Сообщений в теме: 103

[Верник]

Глава 10. Прыжок в неизвестность.

Я шел так быстро, насколько позволял серый песок. Сухой жаркий воздух обжигал горло, глаза слезились от соленого пота, ручьями стекавшего со лба. В сумке лежала бутылка с водой, но достать ее – означало потерять драгоценные секунды времени. Да и сил уже не осталось на лишние движения. И это не смотря на меньшую, чем на Земле силу тяжести. Только бы успеть догнать тощего урода…
Страх надолго застрять в мертвом мире уже исчез, уступив место справедливой злости. Я был почти полностью уверен, что оставленный «головастиком» субмар неисправен. Иначе, зачем ему надо было менять новый прибор на старую «самоделку»? И почему переставил батареи? Неужели, у него имелся еще один комплект?
С трудом забравшись на окутанную туманом скалу, я едва не наступил на валявшийся скомканный плед. Время шло на секунды. Метнувшись к Леднику, набрал в легкие воздух и нырнул в мороз. Лицо мгновенно обожгло холодным ветром, глаза заслезились. Едва различая дорогу, шел вглубь ледяной аномалии, так и не решаясь выдохнуть. Пару минут бы продержаться. Этого должно было хватить, чтобы попытаться догнать «головастика». По-правде говоря, спилляне на холоде становятся немного заторможенными. Поэтому, шанс еще оставался.
Но воздуха мне не хватило и на десяток метров. Из последних сил вглядываясь в ледяные наросты, я надеялся рассмотреть среди них тощую фигуру. На какой-то миг даже показалось, что вижу мелькнувший невдалеке темный силуэт. Затем перед глазами поплыли разноцветные пятна. Легкие и так уже нестерпимо жгло, и я больше не смог терпеть, - сделал выдох.
Когда приступ кашля закончился, стряхнул ладонью застывшие капли слюны на подбородке, при этом заметив их красноватый оттенок. Ничего, такое бывает. Не смертельно.
Торопиться теперь было некуда. В нескольких метрах от меня в промерзшей скале почти уже заросла «нора». Ее края с легким потрескиванием стягивались, и с каждой секундой диаметр отверстия становился все меньше, пока ход полностью не исчез.
- Ушел-таки, гад, - с досадой произнес я вслух. А ведь был от него чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Обидно.
Достав из кармана бесполезный субмар, повертел его в руках. А вдруг заработает? По крайней мере, к Савицкому вернуться никогда не поздно.
Привычным движением закрепил прибор на шее, вытянул из его корпуса два провода, и замер. Датчиков, которые крепились к вискам, не было и в помине. Вот, значит, в чем дефект.
Неожиданно я почувствовал, как провода выскользнули из рук и молниеносно обвились вокруг ушных раковин, а их концы плотно заткнули слуховые проходы. Рефлекторно попытался их снять, но вовремя опомнился. Не привык я к автоматике. Видимо, этот субмар являлся куда более современным, чем мой старый. Что ж, это уже неплохо. Интересно, каких еще сюрпризов стоило ждать?
Когда вместо «песни хрустальных колокольчиков» послышался жуткий треск, я схватился руками за уши с твердым намерением все же сорвать «затычки». Звук напоминал рвущуюся старую простынь, только в разы громче. Казалось, будто раздирают полушария мозга. А еще заныли зубы. Да так сильно, что я едва не взвыл.
В панике борясь с испорченным прибором, я вдруг обнаружил, что стою на краю появившейся в скале «норы». На мгновение даже забыл про шум и зубную боль. Ход был вполне обычным, за исключением того, что открыт извращенным способом. Неужели путь к совершенству заключается в отказе от прекрасного? Хотя, можно ли это отнести к чужым расам, которые делали субмары? Вдруг их идеалы настолько другие, что нам кажутся отвратительными?
Передо мной зиял черным провалом ход. Он мог вести куда угодно, ведь я его случайно открыл. При этом не испытывал никаких определенных образов, никаких мысленных ощущений или чувств. Только желание избавиться от назойливого треска. Так стоило ли в него идти? А вдруг второй раз уже не получится открыть? Хотя, вряд ли где есть более унылое место, чем Хайлит. Отсюда меня могут вернуть лишь домой, когда вспомнят про Стаса и его проблеме с продовольствием. А домой мне путь заказан. Поэтому, какие могут быть сомнения?
Закрыв глаза, я шагнул в бездну. Несколько секунд адского водоворота, затем несильный удар о твердую поверхность. И спустя мгновение на меня обрушился ураган жгучей боли. Процесс экспресс-адаптации не стал легче, а ведь могли бы и о людях подумать.
Немного оклемавшись, я встал на ноги, подобрал вещи и неровной походкой двинулся в сторону едва проступавшего сквозь холодный туман обелиска.
Мир был мне совсем незнаком. Одно радовало: система Ледника по-прежнему действовала, благосклонно не отправив куда-нибудь на планету с ядовитой атмосферой, полностью покрытую водой или же раскаленной клокочущей лавой. И на этом спасибо.
Я стоял на дне узкого ущелья, а с двух сторон от меня ввысь поднимались отвесные кирпично-красные скалы. Свет местного светила сюда почти не попадал, и вокруг царил прохладный полумрак. Лишь в нескольких шагах дальше по ущелью тусклыми белыми сполохами мерцала колонна обелиска. Безразличный ко всему, молчаливо скрывавший тайны своих создателей маяк. А может быть страж. Кто его на самом деле знает?
Обогнув светящуюся колонну, я пошел вперед. Сила тяжести почти соответствовала земной, и после Хайлита я чувствовал себя разбитым уставшим стариком. Под ногами шелестели мелкие круглые камни, напоминавшие о когда-то бурлящем здесь водном потоке. Но это было так давно, что не осталось и следов влаги. Да и дожди, похоже, не частые гости в этом мире. Почва слишком сухая. И нигде не видно признаков жизни. Ни растений, ни насекомых, ни вездесущей плесени. Неужели, второй Хайлит?
Но пройдя еще метров пятьдесят, я увидел первый живой организм. На уровне моей головы из трещины в скале робко пробивался тонкий бледно-желтый стебель. Он неуверенно цеплялся за каменные уступы полупрозрачными ворсинками, из последних сил пытаясь дотянуться до такого далекого солнца. Значит, наверху не так все безнадежно.
Дальше ущелье начало подниматься. Воздух заметно потеплел. Я уже едва волочил ноги. Сумка и автомат нещадно тянули вниз, будто враз стали свинцовыми. Пройдя еще несколько метров, обессилено прислонился спиной к скале и достал бутылку с водой. Сделал пару глотков.
Надо же, как расслабляют миры с низкой гравитацией. Пробыл-то в Хайлите всего ничего, а ощущения, словно не один год прожил. А может, уже действительно начал стареть? Раньше эта разница вроде не так заметна была.
Задрав голову, я невольно зажмурился. Полоска яркого желтого неба стала заметно шире. А еще показалось, будто на его фоне мелькнул темный силуэт птицы, или еще какого летающего животного. Нет, жизнь здесь точно присутствовала. Да и растения начали попадаться вполне развитые, с длинными тонкими листьями. Некоторые камни покрывал бурый мох.
Спустя час я уже стоял на краю небольшого оврага, в который, в конце концов, превратилось ущелье. Во все стороны до самого горизонта простиралась поросшая густой рыжей травой степь. Ни одной возвышенности, словно поверхность планеты выровняли гигантским бульдозером. Только дрожащее марево от нагретой солнцем поверхности мешало разглядеть ландшафт более детально. Температура воздуха явно переваливала за сорок градусов по Цельсию, и я очень скоро почувствовал это на себе.
Идти по такой жаре было чистым самоубийством. Тем более, и цели у меня конкретной не имелось. Что искать в этом неприветливом мире? Воду? Разумную жизнь? Если та и другая существовали, то очень далеко отсюда. Поэтому, самый лучший вариант – спуститься обратно к Леднику и попытать счастье в другом месте. По крайней мере, субмара хватило на один переход. Скорее всего, хватит и еще.
Оказавшись на дне ущелья, я вдруг понял, что мои опасения насчет субмара были сродни детским ночным кошмарам. Наивные и глупые. Что они значат, если в соседней комнате настоящий маньяк нервно затачивает нож? Твоя рука надежно пристегнута наручниками к радиаторной батарее, и нет шансов остаться в живых. Настоящая всепоглощающая безысходность.
Я стоял и смотрел на пустую ровную площадку, усыпанную кучками камней. От Ледника не осталось и следа. Только погасший столб обелиска – обычная базальтовая громадина, местами прорезанная извилистыми трещинами и неглубокими сколами. Холодный и мертвый камень. Словно заботливо приготовленная для меня надгробная плита.
- Не-е-ет! – в отчаянии я швырнул в обелиск бесполезный теперь субмар. Рассчитывать, что в этом мире есть еще Ледник, означало быть неисправимым оптимистом. Ледников никогда не бывало по два. Он всегда только один.
Субмар выдержал удар, отскочив к дальней стенке. В изнеможении упав на колени, я хватал попадавшиеся под руки камни и в исступлении бросал их в одиноко стоявшую в полумраке базальтовую колонну. Мне было все равно, почему вдруг оказался заперт в этом чужом мире. Просто хотелось кричать, и я кричал. Во все горло, матом, проклиная всех и вся. Та внутренняя напряженность, которую я сдерживал в Хайлите, теперь уже не нуждалась в преграде. Она лилась наружу необузданным потоком горной реки, сметая на своем пути здравый смысл, рамки приличия и первозданную тишину.
Немного успокоившись, я прислонился спиной к скале и достал бутылку. Воды оставалось почти половина. Если сидеть здесь, в относительной прохладе, то могло хватить дня на два. Только зачем продлять агонию?
Сделав несколько жадных глотков, тяжело выдохнул и закрыл глаза. Не хотелось ни о чем думать. Сердце бешено стучало, отдаваясь в ушах глухим маршем. Содранные о камни ногти болели, но я воспринимал эту боль как единственный маячок, связывающий с реальностью. Тонкий мостик, удерживающий над пропастью безумия. Если он сломается, я уже никогда не вырвусь из объятий тьмы. Останусь в ней навсегда.
Однако тьма победила. Это было то ли кратковременное забытье, то ли глубокий сон. Возможно, мой организм не выдержал психической нагрузки и сработал заложенный природой предохранитель.
Очнувшись, я несколько минут пытался восстановить в памяти последние события: Хайлит, Ледник… Сознание словно обволакивал густой туман. Тьма по-прежнему не отступала, и рассмотреть то место, где находился, было невозможно. Что же все-таки произошло?
Потом я увидел звезды. Несколько тусклых белых точек мерцало высоко над головой, в узкой полоске темного чужого неба.
И в следующий момент воспоминания вернулись. Предательство «головастика» уже не казалось таким противоестественным, а мой прыжок в случайный ход - безумным. Я воспринимал случившееся будто со стороны. Каково быть марионеткой в чьей-то странной и пока непонятной игре? Ведь нет ничего предопределеннее, чем череда случайностей. Когда их много – это уже четко сформировавшаяся система. Увы, не я был в роли проводника. Меня тоже вели. А вот кто и куда?
Исчезновение Ледника? Почему бы и нет? Это всего лишь демонстрация чужой силы. Мне показали, что путь только один. Других вариантов уже не существовало. Я как таракан на беговой дорожке. Вперед, вперед и только вперед!
Выбравшись из ущелья, я осмотрелся. Ночью степь казалась еще более безжизненной. Ни единого звука, ни малейшего дуновения ветра. Мир замер, настороженно присматриваясь к незваному гостю. Что ж, надеюсь, мы не станем врагами?
Похоже, человек по поверхности этой планеты имел возможность путешествовать только ночью или ранним утром. Нагретый за день воздух не успевал остыть, но душное безветрие было все-таки лучше убийственного пекла.
Я шел вдоль оврага, едва видимого в тусклом свете звезд. Еще днем мне показалось в той стороне какое-то темное нагромождение. Это вполне могли быть валуны или же жилые строения разумных существ, если таковые имелись. По крайней мере, поднявшись на возвышенность, я смог бы определиться с направлением. А там и рассвет наступит.
По-прежнему стояла мертвая тишина. Обитатели ночной степи себя ничем не выдавали, хотя я постоянно ощущал на себе чей-то любопытный взгляд. Один, а может несколько. Пока было непонятно. И мне, если честно, очень не хотелось это узнать. Пусть они останутся просто сторонними наблюдателями.
Вскоре мне начало казаться, будто к шороху сухой травы под моими ногами прибавился еще один звук. Едва слышное посапывание, изредка перемежавшееся клекотом. Так может шуметь и маленькое безобидное травоядное, и большой голодный хищник.
Я замер. Пару секунд четко слышалось, как позади меня под чьими-то осторожными лапами шелестит трава. Затем звук исчез. Преследователь тоже остановился. Нет, не показалось. Там, в темноте, действительно кто-то шел. Я не мог его видеть, но он не спускал с меня внимательных глаз. Следил за каждым моим шагом, за каждым движением рук. Сильный зверь. И преимущество сейчас было на его стороне.
Осторожно сняв с плеча автомат, нащупал предохранитель. Тихий щелчок прозвучал в ночной тиши подобно раскату грома. Я буквально почувствовал, как неведомый преследователь прижался к земле. Он напуган или приготовился к прыжку. Широкие ноздри с сопением ловят малейшие запахи. Нет, он еще не готов напасть. Зато я готов убивать. Палец напрягся на спусковом крючке. Вот только хватит ли у меня реакции?
Небо начало светлеть буквально на глазах. Еще минуту назад не было и намека на рассвет, и вдруг справа от меня горизонт прорезала тусклая серая полоса. Низкие облака вспыхнули, озаряясь белым призрачным светом.
Нет, это был вовсе не рассвет. Так могла светить только луна. Большая яркая, но всего лишь луна. Диск размером с футбольный мяч быстро поднимался в небо, и тьма начала отступать. Белый свет вырисовывал очертания редких камней, сухие стебли травы выглядели щетиной на коже спящего великана, и где-то там, еще скрытый в темноте, затаился осторожный враг. Или он мне все же померещился?
Степь по-прежнему была мертва, как и днем. Я стоял один, а метрах в пятнадцати позади меня возвышались три огромных валуна. Они имели почти ровную округлую форму, примерно одинаковый размер и вполне могли быть искусственного происхождения.
Медленно повернувшись, я двинулся в их сторону. Автомат держал наготове, постоянно оглядывался. Хотя, если зверь и поджидал меня, то только за одним из валунов. На открытой местности ему некуда спрятаться.
Но засады не оказалось. Тщательно обследовав камни, я обошел их кругом раза четыре. Они имели в диаметре метров семь и расположены были треугольником, на расстоянии чуть больше метра друг от друга. Поверхность неровная, с явными следами механического воздействия. Не иначе, как для обработки применяли зубило или что-то вроде топора.
С большим трудом мне удалось вскарабкаться на один из валунов. Вставать во весь рост не решился, но я и так отчетливо увидел вдалеке крохотные желтые огоньки. В том, что это были костры, сомнений уже не оставалось.

[Верник]

Уважаемые форумчане, очень хотелось бы узнать ваше мнение по поводу начала романа "Наследники Эдема". Не затянуто ли? А то некоторым не нравится, что я долго и нудно все описываю )

[Редрак]

Уважаемые форумчане, очень хотелось бы узнать ваше мнение по поводу начала романа "Наследники Эдема". Не затянуто ли? А то некоторым не нравится, что я долго и нудно все описываю )

Отвечу за себя - мне очень нравится! Вот и сейчас увидела, что в каюту добавлено сообщение от Автора, прискакала читать продолжение, а тут типа соц. опрос
ПС: пиши пожалуйста ещё, уважаемый Автор

[Верник]

Спасибо, Редрак Одинадцатая глава почти дописана

[hodo]

Мне тоже понравилось, хочется продолжения.

[Верник]

11. Быть человеком…

Близко подходить к местным жителям я не рискнул. Луна уже скрылась, мир вновь погрузился во тьму, и я искренне надеялся остаться незамеченным. Неясные силуэты в отблесках огня казались похожими на неуклюжих медведей, лениво передвигавшихся на задних лапах. Речь, если таковая и присутствовала в их общении, была не слышна. Только пламя костра изредка потрескивало, нарушая тишину и выплевывая вверх снопы вьющихся искр. Пахло жареным мясом. На некотором расстоянии горели еще костры, но различить сидящих вокруг них я уже не мог. Слишком далеко.
Когда небо начало светлеть, пришлось вернуться к валунам. На открытой местности меня бы легко заметили, и об исходе нашего неожиданного контакта можно было только гадать. Я не понаслышке знал, что такие встречи в семи случаях из десяти оборачиваются кровопролитием. К первому контакту нужно тщательно готовиться, по крупицам собирая информацию, при этом оставаясь незамеченным. На это могут уйти недели, а то и месяцы. И чем больше будет информации, тем выше процент успеха. Экстренные же контакты случались редко, когда на кону стояла чья-либо жизнь. Этот риск был оправдан.
Оказавшись в укрытии, я бросил на землю сумку, положил рядом АК и в изнеможении упал сам. От камней веяло теплом, и в практически замкнутом пространстве образованного ими треугольника становилось трудно дышать. Но выбора у меня не было. Усталость все-таки взяла свое. Спустя несколько минут я провалился в глубокий сон.
Проснулся, когда совсем рассвело. Небо, еще вчера безоблачное, было затянуто мутной рыжей пеленой, сквозь которую проступало размытое пятно солнца. Температура воздуха держалась на вполне комфортном уровне, чему я искренне порадовался. Вряд ли бы валуны защитили от жары. Скорее, наоборот. До ущелья добраться я бы не успел – слишком далеко. Палящее солнце убивает медленно и безжалостно, выжигая из организма последние капли влаги. Смерть, которую не пожелаешь и злейшему врагу.
Я осторожно высунулся из своего укрытия, огляделся. Вокруг все та же бескрайняя степь, даже глазу не за что зацепиться. Редкие чахлые кустики и сухие стебли травы – это все, чем была богата земля. И так до самого горизонта.
Определившись с направлением, двинулся в ту сторону, где ночью горели костры.
Я побывал во многих мирах. Некоторые из них мне очень нравились, как удивительной красоты природой, так и доброжелательным нравом местных жителей. Да и трудно быть другими, когда вокруг такая умиротворяющая атмосфера. Они любили свою прекрасную родину, заботились об окружающей среде, и я честно уважал их за это. А еще завидовал умению сохранять вокруг себя гармонию мира. Они мало походили на нас, но были гораздо ближе к тому идеалу Человека, который я представлял с самого детства. Пусть и внешне некоторые из этих существ были настолько омерзительны, что не могли вызывать ничего, кроме отвращения. Облик действительно бывает обманчив.
Я посещал и такие миры, где всегда шла война. Нет, это нельзя было назвать войной в том смысле, в каком понимаем мы. Их войны походили на детские разборки в песочнице. Благородные и, порой умиляющие своей наивностью. И как бы ни сложился бой, они всегда за собой убирали. Всегда. Вместе. И с такой тщательностью, что после них не оставалось ни одной сломанной ветки. Они ненавидели друг друга, но слишком любили свою общую Родину, чтобы проявлять к ней неуважение. А как же иначе? Дом – это святое.
Когда за спиной уже сотни планет со всем разнообразием жизни и чужих культур, все чаще начинаешь оглядываться назад, и искать несовершенства собственного дома. Какой могла быть Земля, если бы мы к ней относились также бережно? Откуда в нас это пренебрежение? Откуда? Суицидальные наклонности человеческого общества в целом – это уже патология. Странная, необъяснимая, чудовищная.
Иногда я очень хотел, чтобы Ледник исчез из нашего мира навсегда. Чтобы зараза под названием «человек разумный» не вырвалась на свободу, и не стала убивать. Я боялся, что рано или поздно люди начнут экспансию, захватывая все новые и новые планеты. Во время ночных кошмаров видел вырубленные леса Саммоса, затянутые нефтяными пятнами голубые озера Лепъяру, а вместо воздушных замков Мокксса – уходящие ввысь небоскребы из стекла и бетона. Я просыпался в холодном поту, понимая, что это был всего лишь страшный сон. Но осадок в душе оставался надолго. Его не растворишь в алкоголе или дурмане. С этим придется жить до конца. Пусть мне с пеной у рта доказывают, будто Ледник не каждого пропускает. Чушь это все. Ерунда. Любой из «кротов» способен провести троих людей, а может, и больше. Несколько часов работы, и небольшая колония уже переброшена в нужное место. Только вот пока «кроты» этим не занимались. Однако времена меняются…
Я с тревогой смотрел на отпечатки человеческих ступней на рыхлой почве, и сердце сжималось в ледяной комок. Это были следы людей, без сомнения. Правильные ступни, не изуродованные плохой обувью. С характерной незначительной деформацией, какая обычно появляется после многих лет путешествий босяком.
Люди…
Я почувствовал неладное еще ночью, когда попытался подобраться поближе к кострам. Уж больно тянуло меня на огонь. Как глупого мотылька. Чужаки тоже жгут костры, но они так не притягивают. Чужаки и есть чужаки. И огонь у них другой. А здесь манили тепло и уют, сравниться с которыми мог лишь старый камин в доме отца. Это было странное чувство. Будто стоишь на пороге собственного дома, где тебя любят и ждут. Где накрыт стол, исходит ароматными запахами горячий обед, и трепетно бьется маленький язычок пламени стоящей посреди стола керосиновой лампы. А причудливые тени на стенах подергиваются в таинственном танце, как плясали тысячи лет назад…
Люди…
Иногда нужно остаться в абсолютном одиночестве, чтобы заглянуть в душу и найти там ответы на те вопросы, которые раньше боялся себе задать. Или просто не мог их правильно сформулировать. Одиночество помогает порой лучше, чем самый искусный психолог. Мы беззащитны перед ним, и не смеем спорить. Просто ищем правду.
Я понял, что никогда не любил людей. Был человеком, и презирал свой род. Презирал свое государство со всеми комитетами, службами, комиссиями. Ненавидел жизнь гражданина Союза Республик России, которая обычно начинается в серых обшарпанных стенах захолустного роддома, насквозь пропитанного запахами хлорки и спирта. Безразличные взгляды вокруг, грубые руки в желтых застиранных перчатках. Они первые, и оттого самые страшные. Кто говорит, что младенцы не эмпаты? Неправда это. Дети чувствуют безнадегу, чужую боль, и брезгливость. И в подсознании остается отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Малыши даже не знают, что где-то далеко, в других мирах, таких как они воспитывают родные матери. С любовью и лаской. С заботой и нежностью. С первых дней жизни и до тех пор, пока мать еще может дышать.
Наши дети первый раз встречают своих родителей только в день своего совершеннолетия. Уже обладающие общим пакетом знаний, начальной подготовкой к основной профессии, но совершенно не способные любить. Первая любовь – она ведь самая важная. Их лишили ее, сделав инвалидами.
Да, я жил в обществе калек, и сам был калекой. Неполноценным гражданином могучей страны, имеющей право за меня все решать. Страны, которой принадлежало триста пятьдесят миллионов выращенных ею рабов.
В какой-то степени мне повезло. Я сбежал, прихватив с собой неприязнь к себе подобным. Не к отдельным людям, а к обществу в целом. Поэтому следы, которые обнаружил вокруг кострища, меня совсем не обрадовали.
Люди… Откуда они здесь? Убогие, скатившиеся до первобытного состояния. Сколько времени должно было пройти, чтобы так деградировать? Если предположить, что они ушли из нашего мира еще в сорок третьем… Нет, недостаточно. Семьдесят лет - слишком малый срок для подобного процесса. Неужели Ледник появлялся на Земле раньше? Но чтобы пройти через него, нужно как минимум понимать то, что делаешь. Мыслить, чувствовать и иметь субмар. Или же им помогли?
Я присел на корточки возле одного из кострищ, взял горсть еще теплой золы и растер между пальцев. Обычный серый порошок без каких-либо инородных вкраплений. Дрова хорошо прогорели…
Дрова? Но откуда? Мне не попалось здесь еще ни одного полноценного дерева. Неужели местные жители обходятся мелким кустарником и травой? Быстрое топливо, на котором даже еду толком не приготовить. Хотя, ночью я четко слышал, как стреляли поленья. Значит, деревья все-таки где-то растут.
Я несколько раз обошел вокруг кострища, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы ночной стоянки людей, и к своему великому удивлению, так и остался ни с чем. Не обнаружил даже экскрементов, чего просто быть не могло. Ну, не закапывают же они, в самом деле. Это уже слишком для дикарей в звериных шкурах…
В течение часа я осматривал остальные места стоянок, и везде присутствовала такая чуждая сущности человека чистота. Это уже было за гранью моего понимания. Как? Как может целое племя переночевать, и не оставить после себя не единого клочка шкуры? Так не бывает. Или они все-таки не люди? Нет, многочисленные следы голых человеческих ступней я не мог ни с чем спутать.
Особый интерес у меня вызвало кострище, расположенное на почтительном расстоянии от остальных. В обрамлении серого пепла, чернело продолговатое пятно, состоявшее из мелких углей. Они были жирные на ощупь, и имели странный сладковатый запах. И лишь когда в моей руке оказалась чудом не сгоревшая кость, а вернее фрагмент нижней челюсти, я осознал, что копался в погребальном костре. Значит, ночью здесь сожгли труп, и аромат жареного мяса был всего лишь обманом.
Я поспешил отойти подальше. К горлу начал подступать комок, и глоток воды из бутылки принес некоторое облегчение. Затем я сел на землю, снял ботинки, носки. Уставшие ноги приятно зарылись в рыхлую сухую почву. Безумно захотелось лечь на спину, воткнуть в зубы сочную зеленую травинку и уставиться в раскинувшуюся над головой бездну. Только не было здесь ничего этого. Ни травинки, ни голубого неба. Чужая земля могла предложить лишь пучок сухой жесткой растительности, да мутную пелену облаков, - сомнительные удовольствия для человека.
Собравшись с силами, я тяжело вздохнул, и снова натянул обувь. В голову вдруг пришла неожиданная мысль оставить свой личный след рядом со стоянкой, где аборигены так тщательно соблюдали чистоту и порядок. Как знак протеста, как дань всему человечеству. Наверное, подобные чувства испытывают все непризнанные уличные художники, когда видят на стене дома свободное от надписей место. Но здравый смысл все же одержал верх над заложенной в генах тяги к самовыражению, и я оставил свою затею не исполненной. Зачем нести сюда ту грязь, что была отвратительна мне самому? Я уже не гражданин свой страны, а просто путник. А путник обязан уважать традиции других.
Идти следом за местными жителями оказалось не так-то легко. Несколько раз попадались широкие овраги, перепрыгнуть через которые я физически не мог, и приходилось двигаться вдоль, ища узкое место. Как перебирались дикари, было для меня загадкой. Я видел обрывавшиеся возле края оврага их следы, а затем четкие отпечатки уже на противоположной стороне. Сколько же силы нужно, чтобы совершить подобный прыжок? Или у них есть крылья? О каком-либо снаряжении речи быть не могло, поскольку их уровень быта напрочь отрицал возможность использования такового.
Когда начало смеркаться, я стал искать подходящее место для ночлега. Завтрашний день мог оказаться вовсе не таким пасмурным, и встретить утро на солнцепеке очень не хотелось. Поэтому, любая глубокая расщелина вполне годилась на эту роль.
Но мои поиски не увенчались успехом. Перестали попадаться даже овраги, и только торчащие из земли валуны выглядели уродливыми бородавками. Я осмотрел несколько из них на предмет обработки человеком, но никаких следов от инструментов не было. Только задуманный природой естественный облик.
Тогда я решил идти всю ночь. Достал компас, определил направление, куда тянулись вереницы отпечатков босых ног. В темноте их будет не видно в отличие от стрелки компаса, а использовать фонарь очень не хотелось. Я вспомнил неизвестного зверя, что шел за мной прошлой ночью, и по спине пробежал холодок. На свет он мог отреагировать совсем по-другому. Главное, чтобы аборигены вдруг резко не свернули с намеченного пути. Иначе я уже вряд ли их найду.
Я долго двигался на юго-запад, четко следуя крохотному фосфоресцирующему треугольнику стрелки. Спотыкался о камни, падал, но не выпускал из рук компаса. Затем взошла луна, и идти стало гораздо легче.
Желтые огоньки костров я увидел еще до того, как снова наступила темнота. Это было даже хорошо, так как оказаться замеченным вовсе не входило в мои планы. Осторожно ступая, я начал медленно продвигаться вперед. Шаг, еще один… Нащупал острый камень, и обогнул его. Затем еще несколько шагов. И снова камень…
Неожиданно рука уперлась во что-то мягкое и теплое. Пальцы непроизвольно сжались, сгребая клок свалявшейся шерсти. Я перестал дышать. Только сердце готово было выскочить из груди, прямо в лапы неведомого зверя. Или человека?
Какая-то неведомая сила оторвала меня от земли. Нет, мое тело никто не держал, но, тем не менее, я парил в воздухе. Будто в один миг потерял вес. От страха пересохло во рту, руки судорожно вцепились в сумку. Свернувшись в позу эмбриона, вдруг ткнулся лбом в каким-то образом оказавшийся передо мной автомат. Еще миг, и я уже щелкнул предохранителем. Палец лег на спусковой крючок.
Тишина взорвалась оглушительными раскатами выстрелов. Темноту расчертили яркие штрихи пуль. Я стрелял в никуда. Но в следующий момент удерживающая меня сила исчезла, и мощный удар о землю едва не сломал позвоночник. Боль была такой сильной, что я едва не закричал. Хотя, что бы изменилось? После очереди из АК это уже не важно. Следующий ход принадлежал уже не мне.

[Верник]

Глава 12. Другие.


Они стояли вокруг меня сплошной стеной. От грязных звериных шкур неимоверно воняло прогорклым жиром, вперемешку с чем-то настолько едким, что на глаза наворачивались слезы.
Люди… Да, это были люди. Я не ошибся. В предрассветных сумерках их лица едва угадывались. Во многом этому мешали длинные волосы, спускавшиеся чуть ли не до пояса. Но при этом, я ни у кого не заметил бороды. Неужели научились бриться? Странно. Решили сомнительную проблему, когда вокруг и так много более серьезных неудобств. Хотя, им можно простить все. Другие люди, другие обычаи и нравы.
Сидя на рыхлой теплой земле, я пытался нащупать автомат. С оружием было как-то спокойнее. Привык уже к нему. Тяжелый прохладный металл будто защищал от неизвестности, подобно волшебному амулету. Частичка дома. Это благодаря ему я избавился от державшей меня в воздухе непонятной силы. И плевать, что патронов почти не осталось. Не в этом дело…
Однако вместо АК мои пальцы коснулись искореженного железа. Я замер, пытаясь всмотреться в глаза окруживших меня дикарей. Это какой же силой нужно обладать, чтобы так скрутить самый надежный в мире автомат? Нет, человек на подобные подвиги не способен. Без своих механизмов и приспособлений он никто и ничто.
А еще больше меня пугало их молчание. Они стояли, почти не шевелясь. Пристально смотрели, и не издавали ни звука. Десятки людей умели соблюдать абсолютную тишину. Ни сопений, ни покашливаний, ни даже шороха шкур. Словно бестелесные призраки.
Я даже попытался вспомнить какую-нибудь молитву. Вдруг поможет? Но память отказывалась подчиняться. Не удалось-таки Гамашу приучить меня в трудную минуту надеяться на Бога.
Вдруг кто-то коснулся моей ступни. Инстинктивно дернувшись, я поджал ноги. Небольшое лохматое тело, которое поначалу принял за собаку или еще какое животное, оказалось мальчишкой лет десяти. Он внимательно обнюхивал одежду, начиная с брюк, и быстро поднимаясь к воротнику куртки. Как только почувствовал на шее его горячее дыхание, над ухом раздался шепот.
- Вайнат, - проговорил мальчик, продолжая нюхать мои волосы. – Би арг ту шарге.
Даже при всем своем желании я не мог его понять. Язык совершенно чужой. Но тот факт, что дикари разговаривали, вселял в меня надежду. Если есть речь, значит, можно договориться. А это умеет любой опытный «крот».
- Что тебе надо? – спросил я также шепотом.
Мальчик на секунду замер, видимо, пробовал разобрать незнакомые слова. Затем быстро развернулся, схватил меня за ноги, и шустро потащил куда-то сквозь толпу. Люди расступались, безучастно продолжая наблюдать. Никто из старших по-прежнему не вмешивался. Что же все-таки происходит? Не хотят отбирать у ребенка новую игрушку? Ничего себе ребенок! Да он пер так, словно я весил как минимум раза в три меньше, чем на самом деле.
Оказавшись на почтительном расстоянии от своих соплеменников, мальчишка остановился.
- Вайнат, - снова сказал он, и помог мне подняться. Потом показал рукой в сторону возвышавшегося неподалеку холма, поросшего редкой сухой травой. – Спан го би деп Гэйли. Сарго би?
Я ничего не понял, но мощный толчок в спину все объяснил. Мальчишка зачем-то меня отпускал, и даже указывал на укрытие. Вот только понравится ли эта его затея другим?
Толпа быстро приближалась к нам. Люди шли молча, не делая лишних движений. Нет, так слаженно могли действовать только роботы. Но роботы не способны вонять.
- Вайнат! – почти закричал мальчишка, и я стремглав бросился к холму. Однако было слишком поздно. Спустя мгновение ноги уже молотили воздух, земля оказалась вверху. Неведомая сила снова подхватила меня, кружа и переворачивая, словно несомый бурным потоком сухой лист. Одежда вдруг ожила, и стала стальными тисками сдавливать и без того измученное тело. Швы впивались в кожу так больно, что едва не закричал.
Сквозь звон в ушах я с трудом услышал нарастающий свист, а затем яркая вспышка ударила по глазам. За ней последовал громкий треск разрывающихся зарядов. Так обычно действовали праздничные фейерверки из Китая, изредка появлявшиеся под Новый год на прилавках универмагов моей бывшей Родины.
Тиски разжались. Снова удар о землю. Кто-то потащил меня за шиворот, но внизу была уже не рыхлая почва, а холодный рифленый металл.
- Порго де лайпо сим манн форри? – раздался чужой голос. Грубый, немного с хрипотцой, но явно принадлежавший женщине.
- Я не понимаю ваш язык, - признался я. В глазах по-прежнему плыли темные круги от вспышки, и рассмотреть что-либо пока не мог.
- Ойробби? Сапирус? – продолжала говорить незнакомка. Неожиданно мне на лоб легло что-то холодное. Похоже, это была мокрая тряпка. А ведь приятно. – Непро би свап де боусс.
Я попытался мотнуть головой.
- Зря стараешься. Ни слова не понимаю.
И тут до меня дошло, что воздух вокруг довольно прохладный, без каких-либо запахов. Словно я находился в кондиционируемом помещении. Вот это уже становилось совсем интересно.
После того, как мне в глаза что-то закапали, зрение постепенно начало возвращаться. Размазанные силуэты обрели четкие формы, превращаясь в такие предметы, видеть которые здесь совсем не ожидал.
Я лежал на полу тесного помещения с низким решетчатым потолком. По стенам тянулись гирлянды проводов, перемежаясь толстыми гофрированными трубами. Кое-где выступали щитки приборов с мигающими лампочками. Прямо над моей головой торчал массивный вентиль. Наверное, так должна выглядеть изнутри подводная лодка или батискаф.
В нескольких метрах от меня, в узком кресле сидела симпатичная брюнетка. На вид не больше тридцати, с короткой прической, которую вроде как называют «каре». Чуть вытянутая форма лица и высокие скулы, кошачий разрез глаз. Одета она была в синий комбинезон с множеством карманов, на ногах сапоги со шнуровкой армейского образца. А еще на поясе заметил предмет, очень похожий на кобуру.
Еще совсем недавно я бы сказал, что такие женщины – не мой тип. Вернее, не мой уровень. Девушки с яркой, запоминающейся внешностью всегда привлекают лишнее внимание, что для меня было недопустимо. Там, на Земле, человек с моей профессией всегда должен оставаться в тени. Поэтому я давно привык искать красоту там, где она скрыта от посторонних взглядов за серой маской обыденности. Я видел то, что не видели другие, и по праву гордился этим. Мир с моей точки зрения был куда ярче.
Тем временем девушка встала, подошла к небольшой нише, и достала до боли знакомую сумку. Затем осторожно поставила на пол. Проделывая все это, она ни разу не спустила с меня своих карих глаз. Словно наблюдала за реакцией. Я не стал возражать. Незнакомка начала бесцеремонно рыться в моих вещах, будто имела на это полное право.
Когда в руках девушки возник субмар, глаза ее вдруг округлились, рот изумленно приоткрылся.
- Субмар, - проговорила она.
- Точно, субмар, - подтвердил я. На всех языках прибор назывался одинаково, и этот мир не был исключением. Такая универсальность даже вызывала уважение к его неизвестным создателям.
- Дон голт би субмар, - продолжала девушка, внимательно рассматривая прибор. – Вайт спиллянин де ранто.
Сначала мне показалось, что ослышался. Нет, она, наверное, что-то другое имела ввиду. Просто созвучное слово. Так иногда бывает.
- Ты сказала «спиллянин»? – решил уточнить я.
- Ан, спиллянин, - незнакомка быстро закивала.
- А может, ты и на его языке говоришь? – спросил я уже на спиллийском.
Минуту стояла тишина. Она смотрела на меня, нахмурив тонкие брови. Словно решала в уме сложную арифметическую задачу.
- Да, говорю, - произнесла девушка, чрезмерно растягивая слова.
Я облегченно выдохнул, и широко улыбнулся. Самый сложный этап – языковой барьер, - был преодолен. А это значит, что дальнейшее общение будет зависеть уже только от моих дипломатических способностей.
- Ну, вот, - я встал на ноги, при этом наблюдая за реакцией девушки. – Вижу, у нас к друг другу имеется масса вопросов. Я готов отвечать первым.
- Кто ты? – тут же начала она. – Откуда у тебя субмар моего деда?
- Меня…, - я хотел было назваться, но понял, что в языке «головастиков» нет подходящих оборотов речи. Свои имена они никогда никому не называют, кроме верховного божества. И ведь как-то умудряются общаться между собой.
Тогда я приложил ладонь к груди, слегка склонил голову, и представился:
- Фёст.
Девушка натянуто улыбнулась. Затем повторила мой жест.
- Гэйли, - проговорила она.
- Вот и познакомились, - сказал я, и только потом понял, что слово «познакомились» прозвучало по-русски.
Гэйли недоуменно смотрела на меня, явно ожидая пояснений.
- Ну, мы в некотором роде стали не совсем чужими друг другу. Вот, и субмар твоего деда вернул. Кстати, благодаря ему я здесь и оказался.
- Благодаря деду?
- Нет же. Благодаря субмару.
- Не понимаю, - девушка развела руками.
И тут зрачки Гэйли вдруг начали расширяться. Сквозь бледную кожу четко обозначились синие нити вен. Особенно это было заметно на лбу и висках. Девушка затряслась, закатила глаза, и упала бы на пол, если бы я ее вовремя не подхватил.
Приступ походил на эпилепсию, но вызвала его явно другая болезнь. Да уж, не успели познакомиться, а тут такие неприятные сюрпризы.
Я держал ее голову у себя на коленях до тех пор, пока она не перестала корчиться. Тело обмякло, дыхание выровнялось. Спустя несколько секунд послышалось тихое посапывание – Гэйли уже спала. Но как только решил перенести ее в кресло, как ни в чем ни бывало вскочила на ноги. Отпрыгнув на пару метров, девушка выхватила из кармана предмет, явно относящийся к огнестрельному оружию. Мне в лоб уставился тонкий, обмотанный жгутами трубок ствол.
- Кам дабо?! – выкрикнула она на своем языке. – Де рук би орготер?!
Странные перемены в поведении девушки не могли не вызвать недоумения. И я поднял руки вверх, давая понять, что не хочу причинить ей вреда.
- Я тебе не враг, Гэйли, - на спиллийском начал я. - Опусти оружие, и мы поговорим. Мы ведь так с тобой хорошо беседовали.
Глаза девушки наполнял страх. Она явно не понимала, что вокруг происходит.
- Кто ты? Как сюда попал?
Похоже, все-таки амнезия. Но язык «головастиков» она помнила, и это главное.
Не успел я ничего ответить, как над моей головой пронзительно заверещал зуммер. Гэйли дернулась в сторону, переводя ствол на небольшой круглый люк, который начал медленно открываться. В нос ударил запах прогорклого жира.
- Кон ап Сат, - девушка выдохнула и расслабилась. Но тут же вновь направила оружие на меня.
В помещение вошел грязный, одетый в серые шкуры мальчишка. Видимо, тот самый, что совсем недавно пытался мне помочь. Он внимательно осмотрел меня, шмыгнул носом и произнес:
- Арб субмар, Гэйли. Би саут эсп?
Девушка рассеянно кивнула. Затем нехотя отдала мальчишке оружие, и быстрым движением расстегнула свой комбинезон.
Меньше всего я ожидал увидеть приютившийся между ее естественных выпуклостей овальный корпус субмара. Прибор как две капли воды был похож на тот, что оставил мне «головастик». Только усики тянулись не к вискам, а уходили куда-то за спину. Она что, его никогда не снимает? Смысл носить лишний балласт вне Ледника?
Маленький дикарь ловко сдвинул крышку прибора, под которой оказалась панель с множеством кнопок. Надо же, а на вид конструкция выглядела монолитом. Что он собрался делать?
Субмар включился. Гэйли вздрогнула и, закрыв глаза, прислонилась к стене. Она стояла неподвижно около минуты. Потом встрепенулась, выдохнула, словно ныряльщик. Из правой ноздри показалась алая капля.
- Как всегда не вовремя, - извиняющимся тоном проговорила девушка, вытирая тыльной стороной ладони нос. – И на чем мы остановились? - затем она увидела мальчишку. - Это мой младший брат. Ты его уже видел там, снаружи.
- Сат, - проговорил тот, явно с трудом понимая наш разговор на спиллийском.
- Так, вы меня совсем запутали, - я замотал головой, силясь хоть как-то во всем этом разобраться. – Что все-таки происходит? Кто-нибудь ответит?
- Давай вместе разбираться, - предложила Гэйли. – Твое появление здесь не менее загадочно. Итак, кто же ты, Фёст?
Я обреченно вздохнул. Разговор предстоял долгий, и надо было решить: стоит ли доверять этим двум? Так или иначе, врагов в них я не видел. Даже не смотря на выходку Гэйли с оружием. Она больна, возможно, что и опасна в таком невменяемом состоянии. Но делала все это явно неосмысленно.
- Я из другого мира, - признался я. – Нас немного таких, кто может открывать ходы. И все было хорошо, пока не встретил спиллянина, с которым, как понимаю, вы знакомы.
- Понятно, что ты не местный, - кивнула Гэйли. – Здесь кроме диких вирналлов никто не живет. Мы сами из Лапира. Наверное, ты уже догадался. Нас трудно с кем-либо спутать. Сотни человеческих миров…
Но спокойно поговорить нам не дали. Послышался страшный лязг, будто кто-то изо всех сил бил цепями по пустым железным бочкам. Затем люк снова открылся, и моему взору предстало жуткое существо. Хотя, назвать его существом было не совсем верно. Скорее, оно походило на человекоподобного робота. Круглая блестящая голова с двумя объективами вместо глаз. Стальное тело вибрировало, и из стыков между бронированными пластинами с шипением вырывались тонкие струйки пара.
- Здравствуй, дед, - на спиллийском произнесла Гэйли. – А у нас гость.
- Он не похож на спиллянина, - проскрежетало железное «чудовище», вытаращив на меня свои линзы. Его спиллийский был куда лучше. – Почему ты говоришь с ним на этом языке?
- Он наш язык не понимает, - пожала плечами девушка. – Кажется, он пришел из Внутренней Сферы.
- Еще один?! – взревел дед. – Но он же человек. Он не мог там физически существовать. Чушь! Головастый пришелец – это вполне возможно. Но людям во Внутреннюю путь заказан.
Я внимательно слушал специально предназначенный для моих ушей разговор, и ничего больше не понимал. Вернее понимал, что вконец запутался. А ведь хотелось-то как раз наоборот.
- Он вернул твой субмар, - Гэйли протянула деду вытащенный из моей сумки прибор. – Ни это ли доказательство?
- Чушь! – не сдавался тот. – Я верю в науку и в подтвержденные ею факты! Он не мог там существовать! Никак!
- А вы меня бы спросили, - нерешительно посоветовал я. – Глядишь, ситуация и прояснится.
-Ну? – железный дед подошел ко мне настолько близко, что я ощутил идущий от его тела жар. – И откуда же ты явился?
- С Земли.
- Зем-м-мля, - словно пробуя слово на вкус, протянула Гэйли. - Не знаю такого мира. А ты слышал о нем, дед?
Дед молчал. Мне даже показалось, что его тело стало меньше трястись.
- Название на твоем родном языке? – после минутной паузы спросил он.
- На русском, - кивнул я. – Иногда ее зовут Терра.
Дед окончательно затих, и сел прямо на пол. Мальчишка, до сих пор сидевший в кресле и не вмешивавшийся в разговор, подскочил к нему с проводом в руках.
- Похоже, не обманул спиллянин, - донесся из глубины железного тела скрипучий голос. – Надо проверить нашего гостя на чистоту ДНК, Гэйли. Если все подтвердится, мы избавимся от синдрома Траума до конца. Мы будем здоровы!
- Только пообещай мне, что не будешь делать громких заявлений, - нахмурилась девушка. – Я-то тебя знаю. В ваших кругах принято хвастаться открытиями. Но не забывай про Наследников. Если они узнают…
- Не узнают, - уверенно заявил дед. Его тело вновь принялось сочиться струйками пара. – Только через мой труп.
- Глупое заявление, - девушка состроила недовольную мину. – Особенно в твоем теперешнем положении. Сколько раз тебя разрушали? Семь? Или семнадцать?
- Двадцать три, - признался тот.
- Вот видишь. Может, хватит уже? Твои восстановления нам дорого обходятся.
- Не дороже твоих сомнительных исследований, - парировал дед. – Давай еще и энергозатраты подсчитаем. Или мечтаешь меня оставить в капсуле навсегда?
- Если потребуется для твоей безопасности, то несомненно, - не сдавалась Гэйли.
- Ран де би голс прен, - дернул сестру за рукав мальчишка. – Нап рук абит?
Видимо, Сат сказал что-то важное, так как и дед, и его внучка резко замолчали. Потом Гэйли достала из стоящего на стеллаже контейнера тонкую стеклянную трубку и подошла ко мне.
- Ты не возражаешь, если я возьму у тебя каплю крови, Фёст? – спросила она.
- Если это так необходимо, - пожал я плечами.
- Ты даже не представляешь, насколько необходимо.
- Тогда бери.
Она ткнула меня за ухо, и я едва не вскрикнул. Укол был довольно болезненный.
- Если подтвердится твое происхождение, мы сможем, наконец, победить проклятье Отца. Ты сам видел, насколько оно неприятно. С возрастом приступы случаются все чаще, и сохранить свое изначальное тело становится все сложнее.
- И сколько людей болеет? – спросил я, пытаясь нащупать ранку.
- Все, - Гэйли сунула мне в руку смоченный чем-то пахучим ватный тампон. – Все люди. Во всех мирах. Кроме единственного места, по древним легендам называемого Террой. Когда Отец изгнал детей своих из Эдема, он наложил на них жестокое проклятие, названное впоследствии синдромом Траума. И только самого любимого сына, Арама, не стал наказывать. Но Арам бесследно исчез. В древних преданиях говорится, что его вместе с одной из сестер забрали существа, похожие на двуногих ящериц. И где-то во Внутренней Сфере есть заповедный мир, где живет род его, свободный от отцовского проклятия.
- Я вполне здоров, - немного ошарашенный такой библейской трактовкой, я искоса поглядывал на сидящего на полу железного деда. Сат все-таки воткнул ему в спину провод, скорее всего, необходимый для подзарядки аккумуляторов.
- Даже не знаю, радоваться или плакать, - вдруг призналась девушка. - Просто есть те, кто считает себя истинными Наследниками. Они очень опасны, и погубили на своем пути десятки миров. Если им станет известно о тебе…
- Поживем – увидим, - вздохнул я, стараясь не слишком всерьез воспринимать услышанное от Гэйли. Но это плохо получалось. Внутри меня все-таки затаилась смутная тревога.
Поживем – увидим, девочка. Поживем – увидим. А вот сколько поживем?

Сообщение отредактировал Верник: 21:46:53 - 07.05.2012

[Abver]

12 нормальных по объему глав - это серьезное достижение. Никогда не хватало терпения на такие масштабные труды.

[Верник]

13. На пороге Дома.

Мы говорили. Долго. Возможно, часа четыре или пять. И под конец этого разговора, больше всего походившего на лекцию, читаемую Эрголом, - так звали железного деда, - я начал понимать, что все мои представления о Вселенной до этого не стоили и выеденного яйца. Да, космос. Да, межгалактическое пространство, и астрономические расстояния в сотни, тысячи световых лет. Бездна, пронизанная смертоносными излучениями. И чтобы ее покорить, нужно всего лишь стать пучком фотонов. Право, такая ерунда.
На Земле люди бредили полетами к звездам, строили громоздкие космические корабли для освоения орбиты собственной планеты. Американцы якобы высадились на Луну, а Китайцы начали программу по изучению Марса. А что толку? Миллиарды потраченных денег, вложенных в ничто, в заведомо провальный проект.
Интересно, они догадывались, что выбрали тупиковый путь?
На самом деле все миры тесно связаны между собой, и в общей массе представляют некую систему, которая называется Сфера Мироздания. Внутри Сферы находятся планеты, население которых не относится к человеческой расе. Туда же входят необитаемые планеты.
Люди остались за ее пределами, и почему так произошло, никто толком не знает. Как объяснил Эргол, есть распространенная легенда, будто Отец настолько разгневался на непослушных детей своих, что раз и навсегда отделил от Сферы. Ведь созданы мы по образу и подобию не только внешне, но и в каждом из нас присутствует частичка божественной сущности. А такими созданиями невозможно управлять.
Была и вторая версия, более пессимистичная. Ее мало кто принимал, ибо в ней Отец упоминался не самым лучшим образом. По крайней мере, в Лапире даже официально запретили подобные публичные рассуждения. Кому приятно слышать, что ты всего лишь отбракованный генетический мусор? Изгои, без права вернуться домой. Несостоявшаяся раса наследников Эдема – уникального мира-лаборатории, дающего безграничные возможности.
Однако были и такие, кто полностью верил в эту мрачную легенду. Они звали себя Истинными Наследниками. Коалиция трех могущественных миров, посвятивших тысячи лет своей истории кровавым походам в поисках мифического Эдема. Тоталитарное общество с очень сложной системой, понять которую я так и не смог. Все бы ничего, но в одну из их священных обязанностей входила чистка того самого генетического мусора, кем являлись все прочие представители человеческой расы.
И вот однажды произошел прорыв Внутренней Сферы. Единичный случай, заставивший всех вздрогнуть. Оказалось, нерушимый барьер не такой уж прочный. Кто и когда допустил ошибку, благодаря которой случился контакт? Мало верилось, что один маленький спиллянин мог самостоятельно пробиться. Здесь имело место быть что-то совсем другое.
Эргол уверял, будто сам факт такой возможности появился именно в момент, когда ящеры забирали Арама. Произошел спонтанный сдвиг пространства, обозначивший некую прореху в его ткани. Или не спонтанный? Кто-то помог?
Вот если бы люди по эту сторону знали про Ледник, то наверное, могли ответить на многие вопросы. Да, они имели возможность перемещаться между мирами, но использовали совсем другую технологию. Когда мы начали обсуждать это, вскоре выяснилось, что ни я, ни Эргол, и уж тем более Гэйли, не можем друг друга понять. Мои новые знакомые отказывались верить, что я путешествовал при помощи субмара и ледяной аномалии. Девушка даже рассмеялась, и назвала меня дикарем. Не в обиду, конечно. Но как еще думать, если где-то в глубине ее корабля находится обычный генератор, создающий пространственный тоннель? Они зовут это «проколом», но суть-то не меняется. Если бы кто-нибудь сказал, что может летать на мясорубке или смотреть футбол по чайнику, то ему нужно было бы долго меня уговаривать не вызывать ребят в белых халатах. Для каждой проблемы есть свой традиционный способ решения, и никак иначе.
А я вот летал на мясорубке. Вернее на приборе, созданном для облегчения жизни бедолагам, страдающим от синдрома Траума. Каждый из людей Внешней Сферы носил на себе субмар, призванный записывать память хозяина, чтобы после очередного приступа амнезии вернуть воспоминания обратно. Я видел его действие на Гэйли, и очень тогда удивился. А оказалось, субмар использовался в соответствии с инструкцией.
Но факт оставался фактом. Я летал на мясорубке, и вместе со мной летали еще десятки «кротов» Земли. Не говоря уже о представителях других рас, которые, собственно, принесли нам субмары и научили ими пользоваться. Тут невольно вспоминается история про туземцев и стеклянные бутылки. Для кого-то емкости, а для других – подарки Богов.
Когда я попытался выяснить у Эргола принцип действия субмаров, то меня поджидал еще один сюрприз.
- А что ты удивляешься? – железный дед выпустил очередную струю пара. – Наша цивилизация существует за счет ресурсов, оставленных Отцом. Какой смысл что-то изобретать, когда все это уже есть? Бери и пользуйся.
- А как же любопытство? – не сдавался я. – Именно оно всегда двигало прогресс.
- У вас всерьез так принято считать? – удивилась Гэйли.
Я не успел ничего ответить, как Эргол вдруг вскочил на ноги и принялся размахивать своими стальными ручищами.
- Любопытство?! – взревел он. – Да все любопытные погибли еще в самом начале! Вся наша история утонула в крови тех, кто желал разобраться в доставшейся нам технике. Подарки Отца нельзя разбирать, иначе следует суровое наказание. Поэтому в процессе естественного отбора мы научились самому важному – осторожности.
- То есть получается, вы ничего не производите, - подытожил я. – Странная позиция для людей.
- Почему же странная? - Гэйли растерянно посмотрела на деда. – Мы производим…
Тут девушка замялась, видимо, так и не сумев найти подходящий аргумент. Но Эргол решил прикрыть ее промах.
- Не морочь девчонке голову, - проскрежетал он. – Я и мои внуки занимаемся исследованиями. Разве это не производство? Научный труд бывает неимоверно тяжелым.
- Вот Сат уже три месяца живет среди вирналлов, - подхватила Гэйли. – Ты сам видел, насколько опасны эти дикари. А ведь они в некоторой степени тоже люди, только с необыкновенно развитыми психокинетическими способностями.
- Так это они меня в воздух поднимали? – догадался я. Подобный вариант даже в голову не приходил. Да и вообще, на Земле мало кто верил в скрытые возможности человека.
- Совершенно верно, - согласился Эргол. – Мы давно изучаем этот удивительный феномен, но, к сожалению, недалеко продвинулись в своих исследованиях. Они чуют за несколько километров любую электронику, и всячески пытаются ее уничтожить. Пришлось вести прямые наблюдения с помощью Сата.
- Хороший мальчик, – я с некоторым уважением посмотрел на задремавшего в кресле мальчишку. Он свернулся в клубок, и в своей меховой одежде был похож на большого серого кота. – Неужели ему не страшно?
- Сат привык, - проговорила Гэйли, бросив на спящего брата заботливый взгляд. Потом подошла к стене, и со страшным скрипом выдвинула некое подобие лежака. – Поможешь его перенести?
Я кивнул. Бережно взял на руки довольно тяжелое тельце, и аккуратно уложил на койку. Сат даже не шевельнулся.
- Устал, бедный, - Гэйли погладила мальчишку по грязным всклокоченным волосам. – Трудно сегодня пришлось. Ты нам всю программу сбил своим появлением. Повезло, что вирналлы не могут управлять живыми тканями, иначе они просто остановили бы твое сердце или смяли мозг. А так, обычно забавляются с одеждой, заставляя ее душить своего хозяина.
- Но я ведь ничего не знал ни о вас, ни об этом мире, - мои попытки оправдаться выглядели до жути нелепо. – Еще раз спасибо, что спасли.
- Гэйли на твое спасение извела последние запасы свето-шумовых гранат, - то ли с упреком, то ли с иронией проговорил Эргол. – Теперь Сата нельзя отпускать. Иначе, случись что, вытащить его уже не получится. Надо возвращаться в Лапир.
- Значит, будем возвращаться, - согласилась девушка. – У нас также заканчиваются вода и пищевые концентраты. Ты готов посетить наш дом, Фёст?
- А есть другие варианты? – пожал я плечами.
- Боюсь, что нет, - ответил Эргол. – Ты слишком ценный экземпляр, чтобы тебя отпускать.
Спустя секунду из недр его железного тела раздался такой жуткий скрежет, что у меня даже зубы заныли.
- Тише, дед, - зашипела Гэйли. – Своим смехом Сата разбудишь. Дай хоть пару часов поспать мальчишке.
- Все, молчу, молчу, - успокоился тот. – Что ж, начнем готовиться к отлету? Тем более, у нас в экипаже пополнение. Хоть батареи наконец-то нормально зарядим.
- Хочешь его подключить? – девушка мотнула головой в мою сторону. Я сразу почуял неладное. Что-то странное они затевали.
- А чего зря балластом будет лететь? – проговорил Эргол, и открыл у себя в передней части тела небольшую, размером с блюдце круглую крышку. Внутри отверстия что-то зашевелилось, а затем на свет неспешно выползло непонятное создание цилиндрической формы на стальных паучьих лапах. Оно лениво спрыгнуло на пол, постояло с минуту на месте, словно изучая обстановку вокруг, и потом шустро забралось на панель управления. Спустя мгновение нечто уже исчезло в недрах пульта, захлопнув за собой крохотный лючок. А механическое тело деда рухнуло на пол мертвой кучей металлолома.
- Что это было? – заворожено спросил я, не в силах отвести взгляда от того места, где недавно скрылось создание.
- Всего лишь капсула, - махнула рукой Гэйли. – Придет время, и ты все узнаешь. Слишком много информации за один раз. У тебя несварение будет.
Девушка натянуто улыбнулась, и я не стал больше ничего спрашивать. Действительно, всему свое время. И так уже голова кругом шла.
- Иди сюда, - Гэйли потянула за рукав, и пришлось сделать пару шагов в ее сторону. Затем уверенным толчком она прижала меня спиной к стене. В ту же секунду я вдруг почувствовал, как мои руки и ноги обхватывают металлические зажимы.
- Так надо, - девушка встала рядом со мной, и ее конечности тоже оказались в оковах. – Челнок должен подзарядиться. А человеческое тело – самый универсальный источник энергии. У вас разве по-другому?
- Мы в основном электричество используем, - немного успокоившись, ответил я. – Еще атомную энергию.
- Атомную? Что это?
- Всему свое время, - я подмигнул ей, и вдруг ощутил, как в месте контакта кожи с металлом началось легкое покалывание.
- Запускаю двигатели, - раздался откуда-то с потолка голос Эргола. Затем стена, к которой мы были пристегнуты, ощутимо завибрировала. – Открыть экран?
- Открой, - согласилась Гэйли. – Фёсту интересно будет посмотреть.
В следующее мгновение пол раскрылся лепестками диафрагмы, и я увидел стремительно уносящуюся вниз поверхность планеты.
Мне приходилось летать на самолете, и не раз. Но здесь ощущения были совсем другими. Почему-то совсем не чувствовались перегрузки, хотя и без них захватывало дух.
Вскоре под нами оказались уже знакомые три круглых валуна, где я не так давно прятался. Зависнув над ними, челнок начал снижаться.
- Маяк, - пояснила девушка. – Обозначает точку прокола. Они есть во всех мирах.
Я кивнул. Вот, значит, для чего нужны эти булыжники.
И затем окно залило яркое белое пламя. Мы проваливались в пустоту.

Это был самый приятный переход из всех, что мне удалось испытать. Словно кто-то большой и добрый бережно взял на руки, и осторожно перенес туда, где суждено оказаться. Именно так заботливые родители относят в теплую уютную постель внезапно уснувшего за игровым столом ребенка. Я ждал от нового мира чего угодно, но только не такого теплого приема. Даже очищенный воздух челнока вдруг наполнился запахами из тех далеких дней, когда все вокруг было большое, а люди чаще улыбались.
Пахло домом.
Какая странная иллюзия. И необычайное спокойствие на душе. В тот момент я забыл обо всех своих невзгодах. Чужой мир, но такой близкий, родной. Наверное, на моем месте подобные ощущения испытал бы любой пришедший сюда человек с Земли. С планеты, которая считалась здесь мифом.
Ну, здравствуй, колыбель человечества!
- Ты в порядке, Фёст? – Гэйли уже освободилась от своих креплений, и стала помогать мне.
- Да, все хорошо, - ответил я, нехотя прогоняя чувство эйфории. – Мы на месте?
- Сам посмотри, - проговорила девушка, указывая на прозрачное окно пола. – Лапир. Ну, разве он не прекрасен?
Под нами величаво проплывали посаженые рядами охристо-желтые деревья. Их кроны едва касались друг друга, и между ними мелькали пестрые крыши каких-то построек. Несколько раз появлялись почти идеально круглые зеркала озер, усыпанные крохотными разноцветными черточками. Неужели лодки?
- У вас что, осень? – спросил я, и вдруг понял, насколько глупо прозвучал вопрос. Ведь местная флора совсем не обязана иметь зеленый цвет листьев. Мне даже приходилось бывать в таких мирах, где деревья представляли собой причудливо выросшие кристаллы, а поверхность планеты ощетинивалась тонкими иголками травы. Но то был мир, где до меня не ступала нога человека. Там люди не смогли бы жить.
- У нас зима, - ответила Гэйли, загадочно улыбаясь. – Мое любимое время года.
Рыжие кроны деревьев вдруг начали быстро приближаться. Челнок шел на посадку. Еще минута, и окно исчезло за сдвинувшимися лепестками диафрагмы, возвращая полу прежний вид. Затем едва ощутимый толчок возвестил о конце полета.
- Добро пожаловать домой, - раздался из неоткуда голос Эргола. – Гэйли, помоги капсуле.
- Хорошо, дед, - девушка подошла к развалившемуся возле пульта металлическому телу, с трудом перевернула, и открыла на его груди люк.
- Давай помогу, - встрепенулся я, увидев, как на приборную панель выползло паукообразное создание. Вспомнив, насколько долго оно перебиралось в прошлый раз, решил ускорить процесс. Я готов уже было взять его на руки, но вдруг увидел глаза Гэйли, круглые от удивления и ужаса.
- Ло-о-од! – истошно закричала она, молниеносным броском сбивая меня с ног. И в тот же миг что-то раскаленное чиркнуло по щеке, вызывая жуткую боль.
Лежа на полу, придавленный сверху стройным, но тяжелым телом девушки, попытался дотронуться до пострадавшей щеки. Ее будто жгло огнем. Когда поднес ладонь к глазам, то увидел на ней кровь.
- Сумасшедший! – вскипая от негодования, воскликнула Гэйли, продолжая восседать на мне. – Никогда! Запомни! Никогда не приближайся к капсуле ближе, чем на метр! Она же глупая машина. И дед тут вовсе не причем. Она просто защищает его.
- Эта штука могла меня убить? – все еще находясь в шоке, спросил я, опасливо посматривая на маленького металлического монстра. Тот все еще стоял в боевой стойке, изучая меня своими черными зрачками объективов.
- И убила бы, - кивнула Гэйли, осторожно отползая в сторону. Я облегченно вздохнул. – Не делай резких движений. Дай ей успокоиться.
Я лежал на полу до тех пор, пока жуткое создание не скрылось внутри тела деда, и тот вновь поднялся на ноги, выпуская в потолок свистящую струю пара.
- Что здесь произошло? – Эргол явно был не в курсе случившегося конфликта.
- Этот безумец хотел схватить капсулу, - ответила девушка, и ткнула рукой в сочащийся дымом оплавленный след на стене.
- Действительно, безумец, - согласился дед. – Ну, что ж, повезло тебе, мой любознательный друг. Добро пожаловать в наш мир.
А затем Эргол разразился своим странным скрипучим смехом.
- Кан ги спот?
Я обернулся, и увидел Сата. Мальчишка тер кулаками глаза, при этом продолжая зевать. Похоже, Эрголу удалось-таки его разбудить.
- Кеунд би, Сат, - Гэйли погладила брата по голове. – Стреут терг сам. Вер син дорбо?
Сат вяло кивнул и поплелся в сторону небольшой овальной двери, ведущей, скорее всего, в санузел. После того, как он скрылся, девушка посмотрела на меня серьезным взглядом, словно оценивала нанесенный капсулой ущерб. Затем цыкнула на продолжавшего хихикать деда. Тот замолчал.
- Надо срочно найти тебе субмар, - произнесла Гэйли, прикладывая к моей щеке прохладный металлический диск. Резко пахнуло озоном, и боль стала значительно меньше. – Иначе быть беде.
- Зачем мне субмар? – от неожиданности я дернулся, и щеку вновь обожгло пламя. – Ведь сказал же, что здоров. Нет у меня вашего синдрома Траума.
- Дело не в этом, - девушка встряхнула диск, и снова приложила к моей ране. – Субмар нужен не только во время приступов болезни. Иногда происходят вещи гораздо хуже. И тогда он сможет тебя спасти.
- Каким образом?
- Тебе лучше не знать, - вступил в разговор Эргол. – И моли Отца, чтобы это не случилось раньше положенного срока.
Тем временем вновь появился Сат, и дед сразу замолчал. Почему-то он не хотел обсуждать эту тему при мальчишке, даже не смотря на то, что тот ни слова не понимал на спиллийском.
- Ну, пошли на выход, - Эргол потянул торчащий из панели управления огромный рычаг, и многочисленные огоньки на ее поверхности тот час погасли. Лампы на потолке мигнули, свет начал меркнуть, постепенно погружая помещение в полумрак. И только над круглым люком продолжал мигать тусклый сигнальный огонек.

[Верник]

Глава 14. О вечной жизни, страхе и боли…

В этом мире действительно была зима. Мы шли от посадочной площадки, где приземлился челнок, и почти по колено проваливались в глубокий рыхлый снег. Почти как на Земле, только он был янтарного цвета. И листва на деревьях оказалась вовсе не желтая, а пепельно-серая. Просто ее покрывали снежные шапки, отчего при взгляде сверху создавалась иллюзия осеннего леса. Морозный воздух обжигал ноздри, но это был настоящий холод, не такая фальшивка, как в Леднике. Моя летняя одежда от него совсем не защищала, и вскоре я начал стучать зубами.
- Пока поживешь у нас, - проговорила Гэйли, указывая рукой на стоящий впереди стеклянный прямоугольник дома. – А там уже разберемся. Места хватит.
- Эх, как дорогу-то замело, - проскрежетал идущий позади нас Эргол. Он нес на плече Сата и, судя по его бодрому шагу, снег ему трудностей не доставлял. – Отсутствовали не так уж долго, а жилье совсем запущено. Ладно, сейчас возьму лопату…
Прозрачная дверь легко поддалась под могучими железными ручищами деда, и мы вошли внутрь дома.
Постройка только снаружи казалась сделанной из стекла. На самом деле сквозь стены не проникало ни лучика света. Да и окна, как таковые, отсутствовали. Едва Эргол ступил на порог, вверху вспыхнули яркие лампы, тянущиеся вдоль стен стройными рядами. Затем в лицо ударила волна теплого воздуха.
- Сейчас прогреется, - сказала Гэйли, направляясь к встроенному в стену шкафу. На ходу она скинула свой комбинезон, и осталась совершенно голой. Она явно не смущалась своей наготы, да и Эргол с Сатом не обращали на нее внимания. Только я один пялился на красивое, белое как мрамор, молодое тело. Боже, она была идеальна…
- Все бы отдал, чтобы вновь побывать в душевой кабине, - всхлипнул Эргол после того, как девушка взяла полотенце и скрылась за соседней дверью. Сат тоже куда-то исчез. – Ну ничего, придет и мой день. Я еще погрею кости под лучами Каррисы.
Мы находились с Эрголом вдвоем, и это был самый подходящий момент, чтобы задать один из мучавших меня вопросов, и я задал:
- Как случилось, что ты оказался в железном теле?
Эргол минуту молчал, потом произнес:
- Меня убили, Фёст. Снесли голову «серебреной струной» еще в молодости. Это мучительно больно потерять тело, данное Отцом. Самое страшное несчастье, которое может произойти с человеком, чьи жизненные силы еще не покинули его естественным путем. Когда приходит время, то совсем не жалко… Это уже необходимость. Но только не раньше срока…
- Так значит, твой мозг успели спасти? – продолжал допытываться я, усаживаясь на стоящий посреди помещения мягкий диван. Под обивкой что-то зашевелилось, подстраивая подушки под мою фигуру.
- Нет! – неожиданно рыкнул дед. – Живые ткани невозможно спасти. Только эндофоллу. То, чем ты являешься на самом деле. Твое истинное Я, без слабой телесной оболочки.
- Мы называем это душой.
- Какая разница, как называть, - Эргол хлопнул рукой себя по груди, и это походило на удар молота о наковальню. – Суть-то не меняется, Фёст. Мы научились правильно использовать подарки Отца слишком поздно. Тысячи людей уже не вернуть никогда…
И тут железный дед вдруг задергался, в потолок ударила мощная струя пара. Спустя несколько секунд он со страшным грохотом рухнул на пол.
- Что стряслось? – Гэйли стояла на пороге душевой, полотенцем вытирая волосы. Мой взгляд уперся в ее маленькие, с темными точками сосков груди, затем скользнул по животу. Она перестала вытираться, подошла к Эрголу и открыла тот самый лючок, через который вылезала капсула. Потом посмотрела на меня.
- В чем дело, Фёст? – в ее глазах мелькнула тень тревоги. – Со мной что-то не то? Почему ты так странно смотришь?
Я стоял, чуть ли не раскрыв рот, и чувствовал себя полным идиотом. От сладковатого аромата, исходившего от ее тела, закружилась голова. А ведь когда последний раз я был с женщиной?
- Что с Эрголом? – задал встречный вопрос, что бы хоть как-то абстрагироваться от ненужных сейчас мыслей. Что же я так смотрю на нее? А как еще может смотреть мужчина на стоящую перед ним обнаженную красивую молодую женщину?
- Все тот же синдром Траума, - махнула рукой девушка. – Проклятье Отца. От него не спасает даже железная оболочка. Дед говорит, что причина кроется гораздо глубже, чем ошибка в генетическом коде. Да что ты на меня так глядишь?!
Я моментально отвел взгляд, чувствуя, что начинаю краснеть.
- Оденься, - посоветовал ей. – У меня на Родине не принято ходить голыми.
- А что в этом такого? – удивилась Гэйли, все же оборачивая полотенце вокруг бедер. Да уж, земная женщина закрылась бы гораздо выше талии.
- Законы этики, - ответил я. – Разнополые люди не должны видеть друг друга голыми. По крайней мере, пока не станут жить вместе.
- И что? – вновь не поняла девушка. – Мы все живем вместе, под одной крышей. Что в этом такого страшного, если у тебя красивое молодое тело? Все должны видеть эту красоту. Пусть восхищаются.
- А как же инстинкт размножения? – решил напрямую пойти я. – При виде такой вот красоты некоторые мужчины могут просто не сдержаться.
- Какой инстинкт? – приподняла бровь Гэйли. – Размножения? Ты хочешь сказать, что на Земле люди размножаются? Да еще естественным путем?
- Конечно, - кивнул я.
- С ума сойти, - заворожено прошептала она. – Дед не поверит, когда очнется. Это же просто невероятно.
- Что здесь невероятного?
- Сам факт возможности… иметь детей, - Гэйли на миг закрыла глаза, и я было решил, что у нее тоже начался приступ. Но на сей раз обошлось.
- А как же Сат? – после ее слов мне стало жутко интересно узнать, откуда же появился мальчишка. – Твой брат ведь ребенок.
- Ребенок, - невесело усмехнулась она, махнув рукой. – Вечный ребенок. Сат один из счастливчиков, которому досталось настоящее, хоть и незрелое тело. Представляешь, как ему дед завидует?
Я кивнул.
- Значит, у Эргола все-таки есть шанс обрести плоть?
- Один из миллиона, - Гэйли вытащила из шкафа легкий белый халат и накинула его на плечи. Влажное полотенце она небрежно отправила в угол комнаты. – Возвращать себе полноценные тела могут лишь Наследники. Мы об этом узнали десять лет назад, если придерживаться спиллийской шкалы времяисчисления, когда на Эфарбе случайно наткнулись на их потерпевший аварию линкор. Он был первый, и до сих пор единственный, найденный в относительно целом состоянии. Обычно Наследники сами разрушают всю свою технику, чтобы не попала в чужие руки. А тогда мы от неожиданности даже растерялись. И вот, когда проникли в один из отсеков, обнаружили внутри систему, очень похожую на инкубатор. Под стеклянными колпаками зрели наполовину сформировавшиеся тела погибших членов экипажа. Поэтому если предположить, что несчастье произошло часов пять назад, процесс воссоздания не так уж долог…
- И вы воспользовались инкубатором? – предположил я.
- Нет, на нас напали, - продолжила Гэйли. – Ведь знали, что малейшее любопытство всегда наказывается, и все равно пошли. А там - ловушка. Те, кто стоял ближе к колпакам, упали почти мгновенно, изрезанные смертоносными лучами. Среди них был и Сат. Остальным удалось спастись. Похоже, системы безопасности линкора уже не могли нормально работать. Повезло…
Я смотрел на нее, и пытался поймать случайный взгляд. Мне просто хотелось понять. Гэйли рассказывала эпизод из своей жизни, причем эпизод не самый приятный для воспоминаний. Жестокие ловушки, гибель брата… О подобном хотелось бы забыть навсегда.
Но я чувствовал ее внутренний восторг. Будто девушка делилась впечатлением после просмотра интересного кинофильма или сеанса компьютерного военного симулятора. Для нее жизнь была словно игра, которую всегда можно продолжить. Правда, уже в железном гробу в виде уродливого робота. И это не худший вариант, по крайней мере, с точки зрения уязвимого землянина. Наверное, нужно просто не бояться смерти, чтобы понять людей этого мира. Людей, над которыми не властна старуха с косой. Интересно, каково это – быть бессмертным?
- Уж не знаю, каким чудом, но инкубатор распознал наши капсулы, - голос Гэйли вновь ворвался в мои мысли. – Эндофоллы Сата и еще пятерых погибших оказались перемещены в новые тела. Только вот дозреть им уже не дали. Система окончательно вышла из строя. Вот так в Лапире появились первые дети.
- Каково это – быть бессмертным, Гэйли? – спросил я.
- Страшно, - ответила та. – Говорят, что бессмертному в первый раз очень страшно умирать. И очень больно.
Страшно и больно… Надо же, всего лишь мгновение, временные неприятности, а она говорит так, будто в самом деле жизнь заканчивается. И не будет никакого «после». А ведь Эргол тоже говорил, как ужасно больно потерять тело, данное Отцом. Только о какой боли он говорил? Скорее всего, дело не только в физических страданиях.
- Сколько вы живете? – решил уточнить я. – Твой дед упоминал, что ваши тела все же стареют. И если взять в расчет отсутствие рождаемости, то выходит…
- Изначально нас было семьсот тысяч, - с грустью в голосе ответила Гэйли. – Осталось меньше половины. Мы слишком поздно научились быть по-настоящему бессмертными. А ресурс наших тел действительно не вечен. Отец дал нам жизнь сроком в три десятка спиллийских столетий, но, как правило, она делится на несколько отрезков памяти. Дело в том, что человеческий мозг рано или поздно очищается, сбрасывая накопленные знания и опыт. Мы не знаем, в чем причины. Возможно, сказываются частые приступы Траума. Или в самом деле Отцом была допущена какая-то ошибка, и наш срок должен быть в разы меньше. А на Терре сколько люди живут, Фёст?
Я внимательно посмотрел в ее глаза, предвкушая увидеть в них буйную реакцию на свой предстоящий ответ.
- Сто земных лет – это предел, - произнес я, с удовольствием замечая, как брови девушки поползли вверх. – Сто пятьдесят по меркам Спилла. Но до такого возраста доживают единицы. В среднем – шестьдесят-семьдесят лет. Да и то, к этим годам тело становится настолько дряхлым и больным, что все существование сводится только к ожиданию смерти.
- Это вполне нормальный естественный процесс, - отстраненно проговорила Гэйли. Она явно о чем-то думала. – В том случае, если исправно работает репродуктивный механизм. Старые должны умирать, чтобы дать дорогу новому поколению. Все правильно. Значит, все подтверждается. Мы – генетический мусор с рудиментами вместо органов размножения…
- Не смей произносить это вслух! – вдруг послышался строгий голос Эргола. Железный дед, скрипя несмазанными суставами, тяжело поднялся на ноги. Струи пара обдали спинку дивана. – Есть закон, и не стоит его нарушать. Мы же договорились, Гэйли. Так?
- Да, дед, - нехотя согласилась та. – Буду молчать.
- Вот и ладно, - проскрежетал Эргол, направляясь к выходу. – Будет подходящее время и место, еще вернемся к этому разговору. А сейчас отдыхайте. Я займусь расчисткой снега, а вы можете пообедать. Мне это удовольствие пока недоступно.
Выждав некоторую паузу, дед скрылся за дверью. Гэйли странно посмотрела на меня. Спросила:
- Ты голоден?
- Есть немного, - соврал я. На самом деле желудок уже давно изнывал от предвкушения встречи с нормальной пищей.
- Тогда, есть предложение, - встрепенулась Гэйли. - Я видела у тебя в сумке несколько круглых металлических емкостей. В них еда?
- Консервы, - кивнул я. – Не самый лучший вариант. Это провизия на экстренный случай.
- Все равно годится, - глаза девушки лихорадочно заблестели. – Приготовим обед, сочетающий твои консервы и нашу синтетику. Посмотрим, что получится.
Кухонный аппарат долго соображал, явно не ожидая познать натуральное, хоть и второго сорта мясо. Затем выдал в тарелку однородную серую массу. Помещение сразу наполнилось пряными ароматами восточной кухни. Если верить запаху, получилось вполне неплохо. По крайней мере, не хуже перловки с тушенкой.
Я вообще заметил, что люди в Лапире не стесняли себя маленькими индивидуальными помещениями в виде отдельных комнат. Что в челноке, что в доме было одно основное жилое пространство, включающее в себя и зону отдыха, и кухню с гостиной. Удивительно еще, что туалет и душевую по какой-то случайности отделили. Наверное, из-за амбре первого, и излишней сырости второй. В подобном образе жизни явно проглядывали тени из далекого прошлого, из первобытнообщинного строя моих земных предков. Интересно, было ли здесь нечто подобное?
Когда наша стряпня была разложена по тарелкам, и мы уже приготовились было вкусить сей кулинарный изыск, появился Сат. Он тщательно принюхивался, водил носом, явно соблазненный вполне аппетитными запахами.
- Конт би, Сат, - Гэйли кивнула на один из пустых стульев. После чего наполнила еще одну тарелку.
- Пар глин до самбоно? – мальчишка сел за стол. Приступил к еде, окуная пальцы в серую кашу. Столовых приборов здесь не использовали, все ели руками, предварительно вытерев их влажным полотенцем.
Я достал алюминиевую вилку с чуть погнутыми зубцами, прошедшую со мной через все радости и невзгоды долгих скитаний по чужим мирам, и под заинтересованные взгляды со стороны хозяев дома начал трапезу.
- Удобно? – немного погодя спросила девушка, косясь на диковинный предмет.
- Очень, - ответил я, продолжая поглощать пищу.
- Дашь попробовать?
Я пожал плечами, вытер вилку о полотенце, и протянул Гэйли. Та неумело взяла ее в руку, покрутила. Затем, подцепив немного каши, сунула в рот.
- Оу! - каша полетела на стол, забрызгивая всю полированную поверхность. – Больно!
Я рассмеялся. Даже не думал, что вилкой так просто уколоть себе язык. Наверное, ей стоило начинать с пластмассовых вилок для младенцев.
Вернув мне обратно столовый прибор, девушка продолжила есть традиционным способом. У нее это получалось намного удачнее.
- Кстати, Сат пригласил тебя завтра покататься с ним на самбоно, - проговорила Гэйли, когда ее пустая тарелка полетела в утилизатор. Мыть посуду в этом доме явно было не принято. – Это очень забавно. Пойдешь?
- Самбоно? – я перестал жевать. Вопрос застал меня врасплох. – Что это?
- Один из видов зимних забав, - улыбнулась девушка. – Тебе должно понравиться.
- Ну, раз должно… - я вновь пожал плечами. – Почему бы и нет? Хотя…
Я замер, уставившись на Гэйли.
- Что-то случилось? – встревожилась та.
- Как я с ним общаться буду? Он же спиллийский не знает. Так что, придется тебе составить нам компанию.
- Придется, - Гэйли тяжко вздохнула. – Тогда нужно хорошенько отдохнуть. Челнок выжал из меня последние силы. А ты как?
- Держусь пока, - соврал я. На самом деле едва держался на ногах. Сказались ли стрессы и суета последних дней, или летающая машина действительно хорошо подзарядилась за счет меня, - не столь важно. Просто я готов был сейчас отдать все за теплый угол и клочок одеяла.
- Мы должны спать, - с умным видом заявила девушка, протягивая мне свернутую в рулон металлизированную ткань. Неужели постельное белье? – Пока еще можем себе это позволить.
После чего она сделала неуловимый жест рукой, и пол в трех местах начал вздуваться, постепенно принимая форму ни то расположенных в ряд лодок, ни то ванн. На вид эта «мебель» ну никак не походила на обычные в моем понимании кровати. Зато по удобству была ни с чем несравнима. Анатомическое ложе быстро подстроилось под особенности моего тела, и я, укрывшись легким серебристым одеялом, с блаженной улыбкой заснул.

Разбудил меня знакомый сладковатый запах. Пахло табаком. Нет, не табачным дымом, а именно свежими листьями табака. Интересно, здесь-то откуда взялась эта дрянь?
Прежде чем понять очевидный ответ на свой вопрос, я услышал голос Гэйли.
- Проснулся? – девушка крутилась вокруг кухонного синтезатора. – А я тут нашла у тебя ароматную смесь трав, и решила приготовить напиток. Ты горячим будешь или холодным?
Я едва не вывалился из своего ложа. Про американские сигареты и забыл совсем. Ну откуда девчонке знать, что их нужно курить, а не заваривать?
- Я приготовила тебе новую одежду, - тем временем продолжала Гэйли. – Там, на диване лежит.
- А старая где? – я придирчиво разглядывал черные брюки из плотного, похожего на вельвет материала. Футболка с рукавами и пара ботинок на толстой подошве внушали куда больше доверия.
- В утилизатор выбросила, - как ни в чем ни бывало, ответила девушка. Потом вдруг замерла. – Ой, она тебе была дорога как память?
Я только выругался про себя, и стал напяливать обновки. Хорошо хоть не носил ничего в карманах.
- Нет, просто привычная.
- Это ерунда, Фёст, - улыбнулась Гэйли. – У нас ты сможешь найти себе одежду намного лучше.
- Уже понял, - проворчал я, силясь расстегнуть хитрый замок на брюках. С пятой попытки он все же поддался.
Подойдя к столу, скептически уставился на стоявший на нем прозрачный кувшин с исходящей паром желтой жидкостью. Гэйли уже начала доставать пиалы.
- Лучше вылей это, - посоветовал я девушке.
- Тебе не нравится, как я приготовила напиток? – нахмурилась та. – Что-то не так сделала?
- «Кэмел» не заваривают, а курят, - я сел на стул.
- Курят? Это как?
- Поджигают с одного конца, и втягивают в легкие дым.
Гэйли несколько секунд пыталась осознать сказанное мной. Села напротив, отрешенным взглядом обводя помещение. Потом спросила:
- И зачем? Это такое лекарство?
- Скорее наоборот, - невесело усмехнулся я. – Легкий наркотик, от которого возникают многие болезни. В том числе и смертельные.
Лицо Гэйли побледнело.
- Зачем, Фёст? Зачем добровольно принимать яд?
- Думаю, на этот легендарный вопрос не сможет ответить ни один из миллионов курильщиков Земли. Они заложники иллюзий. Просто считай это культом Смерти.
- А почему никто не запретит курить?
- Да потому что это выгодно, - выпалил я. – Табачная индустрия – одна из самых прибыльных. На человеческой слабости у нас принято наживаться.
Меня уже понесло. Испуг и недоумение в глазах Гэйли словно заставляли подниматься из глубины души той грязи, что являлась частью моего бывшего дома. Терра? Они считают ее благодатным миром? Что ж, я покажу всю ее «благодать».
- Это просто, как дважды два, - продолжал я. – Большинство наркотических препаратов вызывают привыкание, и попавшие в эту глупую ловушку люди уже вынуждены покупать еще и еще. На этом и делают огромные деньги. К примеру, у вас есть алкоголь?
- Есть, - едва заметно кивнула девушка. – В древности использовали как антидепрессант.
- Алкоголь – один из самых страшных наркотиков, - подавшись вперед, заговорщицки произнес я. – Если им злоупотреблять, конечно. Именно в состоянии алкогольного опьянения совершается большинство ужасных преступлений. А еще он, наверное, единственный наркотик, от ломок которого можно легко умереть.

Я замолчал. Гэйли сидела с отрешенным взглядом, и мне вдруг стало стыдно, что вывалил на ни в чем не повинную девушку столько чужой грязи. Я даже не стал ее останавливать, когда она тихо встала из-за стола, взяла мою сумку, и решительно отправила в утилизатор. Затем туда же выбросила сосуд с заваренным табаком.
- Здесь все по-другому, Фёст, - вернувшись на место, проговорила Гэйли. Ее голос дрожал. – Я не хочу…Я не позволю всей этой отраве заполонить Лапир. Это чудовищно бессмысленно…
- Успокойся, - я накрыл ладонью ее руку. – Ты правильно сделала. Все правильно. Теперь можешь будить Сата. Он еще не передумал кататься на самбоно?
- Он никогда не передумает, - губы девушки тронула улыбка. – Что ж, пойду его поднимать. А ты пока приготовь что-нибудь съедобное. И безвредное.
Я покорно кивнул и приступил к изучению кухонного синтезатора. На столе передо мной лежала теперь единственная память о Земле, - старая алюминиевая вилка.

Сообщение отредактировал Верник: 23:58:06 - 08.10.2012

[Верник]

Глава 15. Торговец, и его куклы.

Вся жизнь во Вселенной, какую бы простую или сложную форму она не имела, стремится к единственной основной цели – размножению. Но в этом ли смысл жизни человека? Многие мудрецы искали ответ на сей щекотливый вопрос десятилетиями, и до конца своих дней так и не находили его. Они не хотели принять истину, пытались завуалировать ее за ложными догматами, продолжая биться головой об самими же сотворенную стену. Придумывали себе обманчивые пути, будто бы способные привести к высшей цели.
Но природа уже давно все за всех решила, и на каждое хитрое создание заготовила свою ловушку. Ведь что такое любовь? Та самая любовь, что возникает между людьми разного пола (патология в виде гомосексуализма не в счет). Быть может, это самая совершенная ловушка, нацеленная на разумных существ с высшими психическими функциями. Красивая игра чувств, конечной целью которой является все тот же процесс воспроизведения себе подобных. И потомство, рожденное в любви, имеет больше шансов на выживание.
Только мог ли я себе представить, что когда-либо встречу людей, лишенных основной функции живых существ?
Людей? А имеют ли они право так называться? Ведь дело даже не в облике… Кто из нас в большей степени человек: Гэйли или я? Земляне или обитатели Внешней Сферы имеют право назвать себя настоящими людьми? Если верить в то, что мы созданы по образу и подобию Бога, то где искать правду? Кто над кем властен: Бог над природой, или наоборот? А может, это единое целое…

Гэйли никак не походила на бесполое существо. Впрочем, как и Эргол. Они оба несли четкие признаки своего пола, выраженные в манере поведения и некоторых поступках. Только вот в чем смысл такого деления для тех, кто не способен к размножению? Если, конечно, они раньше не имели такую способность и со временем не утратили ее.
Но пошло ли на пользу обществу подобное нарушение естественного процесса? Ведь в основу цивилизации как раз-таки заложены отношения между мужчиной и женщиной. Объединение могучих государств, кровавые войны, жестокие предательства и братоубийства - все это вытекает как последствия этих отношений. Попытки доказать, что кто-то сильнее, достойнее или красивее других. Стремление к лидерству. Чем сложнее культура общества, тем больше различных нюансов. А в итоге-то все равно сводится к одной и той же цели…
Только у этих людей цель была другая. Мне трудно что-либо утверждать, так как кроме двух взрослых и одного псевдоребенка никого пока не встретил. Но очень хотелось увидеть все их общество изнутри, понять принципы взаимопонимания и сотрудничества. Какими могут быть женщины, которым не нужно искать привлекательную одежду, накладывать на лица несколько слоев косметики и сооружать на головах сложные формы из волос? Им чужды красивая походка, флирт и беззаботная влюбленность, и в их практически бесконечной жизни никогда не появится шанс познать прекрасное чудо материнства. Если ничего этого нет, тогда кто они? Женщины ли?
А мужчины, лишенные долга защищать свои семьи? Могут ли они заботиться о ком-либо, кроме себя? Даже если предположить, что с древних времен сохранились какие-то родственные связи, все равно это такие же рудименты, как и упомянутые Гэйли органы. Отголоски тех далеких времен, когда их жизнь все еще двигалась вперед, а не стояла на месте. Интересно, можно ли замершую жизнь считать незавершенной смертью?
Эргол хорошо постарался, и теперь идти по расчищенной от снега дорожке было одно удовольствие. Мороз уже не так ощущался благодаря теплому комбинезону из какой-то металлизированной ткани, а высокие сапоги на толстой рифленой подошве не давали ногам скользить. Чувствовал я себя в новой одежде вполне комфортно, даже не смотря на то, что она была мне велика.
- Можно где-нибудь почитать или увидеть вашу историю? – спросил идущую передо мной Гэйли. Мы едва поспевали за умчавшимся вперед Сатом. – Должны же быть какие-то летописи…
- Конечно, - не оборачиваясь, ответила та. – Только придется выучить наш язык. Сколько, говоришь, тебе отпущено лет?
- Что, такой сложный? – понял я намек. – У нас и китайский учат.
- Вряд ли китайский такой же древний, как глаплес, - девушка обернулась. - Все-таки десятки тысячелетий накладывают свой отпечаток. Спиллянин тоже хотел выучить, а в итоге мы заговорили на его языке.
- Значит, это судьба, - улыбнулся я. – Поможете с переводом.
- С переводом?! – глаза Гэйли стали круглые, как блюдца. – Ты хоть представляешь, сколько там информации?! Это не один год работы.
- А мне никуда торопиться, - решил пошутить я, но видя, что глаза девушки стали еще больше, поправился: - По крайней мере, в ближайшие дни. А информацию можно грамотно рассортировать, и откинуть все лишнее.
- Хорошо, - кивнула Гэйли, успокаиваясь. – Надо поговорить с дедом, и еще одним человеком. Они помогут.

Постепенно тропинка закончила петлять между сугробов, и пошла вверх по склону холма. Оказавшись на вершине, я огляделся. Наш дом с такого расстояния был уже не виден, но сквозь стволы высоких деревьев заметил еще несколько однотипных строений. Прямоугольники из зеркального стекла странно смотрелись среди ржавого снега, будто брошенные кем-то огромные аквариумы. Похоже, у местных архитекторов было туго с фантазией. Ах, да тут ведь дело не в архитекторах. Эти люди ничего же не производят сами.
- Ваши дома кто построил? - спросил я. - Отец?
- Отец, - кивнула девушка. – Все вокруг сотворил он. И дома, и челноки, и синтезаторы.
- А самбоно?
- А самбоно уже мы придумали, - довольно улыбнулась Гэйли. – Оценишь наше изобретение.
Изобретение… Все, что могли создать своими руками – это какую-то нелепую забаву. Ничего полезного. Словно стайка избалованных детей. Даже их исследования и якобы научные поиски, на самом деле выглядели не более чем игрой. Всего лишь жалкой иллюзией, способной как-то скрасить бесконечную жизнь. А что еще остается людям, у которых все есть? Изобретения, как правило, случаются при какой-либо необходимости, а ее-то как раз у них и нет. Практически беззаботное существование. Но я никому не желал бы такого, даже врагу. Нет стимула двигаться дальше – значит, нет будущего.
Сата мы догнали на склоне очередного холма. Мальчишка стоял неподвижно, глядя в сторону приютившегося в низине «аквариума». Но этот дом отличался от остальных собратьев наличием высокого корявого забора, опоясывающего прилегающую к нему территорию. А за забором я смог разглядеть солидный парк из пяти челноков, двух странных машин сферической формы, имеющих широкие гусеницы, и еще одного агрегата непонятного назначения. Похоже, хозяин дома питал страсть к технике.
- Это жилище Лотбера, - пояснила Гэйли. – Он торговец, и мы сможем подобрать тебе подходящий субмар. Без него на самбоно не пустят.
- У меня нет таких денег, - признался я. – И вряд ли в ближайшие годы будут. А вы не похожи на богачей, чтобы делать дорогие подарки.
- Денег? – приподняла бровь Гэйли. – Не знаю, что ты имел ввиду, но в Лапире торговля осуществляется по системе взаимовыгодного обмена. Каждый предмет имеет свою категорию полезности, и всегда может быть обменен на более нужную вещь. Так что не переживай.
- И что же вы готовы отдать за субмар? – мне было жутко интересно узнать местную цену на прибор.
- Тот, что ты принес с собой, - ответила девушка. – Деду он уже не нужен. Он его испортил, когда на спиллянина пытался надеть. А Лотбер возьмет. Говорят, он их чинить умеет.
- Так значит, спиллянин не мог пользоваться субмаром? – едва не воскликнул я. По спине пробежал холодок. – Тогда как он перемещался? Как?
- Вероятно, на челноке, - пожала плечами Гэйли. – Он тогда исчез так незаметно…
- Но я-то тоже использовал его субмар, - глядя в глаза девушки, уверенно проговорил я. – И он сработал. Понимаешь, Гэйли? Сработал.
- Не понимаю, - призналась та. – Ты использовал прибор не по назначению. Это всегда опасно, и может привести к неизвестным заранее результатам. Ведь так и случилось? Так ты пробил барьер Внутренней Сферы?
- Возможно, - я мотнул головой. Мне вдруг показалось, что на нас кто-то пристально смотрит. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Впервые, находясь в Лапире, я почувствовал опасность.
Но Сат уже как ни в чем ни бывало, направлялся к криво сколоченным из толстых досок воротам. Вряд ли они могли сдержать даже мальчишку, хоть и выглядели внушительно. Торговец был явно профан в плотницком деле.
- Де рут би аго?! – донесся из-за ворот властный баритон.
- Ест де абро, - уверенно произнесла Гэйли. – Греп лит носте, Лотбер?
Одна из створок приоткрылась, и я увидел нечто, отдаленно напоминающее Эргола. Но это создание было куда изящнее, и имело четыре гибких манипулятора вместо рук. Голова представляла собой гроздь из трех начищенных до блеска черных шаров, которые постоянно вращались вокруг своей оси. А вот нижняя часть туловища имела полное сходство с «анатомией» железного деда.
Недолго думая, создание резво двинулось на нас. Я поспешил отскочить в сторону, уступая дорогу. Поравнявшись с Гэйли, оно остановилось, что-то проговорило, девушка ему коротко ответила. Потом двинулось дальше, прочь от дома торговца.
- Это был Окрен, - тихо проговорила Гэйли. – Он вчера на Даоре потерял свое седьмое в этом году тело. Сейчас у Лотбера приобрел новое. Кажется, оно слишком хрупкое. Окрену такое нельзя.
- А по-моему, он доволен, - ответил я, провожая взглядом удаляющуюся железную фигуру. – Все равно скоро вернется.
- Зря ты так говоришь, - с укором сказала девушка. – Нельзя желать близкому человеку плохого исхода. Своим негативом ты притянешь к нему неприятности.
- Он мне не близкий, - попытался оправдаться я.
- Мы все одна семья, Фёст, - Гэйли строго посмотрела на меня. – Мы люди, и в нас течет кровь Отца…
- В вас может быть и течет, - я усмехнулся, перетирая пальцами комок рыжего снега. Жгущий руку холод был необычайно приятен. – А на Земле все давно перемешалось. Четыре основных расы, и тысячи народностей всех мастей, от белых, как мы, и до иссиня-черных. Ты когда-нибудь видела чернокожего человека, Гэйли?
Судя по тому, как глаза девушки насмешливо сузились, мою попытку ее удивить ожидал явный провал.
- Арам был чернокожим, - выдала она после недолгой паузы. – И в легендах о Терре говориться, что все люди, живущие там, имеют темный цвет кожи. Признаться, я была удивлена твоей бледностью, как его потомка.
- Я же говорю: все давно перемешались.
Неожиданно стоящий в двух шагах от нас челнок вспыхнул вереницами ярких огней, внутри него что-то загрохотало, отдаваясь дрожью по утрамбованному снегу площадки. Затем из динамиков раздался уже знакомый баритон:
- Де раум би герн! Ленс тего наби?!
- Арг субмар, - ответила Гэйли, делая шаг вперед, и доставая из куртки мой, вернее деда, субмар. – Би ант веро кантроб. Ден пари Терра сантау.
Стоявший возле одной из шаровидных машин Сат вдруг подскочил ко мне. Вцепился в рукав и, глядя в сторону челнока, принялся быстро говорить:
- Ден пари Терра, Лотбер. Пари Терра. Нау де кант би акаро.
- Вы рассказали торговцу, что я с Земли? – еще не веря своим ушам, прошипел я. – Зачем, Гэйли? Только не говори, что мы одна семья.
- У нас нет секретов друг от друга, - с некоторым удивлением в голосе произнесла девушка. – В Лапире все живут открыто, и проблемы или радости одного человека всегда разделяются между остальными. Это разве плохо?
- Коммунизм какой-то, - буркнул я по-русски. – Личная жизнь каждого гражданина – достояние общественности…
- Я вижу, ты чем-то недоволен, - заявила Гэйли, оттаскивая от меня Сата. – Это уже не Терра, Фёст. Оставь свои комплексы, и живи свободно.
- Де анего субмар, Гэйли! - ударил по ушам усиленный динамиками голос торговца. – Нат пентар би санкал. Кас роул бинаго.
Девушка ничего не ответила. Взяв меня за руку, резво потащила к стеклянным дверям дома. Сат уже стоял на пороге, от нетерпения притопывая ногой.
- Лотбер приглашает разделить с ним санкал, - проговорила Гэйли. – Это напиток такой, из очень редких трав. Последний раз я пила его… Не помню когда. Сат вообще не пробовал. Ты заинтересовал Лотбера, Фёст. Он обычно никогда не отвлекается от своей техники, но сейчас будет с нами…почти лично.
- Как это «почти»? - не понял я.
- Ну, покинуть новоприобретенный челнок его не заставит даже гибель всей планеты, - пояснила девушка. – Но он может управлять дистанционно многими механизмами, в том числе и куклами. Так что, присутствие с нами марионетки – это уже великая честь.
Но переступить порог дома Гэйли так и не успела. Громко охнув, она стала заваливаться. Я едва успел ее подхватить. На сей раз это был приступ Траума. И случился он в самый неподходящий момент. Интересно, сколько людей гибнет вот так, захваченные болезнью врасплох за каким-либо опасным занятием? Сидя за рулем, например, или просто замерзнув в снегу. Не удивительно, что кроме Гэйли и Сата я до сих пор не встретил здесь ни одно живое существо.
Занеся девушку в дом, уложил на точно такой же диван, как и в ее комнате. Оказалось, что «аквариумы» еще и внутри практически идентичны: такая же мебель, на тех же местах. Даже потертости на подлокотниках диванов схожи. Никакой индивидуальности интерьеров, словно привнести в обстановку что-то свое считалось у них позорным.
Но самое неприятное: я остался без переводчика. И как буду общаться с хозяином, совершенно не представлял.
- Ты почему спиллийский не учил? – с упреком спросил я Сата. Тот непонимающе хлопал глазами, и невинно улыбался. – Что будем делать, двоечник?
- Будем пить санкал, - раздалось из-за моей спины. – Здравствуй, потомок Арама.
Я обернулся, и увидел замершего в дверях голого человека. Однако присмотревшись, понял, что человеком он только показался на первый взгляд. На самом деле это был оживший манекен со стеклянными глазами и лысой пластмассовой головой. Имелись даже характерные соединения в местах сгибов рук, ног, шеи и туловища. А еще он был черным.
- И ты здравствуй, Лотбер, – поприветствовал я торговца. Вернее куклу, с помощью которой он со мной общался. - Значит, ты тоже спиллянина знал?
- Его многие знали, - не шевеля губами, ответил «манекен». – Трудно оставаться равнодушным, когда в Лапире находится представитель чужой расы. Он столько шума наделал в научных кругах, что до сих пор волны не улягутся. Тебе санкал горячий или холодный?
- Обычный, - пожал я плечами. Так меньше шансов прогадать.
- Тогда, прошу за стол, - «манекен» поднял руку, указывая на кухонный закуток, где стоял стеклянный обеденный стол с прозрачными стульями, сделанными явно из пластика.
Сат остался возле сестры, а я проследовал на кухню. Там уже расставлял посуду еще один «манекен», идентичный первому. Увидев меня, он повел рукой.
- Присаживайся, и чувствуй себя свободным, - проговорил он голосом Лотбера. Первая кукла, судя по всему, передала эстафету, и присоединяться к нам не собиралась.
- Спасибо, - я сел, придвинулся поближе к столу. Тут же передо мной появилась исходящая терпким горячим ароматом большая пиала. И аромат этот показался смутно знакомым.
- Итак, - «манекен» осторожно опустился на стул напротив меня. – К сожалению, куклы не могут чувствовать вкусы и запахи. Их когда-то давно сделали как замену человеческим телам, но они оказались очень прихотливыми к погодным условиям. Поэтому используют в основном для работ по дому.
- Выходит, не все вокруг создано Отцом? – я взял в руки пиалу. Она оказалась холодной, не смотря на горячее содержимое.
- На самом деле, люди много чего сделали, - пояснил Лотбер. – Просто некоторым проще думать, что все, чем они пользуются – подарки Создателя. Они живут в своих границах мироощущения, и не выходят за пределы. Им это не нужно.
Я внимательно следил, как «манекен» вертел в оказавшихся довольно гибкими руках свою пиалу с холодным санкалом. Неужели будет пить?
- Все верно, - кивнул я. – У них есть вполне комфортная среда обитания. Зачем еще о чем-то думать?
«Манекен» поднес пиалу к приоткрывшемуся ротовому отверстию, и влил в себя солидную порцию жидкости. Я некоторое время смотрел на него, словно ожидая увидеть, как искусственное тело вспыхнет фейерверком искр. Но короткого замыкания не случилось, и пришлось последовать его примеру. Сделав маленький глоток, я ощутил на языке знакомый привкус. Неужели имбирь? И кажется, немного чабреца. Значит, редкие травы?
- Как тебе санкал? – спросил Лотбер, ставя пиалу на стол.
- Замечательно, - я решил не расстраивать хозяина признанием, что его элитный напиток – не самый удачный травяной чай. – Восхитительный вкус и аромат. Но ты пригласил меня в гости не только разделить с тобой санкал. Да и я пришел по делу. Чувствую, долгий разговор будет.
- Будет, - согласился торговец. – Этого не избежать.
- С чего начнем?
«Манекен» несколько секунд сидел неподвижно. Я уже подумал, что влага все-таки навредила его механизмам. Однако вскоре тот встрепенулся.
- Расскажи про Терру, - попросил он. – Какая она на самом деле?
Я тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что наш разговор не останется приватным. И увидеть Землю жители Лапира смогут только моими глазами.

[Верник]

Глава 16. Симуляция.

За мной гнались. Двое. Топот тяжелых армейских сапог по мокрому асфальту гулким эхом отражался от стен двора-колодца. Мое сердце рвалось из груди вместе с хрипом, с болью, с отчаянием. Еще никогда я не был так близок к тому, чтобы сорваться, и наделать глупостей, о которых бы жалел весь остаток своей недолгой жизни. Пальцы, коснувшиеся было холодной рукояти торчащего из-за пояса «ТТ», сами собой отдернулись, будто от раскаленного железа. Нет, оружие сейчас могло только навредить.
- Стоять!
Громкий окрик одного из преследователей подстегнул подобно плети. Ноги сами несли прочь от опасности, в темноту мрачных проходных дворов, большинство из которых я знал еще с детства. Помеченные надписями обшарпанные стены; наполненные доверху мятые мусорные бачки; притаившаяся по углам старая ломаная мебель, - все это неотъемлемая часть этой жизни, которая была, есть и будет.
- Стоять! Стрелять буду!
Выскочивший из ниоткуда большой серый кот кинулся мне под ноги. Бросив в адрес глупого животного несколько крепких ругательств, я тут же свернул за угол, и оказался в тупике.
Стены. Высокие, уходящие прямо в хмурое небо. И ни единого окна.
- Все, попался, гаденышь, - у говорившего было столько злорадства, что другой бы уже захлебнулся. – Может, пристрелить тебя на месте? За нападение на сотрудников при исполнении…
Я поднял руки, и стал медленно оборачиваться.
- И без глупостей, - предупредили меня. – Санек, надень на него браслеты.
Но к тому моменту, когда моих запястий коснулся холодный металл, я уже разглядел своих преследователей. И облегченно выдохнул.
Это были менты. Даже не опера, а судя по всему, простые УВОшники, которые и оружия-то порой не носили. В основном только резиновые дубинки.
Я резко упал, почти мгновенно ударив стоявшего позади меня «Санька» по ногам. И пока тот заваливался, успел рукояткой «ТТ» оглушить второго. На все про все ушло не более десяти секунд. Не повезло парням нарваться на «крота». Что ж, сами виноваты.
В завершение недолгого боя я подобрал с асфальта наручники, и пристегнул руку одного к лодыжке другого.
- Да вы юморист, молодой человек, - раздался из глубины двора уверенный голос.
Я мигом повернулся. Возле крайней парадной стоял высокий мужчина преклонного возраста в длинном сером плаще. Из-под шляпы выбивались пряди седых волос. Аккуратные усики. И глаза с таким хитрым прищуром, что становилось тошно. Самодовольный наглый взгляд. Нет, типы вроде него случайно не пути не попадаются. Значит, вся эта заваруха с ментами – всего лишь подстава. Но ради чего? Играть с «кротом» не каждый осмелится.
- Жизнь вообще смешная штука, - проговорил я, откидывая ногой валявшуюся резиновую дубинку. Похоже, из нее меня грозились застрелить. – Только вот никто над шутками ее не смеется. А вы, я полагаю, истинный ценитель юмора?
- Меня зовут Семен Павлович, - зло сверкнул глазами тот. Раскрыл золотой портсигар, достал из него беломорину и, постучав мундштуком по крышке, сунул в рот. Прикурил. – А твое погоняло – Фёст? Я не ошибся?
- Это мое имя, - как можно тверже произнес я.
- Имя? – усмехнулся седой. – А у меня вот другие сведения. По официальным данным ты значишься как Сапегин Станислав Евгеньевич. 1987 года рождения. Так что не надо мне яй… голову морочить.
- И что же вы от меня хотите, Семен Павлович?
- Вот, это уже разговор, - седой поправил шляпу. – Видишь ли, Фёст. Я очень не люблю, когда начатые дела бросают, не завершив до конца. Это как плевок в лицо. Понимаешь? Мне в лицо.
Седой начал себя заводить. Его жесты стали резкими, словно он разыгрывал трагедию перед зрителем. И, судя по его стараниям, я должен был почувствовать серьезное давление, а затем, как результат проделанной работы, жутчайший в своей жизни стыд. Вот только старания прошли даром.
- А кто и что не завершил? – честно спросил я, совершенно не боясь показаться дураком. Ведь им иногда везет.
- Твой напарник, Вадим Соболев, - спокойно проговорил Семен Павлович, прикуривая погасшую папиросу. – Он полгода назад, под заказ, доставил одному влиятельному человеку некий артефакт, который по утверждению специалиста, оказался искусной подделкой. Как думаешь, этот человек остался доволен?
- Так, минуточку, - я судорожно пытался вспомнить все проведенные Вадиком сделки. Он обычно держал меня в курсе дел. Впрочем, как и я старался с ним делиться. – Моего напарника уже две недели нет в живых. А нет человека – нет проблем.
- Ошибаешься, - зло ухмыльнулся седой. – Не повезло тебе, Фёст, что у него родственников не имеется. Значит, ты за него долг и вернешь. По-моему, вполне справедливо.
Я так не считал. Вадик никогда не обманывал клиентов, и уж тем более, не занимался подделками. Нам намного выгоднее вести дела честно. Но тут было какое-то недоразумение. Иногда случается, что или товар становится бесполезен в иной для него среде, или клиент просто не знает, как с приобретением правильно обращаться. В первом случае вина полностью ложится на плечи «крота», так как тот заведомо принес пустышку. А во втором случае уже возможны варианты. Все зависит от того, насколько сложный товар. И какую цену готовы за него отдать.
- Могу узнать, что за артефакт? – спросил я.
Седой поморщился, глядя, как начали шевелиться оглушенные мной менты.
- Думаю, нам стоит продолжить разговор в другом месте, - проговорил он, запуская руку в карман плаща. Я напрягся, готовясь в случае чего нанести удар. С такого расстояния смог бы уложить одним ударом. Но тот достал серебристую прямоугольную плитку, похожую на завернутую в фольгу шоколадку и, проведя пальцем по ее плоскости, приложил к уху. Сказал:
- Боря, забери нас.
Потом посмотрел на меня. Затем снова на плитку.
- Ты что, сотового телефона ни разу не видел?
- Нет, - признался я. – Только слышал про них. Удобная вещь, но опасная.
- Опасная? – удивленно приподнял бровь седой. – Боишься излучения, что ли? А, понимаю… По сигналу найти могут. Тоже верно.
Тем временем послышался отраженный от стен домов тихий рокот мотора. Во двор неспешно въехал черный бронированный «Пилигрим», остановился возле нас. Из машины вышли двое здоровенных парней в кожаных куртках. Один из них открыл заднюю дверь, жестом приглашая внутрь.
- Только после тебя, - седой жестко ткнул меня в бок. – И не дури. Если хотел убежать: надо было раньше это делать, пока вдвоем были. Теперь уже живым не уйдешь. Ребята у меня нервные, отставные «охотники».
- А такие бывают? – тихо спросил я, забираясь на мягкое заднее сиденье.
- Бывают, - кивнул седой, садясь рядом с водителем. – Но от людей в них мало что остается.
Я промолчал. Нечего мне было ответить, так как с двух сторон меня зажали два накаченных стероидами тела. Машина плавно тронулась. Вскоре за темными окнами мрачные стены домов быстро сменились замелькавшими фонарными столбами. Потом стали проноситься утопающие в зелени парков новостройки. Мы приближались к границе города.
Страха у меня не было, только беспокойство. Я знал, что нужен этим людям. Поэтому, самое неприятное, что они смогут причинить – это несколько ударов в живот, по почкам, или в лицо. Бить будут не сильно, только для профилактики. Чтобы показать свои амбиции. А дальше состоится разговор по душам с «влиятельным человеком», в результате которого я пообещаю все исправить, и меня отпустят на свободу, под влиянием угроз взяв обет непременно вернуться в назначенный срок. Все быстро и ясно, как прыжок с парашютом в погожий день. Вот только жаль потраченного времени.
Вадик, Вадик. Что же ты оставил мне такой подарок? Ладно, не стоит об усопших думать плохо. Нужно думать, как живым подольше остаться.
Спустя час после того, как выехали на Московское шоссе, мне бесцеремонно ткнули в нос стержнем парализатора. Яркая вспышка боли, а затем наступила спасительная темнота.

Как правило, пробуждение после удара парализующим жезлом проходит крайне тяжело. Оно похоже на жуткое похмелье, но помимо головы болит еще и все тело. Мышцы сводит судорогами, в глазах разноцветные круги. К тому времени, как я смог что-либо разглядеть вокруг, меня пару раз перетаскивали. И делали это так, будто грузили мешок с картошкой.
- Очнулся? – сквозь звон в ушах послышался голос седого. – Хорошо приложили, видать. Три часа в отрубе.
- Сейчас укол сделаем – мигом очухается, - ответил незнакомый квакающий фальцет. Я мог поклясться, что говорил явно не человек.
Затем последовал укол в плечо. На общем фоне я его почти не почувствовал. Но спустя несколько секунд в голове стало проясняться, и боль начала отступать.
Передо мной стоял Семен Павлович, уже переодетый в удобный спортивный костюм с ярко-зелеными языками пламени на груди. Рядом с ним, пригнувшись, чтобы не упираться головой в потолок, возвышалась мохнатая туша самца замбези. Страшная помесь кабана с медведем, передвигающаяся на коротких задних лапах и облаченная в толстую иссиня-черную шкуру, не пробиваемую даже из крупнокалиберного оружия. Почти идеальная машина для убийств, не обремененная чувством жалости и не сдерживаемая рамками морали и этики. Их не пускали на Землю даже во времена «открытых дверей», когда из Ледника толпами шли любопытные туристы. И причиной тому был инцидент, случившийся вначале пятидесятых. Тогда парочка замбези выжрала чуть ли не половину дивизии, охранявшей подступы к аномальной зоне. Их застрелили, но потери понесли значительные. Последовали разбирательства: как всегда искали виновных. Полетели с занимаемых постов чиновники, разжаловали нескольких офицеров. Возможно, даже кого-то расстреляли. И с тех пор на выходе из нейтральной зоны установлен специально созданный автоматический щит, который в случае распознания свирепых тварей должен блокировать проход. Но щит так ни разу не сработал. Была ли причиной тому техническая ошибка, или замбези действительно перестали рваться к нам в гости – история умалчивает.
- Ну вот, совсем другое дело, - мохнатая лапа со спиленными под корень когтями, пару раз легонько коснулась моего лица. Но ощущения были такими, будто погладили кувалдой. А еще меня смущало безупречное произношение чужака. Русским он владел в совершенстве.
- Фёст, ты как? – склонился надо мной Семен Павлович. Тонкий луч фонарика ударил по глазам.
- Живой пока, - ответил я. Язык практически прилип к небу. Жутко хотелось пить.
И словно прочитав мои мысли, в руку сунули стакан с водой. Я осушил его тремя большими глотками, попросил налить еще.
- Итак, теперь мы можем поговорить и о «амфоре Номуса», - начал замбези.
Выпавший из моей руки пустой стакан звонко ударился о бетон, разлетаясь по полу сверкающими брызгами стекла. По спине пробежал холодок, окончательно прогоняя дурманное состояние.
- Ее Вадик принес? – голос не слушался, срываясь на хрип.
- Он, - кивнул седой.
- Этого не может быть, - я схватился руками за голову, отказываясь верить в услышанное. – Такого просто не могло случиться. Только не Вадик. Он не способен. Нет. Вы мне врете!
- Успокойся, Фёст, - седой положил мне руку на плечо. – Твоему напарнику… Вернее, твоему бывшему напарнику, заплатили огромную сумму за этот артефакт. Он говорил, что нуждается в деньгах…
- Но не такой ценой! – я дернулся, сбрасывая с плеча руку седого. – Вадик прекрасно понимал, что «амфора Номуса» может стать опаснее атомной бомбы, и никогда бы не принес ее на Землю. Внутри артефакта спрятана чудовищная сила, просто неимоверная. Это безумие! Это взрыв сверхновой в атмосфере планеты!
- Мы знаем, - ощерился седой. – Но Соболев все-таки принес ее. А твоя задача – открыть. И не надо никаких лекций про гибель мира и прочую подобную чушь. «Амфора» - это не просто накопитель энергии. К ней особый подход нужен. И господин Айриб знает как.
Седой посмотрел на замбези, и тот довольно хрюкнул.
- Значит, это и есть ваш «влиятельный человек»? – я мотнул головой в сторону чужака. – Тогда пусть сам и открывает, если знает подход. Я здесь причем?
- А у тебя выбора нет, - спокойно сказал седой, доставая из ящика стоявшего рядом письменного стола «сазонов». Ствол калибра 12,7 мм уставился мне в лицо. – Придется работать, Фёст. Придется работать.
Я еще поспорил бы с человеком, но когда рядом стоял замбези, выбора действительно не оставалось. Он мог одним махом откусить мне голову или ударом кулака сломать позвоночник. От кровавой расправы его удерживало единственное обстоятельство: я был нужен для другой цели. Пока нужен. Поэтому, самым разумным решением было сыграть в их игру, но по своим правилам.
«Амфора Номуса»… Что может быть загадочнее и опаснее этого небольшого, невзрачного с виду бронзового сосуда? Всегда теплого, словно живое существо. Некоторые безумцы считали сей артефакт сосредоточением изначальной энергии, при высвобождении которой должна образоваться новая Вселенная. Другие полагали, что внутри сосуда находится эликсир вечной молодости, панацея от всех бед, лекарство, способное излечить все известные недуги. Но для меня «Амфора» была той головоломкой, что никогда не должна иметь решения. Выше разума человека, который смог бы найти правильный путь к разгадке. Ведь награда может оказаться сильнее победителя.
Однажды я провел у ее алтаря целую ночь. Это была самая долгая ночь из всех. Жрецы народа Текаро требовали испытания для необычного пришельца, коим я являлся в их глазах. Без ритуала они наотрез отказывались вести какие-либо торги. Пришлось согласиться.
Тогда я чертовски пожалел, что связался с этими дикарями, их зеленым божеством и «Амфорой». Сначала кажется, будто играешь с пушистым, не в меру любопытным котенком, трогающим руки мягкими подушечками лап. Она аккуратно подсовывает ненавязчивые образы, вытащенные из твоей же памяти. Смотрит реакцию. Постепенно образы становятся все менее привлекательными, а затем раз… Из подушечек появляются острые, как бритвы, когти, и в одно мгновение она выворачивает твою душу наизнанку. После такой психологической атаки трудно остаться прежним. До сих пор, когда вспоминаю, пробирает озноб. Но одно я понял: никогда, ни при каких обстоятельствах, не стану иметь дело с «Амфорой Номуса». Второй раз эту встречу вряд ли переживу.
Но, как оказалось, она сама меня нашла. Судьба? Возможно. Хотя, что мы знаем о жизни, вероятностях и законах мироздания? Совершенно ничего! Вокруг нас вертится колоссальный, неимоверно сложный механизм, заставляя взаимодействовать мельчайшие, микроскопические детали. Они на короткий миг встречаются, чтобы в следующее мгновение разойтись на сотни световых лет. Какова вероятность, что они когда-нибудь снова будут вместе? Такой расчет не под силу никакому математику, каким бы гением он не являлся. Значит, все-таки судьба?

Я с трепетом, затаив дыхание, смотрел на стоявший посредине стола небольшой вытянутый сосуд. Две тонкие ручки. Узкое, завитое спиралью горлышко. Тепло, идущее от него, чувствовалось даже на расстоянии нескольких метров.
Мы снова наедине. Как пять лет назад.
- Ну, здравствуй, - одними губами прошептал я, не смея приблизиться. Сделал глубокий вдох.
Она уже знала, что я рядом. Теплые невидимые пальцы осторожно коснулись лица. Словно лучи солнца. Тревога сразу прошла, уступив место тягучему туману эйфории. Я закрыл глаза. Мне уже было все равно, что будет дальше. Просто хотелось нежиться в этом живительном тепле, наслаждаясь каждым мгновением. Меня ждала вечность…
Смотри! Смотри внимательно! Я как открытая книга. Не утаю ни единой буквы, ни единого эпизода. Мне нечего скрывать от тебя!
Тепло постепенно перерастало в жар. Словно огонь яркими языками облизывал кожу. Когда стало нестерпимо больно, я закричал.

- Фёст! Очнись же ты, наконец! Вставай, сукин сын!
Кто-то не жалея сил отвешивал мне пощечины. Темный расплывчатый силуэт на фоне ясного неба. Я не мог его разглядеть, как ни пытался. Зато четко видел, как позади незнакомца яростно полыхал двухэтажный дом.



- Что это было? – я отлепил ото лба изрядно нагревшийся металлический диск, и положил на стол.
- Это была симуляция, - ответил «манекен», убирая диск в коробку. – Модель Терры, какой ты ее знал. Без красивостей и фальшивых иллюзий.
- Значит, вы все видели?
- Видели, - проговорила сидевшая рядом со мной Гэйли. Похоже, девушка к нам присоединилась в процессе «разговора». – Лотбер, ты сохранил запись?
Манекен сделал жест головой, который, судя по всему, должен был означать кивок.
- А что стало с «Амфорой Номуса»? – продолжила Гэйли. Она встала, и принялась расхаживать у меня за спиной. – Я понимаю, что симуляция случайная. Но почему именно этот эпизод?
- Не знаю, - пожал я плечами. – Если бы рассказывал традиционным способом, то выбрал бы самое интересное.
- Что с «Амфорой»? – вдруг резко спросил Лотбер.
- Наверное, сгорела вместе с домом, - ответил я. – Ушел оттуда, не дожидаясь пожарных и милиции. После меня никто больше не беспокоил.
- Она не могла сгореть, - уверенно произнес «манекен». – Если, конечно, не опустела. А вот кому досталось содержимое…
- Капсула, - Гэйли резко остановилась, словно налетела на невидимый барьер. – Ну, конечно же. Очень похоже на капсулу. Только чью эндофоллу она хранила?
- Не знаю, - тихо проговорил торговец. – Просто не знаю.
- Если «Амфора» на самом деле была капсулой, то почему позволяла дотрагиваться до себя? – я начал нервничать. – Почему не пыталась убивать? Она же должна защищать содержимое.
- Не все так просто, - покачала головой Гэйли. – Древние капсулы, найденные на Глоксе, тоже не имели оружия. Видимо, применяли психологическое воздействие.
- Пора заканчивать, - в помещение вошел второй «манекен», неся в руках какую-то коробку. Он поставил ее на стол, и вытащил из клубка шуршащих пластиковых ленточек совершенно новый субмар. - Вы ведь за этим ко мне пришли?
Та кукла, что сидела за столом, вяло поковыляла к выходу. Вдруг обернувшись, сказала:
– Мы можем говорить бесконечно долго, но основную цель не надо забывать. Запись модели Терры сегодня же увидит все население Лапира, и уже тогда мы сможем продолжить беседу в зале Совета. А сейчас я вас оставлю. Можете наслаждаться моим домом сколько угодно.
Как только куклы ушли, Гэйли взяла субмар и, бесцеремонно расстегнув мой комбинезон, прилепила его мне на грудь. Прибор сразу же выпустил усики, которые скользнули за спину. Я почувствовал, как их приплюснутые кончики замерли на шее.
- Вот теперь за тебя можно не беспокоиться, - улыбнулась девушка. – В течение суток будешь чувствовать дискомфорт, а потом привыкнешь. Как и субмар привыкнет к тебе. И никогда не отключай его. Понятно?
Я ничего не сказал. Провел пальцами по выпирающему на груди блестящему корпусу, изучая внезапно появившийся новый орган. Да, теперь у меня их стало на один больше

[Верник]

Глава 17. Во тьме.

- Это будет конец легенды, - с грустью проговорила Гэйли, когда мы уже отошли от дома Лотбера. Сат снова умчался вперед, и догонять его не имело смысла: мальчишка бегал по утоптанному снегу не хуже зайца. – Красивая сказка, не более того. Мы считали, что Терра – это идеальный мир, где люди всегда счастливы и не страдают от страшных болезней. А получается все наоборот: смерти, инфекции, насилие… Многим из нас это не понравится.
- Еще бы, - усмехнулся я. – На Земле тоже есть мифы, в которых фигурируют всемогущие бессмертные Боги. Вот бы земляне удивились, узнав, что Боги страдают от частых приступов потери памяти, а большее их число вообще имеют тела из железа.
- Мы Боги?! – от удивления Гэйли даже остановилась, повернулась ко мне. – С чего ты взял?
- А почему бы и нет? – я заглянул ей в глаза. – Там, на Земле, люди представляли высших существ примерно такими. Вы не умираете, почти ни в чем не нуждаетесь, и в ваших руках могучие технологии. Чем не Боги с Олимпа?
- Мы люди, Фёст, - Гэйли отвела взгляд в сторону. – Всего лишь люди. А люди не могут быть Богами. Мы созданы по образу и подобию, но то, что в каждом из нас есть частичка души Отца – это лож. Очередная сказка, которой тоже однажды придет конец. Правы Наследники: мы генетический мусор, который по какой-то нелепой ошибке вовремя не убрали. Вот они-то о нас позаботятся. Просто еще не пришло время.
- Ну, а мы тогда кто? – не унимался я. – Как нас прикажешь называть? Живем в грязном вонючем муравейнике, где каждый пятый мечтает хоть раз вдоволь наесться. Голод, болезни, нищета, коррупция. Разделение на разные социальные слои. Убийства, ограбления, изнасилования несовершеннолетних. Кто мы-то тогда?
- Это неотъемлемая часть общества, в котором люди имеют возможность рожать детей и умирать, - ответила Гэйли. – Когда исправно работает механизм воспроизведения себе подобных, нужны естественные способы регулирования прироста населения. Если цивилизация достигла высокого уровня, истребила большее количество опасных хищников вокруг себя, и оградилась от прочих опасностей своего мира, то кто должен регулировать процесс смерти? Вирусов и природных катаклизмов недостаточно. Поэтому происходят убийства, войны. Люди сами решают демографические проблемы.
- Ты откуда все это знаешь? – ошарашено спросил я.
- Во Внешней Сфере есть некоторые планеты, по условиям чем-то похожие на Терру. Одна из них Вирналл.
- Там же дикари. Что похожего? Если только Земля в период Каменного века.
- Они размножаются, Фёст. Это происходит редко, поэтому каждый ребенок воспринимается ими как бесценный подарок свыше. Сат был им чужой, но каждая женщина стремилась его накормить и приласкать, будто своего. Среди этих дикарей он был в большей безопасности, чем на борту челнока. Но взрослые особи довольно агрессивны к себе подобным, и не брезгуют каннибализмом. Поэтому вирналлы до сих пор бродят по поверхности своей пустынной жаркой планеты небольшими общинами. У них демографический кризис. Пройдет еще лет сто-двести, и Вирналл станет очередной могилой. У них единственный путь избежать этого, - перестать убивать друг друга. Процесс рождаемости на грани, а механизм регулирования прироста населения до сих пор работает. А на Терре пока еще сохраняется баланс. Все ваши беды – это неотъемлемые сателлиты естественного процесса. Не стоит их воспринимать как проклятия Богов. Так должно быть.
- Может, ты и права, - сдался я. В словах Гэйли была своя правда, игнорировать которую смог бы только самый последний упрямец. На Земле все зависело только от людей, и они вполне могли создать прекрасное общество, богатое не только материально, но и духовно. Даже несмотря на то, что в основе человеческой морали лежит фактор неизбежной смерти. Но такое общество пока являлось утопией.

Мы шли молча. Дорожка из утрамбованного снега серпантином вилась между холмов, изредка поднималась по склонам, или ныряла в засаженные молодыми деревцами низины. Пару раз проходили мимо домов-аквариумов, за стеклами которых текла своя жизнь. А затем снова холмы и деревья, покрытые рыжим одеялом. И так до бесконечности.
- Далеко еще? – я остановился, чтобы перевести дух. – Не проще ли было взять челнок?
- Ходьба полезнее, - голос девушки был ровный, без намека на отдышку. – Жилая территория не такая уж большая. Не имеет смысла тратить энергию для полетов на короткие расстояния. Потерпи, немного осталось.
Я про себя усмехнулся. С их бессмертием, с их понятием о времени, действительно можно никуда не торопиться.
Мы протопали еще километра три, прежде чем вышли к расположенному в низине зеркалу. Несколько таких остекленевших, идеально круглых озер я наблюдал через окно челнока. Тогда оно казалось залито водой.
Сейчас я уже понял, что творение это явно не природного происхождения. Большой, метров пятьсот в диаметре, идеально ровный диск был окружен по периметру бордюром в человеческий рост. А вот что происходило на этой гигантской сковороде, меня просто шокировало.
- Это и есть самбоно, - гордо произнесла Гэйли, показывая рукой на гениальное изобретение. – Правда захватывает?
- А по-моему, это п***ц, - не сдержался я. Что поделать, если одно короткое слово вмещало в себя всю гамму испытываемых мною чувств. Хорошо, что никто вокруг не знал русский, и уж тем более, его темную сторону.
Наблюдая с пригорка за местной зимней забавой, сразу вспомнил броуновское движение молекул. Только здесь были разноцветные веретенообразные коконы, которые с чудовищной скоростью носились по «сковороде», сталкивались друг с другом, отлетали к бортам, и затем вновь вливались в общую хаотичную массу. Если внутри коконов сидели люди, то оставалось только гадать, как они выдерживают такие перегрузки.
Неожиданно появился Сат. Он схватил меня за руку, и стал тянуть в сторону аттракциона.
- Кан би самбоно, - твердил мальчишка. – Самбоно тан гроу.
- Ему не терпится, - улыбнулась Гэйли. – Ну, пошли?
Я остался на месте.
- Чего ты уперся, Фёст? Тебе понравится.
- Мама тоже так говорила, когда в детстве влила в меня целую ложку касторки, - заметил я. – После того случая я с опаской отношусь к подобным заявлениям.
- Не будь занудой, - девушка нахмурила брови. А Сат начал тянуть с удвоенной силой. Сразу вспомнилось, как он меня волоком утаскивал от дикарей. Что ж, мальчишка мог и повторить свой подвиг.
И я сдался. Мы спустились вниз, к стоящим вокруг «сковороды» пестрым беседкам с плоскими крышами, внутри которых были накрыты столы, а вокруг столов расставлены удобные мягкие кресла. Вот только многие из беседок пустовали. И не потому, что народу гуляло мало. Просто настоящих людей я смог бы пересчитать по пальцам обоих рук. Людей, имеющих свои биологические тела. Остальные же являлись толпой металлических монстров всех форм и расцветок.
- Это невероятно, - прошептал я, глядя, как резвились в снегу два яйца на тонких суставчатых ногах. – Что же осталось от людей, Гэйли? Или самбоно больше притягивает металлический народ?
- Им нельзя туда, - покачала головой девушка. – Сохранивших тела действительно очень мало. И не только в Лапире. Все остальное ты видишь сам.
Постепенно вокруг нашей немногочисленной компании начали собираться любопытные. Видимо, новость о человеке с Терры уже распространилась. И такое пристальное внимание к своей персоне я воспринимал как агрессию. Сжав кулаки, шел за Сатом. Постоянно оглядывался на возникающие в металлическом месиве вокруг одинокие человеческие лица. Неужели им приятно так издеваться надо мной? Я ведь не живой экспонат. А если учитывать мой образ жизни «крота»…
И тут весь мир погрузился во тьму. Мгновенно, без каких либо прелюдий. Словно кто-то нажал кнопку, выключив солнце. В уме я понимал, что такого быть просто не может по законам физики. Даже если какой-нибудь гигантский объект закроет планету своей тенью, происходить это явление будет все равно постепенно. А вот если я сам потерял зрение…
Но глаза немного привыкли, и со стороны аттракциона стали видны вспышки электрических разрядов. Слабые, словно мечущиеся в панике полудохлые светлячки. При таком свете и рук собственных не разглядишь. Потом я услышал встревоженные крики. Они доносились словно сквозь толстый слой ваты, и от этого тьма вокруг казалась вязкой.
Кто-то включил фонарь. Луч света узкой полоской разрезал черноту, выхватывая силуэты замерших в предчувствии беды людей. Затем вспыхнул еще один встроенный в железное тело фонарь, потом еще. И тьма постепенно отступила, отдав свету крохотный участок пространства.
- Что происходит? – я нащупал руку стоявшей рядом Гэйли, сжал ее ладонь.
- Мне тоже хотелось бы знать, - голос девушки слегка дрожал. – Ничего подобного раньше не случалось.
С другой стороны к Гэйли прижался Сат. Он обхватил сестру за пояс, и его круглые от страха глаза блестели, как две большие стеклянные бусины. Он ошарашено осматривался, будто искал защиты. Но уже не для себя.
Внезапно вверху вспыхнула яркая звезда. Она бесшумно двигалась, очерчивая по небу плавную дугу, и постепенно приближаясь к нам. Без сомнений, это был летательный аппарат. Спустя минут пять он уже спустился достаточно низко. Лучи мощных прожекторов шарили по макушкам деревьев, и шапки рыжего снега на ветках искрились янтарным огнем. Словно вспыхивали в потоках жаркого пламени.
Челнок завис над аттракционом. К этому времени все коконы уже прекратили свое сумасшедшее движение. Вылезшие из них люди замерли и, задрав головы, смотрели на аппарат.
Сверху раздался усиленный электроникой знакомый голос. Это был Лотбер. Он вел речь на местном глаплесе с уверенностью оратора. Смысл его слов я не понимал, но догадаться, что торговец призывал людей не паниковать, было не трудно.
- Наследники, - с отвращением проговорила Гэйли. Ее лицо исказила гримаса. – Он говорит, что прибыла делегация Наследников, и через некоторое время выступит с официальным заявлением. Не удивлюсь, если это они устроили мрак. Да уж, не долго Лапир процветал.
- Хочешь сказать, что начнется вторжение? – я напрягся, вдруг понимая, что продолжаю сжимать ладонь девушки. И сжимал отнюдь не слабо. Не от боли ли она на самом деле морщилась? Отдернув руку, смущенно убрал ее за спину.
- Не исключено, - ответила Гэйли, не обращая на мои жесты внимания. – Если прибыли Наследники – жди беды. С хорошими вестями они никогда не приходят. Лотбер советует разойтись по домам, включить экраны и ждать обращения. Ну что, пошли?

За нами прилетел Эргол. Его челнок был не единственный, забиравший людей с площадки аттракциона. Каждую минуту с неба спускались все новые и новые «звезды», на короткий миг касались земли, и тут же снова взмывали ввысь, унося застрявших в объятьях тьмы бедолаг. Постепенно мир приходил в себя. Среди деревьев зажигались вереницы огней, расчерчивая поверхность планеты паутиной светящихся ожерелий. При взгляде сверху это выглядело завораживающе. Конечно, несравнить с ночной иллюминацией больших земных городов с высоты десяти тысяч метров, но здесь была своя красота. Наверное, так могла выглядеть тайга в представлении футуристов, рисующих не столь отдаленное будущее Земли. Тайга, покорившаяся человеку.
Челнок опустился на площадку рядом с домом. Теперь она была хорошо освещена, а вдоль расчищенной от снега дорожки тянулись гирлянды белых огоньков. И выглядело это так празднично, что я нисколько бы не удивился, обнаружив за домом сверкающую разноцветными лампочками новогоднюю елку. Даже не смотря на возможную опасность, грозящую этому миру, все вокруг замерло, будто в ожидании какого-то торжества.
- Говорят, тьма поглотила не только Лапир, - Эргол открыл стеклянную дверь, впуская нас внутрь. – Похоже, в ее власти оказались как минимум шесть миров. Это по сведениям тех, кто оттуда вернулся. А на самом деле может быть гораздо больше.
Гэйли скинула с себя комбинезон, по привычке обнажив свое красивое молодое тело. Но потом спохватилась, кинула на меня виноватый взгляд, и поспешила прикрыть наготу воздушным белым балахоном. Мы с Сатом пока остались в комбинезонах.
- Дед, включи экран, - попросила девушка, прыгая на одной ноге. Она ходила босиком, и была явно недовольна, наступив на валявшийся на полу, подтаявший комок снега. Я-то оставил свою обувь при входе, а вот Сат даже не думал разуваться. Об Эрголе вообще речи быть не могло.
Но спустя секунду, словно подчинившись неслышной команде, напольное покрытие подернулось легкой дымкой, и вся грязь моментально исчезла. Как по волшебству. Вот она, несбыточная мечта любой домохозяйки.
На стене вспыхнул большой плоский экран. На нем замелькали незнакомые символы, изредка сменяющиеся изображениями каких-то людей. А затем экран стал черным. И раздался голос. Монотонный, лишенный каких-либо эмоций. Он просто передавал информацию.
- Что говорят? – я повернулся к Гэйли. Но та дала понять, что не хочет пропустить мимо ушей ни единого слова. Пришлось набраться терпения и молча ждать.
Продолжалось обращение не дольше получаса. Когда на экране вновь замелькали картинки, Гэйли уткнула лицо в ладони и произнесла:
- Вот теперь точно будет бойня. Они не пощадят никого.
- Что случилось-то? – от нетерпения меня начало трясти. – Расскажет кто-нибудь или нет?
- Отец ушел, - замогильным голосом проговорил Эргол.
– В каком смысле «ушел»? – не понял я.
- Совсем ушел, - Гэйли откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. – Как Им и положено уходить. Рано или поздно все всегда заканчивается. Конец неизбежен…
- Бог-Создатель умер? – на всякий случай я решил еще раз переспросить.
- Можно и так сказать, - отозвался Эргол. – Умирают ли Боги в том смысле, в котором понимаем мы? Вряд ли, конечно. Но ответить на этот вопрос могут лишь Они сами.
- И что теперь? – я смотрел то на Гэйли, то на ее деда. Сат молча продолжал пялиться в экран, по которому уже снова побежали строчки каких-то символов.
- Пять суток траурной тьмы, если верить Наследникам, - сказала Гэйли, не открывая глаз. – А потом начнется битва за наследство. Эти убийцы дали понять, что не остановятся ни перед чем. Так что, готовьтесь.
Эргол выключил экран, чем вызвал недовольное ворчание мальчишки. Они перекинулись несколькими фразами, и Сат молча вышел.
- Но Наследники также озвучили правила, - вернулся к разговору дед. – Завещание Отца распространяется на все человеческие миры. И я даже не удивлюсь, Фёст, что ты оказался во Внешней Сфере отнюдь не случайно. Представители Терры имеют полное право наравне с остальными. А может, и гораздо больше. Ты потомок Арама, Его любимого сына. И Наследники уже знают, что ты здесь. Это плохо.
- А зачем они вообще правила озвучивали? – смутился я. – Раз считают себя Истинными Наследниками, то какой смысл всех этих обращений к тем, кого призирают?
- Так положено, - ответил Эргол. – Неизменное желание Отца. Каждый из людей имеет право на Наследство, сильный он или слабый. Достойных определит лишь путь, ведущий к Эдему. Только вряд ли кто решиться пойти одной дорогой с Истинными.
- Это точно, - Гэйли неожиданно вскочила. – Когда вернется свет, уже некому будет на что-либо решиться. Надо уходить сейчас. Ну, чего вы сидите?
- Бесполезно, - отозвался Эргол. – Некуда уходить. Если начнется бойня, то она будет везде.
- У Наследников не хватит сил уничтожить все миры одновременно, - возразила девушка. Она подошла к нише, и стала выгрлюбить на пол содержимое. В стороны полетели какие-то коробки, одежда, обернутая в прозрачную пленку обувь. – Они не такие могущественные, как многие думают. У нас есть шанс спастись.
- Гэйли права, - поддержал я девушку. – Я не бессмертный в отличие от некоторых, и не хочу умирать. Уходим.
- Бессмертие тут не причем, - пессимистично махнул железной ручищей дед. – Планету стерилизуют. Не останется даже бактерий.
- Тем более, - я начал помогать девушке собирать вещи. – Если есть шанс – им нужно пользоваться. Или совсем мозгов не осталось?!
Последнюю фразу я даже прокричал, пытаясь донести до железного болвана такой простой смысл. Со своим отношением к жизни он совсем страх потерял. Или просто устал ждать…
В следующий момент в помещение ворвался Сат. Он был бледен, что-то тараторил и беспрестанно размахивал руками, показывая куда-то вверх.
Гэйли обреченно уселась на пол, прислонившись спиной к стене.
- Опоздали, - едва слышно проговорила она. – Над домом висит боевой крейсер Наследников. Это конец.

Сообщение отредактировал Верник: 17:40:20 - 30.08.2012

[Верник]

Глава 18. Беженцы.

- Ты не права, Гэйли - уверенно сказал дед. – Решив нас уничтожить, они бы сделали это с безопасного для себя расстояния. Им нужен Фёст. Так что, скорее всего, высадят десант для захвата.
- Если, так, то еще можем отбиться, - встрепенулась девушка. Достала теплый комбинезон, в три приема в него залезла. Затем вытащила из кучи вещей на полу предмет, похожий на покрытую хромом булаву. Вряд ли, конечно, это была булава по прямому назначению. Скорее всего, разновидность огнестрельного оружия. – Ты с нами, дед?
- Без вас справлюсь, - грубо ответил Эргол. Сжал огромные железные кулаки, и в одно мгновение бронированные пластины на его плечах и груди приоткрылись, выпуская наружу вместе с клубами пара, не меньше полусотни разнокалиберных стволов.
Увидев такое преображение, Гэйли едва не выронила свою «булаву». Глаза ее стали круглые, губы задрожали. Она что-то выкрикнула на глаплесе, явно выражая свое возмущение. Но Эргол не стал отвечать. Он отодвинул внучку в сторону, и направился к выходу.
- Что он собрался делать? – спросил я, надевая сапоги.
- Совсем из ума выжил, - буркнула та, поворачиваясь к копошащемуся в куче вещей брату. – Кан, Сат. Перри анд.
Сат сунул под мышку какой-то небольшой сверток и встал рядом с сестрой. В глазах мальчишки читался отнюдь не испуг. Скорее, это была искра азарта.
- Все, уходим, - Гэйли подошла вплотную к стене. Размахнувшись, ударила оружием по зеркальной поверхности. Во все стороны брызнули сверкающие осколки. В месте пролома стала видна мерцающая сотнями разноцветных лампочек приборная панель. Еще один удар, и освещение погасло. Мы остались в темноте. Спустя несколько секунд со стороны двери раздался сухой треск. По стенам заплясали яркие отсветы, будто кто-то включил сварочный аппарат. А затем дом пришел в движение. Стеклянные панели, из которых он состоял, стали складываться, наезжая одна на другую. И в пространстве между ними уже вспыхивали разряды начавшегося снаружи боя.
Гэйли мощным толчком отправила брата в одно из отверстий, потом пихнула меня. Падая на снег, я успел сгруппироваться, едва не налетев на мальчишку. Девушка выпрыгнула следом, тут же залегла рядом со мной.
- Дай мне какое-нибудь оружие, - попросил я, вжимаясь в холодные рыжие комья.
- Оно тебе не понадобится, - буркнула Гэйли, переворачиваясь на спину. – Будет только мешать.
Дом уже почти полностью сложился, и теперь я видел одинокий силуэт Эргола. Он поворачивался из стороны в сторону, извергая ливень огненных разрядов. Вспыхнуло и занялось стоявшее неподалеку дерево. И в свете пламени показались три тощие человекообразные тени. Такие могли принадлежать людям, страдающим тяжелой формой анорексии. Или поднявшимся из могил мертвецам.
В следующий момент в сторону железного деда протянулось несколько ярко-белых нитей. Одна из них его задела, и на снег полетели брызги раскаленного металла. Эргол покачнулся, сделал шаг назад, но продолжал сдерживать противника непрерывным огнем.
- Все, надо уходить, - Гэйли дернула меня за рукав.
И мы начали по-пластунски двигаться к ближайшему холму. Я последний раз оглянулся на героически стоявшего Эргола, и сердце мое сжалось. Дед уже потерял половину туловища. Расплавленный металл ручьями стекал по его ногам, капал на снег, образуя облака пара.
А сверху, где висело нечто огромное, чернее самой тьмы, сыпались все новые и новые тени. Они кружили вокруг своей пока единственной жертвы в дьявольском хороводе, то исчезая куда-то, то вновь появляясь. Дед уже не стрелял. Он был неподвижен, словно монумент. И спустя еще миг окончательно растворился в сомкнувшей свои объятья темноте.
Наступила тишина. Я слышал, как рядом тяжело дышала Гэйли. К ее дыханию примешивалось громкое сопение Сата. Они только что потеряли родного человека, и по-своему переживали горе. Хотя, какая по счету у Эргола эта смерть? Двадцать четвертая?
- Главное, чтобы капсула далеко не убежала, - прошептала девушка. – Иначе долго искать придется.
В темноте сверкнула тонкая алая нить, затем еще одна, и еще. Лучи полосовали пространство, изредка натыкаясь на какую-либо преграду. Та вспыхивала, и в свете огня было видно, как разбегаются в разные стороны черные худые силуэты. А между ними носился крохотный цилиндр на паучьих лапках, подпрыгивал, извергая из своих миниатюрных излучателей смертельные нити. Капсула как могла, защищала свое драгоценное содержимое.
И тут неподалеку от нас что-то взвизгнуло. Яркая молния расчертила небо по направлению к зависшему над нами крейсеру. Потом раздался оглушительный взрыв. Я мигом подхватил Гэйли и Сата, уводя их прочь от подбитой машины, которая в любой момент могла обрушиться нам на головы грудой пылающих обломков. Пока мы бежали, ударили еще несколько ракет. Взрывной волной сбило с ног, и пришлось ползти по рыхлому снегу, уходя из опасной зоны. В ушах стоял звон, - видно, контузило.
Я почти не помнил, как мне помогли подняться. Зато видел отблески огня на броне десятков металлических тел, уверенно движущихся в атаку. А рядом с нами уже садился челнок. И где-то вдалеке, словно пробиваясь из другого мира, слышался голос Гэйли.
Меня грубо впихнули в люк летающей машины, и почти сразу та выстрелила вверх. Чудовищные перегрузки размазали по полу, не давая сделать даже вдох. Вероятно, в режиме форсажа комфортом приходилось пренебрегать. И когда уже начало казаться, что тело вот-вот превратится в тонкий пласт мяса с примесью дробленых костей, неожиданно наступила невесомость. Я словно поднялся над полом, чувствуя необычайную легкость. Но это была только иллюзия.
Где-то рядом ругалась Гэйли. Она была так взвинчена, что голос порой срывался на визг. Если бы я еще понимал их глаплес… Наверное, пора начинать учить.
- Фёст, с тобой все в порядке? – прозвучал из скрытых динамиков приятный баритон Лотбера. И я не удивился этой встрече. Торговец уже второй раз нас спасал. Или только меня?
- Живой, вроде, - я с трудом поднялся. Чувствовал себя так, будто побывал в мясорубке. – Спасибо, что вытащил.
- Рано благодаришь, - ответил Лотбер. – Война только началась. И одна из главных наших задач – обеспечить сохранность твоего уникального тела. Эргол передал данные по генетическому анализу, и они действительно впечатляют. Это шанс раз и навсегда избавиться от синдрома Траума.
- Этим будут заниматься Техники? – с иронией поинтересовалась Гэйли. – Вы уже пытались защитить Лапир. А что в итоге вышло? Ну, скажи, зачем? Зачем надо было взрывать их крейсер?
- Не я решал, Гэйли, - попытался оправдаться торговец. – Не я один. Было принято решение, и поставлена боевая задача.
- Может, хватит уже, - взмолился я. – Как дети, ей богу. Потерянного не вернешь. И что толку теперь спорить? Лучше скажите, что дальше делать будем?
- Сейчас летим на базу Техников, - ответил Лотбер. – А там уже будем решать. Нас слишком мало, чтобы достойно противостоять Наследникам. Нужны новые силы. Нужны добровольцы.
- Те-е-ехники, - задумчиво протянул я. – Это те, что строят самбоно и делают кукол?
- Это сборище умалишенных, - фыркнула Гэйли. – Возомнили себя высшими созданиями, способными защищать наши слабые несовершенные организмы. А что толку, если вы даже не имеете понятия, как воевать?
- Техники нашли свое предназначение, - продолжил Лотбер, игнорируя очередной выпад девушки. – Металлические тела имеют огромный боевой потенциал, и постоянно совершенствуются. Не знают усталости и боли. Мы всегда завидовали Наследникам, владеющим технологией воссоздания живых организмов. Но потом поняли, что из всего нужно извлекать выгоду. Каждый человек, обретший железное тело, должен становиться солдатом. Посмотрите вокруг. Все эти благоустроенные миры, они для хрупких и прихотливых созданий. Для таких, как вы.
А ведь эти Техники, и Лотбер в том числе, хотя бы пытались найти себе применение. И они правы. Я вспомнил неуклюжего, испускающего струи пара, Эргола, который выглядел в жилом помещении, как бульдозер в залах Эрмитажа. Для чего ему уют и комфорт? Старая привычка? На поле боя или в неисследованных лесах какой-нибудь дикой планеты он смотрелся бы куда органичнее. Каждому зверю своя среда обитания, и этого не отнимешь. Техники шли правильным путем, что вызывало с моей стороны к ним глубокое уважение. Железным солдатам просто не хватало опыта.
- А ты не думал, что искусственные тела – это неправильно? – Гэйли все никак не могла успокоиться. Вероятно, продолжала переживать за гибель деда. – Ведь Отец создал нас из плоти и крови, а не в виде машин. Мало Его генетического мусора, так еще и своего металлолома добавляем.
- Замолчи! – голос Лотбера ударил по ушам. – Как у тебя язык поворачивается так говорить?!
Дальше торговец перешел на глаплес, и я перестал его понимать. Возможно, это было даже к лучшему. Не стоило так глубоко забираться в личные отношения двух людей.

Я почувствовал, как челнок совершил еще один «прокол». На какой-то миг перед глазами все поплыло, ноги подогнулись, и стоило немалых усилий удержать равновесие. Окно в полу не открывали, поэтому, что творилось снаружи, я не видел. Наверное, очередной мир, населенный людьми. С однообразной флорой, и почти полным отсутствием фауны. Земля по сравнению с планетами Внешней Сферы действительно выглядела экзотическим заповедником. Наверное, мы все-таки где-то на уровне подсознания понимаем, что на прекрасной голубой планете находимся «в гостях», и что природа ее неправильная. Красивая, восхитительная, но чужая. Это не Дом, и можно позволить себе гораздо больше. Я бы даже назвал такое поведение людей мародерством. Пожалуй, так. Ведь нет сдерживающих факторов, под влиянием которых дрогнет рука лесоруба, охотник выбросит ружье, или водитель не сядет за руль машины, перевозящей токсичные отходы. И простенькая фраза «чувствуй себя как дома», которую часто говорят гостю, служит не для раскрепощения пришедшего, отнюдь. Мне кажется, она имеет гораздо более глубокий смысл.

Мы ступили на лоснящийся влажным блеском в свете прожекторов бетон посадочной площадки. Темнота не позволяла видеть дальше освещенной зоны, и понять, где находимся, было пока невозможно. С одинаковым успехом челнок мог опуститься и на поверхность планеты, и уйти глубоко вниз, в подземный ангар.
- Это и есть база? – спросил я, заворожено наблюдая, как мимо нас, неумело пытаясь идти нога в ногу, проковыляла группа металлических солдат. И лязг от них стоял такой, что звенело в ушах. Не иначе, как мы находились в замкнутом пространстве.
- Похоже на то, - проговорила Гэйли, обняв одной рукой брата за плечи. – Я никогда здесь раньше не была. Вон, смотри, - она указала на только что приземлившийся второй челнок. Из него вышло несколько человек, и теперь они тоже ошалело оглядывались по сторонам.
- Беженцев привозят, - догадался я.
К нам подошел один из местных, с головой в виде поставленной на вершину пирамиды. Он что-то сказал на глаплесе, Гэйли кивнула, и дернула меня за рукав.
- Идем, - девушка двинулась вслед за солдатом. – Нас накормят. Потом выделят места для отдыха.
- Это уже лучше, - я не отставал от нее ни на шаг.
Мы вошли в какое-то строение, похожее на бункер. Когда тяжелые створки дверей закрылись, я ничуть не удивился, поняв, что оказались в кабине грузового лифта. Спустя мгновение кабина с мерным гулом тронулась вниз.
Время словно остановилось. Прошло минут пять или час, а лифт все продолжал двигаться. В замкнутом пространстве время вообще воспринимается иначе, и мне начало казаться, будто температура воздуха заметно поднялась. Уж не к ядру ли планеты приблизились? Бред, конечно. Просто игра воображения. Или системы вентиляции не справляются.
Едва двери открылись, нас поджидал сюрприз. Я, конечно, рассчитывал на любой прием, но только не в виде огромной очереди. От изумления даже замер, разглядывая пеструю толпу. Здесь были люди с багажом и без; с чахлыми растениями в контейнерах и странного вида животными на поводках; одетые в некое подобие скафандров и полностью обнаженные. В воздухе витала вся палитра запахов, а уши терзал многоголосый гомон, сливающийся в гул толпы.
Кто-то сунул мне в руки черный пакет с нарисованным белой краской иероглифом, у Гэйли с Сатом были такие же.
- Это комплект первой необходимости, - проговорила девушка, расстегивая замок. – Емкость с водой, пищевые концентраты, термобелье. Долго стоять будем, похоже.
- Ты просто не знаешь, что такое очередь, - сказал я. – Недаром нам продуктов на несколько суток выдали. И еще надо найти крайнего. Спроси кого-нибудь.
Гэйли ушла, оставив мне Сата и свой пакет. Отойдя в сторону, я сел на пол, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Жутко хотелось спать. Кажется, последний раз я нормально спал в поезде. Но это было еще в той жизни.
- Фёст, - Гэйли осторожно тронула меня за плечо. Я встрепенулся, не понимая, где нахожусь. Кажется, все-таки уснул. – Ты Сата не видел? Куда он делся?
Мальчишки действительно нигде не было. За то время, пока я дремал, народа в помещении заметно прибавилось. Многие не только спали сидя, но и растянувшись на полу вдоль стен, положив под головы пакеты.
- Странно, - я тряхнул головой, прогоняя остатки сна. – Он ведь рядом со мной сидел, твой комплект охранял. Может, кого знакомого встретил?
- Все равно бы не ушел, - возразила Гэйли, продолжая всматриваться в толпу. – Сат меня не ослушается. Если велено ждать, то он будет ждать.
- Тогда вдвойне странно, - я вытянул затекшую ногу, и стал ее осторожно массировать. В ступню сразу же вонзились тысячи острых иголок. – Надо людей поспрашивать. Или Техников. У них должны быть камеры видеонаблюдения.
- Вставай, - Гэйли схватила меня за руку и рывком подняла. Хорошо, хоть одна нога держала. Иначе бы завалился прямо на нее. – Пойдем искать. Надеюсь, Техники быстро отследят его.
- Так ты очередь заняла? – опомнился я, неуклюже прыгая за девушкой. – Иначе снова с конца стоять придется.
- Карточку дали, - пробормотала Гэйли, демонстрирую полупрозрачную пластину размером с кредитку. – Сказали, вызовут. Ты ведь на особом положении числишься, Фёст. Надежда всей расы.
- Вот, вот, - я согласно закивал. – Могли бы и без очереди пропустить.
Гэйли не ответила. Она уже увидела дежурившего в зале железного солдата, и стремительно двинулась в его сторону. О чем они говорили, я понятия не имел. Но по расстроенному лицу девушки можно было догадаться о неудачных результатах.
- У них нет системы внутреннего наблюдения, - повернувшись в мою сторону, сообщила она. – Но есть сеть оповещения. Если Сат заблудился, они ему подскажут, как найти информационный пункт. А там его уже подберут.
Едва Гэйли закончила говорить, как скрытые динамики разразились громким, но приятным женским голосом. Толпа замерла, вслушиваясь в каждое слово. Это и было обращение к Сату, так как пару раз упоминалось его имя. Оперативно сработано.
- Теперь будем ждать, - выдохнула девушка, забирая из моих рук свой пакет с комплектом первой необходимости. Достала флягу с водой, сделала несколько больших глотков.
Я последовал ее примеру. Вода на вкус оказалась немного соленой, и напоминала минералку. Вытерев ладонью губы, спросил:
- Ты помнишь, почему Сат твой брат? Или знаешь?
Гэйли замерла, словно переваривая информацию.
- Знаю, - неуверенно ответила она. – И то, что Эргол является мне дедом, тоже знаю. Просто знаю.
- А про мать с отцом? – я решил все-таки немного надавить на тему, которая с большой вероятностью могла оказаться «больной» для их семейства.
Но девушку мой прямой вопрос нисколько не смутил.
- Я спрашивала у деда про них, - Гэйли смотрела куда-то вдаль, сквозь мрачные бетонные стены. – Он не может ничего ответить. Не знает даже, кто на самом деле у него был: сын или дочь. Обычно такое запоминается на генетическом уровне. Но видно, не в нашем случае. Их словно стерли…
- Стерли? – удивился я. – Кому это понадобилось?
- Кому это по силам, - пожала плечами девушка. – Люди пока еще не до конца разобрались в коде ДНК. Так что вывод напрашивается только один.
Один ли? Эх, Гэйли, Гэйли. Как это по-человечески: все необъяснимое повесить на плечи уже ушедшего Бога. Или на того, кто прячется в темных уголках нашего сознания. А может ли она быть уверена, что те же Техники не смогли освоить какие-либо из древних технологий? Где гарантии, что нет других организаций, подобных им?
Я вот даже не совсем уверен в божественной сущности Отца. В спиллийском языке многие слова имеют двоякое значение, и патологическая религиозность спиллян может наложить свой отпечаток. И поскольку мы общаемся на их языке, то вполне возможно, что понимаем друг друга не совсем верно.
Для меня Отец – это последний представитель очень древней, и технически высокоразвитой цивилизации. Таким я его вижу: седой старик с длинной, ухоженной бородой. С великой мудростью в серых глазах. И смертельно уставший от одиночества, от собственноручно созданной тюрьмы, от попыток населить Мир заново. Он может все, и в то же время, бессилен перед самим собой. Дорога, длинною в миллиарды лет, замкнулась в кольцо. А тяжесть знаний и опыта вот-вот готова раздавить, подобно базальтовой глыбе. Но освобождение уже близко. Наследники почти готовы сделать свой первый шаг к заветным садам Эдема. Тогда можно будет спокойно уйти.
Умирают ли Боги на самом деле? Наверное, да. Они умирают внутри нас, когда надежды больше не остается. Ни надежды, ни любви, ни веры. И если Отец действительно перестал верить в себя, то какой он Бог? Он такой же, как и все мы – человек. Создание из плоти и крови.
- Кажется, я знаю, куда мог уйти Отец, - проговорил я, ошеломленный собственной догадкой.
От моих слов Гэйли вздрогнула.
- А тебе не все ли равно? – проговорила она, пытаясь казаться равнодушной. - Лучше бы ты знал, куда делся Сат. Это сейчас гораздо важнее.
Тем временем к нам, пробиваясь сквозь толпу, подошел коренастый мужчина, одетый в ярко-синий костюм. Он что-то начал говорить Гэйли, показывая рукой в противоположную от лифта сторону. Судя по испуганному выражению лица девушки, я понял, что речь шла о ее брате. И новости были не самыми хорошими.
- Сата… увели, - Гэйли от волнения тяжело дышала и проглатывала слова. – Двое увели. Сначала была женщина. Потом к ним присоединился человек с искусственным телом. И еще говорят…Сат шел добровольно, без принуждений. Кому же он так доверял? Кому?
- Они туда пошли? – я продублировал жест мужчины в синем костюме.
Девушка кивнула.
- Надеюсь, еще не поздно, - схватил ее за руку и потянул за собой. – Посмотрим, какой из меня следопыт.

[Верник]

Распутье ( рассказ на тему эволюции сознания человека)





Я больше не боюсь темноты. Вязкая черная мгла, до вчерашнего дня окружавшая меня, вдруг исчезает. Едва начал воспринимать ее как часть своей жизни, как среду обитания. Мы только успели присмотреться друг к другу, поняв, что не враги, и страх, недоверие, настороженность уже неуместны. И она вдруг оставляет меня. Выплевывает, словно нечто противное. Предательница! Значит, я не успел стать ее другом? Ведь друзья так не поступают.
Весь мир вокруг превратился в хаос светящихся ломаных линий. Он непонятен и вызывает страх. И самое страшное, что в нем нет больше Насти. Я пока еще слышу ее, но увидеть уже никогда не смогу.
- Настя, - шепчут мои губы. Пытаюсь найти свою жену, но руки цепляют пустоту. Она как призрак. Холодный и бестелесный.
- Костя, я здесь, - ее голос едва слышен. Тусклый, лишенный всяческих эмоций. - Я здесь, на диване. Мне очень... очень больно.
Я вижу диван: несколько ярко-зеленых горизонтальных линий и затейливая фиолетовая спираль вместо спинки. Но он пустой. Протягиваю руку, и пальцы касаются льда.
- Настя?
Лед дышит. Лед живет теперь своей жизнью, в своем мире, который с каждым днем все дальше и дальше от меня.
Сжимаю холодную руку Насти, шепчу ей:
- Все будет хорошо, милая. Это поначалу больно. Потерпи немного...
Кого я уговариваю? Еще недавно сам так лежал, до хруста стиснув зубы, обхватив руками разламывающийся на куски череп. Порой просто хотелось выйти на балкон, вдохнуть полной грудью осенний промозглый воздух, перегнуться через узкие, подернутые ржавчиной перила, и метнуться навстречу свободе. Если бы у меня тогда нашлись силы подняться...

"...Эпидемия африканского гриппа продолжается. На сегодняшний день госпитализировано уже свыше трехсот пятидесяти тысяч человек. И это только на территории северной Африки. Также выявлены отдельные случаи заражения в Соединенных Штатах, Китае, Индии. Специалисты во всем мире пытаются остановить распространение опасной инфекции.
Еще раз напоминаем о симптомах: резкое повышение температуры тела, сильные боли в затылочной части головы, частые кровотечения из носа, реже ушей. Если вы вдруг обнаружили у себя хотя бы один из этих симптомов, немедленно обратитесь к врачу. Поймите, своевременное обнаружение инфекции может спасти тысячи человеческих жизней..."

Я ничем не могу помочь Насте. Сейчас все зависит только от нее самой. Она борется один на один с этой жуткой болью, и даже не догадывается, что все уже кончено. Последняя битва была проиграна, когда я не смог ее увидеть. Те, кто остается, всегда видны в темноте. А ее темнота поглотила. Забрала у меня навсегда.
- Настенька, милая, - шепчу я, касаясь ледяной руки. - Осталось недолго. Ты должна бороться с ней. Не дай боли овладеть тобой. Я здесь. Я рядом.
Чего стоят мои слова, если они неправда? Всего лишь ложная надежда обреченному на смерть. Нужно ли это ей, я не знаю. Возможно, надо мне самому. Чтобы совсем не сойти с ума. Ведь со мной теперь останется маленькая Полинка - наш с Настей плод любви.
Малышка еще спит. Ее боль не так сильно мучила, и я смог увидеть дочку раньше, чем понять утрату. Дети вообще легче переносят болезни. Вот только как ей объяснить, куда исчезла мама? Она скоро проснется и... Что я ей скажу? Что?
Вот, уже слышу тихий плачь. Там, в соседней комнате, за завесой из переплетений синих и оранжевых нитей, за пеленой мерцающих белых звезд бьется и пульсирует маленький пурпурный комочек.
Я прекрасно понимаю, что если сейчас покину Настю, то уже никогда не смогу ее найти. Ее почти уже неслышно.
- Прости, милая.
Я иду к дочери. Комочек из пурпурного уже стал багровым, а это означает страх. Не знаю, почему, но каким-то образом могу читать эмоции Полины. Возможно, смогу также понимать и других людей. Когда выйду из замкнутого пространства квартиры - хаотически переплетенных световых стеблей разных цветов и толщин. Так теперь выглядят стены, пол и потолок. Не банальные панели из железобетона, брезгливо прикрытые слоями штукатурки и обоев, а нечто абстрактное, воздушное, до безумия прекрасное.
Полина видит меня, и перестает плакать. Ее маленькое тельце светлеет, становясь нежно-розовым пушистым клубком света. Я беру ее на руки, прижимаю к себе, и в тот же миг ощущаю, как из моего тела вырываются зеленые сполохи. Они обволакивают девочку, становясь вокруг нее тонким мерцающим ореолом из любви и заботы. Полина вновь засыпает в созданном мной коконе. Это на какое-то время убережет ее от наивных детских кошмаров.
- Спи, Полинка. Спи, солнышко. Все будет хорошо...

"...Кто-нибудь может сказать, что происходит с миром? Это апокалипсис? Тогда почему никто не умирает? Страдают от боли, но упорно продолжают жить. Неужели все-таки наказание свыше за грехи наши тяжкие? Тогда искупим ли мы через мучения свою вину или будем прокляты навечно? Множество вопросов, ответы на которые каждый сможет найти для себя сам.
На мир обрушилась чудовищная по масштабам эпидемия, не унесшая до сих пор ни одной человеческой жизни. И мало того, она поглотила прочие опасные вирусы. Действительно опасные. Как это понимать? Как? Кара это или все-таки спасение? И уже никто не удивился, когда ученые обнаружили, что головные боли на самом деле вызывает маленькая, размером с горошину, опухоль. У каждого, кто перенес грипп..."

- Настя! - я безрезультатно пытаюсь найти жену. Прекрасно понимаю, что ее больше нет с нами, но не оставляю попыток. Порой мерещится движение холодного воздуха, будто рядом кто-то проходит. Шелест одежды или едва уловимый запах духов. Вслушиваюсь в звуки окружающего пространства в надежде выцепить родной сердцу голос. Однако теперь меня обволакивает звенящая тишина. Новый мир еще не может говорить. Он даже не младенец, а эмбрион, питающийся соками матери. Он только-только начал зарождаться.
И в следующий момент тишину пронзает звонок...

2.

Подхожу к двери. Открываю, даже не смотря в глазок. Я уже знаю, кто стоит там, на сырой и прокуренной лестничной площадке.
Я его жду.
- Здорово, Кирилл, - хмуря брови, произносит Николай, мой сосед из тридцать первой. Здоровенный, метра два ростом майор ВДВ. Бывший, правда. Теперь медленно спивающаяся, теряющая облик пародия на человека. Говорят, еще в Чечне сломался.
- Заходи, - киваю я соседу и делаю шаг назад. Майор протискивается в тесный коридор моей "однушки". Странно, от него сегодня совсем не несет перегаром. Да и побрился, кажется. Неужели вспомнил, что человеком быть не самое последнее дело?
Мы прошли на кухню.
- Пиво будешь? - спрашиваю я, уже открывая дверцу холодильника.
- Кофе, если можно, - говорит тот, усаживаясь за стол. - Пиво как-нибудь в следующий раз попьем.
- Ты уверен? - с сомнением переспрашиваю. Образ трезвенника майору совсем не идет. Будто обезьяна, решившая стать дайвером. Глупо, нелепо и смешно.
- Уверен, - кивает Николай.
Я пожимаю плечами. Достаю из шкафа растворимый кофе, две чашки. Чайник только-только начал закипать.
- У меня к тебе разговор, Кирилл, - как-то неуверенно проговорил майор, перемешивая на дне кружки кофейный порошок с сахаром. - И разговор очень серьезный. Да сядь ты, наконец! Хватит суетиться!
Я падаю на табурет, демонстративно кладя руки на стол. Майор минуту молчит, будто набирается сил перед решающим поединком. Затем говорит:
- Слушай, Кирилл. Я, конечно, понимаю, что в это трудно поверить, но тебе нужно знать правду. Видишь ли, мир вокруг, и я в том числе - это часть твоего субъективного пространства. Они существуют лишь у тебя в голове. Огромный мир, отражение реальности. И не более того.
- Значит, я здесь Бог? - усмехаюсь. Интересно, когда майор успел променять стакан на что-то более серьезное? - А ты, видимо, добрый Морфиус?
- Идиот! - тот вдруг вскакивает, глаза горят бешенством. Я инстинктивно вжимаю голову в плечи: рассвирепевший майор ВДВ - зрелище не для слабонервных. - Ты представить себе не можешь, чего нам стоило достучаться до тебя! Мы двое суток глаз не смыкаем! Весь мир рушиться к чертовой матери, а ты ерничаешь! Эх, дать бы тебе по морде.
Последние слова сосед проговорил со спокойствием разочаровавшегося в жизни интеллигента. Он снова садится на старый табурет, подпирает голову руками и, закрыв глаза, сидит минут пять. Я тоже ничего не говорю. Кто знает, что у него сейчас твориться внутри? Может, это я нахожусь в его субъективном пространстве? В мире, родившемся в сознании человека, последние пять лет посвятившего общению с зеленым змием. Этакая галлюцинация.
- У тебя водка есть? - вдруг спрашивает майор. Вот, теперь все становится на свои места. Банально до омерзения.
Молча достаю из холодильника запотевшую бутылку. Ставлю на стол. Майор одним движением высыпает в раковину так и не дождавшийся кипятка кофейный порошок, и освободившуюся кружку от души наполняет "белой". Затем залпом выпивает.
- Лучше? - с некоторой иронией спрашиваю я.
- Ты в коме, Кирилл, - вполне серьезно заявляет майор. - Лежишь в медотсеке на международной лунной базе. Еще не до конца потерявший связь с внешним миром, что позволило нам с тобой увидеться. Просто ты потерял сознание где-то на полпути от Земли. Хорошо, хоть автоматика корабля не подвела, и мы смогли его благополучно посадить. Знаешь, как трудно сажать такие "беспилотники"? Без малого семь часов возле монитора, литра два кофе и миллионы моих бедных разрушенных нервных клеток. А ты тут откровенно смеешься мне в лицо!
- Коля, ты бредишь! - меня начинает раздражать его уверенность. Как он смеет говорить, что я в коме?! И что я... на Луне! Кем он себя возомнил, умник?!
- Я не Коля! - майор ударяет кулаком по столу. - Это только иллюзия! Меня зовут Эдвард Майерс. Я астронавт.
- Во как! - я повторяю его жест, но только ладонью. А ларчик-то, оказывается, просто открывался. Белая горячка во всей ее красе! Эх, Коля, Коля. Что же тебя жизнь нормальная не устраивает? Еще же не поздно вернуться... Или уже ступил за край?
- Ладно, Кирилл, - майор поднимает руки, будто решает сдаться. - Я тебе все расскажу, и ты меня внимательно выслушаешь. Не перебивая. А потом сам решишь. Если мне не удастся тебе доказать свою правоту, я уйду навсегда. Согласен?
- Нет, - говорю я. Смотрю в серые глаза соседа. - Если я не поверю, то ты отправишься в объятия веселых ребят в белых халатах. Они любят астронавтов, мистер... Майерс?
- Идет.
Теперь наливаю водки я, выпиваю и, закусив куском колбасы, подхожу к окну.
Город еще спит, закутавшись в предрассветные сумерки. Ни людей на улице, ни машин. Мрачное утро.
Я слушаю майора, не перебивая, и когда тот заканчивает говорить, лишь качаю головой.
- Бред. Просто бред. И эта теория эволюции сознания...
- Ну, почему же бред? - сосед с серьезным видом берет бутылку с водкой и выливает ее содержимое в раковину. Я не нахожу слов, и только наблюдаю, как толчками, с бульканьем, панацея от многих людских бед покидает стеклянный сосуд. - А ведь ты мне так и не поверил, Кир. Что ж, я не ждал скорой победы. Пойдем.
- Куда?
- Искать ответы, - майор открывает дверь квартиры и выходит на лестничную площадку. Я иду следом. - Если придерживаться этой самой теории, то твое сознание сейчас находится в состоянии стасиса. Процесс перестройки прервался, едва твой корабль удалился от Земли. Поэтому, пока он снова не запустился, у нас есть шанс разобраться в происходящем. Вся надежда на тебя, Кир.
- Как я это сделаю?
- Я тебе помогу, - сосед останавливается перед своей квартирой, открывает дверь. За ней, вопреки здравому смыслу, начинается длиннющий коридор с множеством зеркал в рост человека. Словно бесконечная комната смеха. - Это ячейки твоей памяти. Искать надо среди них. Я очень хотел бы пойти с тобой, но тогда твой мозг уже невозможно будет восстановить.
Я стою на пороге, не решаясь войти. До меня окончательно доходит, что майор прав, и все вокруг лишь иллюзия. Мое субъективное пространство, мой маленький мир, в котором вдруг появился нежданный персонаж, перевернувший с ног на голову действующие порядки, законы, правила...Майор? Почему все-таки майор? Я ведь никогда особенно не питал к нему симпатии. Скорее жалел, сочувствовал. Как врач возле постели неизлечимо больного пациента. В его силах только облегчить страдания препаратами, так и я иногда помогал ему деньгами, когда видел, что тот совсем плох и вот-вот загнется.
- Почему зеркала? - спрашиваю я, переступая порог.
Майерс не отвечает. Затем дверь за моей спиной с лязгом закрывается, и я остаюсь один. Осторожно подхожу к первому зеркалу. Что там, по ту сторону? Фрагменты моей жизни? Но хочу ли я все это пережить заново? Многое уже успело забыться, и вряд ли сейчас смогу сказать, каких моментов было больше: хороших или плохих, грустных или веселых. Всего помаленьку. Что-то никогда не захочется вспоминать, а что-то не выкинуть из головы, даже если очень постараться. И, как правило, все самое плохое будет в памяти до конца. Здесь, как отражение в одном из этих сотен зеркал. Может быть именно в этом, перед которым я стою. А может в следующем.
Меня начинает пробирать озноб. Делаю усилие над собой, и заглядываю в бездну...

Сегодня уроки закончились раньше. Увлекаемый толпой одноклассников, я выбежал на школьное крыльцо. Запыхавшийся, кое-как накинувший пальто и обмотавший вокруг шеи шарф. Шапка при этом застряла где-то в рукаве, но мне было не до нее. Ведь мир вокруг стал белым, чистым и новым, а в воздухе появился ни с чем несравнимый запах первого снега. До настоящей зимы еще далеко, и он вскоре растает, превратившись в грязную кашу под ногами. Однако все это будет потом...
Ловко увернувшись от летящего в мою сторону снежка, я провел рукой по перилам, собирая в ладонь "ответный снаряд". Пальца ломило от холода, но мне сейчас было не до таких мелочей. Повернулся к предполагаемому противнику, и...
Пашка Казаков долго не сознавался, что в тот день специально булыжник снегом облепил. Меня уже выписали из больницы с забинтованной головой, а он в школе так и не появлялся. Может, стыдно ему было передо мной, или строгие родители наказали. Зато потом мы с этим светловолосым мальчишкой очень сильно сдружились....

Неожиданно зеркало становится мутным. Оно будто сливается со стеной, и в следующий момент переворачивается, и я вижу его другую сторону.

Снова заснеженное школьное крыльцо. Дети выбегают звенящей гурьбой, и позади них несусь я. Едва ступив на лестницу, вдруг поскальзываюсь, теряю равновесие, а спустя мгновение уже лежу на спине. Из-под головы медленно расползается, впитываясь в снег, алая лужа...

Зеркало вновь делает оборот, и я понимаю, что передо мной оказывается его третья сторона. Но ведь так не бывает! Зеркала ведь по определению плоские. Или все же нет?

Сквозь зарешеченное окошко всматриваюсь в полумрак тесной тюремной камеры, где едва можно различить сидящего на нарах молодого, побритого налысо парня. Он смотрит немигающим взглядом в пустоту, слегка покачивается, а потом поворачивает голову ко мне. Я невольно вздрагиваю. В этом человеке теперь трудно узнать Пашку, но это точно он. Другой Пашка Казаков, который так и не стал мне другом. Еще мальчишкой так и не сумевший понять, что у любого озорства есть грань, и за нее лучше никогда не переступать
Что же ты натворил, Пашка?! Убил? Ограбил? Изнасиловал? Неужели там, в далеком детстве, случайно попав камнем мне по голове, ты только так смог вовремя остановиться? Почему нам всегда приходится кем-то или чем-то жертвовать, чтобы встать на нужный путь? И зачастую получается так, что чужая кровь помогает прозреть куда быстрее, чем собственная....

Холодный пот струится по спине. Судорожно глотая затхлый воздух, я отступаю назад и несколько минут стою, не в силах двигаться дальше. Чувствую, как тело сковывает страх. Холодными липкими пальцами он проникает под ребра, крепко сжимая сердце. Я боюсь этих отражений. Они - мое прошлое и будущее. От них ничего нельзя скрыть.
Я подхожу к следующему зеркалу, и заглядываю уже с осторожностью.

...Девушка сидела рядом со мной на скамейке. Тонкая сигарета в ее руке почти дотлела, осыпавшись на землю маленькой горсткой пепла. Прикурив, она так ни разу и не затянулась.
- Зачем ты это сделал? - с укором проговорила незнакомка, роняя обгоревший фильтр.
- Сделал что? - переспросил я. - Вытащил тебя из-под поезда?
Та не ответила.
- Наверное, решил спасти тебе жизнь.
- Это моя жизнь! - девушка посмотрела на меня таким взглядом, что под его тяжестью интуитивно захотелось согнуться. - Моя! Ты что, не понимаешь?! И только я могу ею распоряжаться. Целиком и полностью! Тебя просил кто-нибудь вмешиваться?!
- По-твоему, я должен был пройти мимо человека, решившего покончить с собой?
- Ты просто должен был остаться безучастным. Это так сложно?
- Сложно, - кивнул я. - На моем месте тебя бы любой оттащил с путей. Что? Скажешь, не так?
- Идиот, - девушка невесело усмехнулась, подняв глаза вверх.
Начинало светать, и небо над крышами домов уже не казалось таким черным. Это в городе оно всегда мутное, а здесь, в сотне километров от суеты и шума мегаполиса, небо имеет пронзительную глубину с мириадами рассыпанных бриллиантов звезд. Стоит на минуту забыться, и кажется, будто вот-вот оторвешься от земли и упадешь в эту манящую бездну...
- Почему ты решила умереть в такую сказочную ночь? - спросил я.
Незнакомка вдруг прижалась ко мне, уткнула лицо в отворот куртки, и заплакала.
- Поплачь, девочка. Поплачь. Легче станет, - говорил я, приобняв ее за плечи. - Уж лучше так, чем под поезд...

Это зеркало начинает быстро вращаться. Когда оно останавливается, я вижу огонь.

Горит лежащий поперек шоссе автобус. Несколько карет скорой помощи с включенными проблесковыми маячками стоят у обочины. Чуть в стороне - машина ДПС. Суетятся люди. Но пассажирам в автобусе уже не помочь. Огонь пожирает салон со страшной скоростью. Ему все равно, что люди, что обшивка с пластиком.
И тут я вижу лежащее на асфальте одинокое, припорошенное колючим снегом тело. Ноги неестественно вывернуты, а голова накрыта куском грязной ветоши. Рядом стоят двое полицейских.
- Свидетели говорят, что эта дура в последний момент на дорогу выскочила. Водитель ударил по тормозам, автобус занесло. Ну, и на встречке его уже КАМАЗ добил. Детишек, конечно, жалко. На праздник всем классом ехали...
- Сука, - выругался сержант, смачно сплюнув в сторону мертвого тела. - Из-за таких тварей невинные люди гибнут. И сама сдохла, и два десятка ребятишек с собой прихватила. Ну, есть ли Бог на этом свете?

Ноги подкашиваются, и я падаю на усеянный осколками разбитого зеркала серый линолеум коридора. Неужели это я его разбил? Но зачем оно мне показывало весь этот ужас? Зачем? Ведь даже если бы я знал, что через несколько дней или месяцев девушка станет причиной аварии автобуса с детьми, можно подумать, дал бы ей умереть под колесами поезда. Да все равно бы ее спас.
И тут внутрь меня проникает холод. Сердце замирает в груди, скованное ледяной коркой. А что, если я смогу пройти мимо? После того, как очнусь. Каким я буду видеть окружающий мир? Насколько стану другим?
Эх, чертов кретин, Эдвард Майерс со своей теорией эволюции! Только бы ты оказался не прав! Это все похоже на страшный суд. Надо же, и я сам пытаюсь себя обвинить. Будто стою на пороге, и грехи тяжким грузом давят на ноги, не позволяя идти дальше. А что там, впереди?
Нахожу в себе силы, встаю и двигаюсь к следующему зеркалу, но так и не решаюсь в него заглянуть. Я уже знаю, что ждет меня там, в глубине, за обманчивой преградой из холодного стекла. Предвиденье? Возможно. Хотя, это ведь моя память...
Там скрывается предательство. Всего лишь один миг, когда потерял веру в любовь и дружбу. Миг, который буду помнить всегда. Море боли и океан отчаяния! Любимая девушка ушла к моему лучшему другу, и я ничего не в силах был сделать. Абсолютно ничего! Просто меня на самом деле никто не любил. Была лишь иллюзия, которая в один прекрасный момент развеялась, оставив пустоту.
Теперь не нужно зеркало, чтобы видеть. И я вижу другой вариант. Вика стала мне женой, а Пашка все так же забегает на недельке в гости, попить пива и поболтать. Но это фальшивая жизнь! Она кажется счастливой лишь для меня одного, а люди вокруг по-настоящему страдают. И делают вид, что тоже счастливы. Зачем эта фальшь? Спектакль для одного зрителя?
Медленно поворачиваюсь и иду по коридору обратно. Толкаю дверь в конце, но вместо лестничной площадки обнаруживаю за ней небольшое помещение, стены которого обшиты белым рифленым пластиком. Напротив меня прямоугольник окна, и за стеклом - изрытая многочисленными кратерами мертвая лунная поверхность. Как на картинках из моей любимой в детстве книжки.
Эдвард Майерс развалился на угловатом белом диване и пристально изучает какие-то документы. Сажусь рядом с ним, устало вздыхаю. Майерс протягивает мне стакан с минералкой.
- Получилось? - спрашивает он.
- Не знаю, - я в несколько жадных глотков опустошаю стакан. - Скажи, Эдвард. Ты готов ответить за все свои поступки, будь они хорошие или плохие? И жить дальше, каждый миг просчитывая вероятности своих действий и видя, к чему в будущем они приводят. Ты ведь, наверное, не отказался бы обладать таким даром предвидения?
- Это не дар, а проклятье, - хмурится Майерс. - С ним нужно родиться. А так можно просто сойти с ума.
- Это точно, - соглашаюсь я. - Но выбор вряд ли будет.
И тут голову пронзает раскаленный кинжал боли. А вместе с ней слышу вдалеке заунывное дребезжание дверного звонка...
Звонок? Откуда бы ему здесь взяться?

1.

Звук такой настойчивый, конвульсивный, словно последний выстрел в спину уходящего прочь врага. Как ни странно, выстрел попадает в цель, и серая мгла бурлящим потоком врывается в мое сознание. Проступают оклеенные вульгарными обоями стены, низкий облупившийся потолок, потертый палас на полу. И Настя в желтом махровом халате настороженно подходит к входной двери. С той стороны уже кто-то начал нетерпеливо стучать кулаком или ногой. Она вдруг оборачивается, смотрит на меня, а в глазах... Нет, не страх и не отчаяние. У человека, минуту назад корчившегося в агонии, взгляд должен выражать нечто иное. Но только не злобу и ненависть. Откуда в ней все это? Настя никогда не умела злиться по-настоящему. Обижаться - да, но не злиться. Неужели боль ее так изменила?
Она поворачивает ключ в замке. Три оборота, и в квартиру врываются какие-то незнакомые люди. Настю отталкивают, практически сметают с пути. Я вижу их горящие безумием глаза. Десятки пылающих глаз. Они все ближе и ближе. Люди теснят меня к окну. У многих в руках палки, обломки арматуры, ножки от столов и стульев.
Не в силах больше видеть мертвые холодные лица, отворачиваюсь, и смотрю на город. С пятого этажа можно разглядеть разве что окна в доме напротив. В чужих квартирах твориться нечто страшное. Кровь на редких уцелевших стеклах о многом может поведать. Или наоборот, скрыть.
Поднимаю взгляд. Свинцовые тучи практически раздавили крышу стоящей неподалеку высотки. Они опускаются все ниже и ниже, пытаясь стереть с лица земли серый промозглый город. И только частые столбы черного дыма принимают на себя чудовищную тяжесть не нашедших опоры небес.
Я не чувствую боли. Мое тело жестоко избивают. Слышатся глухие удары, треск рвущейся одежды, и хруст костей. Последнее, что запоминается, это мелькнувший перед глазами тяжелый сапог.
В следующий момент тьма взрывается цветными осколками, и я вновь становлюсь частью нового мира. Звуки возни постепенно затихают. Они остаются далеко позади, вместе с безликой толпой, которой достался на растерзание всего лишь ненужный кокон, оставленный яркой красивой бабочкой ...
Я беру на руки Полину. Девочка продолжает спать, окруженная уже порядком истончившимся зеленым ореолом. Это хорошо, что она спит. Ей уже нечего бояться. Все самое страшное осталось за той гранью восприятия, когда видишь мрачное небо и бесконечную грязь вокруг, и понимаешь, что это могло быть твоей частью навсегда. Последний взгляд - самый правильный. Он оценивает и заносит в память сложившийся образ утраты. Разве пристало плохо отзываться об усопших? Вот и Полинка пусть помнит пронзительно-голубое небо над головой с ярким, сочным, как апельсин солнцем, зеленую траву с хрустальными каплями росы по утрам и тысячи, миллионы улыбающихся лиц. Для нее они всегда будут добрыми.

"... И еще раз вернемся к теории эволюции сознания. В последнее время много об этом говорили, но ученые так и не смогли установить, являлась ли эпидемия тем самым переломным фактором, благодаря которому человечество должно было перейти на следующую ступень развития. Рано или поздно такой момент прогнозировали, но как все должно случиться на самом деле, никто до сих пор не знает.
Осложнения в виде опухоли головного мозга стали причиной массового, но кратковременного помутнения сознания у людей по всему миру, повлекшие за собой вспышки агрессии. Эти пять суток жестоких убийств войдут в историю как "Чистилище". Население планеты сократилось почти втрое, и цифры статистики заставляют в ужасе содрогнуться.
Может быть через десять, или сто лет природа вновь попытается изменить нас изнутри. И возможно, ей все-таки удастся это сделать. Главное, чтобы мы сами были готовы..."

[Верник]

Один из первых рассказов.

Я хочу быть белым снегом

Тусклое зимнее солнце уже клонилось к закату, когда на опушке скованного лютыми морозам леса появились две человеческие фигуры. Одна принадлежала ребенку лет шести, другая же являла собой древнего старика, возраст которого не взялся бы определить даже он сам.
Они не спеша шли по глубокому снегу на коротких широких лыжах, и из-под шарфов, укутывающих лица, вырывались облачка пара. В теплых овечьих тулупах было не холодно, скорее наоборот, а вот нос и щеки без шарфа могли превратиться в лед.
У старика за спиной висел видавший виды арбалет, колчан со стрелами и небольшой топорик в кожаном чехле. Мальчик же нес в руках тушку крупного белого зайца.
-Мороз-то крепчает, Павлуша. Как бы засветло до дома добраться, - переводя дух, проговорил старик.
-Дойдем, деда. Тут недалеко осталось. А ежели через овраг...
Старик резко замер и с укоризной посмотрел на мальца.
-Я тебя просил не вспоминать про овраг, - погрозил он пальцем. - Гиблое там место. Пойдешь - назад не вернешься.
-Но как же звери и птицы, деда? - не унимался мальчик. - В лютые морозы они все к оврагу тянутся.
-Так ведь они не люди. Они другие. Нам туда путь закрыт. Ясно?
-Но деда...
-Забудь.
Дальше они шли молча. Когда солнце уже наполовину скрылось за кромкой леса, раскрасив небо багровым пламенем, из-за ледяного холма показался край крыши почти целиком засыпанного снегом добротного рубленого дома. Если кто не знает, что здесь есть жилье, то во век не найдет.
Старик еще помнил те далекие времена, когда было тепло, все вокруг зеленело, и воздух благоухал ароматами цветов и деревьев. Особенно после грозы. И его дом стоял на небольшом острове посреди лесного озера. Один на несколько сотен километров. Вокруг девственная природа, тишина да покой. К ночи над водой поднимался густой туман, и тишину лишь изредка нарушали всплески проголодавшейся рыбы. Тогда старик выходил на крыльцо, садился на ступени и слушал только одному ему известные голоса...
Теперь все это осталось только в зыбкой старческой памяти. Остались и воспоминания, как пришла Вечная зима. Просто однажды не наступила долгожданная весна, а за ней теплое солнечное лето... Значит, на то воля Великого. А он, старик, примет это, как очередное испытание на закате своей жизни, и, не смотря ни на что, исполнит свой последний долг.
Остановившись в нескольких шагах от входа в избу, старик с мальчиком сняли лыжи.
-Ну что, Павлуша, сейчас растопим печь, согреемся, приготовим похлебку.
Старик с силой дернул примерзшую дверь. Та даже не шелохнулась. Дернул еще раз - ноль эффекта. Он тяжело вздохнул и обернулся к мальчику.
-Деда, что мы теперь будем делать? - всхлипнул тот.
Неожиданно старик насторожился. Боковым зрением заметил две неясные тени, еле различимые в последних лучах заходящего солнца. Незваные гости бесшумно приближались, отрезая старому да малому путь к бегству.
-Стой, не двигайся, Павлуша. Только не шевелись. У нас появились дополнительные хлопоты.
Инстинкт опытного охотника помог старику определить опасность вовремя. Он узнал, вернее почувствовал, двух Волков. Это были не те волки, которых люди привыкли издревле видеть, а их потомки, коих до неузнаваемости выродила Вечная зима. Мальчик стоял к ним спиной и поэтому не мог разглядеть два ужасных горбатых силуэта, медленно приближавшихся сзади. Огромные, словно тигры, твари истекали вязкой слюной. Глаза горели адским огнем. Он их не видел, но слышал хриплое дыхание, дыхание смерти. Ноги мальчика вмиг ослабли, колени затряслись, а на спине выступил холодный пот. Старик, стоявший спиной к двери неподвижно, наблюдал за Волками.
-Павлуша. Только не паникуй. По моему сигналу сразу падай. Понял? - прошептал он.
Мальчик кивнул.
И тут твари прыгнули.
-Ложись! - крикнул старик, одной рукой толкая мальца в снег, а второй одновременно кидая острый топор. Волк, который метил на мальчишку, не встретив своей жертвы, по инерции пролетел пару метров и так и остался лежать, забрызгивая все вокруг кровью. Его голова валялась в стороне. Другой Волк оказался более везучим. Или же просто умнее. Видя, что несется на длинный острый кол, откуда ни возьмись появившийся у старого человека в руках, он перевернулся в воздухе и со всего маху влетел в стену избы. За что был сию минуту похоронен под неимоверным сугробом, осыпавшимся с крыши.
Старик в сердцах плюнул в ту сторону и помог мальчику встать.
-Не ушибся? - спросил он.
Тот молча помотал головой. Видно, не прошел еще шок.
-Да-а, на засаду мы с тобой нарвались, Павлуша. Нас ждали, выродки. А ведь они совсем не глупые, - старик присел возле двери и что-то принялся разглядывать. - Не один зверь не додумается нарочно помочиться на порог. Ишь, все льдом поросло.
-Они похожи на нас, Деда, - проговорил мальчик дрожащим голосом. - Поэтому они тоже не могут уйти в овраг?
-Может быть и так, - вздохнул старик. Он взял кол и стал сдалбливать лед, мешавший им войти в избу.
То, что произошло в следующее мгновение, мальчик не смог бы забыть никогда. Снежный сугроб, который засыпал Волка, неожиданно взорвался, словно вулкан. Черная тень метнулась в воздух, и страшное чудовище оказалось в каких-то двух шагах от людей. Волк стоял неподвижно. На несколько секунд его глаза встретились с их глазами. Никакой ярости, никакой жажды крови, присущих раненому зверю во взгляде не было. Только отчаяние. Целый океан отчаяния.
Старик и мальчик еще некоторое время стояли и смотрели вслед растворяющемуся в сумерках огромному Волку, бережно уносящему в зубах тело своего сородича.

Ночью Павлик так и не уснул. Едва он закрывал глаза, ему тут же начинали видеться страшные оскаленные морды, кружащиеся во мраке полусна дьявольским хороводом. Светящиеся рубиновые глаза то приближались, делаясь огромными огненными звездами, то уносились вдаль, сверкая где-то у самого горизонта иллюзий крохотными угольками. Но не было в них ни капли угрозы, а лишь неумолимая вечная тоска. Мальчик почему-то понимал, что они были людьми, нелепым образом превратившиеся в животных.
Тихонько встав и одевшись, Павлик незаметно, словно тень, выскользнул из дома. Страха не было совсем.
Он не помнил, как добрался до оврага. Просто скользил на лыжах вперед, в темноту. Не замечал обжигающий холод и не останавливался.
Уже спускаясь по скользкому крутому склону вниз, мальчик почувствовал дуновение теплого ветра, имеющее незнакомый, терпкий, но между тем приятный запах. И этот таинственный аромат заставлял сердце биться как сумасшедшее, готовое выскочить из груди и рвануться навстречу манящей неизвестности.
Снег неожиданно кончился, уступая место рыхлой холодной почве. Чуть дальше начинала расти мягкая на ощупь, но не видимая в темноте, поросль. Возможно, это была трава. Павлик никогда раньше не видел живых зеленых растений, но не раз слышал о них от деда.
Неожиданно, на самом дне оврага что-то засветилось мягким пульсирующим светом. По земле поползли извивающиеся причудливые тени. Вытянув шею, мальчик посмотрел вниз и замер, затаив дыхание. Там, в небольшом углублении, из земли росла странная светящаяся полусфера. Она была прекрасна, словно вышла из дедовых сказок. Ничего подобного этой таинственной красоте, в своей короткой жизни, Павлик раньше не встречал.
В следующий момент он почувствовал, как почва плавно уходит из под ног. Руки стали судорожно хватать воздух, и мальчик, не удержавшись на крутом склоне, кубарем покатился прямо вниз, к мерцающему призрачному свету.

Вокруг было одно сплошное черное небо, усыпанное миллиардами сверкающих звезд. Впереди угадывался силуэт женщины. Она неподвижно стояла и смотрела на Павлика.
- Кем же ты хочешь стать, мой маленький друг? - спросила она. Голос был необыкновенно приятный.
Павлик открыл от изумления рот.
В следующий момент он почувствовал, что на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Он обернулся и увидел рядом деда. Брови того были сердито сдвинуты. Старик сопел, никак не в силах отдышаться.
- Что же ты натворил, Павлуша?- покачал головой дед. Глаза его слезились, не то от обиды, не то от недавнего холода.
Женщина тем временем повторила вопрос:
- Кем же ты хочешь стать, мой маленький друг?
Старик взял мальчика за руку и потащил прочь.
- Не слушай ее. Она всех погубила...эта чертова машина. Будь проклят тот день, когда родился ее создатель!
Пройдя с десяток шагов, старик с мальчиком уперлись в невидимую стену.
- Программа запущена, - продолжал говорить женский голос. - Программу нельзя отменить. Введите ваше пожелание.
Старик упал на колени, обнял Павлика и прошептал:
- Прости меня, Павлуша, за то, что я не смог тебя уберечь, - в этот момент стало видно, что слезы в глазах деда были явно не от холода. - Прости, если сможешь...
- Что случилось, деда? - мальчик ошарашено смотрел на старика.
- Она когда-то была сделана для блага людей, - дрожащим голосом говорил старик. - Каждый человек мог воспользоваться этой машиной и стать тем, кем он пожелает. Мог принять любой образ. Люди полюбили эту новую возможность изменить себя. Но что-то потом пошло не по программе. Машина стала делать так, как сама считала нужным. Она очень полюбила снег. Люди входили в нее, исчезали, а снегу вокруг становилось все больше, и он никогда уже не таял. Понимаешь меня? Мне очень жаль...
Мальчик стоял и смотрел на деда полным сочувствия взглядом. Несмотря ни на что, страха Павлик не чувствовал. Он повернулся к темному женскому силуэту, постоял минуту, словно о чем-то задумался, а затем тихим, неуверенным голосом произнес:
- Я хочу быть чистым белым снегом. Я его так люблю.
В следующий миг все взорвалось яркой ослепительной вспышкой. Где-то вдалеке затихал отчаянный крик старика. В глазах мальчика замелькали темные пятна, превращаясь в бегущих навстречу ужасных Волков.

Павлик лежал на снегу, уткнувшись лицом в сугроб. Лохматый серый зверь нежно поддел его носом вбок и перевернул на спину. Мальчик смотрел застывшим взглядом в черное зимнее небо, полное мерцающих звезд и ему казалось, что там, на недостижимой высоте, плывет таинственная женщина и ласково ему улыбается. От этого было так тепло на душе, что обмороженные щеки растянулись в ответной улыбке. Он даже не заметил, как к нему подошел уставший старик, взял его на руки и, проваливаясь по пояс в снег, бережно понес домой.
- Какой же ты у меня молодец, - прошептал, наклонив голову дед. - Не думал я, что машины могут ревновать. Как же ты догадался?
Перехватившись поудобнее, он понес внука дальше, сквозь ледяные сугробы. Следом за ними бежали, поджав хвосты, огромные серые звери. А через некоторое время, с неба начали сыпаться пушистые белые снежинки. И в каждой из них мальчик видел смеющееся лицо загадочной женщины.

[Верник]

Глава 19. Смерть во имя жизни.

В конце зала оказалась запертая металлическая дверь, возле которой стояли двое сверкающих хромом солдат. Гэйли заговорила с одним из них. Хоть я и не понимал ни слова, но интуитивно угадывал смысл разговора. Сказывался многолетний опыт «крота». Даже если бы никто здесь не понимал спиллийский, то все равно смог бы с ними общаться. Да, тяжелая могла быть дорога к взаимопониманию. Тяжелая и долгая. Но вполне преодолимая. Спасибо «головастику», что подготовил для меня почву…
Я замер, боясь даже дышать. Элементы пазла в моей голове практически легли на свои места, вырисовывая общую картину. И я боялся упустить что-либо важное, дабы одним случайным движением не превратить все обратно в хаос разрозненных осколков.
Только не верил я, что «головастик» являлся инициатором моего Пути. Он такая же пешка, не более. Заинтриговал, помог сбежать, даже играл роль охранника. Вел меня по заранее проложенному маршруту, в конце которого ждали нужные люди. Только вряд ли это конец. Спиллянин должен был привести человека с Земли до того, как Отец покинет свою обитель. Чтобы потомок Арама имел свой шанс попытать счастье по дороге к Эдему. Но захочу ли я начать этот Путь? Что меня заставит?
- Они не хотят нас пускать, - с негодованием произнесла Гэйли. В ее глазах тлели искры разгорающейся злобы. – Говорят, закрытый сектор. Только для тех, кто имеет допуск.
Погруженный в свои мысли, я не сразу переключил внимание не девушку. Услышал лишь последнюю фразу.
- Значит, у похитителей Сата допуск был?
- Неизвестно, - ответила Гэйли, косясь на солдат. – Они не могут сказать, кто входил в двери. Тоже секретная информация.
- Зови Лотбера, - посоветовал я. – Если Сата увели Техники, то все может оказаться еще хуже.
- Что ты имеешь в виду? – насторожилась Гэйли.
- Ты действительно хочешь услышать мою версию?
- Ну, говори же, - девушка буквально вцепилась мне в плече. Да, в ее пальцах можно было крошить грецкие орехи.
Я не хотел пугать, но если моя догадка окажется верна, то счет уже пойдет на секунды. А напуганная женщина, если не поддастся панике, способна действовать очень быстро.
- Ты ведь упоминала, что Эргол завидовал юному телу Сата, - как можно корректнее начал я.
- Нет, нет, - замотала головой Гэйли. – Это совсем другое. Они не способны причинить вред людям.
- А технически возможен перенос эндофоллы в зрелое живое тело? – не сдавался я.
- Только теоретически.
- Значит, ищи быстрее Лотбера! – я уже не сдержался, и закричал. Это было как сигнал к началу забега.
И Гэйли побежала. Спустя секунду она уже растворилась в толпе, вновь оставив меня одного с пакетами. Я постоял немного, а затем, включив «дурака», нагло ринулся к двери. Надежда всей расы, значит? На особом положении? Поглядим…
Но провести эксперимент мне так и не удалось. Дверь вдруг плавно отошла в сторону, и выскочивший из-за нее мальчишка едва не сбил меня с ног. Сат что-то кричал, размахивал руками, как одержимый, при этом бросал испуганные взгляды на неподвижных солдат.
- Что? – я положил руки ему на плечи, пытаясь хоть как-то успокоить. – Если не будешь торопиться, то постараюсь тебя понять.
Сат сделал глубокий вдох.
- Шакран би кер, - отчетливо проговорил он, сжимая ладони в замок, а потом разводя их в стороны. Без сомнений, мальчишка показывал взрыв.
- Там что-то взорвалось?
- Шакран, - повторил Сат, и попытался произнести слово на спиллийском: - Ниаслединики.
- Наследники?! Там?!
Сат быстро закивал. Если он говорил правду, то ситуация становилась критической. Неужели пахнуло предательством? Я, конечно, понимаю, что по местным убеждениям, все люди – одна большая семья, и должны помогать друг другу. Но ведь не надо доходить до апогея кретинизма. Не стоит верить каждому, кто выглядит, как человек. История знала таких жутких монстров в человеческом обличии, по сравнению с которыми замбези кажутся морскими свинками.
На сей раз дверь не успела полностью открыться. Ей помогли изнутри мощным энергетическим зарядом. Пронеслась волна жара, и во все стороны полетели рваные обломки металла. Солдаты-охранники едва успели отскочить. Еще миг, и они уже разворачивали к оплавленному проему тонкие стволы излучателей.
Из пелены дыма проступил темный силуэт. Солдаты замерли в нерешительности, так как появившийся оказался одним из них. Человек с искусственным телом сделал несколько шагов вперед, а затем вдруг бесшумно вспыхнул. В толпе людей за моей спиной послышались вопли ужаса. Толпа зашевелилась, превращаясь в колышущуюся неконтролируемую массу. Началась паника.
А на месте «смертника» в воздухе осталась висеть переливающаяся бледно-зелеными сполохами сфера. Будто подсвеченный софитами огромный мыльный пузырь. Я отчетливо видел сквозь нее застывших с оружием в руках двоих железных солдат. Заменявшие им лица блестящие щитки со стеклами объективов отражали мерцающий свет, становясь похожими на призраков индустриального мира.
Сфера потускнела, подернулась дымкой, и в следующий момент из нее выпрыгнул затянутый в черное человек. Высокий, до безобразия худой. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Я вглядывался в два темных провала, на месте которых должны быть его глаза. И по спине пробежал холодок. Наверное, так могла выглядеть смерть. Та старуха с косой, что рисуют художники на Земле. Обтянутый пергаментной кожей череп, тонкие синеватые губы, вместо носа некий рудимент. Только голову закрывал не капюшон, а каплевидный матово-черный шлем.
Существо вдруг оскалилось, показав два ряда ровных желтых зубов. Затем быстро отвернулось. Из его руки с треском вытянулся тонкий белый луч. Но вопреки всем законам физики луч в воздухе изогнулся наподобие хлыста, описал широкую дугу, и обрушился на одного из солдат. Брызнул раскаленный металл. Железное тело задергалось, распадаясь на куски. И уже в последний момент о стену звякнула отстреленная капсула.
Второй солдат оказался более удачлив. Он увернулся от смертоносной мечущейся плети, кинувшись в обгоревший проем двери. Это спасло ему жизнь.
Сфера снова моргнула, выплюнув на этот раз из своих недр уже трех агрессоров. Я начал медленно отступать, прекрасно понимая, что позади меня бетонная стена. Если Техники в ближайшие минуты не предпримут какие-либо защитные меры, и не ликвидируют портал, то начнется настоящая мясорубка. Людям-то деваться некуда.
Пространство помещения расчертила еще одна энергетическая плеть. Она скользнула по стенам, и врезалась в толпу насмерть перепуганных беженцев. Раздались истошные крики. Запахло горелой плотью.
Но длилась экзекуция всего пару мгновений. Как оказалось, это был лишь акт устрашения, чтобы никто не мешал исполнению основной цели. Наследники переключили свое внимание на меня так неожиданно, что я еще сильнее вжался в стену. Рядом заныл Сат. Четыре темные фигуры рассредоточились полукольцом, и медленно приближались. В руке одного из нападавших продолжала извиваться белая плеть, то сворачиваясь в спираль и облизывая пол, то резко исчезая, превращаясь в крохотного светлячка.
Живым… Я нужен им живым. Иначе бы давно убили. Сердце задергалась в волнах адреналина, по спине побежали мурашки. Против четверых вооруженных профессионалов с голыми руками не попрешь. Не имело смысла даже сопротивляться. Только бы мальчишку не тронули.
Краем глаза я заметил движение. Позади Наследников появился один из железных солдат. Всего один. Без какой-либо дополнительной защиты или мощного оружия. Не беглец ли это? Решил все-таки разделить участь напарника? Вот, сумасшедший…
Однако солдат вытащил из-за спины «булаву», что недавно таскала с собой Гэйли. Возможно, не именно ее, а такую же. Вскинул, прижав набалдашником к плечу. И в нерешительности замер.
- Прости, Фёст, - раздался знакомый голос.
Я понял ситуацию слишком поздно. За долю секунды до того, как Эргол выстрелил. Уже ничего нельзя было сделать. Абсолютно ничего.
Я успел только заметить, как черные фигуры резко развернулись, скрещивая на одиноком противнике свои смертоносные плети. А затем с надрывным визгом заряд плазмы снес мне голову.



Страшно ли умирать?
Еще недавно я задавал себе этот коварный вопрос. Задавал его и Гэйли, пытаясь понять ее отношение к жизни. Но все оказалось куда прозаичнее. Тот краткий миг, когда обрывается последняя ниточка, связывающая тебя с миром, почти незаметен. Он как легкий обморок, после которого уже невозможно очнуться. Забытье, длинною в вечность. Страшна не сама смерть, а ее ожидание: боль, ужас, отчаяние…
Я не успел ни испугаться, ни почувствовать боль. Все случилось слишком быстро. Стоило отдать должное Эрголу, - он хороший стрелок. С расстояния больше пятнадцати метров не каждый сумеет попасть в голову одним выстрелом.
- Фёст, - где-то на грани прозвучал тихий голос Гэйли. – Ты меня слышишь?
Может ли мертвый слышать? И сможет ли ответить? Особенно, если он часть пустоты. Никто и ничто. Последний импульс погасшего сознания.
- Фёст. Отзовись.
Я словно сидел в кинотеатре. Передо мной вспыхнул огромный экран, только изображение было мутное. Сквозь молочную пелену проступали едва различимые силуэты. А все остальное пространство вокруг экрана скрывала мгла.
Постепенно резкость улучшилась, и в фокусе показалось лицо Гэйли. Только оно было жутко искажено широкоугольным объективом.
- Все, он включился, - с облегчением проговорила девушка. Рядом с ней появилась блестящая стальная голова.
- Питание в норме, - проскрежетал Эргол. – Двигательные функции тоже в порядке. Можно отключать кабель.
- Зачем? – попытался произнести я, но где-то в стороне динамик выплюнул странные кашляющие звуки. Неужели это мой голос?
- Попробуй еще, - посоветовал Эргол. – Я изменил частоту.
- Зачем? – на этот раз получилось довольно внятно. Голос был чужой, с ярко выраженными металлическими нотками. Синтезатор речи выдавал жуткие искажения.
- Что ты имеешь в виду, Фёст? – Гэйли отошла в сторону, и ее фигура, едва видимая в уголке экрана, вдруг стала приближаться. И спустя секунду лицо девушки снова заняло собой первый план.
- Зачем не дали умереть? - проговорил я.
- Ты умер, Фёст, - Гэйли отвела взгляд в сторону. – Дед тебя убил. Он был вынужден это сделать, чтобы Наследники не забрали. Выбора не оставалось.
- Я его не виню, - перевел внимание на прозрачный колпак за ее спиной. Сработал зум, и изображение сразу увеличилось. Сквозь заляпанное багровой жижей стекло внутри виднелась какая-то темная масса. Зум еще больше приблизил картинку, и я вдруг разглядел торчащую из кровавого месива человеческую руку. А рядом с ней – фрагмент лица. Моего лица.
Волна ледяного ветра обожгла спину. Внутри все похолодело, а волосы на голове зашевелились. Фантомные чувства были настолько реальными, что почти не отличались от настоящих. Нет больше тела, способного тактильно воспринимать окружающий мир. Нет нервных волокон и нейронов мозга. Все это свалено бесформенной кучей под грязным колпаком. Только сознанию не объяснить неожиданную метаморфозу.
Мое железное тело встрепенулось. Я попытался встать, но тут же упал. Повторил попытку, и вновь оказался на полу. Было ощущение, словно сидишь в темной кабине автомобиля, яростно дергаешь руль, чтобы выровнять движение. Но дорога покрыта коркой льда, и тебя все время сносит в кювет. И так раз за разом. Неужели придется учиться водить этот кусок железа?
- Я не просил меня воскрешать, - отчаянно взвыл я. – Почему не дали мне просто исчезнуть? Как всем обычным людям…
Мое сознание вспыхивало разноцветными фейерверками. Оно в панике металось, силясь осознать текущее положение. По всем признакам я должен перестать существовать. Однако все еще функционирую вопреки заложенной природой или Создателем программе.
Жизнь и смерть. Две противоположности, слившиеся в единую суть. Так не должно быть. Здесь какая-то ошибка.
Господи, только бы не сойти с ума…
- Тебя субмар принял, - Эргол помог мне подняться. – Как только тело окончательно погибло, он перехватил твою эндофоллу. Это его последнее предназначение. Потом он восстановлению не подлежит.
- Субмар, - я сделал усилие, и железная рука коснулась бронированной пластины на груди, пытаясь нащупать прибор. Раздался неприятный скрежет.
- Все, теперь он тебе не нужен, - пояснил Эргол. – Ты в капсуле. В самой надежной оболочке.
Мое агонизирующее сознание забилось в истерике. Так не должно быть.
Ошибка, ошибка…
Оболочка, или тюрьма, из которой нет выхода? Теперь уже не важно.

[Верник]

Решил добавить сюда конкурсный рассказ.

Однажды они возвращаются.



Мальчик поет. Тихо, неуверенно. Голос слегка срывается, отчего кажется, будто он фальшивит. Но мальчик умеет петь по-настоящему хорошо. Просто эта песня ему особенно тяжело дается.


И лампа не горит,
И врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать -
то говори.

Любой обманчив звук.
Страшнее тишина.
Когда в самый разгар веселья падает из рук
бокал вина.

И черный кабинет.
И ждет в стволе патрон.
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
вагон метро…

Его закутанная в тонкое пальто фигурка почти теряется на фоне сверкающих витрин вечернего города. Он держит руки в карманах, раскачивается из стороны в сторону, подставляя лицо колкой осенней мороси. Глаза закрыты, и только посиневшие от холода губы робко шевелятся, рождая песню.
Позади него на старом чемодане сидит человек с гитарой. Голова опущена, и длинные, чуть с проседью волосы скрывают лицо. Тонкие пальцы профессионального музыканта привычно перебирают струны, и сладостные слуху переливы легко вплетаются в слова песни, заставляя слушателей окончательно замереть.


На площади полки.
Темно в конце строки.
И в телефонной трубке эти много лет спустя
одни гудки.

И где-то хлопнет дверь,
и дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь,
и навсегда.

Голос мальчика пока еще тонок. Он звенит подобно серебреному колокольчику. Пройдет еще год или два, и мальчик уже не сможет использовать давно забытое многими Искусство самодив. Тогда на его месте появится другой юный певец, которого обучит Мастер.
Так могло бы быть, но не в этот раз. Их время почти уже закончилось.
Я стою среди потерявших волю людей, чьи взгляды лишены осмысленности. Мокрые от дождя лица кажутся бледными и неживыми. Некоторые из них уже не в силах себя контролировать, и видно, как на штанах расползаются темные пятна. Это не слабость организма. Просто одна из особенностей.
Краем глаза замечаю движение. Двое ребят, чуть постарше того, что поет, лихо пробираются сквозь толпу, не забывая при этом опустошать сумки и карманы безвольных кукол. Никто не станет сопротивляться или кричать. Искусство самодив настолько сильно, что способно в некоторых случаях лишить рассудка, и устоять перед очаровывающим голосом могут лишь единицы.
Вот за спинами двух интеллигентного вида мужчин в черных плащах и с дорогими кейсами замер ППСник. Один из ребят вытащил из его кобуры «макаров», покрутил в руках, и засунул на место. Мальчик отнюдь не глуп. Ему нет смысла ссориться с теми, на чьей земле приходиться работать. Он прекрасно понимает возможность горьких последствий.
Кейсы тоже остаются нетронуты. Слишком крупная добыча, которая иногда может встать поперек горла. Для нее найдутся свои хищники.
Затем я чувствую, как тонкая ладонь бесцеремонно залезает в мой карман. Хватаю холодные пальцы, вытаскиваю наружу. Мальчишка смотрит на меня круглыми от удивления глазами, в которых только-только начинает проступать тень страха. Он еще находится в шоке, и не понимает, как я смог его поймать. Но спустя мгновение начинает вырываться, мотая головой, мыча что-то невнятное.
И тут я уже понимаю, почему парень не поддается чарам голоса. Он и его напарник - глухонемые.
Глупые, глупые дети! Они не понимают, что едва не потеряли самое дорогое. Связались с теми, кто обречен. Мастеру и Ученику уже не помочь, но они могут за собой утянуть невиновных.
Мальчишка неожиданно вырывается, и бежит сквозь толпу, плавно обтекая неподвижные тела. Это его среда обитания. Он здесь хозяин. Я даже не пытаюсь его догнать. В этом нет смысла. Смотрю вслед быстро удаляющейся тощей фигурке, затем поворачиваюсь и иду к Мастеру.
При моем приближении музыка смолкает. Мальчик еще какое-то время продолжает петь, но вскоре и он останавливается. Привычный гул мегаполиса вновь вступает в свои права. Шелест шин по мокрому асфальту, веселые голоса в кафе напротив. И где-то далеко плачет младенец.
- Время истекает, Мастер, - говорю я, присаживаясь перед ним на корточки. – Ты достиг того, чего желал?
Странно… Я даже не помню его лица. А ведь когда-то мы были хорошо знакомы.
- Я достиг большего, - отвечает Мастер, не поднимая головы. – Гораздо большего. Разве ты не видишь?
- Вижу, - поворачиваюсь, смотрю на мальчика. Тот по-прежнему стоит на месте, внимательно рассматривая людей. – Ты хорошо подготовил Ученика. Только тебе не страшно будет забрать с собой живого человека?
Мастер выдерживает значительную паузу, едва касаясь пальцами струн гитары. Слышатся тихие переливы. Затем говорит:
- Я долго готовил его к этому, Проводник. Павлика уже ничего здесь не держит. Он свободен.
- Хорошо, - я делаю глубокий вдох. Мне кажется, что Мастер чего-то не договаривает. У мальчика остались те, кому он не безразличен? Тогда он скоро потянет их за собой. Так всегда происходит, если уходящий оставляет здесь частичку своей души.
Но Проводник должен исполнить свой долг, и я исполняю. Пора уходить…
Мне не нужно особых усилий, чтобы позвать Тьму. Она прячется повсюду: в потаенных уголках мрачных дворов, во взглядах случайных прохожих или в неискренних намерениях товарища. Так легко казаться добрым и правильным, когда внутри Тьма. Я Проводник. Я ее чувствую, и могу управлять. Это моя работа.
Черные вязкие тени начинают сползаться к моим ногам, постепенно образуя на мокром асфальте большое пятно абсолютной Тьмы. Оно клокочет, выстреливая вверх протуберанцами. Набухает пузырями, которые беззвучно лопаются, забрызгивая ничего не подозревающих людей вокруг. Они не могут ее видеть. Только чувствуют непонятную тревогу и неосознанный страх, когда концентрация черной материи становится излишне высокой…
- Что это? – Ученик подходит почти к самой кромке черного гейзера. Липкие любопытные языки лижут его ноги, пока не решаясь двинуться дальше по телу. Тьма пробует мальчика на вкус. Это хорошо, что он ее не боится. Значит, быстрее привыкнет.
- Не бойся, Павлик, - произносит Мастер, и вдруг резко встает с чемодана. Его длинные волосы разлетаются в стороны, и я вижу свое отражение, свое лицо, грубо искаженное зеркалом времени. Глубокие каньоны морщин, пристальный усталый взгляд серых глаз, обветренные губы. Это я, каким стану лет через тридцать-сорок…
Каким мог бы стать.
- А я и не боюсь, - отвечает Ученик, подставляя ладони трепещущим языкам Тьмы. В его голосе столько спокойствия, словно он всю свою сознательную жизнь готовился к этому моменту. Заслуга Мастера, конечно.
А затем я неожиданно понимаю, что Тьма уже не подвластна мне. Она начинает медленно вздыматься огромным черным грибом, закрывая собой верхние этажи домов, фонари освещения, сочащееся моросью темное небо.
И в следующий момент меня уже нет…


Дина умерла в среду утром. Я сидел на краю кровати, держал ее холодную руку, и изо всех сил старался быть сильнее того чувства, что вгрызалось в меня изнутри. Только надо ли ему сопротивляться? Мы были вдвоем. Пустая квартира, насквозь пропахшая лекарствами, дешевыми освежителями воздуха, вечно подгоревшей едой. Дина уже давно не вставала, а я плохо готовил. Только это было уже не важно. Она не могла есть, и приходилось колоть ей витамины, поддерживая в измученном болезнью теле затухающий огонек. Стоило ли стараться ради себя?
- Прости, Дин, - прошептал я, и уже не смог сдержаться. Упал на колени, уткнулся лицом в ее живот, и завыл. Слез не было. Только дикий, выворачивающий наизнанку вой. Скрюченными пальцами судорожно рвал матрац, но боли не чувствовал. Она должна придти чуть позже…
Спустя несколько часов я затуманенным взглядом провожал двух молчаливых санитаров, уносящих вниз по лестнице закутанное в простыни тело. Их безучастные ко всему живому, бледные лица могли принадлежать лишь таким же мертвецам. Только они были мертвыми внутри.
Я закрыл дверь, прошел на кухню. И только тогда понял, какой страшной может быть настоящая пустота…
Она вернулась спустя год. Я уже собирался ложиться спать, как вдруг раздался звонок. За дверью стоял высокий широкоплечий мужчина в длинном черном пальто, хотя на улице была страшная духота после жаркого июльского дня.
- Здравствуйте, - он чуть заметно кивнул. – Я вам привел кое-кого. Принимайте.
Мужчина сделал шаг в сторону, и я увидел ее…
Такие же простыни, в какие она была закутана тогда. Только теперь они обернуты вокруг груди, на манер банного полотенца. От дорогого платья, в котором ее хоронили, ни осталось и намека.
- Я могу войти? – спросила Дина, и я, не в силах что-либо сказать, посторонился.
Она прошла мимо, чмокнула меня в щеку с таким видом, будто мы не виделись всего пару часов. Прошла в ванну.
- Не обижай ее, - тихо посоветовал мне мужчина. – Тогда все будет хорошо.
Затем он ушел, и я остался один. С ней.
Это очень странное чувство, когда вновь обретаешь нечто ценное, с потерей которого уже успел смириться. Оно оставалось только как воспоминание, не более того. Частичка прошлого. Предмет без души и тела.
Я тогда еще не знал о Тени города. Не имел понятия о Проводниках и Хранителях. Совершенно не догадывался, что ушедшие навсегда, однажды могут вернуться. Я жил в своем собственном мире иллюзий, который меня вполне устраивал. Пока на пороге моей квартиры не появился Проводник с той, что когда-то потерял…
Дина вышла из ванны, мурлыкая себе под нос какую-то веселую песенку. Кажется, что-то из старого советского мультика. На кухне она поставила кипятиться чайник, достала две кружки. Спросила:
- Кофе будешь? Или чай?
- Кофе, - тихо ответил я, понимая, что поспать этой ночью вряд ли удастся.
Она вела себя вполне естественно, словно год назад вовсе не ее уносили санитары. Холодное, закостеневшее тело. У Дины тогда остались открытыми глаза, и я долго не решался прикоснуться к бледному лицу, чтобы закрыть веки. Смотрел в эти остекленевшие глаза и видел свое отражение. Темный силуэт, словно целиком состоящий из тьмы…
- Не ожидал меня снова увидеть? – вдруг спросила Дина, накладывая в чашки сахар. Родной голос в стенах квартиры звучал совсем чужим. Я слегка вздрогнул.
- Ты же умерла. Мертвые не возвращаются.
- Еще как возвращаются, Мишка, - усмехнулась она. – Теперь возвращаются. Город давно обзавелся собственной Тенью, которая намного сильнее его самого. Тьма по ту сторону не дает душам усопших пройти своим путем, удерживая их. Уж не знаю, каким образом это происходит, но там целый город. Отражение нашего города, которое заселено мертвецами. Как тебе такая перспективка?
- Жить во Тьме?- только и смог произнести я. Мир, о котором говорила Дина, у меня в голове не укладывался. Темная сторона мегаполиса. Тюрьма для человеческих душ. А может, так всегда было? И нет никакого Рая или Ада. Нет пути, в конце которого обещанный покой. Просто никто раньше не возвращался…
- Дурачок ты, Мишка, - она фыркнула, оборачиваясь за чайником. – Нам с самого детства промывали мозги, говоря, что Свет – это добро, а Тьма – зло. Они всего лишь две противоположности, как в шахматах. Можно играть одними фигурами, а можно другими. Играющий черными не станет от этого злым, равно как игроку с белыми фигурками не добавится доброты. Тьмы не стоит бояться. Ее нужно понимать и уметь подчинить себе. Тогда станешь Хранителем. Или Проводником.
Дина еще долго рассказывала о том мире, где всегда темно. О том, как Тьма возвращает умершим прежние тела. Новые, без следов прошлых увечий или болезней. Говорила о возможности реализовать свои скрытые или явные таланты, превратив их в настоящие Искусства. Но только об одном она не упомянула. А именно о том, что Тьма чувствует тонкие, но прочные нити, связывающие две родственные души, находящиеся по разные стороны. И почти всегда в ее власти оказываются оба. Впрочем, Дина не хотела меня пугать. А может, решила постепенно подготовить.
Ведь как оказалось, они возвращаются только на время…


- Что с вами?
Медленно открываю глаза, и вижу бездонную черноту. Здесь никогда не бывает солнца. Тень обходится без него. Я был в этом мире столько раз, что сбился со счета. И снова пробирает дрожь. Не от холода, нет. Скорее от чувства полной беспомощности перед Тьмой, заложенного в нас Создателем. Первобытный страх, когда-то заставлявший далеких предков жаться поближе к кострам. Мы – создания Света, и чувствуем себя уверенно только в своей среде. За исключением тех, кому плоть дала Тень.
Мастера с нами нет. Моя попытка его вернуть снова провалилась. Только Ученик смотрит на меня с легким испугом. Оглядывается по сторонам. Все правильно, он здесь впервые. Живой человек в мире мертвых – это действительно страшно. За всю свою службу Проводником я всего лишь два раза водил живых, и оба они были Учениками. Так уж заведено. Те, кто возвращался в мир Света, не должны оставлять после себя следов своего Искусства.
- Вам плохо? – вновь спрашивает Ученик.
- Нет, все нормально, - отвечаю я. Ноги подкашиваются, в голове хоровод солнечных бликов. Такова участь Проводника, - впитывать и отдавать накопленную силу. Мои ладони начинают светиться мягким желтым светом. Падаю на колени, упираюсь руками в гладкую черную твердь, и Свет легкими импульсами уходит в камень. Весь без остатка. Все то, что накопил за два дня.
В следующий момент начинает светиться Ученик. Тьма расступается, и видны очертания соседних домов. Темные силуэты чахлых деревьев вдоль улицы тянут свои сухие ветви к несуществующему небу. Замерли случайные прохожие. Они давно не видели Свет, и смотрят с тоской на бьющие в разные стороны яркие лучи. Отнюдь не каждому из них дано вернуться. Такое право надо заслужить.
Не смотря ни на что, Свет не иссякает. Прошло уже более десяти минут, а этого времени вполне достаточно, чтобы человека превратить в тень. Что же задумал Мастер на этот раз? Отправил Ученика сражаться один на один с Тьмой? Это же чистой воды безумие. Черная материя у подножия города скапливалась столетиями. Она успела глубоко впитаться, и нет такого Света, что способен достигнуть самого дна.
- Перестань, - я пытаюсь заставить Ученика потушить Свет. Дотрагиваюсь до него, и обжигаюсь. Он словно весь состоит из яркого пламени. – Перестань. Слышишь? Тьма не любит таких шуток. Будет только хуже.
Он делает шаг назад. Разводит руки в стороны.
- А что будет? – задает дерзкий вопрос. – Она меня поглотит?
- Она тебя убьет, - говорю я. – По-настоящему убьет. Как инфекцию, случайно проникшую в ее организм. Потом займется мной.
Свет гаснет. Я вижу, как Ученик начинает медленно оседать, и в последний момент подхватываю его, не даю упасть. Для своего роста и комплекции он кажется чересчур тяжелым. Осторожно кладу его на землю.
- Что со мной? – чуть слышно спрашивает мальчик. – Я умираю?
- Нет, ну что ты, - отхожу от него на пару шагов. Как я могу сказать правду? Должен, но язык не поворачивается. Детям часто врут, чтобы сохранить их психику в порядке. – Ты всего лишь заснешь. Ненадолго. Это акклиматизация.
- Не правда, - отвечает он. – Я не хочу спать. Просто сил нет подняться.
- Я тебя понесу.
Наконец-то понимаю задумку Мастера. Понимаю, и ужасаюсь ее безумию. Он вовсе не пению учил мальчика. Искусство самодив лишь прилагалось к основному владению. Неужели он все еще надеется победить Тьму? Упрямство, достойное уважения. Жаль, что все его силы уходят в пустоту. Ее невозможно победить традиционными способами.
Мальчик ослаб, но Тьма им больше не интересуется. Он хранит внутри себя еще достаточно Света, чтобы пробить брешь. Ему только надо найти в Тени слабое место. И он будет его искать. Ценой собственной жизни. С тем самозабвением, которое свойственно самым большим безумцам. Ведь Мастер вкладывает в своих Учеников гораздо больше, чем мог бы на его месте другой.
Безумие, безумие…
С мальчиком на руках я двигаюсь вдоль улицы. Тьма уже не кажется такой непроглядной, когда она внутри тебя. Просто серые сумерки. И темная бездна над головой словно хранит следы совсем недавно мерцавших холодных звезд. Теперь здесь живут лишь призраки. На нас глядят десятки пар внимательных глаз. Они чувствуют живое тепло Ученика, но боятся приблизиться. И правильно делают. Нам сейчас не стоит мешать.
- Куда мы… Куда ты меня несешь? – шепчет мальчик, силясь приподнять голову.
- Домой, - я поудобнее перехватываю тяжелое тело. – Там ты будешь в безопасности.
- Правда?
Ничего не говоря, продолжаю идти мимо замерших темных силуэтов. Остается пройти еще половину квартала. Там, за девятиэтажками-близнецами, за пустырем с одинокой покосившейся голубятней, будет моя высотка.
Темный город практически ничем не отличается от своего светлого собрата. Казалось бы, Тень может быть другой, искаженной до безобразия. Но здесь кто-то или что-то попыталось сохранить облик оригинала. У меня осталась своя квартира, где я живу, находясь в Тени. Хотя, слово «живу» в этом случае мало подходит. Скорее, существую в данной точке пространства и времени. Нет электричества, связи и прочих составляющих основу цивилизации там, в мире Света. На улицах не встретишь никакого транспорта. Взамен всех этих сомнительных благ Тень дает своим обитателям силу Искусства. А это многого стоит.
Останавливаюсь возле подъезда, кладу мальчика на скамейку. Десять этажей вверх. Один бы я справился с подъемом за пару минут. Но Ученик слишком тяжел, чтобы воспользоваться переходом сквозь Тень. Даже Проводнику не под силу эта задача. Свет внутри мальчишки имеет массу, почти равную массе стали.
Делаю несколько вдохов, снова беру Ученика на руки. С трудом открываю скрипучую дверь, и тут же отпрыгиваю назад. Из мрака на нас вылетает огромный черный зверь. Мощные челюсти клацают в паре сантиметров от моего лица. Он не рычит. Он привык убивать тихо. Еще мгновение, и черный пес оказывается у меня за спиной. Скользит беззвучной тенью, готовясь для нового броска. Я оборачиваюсь, но тут же в глаза ударяет вспышка яркого света. Несколько секунд ничего не вижу. Потом зрение возвращается, и лишь серые хлопья, кружась, медленно падают на землю. Впрочем, земля и часть дома тоже приобрели серый оттенок. Большое пятно выжженной Тьмы. Спустя некоторое время ожог затянется, но местные жители еще долго будут обходить это место стороной.
- Зачем ты это сделал? – спрашиваю Ученика.
- Оно хотело нас убить, - отвечает тот. Его глаза закрыты, губы едва шевелятся.
- Не убило бы, - уверенно заявляю я. – Есть множество способов противостоять теневым псам. И уж точно не нужно жечь их Светом. Побереги свои силы для более опасного противника, мальчик.
- Это была собака? – Ученик с явным усилием открывает глаза.
- Да. Вырожденный Тьмой ротвейлер или доберман. У животных все по-другому. Их природная агрессия становится здесь гипертрофированной.
- А кошки тоже есть?
- И кошки, и другие звери. Душа есть у всех… Ну, почти у всех.
- Они тоже могут на нас напасть?
- По-разному бывает. Но, так или иначе, их лучше обходить стороной. Особенно кошек.
Ученик больше ничего не спрашивает. Видимо, на расспросы ушли последние силы. Я перехватываю его поудобнее, и захожу в подъезд.
Подъем по бесконечной лестнице превращает меня в тряпичную куклу. Еле волоча ноги, шатаясь, подхожу к двери в квартиру. Ученик бесцеремонно перекинут через плечо, и его голова безвольно болтается у меня на спине. Уже не до эстетики. Нужно просто дойти.
Несколькими неловкими взмахами руки срываю молодую поросль бурой плесени, уже успевшую почти полностью затянуть дверь. Этот грибок-паразит проникает повсюду, и бороться с ним абсолютно бесполезно. Пустая трата времени.
Ключи в кармане подходят к обеим моим квартирам. Замок тихо щелкает, и я буквально вваливаюсь в тесный коридор. Последним усилием воли иду в комнату, сгружаю свою ношу на старый диван. Мальчик по-прежнему не открывает глаза. Его и без того бледное лицо кажется мраморным, губы приобрели пепельный оттенок. В Тени почти все так выглядят, если брать в расчет местных обитателей. Но для живого человека такой цвет кожи противоестественен. Неужели Мастер научил его мимикрии? В противном случае, мальчишка не жилец даже здесь. Чего будет стоить Свет внутри него, если оболочка перестанет существовать? Да, в общем-то, выжженный до белизны квартал, не более.
Я оставляю его одного, и пробираюсь в ванную. Бурые заросли грибка почти доходят до колен, и примятые ногами, сразу рассыпаются в пыль. Хорошо, что здесь никогда не бывает ветра.
Из последних сил снимаю с себя одежду, при этом отдавая себе отчет, что делаю это по привычке. Переваливаюсь через край ванны, и откручиваю единственный на смесителе кран. Слышится протяжный вой, кран начинает дергаться. А спустя минуту мне в грудь ударяет упругая струя черной материи.
Все тело будто начинает колоть тонкими иголочками. Черная «вода» быстро впитывается сквозь кожу, наполняя организм новыми силами. Ненавижу этот грязный процесс. Но лучше уж так, чем рвать зубами глотки случайным прохожим. В жилах местных обитателей течет куда более концентрированная материя, однако чтобы на них охотиться, нужно быть последней тварью. А таких на улицах темного города и без меня хватает.
Я закрываю глаза. Силы постепенно восстанавливаются, и начинает клонить в сон. Это вполне нормальная реакция. Несколько часов забытья я вполне заслужил.

Вторая жизнь с Диной была похожа на кошмар. Она сильно изменилась. Не стала лучше или хуже, а просто казалась другой. И такую ее любить я не мог. Возможно, если бы не откровения про мир Тени, про тела, сотканные из Тьмы, я бы разницы и не увидел. Но после ее возвращения я с каждым днем замечал все больше и больше отличий от той Дины, которую знал. Может я специально их искал или придумывал?
Говорят, человек не может умереть дважды. Он может лишь вернуться туда, откуда пришел. Но Дина всегда отличалась неординарностью, по-своему поступила и в этот раз. Она не стала ждать, пока за ней явится Проводник, а в одно раннее пасмурное утро встала и тихо ушла, пока я спал. Дина не любила солнце, поэтому в серых дождливых сумерках чувствовала себя гораздо увереннее, чтобы потеряться в большом городе.
Я много думал, как поступил бы на ее месте. Перспектива возвращения в Тень настолько сомнительна… Возможно, стоит попытки к бегству. Вот только знала ли она, что от Проводника нельзя сбежать? Это дано лишь Мастеру.
Наверное, я бы не стал возвращаться из Тени. Так правильнее для этого мира. Так честнее по отношению к живым.
Спустя полгода Дина дала о себе знать. Это был осторожный, но настойчивый зов, благодаря которому я не мог спать несколько ночей подряд. Она приходила во снах, облокачивалась на собственное надгробие, и смотрела на меня полным тоски взглядом. До боли знакомые черты лица, до жути чужие глаза.
Когда я стал видеть ее отражения в проносящихся мимо лицах незнакомых девушек, в случайно мелькнувшем в толпе силуэте, то понял, что свидания на кладбище избежать не удастся.
Она ждала меня возле своей могилы. Сидела на скамейке, а на облезшем от воды и солнца деревянном столике сиротливо стояла наполовину пустая бутылка водки. Рядом лежал опрокинутый граненый стакан.
- Будешь? – спросила она, звонко ударив ногтем по горлышку бутылки.
- С утра?- я поморщился и присел рядом с ней. На секунду показалось, будто от Дины дохнуло холодом. – Ты ведь водку никогда не пила.
- Жизнь заставила, - совершенно бесцветным голосом проговорила Дина. – Или смерть…
Я промолчал. Несколько минут мы сидели в тишине, и только со стороны старого разрушенного храма доносилось многоголосое карканье кем-то потревоженных ворон. Изредка лаяла собака.
- Зачем ты меня позвала? - заговорил я первым. Пытался рассмотреть в ее серых глазах хоть какой-то проблеск, но видел лишь пустоту. Сейчас она не была такой сильной, как в наш последний вечер.
- Попрощаться, - Дина коснулась ладонью моей руки, и я от неожиданности вздрогнул. Словно почувствовал лед. – Нет больше сил скитаться по этому забытому Богом миру. Еще меньше мне хочется возвращаться в Тень. Есть ли у меня какой-нибудь выбор, Миша? Скажи. Есть?
- Не знаю, - честно ответил я. – Мне кажется, решать не нам.
- А кому?
- Возможно, Проводнику.
- Возможно… - Дина сделала вид, что задумалась. – Хорошо. Давай его дождемся и спросим. Он обещал за мной придти.
- Уже пришел, - неожиданно раздался позади меня голос. Я обернулся, и увидел прислонившегося к стволу тополя высокого бледного мужчину в длинном черном пальто. Он смотрел на нас с таким любопытством, словно лаборант на подопытных мышей. – И я очень вовремя пришел. Надеюсь, девушка не успела вам ничего передать, молодой человек?
- В каком смысле? – насторожился я.
- В смысле своего Искусства, - пояснил Проводник. – Она могла оставить на вас след. Тогда ситуация становится совсем иной.
Невольно бросил взгляд на руку, которой недавно коснулась Дина, рассмотрел запястье, - никаких изменений. Но как только раскрыл ладонь, из нее тут же устремился вверх иссиня-черный росток, разветвился, образуя некое подобие закрученных в спирали усиков. А затем над моей головой раскрылись широкие, похожие на зонтики листья.
Я уставился на Дину непонимающим взглядом. Немой укор. Вопрос, так и оставшийся без ответа. Как ты могла?! Как?!
- Жаль, - тихо вздохнул Проводник. – Всегда жаль забирать живого.
Черный цветок мгновенно рассыпался, оставшись в воздухе легкой взвесью. Я вытер ладонь о штанину, будто этим жестом мог стереть с себя клеймо. Нет, все еще осталось чувство неизбежности…
- Дина, зачем?
Теперь я увидел в ее глазах темную бездну. Ни малейших эмоций, ни единого отблеска дневного света. Только непроглядная всепоглощающая Тьма.
Вокруг нас из земли стали вылезать гибкие черные стебли. Они поднимались вверх, оплетали надгробия, оградки и стволы деревьев, превращая унылый пейзаж городского кладбища в красивый, будто нарисованный тушью, волшебный лес. Через несколько минут над нашими головами уже стали распускаться огромные диковинные цветы с ажурными лепестками.
- Так никуда не годиться, Плетельщица - покачал головой Проводник, и одним жестом руки смазал черный лес в гигантскую кляксу.
Наступила ночь. Я проваливался в нее, словно в бездну Дининых зрачков. Пытался уцепиться хоть за малейший отблеск, хоть за ничтожную искорку, которая могла бы связывать меня со Светом, и не мог. Его больше не было.
- Ты мой навсегда, - слышался шепот Дины. Совсем близко, словно она была передо мной. Или голос звучал в голове? – Мы разделим Вечность. Ты и я. Разве это не замечательное решение?
- Нет! – закричал я, и попытался оттолкнуть навязчивую тень. Но руки лишь цепляли пустоту. – Тебя больше нет! Убирайся! Ты умерла навсегда!
- Я не умерла, Миша, - не сдавалась Дина. – И ты теперь со мной, хочешь этого или нет. Придется смириться.
- Пошла прочь! – собрав всю силу, я размахнулся и ударил рукой наугад. Яркий луч света, вдруг вырвавшийся из моего кулака, узкой белой лентой распорол темноту, на миг задержался на закутанной в черное знакомой фигуре, и затем превратил ее в прах. В лицо ударил порыв ветра, обдавая кожу мелкими колючими осколками той, что когда-то любил…
Последний Свет во мне стал оружием. Станет ли Тьма милосердна?
- Я же говорила, что мы будем вместе, - голос прозвучал так громко, что я схватился руками за уши. Но он был внутри меня. – Вместе навсегда, Миша. Ты и я.


Мальчик исчез. Только смятое покрывало на диване, и почти затянувшийся серый ожог на двери напоминают о его существовании. Значит, он все-таки решил искать «слабое место». Шустрый, нечего сказать. Мастер его не зря обучал.
Выхожу из квартиры. Следы детских ступней отчетливо видны на смятых в пыль стеблях грибка, и ведут к лестнице. Совсем недавно шел. Плесень лечит свои раны за час-два, потом уже ничего не разберешь. А Ученик проходил минут двадцать назад. Хотя, что здесь время…
- Здравствуй, Проводник.
Оборачиваюсь на голос соседа. Безликая тощая фигура стоит у стены напротив.
- Здравствуй, - отвечаю, и снова пытаюсь идти дальше.
- Как там мои родные поживают?
- Скучаешь? – я на миг останавливаюсь.
- Скучаю, - слышится тоскливый вздох.
- Плохо скучаешь. Иначе бы уже давно к ним в гости наведался. Или к себе позвал.
- Нет, - испуганно бросает сосед, и мгновенно исчезает за тяжеленной дверью своей квартиры. Странное существо без определенной цели, способное вечно играть роль страдающего мужа и скучающего отца. Впрочем, это его дело. Я Проводник, который может ему помочь. Никогда раньше не думал, что мертвые имеют свои фобии. И известная поговорка про «горбатого и могилу» здесь теряет всяческий смысл.
Быстро спускаюсь по лестнице. Снаружи следы мальчика исчезают. Чтобы их обнаружить, сажусь на корточки и трогаю рукой холодный асфальт. Это часть моей работы, находить людей. Только раньше мне не доводилось никого искать в Тени. Ко мне сами приходили. Однако рано или поздно всегда что-нибудь меняется.
Подношу ладонь к носу, делаю глубокий вдох. След нечеткий, без определенного направления. Значит, Ученик не знает своего конечного пункта. Плохо. Очень плохо. Найти его будет довольно сложно. Если, конечно, он вновь не попытается использовать Свет. Происшествие с псом подтверждало такую вероятность. А еще мальчишка выжег грибок на двери моей квартиры, когда уходил. Видимо, опасался его или брезговал.
«Что думаешь, половинка?» - обращаюсь к той части сознания, что вмещает сущность Дины. Тьма соединила нас вместе, как того желала девушка, но доминирую в тандеме я. Она всего лишь сторонний наблюдатель, помощник, и самое полезное – Плетельщица.
«Он идет наугад», - шепот Дины едва слышен. - «Способный Ученик, но глупый ребенок. Не знаю, о чем думал Мастер, когда возлагал на него такую тяжелую миссию. Одному ему не справиться. Тьма пока не видит в нем прямой угрозы, но если он будет часто тревожить ее Светом, его просто сотрут в пыль».
«Ты сможешь его найти?»
«Зачем»? - в голосе Дины появляются тревожные нотки. – «Ты решил ему помочь победить Тьму? Это глупо. Даже если вы справитесь, что со всеми нами будет дальше? Я не верю ни в Рай, ни в Ад. Променять один отстойник на другой – по-моему, не лучший вариант».
«Я еще ничего не решил. Но оставлять его нельзя. Один раз я уже допустил ошибку, оставив тебя. К чему это привело»?
«Мы теперь вместе», - Дина произносит эту фразу, будто хорошо заученный слоган. – «Навсегда».
«Как ты того хотела», - соглашаюсь я. – «Получила свой персональный Ад? Погибать нам тоже вместе придется».
«Мы не погибнем».
«Ты так уверена»?
«Предчувствие».
Предчувствиям Дины я всегда доверяю. Этого у нее не отнять. Особенно, если дело касается какого-либо серьезного риска для меня. Или для нас обоих.
«Тогда ищи мальчишку», - уже требую я, снова касаясь ладонью асфальта.
Спустя мгновение из моих пальцев начинают вытягиваться тонкие черные нити. Словно усики гигантского таракана, они обшаривают каждый сантиметр земли в поисках отпечатков ног Ученика. Очень сложно обнаружить то, что старательно пытались скрыть. Теперь я понимаю, почему мальчик до сих пор остается нераспознан Тьмой. Он каким-то непостижимым образом заставляет все свои следы уходить в прошлое. Вот след, оставленный моим тощим соседом две недели тому назад. Через пару дней после этого пробежали четыре псины. Еще спустя день осторожно прокралась кошка, выслеживая нервного типа, спешащего к Хранителю. Добычу свою она настигла в двух кварталах отсюда, за старыми гаражами. Я хорошо вижу оборвавшийся путь человека.
Все эти следы читаются достаточно отчетливо, чего нельзя сказать об отпечатках, оставленных мальчишкой. Искусство, подобного которому еще не знала Тень. И сила этого Искусства лежит далеко за гранью Света или Тьмы. Оно само способно стать любой стихией. Нет, Мастер здесь явно не причем. Его уровень гораздо ниже. Кто же тогда вмешался?
«Это обманка, Миш», - тревожно произносит Дина. – «Я ничего не понимаю, и должна признаться, мне страшно. Кто он такой, черт возьми»?
«Не знаю», - мне с каждой минутой все меньше хочется идти за Учеником. – «И скорее всего, нам не дадут это узнать. Ты все следы проверила»?
«Ой»! - неожиданно вскрикивает Дина, и в голове словно взрывается граната. – «Он нашел его, Миша! Нашел слабое место»!
«Замолчи», - я морщусь от боли, которую провоцируют ее громкие крики. – «Хочешь меня доконать? Тогда давай, еще громче ори».
«Проявился совсем свежий след с четким направлением и конечной точкой», - уже спокойнее говорит она. – «Ученик нашел слабое место. Оно внизу, глубоко под нами. Тень похожа на перевернутый конус или воронку, и у ее основания он сейчас находится. Ты еще не передумал его догонять»?
Я молчу. Свежий след не может проявиться случайно. Оставивший его владеет такой силой, что случайности ему уже непростительны. Значит, он пытается меня направить за собой. Только для чего?
- Мы остаемся, - говорю я вслух. Встряхиваю рукой, и черные нити тут же растворяются в воздухе. – Что говорят твои предчувствия?
«Мудрое решение», - с облегчением в голосе произносит Дина. – «Его нельзя остановить. Равно, как и попытаться помочь. Это будет выглядеть смешно».
Действительно, смешно. Только вот смеяться будет некому. Дина права: впереди неизвестность, и шансы уцелеть здесь ничтожно малы. У меня внутри не меньше Тьмы, чем у остальных обитателей Тени. Если ее не станет, то их тела превратятся в прах. А что будет со мной? Что будет с Диной?
Я знаю, что осталась последняя возможность спастись. Пока еще не поздно. Пытаюсь сконцентрироваться, ищу в окружающем меня пространстве мельчайшие частички Света, крохотные фотоны в вечной черноте Вселенной. Они есть, но в таком малом количестве, что обнаружить порой бывает очень сложно.
Закрыв глаза, стою неподвижно. Дина мне помогает, показывая среди чудовищной массы темной материи крохотные светящиеся звездочки. Я смотрю взглядом Плетельщицы, что позволяет четко определить расстояния до них. Ее Искусство безупречно. Еще одно усилие, и искры начинают приближаться, собираясь передо мной в общую светящуюся массу. Но их слишком мало, чтобы инициировать процесс перехода. Нужно больше, гораздо больше…
И в следующий момент земля вздрагивает, слышится треск разрываемого асфальта, где-то рядом бьются оконные стекла. Затем я вижу, как снизу медленно поднимается бушующий океан белого пламени. Тьма начинает шевелиться, ворочаться, потревоженная у самого основания.
Света становится так много, что в нем можно утонуть. Одна яркая вспышка, растянутая во времени на несколько минут. Или часов. Тот, кто выпустил Свет, может заставить его замереть навсегда.
Ученик выполнил свою миссию, а я должен выполнить свою. Теперь достаточно частиц, чтобы завершить начатое…

* * *
Город еще спит, закутавшись в предрассветные сумерки. Мимо проезжают редкие машины, в темных громадинах домов горят одинокие прямоугольники окон. Время тишины и покоя. Время, когда жизнь останавливается, чтобы через каких-то пару часов вновь начать свой стремительный бег.
Я иду по тускло освещенной алее. Ночью был снегопад, и все дорожки теперь покрывает тонкий слой снега. Словно чистый лист бумаги, на котором можно рисовать. Мои следы тянутся по нему неровной вереницей, нарушая белый покров. В детстве рисунки на снегу были куда интереснее.
«Мне пора, Миша», - голос Дины звучит как-то особенно. В нем присутствуют и печаль, и радость, и предчувствие свободы. – «Я и так задержалась, нужно торопиться. Мне уготован долгий путь, в конце которого ждет… Впрочем, пусть будет просто Путь…
«Может быть, наши пути когда-нибудь пересекутся, и мы снова увидимся», - говорю я. Хорошо, что она понимает мои эмоции, - не нужно лишний раз напрягаться. – «Тогда все сложится иначе».
«Что сложится, Миш»? – Дина настроена пессимистично. – «Если встреча и произойдет, то мы вряд ли вспомним друг друга. Наверное, это к лучшему. Прости меня за все».
- И ты меня, - снова говорю вслух. Второй раз прощаться легче, но все же… - И спасибо тебе.
Дина больше не отвечает. Я не хочу еще раз повторять сказанное, поэтому просто буду думать, что она уже ушла. Навсегда.
Поежившись от порыва холодного ветра, щедро швырнувшего мне в лицо горсть колючих снежинок, поднимаю воротник пальто и продолжаю шагать дальше. Не зря я оказался в парке в такое тихое время. Встреча будет. Она неизбежна.
Мастер сидит на скамейке у замерзшего фонтана. Его длинные волосы забраны в аккуратный хвост. В зубах тлеет красным огоньком сигарета, а рядом стоит затянутая в кожу чехла гитара – его вечная спутница, его единственная любовь.
- Ты меня ждешь? – спрашиваю я.
Мастер еле заметно кивает.
- Зачем?
- Чтобы избавить от ненужных воспоминаний, - отвечает он. – И забрать то, что тебе уже не понадобится. Подойди.
Я осторожно приближаюсь. Мастер одним быстрым движением хватает меня за отворот пальто, подтягивает к себе, и без особых усилий вытаскивает из моего тела бесформенный сгусток Тьмы. Затем, несколько секунд покрутив его в ладонях, убирает себе в карман. Так просто и так обыденно.
- Теперь очередь воспоминаний? – догадываюсь я.
Мастер снова кивает.
- Тогда можешь ответить на единственный вопрос?
- Это так важно для тебя?
- Пока еще важно, - я сажусь рядом с ним на скамейку. – Скажи, Ученик мог погибнуть?
Он смотрит на меня внимательным взглядом, в котором едва угадывается оттенок удивления. Я задал правильный вопрос.
- Мог.
Значит, игра стоила свеч. И неважно, кем являлся мальчишка на самом деле: простым Учеником, посланником Света, ангелом, или сыном Бога. Уже нет никакой разницы. Я знаю, что исполнил свое предназначение. Проводник всегда находит правильный путь.
- Ты в него не верил, - с ироничной улыбкой говорит Мастер, и начинает расчехлять гитару. – А он хотел доказать тебе, что справится. Вот где настоящая сила. Правда, Павлик?
Из полумрака показывается темная фигурка мальчишки. Стоит в стороне, не смея приближаться. Мастер перебирает струны, и предрассветную тишину парка наполняет волшебная музыка. Спустя минуту в нее вплетается тонкий звенящий голос:


И где-то хлопнет дверь,
и дрогнут провода.
Привет! Мы будем счастливы теперь,
и навсегда...







В рассказе используются слова песни «Романс». Автор: А. Васильев, гр. «Сплин».

[Верник]

Здравствуйте, уважаемый Верник,

Будете с ним участвовать в Блице?

Здравствуйте, Задумчивый Пёс. Нет, с этим рассказом я уже участвовал в позапрошлой сезонке. Просто решил до кучи разместить его в своей каюте.

[Верник]

Глава 20. Предчувствие Пути.

Больше всего меня раздражали фантомные чувства. Призраки несуществующей психики и нервной системы. Чем я был на самом деле? Некой энергетической субстанцией, именуемой эндофоллой? Или же запертой в железной банке человеческой душой? Той частичкой, что являла собой сознание? А ведь ученые на Земле никогда не верили в их существование отдельно от тела. Они пытались доказать прямую зависимость сознания от химических реакций в мозге, от взаимодействия нейронов. Плоть порождает мыслительный процесс, и точка.
Но теперь я на собственном опыте опроверг все многолетние научные труды светлых умов моей бывшей родины. Опроверг ценой собственной смерти. И мне на самом деле было глубоко чихать на все эти их теории. Я мыслил, а значит существовал. Без мозга, без нейронов и прочей органики. В электронной ловушке, придуманной кем-то еще на заре времен. Вот так просто, и так непостижимо.
- Фёст, ты уже делаешь успехи, - улыбнулась Гэйли, отступая назад. Иначе бы я ее просто раздавил. – Молодец. Скоро бегать сможешь.
- Издеваешься? – проворчал я, пытаясь удержать на ногах непослушное железное тело. – Чувствую себя младенцем, который учится ходить.
- Так ты заново и родился, - стоявший чуть в стороне Эргол наблюдал за моими мучениями. – Только память сохранил. Добро пожаловать к бессмертным. Чувствуешь себя Богом? Ты ведь так про нас говорил?
Эргол рассмеялся, но встроенный в его новое тело речевой синтезатор странно исказил смех, превратив в некое подобие собачьего лая. Выглядело комично, вот только почему-то хотелось плакать. Проклятые фантомные чувства!
- Что стоит бессмертие, если чувствуешь себя ущербным? – пробормотал я. Тихо не получилось, и мой голос прогрохотал на все помещение. – Что с моим телом? С моим старым телом? Вы его сохранили?
- Оно заморожено, - как-то неуверенно ответила Гэйли.
- Заморожено, - повторил я, делая очередной неловкий шаг. – Будете исследовать?
- Будем, - Эргол подошел к внучке, и та отступила назад. Словно опасалась меня. – Или ты предлагаешь его кремировать, и оставить все человечество без надежды на выздоровление? Слишком большая цена…
Я сделал еще один шаг.
- Значит, вам нет разницы, в каком виде проводить исследования? Живого человека резать на куски, или мертвого. А мертвого еще и лучше. Правда, Эргол?
Я вдруг почувствовал, как начинаю закипать. Внутри меня разгорался алый огонек злости. Он трепетал, и с каждой секундой становился ярче, горячее. И словно в ответ на этот порыв, грудные пластины на моем железном теле пришли в движение, выпуская на волю затаившиеся под слоем брони стволы излучателей. А фигура Эргола мигом оказалась окружена мигающей прицельной рамкой. Позади него мелькнуло искаженное гримасой ужаса лицо Гэйли.
Возможно, именно девушка оказалась тем сдерживающим фактором, благодаря которому я внезапно понял, что мог совершить одну из самых страшных ошибок. Ошибок, которым нет и не будет прощения. Никогда.
В чем они виноваты? В том, что пытаются сделать свою жизнь лучше? Или в том, что просто хотят выжить?
- Проклятые фантомные чувства, - простонал я, с грохотом падая на пол. Стволы мигом скрылись в своих бойницах.
- Фантомные? – Эргол подошел ко мне, склонился. – Увы, они самые что ни на есть настоящие. Они в тебе самом, и не зависят от тела. Сейчас ты можешь испытывать только чувства высшего порядка: радость, горе, страх, ненависть и прочие. Но со временем контакт с новым телом станет таким тесным, что будут и тактильные ощущения. Поверь, железная плоть тоже испытывает боль, да еще какую.
- А любовь? – спросил я, не делая попыток подняться. – Ты не назвал любовь.
- Любовь? – усмехнулся Эргол. – Если ты способен любить, то почему же нет. Для нас это всего лишь очередной атавизм. Привязанность к определенному человеку, долг перед Родиной, проявление заботы к тому, кто страдает, - все это тени того чувства, что ты назвал. Но сама Любовь утратила всяческий смысл.
- Ловушка природы, основанная на инстинкте размножения, - проговорил я. – Но человек и Любовь – неразделимы. Любой из нас несет это чувство в себе. Вот только насколько глубоко оно скрыто внутри?
- Мы не можем размножаться, - с ноткой раздражения в голосе произнес Эргол. – Поэтому Любовь бесполезна.
- Но ведь когда-то могли, - не сдавался я. – Гэйли – твоя внучка. Она ведь не безразлична тебе? Значит, была в твоей бесконечной жизни Любовь. Ну, была же? Вспомни.
Несколько секунд в помещении стояла мертвая тишина. На миг даже показалось, будто слышу, как бьется сердце стоящей позади Эргола девушки.
- Никто не может помнить такое далекое прошлое, - тихо проговорила Гэйли. – Каждые триста спиллийских лет наше сознание обнуляется. Я уже говорила про это. Мы помним лишь цепочку родственных связей, и то не полностью. Все остальное теряется безвозвратно.
- А если все же на уровне подсознания что-нибудь остается? – я приподнялся на руках, и неуклюже встал на ноги. На этот раз вполне удачно. – Вы пробовали копнуть поглубже?
- Любопытство всегда наказуемо! – взревел Эргол. – Любопытство убивает не хуже плазменного заряда!
- Это страх, - спокойно произнес я. – Он не дает вам почувствовать себя, свою настоящую свободу. Он достался вам в наследство с тех времен, когда вы хотели познавать новое и двигаться вперед. Именно страх заставил вас остановиться. Вы ведь просто боитесь того, что можете найти на дне своей памяти.
- Ну, знаешь ли, - Эргол угрожающе выставил вперед свои руки.
И тут дверь сбоку от меня плавно скользнула в сторону, впуская в помещение еще одного железного обитателя базы. Черная сфера, размером с хороший арбуз на шести длинных суставчатых ногах, шустро оказалась между мной и Эрголом.
- Удачной тренировки, - раздался голос Лотбера. – Ты хорошо освоился, Фёст. Надеюсь, уже можно попросить тебя о помощи?
- Да, я освоился, - согласился я. – Как пьяный водитель на дороге.
- Ну, консультацию-то можешь дать?
- Смотря какую.
Железный «паук» обежал вокруг меня, и замер возле висящего на стене монитора. Одна из лап протянулась к экрану, и тот включился.
Сначала я ничего не мог разобрать среди мельтешения каких-то непонятных картинок, перемежающихся вереницами символов. Но когда изображение стабилизировалось, то увидел панораму, явно снятую с большой высоты. Это была багряная поверхность незнакомой планеты, покрытая то ли растительностью, то ли скалами. С такого расстояния трудно определить. Но огромное белесое пятно я заметил почти сразу, и остолбенел.
- Кажется, ты сталкивался с подобной аномалией, - произнес Лотбер, увеличивая картинку. Теперь сомнений не оставалось. Даже обелиск присутствовал на своем законном месте. Такой же молчаливый черный маяк…
- Ледник, - только и смог проговорить я.
Он все-таки вернулся. Пусть возник не там, где был ранее, но это ничего не меняло. Ледник одинаков во всех мирах, и функционирует по своим законам. Вот только я изменился. Примет ли он меня таким?
- Значит, это и есть прореха во Внутренней Сфере? – Гэйли с интересом рассматривала изображение. – Странное явление. Ты не находишь, дед?
Эргол выдержал паузу, после чего сказал:
- Не думаю, что это прореха. Скорее, знак, обозначающий возможные перемены. И если через данную аномалию можно куда-либо переместиться, то лишь в одном направлении…
- Дорога к Эдему? – Гэйли вздрогнула.
- Не исключено, - проговорил Эргол. – Недаром наследники тысячи лет искали этот путь, и не могли найти. Все складывается как-то по-особенному. Словно Фёст запустил некий процесс…
Будь у меня лицо из плоти, то обязательно бы поморщился на такое смелое заявление Эргола. Но в данной ситуации оставалось лишь высказаться вслух.
- А мне кажется, что процесс был запущен задолго до моего появления, - произнес я. – Просто кто-то пожелал втянуть меня в свою странную игру, даже не разъяснив правил. И как только все фигуры были расставлены по местам, начали происходить изменения. И Ледник возник отнюдь не случайно. Это официальное приглашение.
- Ты его примешь? – Эргол выжидающе замер. В помещении воцарилась тишина.
Я не торопился с ответом. Как можно что-то решать, когда нет уверенности ни в себе, ни в окружающих. Кто я теперь? И могу ли считать себя человеком? Ведь до недавней поры я был «фигурой» из плоти и крови. Мог открывать десятки и сотни ходов Ледника, и жил по-настоящему только с субмаром на шее. А потом меня убил тот, кому я доверял.
Но сейчас я испугался новой встречи с ледяной аномалией. Испугался оказаться сторонним наблюдателем в мире своих фантазий и грез. Беспомощный железный болван, к которому и субмар-то некуда прилепить. Не говоря уже о том, что просто отключусь еще на подходе к Леднику, оказавшись в нейтральной зоне.
- Я отказываюсь.
Никто не шелохнулся. Все смотрели на меня, словно ожидали другого решения. Но другого не будет.
- У тебя есть опыт, а Наследники впервые видят его, - Гэйли ткнула пальцем в экран. – Преимущество на нашей стороне, Фёст. Ты единственный, кто имеет реальные шансы дойти до Эдема.
- Имел шансы, Гэйли, - я подошел к девушке. Новое тело было куда выше прежнего, и создавалось впечатление, будто смотрю на нее с потолка. – Теперь мой опыт не значит ничего. Ледник не примет меня.
- А вдруг?
- Нет, и точка, - я махнул рукой, и едва не задел девушку. Та опасливо попятилась. – Он не подпускает к себе никакие механизмы, кроме субмаров. Я стану грудой железа. Разве это не аргумент?
- А почему субмары проходят? – Эргол заинтересованно подался вперед. – В чем причина?
- Не знаю, - отмахнулся я. – Может, потому что созданы Отцом…
- Твое тело тоже собрано из деталей с Его стола, - не унимался дед. – Ты делаешь ложные выводы и принимаешь поспешные решения, даже не разобравшись. Глупо. Очень глупо, Фёст. Нужно сделать хотя бы шаг, а уже затем заявлять о поражении.
- Дед прав, - подхватила Гэйли. – Стоит попытаться.
- Даже если смогу пройти к Леднику, что дальше?
- Откроешь ход, - заговорил молчавший до этого момента Лотбер.
- Как? – я повернулся в его сторону. – Без субмара не выйдет. Необходимо живое человеческое тело. У меня его нет.
- У меня есть, - отозвалась девушка.
- Этого мало, - парировал я. – Нужны еще способности. Стать «кротом» не так-то просто. Да к тому же, ты женщина. Я никогда не встречал среди «кротов» женщин.
- По понятиям Терры до полноценной женщины мне далеко, - сверкнула глазами Гэйли. – Ты до сих пор пользуешься своими старыми мерками. Забудь их. У нас другой мир, и законы могут отличаться.
- Могут, но не настолько, - пытался отвертеться я. Меньше всего сейчас хотелось заполучить себе ученика. Тем более такого импульсивного, как Гэйли. Ну, не видел я в ней потенциального «крота».
Лотбер выключил экран, а затем приблизился ко мне вплотную. Я увидел в его объективах свое растянутое линзами отражение: круглая блестящая голова, торчащая прямо из широких железных плеч, и на ней огромный электронный «глаз», за которым пряталась человеческая сущность. Таким я был теперь. Одним из тысяч железных солдат. Безликое существо…
- Мы найдем тебе ученика, Фёст, - тихо проговорил торговец. – Ты научишь его открывать ходы, и тем самым дашь нам надежду. А идти с нами или нет – это уже сам решай. Но вряд ли у тебя есть иной путь…

Сообщение отредактировал Верник: 22:55:25 - 18.11.2012