин что-то прошипел и стал доставать меч. Мост был горячий и шершавый. Коленкам было очень больно.
— Пожалуйста... — прошептал я, опустив голову.
Сергей скривился и швырнул мне бинтом с мазью в лицо:
— Подавись... И учти: в следующий раз никто не поможет. Мы — враги тут, понял?
— Понял, — прошептал я, глотая грязные слезы, не в силах унять дрожь, — я все понял...
Я поднялся с колен и, пошатываясь, кинулся к Сатоши. Тот уже потерял сознание, и я даже подумал, что он умер.
Стараясь не смотреть на страшную рану, я кое-как зажал ее бинтом с лечебной мазью.
— Осои.... ("поздно" — япон.) — сказал Шин.
— Чигау... ("нет" (с оттенком "ты не прав") — япон.) — ответил я. — Нет.
Шин махнул рукой и подошел к Сатоши. Взял его за руки, мне же кивком указал на его ноги. Я без слов понял, что японец от меня хочет и подхватил Сатоши за лодыжки. Он был совсем не легкий, но я упрямо тащил его, обливаясь потом и проклиная все на свете.
Когда мы оказались возле замка, дежурные выбежали навстречу. Один из них кинулся на Восточный мост, где был Шинджи, другой открывал нам двери, пока мы волокли Сатоши к кровати.
После он сменил повязку, наложив свежую, но Сатоши так и не очнулся.
К вечеру в замок подтянулись бойцы Острова Тысячи Камней. Про Сатоши никто не вспоминал: все молча ужинали, перебрасываясь обычными репликами, которые я даже начал понимать. Когда я попытался рассказать Климу, как все было, тот выслушал меня с угрюмой физиономией и сказал, что у них не принято говорить про раненых. Это только привлечет беду.
Беда... Это слово звоном отдалось в голове, заставило меня замереть с поднятой ложкой. Действительно. Беда. Сатоши может и не очнуться. Он может… умереть. Это незнакомое, непонятное тогда мне слово врезалось в мозг, словно нож, и осталось там навсегда.
Одно дело — смерти мальчишек с других островов. Тут они враги и воспринимались мною так же. Совсем другое — твои соратники, те, кто как и ты, сражаются за свободу своего острова, за наше право вернуться домой.
После ужина Шинджи и его верный помощник Хаято долго шептались в углу, а после ушли в комнату Сатоши. Не знаю, что там было, да я и не стремился узнать, честно говоря. На этот вечер у меня были иные планы.
Когда совсем стемнело, и Клим рядом стал тихонько посапывать во сне, я аккуратно выскользнул из комнаты. Мне очень хотелось посмотреть на остров и мосты ночью. Странное желание, но побороть его я не мог.
Легкий ветерок шуршал по песку острова, редкие кустики в свете луны казались чудовищами, которые ждут момента, чтобы напасть. Я задрал вверх голову... и от неожиданности сел прямо на камни. На небе было две луны. Удивительное, потрясающее на самом деле зрелище. И правда — другая планета. До этого я еще как-то сомневался и верил, что мы на Земле. Как оказалось, напрасно.
Завороженный ночным небом Островов, я приближался к ближайшему мосту. Это был Западный мост — тот, где мы были утром.
Еще издалека, только приближаясь к месту недавних боевых действий, я заприметил маленькую фигурку на другой половине моста. То, что это — Сережка, я понял сразу. Ну какому французу придет в голову выйти поглазеть на ночной мост? Они слишком любят свою безопасность. Я и не заметил, как стал думать о своих невольных соседях с презрением.
— Привет, Тимур, — поздоровался Сергей, вскинув руку. — Я не предлагаю рукопожатие, извини.
— Заметано, — фыркнул я, усаживаясь на свою половинку моста, опасно свесив вниз ноги.
— Ты зачем пришел? — подозрительно спросил он.
— А ты?
— Я часто прихожу сюда. Думать. А вот, что ты делаешь тут?
— Считай, что я стал приходить сюда. Думать.
— Ты не такой, как я, — улыбнулся он и посмотрел вверх. — Тебе не надо думать, чтобы делать. Ты хорошо приживешься на островах.
— С чего ты взял? — с возмущением сказал я и пожалел, что половинки мостов так далеко разошлись — не помешало бы врезать нахалу.
— Ну... я умею видеть людей.
Я искренне рассмеялся.
— Не попадись мне, ладно? — вдруг сказал я.
— Почему?
— Мне будет неприятно тебя убивать. — Не знаю, зачем я сказал эту дурацкую фразу. Она казалась мне такой сильной и взрослой.... На самом деле на тот момент я никого не убил, и сама мысль о том, что смогу сделать это, была противна. Но вот Сергею сказал эти слова. Он замолчал и продолжил смотреть в небо с двумя лунами, словно ничего особенного я не произнес.
— Как там ваш... этот... не запоминаю я их имена! — в сердцах воскликнул он.
— Сатоши, — подсказал я и тут же почувствовал прилив злости. Этот еще смеет спрашивать о нем.
— Я вообще-то мазью поделился, — насмешливо сказал Сергей, будто прочитав мои мысли, — и не смотри так удивленно — сначала научись контролировать свое лицо.
— Он жив, — уклончиво ответил я. — Был жив, когда я уходил.
— Ты так уверен в этом? — задумчиво спросил Сергей, и мне снова захотелось вмазать ему от души — прямо кулаки зачесались.
— Да! — зло выкрикнул я, — да...
— Ну ладно, — пожал он плечами, пусть жив.
Я отвернулся и пошел обратно к своему замку.
Тогда я верил, что Сатоши и правда жив.

Глава 6. Запреты, нарушения и последствия
По-видимому, эта их мазь способна творить чудеса, потому что Сатоши выжил. Выжил с чудовищной раной в животе.
Я тогда спросил у Клима, все ли вот так выживают, если им ткнуть в живот мечом?.. Помню, этот вопрос меня крайне занимал. Тот усмехнулся и сказал, что нет, не все. Во-первых, Сатоши везунчик, а во-вторых, мазь наложили вовремя, вот и все.
Я не стал рассказывать, каким образом мы сумели спасти самого воинственного японца острова и чего мне это стоило. Просто не стал. Сначала не хотелось вспоминать, а потом другие заботы навалились.
Шинджи был зол. Он был в бешенстве: еще бы, не наш остров напал, а на нас напали самым подлым образом. Стоит ли говорить, что последующие дни мы тренировались еще яростней, и на французском мосту нас было не меньше пяти человек каждый день.
Зря, конечно, он так. Бедные французы тоже остались без бойцов, нападать не спешили, изо всех силенок пригоняя на мост равное с нашими количество ребят. Даже девчонок. Они боялись, это было очевидно.
Я же никак не мог забыть два меча Сатоши, и тот его бой. Поэтому, когда он очнулся и начал понемногу ходить, я первым делом пристал к нему с просьбой научить меня. Наверное, наш диалог выглядел забавно.
— Сатоши?
— Нани? ("что?" — япон.) — спросил он, оборачиваясь и иронично приподнимая бровь. Ого! Я ожидал гораздо более грубого ответа. Пожалуй, можно и поговорить. По крайней мере, попытаться.
Моих познаний в японском явно не хватит объяснить, что я от него хочу. Поэтому я принял решение, которое на тот момент казалось мне единственно верным: потянулся к мечам за его спиной, с которыми он не расставался, даже будучи больным.
Надо было видеть его глаза! Они прямо вспыхнули яростью, он перехватил мою руку и сильно вывернул. Из моих глаз сразу же покатились слезы: простой рефлекс, но до чего обидно!
Сатоши продолжал выкручивать, пока не раздался мой крик. Тогда он отпустил мое запястье, и я рухнул на колени, кусая губы от боли. Неужели сломал?
Нет, он был по-настоящему ценным бойцом: руки он мне не сломал, но урок я хорошо запомнил.
Правда, то, что случилось потом, напрочь выбило меня из колеи. Он присел рядом со мной на корточки и приподнял мое лицо за подбородок.
Потом что-то сказал. Я абсолютно его не понял, но тот говорил он долго и нравоучительно. Поняв, что мне не ясно ни слова из сказанного, он вздохнул и стал разговаривать со мной жестами.
Он положил между нами два своих меча. Я покосился на оружие, но руки не протянул — уж больно агрессивно реагировал на подобные действия Сатоши.
— Ситива икимасан! ("Нельзя!" — япон.) — произнес он, облизнув кончик пальца и дотрагиваясь им поочередно до каждого меча.
Я следил за ним с нарастающим интересом, потому что понял, что у японцев этот жест выражает что-то особенное. Наверное, Сатоши хотел показать мне, что это его неприкосновенное оружие.
Я замотал головой, показывая, что ни в коей мере не покушаюсь на его мечи. Он улыбнулся и показал пальцем: "1".
Почему-то я очень хорошо его понимал. Это — первое правило, или первый урок. Я был уверен, что Сатоши понял, чего я хочу. И готов был учиться.
Сатоши поднялся на ноги, и я последовал его примеру. Он с усмешкой указал на мой меч, болтавшийся на перевязи на бедре. Внезапно стало стыдно. Его мечи были перемотаны специальным ремнем, аккуратно сплетены в единое целое и всегда прочно фиксированы на спине. Мой собственный, болтающийся, показался мне очень жалким, как и я сам.
Я пожал плечами и виновато улыбнулся. В конце концов, какая разница, как я отношусь к оружию, и как оно там у меня хранится... главное, уметь им пользоваться. К тому же я был зол на Сатоши: ему жизнь спасли, а он вот так...
Я усмехнулся и вытащил свой меч. Пока вытаскивал, заметил, что тот замотался в небрежно закрепленном ремне, и у меня не сразу получилось его достать. Сатоши наблюдал за мной внимательно, с полуулыбкой, и когда я, наконец, распутал свое оружие, молниеносным движением достал один из своих смертоносных мечей. У него это вышло быстро, за доли секунды, и тут же его стальной меч перерубил мой деревянный напополам. Только щепки полетели.
Я вздрогнул и замер, с ужасом смотря на остатки своего меча. Как же я теперь буду?.. Не уверен, что Шинджи придет в восторг от необходимости выдать мне новое оружие. Со злостью посмотрел на ухмыляющегося Сатоши и со всей дури кинулся на него с кулаками. Мне стало безразлично, ранит ли он меня, я был зол и поражен несправедливостью: спас его, выпрашивал у этого противного Сережки мазь, а он… он лишил меня главного на этих островах — оружия.
К чести Сатоши, он не стал меня резать своим самурайским мечом, а отбросил его в сторону и просто схватил меня за запястья, удерживая на месте. Несколько секунд — глаза в глаза. В его — спокойствие, даже умиротворение и ни капли злости и ярости, в моих же — злоба и обида.
Я попытался вырваться, но безрезультатно, конечно. Против лома нет приема, как говорится. Ага... Окромя другого лома. Нет, клянусь, я стану таким, как он. На этих островах по-другому не выжить.
Сатоши сжал мои запястья посильнее и, по-видимому, удовлетворенный болью в моих глазах, наконец, отпустил.
— Сатоши! — выкрикнул я с обидой, со слезами на глазах, — за что ты так со мной? Я же тебя спас!
Сатоши только улыбался. А потом заговорил.
Бесполезно — мы с ним говорили на разных языках. В буквальном смысле.
— Он говорит, что не просил тебя спасать, — услышал я знакомый голос позади себя. Клим. Стоял, прислонившись к стене замка Тысячи камней и наблюдал за нами, — он говорит, что каждый делает свой выбор. Ты выбрал его спасение, но это — твой выбор. Он хотел умереть там, а ты его спас.
Я посмотрел на Сатоши. Последние слова он буквально выплюнул мне в лицо, теперь его самообладание дало трещину — в глазах полыхал гнев, ноздри раздувались от ярости. Я отошел от него на пару шагов, думая, что все-таки он — псих. Не в ладах с головой, короче.
— Юрусу, ("прости" - япон.) — бросил я ему в лицо и сделал вид, что пошел к замку. На самом деле я обогнул его и с другой стороны вышел к морю.
Сумерки наступали на островах стремительно. Буквально минут двадцать невнятной серости и странных сказочных теней от замка, кустов и мостов, и вот уже - полная непроглядная тьма. Я любил наблюдать именно за этой серостью. Тогда вся краска островов будто терялась в сумеречном сером свете, словно кто-то убавил цветность на пульте от телевизора. А может, так оно и есть? Может, эти как их там... пришельцы.... и правда имеют большой пульт, при помощи которого могут управлять нами? Щелк — и все окрашивается в черно-белые тона. Щелк — и вот этот умирает. Щелк — а этот падает с моста, чтобы непонятным образом раствориться в море белой вспышкой...
Я бы мог задрать голову вверх и спросить, громко спросить у этих, нас сюда засунувших, почему это происходит? И почему именно с нами?! Но нельзя. Главное правило Игры — не смотреть вверх после заката. И мы не смотрим. Послушно не смотрим. Нарушить правило? Взглянуть вверх? Ну хотя бы один раз?
В какой-то момент мне стало действительно все равно, что со мной сделают, если я пойду против правил, и уже был готов посмотреть в сумеречное небо островов, но тут внезапно заметил фигурку на другой половине моста, которая размахивала руками и явно приковывала мое внимание к себе. Сережка.
Я стряхнул с себя оцепенение и пошел к своему врагу.
Как обычно, тот уселся на своей половинке моста, свесив ноги вниз. Я последовал его примеру.
— Ты что сдурел?! — накинулся он на меня, как только я осторожно сел на мост. — Нельзя вверх смотреть после заката! Сгинешь же, идиотина.
— Не надо меня оскорблять, — надулся я, — с чего ты взял, что я хотел вверх посмотреть...
— Видно же было... Да ну тебя. Посмотришь вверх, в то время, как солнце садится — умрешь на следующий день.
— Каким образом, — улыбнулся я, — пропаду? Растворюсь? Так может, это лучше?
— Э-эх ты... Тебе еще учиться и учиться жизни на островах. Во-первых, за нами следят. Это все знают. Во-вторых, нарушителей правил наказывают. Они умирают. У нас был на острове такой… любопытный. Взял да и посмотрел вверх после заката.
— Да? И что? — я аж подался вперед, до того мне было интересно, что случилось с тем храбрецом, который не побоялся идти против правил.
— Да ничего, — Сережка махнул рукой, — умер он. Давно уже. Вот прямо на следующий день и умер. В бою.
— Но... — я задумался, — это же нелепо, Сережка! Ты только подумай, здесь все гибнут случайно. Тем более в бою.
— Это ты подумай, Тимка, — тихо сказал Сергей, — ты задумайся, почему так происходит.
Я задумался, но ответ не спешил находиться. Если даже пришельцы следят за нами при помощи каких-то суперсовременных устройств (это еще как-то могло уложиться в моей голове), то каким образом они могут убить нас при помощи других? Ведь мы действуем по своей воле. Никто же не нашептывает мне на ухо: "Иди убей того мальчишку, он вчера вверх посмотрел".
— Я не понимаю, — сказал я. — Никак не понимаю.
— Тут нечего понимать.
— О! — до меня дошло, — они среди нас? Пришельцы?
Эта догадка настолько меня поразила, что я даже стал нервно оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать следы их присутствия тут, рядом.
Сережка удивленно смотрел на меня несколько минут, потом начал хохотать. Он смеялся заливисто и громко, явно от души. Я снова обиделся: вместо того, чтобы объяснить по-человечески, он надо мной издевается.
— Нет, Тимка, все гораздо проще. Но я, пожалуй, не буду раскрывать тебе главную тайну островов. Ты все-таки мой враг.
Он это серьезно? Показал, поманил разгадкой и в кусты?
— Стой! Ну, какой ты мне враг? — я решил притупить его бдительность.
— Не злейший, но все же — враг, — серьезно ответил Сережка. — Мы могли бы быть друзьями, Тимур, — тоскливо сказал он, — могли бы. Но между нами — мост. А это — слишком много для дружбы здесь. Видишь? — он указал деревянным мечом на пропасть между разошедшимися мостами, — это пропасть, и она — между нами. Навсегда.
Это его тихое "навсегда" как-то вышибло меня из колеи. Я понял, что он прав. У меня нет выбора, с кем дружить или не дружить...
— Да и еще, Тимур, — Сережка встал, явно собираясь уходить.
— Да? — я тоже поднялся на ноги, — не дружи ни с кем особо. Я не знаю почему, но те, кто дружат и любят, здесь долго не живут. Да и нам не стоит больше видеться. Я, пожалуй, найду другой мост для посиделок. Пока.
Он развернулся и ушел, даже ни разу не оглянувшись, а я буравил его спину задумчивым взглядом и все думал, почему же погибают те, кто нарушает правила... почему?
Убедиться, как именно это работает, случай представился.
Уже на следующий день на нашем Острове Тысячи Камней появился новенький. Японец, конечно. На вид ему было лет четырнадцать, и он появился в спортивной форме, прижимая к животу старый, потрепанный футбольный мяч. На его груди и спине значилась цифра "5" и еще какие-то надписи иероглифами, смысла которых, я, естественно, не понял.
Ребята нашего острова окружили его со всех сторон. Сатоши даже обнажил свой меч и теперь злорадно ухмылялся. Вообще сдурели... разве можно так человека встречать, он и так уже напуган дальше некуда. Как недружелюбно встретили меня самого, я к тому времени уже успел забыть. Ну, по крайней мере, это уже не казалось мне таким из ряда вон выходящим. С одной стороны, я даже был благодарен Шинджи: меня сразу окунули в атмосферу островов с головой, не дали предаваться каким-то грустным мыслям и скучать по дому. Возможно, это было правильным. Но теперь, наблюдая за на новеньким мальчишкой, которого вот так же дразнили и размахивали у него перед носом мечом (стальным!), я почувствовал жалость к нему.
— Ямэтэ! ("Остановитесь!" — япон.) — крикнул я, возможно, коверкая это слово. Но японцы меня поняли, тем не менее.
— Хонто? ("Неужели?" — япон.) — скривился Сатоши и, словно нарочно, назло мне, провел кончиком меча по виску новенького, оставляя неглубокую царапину.
— Итээ! ("Больно!" - япон.) — вскрикнул новенький, пытаясь утереть капающую кровь.
Я же понял, что пытаться защитить его бессмысленно — это только спровоцирует их агрессию. Ну и ладно, в принципе. Не сахарный — не растает.
Выяснилось, что новенького зовут Сё, чему я порадовался — хоть одно имя, которое можно запомнить сразу.
Сё объяснили все на скорую руку, вручили меч и отправили вместе со мной, Сатоши и Климом на северный мост. Спасибо, хоть самый тихий. Для меня сейчас главное — находиться подальше от западного, где французы с Сергеем явно объявили нам войну.
День прошел относительно спокойно, Сё попытался поприставать с расспросами к Сатоши, но это было безрезультатно. Тот просто скалился и грозил ему мечом, отвечая короткими рублеными фразами, которые, по всей видимости, ничего не объясняли. В итоге Сё переключился на Клима, и тот на ломаном японском кое-как принялся объяснять что к чему.
Сатоши прислушивался к их разговору, лениво прикрыв глаза и развалившись, словно отдыхая. Однако в его позе таилась угроза, это я очень хорошо уже знал. Ему понадобится полсекунды, чтобы вскочить на ноги и вытащить оба меча, случись вдруг заварушка.
Когда Клим стал рассказывать о правилах (я это понял, потому что он посмотрел в небо и показал недвусмысленный жест, означавший, что смотреть вверх нельзя), Сатоши оживился и вставил свои пять копеек. Говорил он долго и обстоятельно: с момента моего появления здесь я еще ни разу не слышал от него столько слов.
Сё мрачнел все больше и больше, а потом крепко задумался, затем что-то спросил.
Сатоши рассмеялся в ответ и сказал твердое "нет". Это все, что я понял из их диалога.
— Клим, да хорош издеваться, о чем речь? — спросил я у друга.
— Сё очень бесит запрет не смотреть вверх, — сказал Клим, — он интересуется, не пытался ли кто из нас это делать.
— И как? — во мне проснулось любопытство, — не пытался?
— Пытался, — фыркнул Клим, — но где теперь он... Я правда не знаю, меня тогда на островах не было, но всем рассказывают эту историю о храбром мальчишке, который не побоялся смотреть вверх после заката и потом трагически погиб.
В голосе Клима была явная ирония. Казалось, он и сам не верит в то, что говорит.
Я отвернулся и больше вопросов не задавал. День прошел спокойно, новенький успел расслабиться и даже шутил. Сатоши язвил, как обычно. Клим погрузился в себя и не сразу реагировал на вопросы.
В замке мы все накинулись на ужин, приготовленный дежурными, и только после я заметил, что новенький куда-то исчез. Никак поперся изучать ночной остров.
Однако он вскоре появился и вежливо спросил что-то у Большого Шина. Шин улыбнулся, поднес кулак к виску и резко разжал ладонь.
Я в недоумении посмотрел на Клима. Тот пожал плечами:
— Шин хочет сказать, что новенький свихнулся. Он хочет посмотреть наверх во время заката.
Однако по-настоящему его останавливать никто не собирался: всем было интересно, что будет дальше. Я почувствовал даже некоторое облегчение от того, что это буду делать не я, а загадка, возможно, будет разгадана. Наверное, такие мысли на тот момент посещали всех нас, бойцов Острова Тысячи Камней.
Шин торжественно вручил Сё свои темные очки, до которых никому не позволялось дотрагиваться, и все гурьбой вышли на улицу.
Сё усмехнулся, надел очки и уставился в закатное небо. Солнце уже почти село. Я посмотрел на ребят — никто из них не смотрел вверх. Все боялись нарушить главное правило игры.
Сё вдруг удивленно вскрикнул, а потом начал что-то взахлеб говорить. Все его внимательно слушали, но Клим не смог перевести мне ни слова, отмахнувшись: "Слишком быстро тараторит". А новенький, и правда, тараторил так, что было удивительно, что его свои же понимают.
Шинджи дал знак ему замолчать и увел с собой куда-то вглубь замка, где, по-видимому, решил расспросить с пристрастием обо всем, что Сё успел увидеть за то короткое мгновение, пока смотрел в предзакатное небо островов.
По крайней мере, Сё был жив и здоров и, если повезет, переживет завтрашний день. Мне не верилось, что с ним может что-нибудь случиться. Шинджи умный командир, он этого не допустит.
Я твердо решил для себя, что если с Сё все будет нормально, то сам через день попрошу у Шина очки и посмотрю в небо. Потому что по-человечески мне все равно никто не объяснит. Придется рассчитывать только на себя.

Глава 7. Наказание
Утро следующего дня встретило нас привычной ранней побудкой громогласным голосом Шинджи, который созывал всех на тренировку. Быстрый завтрак, состоящий из бутербродов с красной икрой, — и вот мы уже стоим друг напротив друга, вскинув наше деревянное оружие, готовые спарринговаться.
На этот раз Шинджи поставил меня в пару с Хаято, и я уже приготовился к длительному, изматывающему бою, когда Сатоши что-то быстро сказал нашему командиру, и тот перетасовал пары.
Итак, я снова нос к носу оказался с Сатоши и даже не знал, как на это реагировать. Он сам захотел тренироваться со мной? Пакость готовит?
Как оказалось, нет. Просто Сатоши прекрасно понял мою просьбу в тот день и все-таки решился взяться за мое обучение. Он встал напротив, мы поклонились друг другу — обязательный жест, к которому я уже привык за несколько месяцев на островах. Потом Сатоши достал свой меч и жестом указал на мой. Я потянулся к своему, но достать не успел, резко получив от своего новоявленного учителя по руке мечом. Хотел было бежать за мазью... и понял, что в этом нет необходимости. Меч Сатоши не был стальным. Он не хотел меня ранить. Я смотрел на деревянный меч в его руках так, словно увидел впервые и никак не мог поверить своим глазам. Это был первый раз, когда его меч не стал стальным сразу же, как только Сатоши его вытащил.
Несмотря на то, что меч был деревянным, сам Сатоши, похоже, сильно злился на меня. По крайней мере, он сердито выкрикнул:
— Бака! ("Идиот, тормоз!" — япон.)
Я даже немного обиделся.
— Не ругайся, а объясни, — попросил я спокойным тоном. Сатоши улыбнулся, сверкнул белыми зубами и спрятал меч за спину. Потом снова достал его. Очень медленно, так, что я смог увидеть каждый его жест. Я понял. Сатоши хотел, чтобы я научился доставать меч. К чему это? Глядя на его суровое лицо, по которому явственно читалось ожидание ответного действия, я не стал спорить. Бесполезно — все равно не поймет.
Я вздохнул и снова принялся доставать меч, тут же схлопотав по руке. Снова не так. Начал злиться — скоро на мост, а я еще и не потренировался даже. Наконец, у меня получилось. И я внезапно осознал, насколько быстрее и удобнее действительно доставать меч так, как показал Сатоши.
Клим, проходящий мимо нас, удивленно поднял бровь:
— Сатоши никогда и никого не учил этой своей технике, хотя многие просили. Я, например, — в его голосе я услышал зависть.
— Ты чего, Клим? Я попросил, он учит. Очень хочу вернуться домой, а для этого мне надо хотя бы выжить.
— Ну... постарайся, — сказал Клим и, как-то ссутулившись, побрел дальше. Мне не понравилась его походка. Будто он тащил на плечах тяжелый мешок. Видимо, им здорово вчера досталось на Южном мосту, где пришлось отбиваться от целой оравы вчетвером, пока мы не подоспели на помощь. Хорошо, что никто не погиб. Я уже привязался к этим ребятам, и гибель любого из них была бы очень болезненной для меня.
— Аригато! ("Спасибо" — япон.) — поблагодарил я Сатоши за урок, все-таки такая техника была полезной.
— Иэ, ("не за что" — япон.) Тиму, — откликнулся тот и ушел на Северный мост. Я, Клим, Арато, Рису и новенький Сё оказались на Западном, снова с отважными французами и Сережкой, которого я уже несколько дней не видел и даже начал волноваться, как он. Он был в порядке и выглядел отлично.
— Привет! — вскинул он руку, улыбнувшись мне, — у вас новенький?
Арато явно не понравилось то, что незнакомый мальчишка с десятого острова мне улыбается. Этому мрачному японцу было уже, наверное, лет шестнадцать, и он относился ко всем с большим подозрением. К примеру, здороваться со мной он начал только на третий день, и то сквозь зубы, будто делая одолжение. В общем, у меня сложилось о нем мнение, как о крайне неприятном типе. И неожиданность в виде нашего совместного дежурства на Западном мосту меня совсем не радовала.
Сергей не обратил на недовольство Арато никакого внимания.
— Как ты? — спросил он меня, и в голосе читалось искреннее соучастие. Но я не мог тогда поверить в искренность ребят с других островов. Враг не может быть искренним. И по-другому думать очень опасно.
Я усмехнулся и ответил довольно-таки резко:
— Тебе-то что? Нормально.
— Ага, — Сережка улыбнулся грустно и понимающе, так, что мне разом стало стыдно, и я просто отвернулся.
— Да не, Тимка, не отворачивайся. Я все понимаю. Ты молодец, что можешь так.
— Как?! — не выдержав, я сорвался на крик.
— Да никак, забудь, — тепло улыбнулся он мне и подмигнул. Это было уже слишком. Мои ребята могли подумать, что я с ними в сговоре, поэтому они мне подмигивают. Арато, кажется, и так уже подумал нечто подобное. Его бешеный взгляд исподлобья говорил сам за себя.
Клим сидел, прислонившись к перилам моста, и никак не реагировал на наш диалог, хотя был тут единственным, кто мог понять нашу речь.
День тянулся медленно, невыносимо медленно. Общаться было не с кем: японцы меня не понимали, как и я их, а Клим совсем замкнулся в себе.
К вечеру (я уже хорошо усвоил, что все неприятности происходят вечером), когда мосты еще не сошлись, но солнце уже клонилось к закату, французы внезапно атаковали нас. Мы абсолютно не ожидали ничего подобного. После прошлых стычек они выглядели абсолютно измотанными, и Шинджи не зря отправил сюда новенького после вчерашнего его приключения. Он считал, что на сегодня это самый безопасный мост. И то выставил нас сюда пятерых, в то время как на мостах обычно дежурили трое-четверо. Значит, боялся. Значит, не зря.
Мальчишки десятого острова атаковали нас сосредоточенно, с какой-то несвойственной им свирепостью. От их замка сбегались другие, видимо, оголив уже готовые разойтись мосты. Бежали мальчишки и девчонки, старшие и совсем малыши. Они решили пойти ва-банк.
Нас было всего пятеро, что мы могли сделать?
Пока подавали сигнал при помощи осколка зеркала, ловя последние лучи закатного солнца, потеряли драгоценное время.
Надо отдать должное Арато — он сражался очень достойно. Хаято стрелял из своего смертоносного лука, и атакующие как подкошенные падали на серые камни острова, раненые или мертвые.
Я в ужасе смотрел на происходящее, не в силах пошевелиться, на кровь, на крики и скрещенные стальные мечи. Я понимал, что мне придется вступить в бой, придется защищать свой остров.
Подмога пришла слишком поздно. Мы потеряли Арато, я был сильно ранен, как и наш лучник Хаято. Клим отделался парой царапин, но было видно, что это далось ему нелегко.
Сатоши налетел на врагов маленьким ураганом, вихрем, сметающим все на своем пути. Его два меча рубили направо и налево, волосы слиплись от пота и крови, на грязном лице — никаких эмоций. Шинджи, Шин... они все были здесь, все пришли на помощь. И мы сминали французов до самого замка, не заметив, что мосты стали расходиться.
Мы ринулись назад, торопливо отступая, поддерживая друг друга по мере сил.
Внезапно я остановился. Сергей. Он лежал посреди моста, нелепо раскинув руки, замерев на розовых камнях. Я присел рядом, прижимая скомканную футболку к своей ране в плече, из которой хлестала кровь.
Сережка был еще жив.
— Что же ты... так... — невольно вырвалось у меня.
Он засмеялся хрипло, захлебываясь собственной кровью:
— Как, Тимур?.. Главное остаться собой... — прошептал он еле слышно, — слышишь, Тимка... главное, оставайся собой...
Его взгляд замер, а я понял, что на меня смотрят оставшиеся в живых французы, а ребята с моего острова очень далеко. Да и вообще мосты начали расходятся.
Они не спешили меня убивать, эти мальчишки и девчонки. Их осталось всего четверо, и они сиротливо прижимались друг к другу, в их глазах застыла полная безнадежность. Они знали, что завтрашний день им не пережить. Не мы, так другие. Слишком лакомый кусочек для всех остальных.
Я молча поднялся, превозмогая боль, и пошел от них прочь. Тогда меня не волновала их судьба.
Тогда я уже разучился быть собой, а снова научиться у меня не получалось.
Половинки моста стремительно расходились, и я с отчаяньем смотрел и понимал, что мне не вернуться домой. Когда я стал думать об Острове Тысячи камней, как о доме, я не знал, но сейчас хотелось обратно.
Клим протянул мне ладонь, и я умудрился за нее ухватиться здоровой рукой. Клим, Шинджи, Рису, Сатоши вытянули меня на нашу сторону. Рису принялся деловито разматывать мазь, я же просто лежал, глядя на их лица, и думал, что очень рад их снова видеть, несмотря ни на что. Вот только одного лица я не видел.
— Где Сё? — выдавил я из себя.
— Погиб, — коротко ответил Клим, прикусив губу.
Я почувствовал острую жгучую ненависть внутри себя, она расползалась большим уродливым пятном и словно выжигала все мои внутренности. Сердце.
Я ненавидел тех, кто это сделал с нами, тех, кто вот так хладнокровно наблюдал, за тем, как мы уничтожаем друг друга изо дня в день. Как они могли убить Сё? Почему? Потому что он смотрел вверх. Но Арато тоже погиб, хотя он-то правил не нарушал.
Я должен был разобраться, в чем тут дело.
Но сначала я должен был хотя бы попытаться снова стать собой.

[lisichkalera]

Глава 8. Когда выхода нет...
Полежав немного, я понял, что мазь сделала свое дело, и я себя чувствую значительно лучше. Я встал и, аккуратно прикрыв за собой дверь, вышел из своей комнаты, направляясь к общей комнате. Там находились почти все ребята с острова и занимались кто чем. Кто-то вполголоса разговаривал, кто-то сидел прямо на полу у стены и просто смотрел вперед или в потолок застывшим взглядом. О чем думали эти ребята? Мечтали о том, как вернутся домой? Я осторожно прошел в дальний угол, прямо к огромному камню, изъеденному трещинами. Символ Острова Тысячи Камней.
— Клим, — неуверенно произнес я, не зная, стоит ли вообще начинать этот разговор.
— Говори, — ответил Клим, не открывая глаз: он сидел возле камня на каком-то деревянном ящике непонятного назначения, закрыв глаза, погруженный в собственные мысли.
— Клим, а те ребята с Западного острова.... французы.. Что с ними будет?
— Они не переживут завтрашний день, — сухо ответил Клим.
— Но... — я понятия не имел, как реагировать на подобное заявление.
— Не мы, так другие. — Клим словно прочитал мои мысли.
— А если не убивать? Ну просто забрать на свой остров?
— Теоретически они могут быть рабами на чужом острове, практически — они малы и слабы, кому нафиг надо? — с горечью добавил он.
— Помоги мне, — прошептал я, — мне надо поговорить с Шинджи.
— Зачем тебе это, Тимур? — спросил Клим.
— Но... это дети! Люди такие же, как мы! Дай мне поговорить с Шинджи! — в отчаяньи закричал я так громко, что Шинджи сам услышал свое имя и подошел к нам.
Клим сказал ему пару фраз на японском, Шинджи рассмеялся.
— Мы должны забрать их. В рабство, — уверенно сказал я, понимая, что не могу допустить их убийства.
Шинджи ответил отрицательным жестом.
Я долго говорил о том, что жестокость порождает жестокость, о том, что надо попытаться играть по-другому... Клим переводил с пятого на десятое, я это чувствовал, но лучшего переводчика у меня все равно не было.
Поняв, что ничего не добьюсь, я плюнул на все и вышел из замка на воздух.
Тишина и две луны на горизонте у самой воды создавали атмосферу полной безысходности. Я направился к Западному мосту, где последний раз разговаривал с погибшим сегодня Сережкой. Боже мой... эти дети даже тела погибших убрать не смогут. Наверное, так и ночуют на острове с мертвецами, ожидая собственной смерти. Мне стало жутко, нестерпимо, невыносимо жутко. Я шумно сглотнул и ступил на мост.
На другой стороне было пусто. Зато на Северном от них мосту я заметил четыре маленькие фигурки. Они стояли обнявшись и пели что-то тихонько на своем языке. Ветер доносил до меня лишь обрывки чужой речи. Потом, так же обнявшись, они шагнули за перила, нелепо перевалившись, раскинув руки. Короткий вскрик, четыре белые вспышки... и тишина. Я и не заметил, как начал плакать. Я ревел, скорчившись на мосту, кусая ладонь до боли, до крови, катаясь словно раненое животное.
Они выбрали остаться свободными. Они просто улетели как птицы, раскинув руки, подарив себя кровожадной ночи на островах. Смелые и отважные ребята. Я хотел бы быть такими, как они. Вот так с моста — и все. И никому. Ни пришельцам, ни врагам с соседних островов...
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, утирая грязной окровавленной рукой все еще лившиеся слезы, подошел к перилам вплотную. Аккуратно и сосредоточенно вскарабкался наверх.
Я бы прыгнул.
В ту ночь я готов был стать птицей, как те незнакомые мне ребята с соседнего острова. И даже сделал шаг, когда меня уверенно схватила чья-то рука.
Болтаясь между жизнью и смертью, я задрал голову вверх и увидел Сатоши.
Конечно. Этот японец не мог оставить меня в покое и просто дать мне спокойно умереть. В тот момент я его ненавидел.
— Пусти! — я вырывался из его рук, пинаясь, царапаясь и даже кусаясь, кажется.
Сатоши молчал. И правильно — все равно ничего я бы не понял. И продолжал меня крепко держать. Странно: на вид худой, а какая силища.
Постепенно я успокоился и затих, просто иногда шумно шмыгал носом и издавал жалобные всхлипы. Только потом я заметил, что Сатоши меня так и не отпустил.
И меньше всего на свете я хотел сейчас остаться без этих рук. Без опоры в мире, без той единственной точки сейчас, которая связывала меня с реальностью. Мне так не хватало старшего брата...
Сатоши вздохнул и немного отстранился, однако рук не убрал: еще бы, я вцепился в него, как утопающий за соломинку.
— Тиму? — осторожно спросил он.
— Я в порядке. Окей. — произнес я, продолжая трястись.
— Икимасу ("Пойдем!" — япон.) — тихо произнес Сатоши.
Я послушно поплелся следом. Я бы многое хотел рассказать Сатоши. О том, как ненавижу острова и жестокость, которую они порождают в нас. О том, как соскучился по дому, родителям и брату. Но не мог ничего этого сделать. Клим, наверное, обладал особыми способностями, раз мог освоить этот сложнейший язык.
Как ни странно, Сатоши привел меня не в замок, а на тренировочную площадку. Жестом приказал достать меч. Я вяло подчинился. Он протянул руку и дал мне один из своих мечей. Я не поверил своим глазам. Японец делился со мной самым дорогим — своим оружием. Насколько знаю, никто еще не держал в руках его мечи. Ну, кроме предшественников, наверное.
Рукоять меча была крепко обмотана старой тряпкой - обрывком футболки, видимо. Я осторожно взял оружие в руку и чуть подкинул на ладони, прикидывая вес. Конечно, будучи деревянным, меч казался относительно легким, но это не мешало мне восхититься его формой. Он был немного подточен, выглядел более изящным, чем те, что выдавал нам Шинджи. Я теперь понял, почему Сатоши так дорожил своим оружием: оно и вправду было особенным, являясь для него неким талисманом, залогом удачи, если так можно сказать.
Рукоять легко легла в ладонь, из-за тряпки не чувствовалась ее излишняя гладкость, и меч наверняка не скользил в потной руке, как это часто бывало у меня.
Все еще дрожа и периодически всхлипывая, я во все глаза смотрел, как Сатоши показывает мне несколько разворотов. Потом он жестом пригласил меня повторить. Я постарался. Ничего не вышло, конечно же. Сатоши только улыбнулся, коротко мне кивнул и заставил повторить сначала. И еще. И еще. Очнулся я к двенадцати ночи, наверное. И внезапно понял, что Сатоши ценой собственного времени отдыха сделал для меня очень многое. В голове было пусто. Все мое тело чувствовал только усталость и больше ничего. Всепоглощающую муторную усталость. Не было сил думать, анализировать и жалеть кого-то. Я еле добрался до постели. Клим ругнулся вполголоса и продолжил спать, я тоже последовал его примеру, едва моя голова коснулась подушки.
Я никогда еще не спал так крепко на островах.

Глава 9. Мари
Утром вставать пришлось рано, как и всегда. Быстрый завтрак, сонные, зевающие лица ребят и снова тренировка. Я уже не удивился, когда меня снова определили в пару с Сатоши: видимо, он все-таки сумел договориться с Шинджи.
Я уже научился доставать меч из перевязи, такой же, как у Сатоши, так же быстро, как он. Тем не менее его изящества мне достичь не удалось. Но технически я все делал верно. Сатоши снова дал мне свой меч и заставил повторить все движения, что демонстрировал ночью. Пару раз у меня все-таки получилось, даже несмотря на ноющие мышцы. Я старался не обращать внимание на боль — хотел научиться драться двумя мечами.
Я хотел жить.
Шинджи взял меня и Клима с собой на Западный остров. Добивать оставшихся в живых французов. Я уверен, что Шинджи приказал мне идти туда специально: ведь это я просил оставить их в живых. Я смело шел за ним — никого на Западном не было: уж я-то знал. Но молчал. Даже Климу не стал рассказывать о ночном происшествии.
Мы прошли по чужому острову к замку. Мимоходом я отметил, что остров пуст — никаких следов вчерашней бойни: ни крови, ни трупов. Это было странно, но к лучшему. Я боялся, что меня стошнит.
Внезапно в небе свернул всполох, и прямо на землю перед нами свалилась девчонка. Ей было лет четырнадцать.
Девчонка, по-видимому, больно ушиблась при падении: теперь просто сидела, размазывая слезы, прижимая к себе больную руку.
Мы замерли в немом удивлении. Хотя удивительного как раз-таки ничего не было, на острова постоянно кто-то прибывал, так или иначе. Девчонки, мальчишки, совсем маленькие и постарше. И вот мы просто стали свидетелем прибытия новенького на французский остров. Вот только некому было ее встречать.
Тут я понял, что девчонке повезло: если бы это был парень, возможно, рука Шинджи и не дрогнула бы. Но убить плачущую девчонку... Это каким извергом надо быть.
Или, например, просто оставить ее на этом острове. Она все равно пойдет выяснить, что к чему, и в итоге ее убьют. Или станет рабом, перебежчиком, как таких тут называют.
— Шинджи, нет, — твердо сказал я, беря лопочущую что-то на своем французском и продолжающую реветь девочку за здоровую руку.
Клим что-то сказал Шинджи, тот покачал головой.
— Шинджи хочет, чтобы мы ее оставили здесь, — тихо произнес Клим.
И тут меня прорвало. Я и не заметил, как достал меч отточенным движением и приставил его стальной кончик к горлу командира Острова Тысячи Камней. Наверное, я сошел с ума.
Клим вскрикнул и отступил на шаг, Шинджи же нехорошо ухмыльнулся и схватил лезвие прямо рукой, с силой отводя его от себя. По его ладоням заструилась кровь: ненависти во мне на тот момент было хоть отбавляй.
Клим еще раз вскрикнул и бросился доставать мазь из карманов своих обтрепанных джинсов, при этом что-то быстро втолковывая Шинджи по-японски и косясь на меня.
— Шинджи сказал, что поговорит с тобой на острове, — испуганно перевел Клим, — пойдем.
— Я не пойду без нее, — сказал я, дергая девчонку за руку. Она переводила зареванные глаза с одного из нас на другого, и в ее взгляде явственно читался ужас. Вдруг она со всей силы ущипнула себя за руку и тут же вскрикнула, смешно подскочив на месте. Ну да, решила проверить, не спит ли. Знакомое ощущение. Я даже смог улыбнуться.
Клим, чуть заикаясь, перевел Шинджи то, что я сказал, торопливо бинтуя ему порезы. Тот поднял на меня тяжелый взгляд, осмотрел с головы до ног, будто в первый раз увидев, и коротко кивнул.
— Пошли, — сказал Клим, — я тебе не завидую, — прошептал он, белый как мел. Видимо, случаи непослушания на острове уже были.
Мне было все равно. Я просто шел следом, крепко держа судорожно всхлипывающую девчонку чужого острова, и старался не думать о том, что меня ждет. Понятное дело — неповиновение да при свидетелях... Шинджи меня убьет, — вдруг понял я. Просто убьет. Чтобы другим неповадно было.
Но я не могу бросить здесь эту девчонку, не хочу снова наблюдать чье-то самоубийство. Возможно, у Шинджи хватит рассудительности просто меня наказать. Я согласен. Я не желал ему зла — он хороший командир, как бы там ни было.
На свой остров мы пришли в полной тишине. Шинджи тут же погнал нас дежурить на другие мосты, отослав туда же и дежурных, которые только-только принялись за мытье посуды после завтрака. В грязную посуду он чуть ли не носом ткнул новенькую, и она, как-то разом затихнув, принялась неуклюже мыть чашки одной рукой. Осмотреть бы ее руку нормально!
Но вместо этого пришлось бежать на Восточный мост, где ошалелые от произошедшего вчера англичане, наступали на нас. Отбились мы с легкостью. Я с удовлетворением отметил, что, несмотря на недосып и ноющие от тренировок с Сатоши мышцы, драться стал лучше, гораздо лучше. Лишь бы Сатоши не прекратил наши тренировки.
День пролетел быстро. Изнуренные своими же атаками англичане откатились к замку, мосты медленно, с чуть заметным скрипом, расходились. Наступал вечер, который точно не сулил ничего хорошего.
Девчонка освоилась быстро и даже прибралась в нашей холостяцкой берлоге. Мне это напомнило сказку про Машу и медведей, и я невольно расхохотался, глядя на вытянутые лица ребят с нашего острова, вернувшихся с дежурства.
Видимо, их пресловутая японская вежливость не позволяла лезть сразу же с расспросами, поэтому они молча расселись вокруг стола.
И когда все в полной тишине поели, Шинджи тихо заговорил. Пару раз я слышал свое имя. Я забыл, как дышать и даже боялся спросить у Клима, о чем он говорит.
Ясно, что обо мне, но вот что именно, я, конечно, понять не смог.
— Дзиммэй? ("Имя?") — спросил Шинджи, в упор глядя на девчонку.
Та явно не поняла. Пришлось вмешаться.
— Your name? — громко спросил я.
Девчонка быстро быстро закивала и произнесла:
— Мари.
Ее имя тут же шепотом прокатилась по всему залу, каждый стремился его произнести.
Шинджи резким ударом ладони о стол заставил всех замолчать и произнес что-то довольно угрожающе. Я впечатлился одной лишь интонацией.
— Что насчет меня? — я все-таки не выдержал и решил поинтересоваться у Клима.
— Ничего, — ровно ответил Клим, — Шинджи сказал, что решение привести сюда Мари являлось обоюдным.
Я понял: Шинджи все-таки решил не говорить о том, что произошло на побежденном острове. Внимательно посмотрел в его сторону, натолкнулся на пристальный холодный взгляд в ответ и тут же осознал: Шинджи меня не простил. И никогда не простит. Но будет терпеть, так как не хочет, чтобы кто-то знал о случившемся сегодня. Это проигрыш. А Кодекс Воина, который они все так чтут тут, на островах, не позволяет быть побежденным. Он будет молчать. Но не простит.
Про себя я все-таки выдохнул с облегчением: ну и ладно, главное, я жив, да и девчонку спасти удалось.
Девчонка, кстати, была красивая. Рыжая, с зелеными глазами, очень яркая. Вокруг глаз рассыпались смешные веснушки, а чуть вздернутый нос придавал ее лицу особенной очаровательности. Вряд ли тогда я мог оценить это, но в моих воспоминаниях Мари осталась именно такой.
Она быстро вписалась в суровые будни на острове. Японцы, я и Клим изъяснялись с ней по-английски, насколько это было возможно, она тоже знала его плохо, но мы понимали друг друга. В конце концов, тут либо научишься понимать, либо не выживешь.
Мари любила жить. Она часто улыбалась и всегда всем сочувствовала: это было видно по зеленым глазам, которые всегда были на мокром месте, когда кто-то из нас, раненый в очередной схватке, приползал, истекая кровью.

Глава 10. Беда не приходит одна
Беда подкралась незаметно. В принципе, я замечал, какими глазами на Мари смотрят некоторые ребята. Уже достаточно взрослые, чтобы понимать, на что там можно смотреть. К концу второй недели из-за постоянной работы в замке, от ее легкого летнего сарафана уже мало что осталось, и она ходила, стыдливо одергивая износившийся подол.
В тот день мы с Сатоши вернулись рано с патрулирования французского острова. В нашу задачу входило уничтожить всех новеньких, если таковые появятся и следить в оба за прилегающими островами. Уничтожать я никого не собирался, конечно, не знаю уж насчет своего воинственного напарника, но следить за другими считал правильным. Они действительно могли напасть без предупреждения.
Нам повезло: на десятом острове никого не было. Пустынно и тихо, их замок зарос пылью, даже воздух внутри стал каким-то затхлым.
На соседних островах тоже никого не наблюдалась, все словно забыли о существовании Десятого острова.
Мы пошли обратно, тем более дело уже было к вечеру. И сразу поняли, что у нас на острове творится что-то неладное. Кто-то визжал и ругался страшными словами на французском.
Мы переглянулись, и я уловил злобу в глазах Сатоши: он явно был на стороне визжащей Мари, еще даже не выяснив причины. За одно это я проникся к нему симпатией, потому что отбивать ее у разъяренных чем-то японцев в одиночку мне не хотелось.
Когда мы вбежали в замок, то застали в чем-то даже забавную картину. Хаято, большой Шин и Акира стояли с ухмыляющимися физиономиями напротив стола, за которым пряталась Мари, воинственно схватив сковороду обеими руками. Я бы рассмеялся, если бы не напряжение, повисшее в воздухе.
Несчастный сарафан Мари был явно разрезан чем-то острым, и теперь высокая девичья грудь была выставлена на всеобщее обозрение.
Сатоши рядом шумно сглотнул и уставился... Да что там - я тоже уставился, тем более посмотреть было на что. Мари вскрикнула и попыталась прикрыться сковородкой, стремительно краснея. Пока мы не появились, она вроде и не краснела, а тут надо же, вспомнила, что стоит полуголая перед целой кучей парней.
— Ямэтэ! ("Стойте!" — япон.) — выкрикнул Сатоши и стал что-то быстро говорить на своем языке.
Шин отвечал ему так же быстро и сбивчиво.
— Дамэ! ("Не делайте этого!") — вставил и я свои пять копеек. Акира довольно оскалился и достал меч, который зловеще блеснул в свете свечей, стоящих на столе.
Сатоши тоже недобро усмехнулся и вытащил сразу два меча, взглянув на меня (я в последнее время начал его понимать и без слов), и я вытащил свое оружие и встал, прижавшись спиной к его спине. Так мы с ним сражались на мостах, и так же вдвоем готовы были защищать Мари.
Напряжение, висевшее между нами, заискрилось, взорвалось звоном в ушах, звоном металла о металл.
Драться со своими — тяжело, они же свои, какими бы придурками ни были. Нам всем было необходимо отвлечься. Через пять минут громкий голос Мари заставил всех замереть на месте.
— Stop it! — закричала она со всей силы и быстрым движением перемахнула через стол. Подошла ко мне и требовательно протянула руку, дотрагиваясь до рукава моей истерзанной футболки.
— Give it to me, please, — вежливо сказала она, и я покорно принялся стягивать то, что раньше называлось одеждой.
Мари, даже не поморщившись, натянула лохмотья на себя и, сокрушаясь по-французки, бросилась перевязывать ошарашенного Шина.
Сатоши сплюнул на пол и досадливо поморщился: Хаято умудрился достать его своим мечом и рассечь бровь.
Закончив с Шином и с серьезным видом выслушав его сбивчивые извинения, она обернулась к нам.
— Merci, — произнесла тихо и снова покраснела, а потом, охнув, кинулась вытирать кровь с лица Сатоши прямо моей футболкой. Тот морщился, но терпел, хотя я не видел, чтобы он кому-то позволял прикасаться к себе, предпочитая сам накладывать повязки, не считая того памятного раза, когда я его спас. А тут стоял и мужественно терпел, глупо улыбаясь.
После этого к Мари стали относиться с уважением, хотя на мосты ее никто не пускал: все с радостью спихнули на нее все дела в замке, а она совершенно не боялась тяжелой работы. Убиралась, мыла посуду, даже пыталась что-то стирать.
Спарригни с Сатоши продолжались по утрам, а днем мы дрались на мостах: Шинджи все чаще ставил нас в пару, видимо, предпочитая не спорить с Сатоши. Тот действительно многому меня научил. Я уже мог драться двумя мечами, но второго у меня пока не было — Шинджи не давал. Только когда Сатоши разрешал мне взять его меч, я мог тренироваться.
Вскоре ночные тренировки прекратились, и я никак не мог понять, в чем тут причина и почему Сатоши меня каждый вечер упорно отправляет спать. Сопротивляться я не мог... ну мало ли... может, мой тренер устал, а потом все-таки любопытство вынудило меня узнать причину.
Так закрутился калейдоскоп событий, перевернувший мою жизнь с ног на голову, но, к сожалению, этого я предвидеть не мог.
Выскользнув поздно вечером из комнаты, оставив там мирно посапывающего Клима, я направился туда, где мы с Сатоши обычно тренировались. Что-то подсказывало мне: тренировку он отменил вовсе не за тем, чтобы выспаться подольше.
Такого я не мог представить. Хотя, конечно, это самый естественный ход событий, но на тот момент увиденное несколько выбило меня из колеи.
Сатоши был не один. Он был с Мари, и они самозабвенно целовались прямо под зловещими лунами Сорока островов.
Я встал как вкопанный, боясь пошевелиться, спугнуть, потому что... это было красиво. Да, именно завораживающе красиво. И ее пальцы, перебиравшие отросшие темные волосы на его затылке, и его грубая, вся в шрамах, рука на белом нежном плече: во всем была гармония, и это было правильным. Я тихо выдохнул и поспешил уйти. Но Сатоши не был бы Сатоши, если бы не ощутил мое присутствие.
Он дернулся и вскинулся, пристально вглядываясь в темноту, где я стоял, скрываясь под тенью замка.
— Тиму? — позвал он. Вот это интуиция.
— Да, Сатоши, это я, — сказал я и вышел на свет.
— Тимур, — улыбнулась Мари, так мило перекатывая "р" в моем имени на французский манер.
Мы помолчали. А о чем нам было говорить? Троим, говорящим на разных языках, но понимающим друг друга, как никто другой.
Я посидел с ними немного, прислушиваясь к ночной тишине, и, чуть сжав плечо Сатоши на прощанье, пошел к замку. Пусть побудут вдвоем.
А в голове бились слова Сережки: нельзя любить — накажут.
Сё уже был наказан за то, что смотрел вверх. Неужели Сатоши и Мари... тоже? Нет, я не мог этого допустить.
Заходя в замок, я увидел, как быстрая тень метнулась куда-то вниз по ступеням, в подвалы, где мне еще не довелось побывать. Почувствовав что-то неладное, я кинулся следом. Я не видел, кто это, но чувствовал, что не зря он сиганул в подвал.
— Докладывает Остров Тысячи Камней, — раздался монотонный голос, — Это Сатоши. Они встречались с Мари. Сегодня. Ночью. Да. Тимур тоже был там. Да они стали друзьями. Я думаю, Мари и Сатоши любят друг друга. Есть. Принято. Конец связи.
Я стоял не в силах пошевелиться, будто окаменел. Как все просто. Ну конечно, пришельцам необязательно быть среди нас, когда всегда находятся те, кто сможет предать своих. Но я поверить не мог, что он предал меня. Человек, которому я доверял.
Клим.
Что делать? Бежать к командиру? Шинджи не поймет меня. Никто не поймет. Это конец... Завтра Сатоши будет грозить смертельная опасность, как и мне. Нам обоим придется заплатить за нашу странную молчаливую дружбу. За любовь к бесшабашной рыжей девчонке по имени Мари. Мы за все заплатим. Вместе. Во мне проснулась какая-то неуместная бравада: мы с Сатоши научились поддерживать друг друга, чувствовать друг друга в бою, выдержим и этот бой.
Но ты, крыса...
Ты умрешь.

Глава 11. Последний бой Острова Тысячи Камней
Утром на привычное приветствие Клима я не среагировал, и тот был крайне удивлен и все пытался заглянуть мне в глаза, будто чувствуя себя виноватым.
А перед Сё ты тоже чувствовал свою вину, Клим? Когда предал его? Мальчишку, который только появился здесь.
На спарринге Сатоши явно чувствовал мою тревогу, он что-то спрашивал, ободряюще хлопал меня по плечу, но я не мог выдавить ни слова. Тем более я не знал, что мне сказать.
Когда Шинджи поставил нас с Сатоши в разные группы, внутри меня что-то оборвалось, будто струна лопнула.
— Най ("нет" - япон.), — твердо сказал я и встал рядом с другом.
Шинджи не стал спорить, махнул рукой, а вот Клим как-то забеспокоился. Я смотрел на него с жалостью и презрением. Так можно было смотреть на насекомое, лениво ползущее по твоему плечу: пусть ползет еще пару секунд, все равно прихлопнут.
Сатоши посмотрел на меня с удивлением, но потом улыбнулся — все-таки мы привыкли сражаться вместе.
Тогда я еще не знал, что мне предстоит самый сложный бой в моей жизни.
Все закрутилось очень быстро.
Сначала мы заметили еле заметное шевеление на пустынном, Десятом острове. Хаято вскинул лук, готовясь выстрелить в любого, кто там появится. Но таинственные незнакомцы не спешили показываться на свет.
Мы увидели их спустя минут пятнадцать. Двадцать вооруженных до зубов парней приближались к Западному мосту, где нас было всего четверо.
Я отчаянно засемафорил зеркальцем своим японцам, но не знал, увидели ли они мой сигнал. Я понял, кто решил свести с нами счеты. Это были ребята соседних островов. Они перешли на пустой, Десятый, чтобы сообща добраться до нас. Наверное, слава о воинах Острова Тысячи Камней дошла и до них, и они решили уничтожить сильного противника количеством.
Стоя спиной к спине с Сатоши, я чувствовал, как пот холодной струйкой стекает между лопаток, чуть щекоча спину.
— Гамбаттэ! ("Держись!" — япон.) — подбодрил меня Сатоши, доставая два своих смертоносных меча из-за спины.
— Не сдавайся! — крикнул я ему по-русски, уверенный, что он уловит интонацию.
— Сдохните, гады! — сказал кто-то из пришедших на чистейшем русском, кидаясь в бой.
Пока они перебежками добрались до нас, Хаято успел уложить двоих. Один из них лежал прямо на мосту, истекая кровью, уставившись в небо остекленевшими глазами. Больше всего меня интересовал его меч. Если я не добуду второй меч, мы точно проиграем.
— Сатоши! — крикнул я, кивком указывая на окровавленное оружие, до которого было около пяти шагов — невозможно далеко в условиях боя.
Сатоши меня понял, и мы вместе стали постепенно двигаться к мертвому мальчишке с неизвестного острова.
В это время стали прибывать наши. Я и не думал, что буду когда-нибудь настолько рад их видеть.
Шинджи, Рису, Шин и Шин — да почти все. Клима я среди них не увидел. Надо отдать должное Шинджи, дрался он очень умело. Остервенело, я бы сказал. Да и вообще, мы умудрялись держаться под натиском этой толпы. Хотя ничего удивительного: они с разных островов, не могут доверять друг другу, у них разные командиры и свои симпатии и антипатии наверняка. Они же дрались друг против друга когда-то. А мы — команда, сплоченная и знающая, как драться вместе.
Внезапно между нами словно рыжая молния ввинтилась: Мари прибежала помогать прямо с кухонным ножом в руках.
— Мари! — крикнул Сатоши, грубо отпихивая ее в сторону: он явно не хотел, чтобы она дралась.
Мы могли отбиться тогда. Точно могли бы. Если бы Восточный остров не объявил нам войну в тот же день. Англичане-пацифисты ринулись в бой с тыла.
Они бежали к нам сзади, с нашего же острова, и это было не просто страшно, а по-настоящему жутко.
Все происходило очень быстро: кто-то хрипел, харкая кровью, кто-то, не удержавшись, падал вниз, в море, исчезая белой вспышкой, не долетев до воды. Относительная узость мостов давала нам сегодня немалое преимущество. Мы стояли спина к спине посреди моста, зажав в центре Мари, ощетинившись мечами и стрелами, и были готовы убивать.
Наши враги чувствовали себя вольготно, усмехались и отвешивали шуточки в наш адрес на разных языках.
Они боялись нас: я чувствовал их страх, и это придавало мне сил.
Возможно, мы бы долго простояли вот так: не все настолько выносливы, как воины Острова Тысячи Камней — в этом я был уверен, но как всегда все решил случай.
Стрела английского арбалетчика ввинтилась прямо в нашу толпу, смертельно ранив Рису. Он застонал и сполз на землю; Мари, не теряя ни секунды, тут же склонилась над ним, на ходу доставая бинты. Мы сжались теснее, заключая ее и раненого Рису в круг. Но с такими ранениями не живут — это я понимал также ясно, как и то, что эта злосчастная стрела, возможно, и случайно выпущенная, решила все.
Насколько близки были Рису и Хаято? Они были молчаливые и мрачные всегда, но делали все удивительно синхронно и вместе. Что я знал о них? Не понимая их слов, сказанных друг другу, но отлично чувствуя взгляды. Да, эти двое были близкими друзьями, но старались не показывать этого. Нельзя. На островах нельзя ни к кому привязываться.
Теперь Хаято издал истошный вопль и, несмотря на предостережение командира, прицелился в обидчика.
Секунда - и тот мертвый свалился на мост. Хаято довольно оскалился, но в глазах застыла такая пелена боли, что я просто отвернулся, думая, а что будет со мной, если что-нибудь сейчас произойдет с Сатоши или Мари?
Я нагнулся и выхватил у Рису его меч. Теперь я мог драться в полную силу, как и Сатоши.
Страшно... Им было страшно, все-таки на тот момент мы представляли собой жуткий дуэт.
Но несмотря ни на что, их было слишком много. Они наступали с двух сторон, и нас становилось все меньше.
Сначала ранили Мари. Подло вонзив нож в спину, когда она склонилась над раненым Шином. Для меня все происходило как на кадрах в замедленном воспроизведении. Нам нельзя было разделяться с Сатоши, но я не мог ничего поделать. Мари умирала.
Он подхватил ее на руки и что-то шептал по-японски. А она улыбалась, бледными, почти посиневшими губами. Такая она была — Мари. Даже перед смертью она улыбалась.
И тихое, еле слышное:
— Je t'aime, — понятное на всех языках, как напоминание о том, что любовь нельзя победить ни предательством, ни войной.

В это время я заметил Клима. Он тихонько пробирался к нам со стороны замка, и вся моя ненависть и боль сосредоточились на одном конкретном человеке.
— Ты! — выдохнул я, стоя напротив него с двумя мечами, с лезвий которых на землю капала кровь.
— Тимур, — рассеянно сказал он.
— А ты думал, я уже умер, тварь, — усмехнулся я.
— Откуда ты... — он попятился.
— Я все слышал, Клим. Ты предал нас. Смотри. Смотри! — закричал я, хватая его за плечи, с силой разворачивая в сторону бойни. — Смотри внимательно, крыса... Рису. Хаято. Шин. Мари. Они все погибли. Все! — я понял, что плачу.
— Я не... — он сглотнул, — я не хотел. У меня не было выбора.
Я мог бы убить его прямо там. Оставить истекать кровью на развалинах нашего острова. Но что-то останавливало меня. Клим никогда не желал мне зла — он был рядом в первые дни на островах. И предал нас.
— Пойми, Тимур, — тараторил Клим, — я не мог иначе... Мне было десять лет, когда я попал сюда, а пришельцы предложили мне, что я буду знать японский и буду уметь драться, вернусь домой... Знаешь, как тяжело среди японцев было мне? Десятилетнему пацану?!
— Это не повод предавать, — заявил я.
— Хорошо быть принципиальным?! — оскалился он и покачал головой, опуская руки.
— Бей.
Я не мог ударить беззащитного. Просто не мог. И он это знал.
— Защищайся, мразь! — сказал я почти с отчаяньем.
Клим улыбнулся. Он понял, что я не ударю первым.
Я внимательно посмотрел в его глаза и уловил там страх. Усмехнулся. Неторопливо вытер мечи о его футболку и пошел обратно. К тому, кто был мне единственным другом здесь.
Сатоши, уже тоже раненый в руку, сражался из последних сил: я все-таки умудрился бросить его одного, ослепленный своей ненавистью к Климу.
— Сатоши! — крикнул я, пытаясь вложить в интонацию поддержку и одобрение. Но поймав его взгляд, ужаснулся. Он был пустым. Словно Сатоши умер там, вместе с Мари. Наверное, так оно и бывает у влюбленных, мне-то откуда было знать.
Оглянувшись я понял, что мы почти победили. Ценой многих жизней, но почти. Наших врагов осталось не так много.
Очень скоро все было кончено.
Шинджи погиб последним, защищая свой остров.
Мы остались с Сатоши вдвоем. Враги, оставшиеся в живых, разбежались, наши ребята были мертвы.
Сатоши был ранен в руку и в живот, и, кажется, потерял слишком много крови. Таким бледным я его никогда не видел.
— Тиму... — прошептал он, и я наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Но он молчал. Я бы все равно его не понял. Он просто смотрел мне в глаза, вцепившись в мое плечо, и я понял, умирать — страшно. Мерзко и страшно.
— Держись, — прошептал я, — пожалуйста, Сатоши... держись...
Через несколько минут его не стало.
Я стоял на коленях, прижимая его к себе и кричал. Просто кричал, посреди мертвого моста, кричал без слов, чувствуя как из меня уходит жизнь, все то хорошее, что может, и было когда-то. Мальчик Тимур с пушистыми ресницами, так любивший рисовать, ушел на второй план. Теперь я стал другим. Безвозвратно.
Я аккуратно повернул уже мертвого Сатоши и бережно снял перевязь с мечами, уже деревянными, пропитанными кровью, с его спины.
Они всегда будут со мной, Сатоши. Мечи истинного смаурая.
Осталось только одно незавершенное дело.
Я вернулся в замок.
Клим был там и даже не пытался спрятаться.
— Убьешь? — равнодушно бросил он.
— Да, — кивнул я, понимая, что действительно готов его убить.
— Давай, — пожал он плечами. — Но если тебе интересно, конечно, я не думал, что все будет так. Я хочу умереть.
И тут я все понял — для того, чтобы его уничтожить, не обязательно убивать. На моих руках и так уже слишком много крови.
— Нет, — я криво усмехнулся окровавленным ртом, — нет, Клим. Живи. Неси в себе все то, что сегодня было. Завтра или послезавтра за тобой придут. Возможно, тут кто-нибудь успеет появиться, и ты объяснишь ему, что к чему. И даже станешь командиром. Мне все равно, Клим. Живи.
Я смачно сплюнул на пол и ушел.
Мне было неважно, смогу ли я выиграть в этой жестокой игре. Ведь уйдя со своего острова, я терял все шансы на победу. Это было неважно. Я собирался просто жить.
Тут я больше не смогу.

Эпилог
И я ушел. Прошел через пустой Десятый остров, на следующем, Одиннадцатом, меня пропустили молча, это они пришли к нам в тот страшный день. Я шел через их остров, не поднимая головы, а они молча пропустили меня. Ничего не сказав.
Я просто шел. На одном из островов меня попытались убить. Я вскинул сразу два меча и видимо, выглядел настолько внушительно, что меня пропустили.
На второй день сил не осталось, и я просто упал на одном из островов. Свалился без сознания, изнемогая от жажды и боли.
Когда я очнулся, то обнаружил рядом с собой какого-то мальчишку лет четырнадцати, который с заботливым видом держал ладонь у меня на лбу.
— Где я... — прохрипел я, с силой проталкивая слова сквозь пересохшую глотку.
— Тридцать Шестой. Остров Алого Щита, — охотно ответил мальчишка с чуть заметным акцентом. Русский ему явно был не родной, — Ты упал на на нашем острове. Мы думали — тебе не выжить. Попей, — он протянул мне кружку с водой, помог, придерживая голову, на которой я нащупал бинты.
— Я живой, — прошептал я, сам себе не веря.
— Живой, — облегченно рассмеялась девушка, стоящая в дверях. — Я — Рита, — представилась она, — а это — Крис.
— Тимур, — ответил я, чувствуя, как меня отпускает напряжение. Эти ребята были настолько солнечными, что мне даже стало как-то теплее.
Они не расспрашивали, откуда я, и я был им за это благодарен. Только Крису, нашему командиру, я все-таки рассказал однажды печальную историю Острова Тысячи камней. Он ничего не сказал, но я видел в его глазах боль. Крис всегда переживал все вместе со своими подопечными.
Остров Алого Щита, как и любой другой здесь, был вынужден обороняться, а его обитатели так же должны были ходить дежурить на мосты. Все то же самое — я даже уловил те же черты характера у Криса, что и Шинджи, вот только Командир Тридцать Шестого острова был гораздо спокойней и менее жестокий. И это мне нравилось.
Прошел месяц, прежде чем я предложил свою помощь на мостах. Странно, но меня никто не торопил и не трогал. Все мне улыбались и болтали на разные темы, только не про острова. Но я не мог больше отсиживаться у них на шее. Я слишком хорошо знал, что такое острова — они не прощают лени.
На первое дежурство на Острове Алого Щита мы пошли вместе с Крисом. Наш командир и тут проявил заботу — не смог оставить меня одного. Он долго изучал перевязь с моими мечами и был явно удивлен, когда я взял с собой оба.
— Разве один не запасной? — спросил он меня небрежно.
— Нет, — коротко ответил я, — это самурайские мечи. Рёто-дзукай, — коротко ответил я, ничего не поясняя. Отныне — это мои воспоминания, и я не собирался ими делиться.
Крис посмотрел на меня с уважением, но я видел, что в любой момент готов меня страховать.
В тот же день, когда Тридцатый остров обнаглел и ринулся на нас всем скопом, я достал свои мечи. И провел лезвием по лезвию, как это делал Сатоши. Наши противники замерли — почувствовали неладное. Но отступать было поздно.
Крис только присвистнул, смотря, как я обращаюсь с оружием.
— Я поражен. Ты — ценная находка, Тимур, — он доброжелательно улыбнулся.
Я улыбнулся в ответ, бережно убирая мечи за спину.
Слухи распространяются быстро.
Очень скоро я услышал, как соседние острова называют меня Самураем. Но мне было все равно.
Еще через пару недель Крис спросил у меня, собираюсь ли я остаться.
— Ты же пришел с чужого острова, ты не сможешь победить. Да потом раз ушедший — уходит снова. Я просто хочу знать, на что мне рассчитывать.
— Я хотел найти дом, — сдавленно ответил я, — я... останусь.
— Ты дома, Тимур, — ответил Крис.
И я знал, что это так.

Глава 8. Когда выхода нет...
Полежав немного, я понял, что мазь сделала свое дело, и я себя чувствую значительно лучше. Я встал и, аккуратно прикрыв за собой дверь, вышел из своей комнаты, направляясь к общей комнате. Там находились почти все ребята с острова и занимались кто чем. Кто-то вполголоса разговаривал, кто-то сидел прямо на полу у стены и просто смотрел вперед или в потолок застывшим взглядом. О чем думали эти ребята? Мечтали о том, как вернутся домой? Я осторожно прошел в дальний угол, прямо к огромному камню, изъеденному трещинами. Символ Острова Тысячи Камней.
— Клим, — неуверенно произнес я, не зная, стоит ли вообще начинать этот разговор.
— Говори, — ответил Клим, не открывая глаз: он сидел возле камня на каком-то деревянном ящике непонятного назначения, закрыв глаза, погруженный в собственные мысли.
— Клим, а те ребята с Западного острова.... французы.. Что с ними будет?
— Они не переживут завтрашний день, — сухо ответил Клим.
— Но... — я понятия не имел, как реагировать на подобное заявление.
— Не мы, так другие. — Клим словно прочитал мои мысли.
— А если не убивать? Ну просто забрать на свой остров?
— Теоретически они могут быть рабами на чужом острове, практически — они малы и слабы, кому нафиг надо? — с горечью добавил он.
— Помоги мне, — прошептал я, — мне надо поговорить с Шинджи.
— Зачем тебе это, Тимур? — спросил Клим.
— Но... это дети! Люди такие же, как мы! Дай мне поговорить с Шинджи! — в отчаяньи закричал я так громко, что Шинджи сам услышал свое имя и подошел к нам.
Клим сказал ему пару фраз на японском, Шинджи рассмеялся.
— Мы должны забрать их. В рабство, — уверенно сказал я, понимая, что не могу допустить их убийства.
Шинджи ответил отрицательным жестом.
Я долго говорил о том, что жестокость порождает жестокость, о том, что надо попытаться играть по-другому... Клим переводил с пятого на десятое, я это чувствовал, но лучшего переводчика у меня все равно не было.
Поняв, что ничего не добьюсь, я плюнул на все и вышел из замка на воздух.
Тишина и две луны на горизонте у самой воды создавали атмосферу полной безысходности. Я направился к Западному мосту, где последний раз разговаривал с погибшим сегодня Сережкой. Боже мой... эти дети даже тела погибших убрать не смогут. Наверное, так и ночуют на острове с мертвецами, ожидая собственной смерти. Мне стало жутко, нестерпимо, невыносимо жутко. Я шумно сглотнул и ступил на мост.
На другой стороне было пусто. Зато на Северном от них мосту я заметил четыре маленькие фигурки. Они стояли обнявшись и пели что-то тихонько на своем языке. Ветер доносил до меня лишь обрывки чужой речи. Потом, так же обнявшись, они шагнули за перила, нелепо перевалившись, раскинув руки. Короткий вскрик, четыре белые вспышки... и тишина. Я и не заметил, как начал плакать. Я ревел, скорчившись на мосту, кусая ладонь до боли, до крови, катаясь словно раненое животное.
Они выбрали остаться свободными. Они просто улетели как птицы, раскинув руки, подарив себя кровожадной ночи на островах. Смелые и отважные ребята. Я хотел бы быть такими, как они. Вот так с моста — и все. И никому. Ни пришельцам, ни врагам с соседних островов...
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, утирая грязной окровавленной рукой все еще лившиеся слезы, подошел к перилам вплотную. Аккуратно и сосредоточенно вскарабкался наверх.
Я бы прыгнул.
В ту ночь я готов был стать птицей, как те незнакомые мне ребята с соседнего острова. И даже сделал шаг, когда меня уверенно схватила чья-то рука.
Болтаясь между жизнью и смертью, я задрал голову вверх и увидел Сатоши.
Конечно. Этот японец не мог оставить меня в покое и просто дать мне спокойно умереть. В тот момент я его ненавидел.
— Пусти! — я вырывался из его рук, пинаясь, царапаясь и даже кусаясь, кажется.
Сатоши молчал. И правильно — все равно ничего я бы не понял. И продолжал меня крепко держать. Странно: на вид худой, а какая силища.
Постепенно я успокоился и затих, просто иногда шумно шмыгал носом и издавал жалобные всхлипы. Только потом я заметил, что Сатоши меня так и не отпустил.
И меньше всего на свете я хотел сейчас остаться без этих рук. Без опоры в мире, без той единственной точки сейчас, которая связывала меня с реальностью. Мне так не хватало старшего брата...
Сатоши вздохнул и немного отстранился, однако рук не убрал: еще бы, я вцепился в него, как утопающий за соломинку.
— Тиму? — осторожно спросил он.
— Я в порядке. Окей. — произнес я, продолжая трястись.
— Икимасу ("Пойдем!" — япон.) — тихо произнес Сатоши.
Я послушно поплелся следом. Я бы многое хотел рассказать Сатоши. О том, как ненавижу острова и жестокость, которую они порождают в нас. О том, как соскучился по дому, родителям и брату. Но не мог ничего этого сделать. Клим, наверное, обладал особыми способностями, раз мог освоить этот сложнейший язык.
Как ни странно, Сатоши привел меня не в замок, а на тренировочную площадку. Жестом приказал достать меч. Я вяло подчинился. Он протянул руку и дал мне один из своих мечей. Я не поверил своим глазам. Японец делился со мной самым дорогим — своим оружием. Насколько знаю, никто еще не держал в руках его мечи. Ну, кроме предшественников, наверное.
Рукоять меча была крепко обмотана старой тряпкой - обрывком футболки, видимо. Я осторожно взял оружие в руку и чуть подкинул на ладони, прикидывая вес. Конечно, будучи деревянным, меч казался относительно легким, но это не мешало мне восхититься его формой. Он был немного подточен, выглядел более изящным, чем те, что выдавал нам Шинджи. Я теперь понял, почему Сатоши так дорожил своим оружием: оно и вправду было особенным, являясь для него неким талисманом, залогом удачи, если так можно сказать.
Рукоять легко легла в ладонь, из-за тряпки не чувствовалась ее излишняя гладкость, и меч наверняка не скользил в потной руке, как это часто бывало у меня.
Все еще дрожа и периодически всхлипывая, я во все глаза смотрел, как Сатоши показывает мне несколько разворотов. Потом он жестом пригласил меня повторить. Я постарался. Ничего не вышло, конечно же. Сатоши только улыбнулся, коротко мне кивнул и заставил повторить сначала. И еще. И еще. Очнулся я к двенадцати ночи, наверное. И внезапно понял, что Сатоши ценой собственного времени отдыха сделал для меня очень многое. В голове было пусто. Все мое тело чувствовал только усталость и больше ничего. Всепоглощающую муторную усталость. Не было сил думать, анализировать и жалеть кого-то. Я еле добрался до постели. Клим ругнулся вполголоса и продолжил спать, я тоже последовал его примеру, едва моя голова коснулась подушки.
Я никогда еще не спал так крепко на островах.
Глава 9. Мари
Утром вставать пришлось рано, как и всегда. Быстрый завтрак, сонные, зевающие лица ребят и снова тренировка. Я уже не удивился, когда меня снова определили в пару с Сатоши: видимо, он все-таки сумел договориться с Шинджи.
Я уже научился доставать меч из перевязи, такой же, как у Сатоши, так же быстро, как он. Тем не менее его изящества мне достичь не удалось. Но технически я все делал верно. Сатоши снова дал мне свой меч и заставил повторить все движения, что демонстрировал ночью. Пару раз у меня все-таки получилось, даже несмотря на ноющие мышцы. Я старался не обращать внимание на боль — хотел научиться драться двумя мечами.
Я хотел жить.
Шинджи взял меня и Клима с собой на Западный остров. Добивать оставшихся в живых французов. Я уверен, что Шинджи приказал мне идти туда специально: ведь это я просил оставить их в живых. Я смело шел за ним — никого на Западном не было: уж я-то знал. Но молчал. Даже Климу не стал рассказывать о ночном происшествии.
Мы прошли по чужому острову к замку. Мимоходом я отметил, что остров пуст — никаких следов вчерашней бойни: ни крови, ни трупов. Это было странно, но к лучшему. Я боялся, что меня стошнит.
Внезапно в небе свернул всполох, и прямо на землю перед нами свалилась девчонка. Ей было лет четырнадцать.
Девчонка, по-видимому, больно ушиблась при падении: теперь просто сидела, размазывая слезы, прижимая к себе больную руку.
Мы замерли в немом удивлении. Хотя удивительного как раз-таки ничего не было, на острова постоянно кто-то прибывал, так или иначе. Девчонки, мальчишки, совсем маленькие и постарше. И вот мы просто стали свидетелем прибытия новенького на французский остров. Вот только некому было ее встречать.
Тут я понял, что девчонке повезло: если бы это был парень, возможно, рука Шинджи и не дрогнула бы. Но убить плачущую девчонку... Это каким извергом надо быть.
Или, например, просто оставить ее на этом острове. Она все равно пойдет выяснить, что к чему, и в итоге ее убьют. Или станет рабом, перебежчиком, как таких тут называют.
— Шинджи, нет, — твердо сказал я, беря лопочущую что-то на своем французском и продолжающую реветь девочку за здоровую руку.
Клим что-то сказал Шинджи, тот покачал головой.
— Шинджи хочет, чтобы мы ее оставили здесь, — тихо произнес Клим.
И тут меня прорвало. Я и не заметил, как достал меч отточенным движением и приставил его стальной кончик к горлу командира Острова Тысячи Камней. Наверное, я сошел с ума.
Клим вскрикнул и отступил на шаг, Шинджи же нехорошо ухмыльнулся и схватил лезвие прямо рукой, с силой отводя его от себя. По его ладоням заструилась кровь: ненависти во мне на тот момент было хоть отбавляй.
Клим еще раз вскрикнул и бросился доставать мазь из карманов своих обтрепанных джинсов, при этом что-то быстро втолковывая Шинджи по-японски и косясь на меня.
— Шинджи сказал, что поговорит с тобой на острове, — испуганно перевел Клим, — пойдем.
— Я не пойду без нее, — сказал я, дергая девчонку за руку. Она переводила зареванные глаза с одного из нас на другого, и в ее взгляде явственно читался ужас. Вдруг она со всей силы ущипнула себя за руку и тут же вскрикнула, смешно подскочив на месте. Ну да, решила проверить, не спит ли. Знакомое ощущение. Я даже смог улыбнуться.
Клим, чуть заикаясь, перевел Шинджи то, что я сказал, торопливо бинтуя ему порезы. Тот поднял на меня тяжелый взгляд, осмотрел с головы до ног, будто в первый раз увидев, и коротко кивнул.
— Пошли, — сказал Клим, — я тебе не завидую, — прошептал он, белый как мел. Видимо, случаи непослушания на острове уже были.
Мне было все равно. Я просто шел следом, крепко держа судорожно всхлипывающую девчонку чужого острова, и старался не думать о том, что меня ждет. Понятное дело — неповиновение да при свидетелях... Шинджи меня убьет, — вдруг понял я. Просто убьет. Чтобы другим неповадно было.
Но я не могу бросить здесь эту девчонку, не хочу снова наблюдать чье-то самоубийство. Возможно, у Шинджи хватит рассудительности просто меня наказать. Я согласен. Я не желал ему зла — он хороший командир, как бы там ни было.
На свой остров мы пришли в полной тишине. Шинджи тут же погнал нас дежурить на другие мосты, отослав туда же и дежурных, которые только-только принялись за мытье посуды после завтрака. В грязную посуду он чуть ли не носом ткнул новенькую, и она, как-то разом затихнув, принялась неуклюже мыть чашки одной рукой. Осмотреть бы ее руку нормально!
Но вместо этого пришлось бежать на Восточный мост, где ошалелые от произошедшего вчера англичане, наступали на нас. Отбились мы с легкостью. Я с удовлетворением отметил, что, несмотря на недосып и ноющие от тренировок с Сатоши мышцы, драться стал лучше, гораздо лучше. Лишь бы Сатоши не прекратил наши тренировки.
День пролетел быстро. Изнуренные своими же атаками англичане откатились к замку, мосты медленно, с чуть заметным скрипом, расходились. Наступал вечер, который точно не сулил ничего хорошего.
Девчонка освоилась быстро и даже прибралась в нашей холостяцкой берлоге. Мне это напомнило сказку про Машу и медведей, и я невольно расхохотался, глядя на вытянутые лица ребят с нашего острова, вернувшихся с дежурства.
Видимо, их пресловутая японская вежливость не позволяла лезть сразу же с расспросами, поэтому они молча расселись вокруг стола.
И когда все в полной тишине поели, Шинджи тихо заговорил. Пару раз я слышал свое имя. Я забыл, как дышать и даже боялся спросить у Клима, о чем он говорит.
Ясно, что обо мне, но вот что именно, я, конечно, понять не смог.
— Дзиммэй? ("Имя?") — спросил Шинджи, в упор глядя на девчонку.
Та явно не поняла. Пришлось вмешаться.
— Your name? — громко спросил я.
Девчонка быстро быстро закивала и произнесла:
— Мари.
Ее имя тут же шепотом прокатилась по всему залу, каждый стремился его произнести.
Шинджи резким ударом ладони о стол заставил всех замолчать и произнес что-то довольно угрожающе. Я впечатлился одной лишь интонацией.
— Что насчет меня? — я все-таки не выдержал и решил поинтересоваться у Клима.
— Ничего, — ровно ответил Клим, — Шинджи сказал, что решение привести сюда Мари являлось обоюдным.
Я понял: Шинджи все-таки решил не говорить о том, что произошло на побежденном острове. Внимательно посмотрел в его сторону, натолкнулся на пристальный холодный взгляд в ответ и тут же осознал: Шинджи меня не простил. И никогда не простит. Но будет терпеть, так как не хочет, чтобы кто-то знал о случившемся сегодня. Это проигрыш. А Кодекс Воина, который они все так чтут тут, на островах, не позволяет быть побежденным. Он будет молчать. Но не простит.
Про себя я все-таки выдохнул с облегчением: ну и ладно, главное, я жив, да и девчонку спасти удалось.
Девчонка, кстати, была красивая. Рыжая, с зелеными глазами, очень яркая. Вокруг глаз рассыпались смешные веснушки, а чуть вздернутый нос придавал ее лицу особенной очаровательности. Вряд ли тогда я мог оценить это, но в моих воспоминаниях Мари осталась именно такой.
Она быстро вписалась в суровые будни на острове. Японцы, я и Клим изъяснялись с ней по-английски, насколько это было возможно, она тоже знала его плохо, но мы понимали друг друга. В конце концов, тут либо научишься понимать, либо не выживешь.
Мари любила жить. Она часто улыбалась и всегда всем сочувствовала: это было видно по зеленым глазам, которые всегда были на мокром месте, когда кто-то из нас, раненый в очередной схватке, приползал, истекая кровью.
Глава 10. Беда не приходит одна
Беда подкралась незаметно. В принципе, я замечал, какими глазами на Мари смотрят некоторые ребята. Уже достаточно взрослые, чтобы понимать, на что там можно смотреть. К концу второй недели из-за постоянной работы в замке, от ее легкого летнего сарафана уже мало что осталось, и она ходила, стыдливо одергивая износившийся подол.
В тот день мы с Сатоши вернулись рано с патрулирования французского острова. В нашу задачу входило уничтожить всех новеньких, если таковые появятся и следить в оба за прилегающими островами. Уничтожать я никого не собирался, конечно, не знаю уж насчет своего воинственного напарника, но следить за другими считал правильным. Они действительно могли напасть без предупреждения.
Нам повезло: на десятом острове никого не было. Пустынно и тихо, их замок зарос пылью, даже воздух внутри стал каким-то затхлым.
На соседних островах тоже никого не наблюдалась, все словно забыли о существовании Десятого острова.
Мы пошли обратно, тем более дело уже было к вечеру. И сразу поняли, что у нас на острове творится что-то неладное. Кто-то визжал и ругался страшными словами на французском.
Мы переглянулись, и я уловил злобу в глазах Сатоши: он явно был на стороне визжащей Мари, еще даже не выяснив причины. За одно это я проникся к нему симпатией, потому что отбивать ее у разъяренных чем-то японцев в одиночку мне не хотелось.
Когда мы вбежали в замок, то застали в чем-то даже забавную картину. Хаято, большой Шин и Акира стояли с ухмыляющимися физиономиями напротив стола, за которым пряталась Мари, воинственно схватив сковороду обеими руками. Я бы рассмеялся, если бы не напряжение, повисшее в воздухе.
Несчастный сарафан Мари был явно разрезан чем-то острым, и теперь высокая девичья грудь была выставлена на всеобщее обозрение.
Сатоши рядом шумно сглотнул и уставился... Да что там - я тоже уставился, тем более посмотреть было на что. Мари вскрикнула и попыталась прикрыться сковородкой, стремительно краснея. Пока мы не появились, она вроде и не краснела, а тут надо же, вспомнила, что стоит полуголая перед целой кучей парней.
— Ямэтэ! ("Стойте!" — япон.) — выкрикнул Сатоши и стал что-то быстро говорить на своем языке.
Шин отвечал ему так же быстро и сбивчиво.
— Дамэ! ("Не делайте этого!") — вставил и я свои пять копеек. Акира довольно оскалился и достал меч, который зловеще блеснул в свете свечей, стоящих на столе.
Сатоши тоже недобро усмехнулся и вытащил сразу два меча, взглянув на меня (я в последнее время начал его понимать и без слов), и я вытащил свое оружие и встал, прижавшись спиной к его спине. Так мы с ним сражались на мостах, и так же вдвоем готовы были защищать Мари.
Напряжение, висевшее между нами, заискрилось, взорвалось звоном в ушах, звоном металла о металл.
Драться со своими — тяжело, они же свои, какими бы придурками ни были. Нам всем было необходимо отвлечься. Через пять минут громкий голос Мари заставил всех замереть на месте.
— Stop it! — закричала она со всей силы и быстрым движением перемахнула через стол. Подошла ко мне и требовательно протянула руку, дотрагиваясь до рукава моей истерзанной футболки.
— Give it to me, please, — вежливо сказала она, и я покорно принялся стягивать то, что раньше называлось одеждой.
Мари, даже не поморщившись, натянула лохмотья на себя и, сокрушаясь по-французки, бросилась перевязывать ошарашенного Шина.
Сатоши сплюнул на пол и досадливо поморщился: Хаято умудрился достать его своим мечом и рассечь бровь.
Закончив с Шином и с серьезным видом выслушав его сбивчивые извинения, она обернулась к нам.
— Merci, — произнесла тихо и снова покраснела, а потом, охнув, кинулась вытирать кровь с лица Сатоши прямо моей футболкой. Тот морщился, но терпел, хотя я не видел, чтобы он кому-то позволял прикасаться к себе, предпочитая сам накладывать повязки, не считая того памятного раза, когда я его спас. А тут стоял и мужественно терпел, глупо улыбаясь.
После этого к Мари стали относиться с уважением, хотя на мосты ее никто не пускал: все с радостью спихнули на нее все дела в замке, а она совершенно не боялась тяжелой работы. Убиралась, мыла посуду, даже пыталась что-то стирать.
Спарригни с Сатоши продолжались по утрам, а днем мы дрались на мостах: Шинджи все чаще ставил нас в пару, видимо, предпочитая не спорить с Сатоши. Тот действительно многому меня научил. Я уже мог драться двумя мечами, но второго у меня пока не было — Шинджи не давал. Только когда Сатоши разрешал мне взять его меч, я мог тренироваться.
Вскоре ночные тренировки прекратились, и я никак не мог понять, в чем тут причина и почему Сатоши меня каждый вечер упорно отправляет спать. Сопротивляться я не мог... ну мало ли... может, мой тренер устал, а потом все-таки любопытство вынудило меня узнать причину.
Так закрутился калейдоскоп событий, перевернувший мою жизнь с ног на голову, но, к сожалению, этого я предвидеть не мог.
Выскользнув поздно вечером из комнаты, оставив там мирно посапывающего Клима, я направился туда, где мы с Сатоши обычно тренировались. Что-то подсказывало мне: тренировку он отменил вовсе не за тем, чтобы выспаться подольше.
Такого я не мог представить. Хотя, конечно, это самый естественный ход событий, но на тот момент увиденное несколько выбило меня из колеи.
Сатоши был не один. Он был с Мари, и они самозабвенно целовались прямо под зловещими лунами Сорока островов.
Я встал как вкопанный, боясь пошевелиться, спугнуть, потому что... это было красиво. Да, именно завораживающе красиво. И ее пальцы, перебиравшие отросшие темные волосы на его затылке, и его грубая, вся в шрамах, рука на белом нежном плече: во всем была гармония, и это было правильным. Я тихо выдохнул и поспешил уйти. Но Сатоши не был бы Сатоши, если бы не ощутил мое присутствие.
Он дернулся и вскинулся, пристально вглядываясь в темноту, где я стоял, скрываясь под тенью замка.
— Тиму? — позвал он. Вот это интуиция.
— Да, Сатоши, это я, — сказал я и вышел на свет.
— Тимур, — улыбнулась Мари, так мило перекатывая "р" в моем имени на французский манер.
Мы помолчали. А о чем нам было говорить? Троим, говорящим на разных языках, но понимающим друг друга, как никто другой.
Я посидел с ними немного, прислушиваясь к ночной тишине, и, чуть сжав плечо Сатоши на прощанье, пошел к замку. Пусть побудут вдвоем.
А в голове бились слова Сережки: нельзя любить — накажут.
Сё уже был наказан за то, что смотрел вверх. Неужели Сатоши и Мари... тоже? Нет, я не мог этого допустить.
Заходя в замок, я увидел, как быстрая тень метнулась куда-то вниз по ступеням, в подвалы, где мне еще не довелось побывать. Почувствовав что-то неладное, я кинулся следом. Я не видел, кто это, но чувствовал, что не зря он сиганул в подвал.
— Докладывает Остров Тысячи Камней, — раздался монотонный голос, — Это Сатоши. Они встречались с Мари. Сегодня. Ночью. Да. Тимур тоже был там. Да они стали друзьями. Я думаю, Мари и Сатоши любят друг друга. Есть. Принято. Конец связи.
Я стоял не в силах пошевелиться, будто окаменел. Как все просто. Ну конечно, пришельцам необязательно быть среди нас, когда всегда находятся те, кто сможет предать своих. Но я поверить не мог, что он предал меня. Человек, которому я доверял.
Клим.
Что делать? Бежать к командиру? Шинджи не поймет меня. Никто не поймет. Это конец... Завтра Сатоши будет грозить смертельная опасность, как и мне. Нам обоим придется заплатить за нашу странную молчаливую дружбу. За любовь к бесшабашной рыжей девчонке по имени Мари. Мы за все заплатим. Вместе. Во мне проснулась какая-то неуместная бравада: мы с Сатоши научились поддерживать друг друга, чувствовать друг друга в бою, выдержим и этот бой.
Но ты, крыса...
Ты умрешь.
Глава 11. Последний бой Острова Тысячи Камней
Утром на привычное приветствие Клима я не среагировал, и тот был крайне удивлен и все пытался заглянуть мне в глаза, будто чувствуя себя виноватым.
А перед Сё ты тоже чувствовал свою вину, Клим? Когда предал его? Мальчишку, который только появился здесь.
На спарринге Сатоши явно чувствовал мою тревогу, он что-то спрашивал, ободряюще хлопал меня по плечу, но я не мог выдавить ни слова. Тем более я не знал, что мне сказать.
Когда Шинджи поставил нас с Сатоши в разные группы, внутри меня что-то оборвалось, будто струна лопнула.
— Най ("нет" - япон.), — твердо сказал я и встал рядом с другом.
Шинджи не стал спорить, махнул рукой, а вот Клим как-то забеспокоился. Я смотрел на него с жалостью и презрением. Так можно было смотреть на насекомое, лениво ползущее по твоему плечу: пусть ползет еще пару секунд, все равно прихлопнут.
Сатоши посмотрел на меня с удивлением, но потом улыбнулся — все-таки мы привыкли сражаться вместе.
Тогда я еще не знал, что мне предстоит самый сложный бой в моей жизни.
Все закрутилось очень быстро.
Сначала мы заметили еле заметное шевеление на пустынном, Десятом острове. Хаято вскинул лук, готовясь выстрелить в любого, кто там появится. Но таинственные незнакомцы не спешили показываться на свет.
Мы увидели их спустя минут пятнадцать. Двадцать вооруженных до зубов парней приближались к Западному мосту, где нас было всего четверо.
Я отчаянно засемафорил зеркальцем своим японцам, но не знал, увидели ли они мой сигнал. Я понял, кто решил свести с нами счеты. Это были ребята соседних островов. Они перешли на пустой, Десятый, чтобы сообща добраться до нас. Наверное, слава о воинах Острова Тысячи Камней дошла и до них, и они решили уничтожить сильного противника количеством.
Стоя спиной к спине с Сатоши, я чувствовал, как пот холодной струйкой стекает между лопаток, чуть щекоча спину.
— Гамбаттэ! ("Держись!" — япон.) — подбодрил меня Сатоши, доставая два своих смертоносных меча из-за спины.
— Не сдавайся! — крикнул я ему по-русски, уверенный, что он уловит интонацию.
— Сдохните, гады! — сказал кто-то из пришедших на чистейшем русском, кидаясь в бой.
Пока они перебежками добрались до нас, Хаято успел уложить двоих. Один из них лежал прямо на мосту, истекая кровью, уставившись в небо остекленевшими глазами. Больше всего меня интересовал его меч. Если я не добуду второй меч, мы точно проиграем.
— Сатоши! — крикнул я, кивком указывая на окровавленное оружие, до которого было около пяти шагов — невозможно далеко в условиях боя.
Сатоши меня понял, и мы вместе стали постепенно двигаться к мертвому мальчишке с неизвестного острова.
В это время стали прибывать наши. Я и не думал, что буду когда-нибудь настолько рад их видеть.
Шинджи, Рису, Шин и Шин — да почти все. Клима я среди них не увидел. Надо отдать должное Шинджи, дрался он очень умело. Остервенело, я бы сказал. Да и вообще, мы умудрялись держаться под натиском этой толпы. Хотя ничего удивительного: они с разных островов, не могут доверять друг другу, у них разные командиры и свои симпатии и антипатии наверняка. Они же дрались друг против друга когда-то. А мы — команда, сплоченная и знающая, как драться вместе.
Внезапно между нами словно рыжая молния ввинтилась: Мари прибежала помогать прямо с кухонным ножом в руках.
— Мари! — крикнул Сатоши, грубо отпихивая ее в сторону: он явно не хотел, чтобы она дралась.
Мы могли отбиться тогда. Точно могли бы. Если бы Восточный остров не объявил нам войну в тот же день. Англичане-пацифисты ринулись в бой с тыла.
Они бежали к нам сзади, с нашего же острова, и это было не просто страшно, а по-настоящему жутко.
Все происходило очень быстро: кто-то хрипел, харкая кровью, кто-то, не удержавшись, падал вниз, в море, исчезая белой вспышкой, не долетев до воды. Относительная узость мостов давала нам сегодня немалое преимущество. Мы стояли спина к спине посреди моста, зажав в центре Мари, ощетинившись мечами и стрелами, и были готовы убивать.
Наши враги чувствовали себя вольготно, усмехались и отвешивали шуточки в наш адрес на разных языках.
Они боялись нас: я чувствовал их страх, и это придавало мне сил.
Возможно, мы бы долго простояли вот так: не все настолько выносливы, как воины Острова Тысячи Камней — в этом я был уверен, но как всегда все решил случай.
Стрела английского арбалетчика ввинтилась прямо в нашу толпу, смертельно ранив Рису. Он застонал и сполз на землю; Мари, не теряя ни секунды, тут же склонилась над ним, на ходу доставая бинты. Мы сжались теснее, заключая ее и раненого Рису в круг. Но с такими ранениями не живут — это я понимал также ясно, как и то, что эта злосчастная стрела, возможно, и случайно выпущенная, решила все.
Насколько близки были Рису и Хаято? Они были молчаливые и мрачные всегда, но делали все удивительно синхронно и вместе. Что я знал о них? Не понимая их слов, сказанных друг другу, но отлично чувствуя взгляды. Да, эти двое были близкими друзьями, но старались не показывать этого. Нельзя. На островах нельзя ни к кому привязываться.
Теперь Хаято издал истошный вопль и, несмотря на предостережение командира, прицелился в обидчика.
Секунда - и тот мертвый свалился на мост. Хаято довольно оскалился, но в глазах застыла такая пелена боли, что я просто отвернулся, думая, а что будет со мной, если что-нибудь сейчас произойдет с Сатоши или Мари?
Я нагнулся и выхватил у Рису его меч. Теперь я мог драться в полную силу, как и Сатоши.
Страшно... Им было страшно, все-таки на тот момент мы представляли собой жуткий дуэт.
Но несмотря ни на что, их было слишком много. Они наступали с двух сторон, и нас становилось все меньше.
Сначала ранили Мари. Подло вонзив нож в спину, когда она склонилась над раненым Шином. Для меня все происходило как на кадрах в замедленном воспроизведении. Нам нельзя было разделяться с Сатоши, но я не мог ничего поделать. Мари умирала.
Он подхватил ее на руки и что-то шептал по-японски. А она улыбалась, бледными, почти посиневшими губами. Такая она была — Мари. Даже перед смертью она улыбалась.
И тихое, еле слышное:
— Je t'aime, — понятное на всех языках, как напоминание о том, что любовь нельзя победить ни предательством, ни войной.

В это время я заметил Клима. Он тихонько пробирался к нам со стороны замка, и вся моя ненависть и боль сосредоточились на одном конкретном человеке.
— Ты! — выдохнул я, стоя напротив него с двумя мечами, с лезвий которых на землю капала кровь.
— Тимур, — рассеянно сказал он.
— А ты думал, я уже умер, тварь, — усмехнулся я.
— Откуда ты... — он попятился.
— Я все слышал, Клим. Ты предал нас. Смотри. Смотри! — закричал я, хватая его за плечи, с силой разворачивая в сторону бойни. — Смотри внимательно, крыса... Рису. Хаято. Шин. Мари. Они все погибли. Все! — я понял, что плачу.
— Я не... — он сглотнул, — я не хотел. У меня не было выбора.
Я мог бы убить его прямо там. Оставить истекать кровью на развалинах нашего острова. Но что-то останавливало меня. Клим никогда не желал мне зла — он был рядом в первые дни на островах. И предал нас.
— Пойми, Тимур, — тараторил Клим, — я не мог иначе... Мне было десять лет, когда я попал сюда, а пришельцы предложили мне, что я буду знать японский и буду уметь драться, вернусь домой... Знаешь, как тяжело среди японцев было мне? Десятилетнему пацану?!
— Это не повод предавать, — заявил я.
— Хорошо быть принципиальным?! — оскалился он и покачал головой, опуская руки.
— Бей.
Я не мог ударить беззащитного. Просто не мог. И он это знал.
— Защищайся, мразь! — сказал я почти с отчаяньем.
Клим улыбнулся. Он понял, что я не ударю первым.
Я внимательно посмотрел в его глаза и уловил там страх. Усмехнулся. Неторопливо вытер мечи о его футболку и пошел обратно. К тому, кто был мне единственным другом здесь.
Сатоши, уже тоже раненый в руку, сражался из последних сил: я все-таки умудрился бросить его одного, ослепленный своей ненавистью к Климу.
— Сатоши! — крикнул я, пытаясь вложить в интонацию поддержку и одобрение. Но поймав его взгляд, ужаснулся. Он был пустым. Словно Сатоши умер там, вместе с Мари. Наверное, так оно и бывает у влюбленных, мне-то откуда было знать.
Оглянувшись я понял, что мы почти победили. Ценой многих жизней, но почти. Наших врагов осталось не так много.
Очень скоро все было кончено.
Шинджи погиб последним, защищая свой остров.
Мы остались с Сатоши вдвоем. Враги, оставшиеся в живых, разбежались, наши ребята были мертвы.
Сатоши был ранен в руку и в живот, и, кажется, потерял слишком много крови. Таким бледным я его никогда не видел.
— Тиму... — прошептал он, и я наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Но он молчал. Я бы все равно его не понял. Он просто смотрел мне в глаза, вцепившись в мое плечо, и я понял, умирать — страшно. Мерзко и страшно.
— Держись, — прошептал я, — пожалуйста, Сатоши... держись...
Через несколько минут его не стало.
Я стоял на коленях, прижимая его к себе и кричал. Просто кричал, посреди мертвого моста, кричал без слов, чувствуя как из меня уходит жизнь, все то хорошее, что может, и было когда-то. Мальчик Тимур с пушистыми ресницами, так любивший рисовать, ушел на второй план. Теперь я стал другим. Безвозвратно.
Я аккуратно повернул уже мертвого Сатоши и бережно снял перевязь с мечами, уже деревянными, пропитанными кровью, с его спины.
Они всегда будут со мной, Сатоши. Мечи истинного смаурая.
Осталось только одно незавершенное дело.
Я вернулся в замок.
Клим был там и даже не пытался спрятаться.
— Убьешь? — равнодушно бросил он.
— Да, — кивнул я, понимая, что действительно готов его убить.
— Давай, — пожал он плечами. — Но если тебе интересно, конечно, я не думал, что все будет так. Я хочу умереть.
И тут я все понял — для того, чтобы его уничтожить, не обязательно убивать. На моих руках и так уже слишком много крови.
— Нет, — я криво усмехнулся окровавленным ртом, — нет, Клим. Живи. Неси в себе все то, что сегодня было. Завтра или послезавтра за тобой придут. Возможно, тут кто-нибудь успеет появиться, и ты объяснишь ему, что к чему. И даже станешь командиром. Мне все равно, Клим. Живи.
Я смачно сплюнул на пол и ушел.
Мне было неважно, смогу ли я выиграть в этой жестокой игре. Ведь уйдя со своего острова, я терял все шансы на победу. Это было неважно. Я собирался просто жить.
Тут я больше не смогу.
Эпилог
И я ушел. Прошел через пустой Десятый остров, на следующем, Одиннадцатом, меня пропустили молча, это они пришли к нам в тот страшный день. Я шел через их остров, не поднимая головы, а они молча пропустили меня. Ничего не сказав.
Я просто шел. На одном из островов меня попытались убить. Я вскинул сразу два меча и видимо, выглядел настолько внушительно, что меня пропустили.
На второй день сил не осталось, и я просто упал на одном из островов. Свалился без сознания, изнемогая от жажды и боли.
Когда я очнулся, то обнаружил рядом с собой какого-то мальчишку лет четырнадцати, который с заботливым видом держал ладонь у меня на лбу.
— Где я... — прохрипел я, с силой проталкивая слова сквозь пересохшую глотку.
— Тридцать Шестой. Остров Алого Щита, — охотно ответил мальчишка с чуть заметным акцентом. Русский ему явно был не родной, — Ты упал на на нашем острове. Мы думали — тебе не выжить. Попей, — он протянул мне кружку с водой, помог, придерживая голову, на которой я нащупал бинты.
— Я живой, — прошептал я, сам себе не веря.
— Живой, — облегченно рассмеялась девушка, стоящая в дверях. — Я — Рита, — представилась она, — а это — Крис.
— Тимур, — ответил я, чувствуя, как меня отпускает напряжение. Эти ребята были настолько солнечными, что мне даже стало как-то теплее.
Они не расспрашивали, откуда я, и я был им за это благодарен. Только Крису, нашему командиру, я все-таки рассказал однажды печальную историю Острова Тысячи камней. Он ничего не сказал, но я видел в его глазах боль. Крис всегда переживал все вместе со своими подопечными.
Остров Алого Щита, как и любой другой здесь, был вынужден обороняться, а его обитатели так же должны были ходить дежурить на мосты. Все то же самое — я даже уловил те же черты характера у Криса, что и Шинджи, вот только Командир Тридцать Шестого острова был гораздо спокойней и менее жестокий. И это мне нравилось.
Прошел месяц, прежде чем я предложил свою помощь на мостах. Странно, но меня никто не торопил и не трогал. Все мне улыбались и болтали на разные темы, только не про острова. Но я не мог больше отсиживаться у них на шее. Я слишком хорошо знал, что такое острова — они не прощают лени.
На первое дежурство на Острове Алого Щита мы пошли вместе с Крисом. Наш командир и тут проявил заботу — не смог оставить меня одного. Он долго изучал перевязь с моими мечами и был явно удивлен, когда я взял с собой оба.
— Разве один не запасной? — спросил он меня небрежно.
— Нет, — коротко ответил я, — это самурайские мечи. Рёто-дзукай, — коротко ответил я, ничего не поясняя. Отныне — это мои воспоминания, и я не собирался ими делиться.
Крис посмотрел на меня с уважением, но я видел, что в любой момент готов меня страховать.
В тот же день, когда Тридцатый остров обнаглел и ринулся на нас всем скопом, я достал свои мечи. И провел лезвием по лезвию, как это делал Сатоши. Наши противники замерли — почувствовали неладное. Но отступать было поздно.
Крис только присвистнул, смотря, как я обращаюсь с оружием.
— Я поражен. Ты — ценная находка, Тимур, — он доброжелательно улыбнулся.
Я улыбнулся в ответ, бережно убирая мечи за спину.
Слухи распространяются быстро.
Очень скоро я услышал, как соседние острова называют меня Самураем. Но мне было все равно.
Еще через пару недель Крис спросил у меня, собираюсь ли я остаться.
— Ты же пришел с чужого острова, ты не сможешь победить. Да потом раз ушедший — уходит снова. Я просто хочу знать, на что мне рассчитывать.
— Я хотел найти дом, — сдавленно ответил я, — я... останусь.
— Ты дома, Тимур, — ответил Крис.
И я знал, что это так.

[Учебная Тревога]

Написано хорошо. Хотя, явственно чувствуется увлечение мангой. Но, читается текст легко и не без приятности. Думаю, со временем автор перерастёт этот жанр и создаст что-то именно своё. ИМХО

[lisichkalera]

Написано хорошо. Хотя, явственно чувствуется увлечение мангой. Но, читается текст легко и не без приятности. Думаю, со временем автор перерастёт этот жанр и создаст что-то именно своё. ИМХО

ой)
вот ни разу не увлечена мангой. ни капли. А касательно фраз - изучала вопрос специально, пока писала эту работу. что касается поведение подростков - японцев - читала литературу и статьи.
это не единственная моя работа, чтобы так скоропалительно судить.
а свое автор создает и двигается в этом направлении. А работы Сергея Васильевича очень любит и когда пишется по ним - пишет.

[Учебная Тревога]

Делаю выводы из представленного текста. Если обидела - извините. Что заставило сдеать такие выводы - у того же СВЛ, схватки-любовь-смерть - детали второстепенные. На первом месте - ГГ, его взгляд, его восприятие. Нелепость такого мира-тренажёра. Мир, где оказался ГГ - суть суррогат.И ребята это понимают, кто позже, кто раньше.

Ваш мир- иной. Действия ради действия, всё очень логично выстроено, едва девушка появляется, уже ясно, как сюжет станет развиваться дальше. Далее - смерть, описание схваток, сами сцены - они зрительны и достаточно характерны. Именно подача информации путём создания определёного визуального ряда, вот что заставило меня вспомнить мангу. Что порадовало - ваше сопереживание героям. Это их оживляет.
ЗЫ: написанное выше сугубо мои впечатления, мнение, не настаиваю на их правильности, но считаю, что если вы выложили на суд читателя текст, то долг этого самого читателя наиболее полно изложить свои впечатления, не отделываясь общими фразами похвалы или порицания ИМХО )

[lisichkalera]

Делаю выводы из представленного текста. Если обидела - извините. Что заставило сдеать такие выводы - у того же СВЛ, схватки-любовь-смерть - детали второстепенные. На первом месте - ГГ, его взгляд, его восприятие. Нелепость такого мира-тренажёра. Мир, где оказался ГГ - суть суррогат.И ребята это понимают, кто позже, кто раньше.

Ваш мир- иной. Действия ради действия, всё очень логично выстроено, едва девушка появляется, уже ясно, как сюжет станет развиваться дальше. Далее - смерть, описание схваток, сами сцены - они зрительны и достаточно характерны. Именно подача информации путём создания определёного визуального ряда, вот что заставило меня вспомнить мангу. Что порадовало - ваше сопереживание героям. Это их оживляет.
ЗЫ: написанное выше сугубо мои впечатления, мнение, не настаиваю на их правильности, но считаю, что если вы выложили на суд читателя текст, то долг этого самого читателя наиболее полно изложить свои впечатления, не отделываясь общими фразами похвалы или порицания ИМХО )

абсолютно верно, если выкладываешь - жди мнения и оно бывает разным)
просто не люблю мангу)
Я люблю Тимура)
спасибо вам большое за мнение, я собираюсь выложить и другие свои работы по рыцарям, поэтому любое мнение очень важно для меня. К тому же не так много людей читают именно эти мои работы, поэтому к читателю, да еще и с отзывами отношусь с большой благодарностью.

[Учебная Тревога]

С интересом почитаю.)

[lisichkalera]

Субъективно: чистое попадание в мир "Рыцарей...". Нотки при чтении были те же, за что сильно благодарю. И мостики-маячки между текстами понравились: чувствуется собственная отдача + достоверность мира не в грубом копировании, а так, намёками.


Нежность чувствуется. Потрясающе.

Несколько опечаток нашёл по тексту:


Лишний предлог


расходиться


Самурая.

Куски после эпилога повторяются, причём своеобразно: 8 глава, 11, эпилог - как понимаю, другая редакция того же текста?

эм... куски повторятся не должны - сейчас посмотрю. Редакция у текста одна - видимо, баг при вставке текста.
Спасибо за отзыв, очень приятно, что вам понравилось, сил отдано этой работе действительно много.
спасибо вам большое, что нашли время и чиркнули пару строк - это по-настоящему важно.

[Sh@dow]

Весьма двоякое впечатление.
Теперь попробую подробней: достаточно тяжело сформулировать, особенно когда читал достаточно давно исходник (оригинал).
Начну наверно с главного. Если бы я не был дотошный, шо вошь портошный, и всё, что мне попадается в руки я не дочитывал (за всю жизнь всего одну-две книги не дочитал, даже Пиранью начатую в армии, которую прапор уволок, потом, гораздо позже нашёл и дочитал), я бы это дочитать не смог.
В самом начале язык ужастен. Я пошёл, я посмотрел, везде Я, да Я, да "отглагольные рифмы" одни. Действие, действие, действие, причём не экшн, а действие ради действия. И язык при этом не плотный, как дОлжно бы быть, а сухой. Впоследствии всё ввыравнивается, местами захватывает, но начало убивает.
Пару логических, ен то, что бы несостыковок, но... лёгких неувязок: В самом начале, ГГ корчит рожи из ниппонских мультиков. Ну, допустим не отаконутый, но пытается, и вроде бы должен хотя бы зачатки языка знать, там: аригато, мицу, коничива и прочее. Или сцена с зеркалом и "Я — гандам" лишняя, или с ниппонцами, пусть язык не быстро даётся, но общий язык находит, имена запоминает и прочее.
Есть ещё пара спорных моментов, но не получится у меня их справно озвучить, поэтому просто спрошу (про другие, спорные для меня моменты). Хм, а в оригинале разве не было негласного запрета на стрелковое оружие (луки/арбалеты)? И разве мечи не переставали быть деревянными исключительно на мостах, или в моменты яростного нервного напряжения, а не так просто — поглумится, унизить, хоть и для "Образовательных целей".

[lisichkalera]

не думаю, что стоит дочитывать, если все настолько "ужасно".
это фанфик и авторское видиние, и да, некоторые факты изложены по-своему.
простите, что своей выкладкой покоробила ваши вкусы.

[Sh@dow]

УХ ты, обидчивые все какие.
Прям так и хочется начать язвить:

не думаю

кажется начинаю замечать, что эмоции превалируют над разумом

или ещё как, но лучше не стоит. Тут стоит разок показать слабость, всё — с'едят.
Так, что, будем ругаться? или попробуем разобрать?
Я думаю совсем не лучший вариант был бы, если бы написал: Начало сжечь, или переписать всё, а то до мякотки не добраться. (эдакий наезд, без обоснований, да ещё и чистая ИМХОвщина)

На счёт авторского видения — согласен, это была не претензия. Просто спросил, потому как не помнил (не очень хорошо помнил) оригинал. В конце концов, правила по ходу Игры могли и измениться. Тот же запрет дальнобойного оружия мог появится после определённых моментов. Можем вернуться к этому вопросу, если будет интересно.
А вот более обоснованые вопросы:
Попробуйте ответить на вопрос, что нам показывает вступление, и какую дальнейшую роль оно играет?
Мир из которого выдернули Тимура? Да нет, особо не раскрывает. Там могут возникнуть и придирки. Любовь к брату? Дальше (по тексту) ни одной отсылки к этому. Любовь к рисованию? Опять мимо, если только для того, что бы в третьем фанфике показать, что парень под дождём не успел дорисовать пейзаж, но обязательно допишет? Любовь к японским мультикам? Это эдакий намёк, что попадёт к японцам? Потому как судя по времени аниме в СССР ещё не дошло. Дальнейшей роли не с'играло, даже в плане "Мысли, что японское аниме поможет мне хоть немного понять культуру, были абсолютно глупыми. Видимо японца может понять только японец." К чему это:

— Я — гандам!

Т.е. первая глава нам практически ничего не даёт, ни развития персонажа (ГГ), ни, его раскрытия, среда из которой его вырвали показана вскользь. В итоге рост не виден, надлом не понятен. Дальше и становление Героя, и его ожесточённость (не озлобленность, судя по другому фанфику).
С этимми фанфиками вообще всё сложно, мир вроде бы один, но в каждом свой сеттинг, да не о том сейчас речь.
И теперь примеры "ужастности текста", попрошу заметить, не сюжета, не идеи, а именно слога:

— Вы тут по часам встаете? — удивился я, — как в лагере?
В лагере я успел побывать к тому времени и говорил со знанием дела: жаворонок по натуре, я не испытывал никаких неудобств от раннего подъема. Но ведь тогда я просто не знал, насколько рано встают на островах. И чем занимаются.

через пару абзацев:

Я поспешно вернулся и взял его. В руках тут же возникла странная тяжесть, будто я держал не деревянную игрушку, а настоящее оружие. Я провел ладонью по деревянному клинку. Дерево. Оно показалось мне теплым. Меч меня буквально заворожил. Я будто уже тогда знал, что не расстанусь с этим оружием еще многие годы.

Одни сплошные Я.
Дальше продолжать?

ПыСы: я не писал, что прям всё ужасно. А впрочем понимайте как хотите, но... по-большому счёту из трёх прочитаных фанфиков понравились 2,5. На второй написал положительный отзыв, но разбирать не стал. Третий — тоже прочитался влёт, но отзыв не оставил, идея весьма хороша сама по себе, без привязки к миру Островов (да и привязки той, одни имена ГГ). А вот этот, да, было интересно и, скажем так вкусно, но... раза эдак с четвёртого. Первые три раза продирался сквозь первые 3-4 главы и бросал.

[Putnic]

не думаю, что стоит дочитывать, если все настолько "ужасно". это фанфик и авторское видиние, и да, некоторые факты изложены по-своему. простите, что своей выкладкой покоробила ваши вкусы.

Сочувствую вам автор. Любой комментарий к человеческому фактору вызывает его реакцию, раз уж вы попали в ситуацию: "огня еще огня", представьте себе что лепестки пламени не подходят к одежде и вам нужны другие цветы))