Отправлено 23:45:36 - 31.07.2007
5.
«И погибнет священная Троя, и народ копьеносца Приама!», – бессмертная строка поэмы Гомера всплыла в сознании Эдны, которой уже больше двух часов, не удавалось уснуть. Смутное чувство, возникшее ещё на Луоне, никак не хотело отпускать и с каждым днём нарастало. «Интересно, а ведь название Троя созвучно названию Троан», – мелькнула мысль. Эдна протянула руку к виртуальному компьютерному терминалу.
Пронизанный мягким светом голубоватый огранённый шар возник перед ней, и начал медленное вращение вокруг своей оси. Эдна всё глубже погружала взор в сияющие бездны шара, всё глубже и всё медленнее и спокойнее наполняя лёгкие воздухом.
Ум всё вернее успокаивался, мысли уходили, открывая дорогу спонтанным образам, часто самым неожиданным. «Всё же самое главное в медитации спокойствие ума», – мелькнула последняя осознанная мысль, и Эдна почувствовала, что проваливается в транс.
Солнце светило ярко, заливая сиянием дворцовый комплекс Персеполиса. Таис медленно, в который уже раз шла по нему. Громады дворцов высились вокруг сверкая кровлями покрытыми чистым серебром, нависали исполинские стены украшенные резьбой и барельефами. Барельефы изображали гигантских крылатых быков, с человеческими лицами, считавшимися величественными портретами царей, кроме того, были ещё великолепные барельефы львов, символизирующие мужество царей-охотников. Кроме богов – крылатых быков, барельефы изображали только персидских воинов и пленников и данников, однообразной, бесконечной чередой тянувшихся на поклонение «царю царей».
Внутри дворцов были гигантские залы с бесконечной колоннадой. В колоннах было можно буквально заблудиться, как в лесу, Таис долго не понимала, зачем такое обилие колонн. Равно и зачем такие громадные залы, для настолько маленького количества людей. Почти двести лет прошло, как были возведены эти колоссальные дворцы, а они до сих пор выглядели как новые, столь мало были истёрты ступени, и сточены острые рёбра дверных и оконных проёмов, квадратных колонн. Но вскоре Таис заметила главное, на всех бесконечных барельефах не было ни одного изображения женщины. Мужчины-цари, мужчины-воины, мужчины-рабы. Только три изображения проходили бесконечной чередой, половина человеческого рода исчезла из этого странного искусства возвеличивающего царей и унижающего всех других. Самому прекрасному созданию природы этого мира, не было места.
Был ли Персеполис городом в известном смысле этого слова? В который раз задавала себе вопрос Таис. В который раз отвечала: нет! И в который раз её наполняли мучительные сомнения. Вокруг дворцового комплекса громоздились особняки царедворцев, и дома для приезжих потом шли хижины ремесленников, садовников и прочей рабской прислуги. Столица гигантской империи два века тянула из неё ресурсы, и за этот, исторически ещё небольшой срок, вытянула их немыслимое количество. Сто пятьдесят тысяч талантов серебра захватили воины Александра в казне Парсы, количество денег совершенно невероятное для Эллады. Попади они на её родину, они обесценили бы все, самые огромные состояния, так же копившиеся веками. И была только одна цель накопления этих богатств, способных невероятному количеству людей дать достойную жизнь, – ещё большее возвеличивание царей, и ещё большее унижение их подданных и всех остальных людей. Имея возможность облегчить жизнь не только многих людей, но и многих народов, город на деле всё увеличивал их горе и страдание. Пил кровь стран и народов не во имя жизни, а во имя смерти. Посвящённая Таис уже давно знала, что самовозвеличивание, самолюбование, всё усиливающаяся вера в свою исключительность, ради дальнейшего самовозвеличивания ставшего самоцелью – это самый верный путь к смерти. Здесь это, похоже, было свершившейся реальностью. Гигантский город давно был мёртв, но сохранял фальшивый живой облик, продолжая псевдожизнь. И не за горами было время, когда этот город, завоёванный благодаря гению Александра, начнёт делать мёртвыми, но сохраняющими внешний живой облик другие города, а потом целые страны и народы.
Архитектура давала посвящённому возможность очень многое увидеть, и очень многое понять. Испокон веков искусство изображает, постигает и творит красоту, и самое страшное, если однажды оно перерождается, и начинает изображать, постигать и творить уродство, выглядящее для непосвящённого как красота – самый страшный вид уродства возможный в этом мире. Но как же тонка грань между таким уродством и настоящей красотой, всегда идущей по краю между жизнью и смертью, и как трудно, особенно в искусстве отличить жизнь от смерти. И в который раз Таис задавала себе вопрос: А не ошибается ли она?! Как же часто бывает, что рубят здоровое дерево, оставляя гнилушку, убивают драгоценные ростки будущих героев, способствуя процветанию людских сорняков, проливают чистую кровь, думая, что она отравленная. И всегда в выигрыше оказывается только смерть.
Таис ещё раз взглянула на сияющие в лучах полуденного солнца дворцы и знакомая боль с новой силой вспыхнула в её сердце, отразившись на лице бесконечной печалью.
Весёлый и хмельной шум грандиозного пира, казалось, разносился по всему городу.
Огромный тронный зал дворца Ксеркса был, наверное, впервые в своей истории заполнен народом, и ярко освещён светом лампионов. Победители-македонцы пировали в поверженном дворце многовековых врагов эллинов, и Александр восседал на троне персидских царей. Было видно, что разговор между ним и сидевшей рядом с ним Таис идёт непросто, в какой-то момент царь нахмурился и Птолемей, подумав, что он разгневался, что бы прекратить разговор начал громко просить Таис станцевать.
- Здесь негде, – оглядев заставленный столами и заполненный людьми огромный зал, ответила она. – Я лучше спою.
- Спеть, спеть, Таис будет петь! – Понесся по залу восторженный рёв опьянённых пирующих.
Затем шум быстро стих, сильно опьяневших утихомирили соседи. Таис взяла у музыканта семиструнную китару, медленно провела по струнам, а затем взгляд её огромных глаз прошёлся по обращённым к ней лицам воинов. Это был неожиданный взгляд. В нём не было веселья, столь уместного на пиру, а была боль, боль настолько глубокая и бесконечная, что видавшие виды воины содрогнулись. И ещё в нём был гнев, и это был не спонтанный, возбуждённый гнев, гнев был холодным, осознанным и выстраданным. И воины вдруг почувствовали, как боль и гнев этой удивительной женщины передаются им, наполняя сердца. Таис ударила по струнам, и ритмичная яростная мелодия сразу буквально ударила в кровь воинов, захватила в свою власть, и куда-то повлекла. Она запела старинный гимн о персидской войне, о сожжённых Афинах, о боевой клятве не служить ничему кроме войны пока последний перс не будет выброшен в море. Она вошла в экстаз и пела с таким диким темпераментом, что многие вскакивали, разбивали о колонны ценные чаши, отбивали ногами так её песни. Захваченный всё нарастающей экзальтацией встал сам Александр и тоже присоединился к песне. С последним призывом всегда помнить злобу врагов и горе прекрасных Афин Таис швырнула китару музыкантам, и села прикрыв лицо руками. Александр поднял её за локоть, поцеловал и сказал, обращаясь к своим гостям:
- Какую награду мы дадим прекрасной Таис?
Раздались громкие крики, предлагавшие самые баснословные награды, Таис молча отстранилась руками и обратилась к царю:
- Разреши мне сказать речь, и не гневайся, если она тебе не понравится, – медленно и чётко в наступившей тишине произнесла она.
- Речь! Речь! Таис, речь! – дружно восторженно заорали воины.
Александр весело кивнул и выпил большой глоток неразбавленного вина.
Таис вскочила на тяжёлую отделанную слоновой костью скамью и несколько раз хлопнула в ладоши призывая ко вниманию. Но в огромном зале и так уже наступила полная тишина.
Таис поблагодарила Александра и других его военачальников за то, что она – единственная женщина Эллады смогла достичь этого города, столицы персидских царей.
«- Этот город, – продолжала она, – сердце и душа Персии. К моему великому удивлению, кроме сокровищ и роскошных дворцов, здесь нет ни храмов, ни собрания ученых и философов, ни театров, ни гимнасионов. Не созданы статуи и не написаны картины, прославляющие красоту и подвиги богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых быков-царей, принимающих дары, и процессий раболепствующих и пленных, здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать локтей высоты – всё это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением подданных. Ради этого здесь трудились искалеченные эллины, ионийцы, македонцы и фракийцы, толпу которых мы встретили? Ради этого Ксеркс со своим злым сатрапом принес кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои родные Афины, увел в плен тысячи и тысячи искусных мастеров нашей страны? Я здесь одна с вами, герои-победители, повергшие в прах могущество недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю, что нет хуже преступления, чем поднять руку на созданное человеком прекрасное. Но, если это служит злой власти? Тогда оно всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и света!
Таис простерла вперёд руки, как бы спрашивая весь зал. Воины одобрительно и грозно загудели. Гетера вдруг выпрямилась, как спущенная тетива.
- Завтра вы уходите на север, оставляя в неприкосновенности обиталище сокрушенной вами деспотии! Неужели я одна ношу в своем сердце пожарище Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слезы матерей, хотя бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашел удовольствие усесться на троне разорителя Эллады, будто слуга, забравшийся в покои господина?
Голос афинянки, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели.
Александр молчал, глядя на Таис, склонившую голову, как в ожидании удара.
- Что же ты хочешь, афинянка? – спросил царь таким львиным рыком, что закаленные воины вздрогнули.
Вся напрягшись в волевом усилии, Таис поняла великую власть полководца над людьми, магическую силу его голоса, подчинявшего громадные толпы людей.
Таис подняла на Александра огромные горящие глаза и протянула руку.
- Огня! – звонко крикнула она на весь зал.
Александр обхватил её за талию, сорвал со скамьи и подвёл к стене.
- Возьми! – он снял факел и подал гетере, сам взял второй.
Таис отстранилась в почтительном поклоне.
- Не мне первой! Начать приличествует тому, чей божественный разум и сила привели нас сюда!
Александр повернулся и повёл вдоль стен Таис за руку. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, лёгкие деревянные переплёты для цветов.
Безумие разрушения охватило сподвижников Александра. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая всё, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом.
Через несколько минут зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны были в огне. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся (или был перенесён) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы. Оставаться на ней дольше не было возможности. Александр, не отпуская руки Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в почерневшее небо. Балки крыш и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и плиты платформы, и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться.
Звёздное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более чёрной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа ошеломленных горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от распалившихся македонцев.
С раздирающим уши треском одна за другой стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр»1.
Александр вздрогнул и выпустил руку Таис из своей ладони, и по его суровому лицу вдруг прошли отвращение и боль.
- Уйди! – Неожиданно вскрикнул великий полководец многих врагов, убивший в бою собственными руками, и стёрший с лица земли Фивы, Газу, Милет, Галикарнас.
Таис подняла руку перед лицом, будто защищаясь.
Ещё большая боль вспыхнула в глазах двадцатишестилетнего царя, у ног которого лежала вся обозримая Азия.
- Нет! – Мучительно сказал он. – Не навсегда. Я позову тебя.
- Не позовёшь! – Ответила Таис.
- Как ты можешь знать?
- Ты знаешь, что я посвящённая в тайное знание орфиков?! – Медленно произнесла она.
Александр молча кивнул и в глазах самого могущественного человека в мире мелькнул страх.
- Нет, ты неправильно понял меня царь, – как всегда печально сказала Таис, – ты не должен бояться неметоров2. Я думаю, твоя душа жива. Дело в другом.
- В чём?! – Резко спросил он.
- Ты слишком хочешь заглянуть за край Ойкумены, и это сильнее даже тебя, даже твоей любви. – С трудом, выдавливая из себя каждое слово, произнесла она. – Наверное, у тебя накопилось слишком много вопросов к богам, и знаешь, я думаю, однажды ты заставишь их ответить. За всё, что они сделали! Но не в этой жизни, и не в следующей.
Александр, пронзил её взглядом и спросил:
- А ты?! Ты разве хочешь не этого?!
Их взгляды встретились, и они буквально впились глазами друг в друга, несколько секунд длился этот никем не замеченный поединок. Наконец Александр опустил взгляд, и понуро склонил голову.
- Гелиайне, великий царь, – тихо сказала Таис, и медленно ушла в темноту.
Здесь в прохладных покоях храма Эриду время, казалось, остановилось.
- Тайное знание, прекрасная посвящённая, – обращаясь к Таис, сказал седой жрец с очень глубокими, пронзительными глазами, – потому и тайное, поскольку оно причиняет неисчислимые беды, если попадает в руки человеку несовершенной Кармы.
- А ты не мог бы более подробно рассказать нам о Карме, – попросила она.
__________________________
1 Фрагмент романа «Таис Афинская», И.А. Ефремова.
2 Неметоры – тайные жрецы орфиков, жрецы Зевса Метрона – Зевса Измерителя, обязанностью которых было тайными методами физически уничтожать мерзавцев душа которых умерла, прежде всего, мерзавцев имеющих большую личную власть.
Жрец согласно склонил голову и начал рассказ.
И Таис узнала о законе Кармы или воздаяния перед колоссальным космическим механизмом которого маленькой, наивной и слабой казалась дочь Ночи, богиня справедливого возмездия эллинов Немезида.
Подлость, предательство, убийство и многое другое, а, вернее, абсолютно всё фиксирует этот механизм, рано или поздно, в следующих жизнях, заставляя за всё заплатить. Над этим механизмом не властны даже боги, он живёт своею жизнью. Жрец особо подчеркнул, что одним из самых страшных преступлений, за которое наступает самая жестокая кара, является разрушение прекрасного. Красота величайшая драгоценность, и её нужно беречь и это долг каждого познавшего законы справедливой жизни.
Знакомая боль вновь вспыхнула в сердце Таис, и ей стало очень непросто задать следующий вопрос, но тут же, у неё возникло чувство, что время этого вопроса пришло.
- Мой учитель, великий художник Лисипп всегда говорил, что красота единственное, что привязывает людей к жизни, заставляет её ценить, и бороться, – сказала она, – и поэтому тем кто разрушает, искажает и осмеивает красоту нельзя жить, их нужно уничтожать как бешенных собак, носителей неизлечимого яда. И художник, умеющий видеть прекрасное, отвечает за это особенно строго, ибо он зрячий, в отличие от обычных людей, которые ещё долго будут слепы. Так он мне сказал три года назад. Год же назад он отдалил меня от себя, и ужасно порицал за один поступок.
- Твой учитель совершенно прав, в полном соответствии с законом Кармы, – ответил жрец.
- Следовательно, я, разрушив прекрасные дворцы Персеполиса, подлежу ужасному наказанию в этой и в будущих жизнях? – печально спросила Таис.
- Ты та самая женщина! – Индийцы с удивлением и любопытством воззрились на неё.
Наступило долгое молчание, пока старший веско и уверенно не произнёс.
«- Хотящие повелевать строят ловушки для легковерных людей. И не только легковерных, ибо всем нам, от мала до велика, свойственна жажда чудес, порождающая тягу к необыкновенному. Те, кто хочет повелевать умами людей, строят ловушки игрой цифр, знаков и формул, сфер и звуков, придавая им подобие ключей знания. Желающие повелевать чувствами, особенно толпы, как деспоты и политики, строят огромные дворцы, принижающие людей, завладевающие его чувствами. Человек, попав в эту ловушку, теряет свою личность и достоинство. Дворцы Портипоры, как мы зовем Персеполис, и есть подобная ловушка. Ты верно угадала это и явилась орудием Кармы, подобно тому как зло в наказании иногда служит добру. Я бы снял с тебя обвинение Лисиппа.
- Я сам понял и простил её, – согласился скульптор.
- И не пояснил мне? – упрекнула Таис.
- Не умом, а чувством, словесно объяснили нам только они, знающие Карму, учителя из Индии – Лисипп поклонился, по азиатскому обычаю приложив руки ко лбу.
В ответ жрецы склонились ещё ниже»1.
Эдна очнулась, и ещё несколько мгновений лежала неподвижно приходя в себя.
В отличие от видения Тлацолтеотль она уже не в первый раз видела эти картины времён Александра Македонского и даже детально изучила их, но сейчас здесь на Ириде они представились в совершенно другом свете. Тысячи лет прошло с тех пор как пламя над Персеполисом опалило её сердце, и боль не становилась меньше, скорее напротив. И даже мудрое и уверенное объяснение жреца Тантры не приносило ей полного успокоения, как и всё это древнее тайное учение, на основе которого, обогащённого современным научным знанием, теперь строилась как социальная, так и нравственная система земной цивилизации.
__________________________
1. Фрагмент романа «Таис Афинская», И.А. Ефремова.
Мир изменился только тогда, когда люди стали спрашивать с истинных виновников их бед, перестав дожидаться божественного воздаяния или воздаяния по законам Кармы. Когда правильно поняли старую русскую пословицу: «Бог всё видит, да нескоро скажет», осознав, что это «не скоро» продолжается слишком долго. На тысячи лет затянулось осознание бесконечной подлости христианского увещевания: «Не судите, да не судимы, будите», тысячелетия подававшееся «гуманистами» как высшая мудрость, примеряющего людей с инфернальностью мира, но однажды оно произошло. И люди поняли, что только они сами, а не какой-то там бог могут освободить мир от мерзости, боли, подлости и страдания, всего того, что теперь называлось инферно. И которое всё накапливалось, для того чтобы однажды убить наш мир, но не просто убить, а убить его душу, сохранив внешний живой облик, равно как и поняли, что для того чтобы научиться судить и карать действительно справедливо, им вначале нужно научиться видеть суть вещей. Всё вернее пробуждающиеся способности Прямого Луча позволяли видеть нравственное уродство так же легко, как обычный человек видит уродство физическое, поэтому мерзавцам и оставалось всё меньше места в мире людей. И процесс шёл всё вернее и увереннее, поскольку умеющих видеть становилось всё больше.
Много тысяч лет человечество шло к этому: неметоры Атлантиды, «Серые Ангелы», «Звёздная палата», масса других тайных обществ и легально существующих организаций возникали в различных социумах, для того чтобы взять на себя тяжкую ношу кары высокопоставленных мерзавцев, перед которыми всегда было бессильно обычное правосудие, и ответственности за это. Пожалуй, больше всего документальных данных сохранилось о «Звёздной палате», созданной в Англии в 1487 г. Генрихом VII в качестве легального высшего судебного органа государства, просуществовавшей более полутора веков, до 1641 г., и реально покаравшей многих высокопоставленных подонков. Но только в Ноосферную Эру эта работа смогла достигнуть логического конца, раз и навсегда сделав невозможным для «смерти души» быть главным условием «успеха в жизни». Но насколько жёстким, жестоким и суровым путём это происходило. Эдна вспомнила строки Эрфа Рома: «Вир Норин дал координаты и посторонился. Инженер Таэль в низком поклоне приветствовал земных друзей и поднес к приемнику СДФ два стереоснимка. Без пояснений Вир Норина звездолетчики не узнали бы, кто эти сановники, сидевшие мёртвыми в роскошных черных креслах, с искаженными от ужаса лицами. Страшные неизвлекаемые ножи Ян-Ях торчали из скрюченных тел. Ген Ши и Ка Луф понесли заслуженную кару, не дождавшись суда и следствия Чойо Чагаса, на котором они сумели бы вывернуться. Сотни рабски послушных людей запутали бы владыку нагромождением лжи. Но вмешались другие судьи – «Серые Ангелы», возобновившие свою деятельность с неслыханным могуществом.
- Наказаны смертельно ещё двадцать главных виновников нападения, с гневным торжеством сообщил инженер.
- Чего вы этим добьётесь? — спросил Гриф Рифт.
- Это было необходимо. Надо быть систематичными и абсолютно беспощадными в защите от беззакония, лжи и бесчестия. Вы сами на Земле тщательно соблюдаете в общественных отношениях третий закон Ньютона: действие равно противодействию, противопоставляя немедленное противодействие, а не пытаясь дожидаться, как в древности, вмешательства Бога, судьбы, владыки... Подолгу ждали люди воздаяния своим палачам, а века шли, накопляя зло и усиливая власть скверных людей. Тогда ваше общество взяло на себя функцию божественного воздаяния Немезиды: «Мне отмщение, и аз воздам!» – быстро искоренив подлости и мучения. Вы не представляете, сколько накопилось у нас человеческой дряни за много веков истребления лучших людей, когда преимущественно выживали мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи, угнетатели! Мы должны руководствоваться этим, а не слепо подражать вам. Когда тайно и бесславно начнут погибать тысячи «змееносцев» и их подручных – палачей «лиловых», тогда высокое положение в государстве перестанет привлекать негодяев».
Эдна вновь протянула руку к терминалу, и перед ней вспыхнул экран ТВФ.
Улицы, сияющие здания, площади, памятники, величественные колоннады Троана вновь проходили перед ней прекрасной чередой. Эдна поняла, что очень близко подошла к пониманию сути своего чувства.
«Где памятники женщинам?!» – вспыхнула в её мозгу всё ставящая на свои места мысль.
Только один памятник мужчине и женщине на главной площади был исключением, больше места самому прекрасному созданию природы Ириды в удивительном городе не нашлось.
Эдна вновь надолго задумалась. «Ну, в конце концов, один памятник всё же есть, причём на главной площади и женщина там явно не униженна». Мелькнула спасительная мысль. «Впрочем, только одного памятника чтобы считать эту цивилизацию благополучной недостаточно». Беспощадно поправила себя она, и знакомая боль вновь вспыхнула в её сердце.