ЛОШАДКИ
(сериал)
Пролог.
Дети любят играть.
Так уж получилось, что дети всегда любили, и всегда будут любить играть.
Взрослые торопливо шествуют мимо обитаемых песочниц, мамы сидят на скамейках, заботливо следя за своими чадами. И те, и другие замечают, видят и, если хотят, наблюдают за тем, как, чем и во что играют дети. Видят, замечают, но, как ни крути, ничего не понимают в этом. Даже, если учитывать, что такими же детьми были они сами когда-то раньше. Просто, они ведь уже перестали ими быть. И возник огромный разрыв, огромная пропасть. Они-дети и они-взрослые получились уже абсолютно разными личностями, разными людьми с абсолютно разными интересами, ценностями и ощущениями. И те интересы, ценности и ощущения, которыми жили они-дети, для них-взрослых были отсечены, отрезаны, перестали существовать за ненадобностью, как мешающие жить и тормозящие жизнь. Ведь жизнь зачем-то надо ускорять, надо спешить, торопиться жить.
А дети строят свои замки из песка, трепеща от реальности этих замков, а мамы смотрят на замки из песка и видят песок.
Но стоит прохожим взрослым отойти достаточно далеко, а мамам на секунду отвернуться, дети сразу же начинают искать себе новые игрушки и придумывать новые игры там, где стоит такая манящая печать запрета или интригующая печать опасности. Дети пытаются расширить границы своего гигантского маленького мирка, они веселы и беззаботны, они всегда хотят узнавать что-то новое, потому что всё вокруг для них – это новое. Новое – это всё, всё – ново и незнакомо.
И всему новому дети придумывают свои имена и назначения.
Мамы! Не отворачивайтесь от детей, иначе дети рискуют переименовать весь мир.
1 серия. Лошадей убивает не только никотин.
А ведь всё началось не со зла…
Всё началось как игра…
Был чудесный рыбный денёк, особенно солнечный четверг после дождичка. Я был тогда наивен и беспринципен, и сразу же после обеда отправлялся служить в армию. Часть, в которую меня собирались распределить, я не знал, и поэтому ехал всего лишь на сборы в столицу Чахландии за три тысячи километров от родного хутора.
Проигнорировав сбор чемоданов, я налегке прискакал на станцию, откуда через семь минут отправлялся наш электровоз. Попрощавшись с моей незамысловатой подружкой Ксенией и чмокнув её взасос раза три, я ускакал в своё купе, и мы двинулись в путь. Говорят, что позже приехали на станцию мои всегда и везде опаздывающие родители, плюнули на опустевшие рельсы и отправились домой.
Со мной в купе ехали: Арнольдик – вечно дрожащий толстячок и парень с лошадью. Лошадь этот парень вёз для того, чтобы его на сборах определили кавалеристом или всадником каким-нибудь. А ещё он любил всех животных, всех людей и даже всех растений.
Вечером того же дня я вспомнил удивительную примету, говорящую о том, что если в ложку налита капля никотина, то лошадь от неё убьётся наверняка. Мой пытливый ум решил проверить эту теорию на практике.
Позднее вечером я вывел лошадь на крышу электровоза, чтобы парень с лошадью не задавал лишних вопросов, поставил её неподалёку от себя и принялся выдавливать никотин из сигарет в ложку, намереваясь надавить его целую каплю.
Тем временем мы проезжали через город Чихуахуаград, который славился особенно низкими мостами над рельсами электровозов. Мосты эти строились для того, чтобы местные бомжи ночевали на них, а вовсе не на самих рельсах, как это случается обычно.
Услышав весьма характерный звук, я повернул на него голову и сразу же придумал новую примету. Она гласила следующее: «Если лошадь, стоящая на крыше электровоза, пришмякнута мостом, промелькнувшем над этой крышей, это вовсе не значит, что она умерла от капли никотина.»
Я был рад тому, что проверяя теорию практикой, я вывел новую теорию. К тому же, капля никотина из сигарет ну никак не захотела выдавиться.
Я сидел на крыше электровоза, наблюдая, как опускается ночь на пригороды Чихуахуаграда и улыбался. Внизу коротко вскрикивали ремонтники, не успевавшие вовремя отскочить от электровоза. От их присутствия под колёсами ехать становилось особенно приятно, мягко и спокойно.
2 серия. Степные пираты и бегство с электровоза.
На 2053-ем километре нашего путешествия на наш электровоз неожиданно напали степные пираты. Неожиданно, потому что сегодня они уже награбили дневную норму, но, соорудив привал прямо на рельсах, не смогли проигнорировать наше беззаботное движение.
В наше купе ворвались три бугая, стали грубо кричать и размахивать пулемётами. Парень без лошади (бывший «парень с лошадью») плакал, а толстый Арнольдик, неожиданно для всех, не исключая и нас самих, скрутил одного из пиратов и выбил у него из рук пулемёт, который приземлился прямиком мне в руки.
Арнольдик стал истерически орать, чтобы я стрелял, парень без лошади кисло ему поддакивал, и я стрельнул, куда глаза глядят. Глядели они, как назло, прямо на Арнольдика.
Пока парень без лошади, дрожа всем телом, пытался залезть под лавку, пока подбитый Арнольдик сползал на пол, выпучив на меня удивлённые глаза, пока злобные пираты, хищно улыбаясь, наводили на нас массивные и блестящие дула своих пулемётов, я как-то машинально вывалился в окно.
Этого никто не ожидал, даже я сам, так как окно даже не было открыто.
Пираты стреляли мне вдогонку, но позорно мазали, неуклюже падали, ибо спотыкались о пузо Арнольдика и вопили от укусов, метко производимых парнем без лошади из-под лавки.
Я нёсся по степи как ужаленный. А вокруг ложился мягкий и густой туман, из которого на меня периодически выскакивала призрачная лошадь, видимо, желая растоптать своими копытами. Но я особо и не жаловался, так как её злобные намерения только заставляли меня увеличивать скорость бега.
Остановился я только к концу дня, когда убедился, что призрачная лошадь вряд ли навредит мне. Дело в том, что её копыта уже не один раз грозили сбить меня с ног и безжалостно растоптать, но каждый раз очень удачно пролетали сквозь моё дрожащее тело.
Неподалёку впереди себя увидел огромное здание, бывшее складом или фермой. Но колючая проволока мешала мне подойти ближе к нему. Только лучики заходящего солнышка забавно скользили по стальной крыше глобального здания.
Но я так устал, что лёг спать прямо среди жёсткой степной травы, возле самой границы, обозначенной колючей проволокой.
Пока я засыпал, вокруг меня чудовищными вихрями носилась призрачная лошадь. Я же мирно погружался в царство сна, слушая её дьявольское ржание.
3 серия. Убойная Ферма и девочка Травка.
Когда я начал очухиваться, мне стало зверски холодно. А когда я очнулся окончательно, холод пронизывал меня насквозь. С трудом отворив непослушные глаза, я увидел перед собой два лица: одно было серым, морщинистым и мрачным, а второе – веснушчатым, жизнерадостным и улыбчивым. По половому признаку эти лица тоже различались, ибо первое было определённо мужским, а второе – несомненно, женским.
Женское лицо громко шмыгнуло живописным носом и шепеляво пропело:
- Привет, чувачок! С тебя первачок!
А мужское лицо невозмутимо добавило:
- Милости просим на нашу Убойную Ферму, единственной и неповторимой владелицей которой является Леди Травка, – и плавным движением указательного пальца ткнуло в сторону веснушчатого лица. То истерически захихикало.
Леди Травка отошла чуть назад и сотворила реверанс. Он получился очень неловким, и юная леди в процессе его сотворения неуклюже качалась из стороны в сторону, как несбалансированный маятник. Да, она была юна. Настолько юна, что её женские отличительные признаки оставались пока только признаками, а не фактом, а розовые лопоухие органы слуха вряд ли внимали тёмными вечерами всякий романтический бред и сладкий любовный обман.
Я улыбнулся, насколько это позволила моя окоченевшая челюсть.
- А где лошадь? – спросил я первое, что пришло в голову.
- Смотря какая, – опять задорно хихикнула Травка, – одни ещё в морозилке, других уже в сосисках стоит поискать. Да Вы не беспокойтесь, на неделе должны ещё табун подогнать…
- А что Вы с ними делаете? – удивился я, уже предполагая ужасающий ответ.
- Ну, а как ты думаешь, чем занимается Убойная Ферма? – криво перекосил рот морщинистый тип.
Меня чуть не стошнило от догадки, ибо лошадей в виде собеседников я уважал весьма, а вот в виде сосисок – не очень.
- А что ж у Вас так зверски прохладненько? – поинтересовался, отстукивая ритмы и мелодии зубами.
- Ну, у нас вообще-то жарень, а вот в холодильнике всегда холодновато, поверьте, – так же гадко проскрипел морщинистый.
- А зачем в холодильнике? – не понял я.
- Ну, мясцо для сосисок лучше бы подержать пока подмороженным, – не переставал гадить мне настроение морщинистый. – А у нас, как знаешь, Убойная Ферма, а не какая-нибудь там!
Меня поразила новая ужасающая догадка.
- Не-е-ет! – насколько мог, хрипло простонал я, не забывая при этом усиленно вертеть мозгами.
4 серия. Несколько слов обо мне.
Как выяснилось позже, морщинистый тип, как и прекрасная Леди Травка несколько приукрасили информацию о моей дальнейшей участи. В общем, котлеты, сосиски и другие околомясные изделия творить из меня они не торопились...
По крайней мере, пока не торопились...
Но я сперва об их шутке ничего знать не мог, ибо активно находился в состоянии абсолютной отключки.
И пока я вот так вот был отключён, я рискну кое-что поведать обо мне самом, ибо обо мне самом было сказано на удивление немного.
Начну со своего наименования...
Зовут меня красиво но весьма необычно для нашей местности - Василиск. Родная мама говорила мне как-то что хотела назвать меня в честь отважного прадедушки, но я наводил справки... Его звали Славосвят, и значит я чего-то точно не понимаю...
Рос в тепле и заботе моих непутёвых родителей без братьев и сестёр, но в окружении милых и пушистых зверьков, о которых никто кроме няни знать не мог, потому что она весьма удачно скрывала выводки крыс в подвале.
О крысятках узнали только тогда, когда они с голодухи решили пообедать самой няней, и были обнаружены в вышеназванном подвале... Где, впрочем, обнаружилась и сама бывшая няня...
После этого родители переехали далеко в провинцию, а именно в деревеньку Заушанскую, где полностью взялись за моё воспитание сами, то есть напрочь забросили на произвол судьбы...
Дальше всё было уж совсем неинтересно...
Мальчик Василиск вырос, охмурил непутёвую деву Ксению с ближайшего сарайного поселения и решил отправиться храбро служить в армию...
О дальнейших событиях вроде бы всё как бы уже описывается, поэтому я срочно выхожу из отключки и продолжаю знакомить Вас со своими приключениями...
5 серия. Будни Убойной Фермы.
Кстати, у морщинистого типа было очень интересное имя Генрих, но оно мне ни о чём не говорило, потому я называл его Геныч.
Пока я не отойду от шока, перенесённого вследствие встречи со степными пиратами, Травка и Геныч оставили меня жить на ферме, обещали заботиться и посильно кормить. А моей задачей было: подметать полы от выпавшей шерсти, протирать все поверхности от пролитой крови и избавляться от неучтённых трупов.
Самой Убойной Фермой управлял Геныч, полностью и безоговорочно, но фактически владелицей считалась Леди Травка, ибо на морщинистом Генрихе висело более десятка судимостей, несколько подозрений, и что-то он определённо скрывал в недрах фермы, о чём никому и никогда не говорил.
Что делала Травка на ферме, кто она такая и каким образом связана она с фермой и с самим Генычем, для меня так до сих пор и остаётся загадкой. Правда, пару раз я наблюдал, как она увлекала несчастных единичных степных пиратов прямиком в цех с мясорубкой, где в мясорубку опрокидывал их я или сам Геныч. Но это не могло быть основной задачей девочки, ибо единичных пиратов в округе вовсе кишмя не кишело.
В основном Травка с хриплым смехом нарезала круги вокруг Убойной Фермы, собирала букеты из колючих сорняков, пугала лошадей, которые в таких случаях единогласно признавались ядовитыми и делала очень много бесполезных дел. Достоверно мне было известно лишь то, что родственников никаких у неё нет и не было, для Геныча ничем полезным она быть не могла, а все права на ферму были как бы у него. За какие такие заслуги он одарил Травку этой сомнительной недвижимостью, приносящей ему только убытки, не было известно, так как и порочащих его действий он совершить просто не смог бы по причине его абсолютно сверхпреклонного возраста. А наличие таких действий могло бы быть единственным объяснением, но, как уже было сказано, явно существовало отсутствие этого наличия.
В одни из таких спокойных и благоприятных денёчков я протирал ступеньки одного из цехов от чьих-то мозгов, и вдруг по левую сторону от себя услышал нервный сиплый смешок, изредка прерываемый сочным чавканьем.
Посмотрев в сторону источника звука, я узрел улыбающуюся во все коронки Леди Травку, активно пережёвывающую четырёхэтажный бутерброд с кем-то там:
- Эй, чувачок, Васьликс! – гаркнула она. – Поговорить надо!
6 серия. Сосиски из Травки.
Мы с Травкой немного прогулялись по окрестностям Фермы, до глубокой ночи беседуя о бренности существования местных лошадей и особенно истощённых коров. Ближе к полуночи девочка заманила меня в один из работающих вхолостую цехов и толкнула вплотную к конвейеру.
- Цех включила, но мяска нету тута, – прочавкала она, – врубила вот, чтобы никто не подслушал нас, это совсем нельзя…
- Ты хочешь со мной… того… этого… – смутился и побагровел я.
- Выбрось эти свои озабоченные мыслишки, чувачок, – фыркнула Травка, – я решилась тебе открыть стра-а-ашную тайну обо мне, Генрихе и об одной зловещей лошади!
Слово «стра-а-ашная» Леди произнесла таким хриплым и громогласным басом, что я невольно зажмурился минуты на две.
Когда эхо от этого вышепроизнесённого слова перестало биться назойливыми мотыльками в моих ушах, я, наконец, решился отворить веки и всё-таки выслушать всю ужасающую тайну.
Но, открыв глаза, я не увидел никого. Вокруг всё было так пусто, одиноко и безжизненно, что ледяные мурашки муравьиным строем моментально принялись вышагивать марши по моей спине.
Я крикнул несколько раз жалким и срывающимся голосом, но в ответ отозвалась только работающая вхолостую сосиско-производящая машина. Она тупо скрежетала и охала, как будто ожидала какого-то результата от своего шума.
И тут я увидел такое, отчего рой муравьиноподобных мурашек на моей спине возрос втрое, а гримаса на лице приобрела маску непреодолимого ужаса.
Конвейер, вывозивший из сосиско-производящего аппарата готовую продукцию, неожиданно предоставил моему взору несколько абсолютно свежих, ещё с пылу с жару дымящихся сосисок. Но откуда? Ведь аппарат работал вхолостую! И где Травка?!
- Леди Травка! – громко и обречённо взвыл я.
И тут, по закону всех подлостей вместе взятых, я обнаружил, что медленно открывается тяжеленная входная дверь.
В помещение цеха нервно вбежал взъерошенный и босой Геныч, которого обеспокоил, несомненно, мой вопль. Он уставил свой непонимающий ничего взор прямо на маску застывшего беспредельного ужаса, читаемого так явственно на моём лице. Потом, дрожа всем, чем только можно дрожать, Геныч перевёл взволнованный взгляд на свежесотворённые сосиски.
- Леди Травка… – прошептал он и, обращаясь ко мне, уже прошипел, – ты и не знаешь даже, что натворил. Тебе полный пипец после этого…
7 серия. Побег в обратную сторону.
Если сказать, что Генрих рассердился, это было бы сказать ничего. Гнев морщинистого Геныча был замешан на каком-то непреодолимом ужасе. Энергия паники била из него фонтаном.
Несмотря на своё тщедушное и скрюченное телосложение, он одним махом отодрал какую-то стальную болванку от крепко сваренного корпуса конвейера и довольно прицельно запустил ею в меня. Болванка со звоном угодила мне прямо в лоб, я нелепо зашатался, но устоял на ногах и даже ни разу не потерял сознания.
И тут я подумал, что ждать какие-либо объяснения или что-либо объяснять самому было бы абсолютно лишним, и потому довольно приемлемым решением было бы решение такое – быстро смыться! Что я и сделал.
Я уже миновал массивную дверь цеха, когда краем глаза заметил, что разъярённый старик мчится за мной. В самый последний миг я с трудом захлопнул эту дверь и набросил чугунный засов, когда услышал глухой и настойчивый грохот в неё – Геныч работал головой.
Заметив на наружной стене огромный щит, помещавший на себе невероятное множество тумблеров, кнопок и рубильников, я, недолго думая, переместил все их во включённое положение. Внутри цеха всё загудело и застучало…
Я бросился бежать по степи. Бежал я быстро, вприпрыжку и не оглядываясь. Где-то на середине моего пути я услышал, что сзади что-то оглушительно громыхнуло. Так оглушительно, что я в страхе повалился на колени, вцепился руками в пучки взъерошенных волос на голове и безмолвно разинул пасть.
Когда я решился оглянуться, то с непонятными чувствами в душе наблюдал, как Убойная Ферма парит высоко в воздухе, подхваченная колоссальным взрывом. Массивные стены и перекрытия кувыркались в облаках, фонтаны сосисок, непереработанных коров и лошадей били как будто бы из земли каким-то мощным и нелепым ключом.
Долго смотреть на это великолепие у меня не было ни сил, ни желания. Я с трудом поднялся с колен и побежал дальше. Вскоре я не без ужаса осознал, что бегу никуда иначе, как в сторону железной дороги, в сторону электровоза, в сторону степных пиратов, от которых сам же вот так вприпрыжку улепётывал несколько дней назад.
Как только я осознал этот, сулящий всевозможные неудобности факт, за спиной послышалось такое знакомое мне ржание. Но на этот раз оно казалось мне не столько запугивающим, сколько торжественно злорадным.
Впереди, на рельсах виднелась бесформенная куча чего-то. Похоже, это был электровоз…
8 серия. Последние минуты парня без лошади.
Когда я приблизился к застывшему на рельсах электровозу, моему взору предстало, мягко говоря, ужасающее зрелище. Электровоз стоял неподвижной глыбой, такой безмолвной и холодной глыбой. Холод этот моментально добрался до моего тела и принялся проводить бесконечные марафоны по поверхности спины.
Кроме того, весь корпус электровоза был покрыт глубокими вмятинами, как будто тяжеленные агрессивные гиганты пробежались по нему, даже не заметив препятствия.
Мне не хотелось заходить внутрь, чтобы увидеть то, что я предполагал увидеть в недрах омертвевшего транспорта. К тому же, я боялся, что желудок мой, изнеженный в течение некоторых дней Убойными сосисками, может, по крайней мере, устроить переворот со всеми вытекающими из него последствиями.
Но, проползая мимо вагона, в котором я когда-то недавно ехал, я вдруг услышал настойчивый шорох, прерывистый стук и сдавленный стон.
Мигом ворвавшись внутрь я, стараясь не глазеть по сторонам, бросился по направлению источника звуков и обнаружил там покорёженного и стонущего хорошо знакомого мне парня без лошади. Он наполовину спрятался под лавку, но то, что под лавкой не уместилось, успело непоправимо пострадать.
К моему удивлению, парень без лошади был в сознании и сразу же меня узнал. Он через силу улыбнулся и простонал:
- Как хорошо… ты выжил…, я тебя уважаю… – парень попытался вылезти из-под лавки, но, когда это у него не получилось, застонал опять, – ты… заботился о моей лошадке…
Я сконфуженно промолчал.
- Лошадки… - проныл опять парень без лошади и прикрыл глаза.
- Это… это пираты степные всё натворили? – спросил я, понимая, что не должен был позволять парню без лошади терять сознание, хотя никак не мог придумать, что же надо будет делать дальше.
- Нет…, нет, что ты… – он даже смог усмехнуться, – они сами там… с другой стороны…
Я молнией бросился к разбитому окну, открывавшему вид на другую сторону степи относительно электровоза. У меня подкосились ноги от увиденного.
Что-то было расшвыряно, разбросано и раскидано вдоль вагонов бесформенными кусками и клочками. Только благодаря обрывкам шляп и сапог я смог судить о принадлежности этих останков степным пиратам.
Я подбежал обратно к парню без лошади, но тот был уже неподвижен, и только блаженно застывшая улыбка украшала его бледное лицо. Я попытался потрясти парня, но это было уже бесполезно.
- Не жилец! Определённо не жилец! – прозвучало за моей спиной.
Я обернулся на голос и увидел в дверях купе толстого Арнольдика, смеющегося во всю ширь своего лица.
9 серия. Беседы с призраками.
Я никак не мог поверить в происходящее. Оно не просто не желало укладываться в моей голове, ибо там было, по-моему, уже слишком много наложено этого «происходящего».
Я очень каялся, что пристрелил Арнольдика. Но я сам видел, как я пристрелил Арнольдика, сам видел, как он оседал на пол, истекая кровью. А вот теперь он стоит в дверях и лыбется во всю ширь своей глупой физиономии и никакого намёка даже на царапину на себе не содержит. Я побледнел и стал интенсивно икать.
- Да, я призрак, – усмехнулся Арнольдик, – ты, наверное, уже об этом правильно догадался.
Если честно, об этом почему-то у меня даже и не мелькнуло мысли. Но теперь всё, кажется, начинало вставать на свои места.
- Сейчас этот вот, – Арнольдик указал носом своего прозрачного ботинка на неподвижное тело парня без лошади, – сейчас он вот допомирает и тоже сюда явится. И мы здесь, собственно, для того, чтобы тебе…
Я не дал договорить Арнольдику, истошно завопив:
- Не надо мене! Не надо меня! Я случайно! Я больше не буду!
- Да никто, никуда и ничего тебе не собирается! – возмущённо воскликнул Арнольдик и неслышно добавил: – хотя, стоило бы…
- Помочь тебе мы хотим… – выждав томительную паузу, серьёзно и грозно сказанул он.
- А я с чем-то не справляюсь? – тупо спросил я.
- Тут, видишь ли, вот такое вот дело, что твои справления, ровно, как и несправления, абсолютно никакой роли не играют. Просто мы тут необходимы, ровно, как и ты тут необходим, и от этого уже не отвертеться. Тут, понимаешь ли, на человечество надвигается… – Арнольдик на несколько секунд замолчал, подумал и поправил фразу, – надвинулась уже, огроменная беда, офигительный апокалипсис, чудовищный Армагеддон! И ты, только ты, сможешь чего-то там, но только с нашей помощью.
За спиной Арнольдика появилось свирепое лицо парня без лошади.
- Ты, стручок недозрелый! – заорал он, обращаясь видимо ко мне. – Я теперь-то точно знаю, что ты сам хотел мою лошадку травонуть!
- Откуда? – продолжал тупить я.
- От дохлого верблюда! – окончательно взбесившись, парень без лошади вспорхнул к потолку и вытянул перед собой бледные и прозрачные руки. – Сейчас я тебя приморожу!
- Да стой ты! – рявкнул на коллегу-призрака Арнольдик. – Ты же знаешь, сначала дело, а уж потом можешь морозить кого твоей бродячей душе угодно.
- Хорошо, приморожу потом, – разочарованно пробубнил парень без лошади.
Две полупрозрачные фигуры уставились на меня, и я почувствовал стремительно нарастающие приступы тошноты.
Тем временем, краем глаза я заметил промелькнувшую за окном взъерошенную фигурку.
- Чувачок! – на бегу хрипло прокричала она.
«Ну вот, сейчас ещё и призрачная Травка сюда явится», – подумал я.
Но, вместо этого я услышал в коридоре размеренный стук копыт.
Мои призраки напряглись, а мне окончательно поплохело.
10 серия. Ничего не объяснивший сон.
Арнольдик и парень без лошади недоумённо замолчали и обратили свои взоры в коридор вагона, откуда раздавался топот. Лицо Арнольдика обрело такое выражение, будто он навсегда и бесповоротно вошёл в ступор. У парня без лошади, напротив, светилось выражение беспредельного счастья.
Через секунду объявился и сам источник топота. Та лошадь, которую я в самом начале своего пути хотел накормить сигаретами, просунула морду промеж обоих заткнувшихся призраков и улыбнулась. Вернее, это была не сама та лошадь, это был призрак той лошади.
Я тотчас же захотел потерять сознание, и у меня моментально поплыло всё перед глазами. Но, когда призрачная лошадка сказала мне: «Да не парься ты, Василиск! Где наша не валялась?», я отключился окончательно.
Пока я был в отключке, мне привиделся сон. Я пытался разгадать его, пока наблюдал за происходящим в нём, ибо это определённо должно было иметь какое-то значение, но никак обнаружить это значение не мог. А привиделось мне следующее.
Я задыхаясь бежал по степи. С неба, как капли дождя, сыпались золотые подковы, да и вся степь была устлана этими подковами. Я с великим трудом увиливал от тяжёлых «дождинок», но куда я бежал, понятно мне не было. Впереди маячила лишь линия горизонта. Недалеко от меня по степи скакал вприпрыжку Арнольдик в белоснежном халате и ловил подковы собственным лбом. Периодически меня догонял парень без лошади (в силу возвращения к нему призрачной лошадки, данный герой далее будет называться снова «парень с лошадью»), верхом на котором восседала его лошадка, и радостно восклицал: «Давай так же! так быстрее!». Потом он каждый раз спотыкался и кубарем катился вместе с этой своей лошадкой. Злобный, но какой-то испуганный Геныч неподалёку пилил землю электропилой. Он ничего не говорил, только агрессивно рычал. Изредка попадались на пути степные пираты, водящие хоровод. У них то и дело отпадали части тела, но они этого не замечали и продолжали своё увлекательное занятие. В небе, подобно облакам, плыли обломки Убойной Фермы. Дождь же из подков постепенно увеличивал свой темп и грозился из дождя превратиться в ливень. Но, как оказалось, моя пробежка всё-таки имела цель. Вдалеке, у самого горизонта, высилась огромная фигура. Я не мог понять, что это или кто это, но я чувствовал, что именно в ней моё спасение. Дождь припустил вовсю. Подковы летели сплошным потоком, даже не оставляя ни одного просвета. Я на миг осмотрелся и не увидел ни Арнольдика, ни парня с лошадью, ни степных пиратов, ни Геныча с пилой. Они все были погребены под сугробами из золотых подков. Но я из последних сил смог добраться до огромной фигуры. Ей оказалась гигантская Леди Травка с метлой в руках. Я укрылся от дождя под её юбкой, самой же Травке ливень этот совсем не причинял никаких неудобств. Она весело хихикнула густым басом, хрюкнула, а затем взмахнула метлой и принялась выметать золотые подковы с бескрайних пространств степи.
Я очнулся, и в тот момент лошадь мне широко улыбнулась…
11 серия. Замораживание Генриха.
В очередной раз я пытался возвратиться из состояния моей, такой уже до боли привычной, отключки. Я с трудом разлепил непослушные веки и застал весьма поразившую меня картину.
Вся троица моих знакомых призраков стояла кружком вокруг меня и неожиданно заботливо причитала. Я был необыкновенно удивлён, но, судя по всему, зла на меня они не держали.
- Василиск, друг ты наш, не помирай уж, – мило шептала Лошадь, обмахивая меня призрачным хвостом.
- Но, Лошадь, – я был всё-таки в шоке, ибо вину за собой среди этого сборища живых и мёртвых чувствовал, похоже, только я, – но ведь я же тебя…
- Пустяки! – усмехнулась лошадка. – Я ж понимаю, что ты это ради науки, а это, можно считать, правое дело, и сдохнуть не жалко за это!
- Ну да… – смущённо промямлил я, но спорить не стал.
- Довольно лошадей за хвосты тянуть! – внезапно встрепенулся Арнольдик.л – Пора валить, а то ты, Василиск, рискуешь поиметь все шансы присоединиться к нашей призрачной компании.
- Ну, если так, то согласен валить, только я всё равно ничего не понимаю, – ответил я.
Мы выскочили из вагона. Вернее, выскочил с грохотом я, а призраки плавно спикировали сквозь стены неподалёку от меня. Как только я вывалился наружу, сразу же обомлел. Бескрайнее пространство степи заслонял от меня своим скрюченным телом Генрих, стоящий у самого входа. В руках у него была бензопила, и он с угрожающим видом грозился её пустить в дело.
- Не-не-не! – только и смог выкрикнуть я, незамедлительно вспомнив свой недавний сон.
Геныч завёл пилу, и она кровожадно заверещала. Взбешённый старикашка начал медленно приближаться ко мне, хищно лыбясь при этом.
Мне тут же пришло в голову, что мне настал конец.
И вдруг я заметил некое шевеление среди призраков. Парень с лошадью на миг затрепыхался в воздухе и неожиданно молнией метнулся по направлению к нам. Он пролетел сквозь тело озверевшего Геныча и вернулся обратно.
«Дурак, – подумал я, – ведь ты же призрак, ты же насквозь пролетел».
Но тут я заметил, что старик и не думает опускать своё пилящее орудие на мою голову. Взгляд Геныча сделался стеклянным, сам он весь как-то побледнел, как-то напрягся всем телом и рухнул к моим ногам с каким-то неестественным стуком, звоном и хрустом.
12 серия. Когда наступают лошадки.
- Что с Генычем? – спросил я, глядя в его остеклевшие глаза и наблюдая, как несчастный старец опадает на землю всем своим тщедушным телом. Мне почему-то было жаль старикашку, несмотря даже на то, что несколько минут назад он так бесцеремонно пытался распилить мой череп.
- Он отключился…, ушёл на некоторое время, – невозмутимо разъяснил Арнольдик, – просто человеческое сознание абсолютно не переносит соседства с нашей мёртвой материей и в панике вырубает на время жизнедеятельность телесной оболочки. После смерти ведь от нас тоже убежала вся живая материя. Мы называем это – «замораживать».
Я с опаской покосился на моих призраков. Но через мгновение от этого страха ни частички не осталось, ибо всё моё существо занял другой, абсолютно новый страх, доселе мне неизвестный.
Призрачная лошадь стала ещё более призрачной и вскоре полностью растворилась в воздухе. Парень с лошадью и Арнольдик принялись шептаться друг с другом, но я ни слова не мог разобрать из их шёпота.
Внезапно всё, что было вокруг меня, поменяло свои цвета. Небо стало ярко жёлтым, степь – красной, поезд заиграл пурпурными красками. Я оставался серым пятном на фоне этого безумного великолепия.
Топот, который исходил откуда-то непостижимо сверху, всё же достигал земли и тряс её также где-то недоступно в глуби.
Из-под земли в панике вылезали отголоски забытых запретов и нервно собирались бежать. Они доставали из-за пазух необъятные чемоданы и вытряхивали их содержимое обратно в свои норки.
Трава, которой были скудно покрыты степные просторы, колыхалась в разные стороны. Сухие стебли пытались сложиться в забавные узоры и нелепые рисунки, но когда это у них не получалось, они сгорали дотла.
Поезд пел неровным тенором, иногда сбиваясь на нецензурный шансон.
Птицы в небе отметили то, что они птицы в небе и, дружно сговорясь, все свалились замертво под землю.
Воздух был наполнен гудением. В воздухе гудело всё, что могло и не могло гудеть.
Когда показались первые копыта, я сидел у последнего вагона, вплотную вжавшись в плюшевые рельсы, зажав уши и заткнув глаза.
Но первые копыта я увидел. Я увидел яркие золотые подковы и услышал, как хрустнули суставы сильных и упругих лошадиных ног.
Потом я услышал ржание. Перед этим всё замолкло. Но ржание заполнило всё – степь, небо, электровоз. Оно заполнило всё, кроме меня…
Потом появились лошадки. Лошадки наступали.
13 серия. Лошадимама.
Когда появились лошадки, все прежние цвета вернулись на свои места, все прежние звуки стали слабым фоном безумного топота копыт. Лошади скакали нескончаемым табуном, абсолютно не замечая никаких преград на своём пути.
Они рушили и топтали всё, что попадалось им под копыта, и я был искренне удивлён, что не попался под эти копыта сам.
То, что прежние цвета и звуки возвратились на места, как ни странно, не вселяло в душу никакого оптимизма. Возвращение реальности играло роль прекрасной постановки картины полного поражения всего окружающего, ибо на моих глазах было детально показано, как эта самая реальность легко разрушается.
- Именно с этим тебе и придётся сразиться, – неожиданно раздался шёпот у самого моего уха, и я понял, что шёпот этот принадлежит ставшей невидимой призрачной лошадке.
- Вы что, с ума брякнулись? – только и смог в ужасе выдавить я.
- Я бы, конечно, не сказала, что всё намного проще, чем кажется, – продолжала призрачная лошадь, – но путь к решению этих проблем проложен у тебя под самыми ногами.
- Что ни говорите, я всё равно ни хрена не понимаю, и с каждой секундой моё непонимание растёт со скоростью взбесившихся дрожжей, – шептал я.
- Ты всё поймёшь, – уверила лошадка, но мне от этого ничуть легче не стало.
Проходящий мимо меня табун стал плотнее. Лошадки уже не бежали, а степенно шли, прижавшись боками друг к дружке. Их морды были гордо подняты вверх, а из раскрытых ртов раздавалось грозное, но мелодичное ржание. Как будто они пели марш какой-нибудь или гимн, их, лошадиный гимн.
И вот в этой плотной лошадиной массе я вдруг увидел животное, которое обычной лошадью не решился бы назвать никогда.
Она, а это была определённо она, была гораздо крупнее своих спутниц, возвышаясь над ними гордой и мощной фигурой. Её тело было настолько совершенно, что любое движение отражало его силу и великолепие. В золотистой шёрстке ослепительно нежно играли редкие солнечные лучи. А грива и хвост медленно покачивались при движении и на ветру, что, казалось, были самим ветром. Глаза были скрыты сверкающей чёлкой, но я был уверен, что лошадь видит всё и везде. И, главное, она так двигалась, что мне казалось, она не касается земли, а медленно парит над ней…
- Что дальше? – спросила идущая рядом с ней лошадка.
- В город, – спокойно ответила великолепная лошадь. Меня не удивило, что лошади разговаривали. Меня сейчас вряд ли что могло удивить.
- Кто это? – спросил я невидимого собеседника.
- Лошадимама, королева лошадей, – ответила мне призрачная лошадь, – очень опасная королева…, и очень красивая королева…
14 серия. Попытки всё объяснить.
Табун лошадей скрылся. Я думал ему никогда не будет конца, и странные животные не уйдут отсюда до конца времён, но всё-таки они ушли. Стало почему-то пусто и нестерпимо тошно.
Я наблюдал картину последствий всеобщего разрушения. Всё, что могло и не могло быть испорчено и истоптано, было испорчено и истоптано. Пыль, поднятая мощными копытами, до сих пор клубилась в воздухе смертельными облачками. От этой пыли было трудно дышать.
От окончательно искорёженного электровоза то и дело отваливались массивные стены вагонов, гулко грохаясь на степную почву.
Сама степь выглядела лохматой и изрытой от бесчисленных отпечатков тяжёлых подков.
Призрачная лошадь начала медленно проявляться из невидимого состояния. Призраки Арнольдика и парня с лошадью стояли где-то между вагонами и имели весьма испуганный вид, хотя сам я думал: «Чему тут призракам-то пугаться?»
- И что? – я решился первым нарушить это нелепое молчание. – Вы рассчитываете, что я сейчас побегу и замочу весь этот табун?
- Табун ты никак не замочишь, – высказал очень здравую мысль Арнольдик, – но вот с Лошадимамой тебе придётся справиться…
- Как?! – взбешённо проорал я, вспомнив мощную шею и мускулистые ноги великолепной гигантской лошади.
- Оседлать, – промямлил парень с лошадью.
- Что?! – не врубился я.
- Ну, да ты что, ну тупой, что ли? – сорвалась призрачная лошадь. – Что вы со всеми лошадьми делаете, то и делай! Оседлай – залезь и усадись на её спину!
- Я… я… – начал заикаться я, но вдруг громко наорал на призрачную лошадь, – а ты-то, что, вообще на стороне людей делаешь, ты же лошадь, как я припоминаю!
Призрачная лошадь заплакала, а Арнольдик попытался мне объяснить серьёзным неземным тоном:
- Да и вовсе не лошади эти создания, а Властители Мира Другого, то есть даже большинства Миров Других. Познали они, что мир наш такой бесхозный и неухоженный и решили заодно и его поработить. Только людишки-то при этом будут иметь права не выше лошадиных, если эти твари вообще не решат искоренить людишек. И так совершенны эти «лошадки», что любую человеческую живую душу за версту чуют. Только по странному стечению обстоятельств тебя они никак увидеть не могут. Поэтому и должен ты королеву ихнюю оседлать. Есть, понимаешь ли, у них принципы, и такого унижения они не могут терпеть и, соответственно, ретируются. Так что, Василиск, за дело.
- Так что ж у меня, душа дохлая, что ли, раз твари меня не чуют, – в сердцах поразился я.
15 серия. Лошадиная душа.
- Нет, – сказала призрачная лошадь, – душа у тебя вовсе не дохлая, но она как бы и не совсем такая, как у всех людей. Эти «лошади» тебя вообще не замечают, как будто бы ты один из них… или обладаешь очень схожей с ними душой… Тогда бы ты смог и королеву оседлать, раз ты как бы один из них.
- Хм… странно… – промямлил я, – я вот возможно и не человек, как вы говорите, но я думаю, что один человек вряд ли согласился бы покатать на себе другого человека, какой бы схожей душа его не была.
- Значит, ты мало знаешь о человеках, – загадочно ухмыльнулся парень с лошадью, но я его намёка как-то и не понял.
- На самом деле «лошадки» гостят здесь уже давно, они даже построили свои города, которые люди не могут увидеть, – продолжал Арнольдик, – но что-то до сих пор удерживало их, не разрешало им атаковать. И буквально недавно это что-то исчезло, нейтрализовалось вдруг, и теперь «лошадки» твёрдо решили поработить людей.
- А скрытая от всех живых древняя легенда рассказывает о неком человеке с лошадиной душой, – вмешалась призрачная лошадь. – Он может повелевать «лошадками». Мы тут всё взвесили и почему-то решили, что это ты, Василиск…
- Вот за лошадиную душу – отдельное спасибо! – возмущённо прикрикнул я.
- А я, между прочим, сразу же почувствовала в тебе что-то родственное, – продолжала призрачная лошадь, как будто и не слушая меня,п – ещё когда ты первый раз меня на крышу электровоза привёл. Хотя я и не такая, как эти, я вполне обычная скромная лошадка.
- Да не родственник я тебе никакой! – ещё громче вскричал я.
- Хотя легенда почему-то этого человека описывает женщиной, – смутилась призрачная лошадь.
- Да отцепитесь вы от меня! – моему бешенству не было предела.
- Это всё неважно, это домыслы и нелепые догадки, – поставил всё на свои места серьёзный Арнольдик, – а сейчас твоя задача, Василиск, попасть в Лошадиный Город и отыскать Лошадимаму там, желательно в умиротворённом состоянии, то есть в сонном. Оседлай скотину – и человечество спасено.
- Как же найти этот город, если люди не могут увидеть его? – удивился я.
- Сейчас «лошадки» перестали скрываться, ибо всех людей рассчитывают искоренить, – спокойно пояснил Арнольдик, – и город не трудно найти по следам, мне кажется, – и указал на глубокие вмятины от копыт.
«Хы-хы-хы!» – я услышал гнусавый хрип, но, не увидев его источника, почему-то сразу вспомнил о Леди Травке, так легкомысленно перелопаченную в порцию сосисок. Где-то сейчас её мятежная душа ищет своего счастливого случая, почему-то натыкаясь только на горе и тоску.
- Ты сдохнешь! – заорал из-под вагона электровоза отмороженный Геныч. – Все сдохнут из-за тебя! И ты сдохнешь!
16 серия. По дороге в город.
Саму дорогу в Лошадиный Город мне не хотелось бы описывать – это было долгое и довольно скучное перемещение. И потому описывать эту дорогу было бы также скучно и долго. Да и что там описывать – степь да степь кругом…
Немного оживлял эту картину преследующий меня по пятам Геныч. Он так старательно пытался оставаться незамеченным, съёживаясь за колючими травинками и наполовину зарывавшись в песок, но я отчётливо наблюдал его сморщенное тело каждый раз во время его перемещений позади себя. Когда я останавливался на привалы, Генрих, видимо, мечтал подкрасться и замочить меня во сне, но сам опускался на землю малость передохнуть и задрыхал так, что его храп надолго нарушал степную тишину.
Он и бензопилу тащил за собой, хотя она имела абсолютно нерабочее состояние после того памятного лошадиного шествия.
Это преследование нисколько не напрягало меня, а, наоборот, забавляло, ибо призраки, сопровождавшие мой поход упорно молчали всю дорогу.
Ещё одна интересная встреча произошла уже в тот момент, когда я почти дошёл до Лошадиного Города.
В туманной дымке уже можно было различить невообразимой красоты купола и шпили, которые, казалось, пронзали мягкие облака и имели непосредственную связь с холодными небесами. Я шёл к ним навстречу и, несмотря ни на что, любовался ими, чуть было не пропустив из виду то, что возникло у меня буквально перед самым носом. Огромные и яркие плакаты и транспаранты были выставлены и растянуты прямо посреди степи и всем своим содержанием были направлены к предполагаемому городу.
Немного зайдя за них, я смог прочесть эти содержания. «Ура Лошадкам!», «Лошадки, я с Вами!», «Да здравствуют Лошадки!», «И только Лошади!» и тому подобный бред гласили эти плакаты и транспаранты.
Рядом суетился небритый мужичок с длинными и не расчёсанными волосами. Когда он узнал, куда держу я путь, он моментально проявил ко мне неподдельный интерес.
- Васся Кислотный, – представился он, протягивая для рукопожатия чёрную от пыли и земли руку, – мне очень-очень-очень нужно к милым лошадкам, но меня в город как-то не пускают. Авось обоих-то нас и пропустят! Я с тобой по любому туда направлюсь!
Не хотелось спорить и беседовать с мужичком, поэтому я молча пожал его грязную лапу.
- Кто это? – одним выражением лица безмолвно поинтересовался я у призрачной лошади.
- Придурок какой-то, – неумело пожала плечами лошадка.
17 серия. Что случается с незваными гостями.
Лошадиный Город уже неприветливо маячил перед нашими носами. Васся Кислотный разинул небритую пасть в знак своего безграничного восхищения. Призраки продолжали таинственно молчать, дополнительно раздражая меня.
- Что дальше? – наконец нарушил атмосферу безмолвия я сам.
- Иди, – хором сказали мне все мои невидимые спутники, и Васся, как будто повинуясь незримому приказу, двинулся к воротам.
Я хотел было его остановить, но призрачная лошадь мрачно замотала головой, и я согласился подождать и посмотреть, что же произойдёт дальше с этим фанатиком.
Городские ворота от степной пустоши отделял ров, настолько глубокий, что моих зрительных способностей никак не хватало разглядеть его дно. Непроглядная тьма на самой грани этих способностей пугала своей пустотой. Через этот ров был перекинут к воротам неширокий, но, судя по всему, довольно прочный мостик, лишённый перил.
В стороны от ворот росла стена, сложенная как будто бы из самых ярких золотых плит. Настолько блистательно чистой была она, что не хотелось даже в неё верить. Стена уходила куда-то ввысь, и её вершины терялись в клубах низкого и мягкого тумана, нежно опускающегося на город.
Васся уже чеканил уверенный шаг по мостику. Он торжественно маршировал, подходя к воротам и напевал себе под нос какие-то хвалебные скороговорки. Он подошёл к воротам и громко постучал в них.
Прошло около трёх минут, прежде чем ворота начали лениво отворяться. Наружу так же лениво вышла очень мощная лошадь и мрачно посмотрела на Вассю.
- Да здравствуют Лошадки! – принялся нараспев декламировать Кислотный. – Вы даже и не представить себе не можете, как я вас люблю! Я полностью поддерживаю вас во всех ваших начинаниях и…
Лошадь не стала ждать окончания хвалебной речи. Она так же медленно, как выходила наружу, развернулась задом к человеческому оратору. И в тот момент, когда Васся самыми восторженными эпитетами воспевал весь лошадиный род, мощная лошадь лениво оттопырила правое копыто и с силой лягнула парня. Тот грузно грохнулся на мостик, радостно заскулил и зачем-то изо всех сил замахал руками и ногами. В результате этих непродуманных взмахов бедняга Васся угодил с мостика в пропасть, и, видимо, канул в ней навсегда. По крайней мере, его удаляющийся вопль было слышно до тех пор, пока он окончательно не удалился.
Я же, не слишком долго размышляя, прошмыгнул мимо сладко зевающей охранной лошади и молнией просочился через открытую дверь в город.
Передо мной простиралось место, где беззаботно обитали враги всего человечества на сегодняшний день.
18 серия. Девять кругов возвращения круговой нормальности.
Итак, я вошёл в город.
То, что я там увидел, услышал и почувствовал очень трудно описать для адекватного восприятия человеческих органов зрения, слуха или осязания. Я смело мог бы сказать – невозможно описать.
Мне так и сказала призрачная лошадь, которая неожиданно встретилась в городе: «Ты неадекватен!»
- Что ты тут, собственно, делаешь? – испуганно вскрикнул я, и в тот же момент рядом с лошадью проявились Арнольдик и парень с лошадью. Они были в белых смокингах с вишнёвыми бабочками на воротниках. – Вы же там оставались… ну, у входа в город.
- А нас и нету, – спокойно ответил Арнольдик, – нас тут совсем нету.
- Нас нигде совсем нету, – спокойно уточнил парень с лошадью.
- Мы – это ты, – зачем-то спокойно добавила призрачная лошадь.
Они разошлись в стороны и растворились в воздухе, как будто их и не было, а я остался стоять и думать, на кой они вообще тут проявлялись.
Передо мной, как ни странно, была бескрайняя степь, но никакого намёка не было ни на Лошадиный Город, ни на какой-либо город вообще. Я обернулся назад – никакого намёка не было также и на ворота со стеной. Меня бросило в пот.
- Эй, призраки! – с истерической ноткой в срывающемся голосе крикнул я. – А ну-ка быстро проявились обратно и объяснили мне всю эту фигню!
Я ждал примерно сорок минут, но никто не проявился. Тогда, громко рыдая, я побрёл по степи, ибо совсем не знал, что мне делать дальше.
Брёл я девять суток. Всё это время степь оставалась абсолютно безжизненной, и мне, чтобы хоть как-то продержаться в живых, пришлось питаться собственной кровью.
Через девять суток я неожиданно наткнулся на крутой обрыв. Он возник перед моими ногами так внезапно, что я чуть было не сиганул вниз с отвесного края. На самом дне, среди острых камней увлечённо играли дети, у которых не было глаз. Они махали и вращали прыгалки, через которые, радостно взвизгивая, прыгал Васся Кислотный.
Дети при этом напевали:
«Лошади да!
Лошади нет!
Лошадь всегда
Знает ответ!»
- А, да ты так всё-таки шёл? – приветливо вскричал Васся. – А я вот более коротким путём тут получился. Только вот отсюда я теперь никуда.
Дети моментально освирепели. Они принялись связывать Кислотного прыгалками и лупить грязными ботинками его лицо. Я определённо заметил, что в нереально широко разинутых ртах у детей появились длинные, кривые и чёрные клыки. На детских ладошках жёлтым огнём горели озлобленные глаза.
Пока Вассю колотили и вязали, он всё же успевал мне кричать:
- Да и тебе теперь отсюда никуда! Это Лошадиный Город, но это и не город вовсе! Это ненормальный шар, уходящий в свою глубь девятью кругами неадекватного разума! Только возвратив круговую нормальность и адекватность разума, ты сможешь выбраться! Но ты не сможешь выбраться, потому что ничего возвратить не сможешь! Это будут уже другие круги!
19 серия. Круг первый – воскрешение.
Тем, у кого есть власть двигаться по стенам, должно быть беспредельно легче.
Те, у кого есть возможность двигаться по стенам, обычно не имеют власти.
Вот она, стена из чистого золота, без конца и края, вершина которой, если у неё есть вершина, теряется среди облаков.
Я понял каким-то восьмым чувством, что там, где стена всё-таки кончается, имеет место располагаться Рай. Лошадиный Рай. Мне туда надо было обязательно попасть, иначе в Лошадиный Город никак не проникнуть. Или же мне просто очень хотелось туда попасть.
Первое испытание, первый круг – прогуляться в Раю? Что ж, неплохо.
Я не мог понять, как лошади могут взобраться по отвесной стене со своими нелепыми копытами, но сам я шагал по ней свободно, словно по мостовой. Только ступням было нестерпимо жарко и обжигающе холодно одновременно. Болели глаза от блеска начищенного золота и скулил разум, когда через него мрачным туманов выходила вся накопленная за жизнь тьма.
Я понял, что оказался в Лошадином Раю, когда золотая стена преобразовалась в сочно зелёный простор. Небо стало голубым, а свет Солнца – мягким. В области спины я ощутил тяжесть. Взмахнул головой так, что светлая грива взметнулась лёгким облаком, попытался оглянуться, но тщетно. Тогда я решил перейти на галоп, чтобы ветер освежил молодое жаркое тело.
Мелькала зелёная бескрайняя мечта под ногами, было хорошо и спокойно, и главное – подковы были идеально подогнаны к копытам.
Впереди ожидался ответственный момент. Скачки, цена которых – счастье и безмятежность, начинались буквально через пару минут. От них зависело всё и главное – это удовлетворение того, что дарит божественную тяжесть моей спине. Того, что или кто меня ведёт…
Стоп! Кто меня ведёт? Кто-то меня ведёт? Что с моим разумом? Что я?
Вопросы горячим потом полились с меня. Ответы впивались острыми шпорами в бока. Это не Лошадиный Рай, это Рай с лошадьми. Я – не я. Я – ведомое звено и рискую вечно остаться во власти невидимого жокея.
Я уговорил, как мог (а я мог) Гарцующую Звезду, Сына Зевса, Мать Лошадей, Вороного Ангела и Степную Траву не достигать финиша на скачках. Было обидно, но я через парадоксальные запреты понимал, что это не моя боль, это боль жокея.
- Никто не победил в скачках, все ставки проиграны. Все игравшие лишаются счастья и безмятежности, – объявил безразличный голос в невидимый громкоговоритель.
Очнулся я на холодном жёстком степном песке, обессиленный и дрожащий. Только очнувшись, я понял, что видел и общался с Лошадимамой и каким-то образом – с Травкой. Мне было очень плохо, но я знал, что первый круг я прошёл…
20 серия. Круг второй – расстояние обратимо.
Когда я поднялся с колен, то внезапно ощутил резкую боль в голове. Но через пару мгновений она улеглась в мягкую колыбельку разума, и я поспешил вдоль оживлённой улицы Лошадиного Города.
Солнце мелькало меж покатых крыш ветхих домиков высотой всего в пару этажей. По улочкам гулял слабый влажный ветерок. Грязные стёкла окон отражали неспешно идущих прохожих, по большей мере прогуливающих дам в пышных бежевых платьях под маленькими кружевными зонтиками, либо заботливо ведущих на разноцветных поводках забавных болонок или поросят. На соседней улице всегда играл духовой оркестр. Его заунывные фальшивые звуки были слышны отовсюду, но сам оркестрик никогда не открывался взору.
Прохожие не обращали на меня никакого внимания. Я же глазел на них, как на диковинных зверей. Это занятие на некоторое время даже чуть было не отвлекло меня от основной цели, которую я припоминал с трудом.
Я должен найти Лошадимаму! Найти Лошадимаму. Лошадимаму…
Совершенно неожиданно, как из ниоткуда, как будто прямо выросла перед моими глазами, возникла деревянная, давно видавшая лучшие годы табличка. На ней белой облупившейся краской была начертана надпись, которая уже с трудом проглядывалась: «Лошадимама там».
Конечно же, я, безумно обрадованный, отправился в ту сторону, куда указывала деревянная стрелка, и почти сразу же упёрся в тупик.
Кирпичная стена, слегка обросшая мхом, загораживала движение в какую-либо сторону, кроме дороги назад. Углём на стене была выведена надпись: «Лошадимама здесь больше не живёт. Она переехала на другую сторону».
На другую сторону небольшой песчаной дорожки я смог перейти с огромным трудом. Мимо нескончаемой вереницей неслись похожие на раздавленных тараканов гоночные повозки и машинки. Я молнией всё-таки умудрился перебежать перед одной из них, но она всё-таки успела отдавить мне рукав моего безразмерного сюртука. Но на другой стороне 25-тиметровый плакат гласил: «НОВЫЙ АДРЕС ЛОШАДИМАМЫ – ПРИГОРОД 888ъ».
До Пригорода я добрался за три минуты, но среди четырёх сельских домиков не обнаружил здания с номером «888ъ». Его там вообще не предполагалось, ибо все четыре домика были пронумерованы от «1» до «4».
Но вдруг в одном из труднодоступных двориков на улице Пригорода, у площадки, забитой мусорными баками, я заметил очень интересную грязную лужу, в которой имели возможность отражаться все Номера. Номер «1» там отражался, как «-4», а номер «4», как «0». Пролаз через Чугунный заборчик, в реальности не имеющий никакого номера, в луже нумеровался «888ъ».
Я шагнул в лужу, закрыл глаза, обернулся к пролазу, открыл глаза и увидел огромную, горящую ярким пламенем вывеску «ЛОШАДИМАМА».
21 серия. Круг третий – отречение.
Мне хотелось надеяться, что на этом мои поиски закончатся, но интуитивно был уверен – испытания над моим разумом так быстро завершиться не могли. И я не ошибся.
Открыв тяжёлую дверь под вывеской «ЛОШАДИМАМА» и войдя внутрь, я оказался в небольшой уютной комнатке, и через пару секунд меня одолел озноб и бросило в жар одновременно. Это была моя комнатка, меня окружала в точности та же скудная обстановка, какой она осталась в тот день, когда я отправился в армию. Даже забытый на газовой плите дырявый носок был здесь.
Я не мог произнести ни слова, застыв с вытаращенными глазами и раскрытым во всю ширь ртом. В голове зазвучал уже знакомый до тошноты голос призрачной лошади:
«Прости, Василиск, но не смогла предупредить тебя заранее. Да и сейчас пробилась с трудом на одно сообщение. Мне удалось уломать Лошадок дать тебе небольшой отдых, чтобы ты смог погостить дома и повидаться с родственниками…» Голос пропал.
«Хорош отдых», – подумал я, внутренне предельно напрягаясь и раздражаясь.
Из родительской комнаты вышел отец. Одет он был в чистый свитер и светлые брюки, а на ногах были обуты салатовые мягкие тапочки. Отец неспешно направился ко мне, попыхивая трубкой и протягивая руку в знак приветствия:
- Сын, приветствую тебя! Надеюсь, ты рад к нам вернуться, – громко и отчётливо произнёс он.
Оттуда же выскочила мать в ярком халате и красном фартуке. В её руках дымился огромный противень, уставленный ароматными пирожками. Она осторожно поставила противень на стол и торопливо потрусила ко мне:
- Василиск! Васечка, милый! – запричитала мать. – Как же мы по тебе скучали! Как мы волновались, когда узнали о поезде и взорванной ферме.
Мать меня крепко обнимала, хлопая без перерывов по спине, отец старательно жал руку, оба что-то бормотали, а я стоял как статуя и никак не мог им поверить. Чтобы родители скучали по мне, должны были передохнуть все лошади мира и всех миров да они в первую же секунду моего отъезда, наверняка, и помнить-то забыли своего сына как такового, а, узнавши про электропоезд вообще, наверное, с облегчением вздохнули. Да ещё и мать, несущая горячий противень из спальни, вместо положенной по всем законам логики кухни, тоже вызывала подозрение. Да ещё и с пирогами, о существовании которых никто из родителей точно даже и не подозревал.
- А Ксюшка-то, – продолжала мать, – всех ухажёров своих побросала. Говорит, только тебя ждать будет, и рыдает каждый день.
- Всё! – гневно крикнул я, вырываясь из цепких объятий, когда ложь начала выплёскиваться через край. – Родственнички разнесчастные! Эх, Лошадки! Вам не кажется, что ваши шутки становятся уже совсем бездарными?! Если собрались копировать моих родителей, то постарались бы хоть немного узнать, какие они! Бред!
Родители осторожно отошли от меня и, понуро опустив головы, растворились в воздухе.
«Поздравляю! – прозвучал у меня в голове абсолютно незнакомый мне голос. – Вы на удивление легко справились с одним из самых трудных испытаний. Отсечение своих родственных связей не даётся почти никому. Вы же прошли этот круг. Ваши родители будут отправлены в свой дом с сознанием того, что Вы от них отреклись».
У меня на глазах выступили слёзы. Значит, и правда это были мои родители. Теперь получается, что они ими только были…
Между тем, краем глаза я успел заметить, что за окном всё это время стояла Травка, грызя сочное яблоко.
22 серия. Круг четвёртый – человек и загон.
Передо мной была массивная тяжёлая дверь. С великим трудом отворив её, я обнаружил ещё одну такую же громадину, но уже с табличкой, светящейся ярко-красными буквами. «ЗАГОН» – гласила табличка.
«Ничего себе, суперцивилизация суперлошадок, а живут, как и обычные кобылы, в загонах», – не без иронии подумал я.
Вторая металлическая дверь периодически заедала и очень страшно скрипела. Зато прямо за ней красовалась кривобокая деревянная калиточка с легкомысленно наброшенным на ржавые петли таким же ржавым засовом.
Я попытался мыслить логически и пришёл к выводу, что и Лошадимама ведь тоже может обитать в загоне, ибо она ведь лошадь как-никак.
Немножко протопав по заваленному сеном полу, я вошёл на территорию главной площадки загона и застыл в оцепенении. Вместо лошадей у грязных кормушек стояли… люди. Девять человек, девять пар невероятно грустных глаз.
«С Ипподрома мой Вороной Красавчик прискакал прямо сюда вместо своей конюшни, не позволяя мне покинуть седло», – думал невысокий, но очень возвышенный жокей.
«Моя кобыла Нюрка вдруг понесла сюда во всю прыть, хотя никогда быстрее пешего шага не дёргалась», – думал небритый мужик в грязной телогрейке.
«Я совершала ежедневную верховую прогулку, но Звёздочка вдруг побежала вместе со мной куда-то за ограду», – думала красивая изящная блондинка в шортиках.
«Мы отрабатывали трюк для съёмки, и тут – бац! Лошади вообще от рук и от ног отбились», – думал с юмором редкозубый и загорелый мужичок, судя по всему – каскадёр.
«Мы катали детишек в парке, но мой пони прыгнул под меня и принёс в это место»,т – думала слегка крупная дама.
«Пришёл я бегемотов кормить, а они вдруг вне вольера оказались. Напали и притащили меня», – думал невысокий плотный мужичок.
«Я шёл по улице, переходил дорогу, шагал по зебре, шёл-шёл и вот сюда пришёл», – думал скромный усатый мужчина.
«А я каталась на деревянной лошадке, а она вдруг как ожила, и я на ней сюда прискакала», – думала маленькая девочка с розовыми бантиками.
«Сидел в офисе, работал с документами. В окно влетел конь. Унёс меня. Сюда. Офис на семнадцатом этаже», – думал строгий человек в строгом костюме со строгим галстуком.
За пределами загона появилась лошадь. Вернее, конь, судя по особенно наглому выражению морды.
- Рад вам сообщить, людишки, – начал он, презрительно разглядывая нас, – что вы нам не нужны абсолютно. Вас нельзя использовать, как транспорт – вы медлительны, вас нельзя использовать, как силу – вы слабы, вас нельзя использовать, как пищу – вы ядовиты. В общем, вы бесполезны, и нам придётся от вас избавиться, как от всего бесполезного.
Конь поймал своим наглым и цепким взглядом меня:
- Эй, а ты чего тут делаешь? Тебе не тут место! Пошли за мной.
Я выходил из загона за конём, и меня провожали девять пар переполненных ужасом человеческих глаз.
Когда я закрывал калитку, то незаметно засов я оставил в таком положении, что при лёгком толчке он слетал с петель. Я надеялся, что помог людям…
23 серия. Круг пятый – помилование.
Солнце жаркими лучами заливало огромную людную площадь. Наглого коня рядом со мной уже не было, он внезапно куда-то испарился, и я особо не переживал по этому поводу.
Площадь кишмя кишела людьми разных возрастов, рас и положений. Перед глазами мелькали белые чепчики, чёрные цилиндры, разноцветные жилеты, грязные телогрейки и улыбки. Все люди на площади радовались и улыбались. Одним словом, ликовали.
Я стал пробираться сквозь толпу, пихаясь локтями и пинаясь коленками, чтобы узнать, чем же вызвана такая великая радость у, казалось бы, обречённого человечества.
Посреди площади возвышалось наскоро сколоченное деревянное подобие эшафота. По его краям были воткнуты топоры и пики самых разнообразных размеров и конфигураций. Мотки толстой и прочной верёвки были свалены беспорядочными кучами со всех сторон строения. Ближе к центру возвышалось несколько сооружений, отдалённо напоминавших гильотину, дыбу и виселицу. Толстый мужчина в бардовом плаще с улыбкой подваливал сухой хворост к подножию эшафота. А в самом центре, крепко связанная, лежала маленькая лошадь.
Я пригляделся внимательнее, это был даже ещё совсем маленький жеребёнок. И он смотрел мне в глаза каким-то очень толковым и обречённым взглядом.
- Что происходит? – в ужасе промямлил я.
- Да вот, одну из этих тварей поймали, – хихикнул стоящий рядом со мной, казалось бы, приличный мужчина, – теперь они поймут наконец-то, как связываться с людьми!
- И она что-то разрушила или кого-то растоптала? – поинтересовался я.
- Да нет, стояла на лугу и траву нашу жрала, – свирепо прикрикнул мужчина, – а Колька Кривой в неё поленом и запустил. Молодчина, попал кобыле прямо по затылку.
Мужчина довольно хрюкнул и добавил:
- Если честно, лошади на наш город ещё и не нападали, но мы-то их уже опередим, – мужчина грозно потряс кулаком в сторону жеребёнка.
- Люди! – вдруг завопил я и тут же сам себе удивился. – Неужели вы не понимаете, из-за чего вся эта фигня происходит?! Как вы можете так просто убивать совершенно невинное существо?! Неужели только ради нелепой мести?!
Некоторые повернулось ко мне и принялись раздражённо шикать, как на шумливого посетителя кинотеатра. Я начал думать, как мне поступить правильно, но не до чего не додумался и потому молнией вскочил на строение эшафота и с неожиданной лёгкостью развязал пленённого.
- Беги! – крикнул я ему, и он, словно ветер, промчался над головами толпы с крылся за горизонтом.
Но люди, видимо, хотели вовсе не этого. Они медленно, но очень упорно начали сужать пространство вокруг меня, хватая по пути топоры и пики. Я понял, что эшафот просто не должен был остаться сегодня без дела.
Вдруг на горизонте, в той стороне, куда скрылся жеребёнок, поднялось огромное облако пыли. С каждой секундой оно увеличивалось в размерах, а через минуту можно было уже ощутить лёгкую дрожь под ногами.
Ещё через минуту можно было услышать слабый гул, который очень походил на беспрерывный топот тысяч копыт по земле.
Ещё через минуту за облаком пыли можно было разглядеть тысячи тёмных силуэтов, настойчиво приближающихся к городу.
Силуэтов, которые очень походили на тысячи скачущих по степи лошадей.
24 серия. Круг шестой – вне кругов.
Мои мысли закружились на вертеле высшего разума. Не самого высшего, конечно же, а просто немного более высшего, чем должен быть мой. И что же делать мне, когда мне кажется при слишком быстром вращении, что на самом деле этот высший, чем я разум крутится вокруг моих мыслей. Стало настолько тошнотворно приятно, что я закрыл двери на засов и зашторил несуществующее окошко… Бред сочился из меня и вливался в меня, как вода в трубы из бассейна и из труб в бассейн. Смешная детская задачка не учитывала утопших в бассейне дикобразов. Ведь, когда они подкрались к моему дворику, осторожно касаясь коготочками голубых плиток, писатель этой задачки откупоривал новую бутылку свежего сока. Когда дикобразы барахтались в чистых хлорированных волнах божественного бассейна, пытаясь зубастыми ротиками поймать лишний, минимально необходимый для жизни, глоточек воздуха, писатель детской задачки делал что-то недетское… Только маленький мальчик в грязных шортиках, жёлтенькой футболочке стоял в садике, который располагался за бассейном и сжимал в своём маленьком кулачке кривую палочку. Палочка в его руке всего минуту назад была добрым волшебником. Или злым, но это неважно. Главное, что волшебником, который мог всё или практически всё. Спасти зверька – раз плюнуть. Но сейчас волшебник снова превратился в кривую палочку, потому что зверёк не смог добраться до минимально необходимого для жизни глотка воздуха. Потому что мальчик не умел плавать, а волшебник умел всё или практически всё. Но зверёк умер, и волшебник умер вместе с ним, а мальчик остался. Один. Сломать палочку и сломать память? Он провёл руками по грязным шортикам и жёлтой футболочке. На футболочке весело скакали радостные лошадки, которых нет. Мальчик отвернулся и медленно пошёл через садик. Садик, которого нет. Прочь от бассейна, которого нет. Мальчик, которого нет. Прочь из детства, которого не стало. А писатель детских задачек пришёл минут через десять, даже и не заметил, что что-то забило трубы его бассейна. Он сел на раскладной стул, закинул за спину яркий язык полосатого шарфа, выпил бокал сладкого вина, с наслаждением выкурил крепкую сигару и философски уставился на облака. Впрочем, там он ничего кроме облаков и не увидел. Потом он достал из-за пазухи исписанный блокнотик, повертел в зубах погрызенный карандаш и чудовищно наморщил лоб. Минут через пять, в порыве ожидаемого вдохновения, он слёту написал свою гениальную детскую задачку о трубах и о бассейне. Он ушёл. Он ничего не заметил. Никто ничего не заметил. А чтобы могло быть, если даже кто-нибудь что-нибудь и заметил. Ничего. А мысли настойчиво крутились на вертеле разума. Излишние мысли на вертеле моего высшего разума. Они могли уйти, затухнуть, расплескаться, умереть. Ну, хотя бы заткнуться, заткнуться, заткнуться. Но они стались. Все остались…
25 серия. Круг седьмой – возвращение.
В ушах свистел ветер. Покрасневшее от жары Солнце стремительно уползало вниз, за полоску горизонта. Я сидел на крыше электровоза. Прямо передо мной стояла лошадь и смотрела на меня заинтересованными глазами. В моих руках была сигарета и ложка. Я внимательно уставился на лошадь. Ложка с сигаретой вылетели из моих рук. Я узнал, что за животное стояло передо мной на крыше электровоза. Это была призрачная лошадь. Я узнал, какой был сейчас момент времени, ибо в этот момент лошадь была вовсе не призрачной, а являла собой самое, что ни на есть живое создание. Я вернулся в самое начало своего пути, и судьба, видимо, дала мне шанс всё исправить. Если лошадь выживет, то…
- Ага! Вот они где! – радостно лыбясь, на крышу к нам из люка выкарабкался парень с лошадью. Тоже живой и невредимый. В руках он держал красочную чашку, наполненную дымящимся кипятком. Из чашки непринуждённо свисал ниточный хвост чайного пакетика. – Разбежались куда все? Даже жирный Арнольдик учесал куда-то. Пойдёмте пить ча-а-а…
Он не успел договорить слово. Слишком низко над крышей электровоза пронеслась громадина моста, которыми лихо славился Чихуахуаград, где мы сейчас проезжали. Голова парня с лошадью оказалась как раз на уровне этого моста. Она была снесена с тела так легко и быстро, что я даже не смог сразу понять этого. Но вот позади нас она шлёпнулась на рельсы. Само тело несколько секунд стояло на крыше, поливая ботинок кипятком из покосившейся в руках чашки. Затем оно нелепо вертанулось и грузно полетело вниз между вагонами.
Я с тревогой посмотрел в ту сторону, где только что была лошадь. Её там не было, более того, на крыше её не было совсем. И тут я заметил, что бедная лошадка, каким-то образом покинувшая поезд, галопом скачет по степи.
Кубарем скатившись с вагона, я чудом остался жив, не попав на рельсы и не поломав костей. Валяясь на земле и глубоко дыша, я собирался с последними силами, как вдруг на меня чуть не наехал огромный и грозный внедорожник, раскрашенный в яркие цвета. Я приподнял голову и был слегка удивлён – в кабине внедорожника, кстати оснащённого ракетно установкой с двумя ракетами, сидел, очень мило улыбаясь, Арнольдик. Живой Арнольдик.
- Вот, прикинь! У степных пиратов джипик отобрал! – радостно сообщил он. – Выкинул отсюда за шкирку кого-то из главных, кажись.
Мы мчались по степи, преследуя испуганную лошадь, пока перед нами не выросло жутковатое гигантское здание Убойной Фермы. Когда мы остановились, а лошадь была практически прижата в угол, нас нагнала какая-то очень дребезжащая тачка, в которой сидело двое злобных оборванцев, сжимая в грязных лапах внушительные пулемёты.
- А, вот того-то я из джипика… – Арнольдик не закончил фразу, потому что один из злобных оборванцев, пронзительно взвизгивая, всадил в его крупногабаритное тело пулемётную очередь.
Арнольдик медленно сползал с водительского сидения, удивлённо вытаращив застывающие глаза. Я же повернул ракетницу в сторону дребезжащей тачки и шибанул по кнопке пуска. Через пару секунд ярким взрывом была расщеплена в пыль и тачка, и все, кто были в ней.
Лошадь метнулась в дверь входа в Убойную Ферму.
Огромный плакат красовался над ним: «Только сегодня! Акция! Любая входящая лошадь – сосиски бесплатно моментально!»
- Не-е-ет! – завопил я, снова шлёпнув по кнопке пуска ракеты.
Огромное здание Убойной Фермы взлетело в воздух вместе со всем и со всеми, что и кто были в нём. Вместе с лошадью.
«Хих… Васьликс…» – услышал я хриплый смех за спиной, но, обернувшись не увидел никого.
- Все сдохнут! И ты сдохнешь! – лишь хрипел окровавленный Геныч, выползая из-за кустов.
26 серия. Круг восьмой – проводник.
Внезапно всё погрузилось во тьму. Не стало слышно ни единого звука, только собственные движения ощущались с поразительной чёткостью. Пошарив в кромешной темноте перед собой руками, я нащупал гладкую и обжигающую своим холодом ручку. Несколько секунд повертев её в разные стороны, я умудрился отворить дверь.
За ней открылось помещение, очень активно освещаемое ртутными лампами. Их мертвенно-голубой свет резким контрастом ударил по моим глазам, как будто специально пытаясь причинить боль. Несколько рядов таких ламп свешивалось с потолка, лампы также висели на всех стенах.
За массивным серым столом, доверху заваленным папками и тетрадями, сидел человек неопределённого возраста, ближе, скорее всего, к пожилому, и что-то очень сосредоточенно записывал в толстой тетради. Он поднял раскрасневшиеся глаза на меня и скучно протянул занудным голоском:
- А… вы… странно, сюда обычно сам никто не приходит…, да и рано вам ещё, – он ткнул ручкой в одну из папок на столе, криво подписанной «Василиск К*».
- Куда ж это мне рано? – поинтересовался я. – И чем Вы тут занимаетесь?
- Я – Проводник, – спокойно ответил мужчина, – и занимаюсь тем, что провожаю вас из внешнего мира, когда ваше существование в нём становится невозможным, в мир, ограниченный рамками внутреннего мира. Или же, как описывается в ваших легендах, я смерть, которая встречает ваши души после смерти, когда они вылетают из какого-то там туннеля.
- Как же так? – меня бросило в пот. – Я уже умер?!
- Не беспокойся, – улыбнулся Проводник одними губами, – не твоё время. Хотя, – его взгляд снова упал на папку с моим именем, – если ничего не изменится, скоро уже. Когда это нужно, я прихожу сам, ко мне ходить не стоит. Да и бояться меня не надо, я не убиваю, я только помогаю вам в выборе дальнейшего направления. Решение об умирании приходит свыше.
- Из внешнего мира во внутренний мир, – размышлял я, – так значит, мы идём от большего к меньшему?
- Кто сказал, что границы внутреннего мира вселенского разума уже, чем границы внешнего мира вашего разума. Кстати, и не все переходят туда. Те, кто огорчил чем-то того, кто свыше, запираются на неопределённый срок в границах энергетической оболочки вашей планеты. Те, кто растерял энергию, или по-вашему душу, а есть и такие, расщепляются для подпитки и дополнения остальных. Те, кто не пошёл за Проводником, – мужчина демонстративно достал папки, на которых я различил имена Арнольдика, парня с лошадью и призрачной лошади, – скитаются себе вольно, необратимо теряя свою энергию.
- То есть, в самой смерти Вы не принимаете участия?
- Конечно же, нет. Хотя, без соответствующей записи в вашем деле вы умереть не сможете. Но это… бюрократия.
- Когда же Вы успеваете всех провожать? – спросил я. – Ведь постоянно кто-то где-то умирает.
- Я работаю вне времени, – усмехнулся Проводник, – если суммировать теоретически всё время моей работы, набегут миллионы лет, а мне на самом деле всего сорок три. Пока мы беседовали, я, например, успел проводить уже пятерых.
- Ух ты! – поразился я.
- А то! Но по естественным потребностям вне времени не отлучишься, – Проводник тихо засмеялся, – подожди тут несколько минут.
Мужчина вышел, а я задумался. В голове крутились две фразы: «если ничего не изменится, скоро уже твоё время» и «без соответствующей записи в вашем деле вы не умрёте». Я перестал думать, просто вытащил из стопки на столе папку с моим именем и галопом убежал за дверь.
Мужчина стоял за углом, смотрел, как я убегал и хитро улыбался.
27 серия. Круг девятый – Человек ЗОВ.
В моей голове прогремел голос. Тот же голос, незнакомый мне, из неоткуда и отовсюду:
«Вам предоставляется уникальная возможность беседы с человеком, знающим ответы на все вопросы. Будьте корректны и точны – Человек ЗОВ очень утомлён».
«Человек ЗОВ, – ухмыльнувшись про себя, подумал я и толкнул обитую порванной в нескольких местах тканью дверь, возникшую прямо передо мной, – прикольная аббревиатура. Человек, Знающий Ответы на Вопросы, что ж, теперь-то всё и будет ясно».
Квартирка, в которую я вошёл, была очень мала. Можно было бы даже обозвать это каморкой, а не квартиркой. Все стены сплошь были обвешаны пожелтевшими постерами, изображавшими старомодных полуголых девиц или звёзд, популярных более двадцати лет назад. В тёмном углу каморки стоял ветхий стол с покосившимися ножками. Он был завален кусками ржаного хлеба, превратившимися от долгого бесполезного лежания в сухари и недогрызенными конфетками без обёрток, слегка размазанными по шершавой поверхности стола. На полу стоял почерневший чайник. За столом на табуретке сидел небритый человек в грязно-серой, слегка дырявой майке и спортивных штанах неопределённого размера, уже давно как видавших свои лучшие дни. Человек пил бледно-жёлтый чай из треснутого стакана.
Я встал напротив него, ибо того, на что можно было бы присесть, кроме табуретки, которую занимал человек в майке, в каморке попросту не было.
- Я Человек ЗОВ, – тихо и скоромно промямлил он, – угощайся.
- Спасибо, не голоден, – ответил я.
- Спрашивай, – сказал человек и аппетитно хрустнул слегка позеленевшим сухарём.
- Ты, правда, человек, который знает ответы на все вопросы? – глупо спросил я.
- Да, – коротко ответил ЗОВ.
- А откуда ты берёшь все эти ответы-то? – поинтересовался я.
- Из головы.
- Но откуда ты всё знаешь-то? – почти закричал я.
- Вопрос некорректен, – ответил ЗОВ и совершил затяжной глоток бледного чая.
- Хорошо, – поправился я, – почему Вы знаете ответы на все вопросы?
- Потому что я человек, знающий ответы на все вопросы, – сказал мужчина и закурил сигарету, вонючую и обильно дымящую, – разве мог бы я быть человеком, знающим ответы на все вопросы, если бы не знал ответы на все вопросы. Вряд ли тебе особо поможет информация обо мне, спрашивай по существу.
- Хорошо, – я заметно смутился, – вопрос предельно прямой: зачем лошадки нападают на людей? Что им от людей надо?
- Затем нападают, что должны нападать, по-другому им нельзя, – улыбался человек ЗОВ, – а от людей им ничего не надо, кроме их полного истребления.
- Но… по… что… – от волнения с меня рекою струился пот, а сам я запинался и никак не мог сформулировать вопрос. – Что руководит ими? Что движет этими тварями?
- Ими руководит и движет игра, – ЗОВ отхлебнул ещё чаю.
«Бред! Бред! – мысли трещали подобно пулемётной очереди. – Какая игра? Это война!»
- Что делать, чтобы остановить лошадей?!
- Надо остановить игру.
Я совсем упал духом. Хвалёный Человек ЗОВ явно нагло издевался надо мной.
- Как остановить игру? – похолодевшим голосом спросил я.
- Нужно найти играющих.
Всё!
- Ты! Ты! – орал я в приступе истерики. – Ты что, не можешь нормально отвечать на вопросы?! Прямо и ясно!
- Вопрос некорректен. Конечно, могу, чем я и занимаюсь.
- Ты что, не слышишь сам, какой бред несёшь! – продолжал орать я.
- Вопрос отсутствует, – ответил ЗОВ.
- Неужели ты просто не можешь сказать, какой пушкой можно перебить этих кобыл? – я начинал выходить из себя.
- Вопрос отсутствует, – Человек ЗОВ широко зевнул, – ты меня утомил. Свободен.
Мужчина поднялся, почесал живот под майкой, ещё раз зевнул и вышел из комнаты, выключив в ней свет. Я остался в темноте, слушая, как из коридора доносится характерный скрип раскладушки.
28 серия. По главной улице Лошадиного Города.
Я стоял на входе в Лошадиный Город.
Именно так. Одной рукой я держал приоткрытую массивную дверь, одну ногу я занёс, чтобы ступить во владения города. В таком виде и в таком движении ощутил я себя, когда последний из девяти кругов растворился едким туманом где-то глубоко в моём сознании. Именно так, именно в таком виде и таком движении, собирающимся сделать первый шаг на территорию Лошадиного Города, но ещё не сделавшим его.
Всё это время я был на паузе. На паузе перед вхождением в город. Точнее, времени-то, видимо, и не было, пока я проходил все эти девять кругов. Все девять кругов промелькнули, пока моя нога зависла для первого шага на территорию Лошадиного Города. Девять кругов промелькнуло, как девять жизней. А в одной, настоящей, я ещё не сделал шага.
Я сделал шаг. Смело бухнул ногой в сухую пыль. Это была уже совсем другая пыль, пыль врага, чужая. Лёгкое облачко окутало мой ботинок и так же плавно улеглось обратно. Никакой разницы я не почувствовал. Никаких предчувствий, никаких ощущений.
Только где-то в голове вихрями носились, мешались и перемешивались те девять жизней – девять кругов, которых как бы и не существовало никогда. Всё свалилось в одну кучу: Гарцующая Звезда и Вороной Ангел, дамы с поросятами и духовой оркестр, мои отец и мать, люди в загоне, пленённый жеребёнок, мёртвый дикобраз и мальчик в жёлтой футболке, призрачная лошадь, Арнольдик и парень с лошадью без головы, человек Проводник и человек ЗОВ. Девять жизней, так захотелось от вас отречься, ведь вас нет и не было. Но почему-то отречься не получалось.
Я шагал по улице и не мог ошибиться в направлении, ибо это была несомненно главная улица. По бокам стояли крепкие и богатые конюшни, но по мере удаления от главной улицы, конюшенки превращались в ветхие и жалкие построения, чудом державшиеся на земле. Впереди возвышался огромный и пленяющий красотой дворец, принадлежащий без сомнений Лошадимаме. Его золотые купола терялись высоко в облаках, а искусно украшенную трёхметровую входную дверь венчала серебряная подкова величиной в мой рост, а то и больше. Она чудесно отражала все цвета дня и все лучи Солнца. Да, конечно же, именно в том дворце жила Лошадимама.
Мимо меня изредка проходили одинокие лошадки, но ни одна из них не обратила на меня никакого внимания, ни одна из них даже не взглянула на меня. Значит, действительно, они меня или не замечают, или считают своим. Значит, я, действительно, единственный в мире человек, который может не бояться смертельно опасного врага.
Я распахнул двери дворца. Они открылись на удивление легко, плавно и бесшумно, послушавшись одного лишь касания руки. В центре одного-единственного, казавшегося бескрайним, зала, на мягком розовом матрасе лежала королева лошадок Лошадимама и дремала.
29 серия. Думы возле Лошадимамы.
Комнату освещал ласковый свет, едва пробивающийся сквозь непрозрачные стёкла небольших овальных окон, расположенных на всех стенах грандиозной комнаты. Слабые блики купались в золотой шёрстке Лошадимамы, изредка взрываясь маленькими волшебными вспышками. Размеренное дыхание великолепного животного создавало нереальное впечатление медленного и торжественного полёта среди роскошных облаков, непринуждённо с ярким Солнцем.
Я боялся сделать даже шаг, даже дышал я с опаской. Но боялся я вовсе не лошадиного гнева, не риска быть растоптанным тяжёлыми и беспощадными копытами в подковах. Я боялся внести что-то слишком грязное, чужое и недостойное в атмосферу великолепия комнаты Лошадимамы. И потому я боялся даже дышать, даже смотреть в сторону королевы. Я боялся побеспокоить её, хотя разумом я отлично понимал – она враг, и совсем не заслуживает моего благоговейного страха.
И потому я шагнул в сторону Лошадимамы. Дверь позади меня плавно закрылась, так же легко и бесшумно, как и отворилась до этого. Розовый туман, скрывавший высокий потолок комнаты, слегка вздрогнул. Очень захотелось упасть на колени, но надо было действовать абсолютно в другом направлении. И потому мне пришлось выделить в мозгу огромными огненными буквами слово: «Надо!»
Мне надо было идти, передвигаться на негнущихся ногах, по направлению к существу, самому совершенному из всех существ, зная, что оно самое совершенное из всех существ. Идти, цепенея и холодея от оглушительного внутреннего протеста. Идти с одной-единственной целью – опрокинуть это невообразимое великолепие лицом в самую грязь, унизить это самое совершенное существо своим ничтожеством, своим невежеством.
Я отчётливо понимал, что для лошадок я – ничто, нуль без палочки, потому они и не замечают меня. И это есть самый действенный способ – никем не замеченный совершить непоправимое унижение, заставив-таки рассмотреть, различить меня. Рассмотреть подробно, но при этом увидеть и мою лидирующую позицию ничтожества. Я должен оказаться самым сильным, только потому, что оказался слабее всех.
Безмолвной тенью я завис над телом Лошадимамы. Её золотые бока плавно вздымались в такт её смиренного дыхания. Она спала так тихо и нежно, как будто сама была уже согласна на проигрыш.
- Что удумал, человечишка! – проплыл томный голос королевы лошадей в пространстве комнаты, и она медленно открыла глаза. – А ну-ка, быстро убери свои грязные конечности от меня и ретируйся в самый дальний угол моего жилища!
30 серия. Разговор не на равных.
Лошадимама полулежала на своём мягком матрасике и смотрела на меня округлевшими от удивления глазами. Я же метнулся в самый далёкий и тёмный угол громадной комнаты и принялся и принялся там активно дрожать от страха.
- Что же это такое происходит? – продолжала возмущаться королева лошадей. – Что ты намеревался делать со мной?
- Не подумайте ничего такого, – засмущался я, – я просто хотел… на Вас сесть.
- Ты хотел оседлать меня, как какую-то убогую клячу?! – Лошадимама пришла в бешенство. – Да как только такая мысль могла прийти в твою тупую голову, мерзкий человечишка!
- А что тут такого? – попытался я ответить обидой. – И перестаньте называть меня мерзким человечишкой. Мы, люди, здесь цари природы всё-таки, а не лошади вовсе!
- Никаких царей природы! Вы просто-напросто скопище уродов, – продолжала огрызаться Лошадимама, – Вы все заслуживаете только одного – скорейшего исчезновения!
Королева начала подниматься на мощных копытах, и я решил не уточнять у неё подробности о принятии такого вероломного решения. Я решил говорить о восприятии обществом лошадей моей личной персоны.
- Я считал, что Вы не замечаете меня, что я кажусь Вам чем-то подобным Вашему существу, потому и решился на столь дерзкий поступок.
- Что? – Лошадимама громко заржала, и выглядело это, как ни странно, весьма забавно и симпатично. – Что за бред ты несёшь? Человечишка никогда не сравнится с нами, даже на сотую долю не сравнится! А не замечали мы тебя только лишь по той причине, что ты такое ничтожество, такой нуль, что просто-напросто не заслуживаешь абсолютно никакого нашего внимания. Убить бы тебя можно запросто, но это слишком скучно. Мы просто не замечали тебя, как вы не замечаете ползающего по полу самого неказистого и полудохлого таракана.
- А что, если этот таракан вдруг окажется смертельно ядовитым! – съязвил я.
- Не смеши мои подковы, – фыркнула лошадь, – чем ты можешь мне угрозить, кроме порчи воздуха в моих покоях?
- А что, если я вдруг и оседлаю тебя, Мама Лошадь! – заорал я и вприпрыжку бросился по направлению к Лошадимаме.
Она же встала на ноги, как-то совсем не торопясь, мягко, но и с величием королевской особы. Что она сделала дальше, я так и не понял, только через пару секунд я уже лежал на полу, придавленный намертво тяжёлым копытом. Я с трудом мог дышать под таким прессом, а Лошадимама равнодушно взирала на меня с высоты своего роста.
- Вот и покатались, – усмехнулась она, – наверняка ты хотел рассказывать мне ещё про те девять кругов, которые ты, как заправский герой, отважно преодолел. Так вот, скажу я тебе, не прошёл ты не единого круга, мерзкий человечишка Василиск.
Я был беспредельно удивлён. Удивлён тому, что королева лошадей оказывается знает моё имя.
31 серия. Продолжение неприятного разговора.
Я смотрел на Лошадимаму, долго смотрел, и никак не мог понять, о чём это она толкует.
- То есть, как это не прошёл? Все девять кругов…, от звонка до звонка, – как-то неумело пошутил я.
- Все девять кругов, – ехидно усмехнулась Лошадь, – все девять кругов ты благополучно запорол. Да, конечно, ты их прошёл, но прошёл бездумно, бесцельно и бестолково. Ты прошагал по ним, миновал их, даже не оглядываясь по сторонам. А ведь там, в каждом круге, была какая-то цель, был задан вопрос, и в каждом из кругов можно было найти ответ на этот вопрос. Только нужно было сделать вывод, правильный вывод. Ты ни из одного из кругов правильного выхода не нашёл, правильного вывода не сделал. Ты не нашёл ни единого ответа, хотя ответ всегда един и один, и через ответы любого из девяти кругов лежал путь к единому-единственному ответу.
- Э-э-э, – я просто не знал, что говорить.
- Ну, слушай, коли сам никак не врубишься. Теперь я совсем не удивляюсь твоей никчёмности. Даже, наверное, более уместным становится понятие глубокого минусового потенциала у тебя, чем нулевого.
Зачем ты отказался от скачек в Раю на первом круге? Да, тебя, несомненно, вели, но можно было бы и потерпеть немного подобного унижения, в конце концов. Ведь наградой были бы счастье и безмятежность, а этот приз наверняка освободил бы нас от потребности вашего истребления.
На втором круге ты должен был понять, что Лошадиный Город ни за что не откроет тебе мой реальный адрес. Ты должен был идти в обратном направлении. То есть, в твоём случае в обратном обратному.
Зачем ты отрёкся от своих родичей на третьем круге. Через них ты бы мог придти к победе.
На четвёртом круге ты бросил своих, человеков, погибать в загоне. Да, ты сбросил засов, но это разве могло помочь от приближающегося к людям отряда Лошадипалачей.
Ты спас жеребёнка на пятом круге. Зачем? Разве можно от врага ждать милости в ответ?! Надо сразу бить ему в больное место, если оно открыто.
О шестом круге даже и говорить нечего, ты его просто упустил, игнорировал, хотя нужный тебе ответ там был на поверхности виднее, чем на более ранних кругах. Вместо этого ты впал в какой-то тупой и бессмысленный бред, из которого, ты уж извини, не наше дело вытаскивать человеков.
Но дальше всё пошло ещё хуже, хотя, казалось бы, уже было хуже некуда. На седьмом круге мы дали тебе реальную возможность всё поменять с самого начала. Ты же напартачил в этом начале так, что прошлое менять стало более чем неразумно, как для тебя, так и для нас.
И, наконец, на последних двух кругах мы вывели тебя на людей, которые в полном праве могли бы всё изменить так, как людям было бы нужно, или хотя бы подсказать, как это сделать тебе самому. Но что делаешь ты! У человека Проводника ты зачем-то тыришь свою папку, хотя самое меньшее, что ты смог бы сделать в этой ситуации – это спасти своих друзей, не говоря уж о человечестве.
А Человека ЗОВ ты, во-первых, абсолютно не понял, а, во-вторых, предельно раздразил.
И после всего этого ты смеешь что-то говорить о своей значимости?!
- Но должен же быть какой-то выход! – в сердцах воскликнул я.
- Для тебя есть один-единственный возможный выход, – ехидно улыбнулась Лошадимама, – это жестокая казнь никчёмного человечишки по имени Василиск. Завтра на закате.
32 серия. Ночные визиты перед казнью.
Было удивительно для самого себя, но известие о предстоящей жестокой казни я воспринял до предела спокойно. Не начал устраивать истерик, биться головой о стены, не начал рыдать, стенать, молить, не начал угрожать лошади расправой и нападать на неё с яростными воплями. Нет, я продолжал стоять без движения, и ни один нерв на лице, ни рука, ни нога не дёрнулись в знак протеста. Но всё-таки это спокойствие было мнимым – я просто оцепенел от ужаса.
На негнущихся ногах я проследовал в сопровождении двух тяжеловозов в маленькую тёмную комнатку с серыми стенами, серым полом и серым потолком, не имеющую никаких окон, столов, стульев или мест для сна. В углу комнатки красовалась лишь небольшая зловонная дыра соответствующего назначения.
Тяжеловозы молча покинули меня, и я остался абсолютно один. Правда, ненадолго.
Через пару минут передо мной проявились мои призрачные знакомые – Арнольдик, призрачная лошадь и парень с лошадью. Это было удивительно для привидений, но они были заметно смущены и озадачены.
- Фигня какая-то, – наконец пробубнил Арнольдик, – ничего не понимаю.
Я промолчал в ответ.
- Василиск, мы и правда были более, чем уверены в твоём предназначении, – в сердцах подхватила излияния полного друга призрачная лошадь, – но так всё перевернуться…
Я молчал, а лошадь сбилась и что-то заворчала себе под нос.
- Если бы могли что-то сделать… – заныл парень с лошадью.
И тут меня прорвало.
- Знаете что, друзья мои, – начал я спокойным голосом, но постепенно переходя на нестерпимо истерический вопль, – я очень скоро к вам присоединюсь. Вот тогда мы в непринуждённой дружеской беседе обсудим, кто чего понимает, кто в чём уверен и кто что-то может сделать. Обещаю вам, коллеги мои, что не сносить вам тогда ваших призрачных голов!
- Но, – начали было мои собеседники все разом.
- Сгиньте! – оборвал я их, и они сгинули.
Но не суждено было мне провести свою последнюю ночь в смиренной тишине. Одновременно с исчезновением смущённых призраков, в дверь кто-то заколотил с такой страстью, что крепкие серые стены заметно колыхнулись, и что-то булькнуло в зловонной дыре.
- Эгегей, Василиск! Я знаю, это ты там! – завопил кто-то по ту сторону от меня. Странно, но я узнал этот срывающийся голос. Конечно же, это был незадачливый Васся Кислотный, чудом выживший полоумный фанатик лошадок. У меня начала зарождаться надежда, – мы тут тебе изо всех сил сочувствуем, но решение Великих Лошадок, каковым бы оно не было, всегда безоговорочно правильно!
Голос исчез, а моя надежда с грохотом рухнула и разбилась на мелкие частички.
Кто-то ещё прошуршал под дверью, загадочно шепча: «Эх, Васьликсчик…». Я покрылся особо крупными мурашками, и, таким образом дрожа, незаметно уснул.
33 серия. Дневные визиты перед казнью.
Проснулся я чуть позже полудня и сразу же понял, что глубоко жалею о том, что проспал так долго. Всю свою жизнь я только радовался таким случаям, когда удавалось полдня понежиться в постели, но только не сейчас. Мне было очень не по себе, что я просто-напросто куда-то впустую упустил такую кучу времени. Хотя абсолютно не понимал, на что бы я её мог потратить, кроме тупого просиживания задницы в серой комнате. Но мне было жалко её, эту пустую половину дня.
В дверь осторожно постучали, как будто бы мне было дозволено решать, впукать гостя или нет. Но я зачем-то встал, прошаркал по направлению к выходу и зачем-то легонько подтолкнул дверь от себя. К моему величайшему удивлению, она с тихим скрипом отворилась. В своих мыслях я принялся ругать себя на чём свет стоит за то, что я раньше не подумал сотворить подобного действия.
Но сейчас было уже поздно куда-то бежать. На пороге стоял злобный морщинистый старикашка и торжествующе скалился своими остаточными зубами. Этот старикашка был давним моим знакомым, и это был всю дорогу преследовавший меня Генрих собственной персоной.
- А-а, Геныч, так это всего лишь ты, – попытался я придать своему голосу максимум равнодушия, но истеричный скрежет зубов предательски выдавал мою панику.
- Да-да, козлина, это всего лишь я, – прохрипел старикан, – наконец-то у тебя не получится никуда от меня удрать. А ты знаешь, мразь человечья, какая мне роль отведена для твоей персоны? – добавил он заискивающим голоском.
- Наверняка, испоганить мне мои последние часы существования, учитывая твоё удвоенное усердие, – тихо огрызнулся я.
- Всё так, да не только так! – весело простонал Геныч. – Конечно же, я не могу уклониться от возможности напоследок испоганить твою жизнь, но, к сожалению, у меня получится испоганить лишь твои последние минуты и секунды. Я назначен твоим палачом.
Увидев, как я стремительно побледнел, Генрих мило улыбнулся. Его настроение, видимо, вознеслось к самим небесам.
- Не желают лошади пачкать копыта о такую мразь, как ты, – продолжал объяснять он, – нужен для этого сородич осуждённого, и мне два раза предлагать не пришлось. Я-то уж с удовольствием искупаюсь в твоей крови.
- Не захлебнись, – ответил с достоинством я.
- До вечера, козлина! – Геныч снова улыбался редкозубым ртом во всю ширь. Напоследок он добавил: – Ты сдохнешь!
Когда старик выходил из моей комнаты, я уже хотел было проскользнуть вместе с ним наружу и вприпрыжку бежать куда глаза глядят. Но узрел прямо напротив выхода плотную стену свирепо настроенных тяжеловозов. Мимо них даже таракану было бы невозможно проползти. Когда дверь захлопнулась, она, ясное дело, уже не поддавалась никаким толчкам. Там был чёткий и неслышный моему уху способ блокирования входа и выхода.
Но я плюнул на всё это.
Я смачно плюнул на всё, что касалось лошадей и не касалось лошадей. Я громко зевнул, повалился на серый пол и уснул, надеясь поспать до самой смерти.
34 серия. Казнь.
Когда в назначенный час за мной явились два свирепых коня и своими злобными взглядами дали мне понять, что я должен следовать за ними, я уже хотел было запрятаться в самый дальний угол комнаты или даже в зловонную дыру и даже уже приготовился брыкаться изо всех сил руками и ногами при ожидаемом приближении копытного конвоя. Очень уж хотелось хоть в самой малой степени помереть героем. Но внезапно комната начала рушиться, потолок кусками грохался вниз, стены с треском валились на бок, а пол покрылся остроконечными трещинами. И я, конечно же, выскочил из комнаты, как ошпаренный, под издевательское ржание коней.
Оказавшись на улице Лошадиного Города, я понял, что все мысли о возможном побеге или каком-либо сопротивлении, до смешного нелепы. Улица была забита лошадьми до отказа, они стояли плотной необъятной стеной, прижавшись боками друг к дружке, и все, как одна, уставились на меня. Их взгляды были возбуждёнными, глаза были радостными, но это радостное возбуждение было вызвано не моей персоной непосредственно, а предвкушением предстоящего уничтожения моей непосредственной персоны.
Позади себя я услышал подозрительные шорохи. Я оглянулся и с ужасом увидел, что обвалившиеся стены и потолок моего бывшего серого убежища аккуратно сложились в нечто подобное невысокому постаменту, нечто подобное эшафоту.
На постаменте-эшафоте был разведён неслабый костерок, на котором попыхивал густым паром внушительных размеров котелок. Рядом стоял Геныч, переполненный воодушевлением, в поварском фартучке и колпачке с весьма объёмным чемоданом в руках. Он очень приветливо улыбался мне. Такого счастья на его лице я ещё никогда не видел и подозревал, что больше никогда не увижу.
- Милости прошу, многоуважаемый, – обратился он ко мне.
Генрих являл собой в тот момент саму любезность, и не трудно было догадаться, почему.
Он крикнул на всю улицу неестественно звонким для его старческого возраста голосом:
- Представление началось!
Комок, сплошь покрытый острыми иглами, застрял у меня в горле.
- Достопочтимый Василиск! – Геныч плясал вокруг меня хороводы со всей своей великовозрастной прытью. – Ты – наглый человечишка, но я зауважал тебя именно за твою беспредельную наглость. Здесь, в Лошадином Городе, человекам вообще делать нечего, а ты посмел проявлять свою беспредельную наглость по отношении к Лошадимаме! Брависсимо!
- Но не обольщайся, козлина, – незаметно для остальных прошептал старик прямо мне в ухо, – так же, как и уважаю, я ненавижу тебя за твою наглость. Ту самую, вооружившись которой, ты превратил Травку в порцию сосисок. Ну, так и из тебя пусть сотворится какая-то пища! – Генрих кивнул в сторону кипящего котелка.
- Сначала я покидаю в бульон твои руки и ноги, – ликовал он,ь – потом придёт очередь и всего остального.
Геныч, завопив от счастья, занёс топор надо мной.
35 серия. Неожиданное воскрешение.
Топор был занесён надо мной, и острое лезвие, на котором предательски яркое Солнце играло весёлыми бликами, готово было в любую секунду обрушиться на мою шею. Две фразы бешено крутились у меня в голове, разгоняясь до скорости урагана, две глупые фразы, которые начисто вытеснили все мудрые и толковые размышления. Эти фразы: «Да как же так!» и «Хотели же сначала руки и ноги!» с завидным упорством формировались из всего, что я так настойчиво пытался осмыслить. Я думал, что перед смертью в мыслях у человека должна промелькивать вся его прожитая жизнь. Но не тут-то было! Напротив, вся моя жизнь вдруг погрузилась в мрачное забвение, как будто её и не было.
«Как же так!» – всплывало лишь на поверхность. В глазах фиксировались всякие глупости, типа бликов на лезвии топора, травинки, пробивающейся из пенька, что рос возле эшафота, носовой платок с изящными розовыми кружевами, торчащий аккуратным треугольником из штанов Геныча. Зачем это!
От обиды я зажмурил глаза. В голове затрещало: «Вот сейчас будет всё! Как же так! Где ж он! Как же так! Не хочу! Как же так!»
- Стоп! – прозвенел над городской площадью неестественно громкий странный голосок.
Я сначала не понял смысла, сказанного этим голоском, и продолжал, крепко зажмурившись, ожидать удара топора по моей шее. Но вдруг меня поразила воцарившаяся вокруг тишина. И вновь тот же самый высокий голосок:
- Что ты делаешь? Это тебя не касается!
Я осторожно разлепил веки и увидел смертельно побледневшего Геныча. У него тряслись губы, и он, дрожа этими губами, пытался что-то сказать, но получалось: «Тты-тты… тты-тты». Топор вывалился из его рук и с глухим стуком грохнулся где-то совсем рядом с моей головой. Сам Геныч с ужасом и трепетом смотрел куда-то за пределы моего затылка.
Я повернулся и сам чуть не затрясся в ознобе. Там стояла Травка. Маленькая и грозная, смешная и серьёзная, держала она свои тонкие ручки у себя на поясе. Улыбалась, но улыбка её была слишком пронизывающей. Живая, и от того пугающая до смерти.
- Кто тебе позволил, Генрих, заниматься не своим делом? – напала она на старичка. – А человек, именуемый Василиск, ты не будешь казнён!
Геныч боязливо потрусил к Травке и спрятался за её спиной. Я же поднялся и устало сбросил с себя какие-то тряпки и верёвки.
- Так ты жива, Травка? – осторожно спросил я.
- Молчать, человек! – грозно взвизгнула девчонка. – Ты-то что творишь, болванчик? Ты-то, чувачок, мне так, бац, и понравился, и вдруг такие вещички вытворяешь – башкой под топор! Генрих-то бы срубил бы, можешь не сомневаться!
- Так что мне оставалось делать? – удивился я.
- Драться, воевать! – говоря это, Травка округлила глазки, и стала жутковато смешной, ибо они сразу заняли у неё почти половину лица. – Драться, воевать, чувачок!
Стоит заметить, что лошадки всё это время стояли неподвижно, как вкопанные. Замерев на месте с выпученными глазами, они очень напоминали гигантские игрушки. И даже Лошадимама не двигалась.
Но сейчас мне было не до них. Я смотрел на девочку по имени Травка, как на безумную, а девочка по имени Травка смотрела на меня. Как безумная.
36 серия. Любимые игрушки Травки.
- Травка, ты ошибаешься, – попытался я спокойно разъяснить ситуацию, – я не буду ни драться, ни воевать, поскольку ни драться, ни воевать не умею.
- Нет, Васьликс, ошибаешься ты! – весело прикрикнула Травка. – Ты будешь и драться, и воевать, поскольку я этого хочу!
- Травка, далеко не всё, что ты хочешь, может происходить на самом деле, – произнёс я, уже с трудом сдерживая наступающее раздражение.
- Всё может происходить, чувачок, всё, что я хочу, – упрямо хмыкала девчонка.
Я сорвался. Но сорвался я как-то очень странно. Из моей головы почему-то начисто улетучились все слова, которые я хотел прокричать Травке в знак моего справедливого возражения. Потому из широко открытого рта вырывались лишь бессвязные хрипы и визги. Вдобавок я принялся махать руками во все стороны, являя собой пример человека совсем уж безумного.
Ногам махать мне тоже хотелось, но они почему-то казались намертво приклеенными к мостовой. Но уже через пару секунд я с ужасом обнаружил, что непослушные ступни мои сами, помимо моей воли, заскользили по шершавым камням. Заскользили, приближая меня к неподвижным фигурам лошадок. Я ничего не мог сделать, я плакал горькими слезами, глядя на улыбающееся веснушчатое личико Травки и старческую гримасу Геныча.
Когда я оказался вплотную перед нависшей надо мной грозной лавиной застывших лошадей, ступни прекратили скольжение. Кроме этого, ко мне вернулся дар речи, слёзы исчезли, и я спокойно спросил у девчонки:
- Так, значит, весь этот бред ты натворила?
- Да, – ответила Травка с таким воодушевлением, словно с моих губ должна была вот-вот сорваться похвала в её адрес, – ты там, на Ферме, мне понравился, и я захотела с тобой поиграть.
- Ты знаешь, Травка, что ты тварь последняя, – сказал я в ответ.
Геныч дёрнулся было по направлению ко мне, явно намереваясь жестоко поколотить меня и прибить тут же на месте, но девочка с беззаботной улыбкой остановила его.
- И что за создания эти лошадки? – с горечью в голосе спросил я, как будто не замечая поползновений Генриха, – ведь, как я уже понял, они и не лошадки вовсе.
- В какой-то мере, да, – Травка смущённо уставилась себе под ноги, – они, просто-напросто мои игрушки. Играю я ими. А Лошадимама – моя любимая игрушка. – Травка вдруг заметно покраснела, – И ты моя любимая игрушка.
- И любимая игрушка должна остаться только одна! – моему возмущению не было предела, но пока я старался произносить слова предельно спокойно.
- Нет, почему же? Может и ни одной не остаться! – всё смущение внезапно стёрлось с лица Травки, она хрипло захохотала и принялась задорно хлопать в ладошки. – Деритесь! Воюйте!
Лошадки ожили. Сначала тысячи удивлённых глаз уставились на меня, потом я ощутил ураган возмущённого дыхания. И когда у них дрогнули копыта, я отчётливо понял, что вот сейчас-то и придет мне конец.
В это время почти над нами загремел оглушительный гром, и небо с бешеной скоростью принялось собирать чёрный тучи.
37 серия. Явление Мамы.
Тучи сгущались слишком стремительно. Площадь Лошадиного Города объял густой сумрак, так что создавалось впечатление, будто в срочном порядке наступает вечерняя тьма. Чёрные облака в небе клубились с необыкновенной скоростью, периодически одаривая взор ещё более тёмными завихрениями. С каждой секундой тучи увеличивались в своём размере и объёме, приобретая всё более чёткие и до дикости быстро меняющиеся очертания. Казалось даже, что они опускаются всё ниже и ниже и скором времени рухнут на площадь города ужасным чудовищем. Ещё казалось, и это было уже окончательно жутко, что клубящиеся завихрения иногда складываются в очертания гигантского лица.
А иногда ли?
А казалось ли?
Удивительно, но лошадки во главе с Лошадимамой наблюдали это необыкновенное природное явление с весьма равнодушными выражениями на мордах. Казалось, будто они знали, что ЭТО, знали, что ЭТО может наступить, и истинно понимали, что за ЭТИМ последует.
Но вот на девочку Травку смотреть сейчас было невозможно. Всю её напыщенную самоуверенность, всю её вызывающую наглость и безбашенную храбрость вдруг как ветром сдуло. Её тоненькие ножки тряслись крупной дрожью от внезапно налетевшего ветра и, казалось, уже с огромным трудом держали её маленькое тщедушное тельце. Рыжие веснушки на побледневшем лице превратились в мурашки, а выражение этого самого побледневшего лица являло какой-то необратимый, но, вместе с тем смиренный, ужас.
Но удивительнее всего преобразился Геныч. До этого представлявший собой образец полного послушания, прислуживания и поклонения перед сопливой девчонкой Травкой, сгорбленный, сморщенный и едва живой старикашка, выпрямился упругой струной перед холодным ветром, ео лицо озаряла лучезарная и приветливая улыбка. Широко раскинув руки, он вышел из-за спины дрожащей девчонки, навстречу клубящейся тучи. Травка, впрочем, ему совсем не препятствовала.
Насчёт гигантского лица я, кажется, не ошибался. Всё чаще и чаще стремительные вихри складывали его постоянно меняющиеся черты. Но, несмотря на их постоянные перемещения, что-то определённое и до жути закономерное вырисовывалось в небе. Было всё это похоже скорее даже на женское лицо с развевающимися в пределах нескольких километров волосами. Выражение было очень серьёзным, хмурым, но, почему-то грозным и свирепым оно при этом не казалось.
Из чёрной тучи ежесекундно били молнии. Били они настолько близко к нам, что вскоре все построения и стены Лошадиного Города принялись оседать и разлетаться в щепки.
Окончательно жутко мне стало, как только из тучи разнёсся голос:
- Т-Р-А-В-К-А! – но он вовсе и не был голосом, как таковым. Все звуки рождались из отличных по тону и тембру оглушительных ударов грома.
38 серия. Капризная девчонка.
С Травки спало всё оцепенение. Да так спало, что лучше бы и не спадало. Она вдруг принялась реветь и вопить, что было мочи, истерически махать ручками и топать ножками, опадать на землю и биться об неё головой и всем тельцем. В общем, принялась вести себя, как самый настоящий малолетний и капризный ребёнок.
- Не-е-ет! Не надо! Не хочу! – орала она, брызжа слезами во все стороны.
Но абсолютно никто никак не реагировал на такое поведение девчушки. Лошадки ошалело смотрели на тучу, Геныч гордо шагал к туче, а туча наблюдала за всем происходящим со слегка осуждающей улыбкой. И только я… ничего не понимал.
- Уходи! – грозно запищала Травка чёрному облаку. – Ты плохая!
И вдруг туча стала уходить. Лёгкий ветерок разгонял тёмные облачка, они разлетались по сторонам и таяли прямо в воздухе. Очертания гигантского лица сглаживались и терялись безвозвратно, а небо начинало проясняться.
И тут Травка повела себя совсем уж неожиданно. Она постояла пару секунд, свирепо насупившись, но вдруг её веснушчатое сморщилось в гримасе горчайшего плача. Она вытянула вперёд тоненькие ручки и неуклюже поковыляла по направлению к исчезающей туче.
- Не уходи! – плакала теперь она. – Нет! Я больше не буду!
Меня раздражало моё непонимание всего происходящего. Я стоял, как вкопанный столб и молча злился и удивлялся одновременно.
Тем временем небо полностью разъяснилось, но с него, прямо из ничего, появилась молодая женщина в бежевом платьице. Она шагала вниз прямо по воздуху, как по ступенькам и мило улыбалась Травке. Когда девочка уже подбежала к женщине, та была на земле и стояла, выставив руки навстречу капризнице. Травка с разбегу врезалась в женщину крепким объятием, уткнулась лицом ей в живот и, хныча и всхлипывая, запричитала:
- Прости-прости-прости! Я больше не буду, прости меня, мама…
«Мама? – подумал я, и по моей спине побежали мурашки. – Кто же ты такая, смешная и опасная девочка Травка, если твоя мама тучей взирала на нас с небес… Кто же твоя мама, Травка, если смертоносные животные, армия которых бесчисленна, глядят на неё, как заворожённые».
Я вовсе не ждал ответов, я просто смотрел, как молодая женщина в бежевом платье прижала к себе плачущую девчушку. Так просто, по земному, по человечески.
- Не плачь, малютка, – тихо шептала мама девочке Травке, – ну, зачем вот ты удрала? Я с ног сбилась тебя искать. Ну, что тебе, своих игрушек мало. Ну, что тебе, у себя не играется. Ну, не плачь, малютка. Пошли домой, тут чужие игрушки, чужое место. Забирай свои игрушки и пойдём домой.
39 серия. Полёт в облака.
- Мама, мама! – взвизгнула Травка странным умоляющим голосом, – Мама, ну могу я взять ещё одну игрушечку? – Травка уставилась на меня в упор. – Я хочу игрушку, мне понравилась…
Женщина нежно погладила свою дочку рукою по рыжей взъерошенной голове, и чуть покрепче прижала к себе. Девочка, видимо, догадалась о предстоящем ответе и чуть слышно захныкала.
- С этой игрушкой тебе нельзя играть – это чужая игрушка. С ней играет другой мальчик. И на этой площадке тебе нельзя играть, пока тебя не позвал на ней играть этот другой мальчик, – женщина, чуть нагнувшись, заглянула в глаза Травке, – тебя позвал играть этот другой мальчик?
- Нет! – громко ответила Травка, – его вообще сейчас тута нету, у него сейчас время сна!
- Вот видишь, – улыбнулась мама, – мальчик скоро проснётся и сам захочет поиграть со своей игрушкой, – женщина кивнула головой в мою сторону, – и с другими своими игрушками. А мы пошли домой, забирай своё…
Я без всяких сомнений догадывался, что за «мальчик» скоро придёт играть мною, как своей игрушкой, но сейчас почему-то это меня мало интересовало. Я наблюдал за лошадками.
Их взгляды, как и прежде, ничего не выражали. Хотя нет, скорее всего, сейчас они были спокойны и безмятежны, наполнены молчаливым счастьем уставших путников, наконец-то нашедших себе приют. Лошадки стояли, все как одна, повернувшись в ту сторону, откуда только что сошла с неба молодая женщина. Через секунду они уже не стояли, а зависали в воздухе. Их копыта находились в расстоянии примерно полуметра от поверхности земли. Ещё через минуту они парили и медленно улетали в небо, в облако и терялись там, исчезали бесследно. Очень долго я наблюдал этот удивительный поход лошадок в небо. Их были тысячи, миллионы, и все они спокойно и молча пролетали мимо меня, превращаясь в ничто.
Последней летела Лошадимама. Её совершенное тело и золотая грива переливались всеми цветами радуги, пока она растворялась в облаке. Мне было даже немного жаль того, что я никогда больше не смогу лицезреть такую красоту. Красоту, несущую мне смерть. Я прислушался. Лошадимама очень тихо пела. Её мягкий и томный голос сливался с шёпотом ветра, но я всё же смог различить слова:
«Лишь когда твой свет устанет,
Спи, моя родная нежность.
Лишь тогда тебя не станет,
Будет только безмятежность...
Этим светом безмятежность.
Свет на землю не прольётся,
Нам остались тьма и вечность.
Спи, пока он не проснётся,
Будет с нами лишь беспечность,
Этим светом — тьма и вечность.»
Лошадки улетели в облака. На площади бывшего Лошадиного Города стало пусто и спокойно. Я наконец-то избавился от прицелов множества вражеских глаз. Оставалось только самое малое – понять, что же такое происходило, и что происходит сейчас.
Мама и дочка так и стояли, крепко обнявшись. Я понимал всю эту трогательную необходимость родственных нежностей, хотя сам их вряд ли когда испытывал, и старался не мешать. Меня напрягал только Геныч, суетливо крутившийся передо мной и слишком радужно мигающий мне обоими глазами.
40 серия. Прощальный монолог.
Травкина мама очень благодарно улыбалась старенькому Генриху.
- А вот у тебя на удивление достойно получилось справиться с необходимыми обязанностями, – сказала она ему, – хвалю, что ты показала себя уникальной и универсальной няней!
Я удивлённо расширил глаза и слишком неопределённо хмыкнул. Геныч заметил это и смущённо направился ко мне с намерением что-то объяснить.
- Да, – прокряхтел он… или она, – я на самом деле Нянька, существо несколько другого пола, чем ты себе представлял, Василиск. На планете, где я родилась, так называемой планете Нянек, все существа дамского пола. Только соответствующий образ я не успел у вас сымитировать, торопился уж очень. Травка, как вы могли заметить, слишком шустрая детка.
Геныч кокетливо захихикал, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Сама Травка видимо уже полностью свыклась с мыслью о возвращении домой. Она осторожно выкарабкалась из маминых объятий и медленно подошла ко мне.
- Василиск, ты уж прости меня, – начала говорить Травка на удивление правильно и внятно, – с собой играть тебя я взять не смогу, да и вряд ли ты сам горел желанием этого. Как ты метко недавно выразился, я и правда тварь последняя. Сбежала от мамки, и у вас, воспользовавшись отлучкой хозяина, принялась играть во весь вкус. А игры-то у меня очень детские, и потому для Вас очень опасные. Мне ведь, если судить по Вашему, лет пять от роду, хоть и выгляжу я немного постарше…, хоть и появилась я намного раньше рождения Вашего человечества. Заигралась я, в общем, я тобой хотела совсем от души оттянуться. Вот ведь как! Хотела от души оттянуться, а в итоге – до души дотянулась. Ведь устроив тебе девять кругов, я много чего смогла прочесть из твоей души. Блин, представляешь, души! – Травка вскинула ручками, и её глаза неожиданно заблестели. – А я, дура, воспринимала всегда вас, как болванчиков каких-то, рвала и метала, рвала и метала!
- Присмотрись на досуге и к лошадкам твоим, – осторожно посоветовал я.
- Присмотрюсь, – улыбнулась Травка, – а я ведь такого навертела у вас, всех почти порвала, всех поуродовала, – вдруг девчонка звонко захихикала, – а это ведь так прикольно, не представляешь. Жаль, мамка так не вовремя объявилась. Эх, не был бы ты игрушкой, поиграли бы тогда без всяких препятствий.
Я погрустнел, догадавшись, что, если Травка чего-то и поняла, то всё понимание уже улетучилось с рекордной скоростью.
- А я вернусь, обязательно вернусь, – смеялась девчонка, – тогда мы и наиграемся вволю. Ну, а сейчас мама приказала мне всё возвратить на свои места. Так что, пока, чувачок…
«Во имя всех лошадок, – взмолился мысленно я, – только не надо возвращаться, пока я жив!»
Травка и её мама внезапно исчезли. А меня ударила невесть откуда появившаяся молния. Она пронзила меня насквозь, пробежала по позвоночнику.
«Вот так вот», – успел подумать я, пока обваливался на землю.
41 серия. Всё как было.
Я почувствовал, что у меня зверски болит спина. Но я не торопился открывать глаза, а принялся активно разочаровываться и думать.
«Вот незадача, – мыслил я, – получается, что я вовсе и не умер. Какая жалость. Сейчас вот открою глаза, и опять начнёт какая-нибудь хрень твориться».
Я осторожно открыл глаза и чуть не чертыхнулся. Надо мной нависали озадаченные и раскрасневшиеся лица Арнольдика и парня с лошадью. Я нервно вскрикнул, когда из-за их затылков вылезла лошадиная морда.
- А вы какого хрена опять тут со мной делаете? – прорычал я.
- Что значит опять? – удивился Арнольдик. – Мы тебя вообще первый раз на станции увидели, где ты валялся без сознания. Нам сказали, что ты с нами, вот мы тебя в наше купе и подобрали.
- Вот оно как, – прошептал я, – значит, всё вернулось на свои места. Я в электровозе и все живы.
- Что ты там шепчешь? – спросил парень с лошадью, но в этот самый миг наш электровоз резко остановился, и все мы стукнулись лбами обо что-то.
- Степные пираты, – догадался я и заорал, – Степные пираты!
Арнольдик тут же состроил слишком серьёзную мину, вытащил из-под лавки пулемёт и на цыпочках выбежал в коридор. Минут через пять он вернулся.
- Отбой паника! – ухмыльнулся Арнольдик. – Мы подобрали двух пассажиров. Кстати, про степных пиратов они тоже в курсе, ибо последние обосновались в какой-то давно забытой ферме или фабрике, в старые недобрые времена изготавливающей сосиски и колбаски всякие.
Я задумался о чём-то, хотя не мог и сам догадаться и сформулировать – о чём, собственно, я задумался. Тем временем наш электровоз лениво запыхтел и тронулся с места.
- А, собственно, давайте чайку глотнём, а то что-то совсем тоскливо становится, – неожиданно подала голос лошадь и громко зевнула.
- Да уж, – парень с лошадью вдруг схватился за свою голову и отвинтив её с плеч, как по резьбе, положил её на столик и зубной щёткой увлечённо почесал ухо.
- А-а-ах! – простонала от наслаждения голова.
- Скучно – не то слово! – прикрикнул Арнольдик и выбил пулемётом окошко в купе. – Кстати, знакомься, – сказал он мне, – я Арнольд, это, – он махнул рукой в сторону парня с лошадью, - лошадь с парнем.
- Лошадь, – приветливо представилась лошадь.
- А это парень… – продолжал Арнольдик, – ну, в общем парень… Кстати, тут где-то и родители твои сели с твоей девушкой. Скромная такая, в платочке, всё в пол смотрит, как монашка какая-то. Так шёл бы и их проведал. Как тебя?
- Василиск, – удивлённо прошептал я.
- Вот, Василиск, – оскалился в улыбке Арнольдик, – удач тебе, Василиск! А я пойду, пожалуй, степных пиратов малость поотстреливаю.
С этими словами Арнольдик вывалился из разбитого окна и прытко потрусил по бескрайней степи.
А я стоял и думал, что вот оно, всё вроде бы вернулось как и было, только что-то всё равно не то, не так. Когда я только что очнулся после удара молнией, я помнил всё, что со мной происходило, но сейчас всё так перемешалось в голове, что в памяти не осталось ничего. Но я догадывался и даже знал, что всё не то и всё не так, что всё напутано и перевёрнуто с ног на голову. Почему я так думал, откуда я это знал, я объяснить не мог, но знал…, просто знал.
Всё стало вовсе не так, как было.
42 серия. Заключительная. Двое в последнем вагоне.
Двое не спеша шагали, направляясь в самый хвост состава электровоза. Вагон плавно покачивался, еле заметным скрипом нарушая воцарившуюся в нём тишину. Слышен был только этот еле заметный скрип и размеренный стук шагов двоих. Один из них был в серой дырявой майке, второй нёс небольшой чемоданчик.
Двое добрались до самого конца состава и вошли в самое последнее купе, которое до этого дня всегда оставалось свободным. Они зашторили окошко и сели друг напротив друга. Чемоданчик остался под столом.
- Слушай загадку, – осторожно произнёс Человек ЗОВ своему собеседнику, – что такое перед нами, две оглобли за ушами…
- Не смешно, – ответил собеседник, обиженно пошевелив оглоблями.
- А, по-моему, очень, – сказал Человек ЗОВ и сменил тему разговора. – Видишь ли, мы куда-то едем.
- Куда-то едем, – согласился собеседник.
- Куда ж мы едем? – поинтересовался Человек ЗОВ.
- Куда-то едем, – отозвался собеседник.
- Да уж, – протянул Человек ЗОВ, закуривая вонючую сигарету, – куда-то мы едем…
Эпилог.
Ну, вот и закончилась эта удивительная история, избравшая в главную роль своего течения весьма незадачливого и мало чем примечательного паренька с необычным именем Василиск. Если обратить должное внимание, то можно заметить, что сия история берёт свой исток в электровозе, везущем предположительных солдат на армейские сборы. Но именно там же история находит и своё завершение. В таком случае, особенно придирчивый читатель может смело заявить о том, что тут как бы ничего и не происходило, раз начало и конец совпадают по месту и времени действия. Но сами-то мы видим, что происходило-то тут очень даже многое.
Но, вероятно, отдельный интерес представляет дальнейшее развитие таких разнообразных участников этой неоднозначной истории. И, если уж возникают сомнения насчёт того имела ли место и время сия история, то уж насчёт существования судеб и жизней её вымышленных участников сомнений никаких быть не может.
Пышнотелый Арнольдик, как известно, бросился в окошко на поиск степных пиратов с пулемётом наперевес. И он нашёл их, прятавшихся в заброшенном здании, бывшем некогда Убойной фермы. Не долго думая, Арнольдик хладнокровно истребил всех пиратов, а немного позже основал собственную пиратскую группировку и стал зваться Арнольдище Ужасающий.
Парень с лошадью в армию тоже не попал. Он не прошёл медицинскую комиссию на предмет подозрения острой формы шизофрении, когда начал пытаться откручивать свою голову на глазах у всех врачей. Врачи строго пресекли его попытки – голову откручивать не разрешили, а прогнали взашей. Однако парень снискал славу в Цирке Чудовищ, как раз демонстрируя номер отвинчивания собственной головы. Но как-то раз он сорвал ось, после чего был заперт в клинике уродов на неопределённый срок.
В отличие от своего хозяина, лошадь поступила-таки в армию. Очень удачно воспользовавшись неожиданным для всех красноречием, она как-то вставила своё веское слово в присутствие командования, где незамедлительно и умудрилась оказаться после этого. Потом она чуть было не стала первой лошадью – президентом родного государства. Но не стала.
Несчастный скиталец Васся Кислотный очень скоро окончательно сошёл с ума. Он, понимаете ли, продолжал упорно фанатеть от лошадок, несмотря на их полное отсутствие. Правда, он и сам догадаться не мог, от чего фанател, но фанател от этого не меньше. И вот постепенно крыша его съехала, не прощаясь и не сообщив адреса конечного пункта назначения, то есть – навсегда и неизвестно куда…
Нянька, непривычно для общественности именующая себя мужскими именами, типа Генрих или Геныч, и имевшая при этом соответствующую именам внешность, сыскала себе заслуженную славу наконец-то. Воспитав ещё несколько десятков абсолютно неуправляемых детишек, она получила долгожданное право на заведение собственного детёныша. Нянька Геныч отправилась в голодную пустошь своей планеты на годы скитаний, чтобы достойно выносить новую маленькую няньку. Не судите строго, такие уж у них порядки.
Капризная девочка Травка умудрилась улучить момент, когда её мама опять ненадолго отвернулась. Травка уже было отправилась обратно к любимой игрушке по имени Василиск, захватив с собой любимую Лошадимаму, да вдруг увлеклась по пути другим мирком, который случайно полностью уничтожила, играя с ним. Правда, мирок этот ещё до появления в его судьбе девочки Травки, как раз собирался пустить кровожадный флот на жестокое уничтожение Вселенной. Уничтожение не состоялось, а мирок ненароком сгинул.
О маме девочки Травка мне ничего не известно, как не бывает известно обо всех недоступных моему разуму высших созданий.
Человек-проводник так и продолжает куда-то провожать души, а в его жизни абсолютно ничего не изменилось.
А вот человек ЗОВ очень долго беседовал со своим собеседником в самом последнем купе электровоза и пытался найти ответ на заданный им же вопрос. Найти ответ у него никак не получалось. Человек ЗОВ со своим собеседником пока не сошли с электровоза.
Родители Василиска, как и его незадачливая девушка Ксюша, долго-долго ехали на электровозе, так как он перестал останавливаться. Они вместе сошли где-то прямо на ходу. Конечно же, память у них, как и у Ксюши, напрочь отбило, и они счастливо и беззаботно зажили где-то в очень далёких странах, совсем не вспоминая ни о Василиске, ни о ком-либо ещё.
Сам Василиск нормально отслужил годы армии, как и было ему положено, нормально вернулся в пустой уже родительский дом и стал думать о том, что ему делать дальше. Как ненормальный.
А лошадки стояли в ящике для игрушек и пылились…
. 
