Моему деду посвящается.
Зеркала
Впервые он пришел, когда я был в большой депрессии. Бывают в жизни такие ситуации, когда не хочется жить, когда все осточертело до такой степени, что ты готов поставить последнюю точку. Этому моменту предшествовало очень многое, которое цепляясь одно за другое, упорно вело к этой, предельной черте.
Утром, когда рассвет только-только заявил о своем рождении, но соловьи еще не прекратили своих претензий на сад подле дома, меня вдруг кто-то окликнул. Стало интересно – ведь дом пуст, я давно уже один. Дети разъехались, жены нет – ушла, не выдержав моего длительного запоя. Нехотя выполз из кровати, пошел оглядывать все потаенные углы в поисках знающего, как меня зовут, партизана. Обшарил весь дом, по ходу разложил разбросанные вещи по местам, не найдя никого, решил было что приснилось, как вновь услышал.
- Игорь, что ты бегаешь туда-сюда, трижды прошел мимо и ноль эмоций, - меня заинтересовало еще больше, голос больно знакомый.
Медленно поднявшись с дивана, положил книгу Стругацких на полку, выглянул в коридор.
- Да здесь я, здесь, - раздалось от стоящего у стены бабушкиного трюмо.
Это было старое, ручной работы изделие, мать говорила – дедушка сам старался, с резным окладом створок, на изогнутых ножках, из неизвестного, но очень красивого дерева. Ожидая покупателя, оно давно стояло полностью замотанным, я пользовался зеркалом в ванной, а это было без надобности, тем более там хранились принадлежности жены и старые семейные фотографии. Подойдя, первым делом заглянул за трюмо, но кроме застарелой паутины (не мешало бы прибраться) ничего не увидел.
- Ну что ты там копошишься, одеяло скинь, - вновь раздался нетерпеливый голос.
Медленно, не спугнуть бы, стянул одеяло и в разочаровании бросил его на пол.
- А ты кого хотел увидеть, - усмехнулось мое отражение.
- Все… это шиза, - пробормотал я, нагибаясь за одеялом, - с зеркалами я еще не разговаривал.
- Погоди – погоди, я выгляжу так, как тебе привычней, - затараторило изображение, - не закрывай, я к тебе по делу.
Я потер виски, пить бросил очень давно… явно что-то с головой… вновь посмотрел в зеркало. На меня смотрел мой дед, как запомнился по детству.
- Здравствуй деда, - непроизвольно потянулся к стеклу рукой, и, не встретив преграды, переступив через тумбочку, вошел внутрь.
- Все, - остановил меня дед, - дальше тебе нельзя, пока нельзя.
- А бабушку я увижу, - с надеждой спросил я.
- Увидишь, еще и поговоришь, - успокоил дед, - она тоже ждала, вот присаживайся.
Старик пододвинул мягкий стул, стул из моего детства, я как пацан залез с ногами, одну подогнув под себя, вторую прижав к подбородку.
- Махни на все невзгоды, - дед погладил, как когда-то, по голове, - все наладится, ребятишки вспомнят, Маруся вернется, только ты не ругай ее – сам виноват.
- Да я знаю деда, - по щеке покатилась слеза, я рывком смахнул, стыдливо глянув на старика.
- О, а вот и бабушка, - дед отпустил меня, я встал.
Бабушка поставила разнос с кружками на тумбочку и обняла меня. От нее, как и прежде веяло молоком и мятой, два несовместимых запаха странным образом уживались на руках и одежде, напрочь прогоняя все печали.
- Ты готов нас выслушать, вот мы и пришли, - сказала она, садясь напротив.
Она была как всегда прекрасна, сколько помнил себя, никогда не меняла прическу. Седые, свитые в косу волосы, замотаны на затылке в кулак, прикрыты газовой косынкой. Округлое, чуть вытянутое вниз лицо, светилось красивыми, молодыми, зелеными глазами, которые с любовью смотрели на меня. Крупная, статная фигура, обрамленная красиво вышитым фартуком, крепкие руки, лежащие на коленях. Нежные женские руки, которые нянчили меня, стряпали вкуснейшие пирожки, могли сделать невозможное… деду подзатыльник… коня на скаку. Я сидел погруженный в эйфорию, в окружении благости и спокойствия, снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который ждет конфетку, спрятанную в кармане фартука.
- Внучок, - окликнула бабушка, - мы че пришли-то, дед передаст умения, а я знания и будет тебе сила.
- Сила против чего? - Не понял я.
- Не против, а к чему, - поправил старик, - к жизни олух, к жизни. А то ишь, жить ему надоело, рано тебе к нам, не пришло время, еще внуков поднять надо.
- Так у меня нет внуков, - возразил я.
- Будут, или ты что думаешь, все от тебя зависит, - забрюзжал дед.
Бабушка, останавливая мужа, положила руку ему на плечо.
- А зеркало ты не продавай, - сказала она, - с душой оно, через него сила-то пойдет, а умения по роду передаются.
- Бабуль, деда столяр, а я мультикамщик, стекла фрезерую, - улыбнулся я, - верней, я закладываю программу, станок режет.
- Меня не интересуют твои заумные слова, - возразила бабушка, - попробуй, найди то, что нравится. Будешь заниматься любимым делом – работать не придется ни одного дня.
- Да пожалуй, поздно об этом-то, - возразил я, - мне бабуль, полтинник, с хвостиком.
- Об этом никогда не поздно, делай то, что говорят.
Я наклонился, ткнулся лбом в ее колени, бабушка нежно погладила за ушами.
- Ну все, внучек, пора, - старик похлопал по спине, - иди, думай.
Я тупо глядел в потолок, такое чувство, вроде как наяву. В окно рвалось утреннее солнце, на улице щебетали птицы, - «займусь ка я изготовлением зеркал, настоящих, в резных окладах, с красивой гравировкой по краю» - мысль ударила так, что я подпрыгнул. Пробежав в кладовку, лихорадочно стал разбирать старые коробки, где хранился разный хлам, ненужный, но необходимый как память. В одной из коробок нашел то, что искал – старые дедовские записи по искусству работы с деревом. Прижав к груди толстые тетради, прошел в зал и сел напротив зеркала, меня отделяла только дверь. Стекло стояло под углом, отражение появиться не могло. Почему-то было страшно смотреть, хотя был убежден, что это сон, а одеяло случайно скинул.
Открыв первую попавшуюся тетрадь, полушепотом прочел.
- Дорогой внук, - я захлопнул, потом вновь осторожно открыл, - если ты читаешь эти строки, значит, время пришло, и ты созрел познать силу нашего рода, дерево поможет тебе в этом…
Читал целый день, многие страницы приходилось перечитывать по нескольку раз, что бы понять суть. Ненадолго отрываясь в туалет или попить воды, проходя, смотрел в зеркало, там мелькало мое отражение, без всяких левых подвижек.
После выходных попросил у шефа разрешения сделать для себя зеркало, тот дал добро. Я засел за разработку дизайна, спустя пару часов заложил программу. Еще через два часа станок выдал то, что я хотел получить, резной оклад, пока в грубой обработке. Внимательно осмотрев его, понял, доводить придется вручную. Месяц ушел на поиски металла для изготовления необходимого инструмента. По мере сборки, регулярно заглядывал в тетради, браковал и делал по новой резцы и штихеля. К концу пятой недели у меня был полный набор, начиная от стамесок и долот, заканчивая мельчайшим буравчиком. Наконец я приступил к правке рамы – зеркало, уже с гравировкой, лежало завернутое под кроватью. В общем, у меня ушло полгода, в последний день, когда вкладывал стекло в раму, повеяло молоком с ароматом мяты, я обернулся. Бабушка ставила на тумбочку разнос с двумя кружками, дед стоял уже в комнате.
- Ну, хвастайся. – Я осторожно поднял свое творение.
- Та-акс, вот косячок, - старик разглядывал мое изделие, - вот тут подправить надо, а здесь чуток подшлифовать, что бы подчеркнуть текстуру, в общем, ничего, могееш.
Я от гордости приосанился, дед строго посмотрел.
- Ты эта, не зазнавайся, хороший столяр всю жизнь учится, и все равно всего не умеет, - немного помолчав, добавил, - научись чувствовать душу дерева, почувствуешь, там само польется, пойдем чайку попьем.
Мы присели возле трюмо, с той стороны сидела бабушка, только сейчас обратил внимание на отличие мебели. Пока бегал, смотрел только на свое отражение, бабуля, заметив, как я изучаю обстановку с ее стороны, произнесла.
- Да, да внучек, проходя мимо зеркала, ты проходишь и с этой стороны.
- Как по жизни-то, все также, - спросил старик, - иль каки наметки появились.
- Появились, - улыбнулся я, - не поверишь, наполеонские.
С того дня он приходил регулярно, помогая где советом, а где просто своим присутствием. Уже перестало пугать то, что их давно нет, дед умер, когда я пошел в первый класс, бабушка, на два года позже. Вероятно, требовалось чье-то участие, хотелось бурчания за ухом, советов по любому поводу и брюзжания в неподходящий момент.
В один из дней настойчиво постучали в калитку, я выглянул, под воротами стоял высокий, подтянутый мужчина, лет сорока, в старомодном костюме с фалдами, котелке и пенсне на переносице.
- Простите, мне сказали, что здесь проживает зеркальных дел мастер. – Он снял пенсне и положил их в нагрудной карман, - подтвердите мне, что я не ошибся.
- Скорее всего, вы ошиблись, - ответил я, - я делаю зеркала, но пока не мастер.
- О нет, вы-то мне и нужны… Фармоонд, - щелкнув каблуками, он протянул руку.
- Игорь, - пожав ее, я окончательно растерялся.
Незнакомец, отодвинув меня в сторону, прошел во двор.
- Оу, шармаа, шармаа, - произнес он, разглядывая палисадник, - я так себе и представлял.
- Простите, а вы кто? – Одергивая наглость посетителя, спросил я.
- Фармоонд, посредник, - незнакомец приподнял котелок, - вы же хотите продать свой зеркал.
Он не задавал вопросов, говорил как о давно принятом решении, и мне это все больше не нравилось.
- Пройдемте смотреть, - посетитель взял меня под руку, - у вас же есть что показать.
Мы прошли в гостиную, там стояли первые четыре моих творения. Впервые увидел с другого ракурса, взглядом требовательного покупателя, - «боже… какое убожество».
- И что? Это есть все? – Задал первый вопрос покупатель.
- Все… - улыбнувшись, ответил я, разведя руками.
Фармоонд побежал по дому.
- О, есть, есть, - раздалось из коридора, я похолодел, - вот это я беру!
- А ты оказался сильнее, чем я думал, - сказал дед, прихлебывая горячий чай, - мне показалось, что ты сдашься и продашь трюмо, как тебе удалось убедить его в обратном?
- Не знаю, - ответил я, - он с первого момента начал давить, пытаясь убедить меня, что трюмо единственная стОящая вещь, малость перегнул палку. Каким образом это почувствовал, не могу сказать, но мне пришлось, влиться в него… ты знаешь… темный он какой-то.
- Знаю внук, знаю, эти посредники нюхом чуют, что-либо ценное, сделанное с душой, и если нет сильного хозяина, изымают.
Старик, немного похлебав, продолжил.
- Мы не хотели говорить, но теперь можно – зеркала, что от души сделаны, это двери, вход в другой мир, а тот, кто владеет, является проводником. Поэтому посредники приходят, давят, если не получается – пытаются договориться
- Какой мир? – Не понял я, - кто проводник?
- Ты проводник… ты шел к этому, мы помогли, - дед, стараясь не смотреть в мою сторону, долил себе чай.
- Ну почему я узнаю последний, - возмутился я, - а что за мир-то скажи.
- Дык тебе лучше знать… твой мир, твоего детства, неужели не обратил внимание.
В голове стали всплывать знакомые по малолетству детали, деревянная ручная мебель, где мы, малышня, любили прятаться. Из-за угла, на кухне, выглядывала русская печь, где бабушка пекла хлебы и булочки. Контрамарка, вмонтированная в перекрестье перегородок и обогревающая четыре комнаты и коридор. Шифоньер, стоящий в коридоре огромный дубовый шифоньер, сколько бегал, чуть носом не упирался, а не увидел.
- А другие зеркала? - Спросил я, - тоже двери?
- Это от тебя зависит, - ответил старик уходя.
Сообщение отредактировал Задумчивый Пёс: 10:15:27 - 30.10.2016
