Отправлено 04:02:56 - 20.08.2014
АВТОР № 2
Покупай настоящее
Наверное, даже хорошо, что родители уехали отдыхать. Как кстати, что ключи от дома оставили именно мне. Покормить кота, полить цветы – вовсе не обременительные обязанности. Домашние растения не засохли бы по уму и за целую неделю, а кошки известные эгоисты – можно насыпать им добротный тазик сухого корма раз в пару дней и тогда пушистый самодур не будет тосковать по человеку. И казалось бы - наполни миску кормом и сбрызни водой цветы, да катись на все четыре стороны, но...
Я напрасно переживал за погоду – тучки, грозно ходившие по кромке горизонта утром, к тому времени, как я добрался до родительского дома, окончательно рассеялись или же убрались по своим тучным делам туда, за черту, по которой небо касается земли. Это очень и очень хорошо. Значит, завтрашняя церемония не будет омрачена капризами природы. Конечно, фотографу гораздо удобней работать в пасмурный день, но когда ты берешься за коммерческую съемку впервые, важно, чтобы фотографии получились максимально красочными и жизнерадостными – такими, чтобы многочисленные друзья и родственники молодых, глядя на снимки не только умилялись и радовались, но и непременно захотели бы получить точно такие же. Кто делает такие фотографии? Только я. Обращайтесь, мне очень и очень нужны ваши деньги.
В закатном солнце, деревянная, морщинистая от времени дверь, сияла теплым, рыжеватым светом. Я не мог не дотронуться ладонью до гладких, блестящих волокон, с которых давным-давно слезли остатки лака. Двери – это лицо дома.
Привычно лязгнут замки и в нос ударит родным запахом дома. У каждого жилища есть свой запах. Нет только у твоего. Почему? Да потому, что ты привык к нему и уже не ощущаешь – как вкуса у воды. А когда дом уже много лет не твой?
Пахнет соломой и грибами – наверняка, мама успела уже в этом году засушить небольшую партию белых и если хорошенько поискать, то в кладовке обнаружится небольшой полотняный мешочек с этими ароматными, тонкими пластинками.
Первым делом, я проследовал на кухню. Из-под стола кое-кто встревожено взмыркнул и выбежал на встречу, однако, каким-то чудом признав редкого гостя, удовлетворенно заурчал и даже шаркнулся слюнявой мордой о мою штанину. Котька был уже древним стариком, по кошачьим меркам. Не будет преувеличением сказать, что мы выросли с ним вместе. Вернее – я рос, а он – старился. Более всего, мой любимый и единственный кот походил на почтенного генсека Брежнева. Некогда острый кошачьи взор напрочь утратил всякую осмысленность. Казалось, будто кот дремлет на ходу. И сказать бы: «катись-ка ты отсюда, старая развалина!», слегка ускорив ногой, но, ведь это друг, едва ли не член семьи. Поэтому, я присел и потрепал выгоревший до рыжины толстый черный бок, невольно улыбаясь сипящие-булькающему мурчанию.
В морозильнике ожидаемо обнаружилась достаточно мелкая речная рыба, скорее всего, так и предназначающаяся этому шерстистому мешку с блохами. Я бросил несколько стылых рыбешек к миске, а в саму миску наполнил до краев сухим кормом, заменив попутно в другой миске воду. Кот незамедлительно улегся брюхом на рыбу и принялся хрустеть сухим кормом, наклоняя морду так, чтобы подушечки попадали на немногочисленные уцелевшие зубы.
- А что – соображаешь! – отметил я хитрый способ разморозки рыбы, предложенный Котей. Эта кошачья выходка натолкнула меня на мысль о том, что воду, прежде чем лить в цветы, тоже недурно бы привести к комнатной температуре. Так и поступил, оставив в луче прореженного ветвями солнца большую кружку с водой. Делать дела быстро не хотелось. Это очень смешно, но взрослым людям слишком часто приходится искать для себя оправдания, чтобы поступить так, как хочется.
Я не спеша прошелся вдоль по коридору, как встарь, измеряя его шагами. Шагов стало значительно меньше, что совершенно не удивительно. А еще, совсем не удивительно, что теперь не нужно вскарабкиваться на стул, чтобы добраться до антресолей. И вовсе никаких секретов взрослые там не держат. Скорее пытаются уберечь некоторые ценные вещи от детей, которые вовсе не со зла, но вполне могут что-то испортить. Например - фотоальбомы.
Это может оказаться очень полезным - просмотреть перед завтрашним делом старые фотографии. Особенно черно-белые. В те времена, фотограф не имел права на ошибку - ведь он просто не мог просмотреть результатов на экранчике, удалить совсем уж провальные кадры с флеш-карты, а все прочие спасти компьютерной обработкой. Неудачных черно-белых фотографий попросту не бывает.
Вот дедушка выступает на партийном собрании, а этот волосатый стиляга, сильно похожий на меня – очевидно, мой отец. Вот уже стиляга робко целует красивую девушку в белом платье. Свадебные фотографии. Едва ли стоит держать на них равнение - большинство снимков сводятся к тому, чтобы заснять хорошо организованную группу людей, старательно всматривающихся в объектив, в ожидании той самой птички. Нет, видно, старые фотографии вовсе не образец для подражания. Бегло пролистываю старый альбом и схлопываю его отделанные бархатом корки. Дорогая в наши дни вещь. С поправкой на то, что это полностью ручная работа… Но умели ли ценить такие вещи раньше? Как такое вышло, что замечательные «Киевы» и «Зениты» уступили место пленочным мыльницам, а тяжелые картонные фотокниги – дешевым пластиковым книжечкам формата десять на пятнадцать? Но, именно эти, начисто лишенные всяческой художественной ценности картинки мне особо дороги. Каждый отпечаток – настоящий портал в уютные, светлые времена. Мы замираем лишь на фотографиях, а все остальные мгновения жизни несемся вдоль временной шкалы как со снежной горы на заду. Одни плавнее, другие торопятся. Холодный ветер бьет в лицо, тем сильней, чем быстрее ты скатываешься. Все участники гонок окажутся в одном сугробе. Насколько он будет мягким?
Привычно, беззлобно поворчит мать, когда ты вернешься домой – один сплошной снежный шар. Она будет расстегивать примерзшие пуговицы, высвобождая тебя из тулупчика. Она всегда поможет, простит – что бы ты не натворил. Пожалеет, какую бы ты не набил шишку. А если что-то не выходит, не позволит горевать. «Что ты – руки-ноги на месте – управишься. Всему научишься, всего добьешься». И приведет в пример кого-нибудь, у кого дела идут не так радужно – пьющие родители, или там врожденное увечье. Тебе станет совестно и ты, собрав сопли в кулак, таки добьешься намеченного. Вот такой вот не хитрый педагогический прием. Просто и эффективно.
Как-то, совсем незаметно, за пролистыванием фотоальбомов, я упустил из виду, что тени, прежде таившиеся по углам, расшуганные дневным светом, по-тихоньку ожили и начали выползать на середину комнаты. Сначала робко и незаметно, затем, осмелев, все решительней. И вот, наконец, комната окончательно опустилась в вечерний сумрак. Я бросил взгляд на часы и понял, что теряю непростительно много времени. Поборовшись с соблазном заночевать прямо в родительском доме, я ткнул на кнопочку дистанционного завода двигателя и поспешил полить заждавшиеся воды цветы.
Менее чем через пять минут, дорогая машина оставила позади, в клубах дорожной пыли маленький, милый очерствевшему сердцу, поселок.
***
Это утро случилось слишком рано, для выходного дня. Всё, что у тебя есть – это время, которые ты продаешь за деньги. Если деньги тебе очень сильно нужны – ты непременно знаешь, сколько стоит твой день. Если ты готов продать выходной день – значит деньги нужны тебе очень и очень сильно.
Я встал чуть свет, чтобы в очередной раз проверить – все ли фото принадлежности на месте. Как будто они могли куда-то деться в пустой, прилизанной до скукоты, квартире. Мне кажется, будет немного вызывающе явиться на церемонию таким же зализанным и вызывающе безупречным, как и каждый день. Хватит того, что мой кредитный автомобиль стоит едва ли не больше, чем весь свадебный кортеж. Я думаю, легкая растрепанность, аккуратненько созданная расческой и все тем же гелем, сделает меня чуть более своим. Не все, в конце концов, знают, сколько стоят очки «рей-бэнс» или эта бесхитростного вида футболка-поло. Дорого, но что поделать? Покупаю настоящее. Я смотрюсь в зеркало и не узнаю этого рубаху-парня.
- Я – фотограф! – подмигиваю я ему.
- Ты с катушек поехавший – кривиться в ответ отражение. Я вздрагиваю и протираю глаза. Чтобы отличить реальный объект от галлюцинации, нужно слегка надавить на глазное яблоко и вся реальность тут же раздвоится. Прямо как моё отражение в зеркале. Спасибо, сознание – ты умеешь испоганить настрой с самого утра. А я ведь обещал себе воздержаться от «прозака» хотя бы на выходных. Хотя… Какой же это к черту выходной?!
***
Стоило положить пластинку таблеток в карман. Скрывать раздражение было с каждой минутой всё тяжелей и приветливая улыбка, медленно, но верно, начала превращаться в хищный оскал. На какие только мерзкие сделки с совестью не пойдешь, когда у горло все плотней стягивает кредитная петля. Всех доступных антидепрессантов – тающие на глазах две пачки «парламент аква блю». Как у гостей на этой церемонии. У них только – на церемонии, у меня – каждый день.
Насколько комично и гротескно их желание прикоснуться к миру богатства и гламура. Оно проявляется абсолютно во всем – в одежде с рынка, которую они считают дорого и красивой, даже если это чертов спортивный костюм; в автомобилях, взятых у состоятельных друзей – покрасоваться на денек; в швырянии денег в лапы алчной своры на выкупе невесты… От того, гламур, в массовом сознании – это что-то отвратительно безвкусное и эпатажное. Смысл слов формируется массовым восприятием, а не академическими словарями. Мерзкие сделки с совестью.
Одни только дети, казалось, обладают иммунитетом к этим козыряниям и способны искренне радоваться. Я присел на корточки и щекнул карикатурно насупившуюся под прицелом толпу юных франтов. Стоило лишь опустить камеру, как шумная ватага спиногрызов вновь умчалась путаться под ногами родителей. Я взглянул на экранчик камеры. Кадр и впрямь не плох. Предвижу умиление мамаш и бабуль – ах, до чего ж детки хороши! Чья вина в том, что вы редко видите их прилично одетыми и расчесанными.
Моё внимание привлекла фигура в углу кадра. Маленькая девчушка, лет семи-восьми. Одетая очень скромно и не по погоде – она сторонилась всеобщего веселья. Это смотрится как самый настоящий вызов. Я поискал глазами в толпе эту девчушку но, увы, никого сколько-нибудь похожего так и не встретил.
***
Поздний вечер. Банкетный зал. Что я прежде знал об отвращении. В тридорога пришлось купить еще одну пачку сигарет уже здесь, в ресторане. Дрожащими пальцами пытаюсь разорвать полиэтиленовую обертку. Лицо горит от духоты на относительно свежем вечернем воздухе. Пыльный, летний вечер.
Эта развлекательная программа – не легкое дежавю – это кошмарный день сурка. Я видел это всё не менее десятка раз – один конкурс оригинальней другого. Позорится тамада, а стыдно, отчего-то, мне. Одно поздравление «отдушевней» другого. Да что ж вы за уроды-то такие?! Вы каждый день такие уроды или по только по праздникам? Ничего. Ничего-ничего – работа по договоренности окончилась больше часа назад и мне щедро отстегнули наличкой за сверхурочные – «лишь бы память осталась, чо». Оно того стоит, несомненно. Мои нервы – денег. Ваши пьяные рожи – моего времени.
Я закуриваю третью сигарету подряд и только-только замечаю, что нахожусь на крыльце заднего входа ресторана не один. На ступеньках сидит та самая девочка. Русые волосы, заплетенные в жидкие косички, не по-погоде теплая розовая ветровочка… Я спускаюсь, убирая сигарету.
- Ты чего тут сидишь одна, юная леди? – спрашиваю я её. Она резко оборачивается и я вижу, что девчушка, ко всем прочему носит очки. Мало того – одно из стекол в глухую замотано пластырем – у девочки нет одного глаза. – Твои родители где – там? – киваю я в сторону входа. Девченка кивает. Я давлю про себя сотни матерных слов – наверное, скоты, которых на свою беду она называет «мама» и «папа» уже набрались до полного изумления, и до ребенка им нет никакого дела. Взгляд как-то сам собой виновато отполз в сторону. – Может пойдем в… - осекся я. Девочки след простыл. Как только она сподобилась так тихо ускользнуть, а главное – куда? Тут ведь тупик – не могла же она проскользнуть мимо меня обратно в зал? А с другой стороны – ну не испарилась же она!
***
Не смотря на то, что дома я оказался глубоко заполночь, утро началось достаточно рано. Я не тешил себя надеждой, что проснусь раньше полудня, однако, сна не было ни к одном глазу уже часам к девяти. Даже утренняя, «кофейно-сигаретная процедура» на балконе не затянулась. Мне нужно было работать. Стряхнуть с себя эту малоприятную обязанность хотелось настолько сильно, что поддаваться «воскресным слабостям» не было ни малейшего желания.
Я запустил компьютер, открыл пакетный редактор и, импортируя многочисленные фотографии, походя начал отбирать и редактировать наиболее удачные кадры. С молодыми все было просто – снизив планку, невесту даже можно было бы назвать красивой, да и жених не носил на лице явных признаков вырождения. Поэтому, мы с легкостью повторили все наиболее популярные у публики штампы. Вот колечки на подушечке, вот цветочки возлагаем к памятнику… - всё как у людей.
Проблемы начались, когда я взялся за фотографии гостей. Вернее – никаких проблем, отличные кадры. Вот только, то тут, то там, на них мелькала проклятая розовая курточка. Нет, она вовсе не портила композиции но… кто она? Я закурил и попытался вспомнить её лицо. Обычное, типовое. Знакомое с детства. Заклеенный глаз. Удивительно – как много одноглазых девочек! Но… Что с ними будет? Кто-нибудь, жеваный крот, хоть раз в жизни, видел взрослую одноглазую девушку? Женщину? В кого они вырастают? Куда пропадают?
Наверное, расшатанные нервы вынуждают меня думать о такой чепухе. Нельзя так бездарно просаживать последний выходной, перед напряженной рабочей неделей. Дело-делом, но не мешало бы хоть немного развеяться. Эх, наверняка Котька порядком заскучал по рыбе… Можно еще раз навестить родительский дом, а работу выполнить там, с ноутбуком. Там хорошо, спокойно.
***
Породистая немка последней модели - с претензией на спортивность, вкрадчиво пробиралась проселочными улицами. Лучики света, разбивающиеся фейерверком о багряный металлик агрессивных линий, приводили в восторг встречных мальчишек, да и чего уж там – взрослых мужиков. Я ехал медленно, но, вовсе не рисуясь, а получая искреннее удовольствие от процесса вождения. Утробный рокот мотора напоминал мне, за что я плачу несколько десятков тысяч в месяц и буду платить еще не один год. Шелест колёс, щебетание птиц, шум ветра и гомон детей, играющих где-то неподалеку, почти вынуждают меня поверить в то, что я могу расслабиться без специальных препаратов.
Машина скользнула в поворот, кокетливо моргнув сигналом и тут же вкогтилась в гравий всеми четырьмя колесами. Она остановилась мгновенно, но я, как одержимый, продолжал утаптывать в пол педаль тормоза. Пыль поднимается столбом, но сквозь желтую пелену я снова вижу долбанную розовую курточку! Яростно колочу по ни в чем неповинной баранке, извергаю сквозь зубы нечленораздельный поток матерных слов. Я давлю на глаза и изумленные дети, замершие на площадке, начинают двоиться. Все, кроме той, что, не отрываясь, смотрит на меня одним глазом. Машина с ревом срывается, разворачиваясь практически на месте, оставляя позади восторженную и недоумевающую детвору.
***
Сколько сигарет прошло между настоящим и мигом, когда я увалился на крыльцо родительского дома? Сколько бы ни прошло – ощутимого облегчения они не принесли. Я, по-прежнему, отказывался верить своим глазам. Одно дело – поверить глазам и совсем другое признать себя сумасшедшим. Я начал галлюцинировать наяву – дальше катиться уже просто некуда. Это действительно страшно. Рассудок – это самое дорогое, что есть у человека. Даже оставив за скобками животный страх перед неизвестным, рационально – есть чего бояться. Обратиться за помощью к врачу я не могу – рано или поздно, сведения о моем душевном здоровье докатиться до руководства нашей фирмы, а такого они не потерпят. Иными словами, только что, я потерял буквально всё. С отметкой из псих-диспансера, я уже не смогу найти себе приличной работы и очень скоро мне станет просто нечем платить за все, что есть у меня. А поразмыслить, так ничего у меня и нет, выходит…
От внезапного осознания такой простой истины стало уж совсем паршиво. Как такое получилось, что к своим без малого тридцати годам я не нажил абсолютно ничего. Прошло тридцать лет. Куда? Мимо.
Я вдавил в кофейную банку недокуренную даже до середины сигарету и решительно, но без особого энтузиазма поднялся и вошел в дом. Пока удается сохранить хоть жалкие крохи рассудка, следует потратить время с толком и заработать еще хоть чуть-чуть. Чертовы фотографии – угораздило же меня с ними связаться!
Свет зажигать не стал. Постарался расположиться в комнате таким образом, чтобы пространство вокруг меня отлично просматривалось и в то же время никто не смог бы неожиданно подкрасться. Получилось в углу комнаты, на диване. Рядом имелась розетка, но вот с рабочим пространство явно не заладилось. Подумал сперва сходить в другую комнату за журнальным столиком, но было слишком страшно. Умом я пока понимаю, что проклятая девченка всего лишь плод моего воображения. Это хорошо, что пока понимаю. Но смелости, от чего-то, мне это знание все равно не добавляет. В качестве коврика для мыши было решено использовать старую большую книжку сказок.
Тот есть смеяться от чего – когда-то не было в жизни ничего страшней, чем глупые, злые сказки, которые изредка попадались в этой книге с жуткими иллюстрациями. Когда-то, баба-Яга сидела под кроватью и норовила сцапать тебя за босые ноги, торчащие из-под одеяла. Если не будешь шевелиться – может и не тронет. Главное не вылезать из-под одеяла до рассвета. И еще был граф Дракула – какой он из себя, я, конечно, не знал, но по рассказам старших товарищей – тот еще паразит. Этому нужно было укусить за шею, чтобы превратить в мертвеца. Рецепт противодействия ровно тот же – накрыться одеялом, уделив особое внимание горлу – то есть с головой – и, до утра, стараться даже громко не дышать.
Улыбнувшись вновь внезапно нахлынувшим воспоминаниям, я нервно хохотнул, но ноги, на всякий случай, поджал под себя. Компьютер к тому времени уже загрузился и я, отрегулировав яркость дисплея, принялся за работу. Через какое-то время, яркость пришлось понизить еще немного – это, конечно, может пойти во вред точности передачи цветов на обрабатываемых фотографиях, но мерцание, улавливаемое боковым зрением, начало серьезно меня раздражать. Мельтешение не прекращалось. Тогда я поднял глаза над экраном и…
Выбирая «укромное местечко», я многое предусмотрел. Пройти передо мной незамеченным действительно было невозможно. В этом измерении. Расположенное передо мной трюмо беспристрастно показывало, то, что, очевидно происходит. По другую сторону зеркальной рамки, моя старая знакомка, нависая над вжавшимся в спинку дивана мной, расчесывала мне волосы. Отраженный блик от взмахов расчески я, очевидно и принял за мерцание монитора.
Я медленно повернул голову в ту сторону, где должна была быть девочка, согласно отражению в зеркале. Надо ли говорить, что там не было никого? Когда я снова перевел взгляд на зеркало, она уже прижимала свои маленькие бледные ладошки к стеклу, запотевшему с той стороны от её дыхания. Я вскрикнул и подскочил к зеркалу, решительно сжимая захлопнутый ноутбук.
- Что? Что тебе от меня нужно? – не узнавая своего голоса, срывающегося на хрип, кричал я. Я кричал изо всех сил, но голос мой слышался едва-едва. Так бывает, когда кричишь в кошмарном сне. Вот только после крика, обычно, ты все осознаешь и просыпаешься…
Незваная гостья только улыбалась, водя пальцами по стеклу и не сводя с меня свой единственный глаз. Она хихикнула и стекло под её пальцами разошлось кругами, как вода. Маленькие, бледные в полумраке летней ночи рученки медленно, проходя сквозь «водяную преграду» тянулись ко мне. Я отшатнулся назад, но почувствовал на своей спине маленькие, холодные ладошки.
***
Босяком, по шишкам и опавшей хвое, запинаясь о корневища деревьев, в абсолютной темноте и куда глаза глядят. Легкие горят огнем, а сердце готово проломить грудную клетку. Холодный пот обжигает раны на руках. Кажется, когда я выпрыгивал в окно, в отражении стекла тоже была эта проклятущая одноглазка. Одноглазка. Чтоб ей пусто было. Теперь-то я её вспомнил! Вспомнил даже это нелепое имя – Одноглазка. Я часто встречал её, еще в детстве, но мы никогда не общались. Мне всегда думалось – насколько глубоко несчастен этот ребенок-калека. У меня не хватало сил смотреть ей в глаза, будучи домашним и здоровым ребенком. Не помню, когда именно эта несчастная сиротка пропала из виду.… А может – не пропадала никогда?
Темнота, успевшая стать уютным убежищем, кончалась на кромке поляны уже в десятке метров от меня. Я остановился и пригнулся, зажимая руками рот – стараясь не проронить ни звука. Не выдать себя – ни отдышкой, ни всхлипами, ни кашлем. А то найдет! А то придет! Эх, вот бы укрыться с головой одеялом!
Она появилась как всегда, из ниоткуда. Медленно, торжествуя, озаренная лунным светом, она приближалась на встречу ко мне.
- Кто? Кто же ты?! – скрипя от отчаяния и бессильной злобы зубами, выкрикнул я.
- Саша – спокойно сказала она, не то представляясь, не то обращаясь ко мне. Меня тоже зовут Саша. Вернее – много лет подряд не иначе как Александр.
- Ты кто? – срываясь в истерику прорычал я
- Я – Саша. И ты тоже. Ты тоже – Саша. – без оттенка эмоций произнесла она. – Ты не понял? Я – это ты. Я часть тебя. Я – твой интерфейс взаимодействия с собственным подсознанием. Нет нужды переспрашивать – ты понимаешь меня. Иначе бы я не произнесла этих слов. Я их и не произношу. Нет меня.
- То есть как? Почему именно так?
- Нет. Ты не считаешь себя маленькой девочкой. Я могу быть кем угодно… - в качестве демонстрации, передо мной немедленно пронесся калейдоскоп фигур и лиц: сослуживцы, коллеги, однокашники, какие-то случайные знакомые, чьих имен я даже не припомню… Эта безумная чехарда прекратилась так же внезапно, как и началась. Передо мной снова стояла Одноглазка. Я отшатнулся.
- Ты боишься сам себя.
- Нет, вовсе нет.
- Так и есть. Но почему, почему именно Одноглазка и почему сейчас? Не раньше не позже? Просто ты стал многое забывать. Да, провалы в памяти мучают меня, последнее время. Это один из начальных симптомов, насколько я могу понимать… Тебя? Последний – это ты?
Я ничуть не удивился тому, что восьмилетняя девочка жестом попросила огоньку. Ровно, как и тому, что сигарета оказалась у меня во рту. Нет ничего зазорного в том, чтобы попросить прикурить у самого себя, раз уж ведешь сам с собой такие познавательные беседы!
- Давай разложим по полочкам, - сказала она, выдыхая ноздрями дым. – Ты галлюцинируешь – согласен? Ну еще бы. Потому что перегорел. Сколько часов составляет твоя рабочая неделя, если со всеми подработками? Я не спрашиваю, я знаю. Если до меня дошло – значит дошло уже и до…меня? У тебя нет ни квартиры в элитной многоэтажке, ни спортивной машины – ты взял всё это в кредит. Это и еще кучу всякого бесполезного барахла. Все, что у тебя на самом деле есть – это время. Время, которые ты меняешь на деньги, которые платишь за то, чем уже давно не в силах наслаждаться – ты просто себе не можешь этого позволить. Потому что у тебя совсем нет времени, которое необходимо сменять на деньги, чтобы остаться при барахле, которым некогда пользоваться. Чувствуешь? – она глубоко затянулась – Круг замкнулся…
-…на много, на много лет вперед. Даже по самым оптимистичным расчётам, сохраняя развитую динамику, за оставшуюся жизни ты уже не сможешь рассчитаться с долгами. То есть не заберешь это барахло даже с собой в могилу…
-…и ты всё еще не понимаешь – почему именно Одноглазка?
- Я пришла чтобы попросить у тебя немного денег. Куплено достаточно. Уплачено прошлым, заложено будущее…
- Зачем тебе деньги?
- Покупать настоящее.
Одноглазка начал рассеиваться. Или, быть может, в глазах начало темнеть. Из последних сил, я развеял морок и произнес:
- Одноглазка… Что с тобой будет? – парадоксально, но после всего этого, единственное, что меня действительно интересовало, так это то, куда же на самом деле деваются одноглазые маленькие девочки.
Она не произнесла ни слова. Да и не было уже передо мной никакой девочки. На её месте стояла прекрасная, идеальная девушка. Её невозможно описать, как самое красочное сновидение, через пару часов после пробуждения. Точно так же, как и со сном, абсолютно не важно помнить детали – есть только впечатление. Она придирчиво оглядела себя и, улыбнувшись уголками губ, произнесла чуть окрепшим голосом Одноглазки:
- Спасибо…
- Надеюсь, больше не увидимся, - с легкой тоской ответил я
- Это неизбежно. И… - она взяла паузу и снова улыбнувшись продолжила: - на самом деле, ты на это очень надеешься.
***
Я снова сидел на крыльце родительского дома и щурился глядя в горизонт – не то от первых лучей рассвета, не то от сигаретного дыма. Некогда брендовый галстук только и сгодился на то, чтобы оттереть с предплечий запекшуюся кровь. С некоторым облегчением я швырнул его в траву перед домом. В кармане завибрировал мобильный – это будильник. Сегодня понедельник, а значит мне пора на основную работу. Я отключил сигнал и вместо того, чтобы положить телефон обратно, набрал номер своего заместителя. Подумать только – у человека, который хватается за любую подработку, есть заместитель. Смех, да и только!
- Ну что, больной что ли? – сонно пробормотал Лёха на другом конце провода
- Нет… - протянул я, наслаждаясь порывом легкого теплого ветерка – Я иду на поправку. Но на сегодня – беру больничный…
Я завершил вызов и топовый смартфон последней линейки отправился вдогонку за галстуком.