Сообщений в теме: 73

[Всеволод]

Грустно очень. Странно. Чувство неопределенности оставляет у меня этот рассказ. Написано здорово.

Из зачеркнутого в самом начале ты прав только в одном - это действительно не юмор.

[ChaosLord]

Это тоже не юмор, хотя местами смИшно.

Письма счастья
А также — «святые письма», «цепочечные письма» и «три способа определить инсульт».
Однажды в ваш почтовый ящик, реальный или же виртуальный, сваливается это письмо. Рано или поздно такое происходит с каждым. Ведь, как говорят, жизнь письма началась в 1254 году, в Россию оно попало в начале 20 века, получила божия крестьянка Урюпова, через 4 дня откопала клад, вышла замуж за генерала Голупка, потом стала миллионершей в США...
Ну, вы поняли.

01. Nine Inch Nails — Starfuckers, Inc.

Элля, 16:21: а сегодня один мальчик в чате дал ссылку на типа тест-письмо в котором в конце говорится, что "твоя любовь поцелует тебя" ::::: )))) вот я теперь сижу и жду, когда моя любовь прийдет прям сюда и поцелует меня : )

Федя любил чаты именно за честную демонстрацию своего интеллекта. «Всё-таки безоговорочная вера в описанные радости и благодати писем счастья — особый подвид мазохизма, — подумал он. — Умно получилось, надо будет записать».

Fedoth-Streletz, 16:22: желаю, чтоб он пришел. впрочем, важна не победа, а участие. удачи
De$tructor, 16:22: над ними круто стлюбиться! придет письмо, а я его перепечатаю матом, чуть изменив стиль и кладу в ящик ненавистным соседям
Fedoth-Streletz, 16:23: трактор, вот уж кто испытывает настоящее счастье! жжошь
Лиля, 16:23: я хочу, что бы все люди были счастливы и всячески этому спасобствую, потому рассылаю письма

«Ага, вот он, враг народа!» — ликующе подумал Федя и решил учинить Лиле какую-нибудь пакость при случае.

Fedoth-Streletz, 16:23: Лиля, вы на правильном пути. настоящее счастье есть принесение счастья другим!
Arista, 16:24: Это замечательное, просто очень милое и приятное изобретение — письма счастья. Когда я жила в квартире
Arista, 16:24: с печным отоплением, я всегда их использовала для растопки печей. Но то были очень давние времена, когда они рассылались по обычной почте...
Fedoth-Streletz, 16:25: посидеть у печи — простое человеческое счастье! браво, Ариста

Внезапно раскрылось еще одно окошко — кто-то кинул Феде сообщение в приват:

blon, 16:25 (private): Извеняюсь заранее, но кто-то прислал это мне а я вынуждена переслать тебе. перешли это письмо 25 людям, или твоя мама умрет (проверено), запомни 25 людям. обратно нельзя. сильно извеняюсь....

Федя долго молчал, прежде чем вполголоса выматериться. «Суки, — подумал Федя. — Какими же надо быть тварями?..».

Fedoth-Streletz, 16:30: Народ, мне эта хрень
Fedoth-Streletz, 16:30: “Извеняюсь заранее, но кто-то прислал это мне а я вынуждена переслать тебе. перешли это письмо 25 людям, или твоя мама умрет (проверено), запомни 25 людям. обратно нельзя. сильно извеняюсь....”
Fedoth-Streletz, 16:30: одному пришла?
De$tructor, 16:31: бл@
<< 16:31: De$tructor был выставлен за дверь. Обоснование: мат
<< 16:31: К нам присоединился De$tructor!
De$tructor, 16:31: какой судак это придумал? муки, слов нет

Случилось невозможное — Трактор, постоянный посетитель чата, с манерами и повадками тинейджера, заговорил почти по-человечески.

Arista, 16:31: А какая разница? Судак, он и в Африке судак, дорогие мои...
Элля, 16:32: вот идиотство1
Лиля, 16:32: интересно кстати что значит это ПРОВЕРЕНО?кто-то упрямо ждал пока у него умрет мать а потом принялся разбрасывать письма по чатам???
rabotatnado, 16:32: я бы послал обратно, с развернутой оценкой умственных способностей автора, которые уступают даже интеллекту дождевого червя, вдумчиво разобрав его генеалогию, несомненно ведущую свои корни от помеси мартышки с дятлом

Случилось невозможное — раб о’Татнадо, постоянный посетитель чата, но практически всегда сохраняющий молчание, проснулся.

Fedoth-Streletz, 16:33: доброе утро, работать надо......
rabotatnado, 16:33: забей на письмо, друг мой юный. идиотов везде хватает
De$tructor, 16:33: скорее судаков
rabotatnado, 16:34: и их тоже
De$tructor, 16:34: бл@, извиняюсь дамы...
<< 16:34: De$tructor был выставлен за дверь. Обоснование: мат
<< 16:35: К нам присоединился De$tructor!

«Совсем охренели эти писатели счастья», — злобно подумал Федя, перечитав письмо. Его никак не отпускала смутная тревога. А вдруг, а мало ли, а если, а ведь... «Вот же ж...», — подумал Федя, жуя губу. Он немного подкорректировал письмо и скопировал двадцать пять раз.

Лирическое отступление
С точки зрения психологии и психиатрии пограничных состояний, письмо счастья вызывает негативную психологическую реакцию прочитавшего, повышает уровень тревожности, от которого человек всеми силами стремится избавиться путем выполнения ненужных, но совершенно, как ему кажется, необходимых действий. Многие навязчивые состояния основываются на тех же предпосылках.
Пацаны, это серьезно.

* * *
Чат бурлил до вечера. «Охухренели, мля!» — возмущался Трактор и перешел на свой обычный язык. Роботы время от времени кикали его. «Нет ну я понимаю но всё-таки» — лепетала нежная Элля, ждущая, когда к ней прискачет принц на белом коне. «Интересно, — подумалось Феде. — А Элля ему дверь квартиры откроет или он так и будет там ждать?». «Эйнштейн сомневался, есть ли Вселенной конец. Насчет человеческой глупости он не сомневался», — задумчиво произносила Ариста, человек голубых кровей и элегантных манер.
Федя молчал.
Думал.

02. Nine Inch Nails — Something I Can Never Have
Наутро Феде было стыдно. Стыдно за то, что он, взрослый (ну, почти) человек, мог купиться на такую чушь. Подумать только — он допустил, что его мать умрет из-за какого письма! Федя корил себя. Прошла неделя, и он уже забыл этот обидный случай...
У Феди была одна дурная привычка — не выходить из дома, пока не проверена почта, даже если он опаздывает. Нередко это его губило. Однако же Федя расставаться с ней ну очень не спешил.

Интересная штука. Странно, но она работает. СТРОГО выполняй все пункты.
Попробуй, может это покажется интересным.
Короче, это займет 3 минуты, тот, кто прислал это, сказал, что его желание исполнилось через 10 минут после того, как он все прочитал.
Но не жульничайте! Эта игра имеет смешной/издевательский характер.
Не читайте все сразу, просто выполняйте пункты, это займет три минуты и это стоит испытать.
Сначала найдите ручку и бумагу (Когда вы будете писать имена, выбирайте их так, чтобы это были имена тех людей, которых вы знаете, а также повинуйтесь своему первому инстинкту), Прокручивайте вниз по строчке — не читайте все подряд без остановки, а не то вы обломаете себе весь кайф
1.(Сначала напишите в столбик числа от 1 до 11.)
2.(Потом, напротив 1 и 2 напишите любые два номера.)
3.(Напротив 3 и 7 напишите имена противоположного пола) (не смотрите дальше, если вы не дописали, а то все будет не верно)
4.(Напишите любые имена (например, друзей или членов семьи) в 4,5 и 6-ом номере.) (Не мухлюйте, а то потом будете рвать на себе волосы)
5.(Напишите четыре названия песен в 8,9,10 и 11.)
6.(И наконец загадайте желание)

С такой штукой Федя еще не встречался, потому не сразу заподозрил подвох. А почему бы и не заполнить? Тем более, делать-то нечего!

А теперь ключ для игры...
* Вы должны рассказать об этой игре стольким людям, какое число вы написали рядом с номером 2
* Человек под номером 3 — это тот, кого вы любите
* Человек под номером 7 — это тот который вам нравится, но к которому вы не можете подъехать (вольный перевод)
* Больше всего вы заботитесь о человеке под номером 4
* Человек под номером 5 знает вас очень хорошо
* Человек под номером 6 — это ваша "звезда удачи"
* Песня номер 8 ассоциируется с человеком под номером 3
* Песня номер 9 — песня которая относится к человеку под номером 7
* Десятый пункт — это песня, которая говорит о твоих мыслях, о тебе самом(самой)
* И 11 песня показывает твое отношение к жизни
* Пошлите это 10 людям не позже чем через час после прочтения.
Если вы это сделаете, желание исполнится, а нет — не выполнится
Странновато, но кажется работает!

Надо сказать, что Федя был человеком чести. Если уж что пообещал — сделает. Под номером два он (совершенно случайно!) написал число «двадцать пять».
«Может, желание волшебным образом сбудется?», — обиженно обратился к пустоте Федя. Желание его было простое и чистое, как слеза поэта. Про человека под номером три.

Лирическое отступление
С точки зрения здравого смысла, письмо счастья отнимает время, которое могло бы быть потрачено более разумным способом. Например, на домашнее задание или отчет, который должен был быть, кстати, уже вчера.
Уже вчера!

* * *
Пообещав вести себя менее легкомысленно, Федя собрал рюкзак и ринулся в школу. В троллейбусах была давка и жарко; пришлось выйти на первой же остановке и пешком ковылять до метро. Федя очередной раз подумал, что ненавидит понедельники. Идти пришлось полчаса плюс пять минут транспорта и пять минут до школы. В итоге сие приключение закончилось опозданием Феди на треть урока и выговором Натальи Алексеевны. Тот занял оставшиеся от урока полчаса. После класс Феди буквально боготворил.
— Уф, — резюмировал Федя.
Теперь надо было не опоздать на историю в тот корпус — Вобла опоздавших не пускает. Их ждал в коридоре Тунец — завуч.
— Федя! — крикнули ему у лестницы.
Федя обернулся и спешно отвел глаза. Его звала Настя.
— Федя!
— Э, да? — смущенно спросил он.
И тут произошло То Самое.
— Ты... ну... — Настя покраснела, растерянно улыбнулась. — В общем, ты мне нравишься.
У Феди остановилось сердце. Прислушалось недоверчиво, хмыкнуло и забилось барабаном.
— А пойдешь ко мне после уроков домой?
Еле успокоившееся сердце вновь затряслось, не смея больше сдерживаться. Оно бешено колотилось, не веря ушам хозяина.
Феди, смущенного, покрасневшего и безумно счастливого хватило лишь на то, чтобы кивнуть.
А перемена тем временем внезапно кончилась, и Феди ожидал полный Тунец. Завуч был толстоват, и аргументы у него ожидались весьма весомые.

03. Pep-See — Ладонь
Домой Федя вернулся таким счастливым, каким не был никогда в жизни. Настя! Теперь! Его! Девушка! В душе все плясало и веселилось, и сердце с кем-то отчаянно билось, сотрясая мечом... Федя даже вдруг вылил все эмоции в стихотворение. Которое, конечно, он никогда не будет зачитывать в приличных местах. Но все равно...
Федю переполняло чувство собственной важности, и место в иерархии Мироздания он занимал явно не последнее. Всю следующую неделю у него было приподнятое настроение.
Наступил вечер воскресенья.
Федя сидел за столом и размышлял. Делать как всегда было нечего, в чате никого нет, умные мысли не идут, строчки зарифмованные тоже, играть не хочется, делать домашнее задание — упаси боже... Смысл жить дальше отсутствовал. Федя находился в прострации.
Компьютер произнес:
— Почтальон Печкин! — у Феди сигнал такой, что почта пришла.
Федя встрепенулся, открыл новое письмо, прочитал и покраснел.

Это сообщение было послано вам, чтобы принести вам удачу в сексе. Оригинал хранится в Palaiseau. Оно обошло вокруг мира уже девять раз. Сейчас секс получили и вы.
«Волшебство страстного секса» будет открыто вами в течение 4 дней после получения этого письма, если вы, в свою очередь, отправили его дальше. Если нет — у вас больше никогда не будет настоящего секса до конца вашей жизни.
Это не шутка! Пошлите это письмо тем, кому, по Вашему мнению, нужен секс (а кому он не нужен?).
Не храните это письмо. Оно должно уйти от вас в течение 96 часов. Пошлите 10 копий и посмотрите, что случится в течение 4 дней. Письмо должно обойти вокруг света, поэтому вы должны его послать!
Это правда, даже если вы не суеверны. Хорошего вам секса.
Но помните: перешлите это письмо в течение 96 часов, или в вашей жизни никогда не будет хорошего секса до скончания дней!

Надо сказать, что неделю назад Федя очень даже хорошо провел время. И совсем не из-за загаданного желания. Нет, всё было по правде!
«Секс, говорите, — смущенно думал он. — С кем? С тем, кому собираешься послать это похабное, гадкое, мерзкое, отвратительное письмо?!».
В конце письма был нарисован улыбчивый смайлик.
— Что лыбишься?! — замахнулся на него Федя кулаком.

Лирическое отступление
С точки же зрения элементарной вежливости, крайне некультурно заставлять другого человека тратить время и силы на безмозглый бред. А если ж этот бред еще попросту нахален — то же «волшебство секса», или даже более того — оскорбителен: «а иначе у вас умрет мать»...
Умрет мать!..

* * *
Федя надеялся, что Элля не обидится. Впрочем, та с удовольствием кому-нибудь письмо перешлет. И будет ждать принца на белом гм-гм.
А ведь часто письма стали приходить... Федя чувствовал: здесь явно что-то не так.

04. Pep-See — Любовь моя
Вы великолепны.
Вы умны.
Вы восхитительны...

Опять письмо счастья. Федя заскулил.

Если вы не отправите это письмо до завтрашнего утра по двадцати адресам, от вас уйдет девушка.

— Фига! — в сердцах воскликнул он и быстро стер неприятное письмецо.
На следующий день Федя опять опаздывал на историю.
— Федя!
Он обернулся.
— Федька... ты извини, но... — Настя с жалостью смотрела на него. — Я больше не... мы...
Письмо.
Счастья.
Федя очередной раз подумал, что ненавидит понедельники.
На душе было мерзко; Федя никогда не чувствовал себя таким униженным. Госпожа Судьба будто вытерла об него свои сапожки испанского производства.
Месяц прошел спокойно; Настя о нем совершенно забыла. Все бы было хорошо, если бы Феде снова не пришло письмо. Боевой дух сразу упал. Федя печально смотрел на текст и думал — какие же люди это придумывают, запускают гигантскую цепочку...

Лирическое отступление
Экстрасенсы считают, что тот, кто копирует письма счастья, отдает частицы своего и свою энергию вершине пирамиды — отправителю. Поверим и представим, кем сейчас стали люди, начавшие цепочку, написавшие эти письма и отправившие. Билл Гейтс? Лауреаты Нобелевской премии??? Сильные мира всего?!

* * *
Письмо разорвалось на двадцать пять кусочков и полетело в Сеть.
Федя уже подумывал над тем, чтобы удалить почтовый ящик, но тот ему был жизненно необходим в Интернете, а уходить из Сети как-то не хотелось. Чат, форума, рефераты, аська — все это слишком въелось в него, срослось.

05. Ария — Вампир
Письма приходили все чаще и чаще. Однажды Федя попробовал снова не разослать, и отгреб по полной. Проститься с Интернетом было для него предательством, отречением от звания человека. «Животное, попав в капкан, отгрызает себе конечность», — как-то произнесла Arista. Федя запомнил это и при случае вспоминал. Я — не животное! Не животное! Неживое...
Федя споткнулся. Неживое. Звено в бесконечной цепи.

Fedoth-Streletz, 10:43: ребята, вы подумаете, что я сбрендил
Fedoth-Streletz, 10:43: но я просто должен
Fedoth-Streletz, 10:43: должен наконец выговориться
Элля, 10:44: Федька что случилось?
Fedoth-Streletz, 10:44: в общем... ну... письма счастья сбываются
De$tructor, 10:44: Федя ты сбрендило
Fedoth-Streletz, 10:44: я не в том смысле... вернее в том но
Fedoth-Streletz, 10:45: блин, да как бы это сказать
Fedoth-Streletz, 10:45: помните, я тогда привел письмо? про мать?
Rabotatnado, 10:45: Федя, дорогой, как это можно забыть? (:
Элля, 10:46: у тебя умерла мать!?!??!?!?! =-ОООООО
Fedoth-Streletz, 10:46: нет, но я разослал это письмо
Fedoth-Streletz, 10:46: а потом мне стали приходить другие. с каждым разом — чаще
Fedoth-Streletz, 10:46: в одном была игра... в общем, я загадал, чтобы меня девушка полюбила, а оно оказалось письмом счастья и надо было разослать
Fedoth-Streletz, 10:47: в общем... ох, прицепилось... в общем, они начали сбываться. если я не разослал — девушка ушла. разослал — счастье как из помойного ведра
Fedoth-Streletz, 10:47: вот так. ох ну и бред

Федя расхохотался. Потом умолк — и чуть не расплакался.
— Рухнул мир, сгорел дотла...
Соблазны рвут тебя на части...
Смертный страх и жажда зла
Держат пари... — пело в наушниках.

rabotatnado, 10:50 (private): Федя.
rabotatnado, 10:50 (private): Со мной это тоже было.
rabotatnado, 10:50 (private): Знаешь, почему я выбрал ник «Работать надо»?
Fedoth-Streletz, 10:51 (private): ?
rabotatnado, 10:51 (private): Потому что именно так. Работать надо, а не отвлекаться на всякую ерунду. Даже если в ней пишется, что «а иначе» у тебя умрет мать.
rabotatnado, 10:51 (private): Иначе превратишься в раба. И никакого небе о’Татнадо.
rabotatnado, 10:52 (private): Это вирус. Вирус писем счастья. Думаешь, почему их так много гуляет по сети? Капкан... Знаешь, где сейчас основатели цепочек? Высоко...
rabotatnado, 10:52 (private): Чтобы выбраться из этого, тебе надо стать основателем. Написать свое письмо счастья, отправить бродить — и чтобы хотя бы сотня человек повелась.
rabotatnado, 10:52 (private): И всё. И — всё. Ты свободен, зато другие...
rabotatnado, 10:52 (private): Думаешь, почему я всегда молчу? Выбирай, Федя, что тебе ближе. Удачи и пока.
<< Нас покинул rabotatnado!

Происходящее все больше напоминало ночной кошмар, бред больного, сумасшедшего, чем реальную — настоящую — жизнь.

Лирическое отступление
Церковь относит письма счастья к банальным суевериям, демонстрирующим неверие человека, недоверие его к всепобеждающей силе Христовой. Денежные ангелы, денежные перышка, «волшебство секса», святые письма... Не бывает денежных ангелов, говорит Церковь. Бывают только денежные бесы.
Бесы!

* * *
Выбор нашего героя оставим за кадром. Может быть, он сейчас переписывает и переписывает письма. Может — преуспевающий бизнесмен, идущий к вершинам власти. Пусть это останется загадкой для читателя...
Если вы дочитали текст до этого места, вы, как честный человек, просто обязаны скопировать и послать его двадцати своим друзьям! И никакая падла не уйдет.
А иначе...

[Нике]

Гы! Прикольно.
Мне понравилось...
//может зря я никогда не отсылала письма счастья?//

[ChaosLord]

Ну и из реализма для разнообразия. Тоже не юмор

Плеер
Глава 1
Уход
Даньке нравилось ездить в метро. Особенно вечером. Стук колес и завывания поезда в тоннеле сливались с музыкой из наушников, образовывая странную, но гармоничную мелодию. В метро Данька мог думать не спеша, время здесь вело себя иначе, чем наверху. Пожалуй, метрополитен тоже был отдельной Столицей, тесно переплетаясь с реальной. Москву без него Данька себе представить не мог.
«Московское метро — самое красивое метро в мире!» — гласил плакат на стене станции «Беляево». Данька улыбнулся. Папа ему рассказывал — московское метро строилось с размахом. С претензией. Сейчас для большинства пассажиров оно просто транспорт. Большинство каждый день едет к пункту назначения, не замечая красоты станций. Даньке казалось, что люди просто не смотрят по сторонам. А им это, похоже, и не особо нужно было...
У каждой станции — свой именной цвет. Взять хотя бы оранжевую ветку. Родное «Коньково» — серебристое, столь же близкое сердцу «Беляево» — белое, «Калужская» — светло-розовая, «Черемушки» — коричневые, «Профсоюзная» — серая, «Академическая» — синяя... Данька мог перечислять без конца, вспоминая станции, где он побывал хоть раз. Тот же питерский метрополитен, продолжал папа, узок. Ужимались строители в то, что имели. Московского размаха нет. Потому и чувство там такое... клаустрофобическое. Данька в прошлом году туда съездил, и с папой полностью соглашался. Не метро, а военный объект. Сами питерцы, наверное, думали иначе — но Данька родился в Москве и скорее всего там умрёт...
Мысленная ода метро родилась мгновенно, и именно за эти доли секунд Данькин плеер вместе с чехлом выпал в щель между платформой и вагоном. Шнур от наушников повис на шее миниатюрным удавом. Данька моргнул, не веря, но плеер лежал там. Поезд, из которого мальчик вышел, тем временем отправился в дальнейший путь. Патриотичный плакат на противоположной стене насмешливо уставился на Даньку — что, съел?
Поначалу он растерялся. Потом сломя голову помчался к дежурной, крича сорванным голосом, прямо-таки визжа о дорогом устройстве.
Плеер был старенький: тяжелый и большой, немодного светло-серого цвета. Но хороший. Двадцати гигабайт вполне хватало. Тем более, что место на жестком диске занимали лучшие песни. Данька с усмешкой смотрел на «буржуев»-одноклассников со стагиговыми плеерами, забитые кучей музыки, из которой слушается лишь пара исполнителей: стоила ли овчинка выделки?
С плеером у Даньки много чего было связано. Когда он не мог уснуть, врубал «Энигму»; эта музыка его успокаивала. В боевом настроении слушал «Арию». Множество книг ассоциировалось с музыкой, прослушанной во время чтения. Саундтрек старенькой, еще допотопной игры «Дюна» напоминал о мифах Древней Греции в изложении Куна. Фантастика читалась обычно под футуристические, техномелодии, впрочем, некоторое фэнтези — под «Мельницу». Данька перечитывал книжки и ощущал — вот эта страница «Чужого», вот эта «Лорда Грегори», а вот эти — «Спайс опера» (или треки из «Анрил Торнэмент») и никак иначе.
Ему нравилось. Это была Данькина фишка.
Даже жить он пытался в темпе, под музыку. Плеер всюду таскал с собой, благо батарейки рассчитаны на двадцать часов бесперебойной работы. Менял шаг при смене мелодии. Дрался на переменах, если звучали воинственные ноты, и успокаивался, когда слышал спокойную классику или какой эмбиент.
Слушал в случайном порядке. Жизнь стала своеобразным танцем.
Оказалось, фишка приземлилась как раз возле рельса напряжения; Данька кусал ногти и проклинал себя. На ремне остался клочок от чехла — тот нашел самый подходящий момент, чтобы разорваться. Для более легких, наверное, его делали.
— Мальчик, ток отключают в три ночи. Если сможешь прийти сегодня — обходчики снимут с путей и отдадут... За сохранность не ручаюсь, конечно, но... — щебетала дежурная.
Ничего себе подарочек! Как раз к тридцать первому декабря. Данька хотел пойти к Пашке праздновать Новый год. Теперь вместо этого придется спасать плеер. Но ведь родители в три часа ночи на станцию не пустят — мало ли что с ребенком случился. Папа бы, может, и согласился, но мама... Убьют, нарежут на органы и изнасилуют.
Плеер будет спасен, уверенно подумал Данька. В голове у него созрел гениальный, без шуток, план.

* * *
Новый год уже давно прошел, прошли и каникулы, и Даньке снова стало хреново.
Секунды текли, складываясь в минуты, минуты — в часы, часы — в дни, а зима не кончалась. Данька знал — нет времен года, есть лишь его состояния. Впрочем... Если учесть, что Время — не датское королевство, исчисляемое только секундами, минутами, числами и названиями дней, — тогда и они, времена, есть.
Плевать, что на улице — зной, жара или же снежный буран — в душе может бушевать осень. Или весна. У Даньки в душе царила зима. Еще с сентября. Недолгая новогодняя оттепель ушла. Снова ударили морозы. Сейчас и снаружи, и внутри было одинаково.
Вокруг школы рядами шли могучие, крепкие сосны, покрытые свежим снегом, отчего она становилась похожей на древний храм: стволы деревьев были колоннами, а их сверкающе-белая крона — крышей языческого сооружения. Из него кучками выползали дети, которые каждый день, кроме выходных, ходили приносить себя в жертву. Некоторых приводили жрецы-родители.
К счастью, последним уроком была физкультура. Данька на прошлой неделе заболел, отморозив назло маме уши; его освободили до середины четверти.
Шапку сегодня он всё-таки надел. Холодно.
— Данька, а Данька...
Данька обернулся. За ним ковылял Пашка. Недавно он подвернул ногу и до сих пор хромал. «Бедняга», — подумал Данька. То же думали учителя, наблюдая за его страданиями. Новая учительница физры, добрая тётка, даже чаем угостила. Белобрысый невысокий Пашка учителям нравился. «Вежливый, умный, дерется на переменах, конечно, тоже, шалопай, но успеваемость!» — размышляли они и ставили очередную пятерку.
— Дай плеер послушать, а? Родители всё обещают купить, но ты же знаешь... — он сморщился. Данька знал. Пашкины родители были щедры на обещания, но крайне скудны на их воплощение. — Тебе же не трудно?
Расставаться с плеером было жалко. Серо-белая (сзади серая, а спереди, где кнопки, — белая) штука с ним будто бы срослась, стала продолжением. Но именно благодаря Пашке той новогодней ночью она спасена. Вздохнув, Данька вытащил из ушей клипсы (новые. Наушники у него долго не жили — побаивались, видать. При каждом удобном случае ломались, рвались или попросту терялись) и плеер из кармана, протянул Пашке:
— Только смотри, осторожно.
Пашка кивнул, глядя восхищенными глазами на чудо техники.
— Раритет!
Данька скривился. Он не любил, когда подмечали ископаемость и археологичность плеера.
— У тебя там что за музыка?
Данька снова скривился. Пересказывать, какая у него музыка хранится на плеере, было делом долгим и кропотливым. Куда проще посмотреть список исполнителей.
— Да много чего... — привычно начал Данька. Пашка его уже не раз спрашивал, но почему-то забывал. — Саундтреков полно от игр и фильмов, стандартный набор — «Ария», «КиШ», еще «Найн инх нэйлз», Грегориан...
— А Энимем?
— Не люблю, хотя там есть чуть-чуть.
Пашка наконец догадался вывести список. Задумчиво провел пальцем на тачпаде. Цокнул.
— Ага... Когда вернуть?
Данька закатил глаза.
За это время они дошли до метро.
— М-м-м... Пораньше. В понедельник сможешь?
— Угу... Ну ладно, давай, меня отец дома ждёт. Ремонт, — он извинительно развел руками, помахал на прощание и побежал, нелепо прихрамывая. Данька проводил его изучающим взглядом, постоял еще немного и спустился в переход. В вагоне он достал новую книжку Зарова и углубился в чтение.
Уже дома ему позвонил Пашка:
— Данька-а... — хныкал, захлебывался он, пытаясь сдерживать плач. — Отобра-али...

Глава 2
Мама
В голове у него возник гениальный, без шуток, план.
— Паш, слушай... — начал Данька.
Пашка слушал внимательно, не перебивал. Потом удивленно поинтересовался — а чем он, собственно, помочь-то может?
— Паш, ты ж помнишь, мы хотели с тобой праздновать. Предки даже смиловались — разрешили... Короче, — Данька перевел дыхание. — Сначала я иду к тебе. Потом эдак в полтретьего ухожу, как бы совсем. Маман наверняка звонить будет — ты перехватывай трубку, говори, что я здесь, все в порядке, не заели, не убили.
— Ага, — согласился Пашка. Связь вдруг на миг прервалась, телефон заверещал помехами, но тут же вернулась. — А сам ты в это время к метро?
— Ну да, — кивнул Данька. — Стоп, забыл. Если маман меня просить к телефону будет... Ох... Ну, придумаешь что-нибудь. Позже обговорим. Потом я с плеером к тебе зайду, позвоню маман, что пошел домой. Или даже на ночлег останусь, пращуры тоже разрешили. Во-от... — он шумно выдохнул. Замолчал. — Добрые они что-то стали, — задумчиво произнес он, улыбнулся и снова умолк.
— М... Понял. Помогу как смогу! — бодро заверил Пашка.
— Спасибо.
Данька повесил трубку. Телефон мама купила новый. Вернее, сам он был не очень-то новый на вид, умелая стилизация под старину. Кажется, будто телефонный аппарат и впрямь из девятнадцатого века, но вблизи можно заметить компрометирующие надписи «мэйд ин раша» и «2005».
Уже стемнело; всего-то четыре часа дня. Ничего, подумал Данька, двадцать пятое число позади, а значит — свет готовится к наступлению на ночь. Тряхнул головой, отгоняя пафосные мысли.
Делать было банально нечего. Данька хотел врубить плеер, только вспомнил, что тот похоронен на путях. Вяло уставился в телевизор. Передавали концерт Галкина. Слава богу, хоть не Петросяна, флегматично подумал Данька. Зал гогочет. Юморист пошутил. Наверное, смешно. Щелк. «Вчера, в Сыктывкаре был Новый год...» — сообщил другой грузный артист. Данька сморщился. Впрочем, когда можно увидеть хоть что-нибудь серьезное?
Щелкнул еще раз; телевизор погас. Данька лениво встал с дивана, потянулся, взглянул на покрывшееся сеточками инея окно. Перевел взгляд на часы. Мама их из Италии привезла. Достаточно традиционный циферблат украшен сверху и снизу двумя масками, черной грустной и белой радостной. Четыре тридцать. Что-то грохнуло на кухне, затем послышался треск посуды. Данька оторопел. Опомнившись, помчался к месту происшествия. Бабушка сидела на стуле, сгорбившись, прижимала ладонь ко лбу. Грохнулась селедка, любимая праздничная закуска папы. Мама ходила вокруг бабушки, ругалась, что ты, Идванна, как слониха... Бабушка же плакала, тихо, совсем неслышно.
Данька подошел к ней, опустился на соседний стул, приобнял. Шепнул что-то на ухо, еще, еще. Плакать перестала, но ладони не отнимала. Данька укоризненно посмотрел на маму. Вспомнилось, как он сам случайно бабушку обидел. Пришла маман с длинной лекцией: она стала старенькая, обидчивая, понежней с ней... Ага, понежней, мелькнула подлая и злорадная мысль. Сама-то... Данька тряхнул головой.
— Ну селедка, просто селедка, ну что такое в этой селедке, никакой из-за селедки трагедии не будет... — на автомате шептал он.
Мама рассеянно рассматривала плитку на полу.

* * *
— Кто там?
— Я, — привычно ответил Данька. Домофон противно заверещал.
Данька схватил дверь за ручку, резко дернул и прыгнул в открывшийся проём, оставляя за спиной холод. Мороз больно, горячо щекотал по щекам. Зеркало в лифте показало, как зимуют раки — Данька был совершенно красный.
У порога Данька вытер ноги, снял сапоги, бережно положил на специальный ковёр. Повесил куртку и наконец-то нормально отдышался.
— Мне на тебя физик жаловался, — медленно, чеканно произнесла мама, и Данька понял — сейчас будет длинная нотация. Его, промерзшего с ног до головы, встречали не очень-то тепло. После того, как мама закончила говорить о его олухообразности и лени, Данька равнодушно бросил:
— Ты вчера даже не поинтересовалась, голоден ли я.
По вторникам он ходил на акварель. Занятия начинались поздно, да и длились немало. К тому же, и проводились они весьма далеко, потому Даньке туда приходилось бежать из школы, не пообедав толком. Папа вяло предлагал ему другие кружки по рисованию, но сын не соглашался. Занятия вел Сергей Сергеевич, проще — Серсер, бывший Данькин учитель ИЗО, к которому тот испытывал огромную симпатию.
— А я ничего не ел.
Мама молчала.
— А физик мне автоматически выставляет двойки на те числа, когда я болел. У него это устоявшаяся практика. Дети сейчас больные, нездоровые, хлипкие. Родители к концу четверти приходят с конвертиками, — издевательски произнес Данька и подумал, что мог бы стать неплохим сатириком, если б имел желание.
— Извини, Дашка...
Мама его так всегда называла дома. «Даня» и «Данька» ей не нравились, куда ближе было мягкое, нежное «Дашка». Хотя в последние дни так она к нему редко обращалась. Поводов для ласки не находилось. Простуда — разве повод?
Данька хотел отвернуться и уйти в свою комнату, но вместо этого подошел к ней и обнял.
— Что случилось, мам? — тихо спросил.
— На работе завал, — после долгого молчания произнесла зажмурившаяся мама. Он правильно понял. — Вытягивает она из меня все, вытягивает...
Даньке стало стыдно, что Новый год он провел не с ней, пусть и спасал плеер, подаренный мамой на день рожденья.
Зазвонил телефон. Мама вздрогнула. Данька поднял руку, будто бы говоря «я возьму», и умчался.
— Данька-а... — хныкал, захлебывался Пашка, пытаясь сдерживать плач. — Отобра-али...

Глава 3
Начало
В условленные восемь часов Данька вышел из дома и быстрыми шагами направился к Пашке. Погода на улице стояла приятная. Оттепель. Потом, конечно, морозы ударят... Но сейчас — хорошо.
Данька сидел за накрытым столом, когда все чокались — чокался, когда все вставали — вставал, но мыслями находился совсем в другом месте. Засовывая бутерброд с икрой в рот, он на самом деле поднимал с железнодорожных путей упавший плеер. Несмотря на это, он всё же получал удовольствие от праздника. Когда били куранты, он вернулся из мыслей и совершенно искренне праздновал.
Пашкин папа, держа в руках, в отличие от других мужчин, не рюмку водки, но бокал шампанского, улыбался. Он предпочитал особо не пить (да и вообще вел здоровый образ жизни), даже на таких праздниках, как Новый год, и обходился более легкими напитками. Может, именно поэтому он был настолько молод телом и духом. Со светлыми волосами без единой проседи, гладким, приятным лицом без единой морщинки он никак не походил на человека, который разменял пятый десяток.
Пашка ведь поздний ребенок...
По всем каналам шли огоньки или песенные переложения литературной классики. Если первое еще можно было терпеть, то второе Данька считал полным кошмаром, невозможным для просмотра. Но многие смотрели. Не тошнило. Данька сетовал на деградацию современного общества. Вспомнил послание из Ассирии возрастом в три, наверное, тысячи лет: «Конец света близок, люди не молятся богам, не соблюдают обряды...» — и улыбнулся.
Новый год уверенно вступал в свои права.
Начиналась новая жизнь.
Один раз звонил папа; трубку взял Данька, сказал, что жив, и скорее всего останется ночевать в гостях.
В полтретьего Данька попрощался с родителями Пашки, и ему вдруг стало очень холодно. Стоп, стоп, стоп... Он не учел, что если сейчас уйдет, то вернуться сюда не сможет! Ведь как насовсем прощается. Данька, Данька, Данька!..
Идти за плеером — не идти? Идти — не идти? Идти?
Идти.
Дверь Пашкиной квартиры негромко, легонько хлопнула за спиной.

* * *
Пашка при всех своих достоинствах был очень невнимательным и доверчивым. Он не верил в непорядочных людей. «Я их не видел, значит, нет их, — уверенно говорил наивный Пашка. — У всех совесть есть. Должна быть!». Данька замечал, что Марс он тоже не видит, да и того, что творится за спиной, если не оборачиваться — тоже, но оно есть; Пашка махал рукой, замолкая. «Всё-таки он оптимист, — подумал Данька. — А я пессимист. Или реалист».
Что хуже, он так и не определился.
Отделение милиции Даньке не понравилось. Наверное, его так уродовала отрицательная энергетика приводимых, да и уводимых, преступников. Или угнетающую ауру оно имело с самого начала. По спине пробежали мурашки.
Милиционер вел их по грязному темно-красному коридору. Что-то странное здесь творилось с перспективой; стены вместо того, чтобы сходиться друг к другу, наоборот, расходились. Даньке даже стало немного жутко. Будто фильм ужасов или триллер.
Наконец дошли до кабинета следователя. Плюхнулись на кожаный диван. В пятой точке Даньку больно кольнула пружина. Пашка сидел, понурив голову. Мама поправляла прическу.
— Фамилия, имя, отчество?
Пашка дрогнул.
— Федоренко Павел Григорьевич.
— Дата рождения?
— Второе декабря девяносто второго, — в классе Пашка чуть ли не самый младший.
Следователь еще долго задавал «паспортные» вопросы Пашке, потом Дане, потом маме, прежде чем перешел к самому делу.
— Опиши, как это происходило.
Следователь оказался огромным и вширь, и в длину мужиком, в общем, весьма крепкого телосложения. Коротко стриженные черные волосы. Он повернулся к Пашке, и Данька смог рассмотреть его большие выразительные карие глаза и нос картошкой.
— Мы с Даней шли домой после школы. Он мне дал послушать свой плеер, — время от времени Пашка делал паузы, подбирал слова. — У метро мы разминулись, он уехал, я пошел дальше, до дома. Открыл дверь подъезда, зашел, нажал на кнопку вызова лифта... А за мной неслышно этот в подъезд ввалился... И в лифт. Я не бежал, я не думал, что...
— Когда это произошло?
— Около трех часов дня.
— Почему так поздно в милицию обратились?
Позвонили они и впрямь поздно. Пашкин брат пытался отыскать скрывшегося вора, что заняло примерно с час. Потом вызвали. Приехала патрульная, на кухне мама и Пашка долго говорили с ментами, потом они все вместе, вчетвером поехали искать преступника по району.
Искали до девяти вечера. Не нашли.
Менты матерились: чтобы ребенка-то... в лифте... бл..., м...даки... Потом быстро извинялись, что при даме, и речь их проходила автоцензуру. Слава богу, его несильно били. Уже входя в лифт, Пашка осознал трагичность ситуации. Как же всё-таки он неудачно подвернул ногу, подумал Данька.
Соседка, кормившая кошек у подъезда, видела грабителя. «Он ходил кругами вокруг подъезда. А я ему и говорю: вы к кому, а? А он мне, мол, я к другу. А тут Пашенька идёт, дверь открывает, а он за ним!». Пашка говорил, что грабитель толстоват, соседка, что худощавый, Пашка — что высокий, соседка — что низкий. Сходились в одежде; милиционеры сосредоточенно записывали.
В отделении Пашку допрашивали раз пять у следователя, до этого в точности такая же процедура у оперуполномоченного, но тот допрашивал три раза. В итоге он и Данька с мамой пробыли в части всю ночь, вернувшись наутро усталыми и выжатыми вконец.

Глава 4
Новая жизнь
Данька успел в метро, когда двери собирались закрыть. Невероятно мрачный мент выпроваживал празднующих москвичей к «выходу в город»; Данька никому бы не пожелал в Новый год работать.
— Ты чего здесь делаешь? — строго спросил мент. — Домой! Быстро!
— Мне... — пытался сопротивляться Данька. Мент схватил его за плечи и повел к дверям. — Мне надо!
— Чего тебе надо? — устало спросил мент скорее риторически.
— Пустите, пожалуйста! — уже закричал Данька, вырвался из лап мента и постучал в дверь дежурной комнаты.
— Ну — кто — там — еще — в — три — часа — ночи — тридцать — первого — декабря?!
— Уже первого января, — осторожно произнес Данька. — Вы же помните меня, я сегодня... то есть, уже вчера здесь плеер уронил?
Молчание за дверью длилось долго. Дежурная по станции, видимо, вспомнила, что мальчика сюда пригласила сама, так что придется помочь. Она выскочила из комнаты, шепнула что-то на ухо подошедшему менту, тот вздохнул и пожал плечами.
Данька очутился в комнатке.
Немолодые дежурная и машинист, муж он ей, наверное, устроили себе маленький праздник. Три (или четыре) «с» — столик, солянка, селедочка (с водкой). Подарочки, букетики... Тут пришел злобный Данька и нарушил семейную идиллию.
— Извините.
— Да ничего... Проходи, угощайся.
Парочка оказалась доброй. Разместили Даньку на стуле, щедро угостили — не наливали, конечно, но соляночки досталось. Время от времени шла перекличка по селектору, не дававшая никому заснуть.
— Мне сегодня тут придется ночевать, — сказал Данька.
Парочка расстроенно переглянулась. Данька покраснел.
— Рассказывай давай, — бросил машинист так спокойно, как только мог. Ему стоило трудов сдержать в себе гнев. И Данька рассказал.
— Понятненько... Ловко ты придумал. Ладно, оставайся уж...
В сон не очень-то сильно клонило — Новый год, и Даньку это весьма радовало. В крохотной берложке дежурной было довольно-таки уютно. Машинист даже телевизор походный принес, правда, Данька большей частью не смотрел.
Когда Данька наконец-то почти заснул, позвонила дежурная с Юго-Западной. Путевые рабочие спёрли шланг от поливальной машины, и скрылись по тоннелю в их направлении. Потребовала отобрать ценное казённое имущество и наказать подлецов.
Плеер ему всё-таки отдали, и практически невредимым. Одна царапинка, ну, две. Данька расплылся в счастливой улыбке.
Дома всё неведомым образом вскрылось. Такой колоссальной взбучки Даньке никогда еще не делали.

* * *
Говорят, ЮЗАО довольно-таки спокойный район. Пашке тогда просто не повезло. Взрослые твердили: наверняка это наркоман, ищущий деньги на дозу. Только они могут так делать. Данька слушал, запоминал каждое слово и молчал. «Ну, не только они, — думал он. — Много кто может».
Даньке потом подарили плеер — пятьдесят гигов, маленький, с fm-радио даже. И музыку всю восстановил. Но было это, во-первых, позже, во-вторых, уже не то. Когда еще в самом начале позвонил ограбленный Пашка, хотелось тихо заплакать.
Музыкальную коллекцию Данька собирал чуть ли не два года. Каждая песня ассоциировалась с событием, книгой, даже школьной оценкой. На жестком диске собралась практически вся жизнь Даньки с того момента, как плеер у него появился.
Он сидел и перебирал названия песен, «проигрывал» их в памяти. Под эту песню он готовился по литературе и получил пятерку, эти песни не давали ему погрузиться в депрессию, это, эти, эта...
Было обидно. Было чертовски обидно за то, что запечатленная в плеере жизнь взяла и пропала.
Но именно из-за него Данька не праздновал с мамой, когда ей это больше всего требовалось, Новый год. Именно из-за него пострадал Пашка, ругает себя, может, даже ненавидит. Именно из-за плеера. Из-за вещи.
Данька перевел взгляд на Пашку.
— Извини, — виновато произнес тот.
Данька молчал. Смотрел в исстрадавшееся, усталое, побледневшее лицо. Белки глаз, покрытые омерзительно красной сеточкой сосудов. Расширившиеся потухшие зрачки. Большой, с два пятака, синяк у века.
— Ничего, — слова давались трудно. К горлу всё время что-то подкатывало, мешая говорить: — Главное, что ты цел.

[Плюмбэкс]

Им смешно...
А у нас на Ответах@Mail.Ru однажды из-за подобных текстовирусов чуть не блокировалась вся работа сервиса. Хорошо, модераторы догадались своевременно банить разносчиков.

[Otchaika]

а я его уже давно у тебя...но сейчас намного лучше. да) конечно)))
очень понравилось.)) затягивает_

[ChaosLord]

Давно? Неправда, разумеется. *загадочно*

[Otchaika]

что именно неправда? *сощуривается*

[ChaosLord]

Adventszeit
(немецкое название времени, в которое готовятся к встрече Нового Года)

ПРОЛОГ
Тридцать первого декабря папы никогда не было дома. Новый Год Олежка встречал с мамой. Она становилась задумчивой и молчала.
— Почему папа не с нами? — спрашивал Олежка, а она все молчала. Ему очень хотелось, чтобы когда-нибудь — хоть когда-нибудь! — папа встретил Новый Год здесь. Маме, наверное, тоже...
По телевизору показывали "огонёк". Олежка не смотрел, неинтересно. Он сел у окна и стал глядеть. Неторопливо падали снежинки. Казалось, будто им все равно — кто на них глядит, зачем, да и падают-то скорее из привычки... Неживые они Олежке представлялись в этот день. Завтра все будет по-другому. Но то — завтра...
Ну уж если папа не хочет Новый Год здесь встречать, то пусть хоть Олежку с собой возьмет! Скучает же... Папа осенью и зимой становился угрюмым, занятым, и совсем Олежку с мамой не замечал. Тому было обидно. Хотел даже Деду Морозу написать — чтоб папу исправил. Мальчишки только рассказали — неправда Дед Мороз, нет его, на самом деле родители подарки покупают и кладут... От этого становилось еще обиднее.
И Дед Мороз не поможет...
— Правда, что Деда Мороза нет, мама? — спросил Олежка необыкновенно твёрдо.
— Кто тебе такое сказал? — удивилась.
— Мальчишки в садике.
— А кто же тогда подарки кладет, не сказали?
— Сказали. Родители подарки кладут...
Мама улыбнулась — странно, будто бы не рада была. Олежка привык, что улыбаются от радости. А оно и не так случается...
Олежка Новый Год не очень-то любил. Вернее, новогоднюю ночь. Открывать подарки на следующее утро, доедать оставшуюся красную икру и улыбаться вместе с вернувшимся папой — нравилось. Любил. Но тридцать первого декабря ему нечего было делать. Какой-то печальный, странный день, когда мама сидит в кресле и молчит, а по телевизору показывают неинтересный "огонёк".
А за окном неторопливо падают снежинки, которым и вовсе до Олежки дела нет.
— Может, у одного мальчика был папа, как Дед Мороз... — внезапно сказала мама. Олежка дёрнулся от неожиданности, обернулся. — Есть такие беспокойные люди, которым под Новый Год дома не сидится, — вздохнула. — Никогда, никогда не становись таким, Олежка...
Олежка удивился, но промолчал.
Под утро папа вернулся. Олежка всю ночь не спал, не хотелось. Мама с папой думали, что он уже спит; а Олежка выбрался из комнаты на цыпочках, глянул в спальню родителей и прислушался.
— Я уже не могу это выдерживать, Паша, — мама говорила жестко, страшно. — Сын спрашивает — где папа, почему не с нами? И я не знаю, что ему ответить...
— А ты правду скажи, — мягко произнес папа.
— Для начала сгодится, потом подумает, что мы сказки рассказываем... или ты шут гороховый...
— Да я и для тебя — шут гороховый... — вздохнул папа.
— Паша, останься хоть на один год, хоть на...
— Не могу.
— Можешь!
— Не могу...
Дверь дёрнулась, Олежка чуть не упал; из спальни стремительно вышла мама. По пути она бросила укоризненный взгляд на Олежку — подслушивать нехорошо...
Папа стоял посреди комнаты, чуть наклонив голову вбок. Олежке стало стыдно; у папы были отчаянно грустные глаза.
— Останусь...

АДВЕНТ ПЕРВЫЙ
Только у плюшевых игрушек по-настоящему блестят глаза, Олег давно это понял. Но детям нужны были другие. Трансформеры, паззлы, барби, человеки-пауки и прочие бэтмэны... Равнодушный пластик, только и всего. А вот плюш... Но нет. Посложнее, позаковыристее, чтобы было куда прилагать ум, логику и игровое воображение. С такими игрушками, за редким исключением, не ложатся спать в обнимку. Такие игрушки не берут с собой везде и всюду. Разве что паззлы можно повесить на стенку и любоваться — но никак не любить.
Все это становится ненужным. Даже "плюшки" постепенно отмирают, теряют тот самый блеск. На пузо нажмешь — и медведь что-нибудь заорет, и ладно уж — хорошую песенку из детства... Да нет. Одна фраза, все время повторяемая. А плюшевым особям женского пола надо нажать чуть ниже, тогда услышишь звонкое "ох, я тебя люблю!". Видно, создатели моделей так хотели просветить детей насчет пестиков и тычинок. Чтобы родители не мучались.
Сам Олег игрушки не очень любил. Ему уже давно не дарили искренних подарков. Последний — коричневый плюшевый мишка с огромными голубыми глазами. Подарили ребята из детдома Олега. Зверек до сих пор "жил"; дряхлый, уже заметно постаревший. Глаза остались такими же большими — и такими же голубыми, пусть даже посторонний видел их серыми. "Отцвели ж, Олежек!..".
Наверное, когда Олег выберется навестить детдом, воспитатели подарят еще что-нибудь. Совершенно искренне. Но лишнего времени никак не появлялось, визит приходилось откладывать, и Олег в глубине души чувствовал себя предателем. Ведь если бы не детдом, он мог бы с полной уверенностью сказать: "У меня украли детство".
Никогда не забыть умирающего отца. Что же за отморозки... Олег прикусил губу.
Автоматические двери супермаркета раздвинулись, дружелюбно предлагая выйти на мороз. В воздухе пахло зимой, настоящей зимой; свежий воздух больно ударял в спину и румянил щеки. В городе царила атмосфера чудесного праздника. Олег всегда гадал, отчего она берется. Каждый Новый Год. Каждый.
Олег вздохнул и, сотрясая мешком с подарками, как дубинкой, ушел опустошать следующий магазин. Любой прохожий наверняка думал, что мешок легкий, и он весьма бы удивился, узнав о двадцати килограммах игрушек.
Олег-то был наследником династии.

* * *
Баба Ната выросла и жила в деревне, пока сыновья и дочери увезли ее подальше от родного дома. Та их не просила, и прямо молила о возращении, но тщетно. Поздно. Дом уже продали неизвестному дачнику, а тот назад отдавать не согласился. Извините, что это вы — сначала продаете, а потом — назад просите? Чую, лохотрон какой... — и щеколду на двери задвинул. Так и осталась жить баба Ната в Москве. Одно утешение — поселили в довольно-таки зеленом районе, в Коньково. Совершенно случайно в том же дома и на той же лестничном площадке жил Олег. Подружились. Олег потом не раз и не два был обязан бабке — та лечила его от многих болезней прихваченными из деревни отварами (знахарка!). Снадобья и целебные травы были практически единственным телесным напоминанием о прошлой жизни.
— Баб Ната, а, баб Ната...
— Чего тебе, милок?
— Скажите, вот если человек все время выполняет одно и то же действие, через равные доли времени, притом даже не человек... ну, тело его, против воли душевной — что это такое?
— Проклятье, милок, али сглаз... А зачем тебе?
— Просто интересно. Спасибо, баб Ната!
Всё-таки — зачем он это делает? Скорее уж и впрямь — проклятье... али сглаз... Читаешь всю осень и декабрь приходящие на адреса резиденций Дед Морозов письма, носишься по магазинам, покупаешь подарки... А в ответ-то что? Только трата своего собственного времени.
Может, ну его? Но где-то в глубине души ощущение, что вот должен. Обязан. Да, папе, когда тот уже... обещал. Поклялся. Но ведь тогда, когда Олег был в детдоме — кто подарки носил?
Если тогда — никто, то сейчас — зачем?
А если кто-то носил, то сейчас зачем тем более?
Олег откинул плед. Глаза начинали слипаться; в ванной мокрым пальцем он протер их уголки. Плюхнулся в рабочее кресло, распечатал новую пачку писем.

"Дорогой Дедушка Мороз!
Пожалуйста, подари мне большово динозаврика. Я буду очень рад.
Кира".

"Дедушка Мороз!
Я тебя очень прошу — подари мне нового "Человека-паука". Игрушка такая. Хорошо?
С Новым Годом!
Ванька".

"Деду Морозу.
Великий Устюг.
Дедушка!
Я мечтаю о кукле. Она была бы с меня ростом и с рыжими волосами. И с косичками. А я маленькая. Подари мне ее, пожалуста.
Оля".

Динозавры вроде из плюша есть... Хорошо. Как же спать хочется, а! Олег потянулся, зевнул. Ай, пусть его... Лег обратно на диван и замотался в плед, словно гусеница в кокон.

...Папа остался. Олежка поначалу радовался. Потом увидел — не тот папа остался. Ну, не такой, как всегда. Невеселый совсем. Он все время ерзал на стуле и кусал губы. В окно старался не смотреть. И почему? Там такие снежинки красивые, Олежка папу звал, чтобы показать...
Папа не остался, понял Олежка. Странная, невозможная мысль — но его здесь и сейчас не было.
Под утро, когда папа всё-таки вернулся, Олежка снова не спал. Как тогда. И ему отчего-то казалось, что в спальне папа с мамой опять будут ругаться.
— Паша, я ухожу. Устала терпеть...
— Я догадался... — пауза. — Олежка останется у меня.
— Паша... Не губи его.
— Я... должен...
— Зачем, Паша? Зачем?!
Мама засмеялась — странно, будто бы не весела была. Олежка привык, что смеются от веселья. А оно и не так случается...
...Мама действительно ушла. Папа говорил, что у нее семья появилась и сын свой. Олежке она иногда звонила, потом перестала. Неродной стал... Когда Олежке исполнилось двенадцать, и он стал уже Олежеком, папу избили до смерти подростки. В подворотне подстерегли, спичек попросили — тогда еще про спички спрашивали, не про зажигалку. Наверное, они просто не получили подарков в тот давний Новый Год. Перед смертью папа успел рассказать Олежеку о династии.
Олежек попал в детдом.

АДВЕНТ ВТОРОЙ
Олегу везло. Особых неприятностей в жизни у него еще никогда не случалось, так, мелкие для постороннего взгляда... но не для него.
Детдом оказался хороший. С первого же взгляда на воспитателей чувствовалось — они искренне любят детей, и очень старались им передать эту любовь. Мать же об Олеге уже совсем не вспоминала, да и он о ней, честно говоря, тоже.
И квартиру он без трудностей получил, и вообще...
По дороге домой из очередного супермаркета Олег столкнулся с девушкой. Мешок с подарками плюхнулся в сугроб. Девушка куда-то спешила и явно не ожидала "аварии".
— Извините, — виновато произнес Олег, нагибаясь за мешком.
— Да ничего, — девушка немного растерялась, потом опомнилась и возобновила прежний темп ходьбы.
Олег глянул ей вслед — красивая девушка с рыжими волосами. На локонах снежинками запечатлен был особый, своеобразный, узор.
(— ...Ну не могу я! Дела у меня...
— Какие у тебя дела? Программисты в Новый Год не работают...
— Другие дела...
— А, поняла, может, у тебя уже с другой девушкой назначено?
— Да не назначено ничего! Ну не могу я...
— Не можешь — значит, судьба такая. Пойду я...).
Даже не думай, напомнил себе Олег. Даже не думай.
Отец посчастливей был... Мама в конце концов ушла, но всё-таки... А вот ему, Олегу, девушки просто противопоказаны. Откажешься встречать с чаруемой Новый Год или на свидание из-за пачки писем не успеешь — все, капут, финита ля комедия. Кончилась любовь. А ведь хотелось чего-нибудь настоящего, долгого...
Но эта чертова обязанность... Из-за нее он не мог себе настоящего и долгого позволить.
Олег вздохнул. Вот, казалось бы, везунчик... Детдомовец, но вышел в нормальную жизнь. Есть постоянный заработок, образование хорошее получено и воспитание... Ай! Олег махнул свободной рукой и вымученно улыбнулся.
Мешок в сугробе немного промок.

* * *
Дрона многие его товарищи принимали за чудака. Надо сказать, по праву. Этот парень был просто помешан на экстрасенсорике и всяческих биополях. Вся его комната попросту состояла из шкафов, наполненных книгами данной тематики. Между шкафами располагалась кровать. Встретился с Олегом он случайно, и это уже совсем другая история.
— Дрон, вот ты как считаешь... Если человек регулярно через определенные промежутки времени совершает одно и то же действие, причем против своей воли, и не может этому сопротивляться...
— Гипноз. Заложенная в подсознание программа.
— Ты думаешь?..
— Определенно.
— Спасибо!
Олег много раз пытался убежать от обязанности. Один раз просто не покупал подарков, не читал письма, пытался ничего не делать. За неделю до часа Икс сорвался. Вскрывал письма пачками, бегал по магазинам как ошпаренный, по три мешка взваливал на плечи... И Новый Год состоялся. Потом решил применить другую тактику. Все, наоборот, закупал заранее, читал... В сам же Новый Год запер все двери квартиры на замок. Держался долго. Потом где-то за два часа он все-таки всё облетел...
Бороться было совершенно бесполезно. Наверное, действительно — проклятие или гипноз. Разницы особой для себя Олег не замечал.
Опять жутко хотелось спать. Олег знал, что увидит, когда уснет. В последние дни ему все время снился странный сон, в котором снег падал вверх, а ему кто-то тёпло дышал в спину.
Олег боялся этого сна. Боялся, потому что он так и может остаться только сном, а жизнь будет дальше всё такой же серой. Работа — осень-зима, письма-подарки, Новый Год — работа — осень-зима... Отпуск он старался на осень брать как раз, не на лето. Ездить отдыхать куда-то совершенно не хотелось. Да и вообще покидать город — не очень.
Олег очень боялся сна, но и очень хотел снова в него окунуться.
Веки раз за разом становились все более тяжелыми, а лед под ногами, за которым скрывается манящая глубина сна, все более тонким.

В Новогоднюю ночь Олежек мог проникать в любую дверь. И все шло как по маслу, не случалось никаких неприятностей, все возможные беды обходили его стороной.
Деньги на подарки возникали будто из воздуха, но в "несезонное" время их не было. И однажды Олежек решил, что хоть один раз ему можно войти в дверь не в ночь на первое января.
Тогда ему опять чрезвычайно повезло. Дверь просто не открылась, а от приехавших на сигнализацию ментов он успел скрыться. Именно тогда понял: все эти дедморозовские способности возникают в четко определенное время. И пользоваться ими в корыстных целях лучше не пробовать.
А то даст необычайная везучесть сбой и убежать не успеешь.
А еще однажды Олежек долго думал — если тогда никто, то сейчас зачем? И увидел на улице коллегу. Тот в точности также одет был и шел осторожно, тихо, крался, а не шел. Олежек следовал за ним.
Оказалось, что это всего лишь Дед Мороз по вызову, а его, Олега, не заказывали, впрочем, если вы готовы за бесплатно... Именно тогда понял: нет никаких коллег. Когда Олежек не дарил подарков, их никто за него и не дарил. Но он должен это делать. Должен. Это его функция, это его цель, а остальное неважно.
А то иначе даст необычайная везучесть сбой...

АДВЕНТ ТРЕТИЙ
Вот и поздравление президента. Ага, на фоне Кремля. Все как всегда, все как надо... И пустая квартира. Олег с телевизором, битва титанов один на один.
Олег отхлебнул из бокала. Отличное шампанское. Хоть что-то можно себе в Новый Год позволить? Он улыбнулся и сделал еще глоток. Роскошь какая...
И кто бы зашел, хоть поздравить! Да никто... Геннадий Викторович, он, конечно, человек хороший, но своя семья и свои дела. Не до соседа. Баб Ната... А баб Ната уехала, как и всегда в Новый Год, к детям. Кухаркой быть, обслуживать, значит... Хотелось бы как-нибудь с ней отметить, да как-то все не складывалось. То одно, то другое... Дрон... Про Дрона лучше не надо. С Дроном совершенно другая история.
Вот так и спиваешься, Олежек, алкоголиком становишься! Ужас! Олег отхлебнул уже из бутылки. Ничего, подумал, мне можно, я сейчас мешки таскать буду, грузчик, ё-моё!..
Неужто пьянеет?
Ай как хорошо!
Олег икнул. Забили куранты. Ну, в добрый путь...

* * *
Геннадий Викторович был человеком духовным. Каждые выходные ходил в церковь, но на каждом шагу о том не кричал; Олег видел его, бредущего в утренних сумерках по улице, когда сидел и читал детские письма. С Геннадием Викторовичем вообще приятно было беседовать, он часто приглашал на чай. Отказывался Олег редко.
— Геннадий Викторович, вот вы как считаете...
— Может, если человек все время делает это, и ведет им чья-то рука — может, это промысел Божий? Может, в этом его суть и предназначение?
— Может, и так... Да, интересная мысль...
Предназначение. Наверное... Новогодние походы действительно были единственным, ради чего Олег жил. Впрочем, разве жил? Олег усмехнулся. Жизнь он скорее в жертву принес. Предназначению-то. Был бы в нем какой толк... Ну какой смысл? Какой?
А все равно.
Олег чувствовал себя варежкой. В неё кто-то руку вдевает и выполняет привычную работу. Как маляр или грузчик. А потом снимает. Типа отдых. Отпуск! Варежка предоставлена сама себе. С места только не двигается, своей воли-то нет у нее. Неживая она, бездушная ткань...
Олег снова усмехнулся. Потер лицо руками, греясь. Варежка. Или даже тапочек. Но варежка красивее и надевается всё-таки на руку. "И ведет им чья-то нога"... Как драматично.
Что тут такого очаровательного — столкнулся на улице... А ведь втюрился. Втюрился, как щенок последний. Знает ведь, что не встретит больше. Если только чудо не произойдет... Пф... Чудо...
Олег зажмурил глаза. И, черт побери, опять всплыла картинка.
Красивая девушка с рыжими волосами. На локонах снежинками запечатлен особый, своеобразный, узор.
Как там на лекциях по экономике говорили... Альтернативная стоимость. Вот она, альтернатива-то. Такая желаемая и недосягаемая. Отказался ты от этого, Олежек...

— ...Ну не могу я! Дела у меня... — выдох, чуть ли не стон.
— Какие у тебя дела? Программисты в Новый Год не работают... — смеется.
— Другие дела...
— А, поняла, может, у тебя уже с другой девушкой назначено?
— Да не назначено ничего! Ну не могу я...
— Не можешь — значит, судьба такая. Пойду я... — разочарованно так. На самом деле уже давно решила.
Олег ее и впрямь любил. Он вообще что хорошо умел делать, так это любить человека. Только вот его это умение совершенно не сочеталось с возложенной обязанностью. С предназначением.
Именно тогда, в первый свой рабочий Новый Год, Олег подумал, что теперь еще одну вещь научился делать хорошо. Ненавидеть. Себя, детей (всех вместе и каждого по отдельности!), зиму и вообще весь мир. Оказалось — навоображал себе... Да, детей и впрямь не любит, но от нелюбви до ненависти - отнюдь не один шаг. Да и зима больно родна душе. А весь мир... Какой смысл его ненавидеть? Законы жизни? Так те бездушны; бездушное вообще сложно ненавидеть...
Вот любить он умел. Этого не отнять.

АДВЕНТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Обойти всю Москву за ночь, конечно, нереально. Если это не Новогодняя ночь.
Дело еще усложняет то, что замки москвичи любят хорошие — но отмычка Олега в новогоднюю ночь сбоев не давала. Раз — ты в квартире, два — уже кладешь подарок под ёлку, три — ушел... Если всё хорошо.
Раз — Олег сунул ключ в замок. Два — замок щелкнул. Три — Олег открыл дверь и тихонько прошел к ёлке...
— Стоять.
Олег дернулся; в этих случаях обычно все обходилось. Удача Олегу всегда сопутствовала, и удавалось как-то объясниться. Быстро обернулся — сзади стояла... та самая девушка! С топориком для разделки мяса.
— Ты кто? — тоже удивилась. Узнала.
— Дед Мороз, — признался Олег. — Подарки принес, — вынул из мешка пакет.
Девушка подошла ближе. Угрожающе повертела топориком.
— Хммм... И как ты сюда прошел?
— Сквозь стену!
Девушка покачала головой.
— И зачем ты это делаешь? — она указала на мешок. — Награбил из квартир небось, да? Ты мне только про Санта Клауса не заливай...
Олег молчал. Девушка заглянула в пакет. Кашлянул:
— Там кукла для Оли. Мне ее письмо переадресовали. Это дочка твоя?

Жизнь не удалась. Стала не тем, кем мечтала. Как об этом говорит — все подруги удивляются. Никто не понимает, что это все — чепуха. Не этой ей нужно, хоть и кажется — любой на ее месте был бы доволен. Не то, не то, не то...
Ну, менеджер, ну, получает много. Фирма крупная, престижная. Но не то! Не то! Каждый день идет на работу мимо школы и ведь чувствует — там ее. Видит детей, видит их глаза, чувствует сердце — вот ее. Хотя учителем в школе получать она будет гораздо меньше... Скажет об этом — засмеют ведь. Не понять им...
Вот в детстве... Тогда хорошо было. Легко и светло, хотя и семье доставалось... Да.
Вадику купила модный бумажник в подарок, так тут же позвонил, говорит, "Оль, ну тут такая фигня... короче, не смогу, прости... дело на миллион баксов". А ведь обещал в этот раз со мной встретить...
Может, попробовать? Как тогда?.. Не поможет... Чепуха. Игра. Но все равно... Вдруг?..

"Деду Морозу.
Великий Устюг.
Дедушка!
Я мечтаю о кукле. Она была бы с меня ростом и с рыжими волосами. И с косичками. А я маленькая. Подари мне ее, пожалуста. (она все время в этом слове ошибалась. тогда)
Оля".

Девушка долго молчала, изучала куклу, наконец произнесла:
— А тебя как зовут?
— Ол... Олег.
— А меня Ольга, — промурчала она, улыбнулась и достала из-за спины маленькую, крест-накрест перевязанную алым бантиком коробочку. — Держи подарок, Дед Мор-роз.
Олег вдруг ясно ощутил: там, за окном, снег пошел вверх. Может, это просто так ветер дунул — что снежинки взмыли ввысь и завертелись в странном танце.

[ChaosLord]

Ла-ла-ла.

[Otchaika]

А ведь и правда скоро новый год...

[ChaosLord]

Ла-ла-ла *уныло*

Ну да, скоро. А рассказ-то?

[Плюмбэкс]

Бывает и ху...
Хороший, в смысле. Образный. Как те снежинки.

[ChaosLord]

Машинка и Железяка
рассказ с совершенно гениальным названием

Родитель был тяжелый и неповоротливый, словно бетонный блок, вроде тех, из которых строят дома. Кира взяла маму за руку и попыталась повести к заветному стенду, но та не двигалась, потом ткнула дочь в живот, мол, не мешай. Кира вздохнула и вернулась обратно.
Машинка-конструктор пленила ее с первого взгляда. Огромное количество хитрых деталей из нитропластика заявляло, что только достойные могут владеть таким богатством. Кира искренне считала себя такой. Воображения и смышлености у нее было достаточно, и вообще...
Мама всё так же стояла в стороне и щебетала с подругой, тётей Яной. Кира подумала, что тётя совершенно бесполезна. Может только с мамой болтать и все. И одежду носить. В общем, ничем от манекена не отличалась, кроме дара речи. Кира сразу же поняла, что тётя Яна бы не смогла собрать что-то сама.
Когда мама наконец вернулась к дочери, Кира долго смотрела ей в глаза.
— Ну, что?
— Купи машинку, — ткнула пальчиком в витрину.
— Кира, ты же знаешь, ты девочка, тебе нельзя такие...
— Купи.
— Кира...
— Купи.
— Кира!
Кира замолчала. Точно не купит. Вздохнула.
— Тогда идем.
— А новая кукла? — удивленно спросила мама.
— Не надо.
Они вышли из магазина и пошли домой. Дома Кира вытащила из ящика Железяку и стала долго ее рассматривать.
Железяку она нашла на помойке. Обычная железка — в форме крестика. Не религиозного, у которого слишком странно для Киры удлинялась одна «шпала» — а просто крестика, маленькой буквы «ха».
Кира до сих пор не могла понять, зачем же ей понадобилась Железяка. То ли она просто красивой на вид была, хотя не скажешь... впрочем, прошло ведь три года... То ли еще что. Но она ее подобрала, и факт остается фактом — Железяка поселилась в ее доме раз и навсегда, пленив сердце и душу девочки.
Без улучшений не обошлось. Кира приделала к Железяке крючочки, позволяя ее использовать в самых различных целях. Изобретение ей понравилось, и она не уставала каждый день играть.
Но теперь играть совершенно не хотелось. Из головы Киры не уходила машинка — такая чудесная, прекрасная машинка-конструктор. Железяка ей и в подметки не годится... Кира грустно смотрела на крестик с крючочками, потом положила его обратно в ящик и закрыла на ключ. Нет. Железяка — прошлое. Машинка. Она должна получить машинку.
В комнату постучалась мама.
— Дорогая, ты еще не спишь? Девять часов, спать пора, медвежонок Эдик уже уснул...
Медвежонок Эдик спал в углу комнаты. Глаза его были закрыты, если нажать на пузо — он начинал похрапывать. Сперва Кира хотела сказать, что Эдик всегда спит и ей не указ, но потом ей стало вконец скучно, лениво и сонно, и она решила промолчать.
— Спокойной ночи, детка!
— Спокойной ночи, мам... — выдавила из себя Кира.
К Эдику она ни разу не притронулась, хотя мама об этом не знала. Мама думала, что дочь целый день играет с медвежонком, и очень своей покупкой гордилась. «Видите, какой симпатичный медвежонок? Кира с ним все время играет... (Кира, конечно, не играла). Ох, мы его долго выбирали! Дорогой еще, но Кира настаивала... (Кира, конечно, не настаивала)» — «Ох, какой милый медвежонок! Как ты заботишься о дочери, Лана!» — «Ну что вы...». После этих потоков взаимной лести Кира еще больше не любила тётю Яну.
Кира хотела машинку. Машинку и точка. А медвежонок Эдик пусть сидит в углу и храпит сколько угодно, ей все равно. Куклы тоже, и принцесса Агнесса, и лорд Яков — они ей не нужны, она их не трогала. Но мама никогда не слушала ее. Комната все больше заваливалась этим добром, а Кира хотела только машинку.
Кира вздохнула, нырнула под одеяло и вспоминала машинку, пока не уснула.
Наутро в школе вокруг Дианы, главной красавицы класса, столпились девочки, а вместе с ними и Кира.
— Смотрите, вот моя новая кукла, — Диана вытащила из рюкзачка пластмассовую куколку. Кира фыркнула. Подружки не обратили на нее внимания. Они уже давно привыкли к чудачеству Киры.
Однажды Кира притащила в школу свою Железяку. Девчонки вовсю над ней смеялись, посмеивались и учителя. Потом вдруг на Киру напал старшеклассник, мол, ходит тут всякая мелкотня. Она его умело огрела по голове. У старшеклассника было сотрясение, у родителей проблемы, а у Киры — восторг мальчишек-одноклашек. Чуть ли не каждый из них продержал в руках Железяку. И хотя многие играли в машинки и конструкторы — они увидели и отметили огромную полезность творения Киры.
До того Кира много раз пыталась завоевать у них хоть каплю уважения — не получалось. Ей ведь даже игрушки нормальные, мальчишечьи, купить не могут и не дают. Вместо них — медвежонок Эдик, Яков и Агнесса.
— А ты все в свою Железяку играешься, Кира-мальчик?
Ее все девочки с того случая так называли — Кира-мальчик.
— Неа. Я машинку-конструктор маму попросила купить.
— Пффф, — пфыкнула Диана. — Конструктор...
— Да, для вас это слишком сложно, — кивнула Кира и ушла. Подружки оскорбленно зашушукались, искоса на нее поглядывая.
У двери класса задумчиво и одиноко сидел Антон. Кира подошла к нему, присела рядом. Вместе помолчали. Антон будто облегченно вздохнул. Пожалуй, среди всех он был лучшим другом Киры. Антон всегда ее понимал.
— Как Железяка? — наконец нарушил он молчание.
— В ящике... У меня появилась новая мечта.
— Какая?
— Машинка-конструктор, самая новая. Видел?
Антон кивнул.
— Хорошая. Молодец, выбрала такое!..
— Выбрать выбрала, покупать мама не хочет.
— А ты папу попроси.
— Он только ночью дома приходит, когда я сплю, а когда я просыпаюсь, он снова на работе, — Кира шмыгнула носом. Антон положил руку на ее плечо. — Это насморк, — замотала головой Кира, но рука осталась на месте, и она была Антону за это благодарна.
В классе мальчишки и покрасивей имелись. Курносый Арсен, блондин-красавчик Адриан... У Антона были темно-серые, пепельные глаза, цвета Железяки, и глядя в них, Кира однажды поняла — вот она, родственная душа. И не ошиблась. А еще у Антона были короткие, черные волосы — как любила Кира, но не любили остальные девчонки. Им нравились блондины и русые, а брюнеты и рыжие могли уже ни на что не надеяться.
Внезапно Киру осенило.
— Антон, у тебя же через две недели день рожденья!
— Ну да, — на щеках Антона, словно на сцене, выступил с номером смущенный румянец.
— Да нет... я не в этом смысле... — Кира замялась.
Действо продолжалось — дуэтом спели непонимание и сомнение.
— Машинку я тебе попрошу в подарок... а ты мне ее дай поиграть, ладно?
Антон крепко задумался и примерно через минуту произнес внезапно-тоненьким голосом:
— Если не понравится — вернешь?..
— Верну.
Антон кивнул. Выбор дался ему тяжело — и Кира, приподнявшись, чмокнула его в щеку. Румянец вернулся на сцену весь светящийся. Антон хотел окликнуть Киру, но та уже убежала.
— Мам, — после уроков обратилась к ней Кира. — А, мам...
— Что, доченька?
— У Антона скоро день рожденья и... ну, ту машинку я ему хотела подарить...
— А, так вот почему ты на нее внимание обратила, — «догадалась» мама. — Хорошая мысль. Завтра я куплю ее, но не распаковывай; это невежливо.
— Ладно, — Кира была готова терпеть две недели. Она вообще на все была готова, лишь бы машинка... машинка!

* * *
Заветная мечта расположилась на коленях. Антон сидел в стороне, наблюдал за тем, как Кира собирала машину-паззл. Где-то в столу лежала забытая Железяка.
— А ведь действительно — сложно... — задыхаясь, произнесла Кира. Машинка все никак не хотела собираться. Нитропластиковые детали ускользали из рук, сыпались, словно из сита. Но ничего...
Пара последних, завершающих движений — и вот, наконец-то! Кира с улыбкой оглядела результат. Красивая... синенькая... И блестит. Собранная. Целая. Кира покатала ее по полу, та приятно замурчала моторчиком, и вернулась на диван. Скучно. Машинка блестела скучным, неинтересным светом. Кира разобрала ее обратно и хотела было начать процесс заново — но ей стало скучно. Совсем.
— Антон, — сказала Кира.
Антон внимательно смотрел на нее, изучая.
— Антон, держи свою машинку... — она протянула ему бывшую мечту.
Ключ лежал на столе. Пальцы сами нащупали отверстие замка. Железяка всё так же лежала в ящике — серая, пыльная, в форме крестика (не религиозного, а простого) и с крючочками.
Кира достала Железяку и начала играть.

[Всеволод]

понравилось. Кстати, чаще всего так и выходит, но иногда...

[Yuta]

А мне тоже понравился рассказ. Я мифов читала мало. В мифах древней Греции все боги показались мне обычными злобными алкашами и развратниками - неинтересно. Гораздо интересней читать в современном изложении (те же Олди - в оригинале ни в жисть бы не прочитала, а так класно). Спасибо!

[Yuta]

Что случилось? Где продолжение?

[ChaosLord]

Это было давно и неправда :-)

[Yuta]

Старый друг лучше новых двух.
А вообще чем больше в игрушке загадок, тем она интересней, а сборка машинки всегда заканчивается.
Я уже не дите, но если я еще что-то помню, то дети очень похоже рассуждают.
Т.е. я хотела сказать, что очень достоверно. Очень понравилось

[Vanger]

Неплохо. Очень живые такие получились песонажи. Яркие и колоритные. Но ярче всех - это конено же железяка. А фраза в начале "рассказ с совершенно гениальным названием" меня просто пленила!