Изба (рассказ)
Проснулся Пётр Николаевич, как водится, около трёх ночи, взял телефон подсветить себе дорогу до туалета, дом то немалый и детвора вечно разбрасывает игрушки. И тут телефон зазвонил, щурясь, Пётр Николаевич не сразу понял, что звонит глава района. В три ночи, виданное ли дело. Припомнил Пётр Николаевич все свои грешки, коих было немало, слегка вспотел, призадумался на десять секунд, и всё же ответил.
- Николаич! – Куракин, глава района, ко всем обращался исключительно по отчеству, игнорируя имя. – Какого хрена у тебя там происходит?
- Я, э.
- В телегу тебе скинул, посмотри, не отключайся.
Не дойдя до туалета, Петр Николаевич присел на диван, трясущимися руками полез в телефон. Куракин прислал несколько фотографий. Петр Николаевич не сразу понял что видит. Пустырь, освещённый мигалками и фонарями, прилично раскопанный. Дом слева, дом справа. Что-то знакомое. Вон крыльцо магазина «Диана», а это белённая двухэтажка, аварийный дом, который всё не получается расселить. А пустырь, этот, стало быть… Пётр Николаевич вспотел еще больше.
- Из полиции названивают, из следственного. Вечером был дом, а ночью его не стало. Ты что там творишь? Это ж историческое наследие!
- Погоди, погоди, - Пётр Николаевич пытался собраться с мыслями. – Я правильно понимаю, что Плохой дом снесли?
- Это ты у меня спрашиваешь? Твой же город! – Куракин начал орать. – И какой, в опу, плохой дом?
До войны, в тридцатых годах, когда не было города Мещанска, но было село Мещанское, приехал сюда странный человек. С деньгами, хорошо одетый. Быстро нашёл общий язык с местным старостой, вхож был в районный обком. То ли в Китае он служил, то ли дипломатом, то ли инженером. Получил в обкоме участок земли на окраине села, и за пару годов построил дом. Сам всё сделал, своими руками, да дом не простой, круглый в основании, с острой башней второго этажа, с вензелями необычными, под звёздное небо раскрашенными. Ракеты нарисовал, людей в скафандрах, фейерверки пускал, устраивал книжные вечера для селян, зачитывал Жюля Верна и Циолковского, книги раздавал. Популярным был неимоверно, особенно среди детворы. Детишки, позврослев, рассказывали легенды о чудаке, грезившем космическими путешествиями в годы, когда не у каждого было что поесть.
Когда Пётр Николаевич десять лет назад стал мэром Мещанска, вопрос об Усадьбе – так называли это здание – впервые возник на третий или четвёртый год мэрства. Пётр Николаевич всю жизнь прожил в Мещанске, Усадьбу видел многократно, и даже жил в доме неподалёку. Что-то слышал о странном происхождении дома, и вроде как взгляд замылился. А размылился с началом проекта реновации. Тут то и вспомнили все, что в историческом районе города – старый ветхий дом, деревянный, у которого даже названия нет. Искали в архивах, но в городской администрации бумаги не задерживаются. Выяснили, что на кадастровом учёте здание не стоит, земельный участок не отмежован. Из того, что удалось выяснить: предыдущий мэр пытался это здание снести, но что-то пошло не так. И у Петра Николаевича не ладилось с этой усадьбой. Хотели отмежевать участок – не получилось, у каждого из участников аукциона на межевание что-то случилось, не смогли выполнить контракты. Заключили прямой аукцион – фирма-исполнитель обанкротилась. А реновация поджимала, однажды даже из Министерства строительства позвонили, мол, вы нацпроект срываете. Петру Николаевичу пришлось долго и путанно объяснять, почему он старую развалюху снести не может, на месте которой запланировано многоэтажное жилое здание.
Не только Петру Николаевичу не везло с этим домом. Выходило так, что никто в Усадьбе надолго не задержался. Открывали там и госучреждения, и людьми заселять пытались, особенно при советах, когда с жилплощадью было туго. Но каждый раз что-то случалось. Отдел райспорта выехал через два месяца, а общежитие медучилища закрылось через месяц, потому что и медучилище ликвидировали. Пустовала Усадьба почти что уже век.
Было дело, Пётр Николаевич зашёл в Усадьбу, в рамках ежемесячного мониторинга городской среды. Отчаявшись что-то сделать привычными способами, решил Пётр Николаевич СМИ подключить. Гордо вошёл в Усадьбу, удивительно, двери её нормально открылись, и бомжей внутри не оказалось, хотя ничего и кроме бомжей не было – ни мебели, ничего. Полностью деревянный дом с хитрой планировкой. Две лестницы в башню на втором этаже, и стены с облупившейся краской. Кое-где можно было разглядеть звёзды и необычных существ, похожих на осьминогов. Тогда Пётр Николаевич наговорил на камеру разное, мол, федеральное законодательство мешает проводить реновацию города, предсказуемо, получил по шапке за столь смелые речи. Потом еще прикупил блок информации о том, де, Усадьбу пора бы снести, портит вид города. Хотя, что уж там, по реновации отстраивали не архитектурные шедевры.
И аварийным дом пытались признавать, но любая бюрократию об Усадьбу ломалась. То бумаги не все собирались, то обстоятельства менялись, а когда всё было, казалось бы, готово к сносу, бюджет подвергли секвестру, и пришлось откладывать на год, а потом собирать бумажки заново…
Когда реновация взяла за горло, пришлось ловчить. Признавайте культурной достопримечательностью, исторической ценностью – и все дела. Так и поступили. Правда, в ходе историко-культурной экспертизы выяснилось, что никаких сведений о владельце и строителе не осталось. Да, был вроде какой-то инженер или дипломат, помнили его старожилы, да имя-фамилия не сохранились. Из архивов поступали обрывочные данные. Эксперт, к слову, к делу подошёл основательно, даже в ФСБ запрос сделал, на который получил ответ: ЧК человеком этим интересовались, и даже допрашивали, но без последствий.
Усадьбу так на кадастровый учёт и не поставили, опять что-то не срослось. Но таки исторической признали местность, нарушив десяток федеральных законов. Реновация всё же встала, не дойдя до Плохого дома – так про себя стал называть Усадьбу Пётр Николаевич. Будто в стену упёрлась реновация, бюджет порезали. И на несколько лет забыл о злосчастном сарае Пётр Николаевич, и вот – пропала Усадьба.
Были все. Полиция, прокуратура, следственный комитет, МЧС. Вырвался Пётр Николаевич из машины, всех оббежал, со всеми поговорил. Выходило так, что вечером была Усадьба, а во втором часу ночи дамочка местная домой возвращалась навеселе, глядь, а нет дома. Она первая и позвонила в полицию. Были и другие звонки – кто из окна увидел. И ведь нет Усадьбы, под корень. Земля перекопанная, но ни досточки. И ни одного свидетеля – как сносили? Пётр Николаевич прикинул масштаб работы, может, не самый большой, но незаметно за пару часов, чтобы никого не потревожить – не сделать такого, даже если вручную разбирать. Никто технику не видел, людей тоже. Стало светать, и тут же собралась толпа. Фотографирую, а Пётр Николаевич понял – оскандалился, хотя неизвестно где. Припомнил все контракты, нет, на снос не было ничего. Даже если и было, то невозможно, совершенно нереально.
У начальника горотдела полиции Мещанска была другая проблема – возбуждаться или не возбуждаться, и по какой статье? Выбор статей был богатый, от превышения должностных полномочий, грех на мэрию не завести, жирная палка. До кражи недвижимого имущества. Хотя есть сомнения, что «Кража» в данном случае подойдёт. Прокурорские работу не облегчали, копаясь в том, как полиция отреагировала на сообщения о пропаже целого здания. Понятно как, покрутили у виска и в КУС записывать не стали. А теперь дежурный Исмаилов кусал локти и писал объяснительные, почему не записал в книгу учёта сообщений в 1:25 ночи то, что в 1:50 появилось в десятке блогов и телеграм-каналов.
На межведомственном совещании ничего путного не родилось. За рабочую взяли версию: кто-то зачем-то снёс историческое здание, да так ловко, что никто и не услышал не увидел. Тут то все выразительно посмотрели на мэра Мещанска, о мытарствах которого с Плохим домом не знал только ленивый. Ищи кому выгодно. Пётр Николаевич постоянно обливался потом, чем подпитывал подозрения.
- Сами подумайте, невозможно это, - пытался оправдываться Пётр Николаевич. Скрипя сердцем, все это признавали. А эксперты внести дополнительный сумбур, де, следов техники не обнаружено, зато обнаружены следы иного толка – животного происхождения. На фотографии места происшествия, сделанной с дрона, были чётко видны большие следы…
- Птица? – первым догадался Пётр Николаевич.
Не сразу стало понятно, что Усадьба передвигается. Первое такое сообщение в одном из местных чатов вацапа Пётр Николаевич посчитал фейком, мало ли, история странная, кто-то решил прикольнуться. На том фото была усадьба, с круглой основой и башенкой, мирно себе стоявшая рядом с детской площадкой в новом жилом районе. Так её поутру и застали жители.
«Прикиньте, вышел с собакой, а тут Усадьба стоит» - гласила подпись к снимку. И вроде все фото наделали, а как только приехала к тому месту королевская рать – нет Усадьбы. Тех, кого удалось опросить в районе, говорят, да, была, но потом все на обед разбрелись, и всё, нет дома. В следующий раз беглый дом видели в районе Бодянки, малолюдной промышленной зоне. Сторож какого-то склада с соцсетями не дружил и событий последних не знал, но непорядок увидел сразу, о чём и сообщил куда надо.
Скандал нарастал снежным комом. Из столицы прибыли все, кому не лень, даже из Минобороны приехал целый генерал, якобы, земля под Усадьбой была ведомственной, но это не точно. В воздух подняли вертолёты, объявили все возможные планы перехвата, но Усадьба уходил от преследователей.
Наблюдали дом и на юге города, и на севере, бывал он и в центре. Каждый раз события складывались так, что поспеть за ней не удавалось. По прошествии недели горожане с ситуацией свыклись, количество публикаций резко пошло на убыль, хотя Усадьба бродила где-то рядом. А о том, что она именно ходит – сомнений не оставалось. Ряд экспертиз показал, что у дома этого явно есть ноги, похожие на птичьи. И, что уж там, пришлось назвать понятно и удобно – Избой. Избушка на курьих ножках, только у дурака не возникла такая аналогия. В телеге появилось с пяток каналом о передвижения Избы, но и они не помогали. Народ какое-то время обсуждал – что за диво такое, но интерес падал с каждым новым адресом Усадьбы, Избы. И чем больше имён становилось у явления – тем меньше о нём писали. Хватало сообщений, видели Избу и в других городах, но фейки быстро разоблачались.
Прошёл год, страсти улеглись. Усадьбу не поймали, уголовное дело заглохло, разве что в соцсетях пока еще тему лениво обсуждали. Пётр Николаевич, пройдя семь кругов ада, с ситуацией смирился, и даже углядел какую-никакую выгоду. Оказалось, что Изба выбирает земельные участки, которые никому не принадлежат, но удачно расположены. Пятак около ТЦ «Богатый» - вполне подойдёт под жилой дом, а рядом с детской площадкой на Будянке впишется новый магазин. Пётр Николаевич вёл список мест, где появлялась Усадьба, и не сразу понял логику. А она была. Торговые центры, гаражи, жилые дома – Усадьба будто отмечала конкретные места особой удачливостью. Объявлялся аукциона на аренду участка земли, о котором администрации и слыхом не слыхивала, хоть и располагался он в сладком месте, и всё получалось с первого раза. Нашёлся и арендатор, и застройщик, и общественность не против. Избрался Пётр Николаевич на третий срок, благодаря успехам в благоустройстве. Ко всему прочему, турист в Мещанск поехал, население города прибавило. И, казалось бы, всё хорошо, но не было покоя Петру Николаевичу. Для начала, тайна его будоражила. И прагматичная мысль не оставляла: а если Изба пропадёт, не появится вновь, тем более, перемещения её становились реже, как и внимание к истории. Неплохо заработав на Избе, как политических очков, так и денег, Пётр Николаевич понимал, что не разгадав загадки – он не сможет сохранить все выгоды. Так и получилось.
Недолго счастье длилось. Что на тех участках строили – всё валилось, приходило в негодность. Выяснялось, что администрация города земли отчуждало с нарушением всех мыслимых законов, и последний год третьего своего срока Пётр Николаевич провёл в СИЗО. Неожиданно та странная особенность Усадьбы, или Избы, или как её там, уходить от правосудия и бюрократии, Петру Николаевичу помогли. Документы пропадали из земельных дел и их архивов, следователи болели и умирали, суд безобразно затянулся, а потом и к судье пришли следователи, по каким-то старым делам. Вышел Пётр Николаевич на свободу после того, как прошли сроки давности по его делу. Должность он потерял в первые дни следствия, в связи с потерей доверия губернатора. В администрации все сменились, жена, продав дом, заблаговременно на неё переписанный после фиктивного развода, уехала в дружественную страну с дружественным любовником. Только через неделю удалось разблокировать счета, и перехватив в долг у одноклассника, одного из немногих, кто протянул руку при встрече, купил себе телефон, начал читать местные новости. Что там с Усадьбой? Всё так же, кочует по городу и по району, даже в губернской столице замечена, и точно не фейк, туда даже люди заходили.
Запил Пётр Николаевич, потом месяц молился. Сбережений на счетах хватало сводить концы с концами, а работать он уже не мог. Выгорел, и ведь не в Усадьбе дело. Эко она Петра Николаевича развела, на слабине подловила. Был он осторожен, мутил тихо, деньги в матрас зашивал, лелея надежду когда-то куда-то зачем-то уехать, да так, чтобы в кандалах обратно не привезли. А погорел на паре-десятком пятаков земли, да, удачно расположенных. Но как такое может быть? Пётр Николаевич понимал, что всего не понимает. С ним заигрывает Усадьба, его ли изводит? В чём смысл игры?
Устроился Петр Николаевич инспектором по маломерным судам. Непыльная работёнка в городе, где ближайшая река протекает в другом субъекте федерации, для галочки. Об Избе почитывал. И нового ничего не происходило. Новый мэр догадался и продолжал дело Петра Николаевича, и исход был предсказуем. Четвертый мэр – пошёл по тем же стопам, и пятый. А когда Петру Николаевичу перевалило за шестьдесят, и мэры Мещанска перевелись, он баллотировался снова, благо, и времена стали помягче, и про Усадьбу все уже прилично подзабыли. В администрации всё сильно поменялось, и главное – теперь об Избе было говорить неприлично. Любое место, где побывал беглый дом, зарастало бурьяном, а так как мест таких было очень много, город впал в полный административный паралич. Не смотря на возраст, Пётр Николаевич не избежал очередного ареста, и после психиатрической экспертизы был ограничен в правах. Вынужден был теперь ходить на собрания анонимных жертв Избы, каковых в городе открылось уже с пару десятков. Пётр Николаевич думал, что он один такой избранный, но от Усадьбы пострадало едва ли не половина горожан. Был тут и начальник полиции, тот самый, совсем свихнулся, пытаясь расследовать дело о пропаже здания. И прокурор, который до шизофрении допроверялся всех документов, с Избой связанных. Или та дамочка, которая сделала тот звонок в час с чем-то, в злополучную ночь, когда жизнь Петра Николаевича пошла под откос. И жена его вернулась из дружественной страны, которая резко стала недружественной, не разглашая подробностей. Но они все друг другу высказались, собрали анамнез, расписали план, и поняли, что нужно сделать. Революционная идея не имела перспектив, если бы не обречённость участников. Каждый из них потерял всё, и теперь хотел получить ответ на вопрос – почему?
Усадьбу взяли в окружение ближе к полуночи. Жужжали вертолёты, ночная тьма пересекалась лучами прожекторов и тревожным пульсированием мигалок. Людей было с пару сотен. Три десятка гражданских сновали между фэйсами, спасателями, пожарниками и полицейскими. Пётр Николаевич держал штаб, координировал передвижения войск и контролировал распространение информации. Спецсредствами подавлялась связь в районе. Усадьба была перед глазами, физическая, спокойная, никуда не собиралась, и деревянная дверь призывно качалась, будто от сквозняка, мол, заходи. Чтобы это стало реальностью – Петру Николаевичу пришлось многое сделать. Ветераны Избы – её жертвы – вошли во многие структуры, получив новую мотивацию. Нейросеть рассчитала закономерность перемещения Усадьбы, появилось понимание – на новом месте Усадьбе нужно какое-то время, раньше которого она не сможет исчезнуть. От этого и отталкивались, и провели специальную операцию, с привлечением средств Минобороны, которые упорно считало Избу своим супероружием, и не отказало в помощи, предоставив даже взвод спецназа. Но не особо помогло.
Петр Николаевич вошёл в Усадьбу. И ничего не почувствовал. Всё было так же. Стерильная деревянная планировка, облупившаяся отделка стен и потолков, запутанные коридоры и лестницы. Зашёл, вышел, и только нога сошла с крыльца, по оханьям публики понял, что Изба отправилась в путь. Не было её, только искорябанная куриными ногами земля. И лет уже было Петру Николаевичу столько, что нового захода он и не потянул бы. Выбросив телефон в грязь, Пётр Николаевич двинулся домой, в общагу старой сталинки, в которой снимал комнату, по дороге зашёл за пивом.