Сообщений в теме: 146

[mauser]

Глава VI
"Безымянное чувство"

Приличные люди неспешно текли по своим делам. Этот человеческий поток силился подхватить и унести следом за собой. Долгие годы неукоснительного следования правилам, подобно статическому электричеству, скапливающемуся на поверхности, образовывали некоторый магнетизм, который всеми силами тянул меня назад, в поток. Я должен идти в школу, потому, что должен. Что должен и кому - как-то затерлось и вовсе утратило значение, осталось только лаконичное - должен. Но разве снвяши голову плачут по волосам?
Этим утром мой путь лежал против течения людского потока. Чем дальше я продвигался в своем неспешном путешествии, тем все реже и реже мне на встречу попадались люди. Конечной точки у моего пути не было - скорее, задача сводилась к тому, чтобы подыскать достаточно уединенное местечко.
Кирпично-бетонные человечники, сперва сменились деревянными бараками, а затем и вовсе - уступили место бесконечным высоким заборам, сохранившим кое-где обрывки порыжевшей от времени колючей проволоки. То, что скрывалось за заборами, скорее всего, было уже давным-давно похерено и медленно, но верно разрушалось, загнивало, осыпалось... И только колючая проволока, как последний, не сломленный гвардеец, пыталась сохранить богатство рухнувшей Империи Зла.
Наверняка, когда-то давно, еще в той, другой стране, эти неисчислимые заводы производили что-то для военных нужд. Теперь же, некому было защитить от безжалостного запустения даже эти стены. Оружие - никого не должно защищать. Кто-то скажет, что все обилие продукции, некогда производимой здесь, шло на защиту Родины, но это далеко не так. Оружие - вещь беспринципная. Оно не защищает, и не нападает. Оно просто послушно выполняет свою основную задачу - убивает людей. И если оружия стало меньше, наивно полагать, что воины прекратились. Ушла жизнь отсюда - значит где-то расплодились вздохнувшие с облегчением люди? Ну что за ерунда! Просто там, где раньше кипела земля, пушки заговорили на других языках.
Рассуждения зашли в тупик и я вместе с ними. Поросшая буреломом поляна, была так же обрамлена высоким бетонным забором, но, как выяснилось - далеко не сплошным. В одном месте, просто-напросто отсутствовал целый пролет. Этого и следовало ожидать - ведь в мире нет сплошных стен и абсолютных препятствий. Вовсе необязательно долбиться в стену головой, если можно просто-напросто повертеть ей же по сторонам, с тем, чтобы обнаружить, брешь. Другой вопрос - всегда ли стоит попадать в кем-то и зачем-то огороженный периметр. И уж тем более - покидать периметр знакомый и безопасный.
Я уверено шагнул через незримую черту стены. Сказать, что картина изменилась слишком радикально нельзя - все тот же заиндевелый бурелом и картины постапокалиптичного упадка, только с другой стороны. Поток ветра, чуть подвывая, проскользнул мимо. Это место стремится покинуть даже ветер. Значит, мы на месте.
Я прошагал еще пару сотен метров, озираясь по сторонам, однако, угрюмые заводские корпуса все так же безразлично взирали слепыми грязными стеклами технических окон. Наконец, на моем пути возникло некоторое загадочное сооружение - то ли основательно разрешенное, то ли так и не достроенное. Я вошел в здание, с удивлением отметив поразительно чистый воздух - тут давно никто не тревожит пыль. До сюда не добирались даже мои многочисленные, маргинально настроенные сверстники и эти стены миновала судьба стать локальным филиалом Стены Цоя или еще каким полотном для графического представления подросткового крика души. Я спустился по лестнице, как мне казалось в подвал, но по факту - на улицу. Над головой не было ни малейшего намека на потолок, а лишь земляной пол и стены по периметру на десятки метров в даль. Всюду валялись различные бетонные плиты, разной степени сохранности, а кое-где, из них даже были возведены целые конструкции, которым не суждено стать частью производственного помещения. Я уселся на одну из таких плит. Она была сыроватой и холодной, но явно годилась, чтобы перевести дух и взять под узду разрезвившиеся мысли. Я скинул с плеча рюкзак, и вынул из него подаренную Ксю/Ирен шкатулку.
В ладони, приятной тяжестью и металлическим холодом, улегся маузер. Самый прекрасный, из всех предметов, которые я держал в руках. Кто-то из древних и великих сказал, что чтобы получить совершенство, нужно просто взять камень и отсечь все лишнее. Отсутствие лишних деталей - вот критерий совершенства. Отсутствие лишних деталей - неотъемлемая черта оружия. Оружие - совершенно. В моих руках - образчик совершенства, его образ, каким он виделся конструкторам в беспокойном начале прошлого века. Ничего лишнего. Только союз металлических деталей, объединившихся только ради убийства.
Этот пистолет был не совсем обычный. Я с детства увлекаюсь оружием, и кое-что смыслю в этом добре. Зачитанная когда-то до дыр оружейная энциклопедия сообщила мне, что у пистолетов системы маузер не съемный магазин, а питание осуществляется обоймами - на манер винтовочных. Тут же, магазин имелся. Я вынул его и выщелкнул один из патронов. Патрон оказался достаточно большим и длинным. Маркировки на нем не имелось, однако, можно сказать наверняка, что калибр был всяко больше каноничных семи целых шестидесяти трех сотых миллиметра - девять, возможно даже больше. Продолговатый латунный цилиндр венчался полуоболочной пулей странного серебристого метала.

- Этим-то мы вместо учебы заняты? - раздался знакомый вкрадчивый голос из-за спины.
Все-таки полная ерунда, что человек может каким-то безымянным чувством ощутить чужое присутствие. Не известно, как долго Ирья стояла за моей спиной. Я вздрогнул и обернулся.
- А ты сегодня тоже слабо напоминаешь прилежную ученицу - съязвил я в ответ.
- Я - прилежная сотрудница, в униформе прилежной сотрудницы - с напором пояснила вампир.
Мои ум покинули мысли об оружии и полностью оккупировали самые грязные. Созерцание "робы" сотрудницы Третьего Рима способно выгнать любые мысли из мужской головы.
- Долго ты еще собираешься пялиться на меня? Впервые увидел? - она сурово вздернула одну бровь и под этим убийственным взглядом я отвел глаза обратно на пистолет. - И им тоже любоваться нечего! Давно бы уже опробовал. Не за этим здесь? Стреляй.
- Куда? - удивился я
- Как куда? Вот - я расставила мишени.
И действительно. Метрах в двадцати, на одной из плит слабо бликуя скудным утренним светом, красовались бутылки и алюминиевые банки. И как же я их не заметил? Или их тут и вовсе не было?
Я вставил магазин и взвел курок. Не долго думая, выбрал в качестве цели пыльную бутылку из зеленого стекла, очевидно некогда служившую пристанищем для дешевого, крепкого вина, популярного среди рабочего класса. Попытался прицелиться. Баланс у оружия оказался хорош, вопреки ожиданиям и потому, совместить мушку с целиком оказалось проще простого. Я начал плавно давить на курок. Холостой ход оказался достаточно длинным, и указательным пальцем я чувствовал напряжение пружины, которой во всю не терпелось отправить пулю по ствольному каналу прямиком в цель. Осталось дать себе добро на выстрел. Ну же, смелей... Выстрел.
Пистолет прыгнул в руках, выплевывая гильзу, под аккомпанемент бьющегося стекла. Бутылка разлетелась в дребезги. Я посмотрел на Ирью.
- Ну? А остальные? - с улыбкой произнесла она.
В какие-то секунды, опьяненный азартом стрельбы, я расчистил плиту. И снова глянул на наставницу.
- И это еще не все. - ответила она на мой молчаливый вопрос.
- Как - не все?
- Вон там. Видишь?
Она указала куда-то вдаль. Приглядевшись, я рассмотрел еще одну бутылку, громоздящуюся в пустом оконном проеме метрах в семидесяти от меня.
- Ты что - шутишь? Я же её почти не вижу! - удивился я.
- А ты не смотри на неё, а стреляй.
Я ничего не понял, но попытался прицелиться. Мушка гуляла в верх и вниз, пытаясь угодить в едва заметную зеленую точку в окне. Была-не была - жму на спуск. Вполне ожиданно - пуля бьется в стену, примерно на пол метра ниже.
- Очень скверно. - резюмировала Ирья.
- Еще бы! Ведь я её почти не вижу - попытался оправдаться я
- А тебе и не надо на неё смотреть. Надо стрелять. - хранила спокойствие вампир.
- Как так - стрелять и не видеть куда? - как-то не укладывалось в моей голове
- Обыкновенно - Ирья зашла ко мне за спину и взялась руками за мое предплечье. Я почувствовал, как она коснулась пышной грудью моей спины. Казалось, даже раздался тихий скрип латекса её "робы". - Ну вот. Ты знаешь, что там цель. Тебе вовсе не обязательно её видеть - достаточно знать. Знать наверняка и представлять. А теперь, подключи чувства. Другие чувства, непривычные, безымянные. Ты хорошо себе её представил? Теперь, просто проводи пулю к цели...
Я сконцентрировался, пытаясь абстрагироваться от привычных чувств. Я попытался подавить внутренний диалог и приглушить восприятие окружающего мира. Существовала только цель и я. Я - пуля. Моя задача поразить цель. Я спускаю курок, высвобождая пулю. Высвобождая себя. Я - летящая пуля. Меня манит цель. Я лечу к ней. Я настигаю её...
- Совсем другое дело! - одобрила Ирья, вплетая свои нежный голос в звон разлетающегося в дребезги стекла - Нужно просто уметь прекращать быть человеком!
- Так уж просто... - сказал я, оборачиваясь к ней. О, боги, как же она близко. Я чувствую едва уловимый аромат косметических средств и латекса. Какая не ловкая ситуация. Ирья отводит глаза. Кажется, железную оперативницу тоже что-то смущает.
- Многое, на самом деле, проще, чем может показаться... - говорит она и медленно, глубоко дышит. Её грудь вздымается и снова опускается. Вздымается и опускается... Что-то должно произойти - подсказывает безымянное чувство. Что-то я должен сделать. Нужно только решиться. Это как нажать на курок. Холостой ход крючка пройден. Пружина жаждет свободы. Еще миллиметр и произойдет выстрел. Тот же самый страх. Бояться так же нечего. Еще миллиметр...
Я подаюсь вперед, синхронно с ней. Мы встречаемся в сладострастном поцелуе. Мягкие, пухлые губы древнего вампира встречаются с обветренными подростковыми. Её язык проникает в мой рот. Она ведет. "Мы едины" - вопит безымянное чувство...
Она останавливается и чуть отстраняется, приобняв мою голову обеими руками. Она смотрит мне в глаза и повторяет:
- Многое, на самом деле проще... - она какое-то время молчит, будто бы ожидая какого-то ответа, но я слишком растерян и смущен, чтобы выдавить из себя хоть слово. Тогда, она продолжает, чуть сменив тон: - Всё очень просто. Ты только не глупи, я прошу тебя! Ты не заешь... Ты не представляешь, как ты нужен...
-Почему именно я? - пожалуй, не самый умный вопрос, да. Но это все, что пришло в голову. Она встряхивает меня за плечи.
- Я повторяю! - с напором говорит она - Не глупи только. Я долго ждала тебя...
- Именно меня? - еще одно идиотское порождение моего спутанного сознания.
- Конкретно тебя - не очень долго, но кого-то вроде. На тебя удалось выйти примерно года полтора назад. Мы присматривали за тобой, но вмешиваться причин не было. Теперь же, нам пришлось немного форсировать события...
- Это всё из-за того самого загадочного вампира? Что ему от меня надо? - недоумевал я.
- Тебя надо. Этот самый "загадочный вампир" сейчас перед тобой. - ответила Ирья.
- Но как... Что всё это значит? Там ведь были эти... зомби... они напали на тебя! Если бы я не подоспел, они разорвали бы тебя на части!
- Пф-ф! Еще чего. Я бы со своими щенками не управилась? - деловито парировала она.
- То есть? То есть - со своими?
- То и есть. Я сама изготовила несколько низших ради проверки твоих боевых качеств и укрепления желания сотрудничать с нами. Мы не знали наверняка, как ты отнесешься к перспективе резко изменить свою жизнь. Поэтому, я позаботилась о тебе, несколько упростив выбор. Ведь ни что так не упрощает выбор, как отсутствие выбора, верно?
- Не верно. "Изготовила" - надо понимать - из живых людей?
- Что ты цепляешься? Так себе людишки были...
- Ирья. Люди. Живые люди.
- Да какая разница! Сегодня живые - завтра мертвые. СПИД, рак, туберкулез, цирроз печени, да, в конце концов, банальный суррогатный спирт! У вас, у смертных - такой широкий выбор способа смерти! Особенно у того отребья, которое я использовала в качестве сырья. И на вкус отвратные - но мне же нужно питаться!
- Если мы все для тебя только обед - чего же ты со мной-то возишься?
Вместо ответа - удар. Пощечина. Качественная такая, но не хлесткая.
- Повторяю - не глупи!
Ладно. Не буду. Тогда просто помолчим. На моих глазах, гнев сменялся на её лице чем-то вроде сожаления. Она нарушила тишину первой:
- Может - в Центр? Уроков нет - занятия найдутся...
- Идем - не стал возражать я.

***
Как будто им больше нечем заняться. Временно откомандированный в качестве начальника выездного штаба Сергей, стоял передо мной, облаченный в красного цвета кимоно. По правую руку от меня, прислонившись к стенке, мямлил в зубах потухшую сигару пожилой джентльмен. Именно так - джентльмен. Не смотря на вольготную позу, в этом господине чувствовалась выправка, не свойственная даже военным до мозга костей. Пара фраз, которыми они за время моего пребывания здесь перекинулись с Сергеем, были отягощены каким-то жутким, не слышанным мной ранее акцентом. Наверное, это такой британский русский. Наверное, это и есть тот самый загадочный старожил Капитан.
- Ладно. Раздевайся по пояс и снимай ботинки, раз нет кимоно - приказал Сергей.
Что, блин, еще за "Бойцовский клуб"? Ну хорошо, не станем припираться. Тем более, что в подвале, переоборудованном во что-то вроде спортзала, было более чем тепло. Я разделся и подошел к Сергею. Тот, придирчиво осмотрел меня и наконец резюмировал:
- Видно, что следишь за телом, но, суховат. Я распоряжусь, чтобы доктор прописал тебе правильных витаминов - с такой массой много не навоюешь, будь ты хоть трижды покусан нежитью.
Он плавно провел рукой перед мои лицом и буквально в следующий момент я повалился на пол, от боли и слабости. Какой же я дурак! Это был всего лишь отвлекающий маневр! Пока я корчился на полу, пытаясь заткнуть обильно кровоточащую рану, в районе живота, мой "инструктор" вытирал о невесть откуда взявшийся платок, невесть откуда взявшийся нож. Да что же это, вашу мать, значит-то?
- Ну вот. Первый урок. Никому не доверяй и никогда не расслабляйся. - спокойно сказал он.
Да какой еще к черту урок? Последний, что ли? Картинка в глазах меркла, теряла цвета, и постепенно сужалась, теснимая темной пеленой рамки. Я почувствовал, что теряю сознание. Как часто, за последние дни...

***
- Да дышит он, дышит - басил незнакомый голос. Я попытался разлепить веки, но они были совершенно неподъемными. Что тут поделаешь? Просто снова отпущу сознание...
- Так! Ну хорош уже! - сознание вернулось ко мне благодаря рассерженному голосу Ирьи, а может быть, благодаря тому, что маникюристые руки бесцеремонно перевернули мою обмякшую тушку. Меня потащили за руки и глаза как-то сами собой раскрылись. - Совсем охренели тут? Вас на секунду нельзя оставить! А если бы убили его? Что тогда? - кричала она на кого-то в сторону. Мне же, вновь открывались вольготные виды на её дамские прелести с самого что ни на есть выгодного ракурса.
- Осторожнее... - простонал я, слабым голосом, с трудом разлепляя ссохшиеся губы. - Сама смотри не убей!
- О! Очухался. А сам помирать собирался тут! - обрадовалась девушка.
- Смотрите-ка! Порез уже почти затянулся - ко мне подскочил полноватый мужчина, судя по белому халату, не сходящемуся на внушительном брюшке - тот самый Доктор. - Сколько времени прошло? Два с половиной часа?
- Два семнадцать - уточнил Сергей.
Так. Проанализируем ситуацию. Судя по всему, убивать меня не то что не будут, но даже и не планировали. Выходит, что больше двух часов, они просто стояли и смотрели? Ждали, когда я умру? Проверяли - умру ли? Если это эксперимент - какая-то уж больно странная постановка!
- Хм. Хм-хм-хм... - промычал Доктор - Если это от Ирьи - то как-то странно передалось. На ней самой не было бы уже ни царапинки минут через пятнадцать... А давайте-ка уточним... - сказал он задумчиво, вынимая из кармана одноразовый скальпель
- Ну-ка! Думать забудь в меня железками тыкать! А то знаешь где она у тебя окажется? Убрал быстро! - огрызнулась Ирья и, Доктор послушно спрятал своё орудие, разочарованно вздохнув. Странный у них тут порядки. Цирк какой-то просто. Она повернулась ко мне: - А ты чего разлегся? Вставай и дерись! Зачем сюда пришел.
Я поднялся. На удивление легко. Сергей двинулся ко мне. Он подошел и отвесил вежливый полупоклон - приветствие, распространенное во многих восточных единоборствах. Я неуклюже ответил ему тем же и принял стойку.

***
Я сидел за письменным столом, искоса поглядывая в зеркало на стремительно рассасывающиеся богрово-зеленые гематомы и затягивающуюся рассеченную бровь. Наверное, занятие можно считать успешным, если меня больше ни разу не убили. Или это я такой смертестойкий. Но боль постепенно стихала и я уже вполне себе мог сконцентрироваться на предстоящем задании. Не знаю, что мне предстоит, но что-то явно неожиданное. Вот что можно делать с кипами свежих газет?
- А где Данила? - спросил Сергей. Он уже успел переодеться, был бодр и свеж. Надо ли говорить, что те мои немногочисленные удары, достигшие цели, не принесли ему сколько-нибудь ощутимого урона. Вообще - странно. Странная методика обучения рукопашному. Меня ему не обучали, а просто били. Возможно, это изуверство, рано или поздно позволит мне перенять какие-то приемы у инструктора и отточить движения. Всё зависит от моей смертестойкости.
- Данилы - нет. - коротко ответила Ирья
- Как это - нет? - недопонял лейтенант.
- Нет, ну телесно - он с нами, но по факту - его здесь нет. - уклончиво объяснила девушка.
- Что - опять до травы дорвался?
- Ну это как минимум. Хотя... наверное - да. Нет, ну мы можем его позвать, конечно - он сидит у себя на верху, смотрит "Мишек Гамми" и пыхтит самокруткой. Всё не так уж плохо. Вот если бы он опять смотрел "Телепузиков"...
- Ясно. Пусть лучше сидит у себя. Толку с него ноль. - махнул рукой Сергей - Сможешь сама провести мастер-класс аналитической работы?
- Ну, уж как умею - пожала плечами Ирья.
- Хорошо. Тогда - занимайтесь. Мне нужно сделать пару звонков - сказал он, уходя.
- И что мы будем делать с этим ворохом газет? - спросил я, вращая карандаш, когда Сергей наконец исчез из виду
- Как - что? - удивилась Ирья - Читать. Что же еще можно делать с газетами? По меньшей мере, до того, как их прочитали...
- Только и всего? - настала моя пора удивляться - И в чем же тут аналитический труд?
- А где ты предлагаешь брать оперативную информацию?
- Уж точно - не в газетах!
- Почему бы и нет? Нужно просто уметь правильно читать! Написано - одно, а значит - совсем другое. Отличный способ сбора информации, если умеешь вчитываться в суть. Данила занят примерно тем же, но в сети. Он тебя потом научить читать... всякое неположенное. Переписку там, кое-какую инфу из закрытых источников, сводки полицейские и так далее... Но раз Данила "гоняется за Белым Кроликом" - пока будем читать газетки.
- Отличный финал отличного дня - мрачно резюмировал я, вращая карандаш между пальцев. Ужасная школьная привычка. Многих раздражает, что, в свою очередь, забавляет.
- А что тебе не нравится? Посмотрите на нас - какие мы нежные! Ножичком ткнули - вот беда-то какая - юродствовала вампирша. Вот ей бы так! Я покосился на затянутую в латекс аппетитную ляжку, восседающей на столе вампирши. На ляжку... на карандаш... на ляжку... на карандаш... Итог немного предсказуем.
- Совсем с ума сошел? - с визгом подпрыгнула Ирья - Идиот!
- Это тоже - своего рода эксперимент. - ответил я - На предмет пригодности использования деревянных кольев против крупных и особо вредных кровососов!
- Идиот в квадрате! Это пластиковый карандаш!

[Учебная Тревога]

Не такая уж Ирья древний вампир.) Вообще, забавно читать любовные сцены, хотя писать их всегда тяжело. ( лично мне) Общее впечатление : для 16-17 лет отлично, а для твоей сегодняшней руки - есть что шлифовать.ИМХО

[mauser]

для 16-17 лет отлично

Спасибище! Этого-то я и добивался!

[Правительство]

ну так вот. Меня почему-то сюжент не увлек и с определённого момента чтение показалось обречённостью. Отстой когда так происходит - и автору неприятно, и мне тоже.

просто некоторые личные моменты выскажу.
вконтактовские лайки ставлю только затем, чтобы потом в закладках можно было смотреть крутые фотки. эти два предложения были не обязательны к прочтению.

отторжение вызвали не описание мерзостей, а то, что образ Родины для революции сколотили кажется, что шлюховатый)) но это ладно, образ сколотили кроме шлюховатости все-таки русский, а потом главный герой стал оглядываться на всех подряд. то на индейцев, то на африканцев, то на римлян, то на нацистов.... сплошная конвергенция зла. И я в общем-то не смог этим увлечься, чтобы хорошенько проанализировать.

Язык норм. Разве что где-то проскальзывает патетика. хотя это дело десятое.

Ошибки понимаю что не было времени вычитывать, старался не обращать на них внимания, но "Отец трёс его за уцелевшее плечо". Ну и по инерции зацеплю это: "Я знаю, где мой родина. Это вы с мамкой. ". Родина пишем, дом в уме) тся/ться запятые + куча всего, но это всё пофиг

херовый, в общем, у меня получился отзыв

[mauser]

Родина пишем, дом в уме)

вооот. Отлично. Тут мы и задумались над вопросом - "что есть Родина". Автор не стал писать что есть Родина в понимании ГГ нарочно, чтобы каждый подумал над этим, а не имел уже готовый, якобы верный ответ.
Ошибки - может быть.
Отвечу критикам: вы, верно, не достаточно хорошо понимаете, что такое ядерное оружие и какое место оно имеет в стратегии. Если война и случиться между крупными державами, то будет она - вот такой вот. На старых танчиках из железа и солдатиках из мяса. Иначе - действительно пиши пропало. Ну и в другом рассказе(чего уж там - романе) я уже писал, к чему приведет применение ядерного оружия. Радиоактивная пустыня, в которой даже нельзя добывать полезные ископаемые не нужна никому. Кроме того - война здесь - это действительно - допущение. Прав был критик - действие могло бы разворачиваться и в ВОВ, но тогда не было интернета. Я же хотел показать суть нашего сегодняшнего времени в форсированном окружении

[Правительство]

образ этой самой родины сразу узнал вроде, прошу прощения, если чем-то оскорбил ту пикчу, ну и по образу можно объяснить склад ума людей, которые пошли записываться в смертники.

Еще только что увидел хорошее слово и спешу использовать. Может сама мысль про лайки слегка форсирована? Это конечно сугубо авторское, но по моему убеждению лайков больше чем у "веселых картинок" быть не может. Не замечал чтобы в медвежьем фарше было больше лайков чем в мдк. Хотяяя
в условиях войны не факт что все будут сохнуть по веселым картинкам и тролльствовать.
А может и факт.
В тексте вообще много моментов подталкивающих к рассуждению.

Андрей Монахов вот только чересчур лаконичен в своих вопросах. У него видишь ли программа строится на вызове противоречия. И вопросы он обычно задает в таком духе: "Какая мерзость что вы отрезали голову младенцу, вам реально больше нечем было заняться? почему вы не обратились к психологу?"
и герой его передачи сначала выпадает в осадок от предъявленных претензий, а потом либо 1. оправдывается, что вызывает бурный диалог.,
либо 2. все отрицает, что вызывает бурный диалог
либо еще куча вариантов развития событий. Но главное в его передаче вызвать противоречие, а не поставить прямой вопрос. Ну и я сейчас не про Андрей Монахова говорил, конечно. То есть здесь ведущий получился плоским. И если честно - слава богу. Читать полную версию передачи Малахова я не способен))

ошибки ерунда. Про тему Родины. От слов отца вспомнил Солжениценское безразличие:

Ну и что, если победили бы немцы? Висел портрет с усами, повесили бы с усиками. Справляли елку на Новый год, стали бы на Рождество

у главного героя понятие Родины определенно другое. А вернее он к этому не безразличен. Вроде и Солженицына не читал люблю, а что-то в его словах есть. Но если подумать, то допустить к власти Гитлера было бы ужасно. Да и вообще безразличие редко бывает крутой штукой. Хотя тут надо смотреть с кем воюем ))) это уже не безразличие, а в какой-то степени иудаизм
вот цитата цитаты из рецензии на Вуди Алленовскую "Любовь и смерть"

Начальник: «Ты хочешь, чтобы русские объедались жирными соусами?»
Горестно-завистливое солдатское «Не-е-т!»
Начальник: «Ты хочешь, чтобы они каждый день лопали суфле и круассаны?»
Солдаты: «Не-е-т!»

[Олег Л]

Прав был критик - действие могло бы разворачиваться и в ВОВ, но тогда не было интернета. Я же хотел показать суть нашего сегодняшнего времени в форсированном окружении

В моем прочтении Сеть тут совершенно принципиальный момент. Неотъемлемый
Отсюда и "Лайк" и в тему "Иллюзия обмана".
Ну, так вот прочитал и так увидел. По-другому было бы не так интересно, да и смысл мог бы быть несколько иным.

[Abver]

Отвечу критикам: вы, верно, не достаточно хорошо понимаете, что такое ядерное оружие и какое место оно имеет в стратегии. Если война и случиться между крупными державами, то будет она - вот такой вот. На старых танчиках из железа и солдатиках из мяса. Иначе - действительно пиши пропало. Ну и в другом рассказе(чего уж там - романе) я уже писал, к чему приведет применение ядерного оружия. Радиоактивная пустыня, в которой даже нельзя добывать полезные ископаемые не нужна никому. Кроме того - война здесь - это действительно - допущение. Прав был критик - действие могло бы разворачиваться и в ВОВ, но тогда не было интернета. Я же хотел показать суть нашего сегодняшнего времени в форсированном окружении

Маузер, я с тобой не согласен. Если война случится между крупными державами - то она не случится. Такой парадокс. Не будут крупные державы воевать. А если и будут, то ядерным оружием. Стало быть, не будут. Ядерные пустыни действительно никому не нужны, но ни одна ядерная держава не потерпит открытую экспансию. Ядерное оружие - это оружие на случай крайний, когда либо пан, либо пропал. Все это прекрасно понимают, и прекрасно осознают, что захватническая война в отношении одной из великих держав - это конец цивилизации.
Сегодня, на самом деле, гораздо эффективнее экономические способы экспансии.
То есть в том виде, в котором война показана у тебя в рассказе, её быть не может. Что-то такое могло бы быть в стране третьего мира, у которой нет оружия сдерживания. Но эту недоработку можно отнести к категории литературных условностей.

[Правительство]

нну как развернется война между крупными державами мы наверняка не знаем. поживем увидим)

[Abver]

Естественно, все рассуждения на эту тему - прибольшущее ИМХО. Как оно на самом деле будет - дай Бог и не узнать никогда. Но всё же мне мало верится в войну с Россией "а-ля Новый Ирак".

[Маг]

Весьма неплохо.8 баллов, чувствуется хороший уровень письма.

[Жрица]

Очень сильная завязка в рассказе, прям супер! лайки... лайки - все в теме и в современном тренде))) Описание военных действий до поры до времени увлекают, но чрезмерное увлечение автором описаниями жестокости и насилия в какой-то момент просто убивают все впечатление. Слишком чрезмерно и уже не реалистично. В каой-то момент живые герои рассказа превращаются просто в картонные куклы. Ну и финал на мой взгляд слабоват - не доработан рассказ

[mauser]

Приступаю к публикации предрелизных версий рассказов, выбранных мной для участия в коммерческом сборнике. Именно в таком виде они будут опубликованы. Итак, поехали. Первый рассказик - из "американского цикла"


Godless - that's meaning "poyehaly".
Ребенок не может просто так взять и задохнуться. Синдром Внезапной Смерти Младенцев, как называют его яйцеголовые - таблойдная чушь, которой кошмарят будущих мамаш. Малыш просто засыпает и не просыпается. Медики не находят никаких причин асфиксии. Если положить младенца на животик, он все равно перевернется инстинктивно. Если положить на спинку сразу после кормления, то он, конечно, может срыгнуть и захлебнуться, но это вполне видимые следы, и, что ни говори, под описание этого проклятого симптома не подходит.
Как не подходит и подушечка, которой его накрывали в течение пары минут. Малыш Тедди так и лежит в своей колыбельке. Спящий ангел. Над ним до сих пор тихонечко позвякивают задетые мной бубенцы прикрепленной над кроваткой погремушки. Цветные металлические лошадки стремятся вскачь против часовой стрелки, но не могут сдвинуться с места, так как им уже не хватает импульса энергии. Возможно, крохотные легкие так же пытались вырваться из плена грудной клетки, чтобы ухватить еще одну маленькую порцию живительного и губительного кислорода.
Еще не успел осесть пепел Хиросимы, как в воздухе начало все отчетливей витать нечто куда более отвратительное. Сильнее миллионов микрорентген отравлял теле и радио эфир. Эти чертовы радиоволны - или как их там? Который день к ряду только и верещали на все голоса: "Советские побывали в космосе". Но мы-то знаем. Нужен чертовым коммунистам этот ваш треклятый космос, как же! Какой-то мерзавец пролетел над территорией Штатов несколько раз, - просто так, - за здорово живешь. Одни кричали о том, что теперь советские могут запросто скинуть оттуда сверху на нас ядерную бомбу и требовали от мистера президента срочно создать супер-пушку, а лучше лазер, которым можно было бы поджарить сукина сына на орбите, когда он в следующий раз надумает подлететь к границе США, но Джонни как всегда жевал сопли. Тряпка. Только и может, что улыбаться на камеру. Я голосовал за республиканцев - моя совесть чиста. А вот вы доигрались - получайте!
- Дядя Хэнк! - в дверях появилась Молли. Жирная свинья - крошка Мол. Её свиное рыло было красным и еще более обезображенным от распухшего как пятак носа. Она всхлипывала, округлив свои мелкие зенки и казалось вот-вот захрюкает.
- Дядя Хэнк! - снова хрюкнула она. - Там... в столовой... Они все мертвы! Все мертвы, дядя Хэнк! - провизжала хрюшка-Молли
- Дай угадаю: ты разлила по тарелкам свои помои, в которые ты умудряешься превратить первоклассную свинину и бобы, когда всё семейство было в сборе. Эти невежды, как всегда, пренебрегли молитвой и принялись жрать прежде, чем ты успела усадить свой жирный зад на стул и зачерпнуть хоть ложку своей стряпни?
Молли только тряслась и кивала, всхлипывая-всхрюкивая все сильней.
- ...И вот, стул уже жалобно скрипит под твоим огромным задом, а остальные от чего-то вдруг начали падать на пол и харкать кровью, хватаясь за горло, буквально пытаясь разодрать свои посиневшие перекошенные глотки, чтобы впустить еще немного кислорода в свое прогнившее нутро, верно, толстуха? Ну конечно! Кто же сможет уловить в смраде того дерьма, которое ты называешь едой, тонкий аромат яда, м? Да никто!
Я вынул из-за пояса пистолет и выстрелил в свою тупорылую племянницу. Толстуха упала на пол как мешок с селитрой. Кровь пузырилась на её груди в районе легких - из них выходил последний кислород, а ливер начинал сжиматься под действием атмосферного воздуха - слишком грязного теперь, чтобы им дышать.
- Да не прикидывайся ты! Это ж всего только сорок пятый! Ты ж тонну весишь! В тебя бы по уму из базуки стрелять!
- Денни... - вырвалось с очередным потоком крови из её бледнеющих перекошенных губ.
- Что ты говоришь! Денни! Ну, надо же - вспомнила, как сына твоего зовут... Звали - будь спокойна.
- П...п... Почему... у? - хрипит она
- Вот что, Молли: нам всем здесь больше не место. Всем. Небо истоптано сапогами и больше никогда не будет чистым и высоким. Мне нелегко, Мол, на самом деле нелегко. Прости меня. Это для общего блага.
Затвор выплевывает еще одну гильзу, звон от падения которой смешивается с хлипким всплеском мозгов. Тонкие курчавые волосы Молли слипаются и багровеют. По полу лениво расползается жирная клякса - жирная точка в истории этого семейства.
Формально, семья жива, покуда жив хотя бы один её представитель. Но это не совсем так. Я мертв уже давно. Мертв, как только решился сделать все это. Ты солдат, Хэнк. Ты должен уйти последним. Брось ты этот яд, старина. Будь мужиком и уйди как мужик.
О чем ты думал, Костиган, разбрызгивая над своими кукурузными полями пестициды со своего летающего ведра с болтами? Ты топтал самолетом небо, которое престол божий. Ты думал, что вы разминулись с всевышним, что он еще где-то там, над головой... Эфир пестрит сообщениями об этом самом улыбчивом советском парне. Он говорил "poyehaly" - что это значит? Я без понятия, но я знаю, что он говорил перед стартом - мы слышали уже сотню раз, что он говорил после приземления. Он говорил, что наша земля - наш общий пыльный шарик, на котором мы крутимся вокруг общего Солнца - он действительно мал. Он хрупок. Юрий, ты видел его со стороны? Юрий, но почему ты ничего не рассказал нам о Боге? О чем вы с ним толковали, Юрий? Что, он не стал с тобой разговаривать, потому что ты долбаный коммунист? У вас нет Бога? Или Его нет вообще? Может, вы были правы, парни?
Я совсем не заметил, как перешагнул через распластавшуюся в дверях детской Молли, как оказался на балконе. Отсюда и до самой линии горизонта чернели мои не возделанные в этом году кукурузные поля. Там, где земля касается неба, где лежит та грань, от которой оттолкнулся ногой Юрий, багровело закатное солнце, подсвечивая кружащуюся в своем вечном и неспешном танце пыль. В этом пыльном воздухе больше нет кислорода. Воздух даже в этой стране больше не пахнет свободой. Нашу нацию больше не хранит Бог. Мы в нем не едины. Под этим истоптанным сапогами небом, порядочному американцу больше нет места.

[mauser]

Я только раз видала рукопашный,

Раз - наяву. И сотни раз - во сне...

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Ю. Друнина

Death? What do y'all know about death?

Sgt. Burns, "Platoon"

All we know is what we found out from the neighbors, and the general consensus is, they're angels. But angels don't kill...

Paul Smecker, "The Boondock Saints"

Лайк

Студийное закулисье копошилось как муравейник, облитый кипятком. Я всегда любил фильмы про животных, в особенности про насекомых. Снующие всюду люди — они очень похожи на муравьев. Им не нужно объяснять, что делать: всеми их действиями руководил своего рода секрет. Строгая матка наказала муравьишкам снять лучшее шоу, когда-либо показанное по ТВ. Если у передачи будет высокий рейтинг — муравейник заживет не в пример сытней. Резонанс. Просмотры. Лайки. Лайк — это универсальная валюта нового мира. Сотни людей узнают про новые сорта пива и гигиенических прокладок. Матка хочет рассказать людям про прокладки и пиво — за этим меня сюда и притащили.
Я — инородное тело в этом муравейнике, и потому меня пока старательно игнорируют. Десяток гримерш и помощников редактора пока заняты другими гостями. Главный гвоздь программы, пожалуй, что я — у меня больше всех лайков на ютубе. А кто такие они? Смозолившие телезрителям глаза депутаты, скучные военные, обвешанные медалями, что новогодняя ёлка шариками, всенародно признанные эксперты по всему от отечественной эстрады. Все эти люди, за исключением, разве что, военных, каждый вечер будут советовать стране, как надо жить. Подержанная эстрадная звезда, несомненно, лучше видит из окна подмосковного особняка как воспитать кучу детей, чем сама мать одиночка. Она может советовать. Ни у кого не возникнет вопроса «почему?». Ответ слишком очевиден, чтобы вызвать вопрос — у звезды больше лайков.
Я разминал затекшие запястья. Меня решили расковать на время эфира. Режиссёр программы сказал, что на камеру плохо выходят массивные украшения — это говорят каждой женщине, которую приглашают на телевидение. На счет наручников специальной инструкции нет, но кто-то, на мое счастье, посчитал их частным случаем украшения. Я массировал руки, не зная, что дальше делать.
Такое бывает редко — состояние абсолютного и осознанного безделья. Современному человеку прибывать в таком состоянии диковато. С некоторой тоской я вспоминаю июль прошлого года. Я тоже не знал, что делать, но руки тогда еще не знали оков.

***
Кто-то назвал бы это свободой. Я сам бы назвал это свободой еще пару месяцев назад. Мне думалось: «вот получу диплом — и заживу!». Получил. Зажил?
Наверное. Наверное всё-таки зажил. Я вырвался из душного асфальтобетонного плена большого, ненавидимого мной города. Вырвался, чтобы вернуться в ненавидимой мной райцентр. Ненавидимый, но родной. «Где родился — там и пригодился» - кажется, так народ говорит? Тут-то пригодился, а вот в городе, с трояшным дипломом и без опыта работы — факт, что нафиг никому не упал. Может быть, когда-нибудь я еще и вернусь в город, чтобы устроиться в нормальный офис, оформить автокредит на форд фокус, ипотеку на квартиру — и уж тогда-то зажить... Ну, а пока, я поработаю немного учителем в местной средней школе. Но, это потом, в сентябре. А пока... Пока — жить.
Жить — это значит ходить до обеда на работу, перебирая бумажки предшественников, после обеда помогать пожилым родителям управляться с хозяйством, а по вечерам — смотреть телевизор и пить пиво. А что? Так все люди живут, только некоторые предпочитают водку цветному телевизору. Все — это те, кого я знал. Те, кто не уехал в город и не остался там. Пока я учился — они жили. Первые красавицы родили детей в течении года после выпускного, а то и раньше. Теперь уж и язык не повернется назвать их красавицами. Более жалкое зрелище, чем они, представляют, разве что так и не вышедшие замуж их сверстницы. Ты не поверишь, что когда-то, выжженный пероксидом хвост был косой, которую ты не мог обхватить своей потной ручонкой, чтобы хорошенько дернуть, а прокуренный сип — это некогда звонкий задорный голосок. Зато они пожили, а ты — нет. Конечно, скоро, тебя зауважают — где-где, а в провинции, учителем быть до сих пор почетно, если не в плане финансов (хотя, для райцентра — это тоже), то, хотя бы, среди людей. А пока ты, в их глазах всего лишь дурачек, просадивший пять лет неизвестно на что. Пока ты не заслуживаешь лайка.
И я в очередной раз возлежал на видавшем виды четвероногом друге диване, сжимая в руке, по старинке, перемотанный изолентой и запаянный в целлофан пульт. Так батареи не портятся, да и вообще — предмет, очевидно, хрупкий. А пиво лучше пить из супницы, а не кружки. Да, выдыхается — зато входит больше. А без пива телек смотреть никак нельзя. Ты смотришь новости потому что это хоть что-то более-менее свежее. Тебя реально начинает занимать политическая обстановка в стране и мире. Правда, спроецированная в твой мещанский мозг через призму редактора. Редактор считает тебя быдлом. Редактор не так уж сильно заблуждается.
Редактор умело расставит новости так, чтобы ты был доволен и захотел посмотреть его программу завтра, послезавтра, после послезавтра... В любой из дней, кроме праздников и выходных — ведь по праздникам, если ты будешь не слишком пьян, телевизор будет включен уже чисто по привычке, и хоть ты не будешь сосредоточен на происходящем на экране, то уж точно сможешь уловить, чем женские прокладки проплатившего ролик производителя лучше других, и почему пиво именно этого сорта ты должен наливать в свою глубокую супницу. Новости могут быть и не радостными — они могут быть страшными. Когда страшно где-то там, по другую сторону нашего маленького и тесного шарика, — это даже интересно. Главное, чтобы у нас все было в порядке. Если что-то не в порядке у нас, то, несомненно, главной новостью будет творчество бабушек-кружевниц из Иваново... успехи Петербуржских гимназистов... демография уссурийских тигров...
Пока цена на нефть держится на высоком уровне, из телевизора мы можем узнать об эпидемии в Китае, об авиакатастрофе в Германии, о народных волнениях в Казахстане... Но и тут, как только начинаются погромы русскоязычного населения, на выручку придут гимназисты, тигры и бабушки. О погромах ты узнаешь от самих беженцев, хлынувших через ближайшую границу, расположенную в паре десятков верст от наших мест. Но это всё не правда — иначе бы сказали по телеку.
Мы не замечаем беженцев, но их становится всё больше. Мы так же смотрим по вечерам телевизор. Администрация похлопочет, но прокормить такую ораву не просто. Они просят — мы подаем. Они выкапывают картошку по ночам — мы стреляем в след. Но не слишком метко — ведь им просто хочется есть... Вот пусть и едят у соседа, который не стреляет.
И никто не поверил в то, что рев сирены в пять утра — это не ежегодное плановое смахивание пыли. Но рев не стихал, хоть и игнорировался. Спать было невозможно. Тогда, перетянутый целлофаном пультик как-то сам прыгнул в руку. Нет, в эфире не было ни балета, ни уссурийских тигров. По кругу крутился один и тот же ролик — пара слов от диктора и речь президента. Президент не говорил ровным счетом ничего информативного — какая-то банальщина о том, что мы, как нация, должны сплотиться перед лицом общего врага. Называть врага не было смысла — против нас ополчился целый мир. Дружеское кольцо, которым войска НАТО стягивало все эти годы Россию «в целях борьбы с международным терроризмом», наконец, хлопнулось. Мы узнали, что наши войска несут большие потери на западном фронте, но силы неприятеля сдерживаются, что на Кавказе, крещеные кровью десантники, теснят противника. О нас — ни слова. Мы не годимся даже в уссурийские тигры...
Наш маленький гарнизон, по-видимому, был сметен еще в первые часы наступления. Пограничники привыкли перехватывать баулы с травой — серьезной войны на этом направлении никто не ожидал. Может, они были разгромлены. Может, сдались. А может — нас просто бросили, ведь есть и куда более стратегически-важные направления обороны. До нас никому нет дела — это факт, подкрепленный танками, прошедшими по центральной улице.
Нас не возьмешь голой рукою! Во всяком случае, так думали мы с отцом и дядя Толя — его лучший друг. У нас много патронов — мы сильные и храбрые! На танки с карабинами не попрешь, но уйти в лес — уже не с пустыми руками. Мы не стали с этим решением спешить — для начала нужно изучить повадки противника.
Это были ряженые в натовский комок раскосые клоуны. Не понятно, по какой такой военной доктрине, но патрули по улицам ходили не всегда подкрепленные даже пошлым хамером — он, как-никак, стоят серьезных денег. Оккупанты лихо рассекали по улицам знакомых до изжоги полусгнивших уазиках, с откинутыми тентами. Состав — не более пяти рыл.
Мы устроили засаду. Мне до сих пор кажется, что продумали все очень хорошо и окопались грамотно. Центральные улицы вполне неплохо простреливались с дамбы — это добротное естественное укрытие. Песчаный перевал порос жухлым в этот засушливый год буреломом, который качественно маскировал нас — одетых в песчаного цвета энцефалитки. Мы рассредоточились на пару метров — чтобы не толпиться и не демаскировать друг друга, но так, чтобы было слышно. Мы знали, что в течении примерно 15-ти минут по соседней улице пройдет патруль.
Отец взялся за видавшую виды двустволку — главное ведь, чем зарядить. А заряжал он её, когда шел на крупную дичь, пулей Полева. Пару слов о пулях Полева. О «палёвах», как их тут называют. Итак, это свинцовая болванка конической формы с пластиковым оперением. Своеобразный дротик, только очень тяжелый и входящий в плоть на приличной скорости. Свинец без оболочечный, потому, проходя сквозь тушу, сильно деформируется, нанося несовместимые с жизнью повреждения. Мягкие, полу оболочные и без оболочные пули — то, что надо для охоты. Ранят тяжело и бьют наверняка. Международные конвенции запрещают использовать такие в военных конфликтах. Какое же оно все-таки гуманное, международное сообщество, — запрещать стрелять в людей определённым боеприпасом вместо того, чтобы запретить стрелять в людей вообще.
Мой комиссионный СКС был снаряжен армейскими патронами — их проще достать. Умеючи, можно выменять у погранцев на кабанью тушу рюкзачок патронов. Никто не в обиде — грех жаловаться. У дяди Толи тоже, но снаряжен ими был «Тигр» - предмет его особой гордости. Гражданская версия СВД. Чем она отличается от армейской, не мог объяснить и сам хозяин — начинал бубнить что-то про нарезы, но, подвыпив, непременно начинал хвастать — как не даёт маху в ведро за полторы версты. А ведь в прицел попадут нынче не вёдра... Какие-никакие, а всё же люди.
Я нервно теребил цевье. У меня была еще одна снаряженная обойма и россыпью в кармане пара десятков. Не думаю, что перезарядиться удастся, так что у меня всего десять патронов. Десять потенциальных смертей. Десять шансов выжить.
Они вот-вот появятся. Как же я буду в них стрелять — в живых людей.
«Говорят они того — по детворе с пулемёта стреляли на Ленина», - шепнул отец, видя, как я нервничаю. По замыслу, это должно было вызвать прилив «Ярости благородной, вскипающей, как волна». Но нет. Не ярость помогла мне спустить курок. Обыкновенный охотничий азарт. На этот раз стрелять было куда интересней, чем по убегающей по мелкачу белой заднице косули. Я только дождался выстрела дяди Толи. Близорукость не позволяет мне судить наверняка, но, так как клаксон затянул свою заунывную песню, вторя эху от выстрела, разнесшемуся над спящим городом, предположу, что водитель уткнулся лицом в руль. Солдаты повыскакивали из бобика. Стрелял отец. Стрелял я. Честно по направлению к цели. В белый свет, как в копеечку. Дым, облака перегоревшего на солнце песка, обломки сухостоя — они ведь тоже стреляли по направлению к нам. Я не видел ничего, но выстрелы затихли. Это не компьютерная игра, и на экране не будет написано «Миссия завершена». Затишье — это повод осмотреться. Отец, справа от меня, тоже вертел головой. Я только сейчас понял, что сухого треска выстрелов дяди Толи давно не слышно. Понял это и отец. Он кинулся к другу. У дяди Толи была перебита ключица, но он был в сознании. Я подполз к отцу, пытающемуся закрыть рану платком, а дядя Толя только смотрел на нас. Смотрел сквозь нас. Нас для него уже не существовало. На секунду его взгляд прояснился — он посмотрел на отца... на меня... снова на отца. Он сказал: «херово, мужики», и его взгляд снова утратил ясность, но он еще продолжал тяжело и рвано дышать.
Отец тряс его за уцелевшее плечо, хрипел: «Толян, держись!» и еще что-то матом. А я отвел взгляд. Я только посмотрел в сторону уазика. Там мертвые смотрели в небо. Что видят в небе мертвые глаза? Когда-нибудь узнаю. Обязательно. Все узнают. Еще никто не уходил от этого знания. Но…не сейчас.
Я пригляделся чуть внимательней и увидел что то, что я принимал за труп — на самом деле два солдата. Один из них прижимался к другому, лежащему на асфальте. Он точно так же, как и мой отец, тряс друга за плечи, а его друг, должно быть, смотрел на него таким же стекленеющим взглядом. До чего же он был сейчас похож на нас. Наверное, так всегда. Враги - они априорно должны быть похожи. Если вы воюете - значит, вам есть что делить. Нужно вам примерно одно и то же. Нужно настолько сильно, что вопрос о том, чтобы отнять это у точно такого же человека, как и ты, вместе с точно такой же, как у тебя жизни - вообще не ставится. Я вскинул карабин: там должно остаться еще два-три патрона, смахнул соринку с предательски не вовремя слезящегося глаза, задержал дыхание и спустил курок. Брызнувшая кровь послужила надписью «Миссия завершена».

***
Я отправил в рот еще порцию копченой курицы. Кормили меня не так уж плохо, но копченая курочка, приготовленная недобитыми народным гневом гостями с гор, была не в пример лучше. Дерьмовая жратва из вездесущих вагончиков — это вкус свободы. Как бы я не был поглощен трапезой, всё же поймал на себе тяжелый взгляд. На меня взирал военный, — кажется капитан, — не очень разбираюсь. Орденов куча — тоже затрудняюсь прочесть. А вот полный гнева и отвращения взгляд ощущался буквально порами кожи. Я откусил еще кусок и демонстративно зачавкал.

• Ублюдок, — прошипел служивый. Я же не нашел ничего оскорбительного в его словах. «Ублюдки из придорожного» - так нас еще окрестила народная молва. «Смертники» - так называли себя мы, но не из-за шахидской склонности к самопожертвованию. Мы несли смерть. На наших знаменах — смерть. Мы служили смерти. Мы сражались за Родину, но в ощутимом выигрыше была только смерть. Мы кормили её досыта, а она нас берегла, - ты еще и паясничаешь!
• Здорово тебя медальками-то завесили, солдатик. Как только пропустил режиссер — ведь массивные украшения плохо смотрятся в кадре... Твои смотрятся ничего так... А у меня — только вот... - я закатал рукава своей новенькой оранжевой робы, — всё, прям как в западных фильмах. Знать, я особо опасен. Это можно прочесть по рукам. С такой задачкой прекрасно справился бы индеец-массай из Экваториальной Африки. Низкорослые, черные до фиолетового отлива, пигмеи, до появления нас, вполне могли считаться самым свирепым зверем на земле. Прежде чем получить имя, маленький массайчик отправляется в ближайшую деревню, населенную другим племенем, и убивает. Иначе — звать его никак. Он должен принести голову шаману, чтобы ему дали имя и позволили называться мужчиной. Если удастся вызнать имя жертвы, то парень автоматически шел к успеху под покровительством особой древней, как сам мир, черной магии. Бессмысленное зло. Зло ради самого зла. Зло в его истинном понимании. Чему племя Смертников научилось у племени Массаев? Оставлять после каждого убийства засечки: но не на прикладах, а на предплечьях. У меня на предплечьях закончилось место в первый же месяц войны — я стал резать выше. Любой Массай поставил бы мне лайк.

***
Мы несли дядю Толю на руках, пробираясь окраиной города, но особенно не таясь. Он хрипел и стонал, но не проронил больше ни слова. Мы стучали в окна, в которых горел свет — и свет тут же, как по волшебству, гас. Спасибо вам, суки, что хоть шторы не задергивали.
В детстве кажется, что вся жизнь - до неба. Смерти просто нет. В отроческие годы вся жизнь впереди. Возможно, кого-то ты уже и успел потерять, но Смерть по-прежнему старательно обходила тебя стороной. Жизнь начнется вот-вот... В зрелом возрасте, когда ты берешь в руки школьную фотографию с выпускного, где вы собрались всем классом, и начинаешь вычеркивать маркером лица тех, кого уже нет - ты обнаружишь, что вас осталось совсем немного. Есть в этом привкус вины: десятый "Б" мертв, а ты - нет.
И совсем мало времени остается у человека, в груди которого застряли пули. Подводил ли он итоги жизни в своем предсмертном безмолвии, проклинал ли убийцу, сожалел ли о чем-либо?.. Он был не одинок в смертный час - мы были с ним. Не мы виноваты в его смерти. Трудно обвинять и убийцу. Я сам отправил на тот свет чьего-то друга, который пытался спасти раненного товарища. Чьего-то сына... быть может, мужа или отца. Почему? Потому что не мог подвести своего отца и его друга. Нас подвел блик солнца, только-только перешагивающего угол гражданских сумерек, отраженный от оптики. Они видели только блик.
Предательскую оптику вместе с карабином и запасными магазинами мы забрали с собой. А дяди Толи больше нет - то, что осталось от него больше нам не нужно. Он так и остался спать на скамейке под раскидистой дичкой одного из дворов. Мы обязательно похороним его по-христиански. Или кто-нибудь другой - если за этих людей всё же стоит сражаться. Похороним. Но не сейчас. Мертвые не должны тянуть за собой живых.
Мы не зашли домой и не смыли кровь. Молча покурить было гораздо важнее. В дыме табака кружились мысли - слишком разнообразные и непривычные, чтобы осознать каждую из них. Война - это не так просто. Кажется, я сказал это вслух...
- Это еще проще, чем может показаться. Она кончилась, - сказал отец. - Она кончилась, когда первый враг перешел границу.
- Почему? - не понял я.
- А кто же будет воевать? Для меня – кончилась.
- Это всё из-за дяди Толи? Но ведь мы знали, что можем не вернуться. И он знал...
- Да при чем тут это? Конечно, знал! Он - настоящий мужик. Жалко последнего -единственного друга терять, но он уж точно не в обиде – знал, на что шел. И во мне ты труса не ищи - просто война кончилась.
- Но почему? - я так и не мог понять, что хочет сказать мне отец.
- Толян не боялся сдохнуть, и я не боюсь. Объясни-ка мне только, сына: ты же у меня умненький, эвон, институты заканчивал - так объясни, мне, дурному старику, а нахера нам воевать? За кого? За что?
Передо мной как-то никогда не стоял такой вопрос. Вроде как меня отец сам же с ранних лет и научил, читая вместо сказок хорошие военные книги, – воевать за Родину, - а прочее даже не обсуждается.
- За Родину, - выдавил я.
- За Родину? За Родину-мать, мать её? И чья ж она мать? Что это за баба вообще такая? Что есть твоя родина, сынок? Ну, поделись-ка соображениями! Я вот старый стал - не вижу её даже в очках. Что такое родина? Леса, поля и недра? Они твои? Тебе в карман хоть капелька из этих недр падала? Да ты в холодный год из лесу бревна не притащишь, чтоб не сесть! Может, страна - это люди? Та паскуда, что светомаскировку устраивала, когда у нас на руках человек кровью истекал? Ты их защитить хочешь?
Я не знал, что ответить. С правдой не сильно поспоришь. Конечно, трудно обвинять людей в том, что они не хотели накликать горе на свой дом, поставив под угрозу себя и своих близких. Но разве не здесь проходит грань трусости?
- Вот что, - сказал отец твердо, - я знаю, где мой родина. Это вы с мамкой. Так что собирайся. Двинем на заимку на дальнем кардоне. Там до холодов как-нибудь продержимся.
- Пап, оставь мне "Тигра". Я остаюсь.
Отец измерил меня тяжелым долгим взглядом. Наконец, кивнул:
- Добро. Своя голова на плечах. Не буду отговаривать. Сам такой же дурак.
Я затянулся до боли в легких. Жар окатил волной ссохшиеся губы. В руках оказался перочинный нож. Скорее всего, видавший виды СКС не больно-то долго мне прослужит, когда под ногами в грудах мяса видимо-невидимо снятых с вооружения состоятельными странами эмочек. Чего портить лакированный приклад? Я закусил губу, и по загорелому предплечью растеклась одинокая кровавая улыбка. Нам есть чему поучиться у братских народов Центральной Африки.

***
Я остался в доме совершенно один. По телеку ничего не показывали. Оккупанты, - не от большого ума, - отключили все ретрансляторы теле и радиосигнала. Не от большого ума - потому что оставили мобильную связь.
Свет зажигать не стал - не то чтобы прятался, просто не хотелось. Я просто лежал на полу, освещенной мобильником комнаты. Я просто читал, что пишет народ в Инете. Сетевой народ не разочаровывал.
Борцы с системой встречали оккупационные войска, как дорогих гостей. Им казалось, что теперь-то точно со старой властью покончено. Придет князь и всех рассудит. Русский менталитет. Люд попроще осторожно высказывался - хуже не будет. Хуже некуда.
Говорят, человек полностью меняет свой круг общения каждые семь лет. Учась в университете, просиживая вечера в социальных сетях, я мучительно вспоминал: кто все эти люди? Зачем они попали в интернет? Что нас могло когда-то связывать? Вот с этим дальнобойщиком ты когда-то играл в мяч на школьном корту. А эта многодетная мать - она мазала йодом ссадину, которую тебе оставил вот этот полицейский. Кто все эти люди? Зачем они зовут меня в свои полумертвые группы "Придорожный рулит", "наша СОШ - лучшая", "ДЮСШ-4 - на века"?..
Стены этих групп наполнялись кальками со скудоумного юмора, набравшего тысячи лайков где-то. Дин Винчестер от всего сердца заявлял с этих картинок, что девятый «А» - лучшие, остальные сосут. Джереми Кларк рекомендовал шиномонтажку Сереги. Тони Старк поздравлял со сдачей ЕГЭ. На этих стенах должно отыскаться немного места и для меня. Я просто хочу несколько лайков.
Никаких призывов! Во всяком случае, по средством ASCII-таблицы символов. Только картинки! Только картинки могут потонуть в водовороте цветных пикселей "мемов" и айфонофоточек. На площадях реют чужие флаги, брусчатка жадно впитывает русскую кровь, но всё идет своим чередом. Люди просто хотят лайков. Они знают, чему готовы поставить лайк.
Именно поэтому моя Родина-Мать - она не такая, как семьдесят лет назад. Наша настоящая выгнала нас из дому или в сеть, чтобы дети не видели, как она плачет, избитая пьяным мужем. За неё - твою соседку, твою бывшую одноклассницу-красавицу, которую ты не можешь узнать, никто не заступится. Нам нужна другая. Пусть это будет молодая, привлекательная девушка с суровым лицом, аппетитными формами и шлюховатым милитари-нарядом. В её руках будет автомат Калашникова - та самая квасная гордость, от которой не в силах откреститься никакой режим. Пусть она спросит у вас белой тахомой по канве - "Оно нам надо?".
Это не призыв - это вопрос. Не столь важно, сколько он наберет лайков. Важнее, сколько наберет следующий за пикчей комментарий, написанный не мной - "Ахулибнет?". Это уже мои игроки. Я проверяю их готовность, игнорируя сыплющиеся в личку письма комментарием: "Раз в жизни можно попробовать все, что угодно". Надо понять, что ключевыми словами тут будут "Раз в жизни". Я не хочу вести на убой замороченных телят. Мне нужны настоящие смертники. Смертники. Мощное слово - можно взять на вооружение. На нем можно строить всю эстетику и идеологию...
Итак, по итогам первого часа - нас будет не меньше двух десятков. Конечно, маловато для глобальной войны, но вполне достаточно, чтобы сдохнуть геройски. Тогда, я предлагаю им еще одну пикчу. Наша будущая хозяйка, - Смерть, - взвалив на плечо косу, гостеприимно протягивает руку. Это вам не анкл Сэм! У нас все без заигрываний. Хозяйка велит нам: "В четыре утра на "Утре". Гоу? "Утро" - это круглосуточный магазин, колыбель поселковой цивилизации. Многим может потребоваться жидкий катализатор для отваги. Я не намерен им ничего запрещать. Пусть каждый веселится по-своему. Мы не будем выдавать партбилетов и медальонов смертника - нам сгодятся лайки.

***
Ночь выдалась жаркой и душной. Спать я даже не пытался. Закусив ус, я точил штык, который собирался примкнуть к карабину. В голове крутилось вечное:

Ты бей штыком, а лучше - бей рукой

Коли-руби фашисткого бродягу

И если не поймаешь в грудь свинец

Медаль на грудь поймаешь за отвагу

Медалей нам не раздают, но песня в тему. Классика не стареет. Классика - это не хруст французской булки, это вшивые окопники Высоцкого, копошащиеся в гнойных ранах опарыши Шолохова... И вот, когда "все континенты горят в огне", классика начинает играть новыми красками. Не просто играть красками - обрастать полным комплектом ощущений. Пороховой вонью, остывающей кровью на руках, болью ожогов от перегревшегося цевья...
Я поправил пижонский складной нож из черненой британской стали. Толку в этом занятии крайне мало - скорее источил оселок, чем поправил лезвие. Но, может быть, и ему суждено через пару часов "воткнуться в легкие, от никотина черные". А ведь "сталь вернее свинца". Одним шансом выжить больше. Больше на один способ убийства.
Выдвинувшись в самый темный час, я продвигался тенистыми улицами, не знавшими уличного освещения. Довольно скоро впереди замаячило светлое пятно - это "Утро". Магазин. Свет выхватывал пару десятков неясных силуэтов. Эта разношерстная компания - самые верные сиротки матушки-России. Их возраст и вооружение рознились очень сильно. Это единство в многообразии. Их объединяло только сходство с врагами.
- Хай, Цезарь, - махнул рукой парнишка с пистолетом.
Должно быть, мне пора представиться. Цезарь. Очень приятно - Цезарь. Нет, я не ровня римскому императору и на большую много почтенность, чем есть, и читать одновременно - не способен. Созвучность фамилии привило мне это прозвище еще с ранних лет. Спасибо, судьба! Нам есть, чему поучиться у римского легиона...
- Аве, Симка, - признал я, наконец, парнишку. Мы с ним учились когда-то в школе, а потом он вылетел с другого факультета того же университета. Своим прозвищем он обязан пламенной страстью к электронным девайсам. Вот и сейчас его бледное худое лицо освещалось синеватым экраном навороченной мобилы. Его грустные глаза под бликующими очками красноречиво повествовали, что именно он тут забыл.
- Убьют же, - решил я всё-таки удостовериться в своей теории.
- Да вообще насрать, - отмахнулся он с напускным мрачноватым весельем обреченных.
- Это у тебя что? - кивнул я на пистолет, напоминающий легендарным аскетичным профилем ТТ.
- Травмач. Еще в городе взял, когда последний раз мобилу отжевали.
- Спятил? Хоть сдохни с пользой, - сказал я, вручая ему осиротевшего прошлым утром "Тигра". Конечно, этого тюфяка быстро убьют, но мы тут долгосрочных перспектив и не строим.
- Привет, Цезарь, - протянул руку какой-то не знакомый мне юнец. Я же ответил ему прикладом под ребра. Нам есть, чему поучиться у римского легиона. Настало время первого урока:
- Смертника приветствовать не иначе, как словом "Аве", ибо на смерть идущим - честь и слава. Сима, дай образец.
Симка вытянулся и отсалютовал на нацистский манер, рыкнув максимально пониженным голосом: "Аве, Цезарь!".
- Чуть ниже руку. По-римски, - прокомментировал я, и Сима поспешил исправиться. Я обратился к согнувшемуся пополам мальченке: - Смотри мне... Выживешь - в следующий раз шкуру спущу, ясно?
Я прошагал в центр светового пятна. По толпе ходила бутылка водки, к которой прикладывались как животворящему распятию. Перед смертью принято причащаться.
- Слава вам, гвардия растоптанной земли, - начал я, приподняв чуть согнутую в локте руку. Кто-то, слышавший моё нравоучение, отсалютовал в ответ, на что в ответ поймал неодобрительный взгляд бойцов в возрасте. Я стремительно подбирал слова для дальнейшей речи. Нам есть чему поучиться и у вышеупомянутых нацистов. Классиков пламенной пропаганды. Нам тоже нужно подвести доброе и вечное, под наше грязное дело. О, будь проклята во веки Вавилонская Башня - мне пришлось несколько поменять историческое ". «Sind Sie bereit für totalen Krieg?», с тем, чтобы в ответ получить историческое "Ja!" - Я спрошу вас - верите ли вы в победу русского народа? Готовы ли вы принять на себя всю тяжесть испытаний, и пойдете ли вы на личное горе ради победы? Я вас спрашиваю: кто готов к тотальной войне?
- Я... - робко раздалось из толпы.
- Я вас спрашиваю: кто готов к тотальной войне?
- Я... Я. Я. Я!!! - подхватили десятки глоток, крепнув с каждым криком.
Конечно, такой шум не мог остаться незамеченным редкими ночными патрулями. Конечно, у них хватило ума не лезть без подмоги на эту разгоряченную толпу. Но и к нам прибывали люди. Запоздало пьяный утренней кровью, я продолжал вещать, не замечая ни шум моторов, ни фары, бьющие в глаза.
- ... Будут падать замертво, поя своей кровью многострадальную землю, не стоя слез своих матерей. Мертвые заранее. Всё, во что мы верим - это Смерть. Война - есть молитва самой Смерти. Мы принесем подношение или сами станем ею! Выбор сделан за нас...
- Рюзке, оружие бросай - стрелять не буду, - гаркнул самодовольный мамбет, выглядывая из-за станкового пулемета. Его ханская манера речи противопоставлялась моей. Это будет не просто месиво - это битва идеологий. Кто кого - мы еще поглядим. Увидит ли он мою кровь - еще не ясно. За одно могу поручиться - ему не видать поднятых кверху рук.
- Мы будем драться, - твердо ответил я
- Мы будем драться... мы будем драться... МЫ БУДЕМ ДРАТЬСЯ! - рокотала, набирая силу, введенная в транс толпа. Я молча двинулся вперед. Толпа, меня обступившая, тоже сорвалась с места. Мы шли медленно, повторяя нашу мантру: "мы будем драться". Мы прошли не более десятка метров, когда отрезвляюще лязгнул затвор пулемета. Тогда кто-то прервал импровизированную психологическую атаку - несусветную глупость, в условиях узкой улицы и наличия автоматического оружия у противника. Справедливости ради, выстрел вышел отменный - один из бойцов повалился, отброшенный назад тяжелой болванкой, выпущенной, судя по звуку, из охотничьего ружья, и застрявшей в бронежилете. Может, конечно, его жизни ничего и не угрожает, но в этом бою - он уже не воин.
Пулемет залился своей убийственной трелью. Передо мной, слева и справа падали бегущие с топорами и вилами люди. Чья-то кровь брызнула прямо в лицо. Я остановился на секунду и, часто-часто моргая, вскинул карабин. Подскочившая фуражка вычеркнула из списка квестов: "подавить огневую точку противника". Но огневое превосходство было по-прежнему на их стороне. Свести его на «нет» можно было только одним способом - навязать рукопашный. Мы бежали по трупам, чтобы не упасть на них сверху. Справа кто-то чудом настиг противника и, прежде чем самому упасть замертво, успел воткнуть топор ему в горло. Это подействовало на врагов. Недаром учат в неравном бою наносить не максимальный урон, а просто самые страшные раны, который только можешь. Только кровь своих способна охладить пыл. Кто-то бросился бежать, но было уже слишком поздно - от человеческой волны, волны ярости и жажды смерти никто не уйдет.
Я оказался перед опешившим противником и попытался пронзить его штыком. Он увернулся, ценой ухода с линии огня. Не нажатый спуск обошелся ему очень дорого - я сбил его плечом на землю и, перехватив карабин за цевье, чуть ниже штыка, попытался придавить. Ему этого, по понятным причинам, не хотелось, и он, совершив вторую ошибку, схватился руками за моё оружие и попытался отжать меня. Я был явно тяжелее, но мериться силой все же не собирался. Кто сказал, что на войне есть место благородству? Если и есть, я с ними не воюю. Я приношу жертву. Я посылаю его душу Смерти, в обмен на свою. Я просто отпускаю руку, за что немедленно получаю по лицу прикладом собственного карабина, но щелкнувший нож уже нашел себе место под его бронежилетом. Он впивается раз, второй, третий... Лезвие не может напиться крови. Я не могу остановить его. Краем глаза я замечаю, как слева от меня кто-то, восседая на теле, перетянутом нелепым в наших широтах песчаным камуфляжем, снова и снова ударяет с характерным чавканьем, слышимом сквозь лязг стрельбу и мат, булыжником в то место, где когда-то была голова. Я вонзаю нож в горло ослабевшему противнику и в пару рывков разрезаю гортань, а сам падаю на спину рядом. Бульканье и хрип длятся совсем недолго.
В висках стучит кровь, ноет рассеченная скула, а небо золотится первыми лучами зари. Всё идет своим чередом. Звуки боя всё тише. Рукопашный не может продолжаться дольше пары минут. Я чувствую, как по моим волосам, всё равно, что по капиллярам, поднимается вязкая жижа. Пара мгновений, и я лежу в луже крови. Чужой крови. Я подношу нож к языку и, ничуть не боясь порезаться, слизываю с него багровую жижу. Только вкус чужой крови дает мне почувствовать себя живым. Я потратил всю свою жизнь на образование, которое не спасет меня в пожаре и не убережет от дурака на дороге. Образование, которое не помогает мне резать глотки. Но выходит, что и я пожил. Хотя бы пару минут рукопашного.
Я кричу:
- Кто-нибудь жив?
А в ответ из мата поднимаются разрозненные: "Аве, Цезарь". По-прежнему не поднимаясь, больно ударяясь диафрагмой об асфальт, от собственного крика я ору:
- Ублюдки! Вы чувствуете себя живыми?
Я кричу:
- Мы накормили Смерть! Счёт оплачен! Она на нашей стороне!
Мои слова отзываются слабым эхом запыхавшихся голосов: "Смерть... Смерть...". Я встал рывком и осмотрел результат своей работы. Солнышко пропускала лучики через раскрытый в немом крике рот и бросала причудливую тень на медальон, сквозь рваную рану на шее. Кровь больше не выбрасывалась толчками из его ран. Узкие глаза, расширенные от предсмертного ужаса и осознания неминуемой гибели, смотрели в небо. Так же, как и мои пару секунд назад.
Пошатываясь, я подошел к машине и вскарабкался к своей первой жертве - "переговорщику". Он лежал на боку, оскалив зубы через разодранную пулей щеку. Из затылка лилось что-то красное и вязкое. Я ударил его наотмашь по этой самой щеке и прошипел:
- Че? Молчишь теперь, с-с-не кобель? Молчишь? - ударил снова. Конечно же он молчал. Я вынул из его кобуры свой заслуженный трофей - беретту. Видимо, состоятельный был бай, раз такими игрушками козыряет. Не спасло жизнь вложение. Рассовав по задним карманам запасные магазины, я прихватил еще и заткнутую между сидений винтовку. Под её патроны надо будет снять с кого-нибудь разгрузку. Осталось только найти более-менее чистую. Я улыбнулся своей мысли: подумать только - искупался в крови, а теперь одёжкой брезгует!
Я спрыгнул с машины и наткнулся на Симу. Он выглядел потрепанным, но вполне бодрым. Мне понравилось то, что я увидел в его взгляде: он не просто выжил - он жил. Надо ли говорить, что как только прекратилась стрельба, он занялся любимым делом - включил на телефоне видеокамеру и слонялся, снимая всё, что видел.
Кто-то стаскивал уцелевших противников. На вид они были совсем зелеными, может, даже моложе меня. Скорее всего, они просто побросали оружие и сдались. Их было двое. Наверное, они были и сами не рады тому, что не только не нашли свинца в бою, но и не пустили его себе в рот сами - настолько яростно их бодрил пинками слесарь дядя Женя. Поднялось улюлюканье. Я понял, к чему дело идет и предпочел пресечь. Не сразу разобравшись, как снимать трофейный пистолет с предохранителя, я дал залп в воздух. Все притихли.
- А, ну, хватит! - сказал я, натыкаясь на полные недоумения глаза. - Мы отпустим. Одного. Пусть всем расскажет, что видел.
Я пока не знал точно, что собирался ему показать. Это должно быть что-то зверское. Что-то из ряда вон. Такое трудно придумать, когда пару минут назад живая волна натыкалась на пулеметный шквал и разбрызгивалась оторванными конечностями. Что может быть страшнее? Что-нибудь немыслимое. Что-нибудь просто не укладывающееся в голове у человека.
- Этого - на колени, - скомандовал я. Вопреки ожиданиям бедняги, я убрал пистолет за пояс. Вместо этого вынул из его же ножен здоровенный десантный нож советского образца. - Снимите с него броник.
Сима жадно ловил матрицей камеры каждый миг этого действа. Нужно что-то сказать. Сказать врагам. Сказать союзникам. Сказать зрителям. Что-нибудь, что принесло бы кучу лайков.
- Чего вы все боитесь? Вы боитесь смерти? Вы просто не можете с ней рассчитаться! Страх - это надуманное. Он существует только в вашей голове. Вы трясетесь по своим уютным норкам, в то время как Смерть пирует совсем рядом. Воздайте ей сполна, и она обойдет стороной. В конце концов, все мы только лишь мясо...
Вместо красивой проповеди - мерзкое действие. Это мало походило на ритуальное жертвоприношение, скорее - на работу мясника. С некоторым усилием, я рассек его грудную клетку, спотыкаясь толстым тупым лезвием о каждое ребро. Как и было задумано - сердце уцелело. Нужно было только выломить двумя руками остатки ребер и вынуть его невредимым, аккуратно отсекая аорты. Главная мышца трепыхалась, заплевывая майку горячей кровью. Мы не в фильме про вампиров, но сердце, извлеченное из тела в момент убийства, бьется еще пару минут - подлинный факт. Демонстрации потрохов - явно мало для сбора лайков. Это, пожалуй, пользователи уже видели. Как минимум в мясницкой лавке - мясо везде одинаковое. "Мы ведь не глядим с аппетитом на сырые фрагменты животных тел, оплачивая покупку - пока хорошенько прожаренная ткань тела животного не пахнет специями, нежась на сковороде, она не представляет для нас никакого гастрономического интереса. Но ведь это уже еда, не так ли?" - подумал я, вгрызаясь в теплую, сокращающуюся плоть. Кого-то за моей спиной начало полоскать...
Не то, чтобы это было совершенно не съедобно, но доедать я не стал - откусив еще пару раз, я бросил сердце на асфальт и растоптал каблуком армейского ботинка. Совершенно не солёное, отдающее железом на вкус, и слишком быстро остывающее. Жестковато и неприятно хрустит желудочками. В следующий раз стоит отнестись к кулинарии более основательно. Может, обязать смертников носить при себе немного соли?
- Всего лишь мясо... - сказал я в камеру, утирая рукой кровь с губ. На руке волосы окрасились в красноватый цвет. Наверное, отмыться будет не просто.
Камера пикнула, фиксируя на карте памяти моё преступление. Мы с радостью распространим в сети доказательную базу для военного трибунала. Но это когда-то потом и если доживу. Сейчас же нам нужны лайки. Смерти нужны новые адепты.

***
Эту вылазку можно считать успешной. Двадцать семь наших против шестнадцати их. Наш отряд стал сильнее на шестнадцать единиц боевого оружия. Машины брать не стали - только отогнали в лес, - найдут, так найдут, - еще добудем. Сняли только пулемет. Он везде пригодится. Настало время выбрать место, где будем гнездиться.
Не всем из наших посчастливилось умереть сразу - были и раненые. Но в отряде не было медиков - только зоотехник. Он развел руками над парнем, прижимающим как младенца к груди свою оторванную ногу. Я добил парнишку. Своих, конечно, было жалко, но сожалеть о будничных вещах не стоит. Его смерть только вызвала новую улыбку на моём предплечье. Смайлик. ASCII-арт военного времени. Конечно, эта сцена тоже не прошла мимо объектива Симиной мобилки, но этот ролик набрал существенно меньше лайков, чем мой обед. Каждый из перезаливов того легендарного видео собирал десятки тысяч лайков, прежде чем его удаляли. Скоро начали появляться аналогичные видео из других городов, но в комментах неизменно славили Цезаря. Славили и проклинали - на всех языках мира.
Мы окопались в одном из кварталов, и туда быстро перестали заходить патрули - только минометы работали, но мы ютились в подвалах пятиэтажек и, в принципе, не сильно огорчались. Население давно покинуло этот район - они не были готовы к тотальной войне. Жаль только, что заряжать мобильник становилось всё трудней - инфраструктура сыпалась к чертям от минной обработки. Я не завидую тем, кто будет её потом восстанавливать - мы, не долго думая, начали скидывать трупы врагов, - объедки, - в канализационные шахты. Вездесущие мухи все равно как-то туда попадали, но вони было существенно меньше.
А вот в первые несколько часов человечина совсем не пахнет. Если подвялить её на костерочке из яблони или вишни, получается отличный продукт длительного хранения. Самая вкусная часть человека - это грудные мышцы и бедра. Икры жестковаты, даже если их вымочить в уксусе, а богатырскими бицепсами мало кто может похвастать. Бедрами тоже некоторые брезгали - мы старались срезать мясо подальше от мошонки. Потроха же годились только для причащения сразу после боя. Смертники чтут традиции. Я все реже брался за оружие и всё чаще работал за компьютером. Каждый мой пост уносил куда больше жизней, чем магазин трофейной винтовки.
Через месяц мы полностью освободили город. С каждым днем бои были все короче и короче. Многие предпочитали застрелиться, только заслышав вдалеке нашу молитву смерти или того хуже - черное знамя с перекрещенными косами.
Конечно, работы в городе оставалось еще много. Я старательно пресекал все попытки мародерства: грабить тут можно было только смертникам, а продукты нас интересовали мало. Изнасилований старался тоже не допускать, но это волновало меня мало, пока за мной не следил вездесущий глазок Симкиной камеры. Пришлось пустить в расход троих смертников, надумавших снасильничать девушку. Еще и русскую. Репутация борца за свободу, пусть при этом и морального урода, но в то же время благородного - стоит троих смертников. Эти трое не поплатились за свою глупость - они привели под черные знамена тысячи новых бойцов. Ко мне постоянно сыпались на почту видео с бесчинствами, которые творили соратники из других городов. Приходилось обсуждать хотя бы из зависти, что им удавалось найти заказчиков на съемки постановочного снафа. Переодетые в школьную форму бородатые джигиты, изнасилованные перед смертью раскаленной арматурой, разлетались по несколько десятков долларов за просмотр. Все это забавно, но я на такое официально добра не давал. Но и запрещать смертникам тешиться я тоже не хотел. Воевать, соблюдая конвенции, очень скучно. Это понимал и противник, закрывая глаза на обстрелы детских площадок из пулеметов. Кое-где враги остервенели от наших роликов и начали настоящий террор; жаль, но как не цинично прозвучит - это нам тоже на руку. В других же городах оккупанты старались прослыть рыцарями на белых конях, которые борются с озверевшими смертниками, и эта тактика приносила им куда больше пользы, чем развешивание культистов на столбах.
Нас пытались выбить бронетехникой, но добавленная в высокооктановый бензин серебрянка здорово увеличивает температуру горения, а глюкоза повышает вязкость. Нас здорово потрепали, но теперь улицы были надежно перекрыты обуглившимися остовами, превращенными в огневые точки.
Я, не покладая рук, строчил гневные посты, требуя прекратить этнические чистки, но занимались ими отнюдь не только смертники. А ведь этого не люблю даже я. Как джина из бутылки я выпустил на волю инстинкты - древние, как само зло. Джина обратно уже не загнать. И когда федеральные войска окончательно очистили землю от захватчиков, а спецслужбы поставили в руководство республик-агрессоров правильное правительство, я просто закопал свою винтовку на заднем дворе. Я снова столкнулся с непониманием - мне предлагали идти на юг, открывать резиденцию смерти на чужой земле, но я не находил это уместным. Как когда-то рак положил конец правлению Тюленбаева, а цианид в вине - прервал клан Надировых, так и последний враг, павший на нашу землю, похоронил меня. В сентябре я просто пошел в школу. Преподавание физики - это тоже способ самоубийства.
Мне приходилось отвечать "Аве", прежде чем усадить детей на места. Некоторые салютующие рученки были в зарубках.
А затем, ближе к октябрю, перед самым звонком будильника меня забрали.

***
- Здравствуйте, в эфире Первый канал, я - Андрей Монахов, и ваше любимое ток-шоу "Судный день". И сегодня мы коснемся в нашей передаче темы, которую многие хотят забыть, как кошмарный сон. Война окончена полгода назад нашей полной и безоговорочной победой. Мы уплатили за эту победу не малую цену. Но слезы до сих пор не высохли на лицах россиян - слишком многих мы потеряли. Слишком многих теряем сейчас. Но почему - ведь враг изгнан? Виной тому печально известный Культ Смерти, который сыграл свою, пусть не решающую, но важную роль в этой победе. Сегодня мы попытаемся дать оценку Смертникам, как явлению. И, встречайте, - наш первый гость, - основатель культа, блоггер, известный как cezar94.
В студии поднялся свист и протяжное "фу". Видимо, публику подобрали грамотно. Но вопреки ожиданиям, в меня не полетели ни яйца, ни помидоры. Или отобрали или решили не раздавать. Ну и ладно - я такое не ем.
- Скажите, - начал ведущий, как только гул в зале притих. Слишком долго. Если в записи - точно вырежут, - что вы чувствовали, стреляя в людей?
- Смотря из чего, - ответил я буднично. Единственное, что меня сейчас огорчает, так это воспоминание о недоеденной за кулисами курице. Она совсем не похожа на человечину. Уверяю - ощутимо вкусней. – Обычно - отдачу.
Ведущий опешил от лаконичного ответа. Кое-где в зале раздались робкие хлопки, и охрана немедленно рассыпалась вынюхивать - кого проморгали на входе. Отыскать их гораздо труднее - не обязательно на руках окажутся зарубки.
- Ну а... как вы относитесь к непрекращающимся убийствам мирных граждан, по всей видимости, носящим ритуальный характер, с подчерком, характерным для Вашего культа?
- Никак. В камере сижу - не могу я к ним относиться.
Ведущий поджал губы. Видимо, вопросов заготовлено не так много. От апостола Смерти, мессии войны ожидали явно большей красноречивости. Только вот чего они хотят от взятого под стражу учителя физики?
- А что вы испытывали, поедая человеческую плоть?
Билеты на расписание Иисуса двух месяцев лета проданы. Больше лайков соберет только вынесение приговора и видео с казни, которое, несомненно, просочится в сеть. Прокладки и пиво, показанное в перерыве, перед приглашением следующего гостя, тоже должны хорошо продаваться. Главное - цена за прокрутку роликов была заоблочной.
- Испытывал? Голод.
- Как вы собираетесь дальше жить? Сможете ли примириться со своей совестью? Как вы думаете - что вас ждет?
- Повешенье по приговору международного трибунала.

***
Меня выводили из телецентра вновь закованным, с мешком на голове. Я не спотыкался, но совершенно ничего не видел. Зато слышал. Слышал одобрительный галдеж на улице, стрекотание затворов фотокамер. Выстрелы. Оружейные выстрелы. Звук, которому в этой какофонии делать нечего. Звук, который мой слух сперва отказался принимать на веру - настолько он чужероден. Он доносился откуда-то из предыдущей жизни. Из жизни. Должно быть, у кого-то хватило ума сделать развязку этой истории менее драматичной. Я соболезную тебе, парень, висящий на золотых цепочках на своём распятье. Я не хотел бы висеть, дополняя композицию перекрещенных кос, перекочевавших на витрины ювелирных салонов с наших кустарных знамен. Мне не нужна твоя участь. Я не нужен истории. Пусть финал будет менее драматичен.
Как пронзающая боль под левой лопаткой. Как сухой лай пистолета за спиной. Как пятно тепла на груди. Тепла, расползающегося. Обволакивающего. Зовущего найти в нем покой. Покой, тепло и прощенье. Я теряю силы. Мне больше не нужно бороться. Бороться не нужно. Но я простою на ногах, сколько смогу. Смертники умирают стоя. Молча.

[mauser]

1/125(before/after)

Почтовый клиент с характерным шелестом проглотил письмецо. Быть может, это электронное послание содержит что-то важное и от того дотянуться до дашборда с тем, чтобы прочесть, представлялось сверхзадачей, неподъемной и не выполнимой? Не важен километраж сенсорной мыши, который предстоит проделать, чтобы щелкнуть на призывно мерцающую пиктограмму - я мог бы и еще несколько часов к ряду щелкать по фотографиям на стоке - ведь это занятие полностью бесполезное, от того - не напрягающее. Сегодняшнее утро - худшее из многих. Нет, выпитый на мансарде кофе под ароматную сигару, был, несомненно, хорош. Он, как и в любой другой день, принес терпким вкусом бодрость... но не ясность мыслей. Никаких новых идей. Сонные мысли в голове не спеша текли, вяло обгоняя друг друга, шаркаясь аморфными телесами. Этому стаду необходим пастух, а он - запил. Я же предпочту переносить невзгоды оскорбительно трезвым.

За спиной раздался оглушительный в звенящей тишине стук металлических набоек по лакированному паркету. В пору бы возмутиться... Сколько раз ей можно повторять? Но нет. Только не оборачивайся. Не совершай ошибку. Не заводи снова этот разговор...

- Что, даже не обернешься? - с вызовом спросила Она.

- Нет, не обернусь, - ответил я. - Мне нет нужды снова видеть тебя. Знаешь, необходимость смотреть на тебя отпала много лет назад. Зачем, если твоё тело мне знакомо в разы лучше моего собственного?

Главное, сделать вид, что чудовищно занят. Сгодится и проверка утренней корреспонденции. Пришло время развернуть то самое письмо.
"Андрей! Семьсот баксов за двухчасовой вебинар! Это моё последнее слово, слышишь?" - кричал Виталий. Нет, конечно же, я тебя не слышу, идиот. Это ведь всего лишь электронная почта. Я тебя не слышу и даже не стираю с лица слюни, которыми ты брызжешь сейчас на монитор. Подтягиваю к себе клавиатуру и отвечаю "вслух": "Неужели ты действительно думаешь, что жалкие семь сотен для меня - деньги?".

- Значит, поглощен работой, да? - не унималась Настя. До чего же ей хочется поскандалить. Как же бесчеловечно с моей стороны лишать её такого удовольствия. Я украдкой кошусь на глянцевую окантовку моего топового моноблока последнего поколения, одного не безвестного фруктового бренда. В верхней грани черной рамки отражается точеный стан моей супруги - высокой и статной. Её руки, обтянутые тонкими лайковыми перчатками, претенциозно уперты в костлявые бедра, чуть ниже перетянутой жестким корсетом талии. Я бы хотел посмотреть ей в глаза, но могу лишь отражаться в зеркальной поверхности темных очков, скрывающих половину лица. Я всего лишь отражение в очках, отраженное в мониторе. Мелкая-мелкая фигурка в её глазах.

- Такси придет минут через пятнадцать. Мне нужно срочно в аэропорт - не успею подать на развод. Придется побыть в браке еще несколько месяцев.

В ответ я лишь пожимаю плечами. Это просто возмутительно. Было бы гораздо менее взрывоопасно обложить её крепким матом. Кажется, сейчас что-то произойдет...

- Если тебе интересно, я лечу в Милан. Буду сниматься теперь у Жака Эро. Да-да, у самого Эро!

Я олицетворяю само спокойствие. Выражение моей спины - безразличие.

- Не переживай. Я ничего не стану у тебя отсуживать. Хотя стоило бы. После того, как вывела тебя в люди...
Я задыхаюсь от смеха и возмущения. Оборачиваюсь на кресле, чтобы предстать всей своей сутулой ничтожностью пред величавым изваянием собственноручно сотворенного монстра. Монстра с мировым именем. Эни Шот. Икона фетиша и дарк-бьюти. Королева каталогов белья и аксессуаров. Идол фриков. Жена фотографа Андрея Шата. Бывшая...

- Повтори по буквам: ты вывела меня в люди? - сквозь смех спрашиваю я. Шелковая косынка под самые брови, зеркальные очки на пол-лица, выкрашенные кричаще-красным губы, вытянутые в струну... Гляди я на это сквозь видоискатель, скомандовал бы - "покажи мне немного участия". Если выставить диафрагму в один и четыре, с поправкой на полумрак комнаты, то получился бы неплохой кадр. Я назвал бы его "Гордыня".

- Если бы не я - так бы и сидел на перловке и воде в своей общаге... Подожду такси внизу. Кофр заберу сама. Чао, - ретировалась она с поля боя.

Дверь захлопнулась. Теперь я остался абсолютно один. Ничто больше не может вырвать меня из моей уютной утренней энтропии, грозящей сожрать весь день. Семьсот долларов за два часа работы. Выходит, что я сам готов заплатить за своё безделье. Готов? Ну конечно!
Я вышел на балкон и полной грудью втянул еще прохладный и свежий утренний воздух Черногория. Солнце еще только поднималось над горизонтом, золотя черепичные крыши, разливая красноватый свет по пустующей пока базарной площади там, далеко внизу. Тихий шелест в это время года еще сочно-зеленых крупных листьев неизвестного мне дерева у стены дома дополнял пейзаж красками, которых не запечатлит ни одна фотоматрица. Перед моими же глазами жестоко и во всех красках рисовался совершенно другой пейзаж. Настя, сама того не подозревая, небрежно оброненной фразой пробудила во мне воспоминания из тех холодных и темных времен. Сквозняк от проклеенного скотчем окна, а за ним - беспросветная темнота. Хмурое утро хмурого человека в хмуром городе...

***
В те времена голову занимали действительно важные и интересные вопросы как то, например: "Перловая крупа стоит существенно дешевле овсяной, но варится намного дольше. Что выгодней, с поправкой на киловатты, затраченные на приготовление при помощи электроплитки?". Такие раздумья приносили и абсолютно неожиданные, но крайне полезные ответы. Так, например, поливитамины - дорогое удовольствие, но существенно дешевле свежих овощей и фруктов. Они нужны, чтобы окончательно не протянуть ноги. Питаясь в основном кашами, приходилось подолгу вымачивать крупу, чтобы избавиться от лишнего крахмала. Это снижало калорийность пищи, но помогало избежать неминуемого диабета.

Печенье с начинкой, раскрошенное на косметологическом столике, под яростной атакой контурного света, уже отслужило своё. Фото сделаны - осталось обработать и залить на сток. При хорошем раскладе эти фотографии принесут еще три-четыре доллара. При хорошем раскладе - печенье еще годится в пищу...
Задача проста - загружать по два десятка фотографий на стоки ежедневно. Это позволит заплатить за квартирку на общей кухне, оплатить Интернет и худо-бедно пропитаться. Но главное - отложить деньги на новый объектив. Фокусное расстояние в диапазоне двадцать четыре-семьдесят миллиметров с диафрагмой два и восемь по всей длине. Годится как для пейзажей, так и для самых честных портретов. Эта штучка согреет гораздо лучше, чем новое теплое пальто.

Сегодня нужно обязательно появиться в редакции газеты. Возможно, будет выезд, а за них платят сразу и наличкой. В этом тоже что-то есть - снимать правду. Ведь читателям нужна именно правда? Что лучше: улыбка девочки, продающей на ярмарке котят или слезы старушки, обиженной чиновниками? Пятьдесят миллиметров, диафрагма три и шесть, короткая выдержка. Панорама пожарища - двадцать миллиметров. Опустошенные глаза жертвы изнасилования - макро.

Без согласия правообладателей, но эти фотографии тоже иногда неплохо расходятся на стоках. Когда-нибудь, возможно, они окажутся и на выставке... А пока: эмоции не дороже денег. Но для меня очень важно снимать именно правду. Правду не любит никто. Фотография должна быть или красивей нашего дерьмового мира или же, если того требует сюжет, то куда ужасней. Но мой объектив умеет ловить только правду.

Правда - слишком скучный сюжет. Никуда, кроме газеты, его и не удастся продать. Правда - невзрачна и буднична. Что делает искусство - искусством? Объективно - денежный эквивалент произведения. Но в наше время мало кого интересует красота. Она слишком сильно замылила глаз, чтобы спасти мир. Мир требует новой эстетики - эстетики отвратительного. Малолетний маргинал, чертящий собственным дерьмом признание под окном любимой, сделал для современного искусства больше, чем мои фотографии влюбленных парочек, прогуливающихся по парку.

Размышления прерывает телефонный звонок. Вот и из редакции - легки на помине! Странно, обычно не звонят...

- Алло? - с недобрым предчувствием говорю я в трубку.

- Андрей? Здравствуйте! Андрей... в общем, сегодня не нужно выходить на работу... и вообще… не нужно больше... - растерянно шепчет главред Таня.

- Почему? - сглотнув, спрашиваю я.

- Новое штатное расписание из центра пришло. Мы больше не можем позволить в своём отделении внештатного фотокорреспондента. Мне очень жаль...

"Мне очень жаль" - дежурная фраза. Этикет мерзости. Часто слышал её на этой работе, снимая фальшивые ободрения потерпевших от официальных лиц. Как будто ваша дежурная фраза кому-то действительно поможет. Почему вы произносите её? Так нужно, чтобы свалить с себя груз ответственности, вроде как произнеся её, вы автоматом "сделали, что могли". Что должен ответить на неё я? "Все в порядке, мне ни капли не нужны ваши деньги" или "Я уже давно нашел работу получше"? Хочется ответить "Ну и загнивайте дальше в своём дерьме! Вы умудряетесь делать "гвоздь номера" не отрывая зада от стула - это скоро осточертеет читателям". Но я ничего не отвечу. Просто нажму на красную кнопку дешевого мобильника.

И что мне делать теперь? Более-менее стабильный источник заработка необходим как воздух. Скорее даже как еда и жилье. Придется пойти на что-нибудь более мерзкое, чем нищета - небольшая сделка с совестью.

Вариантов масса уже в записной книжке. Сразу отметем львиную долю - свадьбы. Нет, я не настолько голоден, чтобы терпеть лицемерие. Через видоискатель видно абсолютно всё: проволочный каркас искусственных цветов, обшарпанные стены банкетных залов, старательно запудренный герпес под губой непорочной невесты... Сквозь автоматный стрекот затвора камеры, ты слышишь, как шипят друг на друга новоиспеченные родственнички. Снизим градус отвратности. Есть еще ночные клубы. Пьяные лица. VIP и "VIP". Просто вспышку поярче, блура побольше. У малолетних мачо не должно быть юношеских прыщей. У матерых чикс не должно быть старческих морщин. Да, такой вариант меня устраивает.

***
Примерно месяц. Месяц, пропущенный через блур-фильтр - замеленный и однообразный, как кожа посетителя "ПрогрессБара". Я часто задумывался над тем, насколько емкое и точное название у этого питейного заведения. Двоякий смысл. С одной стороны, легко трактуется как "Прогрессивный бар". С другой... Знаменитая компьютерная полосочка, отражающая текущее состояние процесса. Как только полосочка заполнена до конца, процесс завершен, результат достигнут. Посетитель пьет, пьет и пьет, пока прогресс-бар не заполнен под завязку. Конечная точка - апофеоз веселья. И вот он, привыкший доводить дело до конца, нежится в луже собственной блевотины на танцполе или прямо у барной стойки. Моя задача успеть отрисовать светом и тенью его счастливый портрет, примерно на отметке 30-40%. По фотографиям в сети, он будет судить, насколько удачно прошел вечер. На фотографиях "ПрогрессБара" только счастливые и довольные люди. Это такое место, где все счастливы. За секунду до вспышки маленький еврейский мальчик с большой японской фотокамерой становится гравитационным центром счастья и радости. Всевидящее око линзы объектива притягивает сплошь улыбки и кокетливые взгляды. Мой блур-фильтр намекает вам, что в это заведение ходят только красивые люди. Оплата почасовая - все довольны.

Что же приключилось через месяц? Очередная тематическая вечеринка. "Ночь фриков" или что-то вроде того. Там-то я её и повстречал. Слишком дикую, чтобы встретить в любом другом месте. Это отрицание паршивой реальности. Вызов самому укладу жизни. Розовый парик, с вплетенными де-дредами, шипованный респиратор, ассиметричные линзы в глазах и "безумно гармонирующие" с балетной пачкой армейские ботинки. Плевок в лицо нормальности. После десятка кадров с танцпола я понял, в каком направлении нужно двигать своё творчество. Еще пяток фотографий у стойки. "Покажи мне грусть" - вспышка. "Покажи мне одержимость" - вспышка. "Покажи мне отвращение" - вспышка. "Ты меня понимаешь" - вспышка. Поцелуи в холе - вспышка. Секс в туалетной кабинке - вспышка. Её квартира, её кровать, её обнаженное тело - вспышка. Гаснет свет. Зачатие новой эстетики нереального.

***

Как побочный продукт новой эстетики, зарождались и наши имена. Свадьба была чистой формальностью - на весь мир, через сеть, супруги Шат уже были давно известны как «Shoot».

В полумраке католического костела послушница с обнаженной грудью шепчет молитву. За секунду до вспышки на её лице смирение, покаяние.

В клубах красноватого дыма преисподней демонесса в одних только латексных брюках, с прикрепленных к ним хвостом, опирается на вилы. За секунду до вспышки в её глазах лукавство, похоть.

В просторной комнате не заправляют исполинское ложе - полигон страстной любви. Чай в кружках давно остыл, но двое греют друг друга. Крепко обнявшись, под одним пледом им не тесно сидеть полулежа. На его коленях шуршит жестким диском ноутбук. Прогресс-бар загрузки фотографий тянется к отметке "неминуемая слава и богатство". За секунду до заливки фотографий мы - суперзвезды.

В квартире-студии солнечного Черногория, с все большим и большим трудом уживаются двое - гуру фотографии и эталон альтернативной красоты. Знание не такой ходовой товар, как красота. Она молится на фоловеров в различных сетях. Я остаюсь в тени и сохраняю покой. Нет, Настя не слишком много на себя берет - она слишком мало оставляет мне. Она в лучах софитов, я - в тени. Мы делаем деньги, наши имена - бренды. Никто не может снять её так, как я. Это знает весь мир, кроме неё и пары-тройки вероломных выскочек, предложивших ей баснословно выгодный контракт. Она в софитах, я - на обочине.

***

"А знаешь, Виталик, черт с тобой! Аттракцион неслыханной щедрости! Здесь и сейчас! Вебинар состоится через полчаса. Зато совершенно бесплатно" - пишет за меня пятилетний моносолодовый виски. Никто не идет на убийство трезвым. Сейчас, верно, уже заканчивается регистрация на международный рейс. Кофр с костюмами в багаже, а моя (пока еще) супруга - в бизнесс-классе. Всемирно известный (пока еще) супермодели достойны только лучшего. Я же, с нескрываемым ликованием от предстоящей расправы, наливаю еще стакан и бросаю лед. За долгие годы совместной жизни - супружеской и творческой, - мы дали жизнь не одному десятку образов. В любом из образов один только я видел настоящую Настю. Мы так договорились. "Нет реальности!" - наше творческое кредо. Я привык продавать идеальных женщин, а не свою жену. Её откровенные фото разжигали желание и зависть ко мне, как к единственному обладателю совершенства. Я упустил момент, когда права на совершенство оказались в чьих-то похотливых ладошках. Совершенство не делят ни с кем.

Возьмем две фотографии. На одной из них: похотливая фрейлина эпохи ренессанса, бесстыдно задирает пышную юбку, обнажая безупречные манящие придатки. Это единственная одежда на ней, если не считать высокого пышного парика, указывающего на век и принадлежность носительницы к высшим слоям общества. Это популярное фото печаталось во многих журналах. Другое изображение не видел никто, кроме меня. Кроме беспристрастной линзы фотокамеры и окна программы-редактора. На ней все то же, только из-под густой пены парика выбиваются волоски, на не таком уж и плоском животе безобразный шрам от аппендицита, на боках намечаются жировые складки, в уголках глаз мимические морщины, а божественный лобок не выглядит таковым из-за раздражения после бритья... Идеальное учебное пособие.

Веб-камера замерцала зеленым огоньком.

- Здравствуйте, дорогие друзья. Сегодня мы с вами займемся ретушью студийной фотографии. Цель урока... Нет, мне плевать, научитесь ли вы делать отличные изображения, - перерыв на глоток прохладного и в то же время обжигающего виски, - вы должны вынести для себя от этого занятия одну очень и очень простую вещь - понимание подлинной цены совершенства. Многие думают, что, чтобы сфотографировать совершенную девушку, нужно иметь её перед своим объективом. Это не так. Достаточно держать в голове образ совершенства, а далее - дело техники. Обратите внимание на два фото "before" и "after". Выдержка 1/125, диафрагма 6.2, и несравненная Эни Шот в кадре...

Я держу руку на её слабеющем пульсе. Пульс интернет-знаменитости - это количество фоловеров, френдов и подписчиков. Это содержимое постов и комментов. Этот пульс угасает по мере того, как ученики познают цену совершенства, учатся видеть правду. Видеть и ненавидеть.

[mauser]

Да, критикую. Нет, сам не участвую. Собирался, но не получилось уложиться по срокам. Писать начал, но, как водится, "эксперимент" - совершенно нетипичный для себя способ подачи; чуждые герои. По сюжету разбросано довольно много заряженных ружей - кажется, я до конца так и не определился, какое из них выстрелит. Так даже интересней. Выставляю на суд общественности половину рассказа(да, в конкурсные рамки он всё равно бы не поместился)

Всё горит, если с бензином

Давно минули те времена, когда мобильный телефон был не просто роскошью, а своего рода символом достатка и власти - примерно таким же, как большой и черный внедорожник или девушки из эскорт-агентств… Сейчас мобильный телефон есть у каждого школьника - да чего уж там! - в рюкзаках-то они завелись давно, и даже расширили ареал своего обитания до стариковских авосек. Даже у таких, традиционно небогатых людей, как студенты, есть смартфон, а еще лучше - два: тут логика не очевидна, на первый взгляд, а на второй - её и вовсе нет - шутка ли, выкидывать псу под хвост еще пятьсот баксов, а главное, оправдывать себя при этом какой-то экономией на тарифных планах.
Конечно, Сергей не считал каких-то там минут/мегабайт. Он вообще успел уже позабыть как кошмарный сон то время, когда на такую мелочевку как смартфон, приходилось копить, откладывать деньги: во внутреннем кармане его пиджака уже давным-давно поселился заменяемый раз в отчетный квартал, но неизменно передовой модели, телефон, который он хранил нарочито небрежно, без чехла. Эта дрянь без устали что-то там обновляла внутри себя, моргала индикаторами разнообразных уведомлений и вообще никаких теплых чувств в сердце Сергея не вызывала, так как стойко ассоциировалась с работой. Совершенно другие чувства он испытывал к старенькой “соньке” - некогда желанной и долгожданной. Он не расставался с ней с тех самых времен, когда ничего этого еще не было - ни роскошных автомобилей, ни деловых встреч, ни даже громкой фамилии, которую всё чаще писали латиницей и с удвоенной “f” на конце. В небольшом городке, слово “Sapognikoff”, фактически, уже стало синонимом крылатой фразы “Хозяин заводов, газет и пароходов”. И можно было бы забыть навороченный смартфон в машине, сдать в гардероб вместе с пальто - но никогда Сережа не расставался с любимой “сонькой” и отвечал на звонок ночь-полночь, чем бы ни был занят. Все эти фальшивые, лишние, новые люди - они не знали того, бессменного, старого номера. Помутневший двухдюймовый дисплей - это как окошко в уютную, проданную за первый заработанный миллион, жизнь.
Не так-то просто, было научить старую мобилку новым трюкам. К примеру, в девичестве она просто не умела показывать фотографию звонящего контакта, но за умеренную плату, кудесники клавиатуры и паяльника вдохнули в старинный телефон новую жизнь и такую возможность. Трудно сказать, осталось ли в этом телефоне что-то еще от старого, кроме людей и воспоминаний с ними связанных. И конечно, благодаря этой новой функции, Диана прекрасно знала, что звонит какая-то женщина из той, прошлой жизни, но не испытала по этому поводу какого бы то ни было недовольства или же очень умело не подала виду. Она вообще не позволяла себе глупостей, будь то ревность, капризы или даже выщипанные брови - хорошая, качественная девочка. На все деньги. Когда ты с ними, тебе снова хочется жить - у них уютные речи и ясные глаза. Они не просто помогают тебе тратить деньги - они учат тебя с ними справляться и помогают приумножать, возвращая вкус к жизни. Ты никогда ничего не знаешь о их прошлом - вплоть до столичного ВУЗа, оконченном с отличием по престижной, но бесполезной специальности. Они знают, какими столовыми приборами следуют справляться с устрицами, но совершенно согласны, с тобой в том, что нет ничего вкусней шашлыка у Ашота в кафе на семнадцатом километре по трассе Екатеринбург-Копейск. Они умеют не только читать партитуры для фортепиано, но и снимать на слух блатные аккорды расстроенных гитар с потёртой аудиокассеты с таким трепетом, будто твои подростковые кумиры мёртвого рок-н-ролла имеют для них ничуть не меньшее значение, чем для тебя - романтика с проседью в висках. Профессионально предвосхищающий все твои желания друг и компаньон в жизни - это уже не просто эскорт - кандидаты в законные супруги, матери твоих детей - пионеры нео-аристократии. Конечно, она передала любимому телефон и слыша обрывки фраз, совершенно неразличимых, но тревожных и произнесенных зареванным голосом, наблюдая за тем, как меняется лицо Сергея, она понимала, что, их ждёт веселое и полезное для развития отношений приключение. Разве что дура сочла бы ночной звонок от женщины из прошлого “тревожным звоночком”. Не таков её Серёжка, чтобы схватившись за старую “сони” позабыть про дорогой смартфон. Она лишь запахнула шелковый халатик, готовясь немедленно сорваться на тревожный звонок вместе с будущим мужем, ведь правильный ответ на вопрос “Ты-то куда собралась?!” будет “Как это? Твои друзья - мои друзья!”

***
Ирина выбрала очень правильно место для встречи - верно, семейная жизнь вынудила прочесть от скуки ни один шпионский роман. Всё в строгом соответствии с законами жанра - фудкорт крупного торгового центра. И если бы не ранний час, в толпе можно было бы легко затеряться. Ира была явно на взводе - ежеминутно “незаметно” озиралась по сторонам, забившись в самый темный угол большого зала - её позиция позволяла держать в поле зрения и лифты и эскалатор, так что подобраться незаметно было бы практически невозможно. Когда Сергей поднялся, она тут же подскочила из-за стола и принялась махать руками, свято веря в то, что её можно не заметить, хотя её банальный “камуфляж” просто кричал “мы здесь чтобы не привлекать внимания!”: блестящий на свету искусственный черный парик-карэ, тёмные очки на пол лица и слишком тонкий для зимы кожаный плащ, смотрелись, мягко говоря, вызывающе. Картину дополняла маленькая девочка, сонно жевавшая картошку фри.
- Наконец-то! - задыхаясь сказала она - Я уж успела подумать, что ты не придёшь.
- Когда это ты успела так подумать, если торговый центр всего полчаса как открылся, а до назначенной встречи еще пятнадцать минут? - ухмыльнулся Сергей.
- Да пойми же ты, Серёжа - мы в опасности! - воскликнула она, но осеклась, глядя на насторожившуюся дочь.
Сергей грузно уселся на свободный пластиковый стульчик и пододвинул к себе пластиковый стаканчик с кофе, явно дожидающийся его. Он помешал содержимое стаканчика и поморщился - мало того, что с сахаром, так еще и чертов “три-в-одном”. Преодолев снобизм, он таки сделал глоток и вынул телефон. На другом конце провода трубку взяли сразу и с готовностью восприняли короткую инструкцию, в которой, по-всей видимости, даже не было нужды.
- Поднимайся - сказал Сапожников и положил трубку на стол - слишком гулко сбрякавшей о пластик стола в тяжелой, неловкой тишине.
Диана не заставила себя долго ждать и появилась невесть откуда менее, чем через минуту - вот у кого следовало бы учиться скрытности дилетантам шпионского дела. На её лице была улыбка, такая неуместная и в то же время, такая необходимая в напряженной обстановке.
- Кто тут у нас? - протянула она, вместе с тем подавая руку девочке.
- Это моя дочь! - выпалила Ирина очевидное и без неё. Они были похожи как две капли воды. Не смотря на то, что у девочки были светлые волосы, черные глаза и какая-то диковатая утонченность черт лица, явно роднили их с цыганами.
- Лена - спокойно и вежливо уточнила девочка, протягивая руку в ответ.
- Девочки, - сказал Сергей - прогуляйтесь по магазинам, развейтесь немного - нам с Ирой нужно серьезно поговорить.
- Это мы запросто, правда, Лен? Идём, принцесса…
- Я не принцесса!
- Это ещё почему? - искренне удивилась Диана
- Принцессы глупые и капризные! Я не хочу вырасти избалованной неумехой!
- Вот как? А я с детства готовилась стать принцессой… Пойдём, у нас будет достаточно времени об этом поспорить.
- Идём. - легко согласилась девчушка запихивая в рот горсть картошки и выкапывая из-под брошенного на соседний стульчик пуховика туго набитый рюкзак.
Сергей какое-то время смотрел вслед удаляющейся Дианы и семенящей за ней Ленкой. Затем, он перевёл взгляд на нетерпеливо барабанящую пальцами по столу Ирину, еще раз отхлебнул мерзки, приторно-сладкий кофе и спросил:
- Как дела?

***
- Знаешь, ты явно несправедлива к принцессам! Думаешь так легко томиться в высокой башне, находить общий язык с драконами…
- Всё равно придёт принц и всех победит! - перебила Диану девочка. “Что ж, главное, диалог удалось завязать” - отметила про себя Дмана
- Да где ж на всех наберешься принцев? Ну как придёт Иван-дурак с твёрдым намерением завоевать пол-царства? Он ведь шею себе свернет, если его не научить! А хуже того - Иван-царевич - не всякий королевский наследник умеет ловко управляться с мечом-кладенцом…
- И ничего подобного! Принцессе знай себе, сиди да плети косу. Если совсем скучно, можно еще на веретене немного… ну, только чтоб не уколоться…
- Да, я знаю эту сказку. Но моя любимая про Фантагиро.
- А моя - про Рапунцель!
- Послушай, а давай зайдём вооот в этот магазин игрушек. Уверена, что Фантагиро уже сняли с производства, если вообще когда-нибудь производили серийно, но уж Рапунцель-то мы там обязательно найдём!
- Не, я уже взрослая чтобы увлекаться сказками - деловито заявила Лена.
- Ну… Куклы. Тебе нравятся куклы? Такие, красивые, со сменными платьями…
- У меня уже есть кукла! - девочка осеклась. - Только маме не говори! Она рассердится, что я взяла Лялю с собой. Понимаешь, это не моя кукла! Это кукла Лили! Но мама не любит, когда мы общаемся с Лилей…
- Вот видишь! Несчастный ребенок! У тебя даже куклы нет! Идём, немедленно купим тебе самую красивую куклу - уверена, твоей подруге она тоже понравится! Опять же, Ляле будет с кем играть, правда Ляля? - Диана давя брезгливость взялась за засаленую ручку потрёпаной куклы, помохала ей и пропищала - Правда-правда, Ди!
Лена посмотрела отстраненно куда-то в сторону, будто бы сквозь Диану и согласилась.

***
- Ну что, как там поживает наш одиннацатый бэ? - спросил Сергей
- Гунь, я не встречу одноклассников внеплановую собираю! - раздраженно вскрикнула Ирина - Мне нужна помощь, Серёжа, помощь!
- Именно моя? - делано удивился он. Конечно, к нему не в первый раз обращаются одноклассники и к тому он давно привык. Не в его правилах было ломаться, выпрашивать лесть и подхалимаж - он охотно помогал всем, кто прежде хорошо относился к увольню-ботанику. Но чтобы помощи просили вот так, ультимативно, посреди ночи - такое случилось впервые и он сам был весьма растерян.
- Да, Серёж именно твоя. Ты всегда что-нибудь придумывал и всех выручал. А мне очень и очень это сейчас нужно.
Сергей хотел было спросить что-то, но Ирина сняла очки и он осёкся. На пол лица женщины красовался синяк. Левый глаз заплыл и был налит свежей кровью. На этом представление не окончилось и Ирина размотала шейный платок - под ним так же были синяки, будто кто-то пытался её задушить.
- Так тебе не ко мне нужно, а в больницу! В больницу и в полицию! А… - махнул рукой Сапожников, будто сам понял какую глупость сморозил - Я всё устрою. И хорошую клинику, и справедливость в рамках закона! Это Витька тебя так, да? Ух, гадёныш! Думает, раз сам под погоны залез, так можно руки на жену распускать? Скотина!
- Нет, ты не понял, Серёж. Нам нужно спрятаться. Буквально на недельку. И никому - ты слышишь? - никому нельзя знать о том, где мы находимся.
- Но почему? Ты пытаешься защитить его?
- Нет! Я пытаюсь сохранить ребенка! Да пойми же ты - он отнимет у меня Лену!
- Хорошо, хорошо. Можете пожить у нас - не стесните нисколько! Немного придёте в себя и мы придумаем как выбраться из этой ситуации…
- Нет, не подходит. Нам нужно именно спрятаться, понимаешь? Там, где нас не будут искать. У тебя есть какое-нибудь укромное место?
- Конечно есть! Есть в Европпе, в Штатах… - Сергей задумчиво загибал пальцы
- Не вариант - у меня нет документов.
- Ах вон оно что… Дай-ка подумать… Ты знаешь - и такое место тоже есть. Не так давно купил домик лесника. Еще даже оформить не успел полностью. Он достался мне совсем за копейки и от города не так далеко. Просто… В лесу он. Электричество, вода - всё есть, но добраться будет не так просто - дорогу постоянно заносит, её почти не чистят.
- Идаельно, Серёг. Просто идеально. Отвезёшь нас туда?

***
- Всё взяли, ничего не забыли? - спросил Сергей, вынимая последний пакет с продуктами из машины
- Ничего, нам хватит припасов - отрапортавала Диана, вытаскивая из багажника свой “внезапно-приключенческий” рюкзачек, который всегда ездил в машине и ни раз пригождался.
- Диана, нам?
- Ну да, Серёж. Я останусь с девченками. О них нужно позаботиться - сами они сейчас явно не в состоянии. Да и к тому же - это просто бесчеловечно бросать посреди леса зимой городских жителей, наедине с дровяной печкой, правда? Хочешь чтобы нас посадили? - улыбнулась она и легонько поцеловала его в губы. Сергей в очередной раз поразился дальновидности своей подруги. Он не особо верил в её альтруизм - напротив: “держи друзей близко, а врагов - еще ближе” - вот, чем руководствовалась Ди, вызываясь позаботиться о свалившихся как снег на голову гостьях. “К стати, на счёт снега...” - Сергей посмотрел в свинцовое январское небо. - “как пить дать - повалит к вечеру. Так заровняет, что не надо хоронить...” . Диана тоже посмотрела в небо:
- Ничего страшного. Остаёмся зимовать. Если что - выкопаешь нас весной трактором. - она снова чмокнула его в губы - Пока, Серёж. Не переживай за нас - единственная опасность, которая нам тут грозит - это сдохнуть со скуки.
- Скучно не будет… - как-то совсем невесело, глядя на заснеженный дом, сказала маленькая Лена.

***
От всех этих незапланированных происшествий, Сергею захотелось есть. Еще более хотелось выпить наконец-то приличный, утренний кофе. Спать совершенно не хотелось, но и о ясности мыслей говорить не приходилось. А подумать было о чем. Всё как-то слишком туманно, Ира явно что-то недоговаривает. Опять же - в поколачивании жены, Виктора он никак не мог заподозрить. С чего бы? Примерный офицер полиции, образцовый семьянин, совершенно не пьющий и вдруг - такое. Сергей крепко призадумался и проскочил поворот к своему любимому ресторану - делать нечего, придётся, сначала, заехать в офис.
И он не слишком удивился, увидев на парковке знакомый, потрепанный форд. Как только Сергей заглушил мотор, из машины вышел тот самый Витька и направился прямиком к нему. Меньше всего, Серёге сейчас хотелось продолжения этой семейной драмы. Он вообще не любил лезть в личную жизнь других людей, но что поделаешь, когда тебя в неё так стремительно втягивают.
- Серёг, привет. Разговорчик один есть - начал капитан Семенов.
- Боюсь, Витёк, не о чем нам с тобой разговаривать.
- Да ты всё не правильно понял…
- А ты мне объясни, коль кишка не тонка! - поражаясь собственной дерзости форсировал Сергей - Или что, только баб колотить можешь?
- О чём ты, Серег? Да я бы ни в жизнь… Пальцем бы…
- А кто за тебя? Святой дух?
- Не знаю. Не знаю кто! - не похоже было, чтобы он врал. Как будто бы, Виктор действительно не знал или не до конца понимал, что же произошло между ними - Я не знаю, что она тебе там наплела, Серёг, но верить этому нельзя ни на грош.
- А тебе так можно? Словом офицера подкрепишь что ли?
- Я-то, по меньшей мере, в своём уме! А она… Она сама не своя! Как мать похоронила, так её как будто подменили. И Ленку, дочу, зря с ней отпустил. Уж не знаю, чего им там старая карга наплела перед тем как отдать Богу душу, но они обе с катушек полетели!
- И ты, значит, стал приводить их в чувства?
- Да не я это!
- Вот что. Мы без тебя разберемся кто тут полетел с катушек. А с тобой я препираться не намерен. - Сергей развернулся и зашагал к дверям офиса, возле которых уже переминались с ноги на ногу два охранника, не решаясь вмешаться - Не впускайте этого человека в здание без ордера - бросил им Сергей.

***
В печи на кухне задорно трещали поленья. Дом медленно, но верно, наполнялся теплом. Диана даже сняла свитер, оставшись в майке и стёганных штанах на лямках. Лямки штанов подчеркивали её спортивные плечи и острые ключицы, которые так нежно любил Сергей. Ирина тоже наконец-то сняла свой нелепый парик и очки. С подбитым глазом, засаленными волосами, отросшие черными корнями с проседью, она походила больше всего на обыкновенную алкоголичку. Наполовину опорожненный стакан виски только усиливал это сходство. Диана поморщилась. Она не любила запаха алкоголя, тем более, когда он вмешивается в аромат её стряпни. А тушеные овощи с куриными грудками уже были практически готовы и источали такие ароматы, что даже Лена отложила новую куклу и ёрзала за столом, нетерпеливо сжимая большую, деревянную ложку.
Ели быстро и молча. За окном уже во всю бесновалась метель - Ди то и дело поглядывала в окно. Ах, только бы не оборвало провода! Видимо, такое случалось уже ни раз и ни два - на этот случай, очевидно, в подвале дома был установлен еще прежними владельцами, дизельный генератор. “Вот жеж черт!” - выругалась про себя Диана - “конечно забыли кое-что! Бак-то у дизеля - сухой!” Больше всего на свете она не любила зависеть от обстоятельств, но теперь только-то и оставалось, что уповать на хлипкие сопли проводов, с каждым порывом ветра, глухо грохающих о старый шифер. Нужно было гнать от себя дурные мысли, решать насущные проблемы…
- Тебе положить еще? - спросила она Лену
- Спасибо, тётя Диша - мою пузико и так сейчас лопнет! Очень, очень вкусно!
- А тебе? - кивнула она Ирине. Но та только еще раз молча наполнила стакан.
Диана собрала тарелки. Так себе компашка. Ирина была ей крайне не приятна, но ради Серёги, стоило наладить с ней контакт. Как на зло - в доме не было ни телевизора, ни радио, чтобы хоть что-то бормотало и разбавляло эту тягучую тишину. Диана украдкой набрала смс: “Она мне не нравится”, но осеклась, стёрла послание и отправила уже: “у нас всё хорошо. тепло. сытые. целую.” и убрала мобильник. Что-то ей подсказывала, что держать его следует поближе к телу, а заряд батареи - беречь. Диана внимательно осмотрела кухню, в надежде найти что-нибудь, чем можно заняться. Взгляд упал на колоду карт, кощунственно валяющуюся на одной полке с иконами и огарками церковных свечей.
- Может перекинимся в дурачка? - предложила она, тасуя карты, и пытаясь на ходу вспомнить пару картёжных трюков с эффектным растасовыванием. Ничего толком не проделать со слипшимися картами не удавалось, но у Лены заблестели глазки и она с интересом наблюдала за пляской ловких пальцев. - Или поворожим, к примеру. Сейчас же, как раз, по-моему, святки идут, да? Самое время для гаданий!
- Много ты в ворожбе понимаешь? - подала изрядно подсевший, пьяный голос Ирина.
- Да не особо, если честно… - игнорировала недружелюбный тон Ди. - А ты?
- Не столько, сколько мать, царствие ей небесное...
При этих словах, свет моргнул. Лампочка сделала последний героический рывок к попытке загореться, но спираль едва покраснев, окончательно почернела и под конец, звонко щёлкнула.
- Знать, не судьба. - усмехнулась Диана. - Верно, это тонкий намёк высших сил, что гадать - грешно! - она изо всех сил давила из себя веселье, хотя самой, становилось откровенно тревожно.
- Ой, мамочка! Мне страшно!
- Перестань, - отмахнулась Ирина, снова прикладываясь к стакану - тут никого нет.
- Ииии еще как есть! Тот очень, очень плохо. Тут неуютно! Даже хуже, чем дома.
- Брось, Лен - Диана положила руку на плечо девочки, от чего та вздрогнула. - Сейчас еще дровец в печки подкинем, станет еще теплей и можно будет лечь спать. Знаешь, как тут, на природе, здорово спиться? Да на настоящей перине, под теплым одеялком… Давайте укладываться - всё равно больше нечего делать.
- Я уложу дочь и еще немного посижу - промямлила Ирина. Диана смерила её недоверчивым взглядом: “Кто б сомневался, что ты еще посидишь. Кто бы тебя саму спать потом уложил”. Но в слух сказала:
- Давай я принесу тебе постельное сюда, на первый этаж?

***
Диана сидела обхватив руками колени. За окном неистово бесновалась вьюга. Последний раз, так сильно заметало в том альпийском домике. И вроде бы всё в точности так же, но… как-то беззлобно. Там, с Серёжкой, это было действительно скорее веселое приключение. Приходилось пугаться и корчить из себя недотрогу, крепко вжимаясь в его тёплый, рыхловатый бок. Всё-таки, есть в нём что-то такое, от чего можно позволить себе быть слабой, напуганной девочкой. Не потому что так нужно, а просто… Наверное, она его действительно любила.
- Зачем ты притащила сюда с собой эту дрянь! - донеслось из-за стены. В соседней комнате устроилась Лена и комнаты были разделены печью-галандкой, от чего и без того хорошая слышимость была просто потрясающей. Можно было даже расслышать всхлипы ребенка и даже разобрать лепетание. Этого Диане категорически не хотелось. Она, хлебнувшая не мало горя в своём, совсем еще не далёком детстве, больше всего на свете не переносила две вещи: пьянь и побои родителей. Одной её части - той, озлобленной на весь свет девченке, вырощенной за шкафом, хотелось немедленно ворваться в комнату и восстановить там справедливость, пахнущую детской обидой, зарёванными наволочками… Другой же её части хотелось накрыть голову подушкой и ничего этого не слышать, а может быть даже тихонько поплакать, украдкой, пока нет Серёги рядом, вспоминая собственное детство. Диана открыла рюкзак и высыпала на пол вещи. Среди них, с самого дна, выпала помятая сигаретная пачка, громыхнув зажигалкой. Она вытащила из неё одну сигарету - сморщенную, сотню раз отсыревшую и высохшую, да нелюбимой марки, но… Такую манящую и необходимую сейчас. Сунув сигарету за ухо и вставив ноги в валенки, она начала спускаться вниз, пока не наткнулась на кого-то в темноте.
- А, Ира, это ты… - как можно любезней сказала она, но тут её взгляд упал на столовый нож, который пьянчуга сжимала в руке. Её маслянистые, пьяные глаза горели безумием, в чахлом свете горящего на кухонном столе керосинового фонаря.
- Прочь с дороги - прорычала она, запинаясь вялым языком о каждую букву.
Но тут же полетела кубырем от внезапного и мощного удара ногой в грудь. Того самого удара, который утвердил чемпионский титул карате Дианы. Кёкусинкай - самый жестокий, из спортивных видов единоборств. Удары наносятся в полную силу, но исключительно по корпусу. “Каратэ - вот спорт настоящих принцесс!” - торжествующе подумала Диана, ощущая нарастающую, холодную ярость внутри себя. Все детские слёзы и обиды наливались сейчас сталью в набитых на тренировках казанках. Наверное, именно в таком состоянии и совершаются убийства.
- Ты ничего не понимаешь! Я должна защитить дочь! - шипела пьяная тварь, пытаясь нащупать на полу оброненный нож. Диана подняла её с пола за волосы и трясясь от гнева залепила пощёчину тыльной стороной ладони. Обычно, именно этот удар лучше всего приводит людей в чувства. Современному человеку просто немыслимо само по себе несанкционированное прикосновение к его лицу, а ударить по лицу другого - просто немыслимое табу, заложенное с детства, в самые глубокие слои подсознания. Намотав волосы противные, сальные волосы на кулак, Диана подхватила с пола нож, с силой приложила соперницу головой о стену, как бы убеждаясь, что её будут внимательно слушать, а произносимые слова долетят до хмельного сознания. Она прижала лезвие ножа к рыхлой шее так сильно, что казалось, еще чуть чуть и на месте соприкосновения проступит кровь.
- Слушай сюда, тварина! Слушай, и запоминай. Если хоть волосок упадёт с головы ребенка - я тебя, сука, выпотрошу и зарою в сугробе. Если ты, падла, надумаешь подняться на верх - я тебя выпотрошу и зарою в сугробе. Если ты еще раз, мразота, притронешься к чему-то крепче чая… Что я сделаю?
- Убьёшь… - нервно сглотнув, прохрипела Ира и немедленно получила еще одну затрещину.
- Не просто убью, нет. Ты, гнида, верно не понимаешь, что я хочу с тобой сделать…
- Выпотрошишь и зароешь в снегу…
- То-то же, тварь. То-то же. А сейчас - отбой. Услышу что шевелишься тут… - Диана натянула хвост со всей силы
- Выпотрошишь и зароешь.
- Всё. Пошла - выплюнула Ди и ускорила свою жертву еще одним ощутимым пинком в спину.
Она поднялась обратно на второй этаж, но проследовала не в свою комнату, а к Лене. Открыла дверь и стараясь двигаться как можно более бесшумно, подошла к кровати, подоткнула нож у изголовья так, чтобы в случае чего его можно было легко выхватить и полоснуть по харе того, кто приблизится к ним спящим. Когда стягивала штаны, Диана обнаружила, что зажигалки в кармане нет. “Наверное, выронила, пока пресовала эту тварь” - лениво подумала она, однако, желание покурить отступило и она не особенно расстроилась отсутствию огонька. Лена заерзала в постели, просыпаясь.
- Не бойся, это я. Всё хорошо - как можно ласковей шепнула Диана. - Кто тут у нас? Ляля? А почему не новая? Ай, ладно. Ляля подвинется… Диана отнесла куклу на стол, в дальний угол комнаты. Проверила шпингалет на двери и направилась в постель. - Двигайся.
- Почему ты пришла?
- Знаешь, у принцесс есть свои маааленькие слабости. Мы очень боимся спать в одиночку… - сказала она и крепко прижала к себе девочку, уткнулась в её волосы и поцеловала в макушку. Лене было диковато и не привычно - Диана совсем не походила на её маму. Она была молодой, твёрдой, пышущей силой здоровьем, а главное - спокойствием и уверенностью. Наверное, это как раз то, чего так не хватало в этом мрачном, нехорошем доме. Она повернулась к Динае, с трудом преодолевая крепкие объятья девушки, уткнулась в упругую грудь и уже через пару минут ровно засопела. - Спи спокойно малышка, спи спокойно… - шепнула одними губами Ди

[Учебная Тревога]

прочитала. Начало - гладко и конъюнктурно. Потом - пошли нестыковки, требуется вычитка и редактирование. ГГ - надуманный, диалоги - вымученные какие-то. Сюжет, занятный, если довести до ума. Давненько о куклах-убивцах и призраках ничего не было. автору рекомендую прочитать " Коробку в форме сердца" и вдохновиться.)

[mauser]

прочитала. Начало - гладко и конъюнктурно. Потом - пошли нестыковки, требуется вычитка и редактирование. ГГ - надуманный, диалоги - вымученные какие-то. Сюжет, занятный, если довести до ума. Давненько о куклах-убивцах и призраках ничего не было. автору рекомендую прочитать " Коробку в форме сердца" и вдохновиться.)

я признателен. Сказать по-правде, одно из заряженых ружей найдено верно, но это не то, из чего я на самом деле собирался стрелять. Вернее, так сложилось, что это самое вероятное, но не то, что заряжено изначально.
Смотрели австралийский фильм ужасов "Бабадук"? Это самое страшное, что я видел за последние годы. Наивный, глупый бабайка из детской книжки - просто смешон, а страшное - вокруг. Страшна окружающая реальность и то, что мы даже после финальных титров не знаем, что следовало принимать за реальность, что было, а чего не было. Да, бывали фильмы и подороже с похожей задумкой, но именно этот, дешевый, фактически камерный - пробирает крепче всего. Я понял, что у меня так не получится.
И самое большое отступление от реальности было введение Дианы. Она не главный герой. Не было там главного героя - просто, жалко стало девочку. И я выдумал для неё защитницу - вот такую вот. Гениально-неоднозначную, как мне кажется. Сильная женщина, настоящая женщина - однако, мне бы за неё перегрызли горло феменистки(да, было бы очень весело наблюдать флейм в конкурсной теме - жаль, не уложился)

[Учебная Тревога]

Она, кстати, тоже производит впечатление, кандидата в маньяки.) Несколько Мизери...)) Самая нормальная здесь - мать Леночки. Просто обычная женщина в условиях ненормальных. Я бы вообще перекроила сюжет, пусть бы потом выяснилось, что первым за "помощью" обратился Витька. И тогда заброшенный домик и другие персонажи, могли сложиться в интересную картинку.)