Сообщений в теме: 368

[Wrundel]

[Wrundel]

http://www.ntv.ru/se...m46701/o326278/

№51 понарошку
с удивлением узнала, что именно Женю Миллера видел в главной роли Кости американский продюсер "Все любят Рэймонда" (в русской адаптации-сериал "Воронины"). Но его категорически не отпустил Табаков. Поэтому пилот снимали с Сергеем Кузькиным, которого сразу же заменили на Дронова.
А американец считал, что Миллер на пробах попал сразу "в точку" и до последнего надеялся что того отпустят на съемки....

Сообщение отредактировал Wrundel: 15:54:26 - 31.03.2015

[Putnic]

слушай да... есть такое дело.
печать поставлена, подпись жизь)).

[Wrundel]

там посерийные ролики на ссылке. И такого хотели в Костика превратить.

обнови страницу

[Wrundel]

Ши-Рок

Владимир Турчинов
Отправлено 14:05:55 - 29.09.2015

Великий Князь Изовергерд, Глава Ордена Книжных Точильщиков, владетельный сеньор семи замков в Долине, четырех крепостей на Холмах, Первый из рода Книжных Кит-ов-расов сидел в тени тента в походном складном кресле перед Планом пещеры Ши-рок, которая по старым сводкам из библиотеки его деда была туннелем. Но, что это такое и как это можно использовать, ни дед, ни тем более его покойный батюшка, не сообщили. План был выполнен чёрной тушью на плотной бумаге еще в стародавние времена и представлял собой оторванную часть от целого. Вторая половина была утеряна или, как говорят иные источники, попросту никогда не существовала.

Это был испуг. Его старый-старый испуг, тянущийся из самого раннего начала. Время от времени обжимающий сердце испытанным в далеком детстве страхом, когда остался совершенно один. Совершенно одинокий четырех лет от роду малец среди чужих детей и взрослых тёть. Пугался ли он до мокрых штанов? Нет, такого он не помнит. Только унылая тоска, поглощающая в нем блеск солнца и радость каждого следующего дня, приходящего вместе с этим солнцем из-за темно-зеленого, почти черного, леса, зубчатым гребнем опоясавшего холмистую линию горизонта. Одиночество оставшегося без любимой матери ребенка легло на тельце и отразилось в глубине естества печатью безразличия и отрешенности. Это ещё не было испугом. Это было само по себе. Испугом стало ожидание повторения такого предательства вновь и вновь. Но сам он не считал это предательством. Только лишь каким-то образом получившимся действием любимого человека, родного и единственного. Только лишь несуразностью выбора матери для своего ребенка и такая же несуразность проводов ею сыночка в непонимаемое им путешествие. Обида? Это скорее огорчение, чем обида. И прощение, сразу же после этого. И растянувшееся с первых дней разлуки ожидание появления матери или кого-то из родных. Того же отца. Отец был суров. Но был любим им, почти так же, как мама. Отец не был ещё понят настолько, чтобы раствориться в нем без остатка желания сохранить себя. Как это было с матерью. Хотя с матерью он был связан изначально. И физически не мог увидеть себя отдельно от неё.

Дни тянулись сами по себе, он жил сам по себе. Играл с другими детьми, совершал ошибки, поступки и как многие дети стоял за это в углу или нес какие-либо иное наказание. Пронзительную остроту горечи почувствовал не сразу: вечером дня, когда к детям приехали родители. Все дети были счастливы и рады, но день подошел к концу. Судьба была горька именно в эти минуты, когда, попрощавшись с ним, родители скрылись за углом ограды из деревянного штакетника с облезающей краской. И пропали из поля зрения ребенка, оставив его в чуждом мире одного. Опять. Накатились слезы. Их было трудно сдержать внутри себя, и он убежал куда-то, где его не могли увидеть. Это была катастрофа. Этот вечер растянулся звуковой волной, чувством в груди, рябью в глазах. Запечатав в глубине памяти все события этой отправки в неизвестность: прощание с мамой и поездка в автобусе, томление одиночества первых дней. Запечатав всё как страх опасности, страх быть оставленным в аналогичных местах, где нет мамы, где нет его папы. Когда существует предлог для такого оставления. Предлог и объяснение ему этого события как неизбежность и вынужденная необходимость. Как данность. Став старше он не помнил слов матери или слов отца, сказанных ему на прощание вечером того, давно умершего, дня. Дня, когда родителям было разрешено посещение детей на выездной даче изначально чужого ему детсада. Он понял, что ему никуда не деться от такого расклада ситуации, что это рок. Судьба и проклятье. Его проклятье. И любовь к родителям как чувство в груди, как дыхание очищения, дарующее ему силы к существованию в чуждой и местами агрессивной обстановке коллектива таких же как он очень маленьких детей. Иначе он не мог дышать, не мог прожить и дня, отравленного этим одиночеством, пропитавшей всё его существо отрешенностью и губительным безразличием к происходящей вокруг него несправедливости, так часто распространенной в среде воспитательниц, их любимчиков или даже просто их собственных детей, племянников или племянниц.

Дракон, лежа на полу своей пещеры, смотрел свой старый сон. Один из тех, что шли повторяющейся чередой, в которую время от времени добавлялись новые, свежие сны. Сон был простой, привычный, как обычно вначале неяркий, почти светло-серый. Краски натекали постепенно, плотность цвета нарастала вместе с контрастностью. И сон к концу, или правильнее сказать к началу завершения, обретал тёмную глубину и яркую сочность. Вначале он видел небо и облака, какие-то путешественники, скалы, моря, паруса. Суета людей вокруг убитого огромного животного, вытащенного ими из воды с большим трудом, но усилия их были умелыми. И теперь они сновали вокруг поверженной туши, суетились и лазали. Пытались справиться с нею, отрезать что-то и унести. Потом он видел костер, или костры среди островерхих и невысоких, темных в звездной ночи домов, много улыбок, всякие танцы радостных людей. Слышалась нестройная песня, бубны с колокольчиками и барабаны. Пиликал какой-то инструмент с одной струной. Может с двумя. Он не стал рассматривать его досконально, как это делал раньше. Он искал что-то другое, важное и нужное. Необходимое, что нужно обязательно увидеть, или найти в этом сне. Наткнулся на площадку, вытоптанную поколениями аборигенов до состояния плоского и пыльного блина. На вставших в круг людей. Звуки барабанов-бубнов усилились, стали ощутимо ритмичны и даже мелодично запищала струна пиликалки. Взгляду его предстала женщина в танце, и он увлекся этим действом. Испытывая искомое в этом сне наслаждение, пришедшее от созерцания гибких движений, меняющихся изломов тонких рук, изгибов бедер. От игры теней и бликов форм молодой женщины, танцующей в неверном свете костра, горящего на краю площадки. Приковавшую его внимание линию пояса юбки, спущенную на бедра. Дарящую возможность рассматривать движения мягкого голого живота. Движения этой части тела в танце стали приближаться, увеличиваться, приближаться, и … Что-то выдернуло его из этой реальности. Чудовищный ящер недовольно фыркнул в темноту своего глубокого жилища, вздохнул и выдохнул клочья копоти из ноздрей. Можно было разобрать нотки горечи в рокоте и сипении того, что было сейчас названо вздохом. Чудовище недовольным движением хвоста раскидало кости и прах, камни и железный хлам по поверхности высокого подземного зала. Он поднял голову на неожиданно длинной шее, расправил плечи передних лап, растопырил затёкшие крылья на сколько позволяла высота пещеры, а она позволяла, приподнял свой зад на полусогнутых задних конечностях. Замер на секунду. Засипел, втягивая тяжелый воздух лабиринта, изогнув шею вниз, задрав туповатый нос вверх. И открыл бледно-розовую, очень зубатую пасть. Раздался дикий рев, в котором был визг тысяч циркулярных пил, токарных станков и звон лопающихся струн стальных канатов, грохот разогреваемого реактивного двигателя и вой стартующих ракет ПВО наземного базирования. Пламя оранжево-красным комом вырвалось из глотки, пролетело до потолка, растеклось по нему и, капая тонкими нитями огня, собралось в горящие лужи на полу. Освещая огромный зал почти полностью, отбрасывая уродливую живую чёрную тень на стену. Когда всё утихло и эхо погасло в лабиринте пещерных ходов, ящер опустился, положил свою голову на передние лапы. Чешуйчатые веки коричнево-ореховых глаз сомкнулись, звероящер погрузился в состояние поиска своего старого сна. Светильники-лужи еще долго коптили на полу и потолке. Не успевшие скрыться от неожиданного катаклизма летучие мыши и огромные тараканы валялись дымящимися угольками-головешками, в которых сообразно дыханию чудовища ритмично тлели остатки органики. Тысячи других обитателей зала уже давно убежали по стенам, потолкам и полу, или улетели по коридорам лабиринта, стараясь не создавать большого шума.

Мальчишка болел. Плохо болел. Барабаны в голове стучали ритм-энд-блюз в самом тяжелом варианте, который он мог до этого слышать. Электрогитары шумными рывками набирали ритм и сбрасывали вниз, запиливая трелями соло картину горячки. Всю ночь его кидало в озноб и в жар. Потом было просто очень холодно и снова озноб, переходящий в жар. И так до самого утра он ходил по кругу, проваливаясь в Небытие и всплывая на поверхность Вселенной, тонущей в ритме тяжелого и жестокого рока. Чтобы провалиться опять в малиново-красную муть с вкраплениями пятен тьмы высокотемпературного кошмара. Потерять себя там до следующего всплытия наверх. Иногда он видел картины, каких-то людей, события текли своим чередом, неподвластные его вниманию и устремлению. Слабость его воли сопротивляться горячке была в самом факте погружений. Временами он приходил в себя, и мать поила его чаем из сушеной малины. Ягодки расплывались во рту, оставляя на зубах мелкие косточки, даря ребенку накопленную и сжатую в своей сути солнечную радость. После чая он опять проваливался в безумный багровый рок-н-ролл. Где опять что-то происходило, где он был кем-то, не понимая кем.

Небольшое копьё он решил с самого начала похода не отдавать оруженосцу, а идти с ним наперевес, удерживая древко подмышкой правой руки. Так как оруженосец шел сзади с факелом и провизией на сутки пути, большой меч рыцарь оставил в ножнах на своем поясе, а в свободной руке нес другой меч: короткий, со стороны похожий на длинный кинжал. Огромный для человеческого роста бетонный туннель был старый и весьма вонючий. На плоском полу лежали какие-то обломки, палки. Спотыкаясь о мусор, рыцарь то и дело проклинал судьбу, называл имена каких-то людей. Оруженосец, наоборот, молча тащил свою ношу. Кости летучих мышей и хитиновая пыль хрустели под толстыми подошвами сапог. Сами летающие вампирчики шарахались от яркого света где-то вверху и закрывались перепончатыми лапами с головой, свисая на потолке кожаными кошельками. Шли двое по времени дольше, чем им говорили перед вылазкой. С самого начала путешествия туннель никуда не сворачивал и тянулся вглубь горного массива. Опускался вниз с каждым часом пути не уменьшая высоты арочного свода, незаметно придавливая путешествующих своими тёмными сводами. В неверном свете факела казалось, что свод идет на расширение, но давление пещерного потолка на психику только увеличивалось. И даже казалось, что дышать труднее с каждым следующим шагом.

Сны дракона проходили чередой отдельных рыбок, стайками мальков, щуками и сомами. Рыбы и рыбки важно плыли, перебирая плавниками в прозрачной прохладе материи снов. Он лежал в такие моменты очень спокойно, ровные подъемы и опускания огромной груди были почти незаметны. Крылья лежали плащом, сложенные на спине. Летучие мыши могли безопасно охотиться в зале. Не опасаясь за свою жизнь пикировать над корявой головой, подхватывая жирных тараканов с макушки или шеи чудовища. Но стоило им распищаться в своем диапазоне частот чуть больше обычного, и рыбки бросались врассыпную от истошного крика дерущихся или просто галдящих вампирёнышей, что приводило спящего в негодование от потери нити сна. Что могло принести очередную беду для всех обитателей зала. И для нежданных гостей тоже.

Последние уверенные шаги обреченных двигаться по длинной и прямой как палка кишке внутри горы привели к проему. По всем признакам это было начало искомого лабиринта, где их застало чудовищное эхо. Когда рыцарь услышал рев из глубины пещерного хода, в лицо чуть позже повеяло гарью. А сама копоть прилетела мелкими клочками, обдав затхлым теплом его вытаращенные глаза в зёве шлема с откинутым забралом. Колени его подогнулись от страха, и тогда он опёрся всем телом на древко копья. Они оба остановились в недоумении и страхе. Следующие шаги их уже были осторожны и неторопливы. Награда за вылазку или виселица за неповиновение - не высокие стимулы для спешки. О лабиринте ( и почему именно лабиринт в конце туннеля, а не скажем колодец или выход с другой стороны?) почти ничего на брифинге не рассказали, так как никто не ходил в лабиринт. А кто ходил - не вернулся. Князь даже не скрывал от них этого факта, только нехорошо сверкнул злыми глазами из-под бровей на кавалеров Ордена, держа в руках кусок старой бумаги. Дорогой, по всей видимости, бумаги: плотной и с красивым чертежом. За такую можно было выручить пару золотых, а не серебряных, монет у скупщиков древностей. Или виселицу. У князя. Демонстрация этого древнего предмета была демонстрацией приговора для обоих кавалеров. Задача, поставленная перед путешественниками владетельным князем, оставшимся снаружи – пройти лабиринт и вернуться с письменным подтверждением путешествия. Рассказать о том, как его пройти, составить карту этого прохода. Обязательно нанести метки на стены и соответствующие им места на карте лабиринта. К слову сказать, метки уже имелись в большом количестве на древнем бетоне лабиринта. Назвать их именно метками было нельзя – это были рисунки, кем-то до них оставленные на стенах огромного прохода. Оруженосец вынужден был просить рыцаря останавливаться всякий раз и подержать факел, пока он перенесет эти рисунки в большую амбарную книгу, которую ему вручили капелланы князя. Будь они трижды прокляты со своей жадностью и дотошностью к экипировке. Собрали все самые высохшие в каптёрке Ордена Книжных Точильщиков рисовальные принадлежности. Заправили их спиртом, воняющим дешёвым самогоном, перед тем как положить в мешок. Теперь этот самогон скатывался с концов фло-мастеров цветными каплями и растекался неловкими кляксами по зеленоватой на свету, но серой в пещерной мгле, бумаге в Описательной Книге. Ещё и такое имя для этого дневника придумали, можно подумать! Набор запасных факелов повис на спине вязанкой дров, оттягивал плечи оруженосцу и мешал сосредоточиться на рисовании. Рыцарь на просьбу остановиться обречённо кивал головой, ставил копьё к стене, держал правой рукой факел и терпеливо ждал, когда его помощник, высунув кончик языка, закончит старательно выводить каракули, стоя при этом на одном колене.

Дракон встряхнулся. Не вставая, потянулся, опустил голову на лапы. Чуткие летуны кружили над ним, тараканы суетились по его туше. Полупрозрачные рыбы возобновили своё движение по кругу. Путь снов в который раз пеленает дракона.

Страх и немощь, нежелание двинуться или шевельнуть членами тела. Сложенный из мозаики эмоций коктейль внутреннего наполнения. Плохое понимание себя и нежелание понимать других. Отец держит за руку. Горечь слез обиженного маленького ребенка, боль падения коленями на асфальт перрона, гул ударившейся головы о незамеченное, когда засмотрелся в сторону, случайное препятствие - железный столб. Потом вот это. Дно берега под ногами. Резко ушедшее вниз... Вода, попавшая в носоглотку, брызги, захлебывающийся вдох, мельтешение рук и ног, гул залитых водой ушей. Страх из-за потерянной под ногами опоры. Берег перед глазами: вот он рядом, но не достать. Не зацепиться за него руками: он не приближается и недоступен для тела, только для глаз. Отчаяние и страх, борьба с паникой, и обида за несправедливость положения. Что-то тяжелое наваливается на мои глаза. Белый, блеклый свет смотрит через чёрную подзорную трубу, свёрнутую из куска тьмы, на сознание тонущего в отчаянии ребенка. На какой-то миг моё сознание тоже сужается навалившейся чёрнотой до круглого окошка. И мы смотрим друг на друга несколько мгновений тишины через общую, вращающуюся вокруг нас, чёрную тьму. Потом тихий шорох бурлящей под руками воды прорывается в сознание, расширяя Вселенную обратно до привычного размера. Берег почти рядом, ноги кончиками пальцев трогают песок обрывистого дна, трогают-толкают-отталкивают тело к спасению. Руки подтягивают тело в траву. Я дрожу от нервного напряжения, но другим видятся только мурашки переохлаждения на летнем ветерке. Качающаяся Вселенная не спешит вставать на своё обычное место. Солнце светит всё там же и всё так же горячо. Я на земле. Я не хочу смотреть на отца. Он всё время наблюдал за мной стоя, расставив ноги на зеленой кромке берега этого проклятого водоема с предательски крутым дном, ушедшим сразу же из-под ног, как только я вошел в воду. Я всегда люблю играть в воде. Но сейчас страх вырвался из кольца воли. Поднялся с живота до груди и придвинулся вплотную к горлу. Душит меня слезами отчаяния. Я опускаю голову на сложенные руки, упертые локтями в коленки. Не хочу этого больше. Не могу больше ничего, я выдохся полностью. Я не выбираю это состояние немощи, пришедшее от безразличия и безучастности моего папы. Оно само накрывает меня целиком, без моего согласия и сопротивления души. Я не прошу пощады. Я снова ощущаю свое ничтожество и внутреннюю ущербность.

Это тянется эхом внутренней волны вечного ожидания, ставшего привычным с дальнего начала, почти невидимого из далёкого, трудно различимого прошлого. Неразборного и непонятного ожидания, горького вкуса в груди мальчишки, застрявшего у него там навсегда.

Дракон заворочался в пещерном зале, громко рыкнул, не открывая глаз, и сжал пасть. Из щели крепко захлопнутых век нитью протекла слеза, скатилась росою по щиткам морды. Рассыпалась в пыль, упав на чешую сложенных лап.

Теперь уже пошли вторые сутки поиска выхода из лабиринта. На пройденном повороте лабиринта они решили отдохнуть. Время они считали по горению факелов. По прикидкам сталось оных только на обратный путь. Рыцарь устал нести в постоянном ожидании опасности своё копьё и малый меч, от напряжения плечи его отсохли и дрожали руки. Вынужденный нести на поясе болтающийся и бьющий по ногам большой меч, рыцарь проклял тот день, когда согласился идти сюда без слуги. Тогда оруженосец нес бы этот бестолковый в пещере меч, а слуга нес бы факелы и провизию. Правда провизия на троих была бы больше и весила больше, пришлось бы нести часть факелов оруженосцу. И в итоге меч время от времени пришлось бы нести рыцарю: оруженосец не был рабом. Смысла в слуге не наблюдалось вообще: он мог убежать сразу при первом же шухере вместе с провизией. И князь, видать по этим же соображениям, запретил брать слуг. Оруженосец тоже вымотался нести всю походную снарягу на себе, но терпеливо молчал. Фло-мастеровые наброски воняли самогоном сильнее, чем сами заправленные рисовальные принадлежности, провоцируя желание перекусить. Но еды становилось всё меньше, а желание перекусить, как водится, возникало всё чаще. Обмакнув кисточку в литровую жестянку с прикрученной крышкой, оруженосец намазал белой краской очередную большую цифирь и стрелку на стене перед углом и после угла поворота. Если вы решили, что рыцарь старше своего оруженосца, то вы ошиблись. Оруженосец был много старше своего рыцаря. Беднее одет, и некрасивые морщины пересекали его уставшее щетинистое лицо. Возраст рыцаря можно было определить условно по тому факту, что на верхней губе у него не было усов, а лишь первые намеки на их скорое появление. Понять, что именно толкало вперед этих двоих столь разных людей, наблюдающему уже несколько часов за ними вампиру-крылану было трудно, почти невозможно. Люди молча и терпеливо идут и идут, каждый выполняя свою работу. Темнота быстро раскрывает свои объятия перед рыцарем и столь же охотно смыкает их за спиной оруженосца. Они оба плыли, освещенные шаром света факела во мгле пещеры, как два сознания в бесконечной глубине Космоса, оторвавшиеся от своих звездных домов и заблудившиеся в клубящемся вакууме тьмы. По мере удаления оба сливались в одно освещённое пятно. Тьма обретала плотность и вкус, осаждающийся на пересохших губах двигающихся людей. Разложив догоревшие факелы и собранный на полу мусор, оруженосец и рыцарь запалили костер, откинулись уставшими спинами к стенам и попробовали уснуть после скудной трапезы. Рыцарь провалился в сон почти сразу. Оруженосец просто прикрыл глаза, стараясь сохранять внимание на фильтрации шума костра от звуков, доносящихся из неосвещенного пространства. Тем не менее, и он не смог сохранить контроль над своей усталостью.

Они осторожно вошли в помещение с двумя факелами и оружием в руках. Оруженосец держал малый меч, Рыцарь после недолгих колебаний решил оставить себе копьё. Когда двое кавалеров вошли в зал, они обнаружили в самом центре помещения со сводчатым потолком скелет чудовищных размеров с длинной шеей и столь же длинным хвостом. Скелет был прикован длинной массивной цепью за кости левой задней лапы. Цепь кончалась толстым кольцом в центре зала. Череп с большими клыками валялся на боку. По периметру стены круглого как барабан зала шла на высоте четырех метров кайма в виде волнистой тройной линии неопределённого пыльного цвета. Под ней на оштукатуренной стене были нарисованы разнообразные стилизованные стайки рыбок, большие рыбины, которые водятся в глубоких реках, и рыбы поменьше. Больше всего исследователей пугала шевелящаяся тень на стене, отбрасываемая факелами. Казалось, что в игре бликов факельного пламени на стене ничего странного нет. Но, в какой-то момент они одновременно увидели, что на них смотрит огромный темный ящер, вокруг него порхают мелкие тени, стаи рыб и всякая иная непонятная живность. Но этот момент был кратким, так как, напугавшись увиденного, кавалеры-исследователи переглянулись. Посмотрели опять. На встающую и обретающую объем тушу с горящими недобрым светом точками глаз. Воины закричали вмиг осипшими голосами и побежали обратно по лабиринту мимо оставленного у входа баула, мотыляя факелами и оружием, топая сапогами и звеня амуницией.

Раздался рёв двигателя реактивного самолета, вперемешку с криком срывающихся со стапелей минометных ракет, с визгом тысяч дисковых пил и токарных станков. Облако бушующего пламени оранжево-красной струи догнало врагов. Толкнуло их в спины вперед, кувыркнуло через головы, накрыло полностью и ушло дальше по кривому коридору со сводчатым потолком, потрескивая фейверками в китайском небе. Останки воинов остались лежать на грязном полу среди догорающих мелких животных и пыли в углах коридора. Накалившаяся сталь доспехов рыцаря отсвечивала темно-красным, кольчуга оруженосца местами расплавилась и застыла восковыми потеками на боку обугленного тела. Огромная туша, порыкивая и не останавливаясь, прошла над ними, лязг растягиваемой цепи прекратился. Монстр умолк, потом явно застонал от напряжения. Постоял, опустив свою корявую голову долу. Попятился назад. Принюхался к остаткам того, что помешало его сну. Войдя задом в зал, он зарычал на цепь, что удерживала его ногу. Замотал головой и, мыча в бессилии, прошелся вдоль круглой стены своей тюремной камеры. Через некоторое время он, тяжко вздыхая, лег на пол и уложил голову на сложенные перед собой передние лапы со страшными кривыми когтями. Тараканы прошуршали по полу к нему и начали забираться под его складки. Летучие мыши осторожно попробовали пикировать над его головой в поисках очередных жирных трофеев. Вся поднятая и несгоревшая пыль успела осесть на старое место. Рыбки и рыбины включили свой бесконечный хоровод в прозрачной прохладе сна. Но что-то было не так. Что-то выбилось из круговорота. Это заставило одного таракана засеменить в сторону от дракона, но он не смог сообщить никому увиденное в своем диапазоне ощущений, так как был раздавлен движением звена цепи, закрепленной на лапе укладывающегося чудовища. Эта деталь ускользнула из внимания Системы привычного круговорота построения Сна. Никто кроме раздавленного таракана в этой Системе не заметил, что дракон не сомкнул свои карие с ореховыми точками глаза. Он внимательно смотрел на то, как рыбки кружат, двигаясь мертвенными голографическими тенями посреди его камеры, как снуют и двигают длинными усами тараканы, трогая ими всё на своем пути. Как кружат, мельтеша вверх-вниз и выпадая из общей гармонии плавности движения, крылья летучих вампиров. Всё это убаюкивающим образом должно было привести заключенного в летаргическую беспамятность. Как это всегда приводило. Глаза чудовища блестели угольками в свете догорающего за углом баула врагов.

Необнаруженная никем жёсткая уверенность в глазах, неизвестная мысль, тлела в глубине этих глаз. Засипел вдыхаемый через глубокие ноздри тяжёлый воздух лабиринта. Хоровод теней не сбавил своего темпа. Не заметили перемены, мечущиеся в выборе своих очередных жертв, летучие мыши. И только тараканы, жирные и бестолковые опять что-то уловили, но не смогли ничего понять. Дракон громко крякнул, подняв корявую бошку. Все привычно заметались перед его глазами, привлекая внимание, переводя зрительные реакции на себя, шурша кожистыми крыльями, махая плавниками-опахалами, крутя хороводы-карусели снов, тараканы засуетились внизу, не умея ничего другого. Чудовище захотело рассмеяться, не разжимая зубов, но у него наружу вышел только хрюк. Это еще больше его рассмешило, и тогда, скалясь мордой, дракон приподнял тушу и плюнул на лежащую перед ним железную цепь. Пламя растеклось жидкостью по центру пола, сметая в стороны и стреляя искрами лопающихся от жара тараканов, рыбы бросились врассыпную и спрятались в тенях круглых стен, став обычными фресками на побелке. Летучие вампиры собрались в огромное черное облако, и оно без промедления атаковало дракона в грудь. Коллективный удар оказался сильным: дракон отлетел в сторону и приложился боком о стену. Цепь шумно натянулась, запутавшись в лапах. И лопнула там, где плавились лежащие в огне звенья. Вампирова туча тотчас упала на пол и, покатавшись туда-сюда несколько раз, собрала бросившихся к ней как один оставшихся в живых тараканов... Из коридора потянулся шлейф новых летучих тварей. Втянув их в себя, образовался один большой копошащийся ком. Он прокатился по полу, наматывая на себя всё, что еще могло шевелиться после прожарки. Набравшийся объем, сопоставимый с размерами дракона, раскатывался взад-вперед вдоль противоположной стены круглого зала. Звероящер молча наблюдал за движением. Ком последний раз качнулся с ускорением, уплотнился, став меньше размером, и разогнался по часовой стрелке вдоль круглой стены. Теперь это была однородная масса. Шар, подпрыгнув, попытался подняться в воздух - но это ему не удалось, и он продолжил разгоняться по полу. Ши-из-Гар - дракон вспомнил одно из имён, каким его когда-то звали - резко повернулся навстречу шару. Вздохнул обреченно, не отрывая от него взгляд... и плюнул в шар. Отступил задом на пару шагов. Жидкий огонь растекся по шару, сжигая и плавя его насквозь. К своду потолка потянулся жирный дым. Оставшаяся бесформенная масса сильно замедлилась, но продолжила движение в сторону дракона, оставляя за собой пламенный след. Он выдохнул огнём, накрыв струёй измельчавший клубок. Освещая собой всё помещение рассыпавшимися по полу углями, клубок распался на несколько щелкающих искрами частей. Пришли в движение орнаменты на стенах, рыбы заметались, закружились хороводами на штукатурке. Некоторые большие рыбины стали обретать выпуклость. Дракон, не дожидаясь, когда они обретут объем и плотность, встал на задние лапы, прочертил сверху вниз когтистыми лапами глубокие борозды на стене. Попротыкал когтями первых рыбин, какие уже смогли надуться, но не успели отлупиться от поверхности. Остальную мелочь он расцарапал, разделив стену еще несколькими вертикалями. Добивал рыб методично и скрупулезно, загоняя их вплотную к этим бороздам в штукатурке. Что-то довольно ворчал, работая передними лапами. Скрёб ими как закованный в чешую заправский енот… Когда все было кончено, чудовище передёрнуло плечами, тряхнув крыльями, и направилось к проёму выхода из зала. Двинулось по лабиринту, внимательно поглядывая на стены с метками, оставленными врагами, ставшими за последние сто лет затворничества его постоянными посетителями. Огрызок цепи гремел по подземелью, лаская его слух скрипящими и звенящими звуками эха. Время от времени темноту туннеля разрывали зарева его гнева. Тогда пространства страшно трещали и дымили.

Великий Князь Изовергерд, владетельный сеньор семи замков в Долине, четырех крепостей на Холмах, Первый из рода Книжных Кит-ов-расов, Глава Ордена сидел в тени тента в походном складном кресле перед Планом пещеры Ши-рок, которая по старым сводкам из библиотеки его деда была туннелем. Многодневное сидение в походном кресле порядком ему надоело. Он попивал прохладное пиво, когда из проема Ши-рок вышел голый человек, прикрывая ладонями глаза от яркого солнца.
Они посмотрели друг на друга и одновременно вздрогнули. Вышедший нагим из пещеры был с князем на одно лицо. Они сблизились, охрана оцепенела на месте и не рискнула остановить обоих. А зря. Князь протянул руку к пришельцу и коснулся его плеча. Произошла вспышка и после неё всё погрузилось в ничто.

- Да, слушаю вас, - человек в кабинете подошел к окну, выпустил дымную струю в открытую форточку. Аккуратно стряхнул пепел папиросы в цветочный горшок с геранью. Посмотрел на часы на левой руке и опять приложил трубку черного телефона к уху.
- Мы выписали пациента с этой фамилией на прошлой неделе...

- Да, практически здоров...

- Что я подразумеваю под этим? Это и подразумеваю...

- Будете проверять его устойчивость к стрессу? Простите, каким образом?...

- Провоцируя его на агрессию, я так понимаю. Ну-ну...

- Нет, его контузия не дала необратимых повреждений тканей мозга. Это ошибочное мнение. Кратковременное помешательство – тоже несостоятельный диагноз...

- Состояние бреда характеризовало процесс нормализации самочувствия и саморегуляции организма в процессе выздоровления при лечении больного...

- Сон тоже лечит. Короче, пациент здоров и выписан. Оставьте его в покое...

- Отказывается служить? А, подал рапорт. Понимаю.

- Письменное подтверждение? В любое время.

- До свидания, - человек повесил трубку на рога телефонного аппарата. Глубоко затянулся и выбросил в мусорное ведро докуренную до бумажной гильзы папиросу.

Сообщение отредактировал Wrundel: 19:18:11 - 17.01.2021

[Wrundel]

Начало ломанное, стилистика хромая. Со второго абзаца эмоционально сильное вступление но затянутое, дальше ничего не заинтересовало. Можно отметить язык. Язык автора самоценен и звучит, но стилистические обороты и событийная составляющая слабы.

Нет диалогов вооще.Одни факелы и скачки по реальностям. Тихий ужоз.

поправил стилистику, добавил диалог, хе-хе.

[Wrundel]

Правило

Владимир Турчинов
слово автора

Представленная вниманию уважаемой публики история не может быть воспринята читающими как история реалистического или сюрреалистического толка. Скорее всего, она есть отражение реальности в зеркале нашего сознания, требующего всяческого рода объяснений и научных гипотез, завершающих наш интерес к любому явлению, включая эту историю. Получившему ярлык терминологической индексации и псевдообъяснение, или определение феномена человеческого сознания, или трактовку «кратковременное проявление неизведанной силы» - к такому явлению люди теряют интерес через пару-тройку дней упоминания в средствах массовой информации. Все совпадения и аллюзии, возникшие при чтении, не имеют к автору никакого отношения. То есть они являются следствием космического излучения или радиоактивных осадков. О чем нам так часто сообщают британские образованцы. Что и требовалось доказать.



Преамбула



Когда грозовой фронт приблизился к городу N, небо уже глубоко погрузилось в осенний вечер. Светило оставило без присмотра город и прилегающие к нему кварталы частного сектора. Капли нехотя, как авиабомбы в чёрно-белой кинохронике, посыпались вниз.



Колесо.

Выход кабинки стал приближаться к освещаемой парковым фонарем площадке. Поржавевшее и поскрипывающее колесо обозрения «Фортуна» подтянуло кабинку и почти что вывесило её над досками посадочного подиума. Девушка мягко подтолкнула кавалера к выходу со словами : «Пойдем, где-нибудь перекусим». Молодой человек двадцати с небольшим лет, с густой русой шевелюрой, внимательно посмотрел на свою спутницу. Отблеск молнии сверкнул в его зрачке. Через несколько мгновений прогремело в небесах, и только закапавший дождь слегка прибавил.

- Мы могли бы пойти в «Макдачку». Но, ты же понимаешь, санкции докатились и до нашего города. Теперь вопрос перекусить ставится гораздо проще – пойдем ли мы в «пельмешки».

-А пошли!- девушка весело засмеялась и сделала шаг навстречу мелкому дождю.

- Погоди, - парень быстрым движением повернул девушку за плечи и плавно замедляя первичную резкость привлек к себе. Он практически держал её навесу. Их лица оказались ближе обыкновенного и привычного для их общения расстояния. Дистанция несколько смутила её, но парень не дал этому смущению развиться в действие и мягко прикоснулся к девичьим губам своими. Секунду ничего не происходило. Только в небе что-то жахнуло после очередной вспышки.

- Оставь…- она оторвалась от его рук и ловко спрыгнула через узкий проем кабинки на доски площадки. Сапоги черным трафаретом очерчивали её ноги, капрон матово полировал то, что оставалось открытым для глаз. Эта мимолетная картинка пронзила юношу. Ещё непознанная боль сжала что-то в груди. Он продолжал смотреть на неё, не пропуская ни одного движения. Девушка поправила руками шапочку. Положила руки в маленькие карманчики осеннего плаща, ловко откинула сумочку за спину. Черные волосы вороным крылом рассыпались по спине. Повернулась на каблуке к медленно ползущей вверх кабинке и посмотрела на него, - Лучше мы пойдем, хорошо?

В её голосе прозвучала тоска, просочившаяся к молодому человеку через редкие капли дождя. Снова сверкнуло. Парень соскочил на доски помоста. Громыхнуло сильнее, и ближе.

- Да. Пойдём,- он выхватил жестом фокусника откуда-то из-за спины зонт, распахнул его спасительный купол над её головой. Встал рядом. Она тихим и уверенным движением взяла его под руку. Юноша замер от внезапной неловкости, кивнул и покорно пошел в темноту лесопарка.



Дерево.

Дождь совсем умолк ближе к одиннадцати. С листьев падали одинокие капли. Варвара Аникеевна Плющина вышла прогуляться по старому маршруту. Собачница с закрытыми глазами могла пройти по нему, зная в парке каждый закуток и куст, дерево или скамейку, подходящие для главной цели своей прогулки. Через десяток минут пешего удовольствия она наткнулась на нечто, лежащее в темноте. Будучи человеком мелочным и не очень критичным к себе, Варвара Аникеевна слыла общественницей и никому не спускала никакого безобразия или беспорядка. Поняв, что в темноте на ее пути что-то лежит не так как надо, собачница остановилась, крепко держа пальцами надетый на запястье поводок. Дорогой кожаный, можно было говорить «эксклюзивный», поводок цеплялся к бестолково суетливой собачонке, похожей на микро-оленёнка Бемби. Одетая в комбез по случаю непогоды, она внезапно заскулила у неё под ногами. Пока тетка рылась худыми руками по карманам в поисках фонарика и баллончика с перцовым газом, псинка уже прыгала, норовя заскочить ей на руки, и почти рыдала в голос.

- Да что с тобой случилось? – Варвара Аникеевна неловким движением нажала на кнопку - луч белого света попал в лицо. Поймав «зайца», хозяйка замерла на секунду. И перевернула фонарь вниз. Прямо в круглые, выпученные генами своих родителей, глаза собаки. Потерявшаяся в пространстве тетка не сразу сообразила, что делает. Поджала тонкие губы и отвела в сторону ослепляющий прибор. Собачонка замерла на месте, перестав пачкать хозяйский плащ. И тихонько так завыла. Как зверюга, почти по-волчьи. Переложив баллончик с газом в нужную ей руку, подбоченив другую с фонариком и поводком, тетка покосилась на животное и уже менее решительно нагнулась перед собой. Присмотревшись в круговерть ярких пятен, проморгавшись и наконец сфокусировавшись как надо, гражданка Плющина тихонечко охнула и осела кулем на землю, привалившись спиной к большому дереву. У которого минуты две назад дорогая её сердцу собачка собиралась «делать а-а». Фонарик откатился в сторону. Конус света уткнулся в листья и через десяток минут плавно погас.

А теперь, дорогой мне читатель, постарайся включить в себе скрытые доселе способности к анализу и интуитивному пониманию. Примерно, как у доктора Ватсона, стремящегося опередить занудливого Шерлока Холмса с его дедуктивным методом.





Фабула

Проём.

По утрам, как всегда, ровно в шесть, позевывая и отрыгивая в кулак вечерний перегар, скрипя больной печенью и суставами, дворник Митяй Палыч Нерусов приступал к уборке приданной ему территории. Дорожек было много, но одна из них была любимая. И сегодняшнее утро он начал с нее, выметая павшие за ночь мокрые листья. Старый полопавшийся асфальт лежал вдоль ажурного, кованного «из пик» забора парка. Что ежедневно радовало Палыча – высокая и неширокая дыра в заборе, находящаяся аккурат в конце его дорожки. И он мог без особого зазрения совести загонять наметенные кучки мусора вместе с листьями в этот проем, вовнутрь парковой территории. Освещение редкими фонарями завершало маскировку его действий. Доказывать ему, что он неправ, никто не хотел. А ему было глубоко наплевать на какие-либо иные доводы. Кроме грубой силы Палыч имел уважение к алкоголю. Но никому в голову не приходило проставиться дворнику, чтобы он прекратил заметать мусор в парк, где так хорошо и красиво. Все состоявшиеся и несостоявшиеся споры про этот мусор дворник прекращал обидным аргументом : «Неча по дырам лазить. Ходьте в парк через вход». Палыч как всегда дохрамывал с метлой до дыры, собирая горку листьев с верхом. Закидывал её направо или налево ловким отработанным движением. Но не сегодня. Дворник с детства любил животных. И никак не мог засыпать мусором тварь, дрожащую на тонких ножках в комбезике с оторочкой белого меха. Смотрящую на него выпученными глазами, на дне коих со щенячьих дней накопилась боль и весь ужас нашей Вселенной.

- Тю, - сказал дворник, опуская на колени метелку и присаживаясь поудобней, - ты не Аникевны ли будешь дворняга? - Витиеватость речи у товарища Нерусова всегда сопрягалась с фактом горящих труб его естества. На такие слова породистая костлявая шавка ничего не ответила, а только тихо засипела, сдавленная натянутой шлейкой. Загребая лапами по земле, она норовила протиснуться дальше, за железку пролома в заборе.

- Да ты, чо? Никак задыхнулась? Бросай курить, мой те совет. Раз не прёт - то бросай.

Псинка вымученно завиляла худосочной жопой с пупочкой, и попыталась лизнуть протянутую руку. Не желая быть покусанным собакой или её хозяйкой, дворник убрал руку назад и призадумался. Но что-то делать надо: куча мусорных листьев вперемешку с бумажками и окурками требовала своего завершения. Зайдя в пролом забора, дворник собрался что-либо высказать хозяйке. Он был готов перейти на мат или на вежливый тон - в зависимости от обстоятельств встречи с собачницей.

- Ну, бляха муха… а где… Где?? - дворник покрутился на одном месте на тропинке, убегавшей прямиком в парк из двух куч листьев и мусора. Ни справа, ни слева, он даже обернулся назад – нигде не просматривалась грозная и худая тетка Аникеевна. Ехидная мысль проникла под кепку дворника. Но будучи жентельменом, дворник сразу же перевел засалившиеся очи на тропинку, дабы не смутить хозяйку собаки, застав её в кустах за чем-либо предосудительным. И тогда уже, наведя резкость уставших за жизнь глаз на поверхность газона, освещённую одиноким фонарным столбом с расколотым плафоном, дворник заметил в утреннем клочковатом тумане какие-то пятна. Пятна то прерывались, то тянулись по тропинке прямиком к ногам дворника. Палыч согнулся вопросительным знаком и хрипловато ругнулся. Поводок зацепился в его же левой мусорной куче, собственноручно накиданной за текущий календарный период, и поэтому собачка никак не могла выскочить наружу.

- Понятен пень, - дворник попотрошил кучу метлой. Но поводок где-то глубоко зацепился – пришлось-таки нагибаться, чтобы освободить псинку. И дворник совершенно случайно ухватил в листьях что-то липкое и прохладное.

- Тьфу ты-нуты, теперь еще и руки мыть, - у него в голове сложилась завершённая картина, как он ухватил чьи-то экскременты. Может и этой самой, в комбез одетой, скотинки. Палыч невыносимо захотел оттереть руку о траву. Не нюхать же её в конце-то концов! Только он собрался было вытащить из листьев свою руку, и начать процедуру очистки, отвернувшись в сторону и не глядя на неё из чувства природной брезгливости, как к нему со стороны ближних кустов подошли двое молодых людей. Он резко выпрямился, пряча руку за спину от любопытных взглядов. Парень и девка. Где-то шлялись всю ночь, под глазами синеет, не спали. И что тут в парке осенью делать всю ночь? В дождь после грозы… Когда каплет со всех сторон… Дальнейшее течение торопливых мыслей в дворницкой голове прервала девушка.

- Это слёзы Космоса, дядя, - она как-то чуднО помахала перед ним рукой, как бы прихватив что-то в воздухе, и белозубо ему улыбнулась. Палыч обратил внимание: так улыбаются в кино. В американском, там чаще всего. Или как французский Фернандель, будь он не ладен – давно его не показывали. Чаплин – тот не улыбался. Или улыбался? В голове продолжилась карусель образов. Он не успевал за ними следить в своем утреннем состоянии. На автомате глазами проводил молодых людей до проема в заборе. И парочка легким шагом свернула на выметенную только что дорожку, исчезнув за частоколом забора. У дворника на душе заскребли кошки, каким-то мелким ознобом пробежали мураши по телу, и захотелось передернуть плечом. Но не передернулось.

- Какие нахрен слёзы, дура, - промычал под нос Палыч по старинной привычке ворчать на выходки молодежи. И в задумчивости перевел взгляд на левую руку. Она была в крови. Густым гранатовым соком капающей с пальцев на тропинку и его фартук. Сухие поломанные листья прилипли к ладони, сделав её похожей на троечный гербарий советского первокласника.



«Комната»

Когда она откинулась в его руках, он приник губами к её лицу, осыпая его нежными касаниями, покрывая ими шею, уши, переходя на брови, глаза… Нежность, нежность, нежность… Парень зарылся в мятный аромат её волос, и его накрыло …

Она позволила этому молодому телу целовать себя, осыпать касаниями чувственных губ свою тонкую шею, ямочку между ключицами, держать себя крепкими руками в тесных объятиях вырвавшейся наружу сексуальной юношеской волне. Парень был очень страстен. Ей всё больше нравилась необузданная сила его желания. Его энергичность окутала их томными волнами, заклубилась оранжево-красными полосами, завертелась вихрем, протыкающим пространство снизу вверх. Включившись в этот поток, вампирша рассмотрела своего поклонника более внимательно. Она смогла увидеть в нем всё, что хотела бы увидеть. И темноту свойств недозревшей души, и правильность в её понимании мотивации при выборе влияющих на судьбу решений. Словом, многое в раскрывшейся сути было гармонично и достойно её пристального внимания. Внимания, отказывающегося служить ей с каждым вдохом высокой груди, с каждым новым ударом её древнего сердца. Страсть молодого почитателя захватила, закружила и вырвала из оков сомнений, в которых древняя вампирша пребывала с момента знакомства с юношей. Махнув правой рукой, растопырив пальцы, она обратила пространство под деревом, где она назначала свидания со своими жертвами, в сомнамбулическую спальную комнату. Если быть точнее - она перенесла их обоих в другое место, где предавалась утехам своего тела. Место это было таким же древним как его хозяйка и много чего видело на своем веку. Взмахом левой растопыренной руки она сбросила с них одежду – шмотки кубарем отлетели в разные углы помещения. Энергии, что изливались молодым человеком в порывах его страсти к ней, усиливали эту «комнату», делали более реальной, чем сама Вселенная. На некоторое время, конечно. Краски похоти окутали пространство этого места и плескались волнами, укачивая ложе. Её ложе. Она давно не испытывала такого прилива силы в свою сущность. Это был явно ещё неиспорченный развратом молодой человек. Но выбор он уже сделал, и ему оставалось лишь подтвердить своё право жить рядом с ней. Или умереть в конвульсиях здесь же, отдав ей себя без остатка, до последней капли крови. « Это будет решаться только твоей удачливостью, только твоей силой. Давай же, откройся мне, стань моим любовником, молодой человек!» - вслух она лишь тихо засмеялась. Ирония имела смысл – жажда съедала её изнутри последние полгода. Не выпей она свежей крови в ближайшие дни - подступившая к самым границам её сущности давняя глубокая депрессия затянет в себя на несколько тяжелых лет. И простого выхода, типа консервированных кровяных субпродуктов из медблока, где она работала, или тяжелых наркотиков, которые ещё надо достать - простого выхода из этого состояния не будет. Они давно не спасали. А мелкие покусывания «поклонников» на редких свиданиях под деревом, с последующим стиранием из их памяти, не давали ей всей полноты жизни. Нужен был полноценный глоток. На всю катушку - до глубокого поглощения жизненных сил жертвы. Иначе… Иначе упадок. Нужно будет провести множество ритуалов, дополнительных жертв и прочих тонкостей. Тратить на это время - за прожитую тысячу с приличным гаком лет не один раз проведенные ритуалы ей надоели. Просто устала. А тут новый поклонник её молодого тела, жаждущий овладеть им искренне, без оглядки. Это подкупало куда больше, чем просто полностью иссушающий жертву укус и последующее за этим мумифицирование трупа, необходимого для поедания в минуты слабости или болезни. Старая вампирша не имела прав на большие тайные пространства как иные сильные мира сего, но свою интимную спальню она подпитывала всегда. А сейчас этот молодой просто затопил её «комнату» лет на пять. Что будет, если сделать его своим любовником? Или просто другом? Друг вампир много лучше, чем просто любовник, теряющий свою жизненную силу от встречи к встрече. Она-то знает, каково это – любить вампиршу. Скоро молодое тело иссякнет и сдуется как воздушный шарик. И зачахнет. А чтобы наполнять молодого новыми силами, надо его включить. Это не сложно, но ответственно. Уже случалось в её жизни. Расставание неизбежно. Вопрос времени. Это нормально. Но юноша должен сначала всё покрыть. Все её потребности в страсти, поделиться с ней своей энергичностью. «Так что давай, молодой! Скачи во весь опор, жми и дави! Трепещи как листья на ветру, плавно плыви, как речная вода, бейся, как морские волны о скалы!» Тело молодого человека, имя которого она старалась удержать в памяти, чтобы не назвать его каким-либо другим, случайно всплывшим из прошлого. Так вот, тело это было отзывчивым и послушно резким. Юноша словно всё позабыл - где он, кто он и как здесь оказался. Вращение и освещение «комнаты», куда он неожиданно попал, вполне устраивали его. Отрыв сознания от реальности ему тоже нравился. Он давно мечтал о таком приключении, о такой девушке, о свободном и ничем не сдерживаемом сексе. Секс и страсть к этой красивой черноволосой девушке утаскивали, вплетали его сознание в сложную гармонию чувственности и оргазмов. Гормоны нашли выход из тела и наращивали своё присутствие в нём. Карусель непрерывного удовольствия, чувственной любви и ответной страсти включила гормональную машину его организма. Молодость начала свое наступление. Свою игру. О, как соскучилась её сущность по такой буре желания. Она сама уже перестала ловить ускользающий и, наконец, окончательно вырвавшийся из её сознания конец петли контроля над своим телом. Оно стало неумолимо превращаться в то, чем была время от времени старая вамп. Но парень не чувствовал этого или не хотел этого видеть. Он только периодически кончал в это тело, столь жадно его обвившее своими ногами, отзывающееся ему внутренними движениями, освобождая его сознание от сомнений своими постанываниями. Он только еще больше хмелел от излившегося из него семени и продолжал гонку, приносящую ему жгучую радость свободного полета над бездной, открывающейся под ним. «Да ты же мой!» - закричала она, проваливаясь во тьму угара, царапая его спину выпершимися ногтями из скрюченных страстью пальцев. «А-а-а!!а-ах!!!» Сдвоенный стон разорвался вибрацией клубящихся энергий, стихая, почти физически зашипел потным паром остывающих от бешеной скачки тел. Разметал их по скомканным простыням. Отдышавшись, парень стал гладить благодарными руками тело своей возлюбленной. Проступившая чешуя, почти видимая сквозь истаявшую в долгой череде оргазмов кожу, вначале вызвала в нем удивление. Он заглянул в глаза возлюбленной. Она ответила ему взглядом вертикально прорезанных глаз. Улыбкой дьявольского рта она притянула, приковала его внимание к себе. Высокая грудь её часто дышала, приподнятые над черными подушками плечи звали примкнуться к ним руками. Он окинул взглядом изменившуюся избранницу. Тонкая линия обнаженного тела в гладкой чешуе на черных простынях светилась в сумеречно-желтом свете помещения. Она призывно приоткрыла рот. Молодой человек прильнул губами к этому кроваво-алому цветку, а её узкий раздваивающийся на кончике язык проник в открывшуюся перед ним глубину. Легкий укол в мягкие ткани верхнего нёба юноша не почувствовал. Страха, что судорога сожмет челюсти, и он просто откусит ей язык, она избежала с легкостью – опыт отращивания потерянных тканей позволял ей совершить включение самым быстрым и надежным способом. Тем не менее, язык втянулся помимо её воли сразу же после свершившегося. Юноша откинулся на спину и застонал от ощущаемого физически, как расширение вовне, непознанного блаженства. Или всё же это была просочившаяся через всё тело жгучая боль? Яд быстро достиг его мозга. Смешанный с её слюной он стал инъекцией включения, а не парализатором. Опьяненный дурманом нового для него состояния, но не теряя самообладания твердой рукой он обнял её за тонкую талию. Притянул другой рукой к себе за ягодицы, и вошел в неё мягко и нежно. Всё закружилось и завертелось новыми оранжево-красными потоками. Добавился желтый, а затем и зеленый туман. Сидя в разноцветной пене фонтанирующей вокруг них энергии, она снова почувствовала себя королевой. Почти забытое ею ощущение. Корона буграми роговой ткани пробила кожу головы – она не заметила этой боли! Реальность и Нереальность смешались в круговороте вращения, вот-вот готовые распасться на составные части. Королева опять теряла над собой контроль. Изогнувшись, откинув голову, она застонала. Держа за спиной вытянутыми руками ноги партнера, вамп продолжила скачку. Как когда-то давно, очень давно - в годы своей вампирской молодости… Счастье снова посетило её. Долгожданное, женское, такое ранимое и ненадежное ощущение…



В темноте.

Когда собачница привалилась к стволу дерева и без чувств на время затихла, темная масса, та самая на которую она наткнулась, зашевелилась и распалась на два бликующих мелкой чешуёй тела. Тела зашевелились, приходя в себя из оцепенения. Одна из фигур выпрямилась, оставаясь на коленях. Слезла с некоего подобия высокого подиума на траву. На чернеющей в ночи шее оловянно блеснул кругляш медальона. Если бы Варвара Аникеевна открыла глаза, чтобы подойти и внимательно его разглядеть, то она увидела бы поясное изображение крылатого Зверя, криво ухмыляющегося в ореоле стрел и невнятных рунических вязей. Но Варвара Аникеевна не могла это увидеть или подойти ближе, пошевелить рукой или ногой. Она просто сидела, медленно приходя в себя от увиденного в свете фонарика.

Белые клыки неожиданно распахнулись в холодном свете дальнего фонаря. Фигура с оскалом в улыбке подняла вверх сжатые кулаки и издала зычный рык. Шавка, привязанная к руке хозяйки, и до сих пор молчавшая, внезапно для самой себя заскулила, истерично подвывая. Тень с медальоном резко припала на руки к сырой земле.

- Мы с тобой вместе сейчас кое-что сделаем, - сказала вамп, поворачивая увенчанную буграми голову к лежащему на ложе парню, - ты никогда не пожалеешь об этом. Теперь не пожалеешь. И мы продолжим нашу встречу, любимый, – она выпрямилась и засмеялась серебряным смехом, как звенит колокольчик. - До утра еще далеко. Я тебя научу.

Лежащий в темноте молодой человек повернулся на бок и, подперев голову рукой, стал наблюдать за движениями грациозной фигуры своей избранницы.

- Слезы Космоса - не иссякнут - никогда!

Правило прозвучало негромко, но достаточно торжественно для безлюдного ночного парка. Тонкий силуэт на длинных, широко расставленных ногах нагнулся над несчастной Варварой Аникеевной, зажмурившейся от страха и ощущения полного онемения тела.

- Я отпущу тебя, собачка. Только тебя, - вамп прильнула к бледной шее собачницы, освобожденной чешуйчатой рукой от шелкового платка. Прошел десяток секунд, голова вампирши откинулась назад вверх, и она победно засмеялась. Нагая опять нагнулась и что-то страшно захрустело. Животное, тихо повизгивая, кинулось наутек, с шорохом увлекая откушенную часть своей хозяйки.



Эпилог

Петля.

Когда собачонка вырвалась из плена кучи листьев, на глазах Палыча за ней потащилась на ремешке человеческая рука. Первое, что подумал вмиг протрезвевший дворник – что он чудом жив. В голове был сумбур и осознанный им испуг. Отрывая усилием воли липнущие к его душе дурные и черные мысли, резко постаревший и почти немощный, Дмитрий Павлович медленно поднял лицо к свинцовому небу, открывшемуся в проеме забора. Невыносимая тоска, всегда избегаемая через водку, опутала темным покрывалом его душу, легла на его тело физически тяжким грузом. В мути памяти мужчины тонкой жёлтой нитью проросла трещинка. Она прочертила тьму наискось, принеся этим краткое облегчение. Светлой вспышкой трещинка расползлась по черному полю и, широко распахнувшись, открыла взору Дмитрия Павловича картину из раннего деревенского детства: солнце прошивает окошки потоками света, седой бородатый отец Михаил в золотых одеждах с крестом в руке проходит мимо него, маленького и восхищенного внутренней красотой деревянной церкви. Священник, наклонившись, пронзительно посмотрел в глаза Дмитрия Павловича, разгоняя тёплый и сладкий церковный дымок тлеющим кадилом. Видение из детства сложилось тетрадным листом и свернулось обратно в трещинку, проваливаясь в черную воронку бездонной памяти. Голову сдавило тисками тупой боли. Дворник столетним стариком поднял свою правую руку, налившуюся чугунной гирей. Стиснув табачно-желтые зубы, провел ею по линии, забытой почти навсегда - ото лба до пупа, и по обоим плечам справа налево. Вверху уже засерела пелена низких осенних облаков между пятиэтажками, куда он смотрел, откинув назад голову, ломающуюся от боли на куски. Через тысячу лет, тысячу минут, тысячу веков протекших перед его глазами, сквозь железную тяжесть неба проявился бледный круг. Черная пелена, почти поглотившая его существо, ожившим спрутом скрутилась вокруг утреннего светила, став длиннющей трубой, изгибающейся в разные стороны и с бешеным ускорением вращающей звезды. И тогда мужчина упал на колени, неожиданно больно ударившись подкошенными слабостью ногами. А его голос, осипший и тут же пропавший совсем, страшно закричал на всю Вселенную.



P.S.

Прижавшись к крепкому плечу, девушка улыбнулась своему кавалеру, заглядывая ему в лицо широко раскрытыми глазами.

- Пусть Космос плачет, - она залилась колокольчиком счастливого смеха. – И мы дальше будем двигаться к Совершенному Злу.

Легкий ветерок обдувал их лица, нежно касаясь деревьев прохладными потоками, отрывал желтенькие и красные листья. Вокруг была тишина осеннего утра. Так долго длится миг непрозвучавшей звуковой волны, замершей в задумчивости о смысле своего существования. Остановившейся вдруг после побега из-под невидимых крепких ладоней, решивших столкнуться в хлопке аплодисмента, но застрявших в сетях времени. Облачное небо неожиданно расступилось, и бледный блин светила полыхнул огненным шаром. Луч пробежал по лицам молодых людей. Они непроизвольно подняли руки - закрыться от яркого света. Каким-то непонятным образом, против их желания и воли, они увидели в раздвинувшемся небе по-рублевски прописанный образ растерянного и плачущего дворника, одетого в чистый старый длинный фартук. Идущего в компании двоих неизвестных в серебряных одеждах, с лицами полулюдей-полубогов, засвеченных сиянием белых крыльев. Группа шла по облакам, мимо иконописного изображения лежащих внизу то ли створок дверей, то ли сплющенных страшным ударом гробовых досок. С небесной плоскости источался тонкий аромат, непостижимо изливающийся в окружающее пространство. Облака неожиданно сдвинулись навстречу друг другу, затягивая картину ухода дворника. Видение свело к простым изгибам небесных форм. Тусклый блин занял своё место над крышами кирпичных пятиэтажек. Аромат же остался в воздухе, среди домов и деревьев. Птицы, молчавшие всё утро, зачирикали и защелкали забытые песни теплого лета. Деревья зашумели остатками былой роскоши, окна домов блеснули открываемыми створками окон и форточками. Уплотнившийся запах окутал молодых людей в плотный кокон, и они, задыхаясь и кашляя, кинулись бежать по выметенной дворником дорожке. Неожиданно девушка споткнулась, парень подхватил её за плечи. Открывшееся его взгляду молодое лицо подруги покрывалось паутиной мелких трещин и морщилось старческими складками. Парень отшатнулся и неожиданно для неё остановился. Она выскользнула из его рук и плашмя упала лицом вниз. Тёмная кровь пошла горлом на подсыхающий серыми пятнами асфальт. Молодой человек попытался поднять её, но процесс распада уже включился, цепная реакция превращала тело в трухлявую плоть, выпадавшую кусками из легкого женского плаща и сапог. Тысячи толстых и мелких мух темным роем всплыли над одеждой. Их разметало утренним ветром, вынося в пасмурное небо, откуда они посыпались сухими трупиками. Юноша непроизвольно нагнулся рассмотреть что произошло с его подругой, но тут же отшатнулся. Кости скелета, рассыпанные по дорожке седые волосы заволоклись легкой дымкой и за десяток секунд растаяли, превратившись в вонючее облачко, растекшееся туманом по придорожной траве. Парень собрался убежать от страшного места с разбросанной женской одеждой, но ноги отказались его слушаться. Он почувствовал, что его крутит, скручивает как отжимаемое руками белье. Желудок свело в твердый узел и толкнуло к горлу. Его вырвало красным на светлую клетчатую юбку, оставшуюся от его подружки. Он согнулся в судорогах рвоты, несколько раз желчь обожгла его горло. С трудом выпрямившись, огляделся. Привлекая и переключая внимание испуганного трясущегося молодого человека на себя, круглый медальон на кожаном шнурке матово заблестел в лужице, куда вещица отскочила и закатилась при падении тела. Аккуратно блеснул солнечным лучом в сетчатку его глаза. Раздался громкий хлопок невидимых ладоней, включивший обычный бег времени и туго ударивший укушенного кавалера по барабанным перепонкам. Сидевшая на дереве большая птица испуганно каркнула, очнувшись от короткого забытья, и резво замахала крыльями покидая улицу. Оглушенный, размазывая по подбородку кровавые слюни и топая непослушными ногами, бывший любовник побежал прочь по асфальту. Потеряв всякий интерес к медальону, испытывая лишь животный страх и ужас отвращения к себе. Упало несколько капель, сорвавшихся с хмурого неба. Не имея силы сопротивляться собственной энтропии, не получив физического доступа к человеческому теплу, вещица размякла, распалась на кусочки и растворилась в лужице, сделав её дорожной грязью. Ветерок подхватил золотистый лист, упавший на любимую дорожку Дмитрия Павловича и, покручивая его на бегу, засмеялся, и взмыл вверх.

Новое утро плавно перетекало в новый осенний день.

P.P.S. Слёзы Космоса - это наша кровь, проливаемая в бессмысленности Жестокости людей, стремящихся к Совершенному Злу

Москва. 29.09.2015 - 29.04.2018

Сообщение отредактировал Wrundel: 19:14:50 - 17.01.2021

[Wrundel]

Буду править оба текста в каюте. Время от времени.

[Wrundel]

Я вот тута потоптался по строчкам. Помял бока текстам. Кроме тебя и Гранца не жду, почти никто не откроет рта в этой камере.Давно уже. Жесть твоих приговоров приму и как обычно буду разбираться дальше. Нуно тренировать мозх, он же как шрековская луковица, хе-хе. Прости мою манипуляцию.

Сообщение отредактировал Wrundel: 01:51:18 - 08.10.2015

[Putnic]

Представленная вниманию уважаемой публики история не может быть воспринятой читающими как история реалистического или сюрреалистического толка. Скорее всего, она есть отражение реальности в зеркале нашего сознания, требующего всяческого рода объяснений и научных гипотез, завершающих наш интерес к любому явлению, получившему ярлык терминологической индексации и псевдообъяснение явления природы или феномена человеческого свойства, или проявления неизведанной силы. Все совпадения и аллюзии, возникшие при чтении, не имеют к автору никакого отношения, то есть они являются следствием космического излучения и радиоактивных осадков, что и требовалось доказать.

повторы следствие цикличности нераскрытой мысли, возврат, или бедности языка. Первое предпочтительней, поскольку второе цирковой жанр жонглирования словами. Хороший знак для автора - закончить начатую мысль, для жонглера знак подбора синонимов.

Колесо. Выход кабинки стал приближаться к освещенной парковым фонарем площадке. Поржавевшее и поскрипывающее колесо обозрения «Фортуна» подтянуло кабинку и почти что вывесило её над досками площадки. Девушка мягко подтолкнула кавалера к выходу со словами : «Пойдем, где-нибудь перекусим». Молодой человек двадцати с небольшим лет, с густой русой шевелюрой внимательно посмотрел на свою спутницу.

Зеленым помечаю, удачную с художественного ракурса фразу, ее парадоксальное построение .

- Мы могли бы пойти в «Макдачку». Но, ты же понимаешь, санкции докатились и до нашего города. Теперь вопрос перекусить ставится гораздо проще – пойдем ли мы в «пельмешки». -А пошли!- девушка весело засмеялась и сделала шаг навстречу мелкому дождю. - Погоди, - парень быстрым движением повернул девушку за плечи и плавно замедляя первичную резкость привлек к себе. Он практически держал её навесу. Их лица оказались ближе обыкновенного и привычного для их общения расстояния. Дистанция несколько смутила её, но парень не дал времени этому смущению развиться в действие и мягко прикоснулся к девичьим губам своими. Секунду ничего не происходило. Только в небе что-то жахнуло после очередной вспышки.

Каряво написано. Но!!! Между первым и вторым абзацем есть взаимосвязь времени. Улавливается значение опережения отражения и звуко-оптического эффекта. Не каждый автор может воспроизвести и ощущать подобный трюк.
Пока все. Дальше не читал.

[Wrundel]

повторы следствие цикличности нераскрытой мысли, возврат, или бедности языка. Первое предпочтительней, поскольку второе цирковой жанр жонглирования словами. Хороший знак для автора - закончить начатую мысль, для жонглера знак подбора синонимов.

Пародия на вступления в романах девятнадцатого века, с псевдофилософскими вкраплениями, отражающими мнение автора на событие. Резистор обратной связи, собирающий и готовящий внимание читателя к какой-либо хрени от автора.

[Putnic]

Дерево. Дождь совсем умолк ближе к одиннадцати. С листьев падали одинокие капли. Собачница Варвара Аникеевна Плющина вышла прогуляться по старому маршруту. Она с закрытыми глазами могла пройти по нему, зная каждый закуток и куст, дерево или скамейку, подходящие для главной цели своей прогулки. Через десяток минут пешего удовольствия она наткнулась на нечто, лежащее в темноте. Собачница остановилась, крепко держа пальцами надетый на запястье поводок. Дорогой кожаный, можно было говорить «эксклюзивный», поводок цеплялся к бестолково суетливой собачонке, похожей на микро-оленёнка Бемби. Одетая в комбез по случаю непогоды, собачка внезапно заскулила у неё под ногами. Пока она рылась худыми руками по карманам в поисках фонарика и баллончика с перцовым газом, псинка уже стала прыгать, норовя заскочить ей на руки, и почти рыдала в голос.

- Что за хрень с тобой случилась?

резкий диссонанс

Варвара Аникеевна резким неловким движением взяла в руку фонарик и так же неловко его включила - луч попал в лицо. Поймав «зайца», хозяйка собаки замерла на секунду. И перевернула фонарь вниз. Прямо шавке в круглые, выпученные генами своих родителей, глаза. Потерявшаяся в пространстве хозяйка не сразу сообразила, что делает. Поджала тонкие губы и отвела в сторону ослепляющий прибор. Шавка уже замерла на месте, перестала пачкать хозяйский плащ. И тихонько так завыла, как зверюга. Почти по-волчьи. Переложив баллончик с газом в нужную ей руку, подбоченив другую с фонариком и поводком, тетка уже менее решительно нагнулась перед собой. Осветив это нечто, гражданка Плющина осела кулем на землю. Спиной привалилась к большому дереву, у которого минуты две назад дорогая её сердцу собачка собиралась «делать а-а». Фонарик откатился в сторону, конус света уткнулся в листья и через несколько минут плавно погас.

снова синдром не высказанной мысли. Текста много, слов много, мысль не раскрыта. Хотя в тексте есть и гроза и молнии и чернота и нагнетание трагедии. Ее описание не кричит, хотя все атрибуты есть, есть политра есть материал, но сложен он в какое то мелочное перебирание фонариков с собачками. Притом в текст вторглись слова не вписывающиеся в формат, пометил коричневым.

Зеленым помечаю парадоксы привлекающие внимание художественной образностью

И тем не менее через эту дремучесть пробивается художественная выразительность

Сообщение отредактировал Putnic: 15:35:33 - 08.10.2015

[Wrundel]

А как ещё раскрыть характер хозяйки собаки? Мелочная, суетливая, амбициозная. Собачка нужна для каких-то невнятных движений ее души. Затравленное животное, непонятно отношение между хозяйкой и животным. Для внешнего наблюдателя - благообразное и достойное, внутри - нате вам хрень

Сообщение отредактировал Wrundel: 12:17:32 - 08.10.2015

[Wrundel]

Ну, в общем, я и не пытался конкретизировать на данный момент ничего. Это провисание нужно для работы мозха читателя, негодование мозха особо догадливых мне нужно для включения маленького доктора ватсона в нем,

Сообщение отредактировал Wrundel: 13:16:33 - 08.10.2015

[Putnic]

То что вы сейчас написвли нужно совместить, оценкой ситуации с текстом. Может получиться.

Сообщение отредактировал Putnic: 12:51:14 - 08.10.2015

[Wrundel]

То что вы сейчас написвли нужно совместить, оценкой ситуации с текстом. Может получиться.

Типа.
А теперь дорогой мой читатель, постарайся включить себе скрытые доселе способности к анализу и интуитивному пониманию. Примерно как у доктора Ватсона, стремящегося опередить занудливого Шерлока Холмса с его дедуктивным методом.

Сообщение отредактировал Wrundel: 13:22:35 - 08.10.2015

[Putnic]

Можно буквально: " мелочная и тд. Женщина" в привязке к ее действиям. Действия сократить до выжимки без повторов, плюс форма аллюзии на гром темноту и вспышку( допустим фонаря). В тексте все есть, не на местах и без увязывания одного с другим.

[Putnic]

Проём. По утрам, как всегда ровно в шесть, позевывая и отрыгивая вечерний перегар, скрипя больной печенью и суставами, дворник Митяй Палыч Нерусов принимался за уборку приданной ему территории. Дорожек было много, но одна из них была любимая. И сегодняшнее утро он начал с этой дорожки, выметая по ней павшие за ночь мокрые листья. Старый полопавшийся асфальт лежал вдоль ажурного, кованного «из пик» забора парка. Что ежедневно радовало Палыча – то, что высокая и неширокая дыра в заборе находилась аккурат в конце его дорожки. И он мог без особого зазрения совести загонять наметенные кучи мусора вместе с листьями в этот проем, внутрь парковой территории.Доказывать ему, что он неправ, никто не хотел, а ему было глубоко наплевать на какие-либо иные доводы. Кроме грубой силы Палыч имел уважение к алкоголю. Но никому в голову не приходило проставиться дворнику, чтобы он прекратил заметать мусор в парк, где так хорошо и красиво. Все состоявшиеся и не состоявшиеся споры про этот мусор дворник прекращал обидным аргументом : «Неча по дырам лазить. Ходьте в парк через вход». Освещение редкими фонарями завершало маскировку его действий. Палыч как всегда дохрамывал с метлой до дыры, выметая горку с верхом, закидывал её направо или налево ловким отработанным годами движением. Но не сегодня.Палыч с детства любил животных. И никак не мог засыпать мусором дрожащую на тонких ножках тварь, в комбезике с оторочкой белого меха. Смотрящую на него выпученными глазами, на дне коих со щенячьих дней собрались вся боль и весь ужас нашей Вселенной.

Зеленый хороший фрагмент, почти. Синий, тут вылез автор?! Вот вам посыл появится ему раньше, там где вы прокомментировали свой текст.
Голубой кусочек, графомания пара фраз есть и в начале зеленого фрагмента, но да ладно, иначе неустойчивая конструкция рухнет.

[Putnic]

- Тю, - сказал дворник, опуская на колени метелку и присаживаясь поудобней,- ты не Аникевны будешь ли дворняга? - Витиеватость речи у товарища Нерусова всегда сопрягалась с фактом наличия пересохших и даже горящих труб его естества. На такие слова породистая костлявая шавка ничего не ответила, а только тихо засипела, сдавленная натянутой шлейкой. Загребая лапами по земле. она норовила протиснуться дальше, за железку пролома в заборе. -Да ты, чо? Никак задыхнулась? Бросай курить, мой те совет. Раз не прёт - то бросай. Псинка вымученно завиляла худосочной жопой с кнопкой вместо хвоста и попыталась лизнуть протянутую к её морде руку. Не желая быть покусанным собакой или её хозяйкой, дворник убрал руку назад под прикрытие метлы. Но что-то делать надо: куча мусорных листьев вперемешку с бумажками и окурками требовала своего завершения. Зайдя в пролом забора, дворник собрался что-либо ВЫсказать хозяйке, вероятность появления которой не вызывала сомнений у опытного Палыча. Он был готов перейти на мат или на вежливый тон - в зависимости от обстоятельств встречи с собачницей, так рано поутру вышедшей на выгул породистой скотинки. И столь не вовремя для дворника. - Ну, бляха муха… а где… Где? - дворник покрутился на одном месте на тропинке, убегавшей прямиком в парк из двух куч листьев и мусора. Ни справа, ни слева, он даже обернулся назад – нигде не просматривалась грозная худая тетка Аникеевна. Палыч обратил свой взор вперед, может, она где по кустам шарится? Мало ли что может приключиться с человеком. Ехидная мысль проникла под кепку дворника. Но будучи жентельменом, дворник сразу же перевел засалившиеся очи на тропинку, дабы не смутить хозяйку собаки, застав её в кустах за чем-либо предосудительным. И тогда уже, наведя резкость уставших за жизнь глаз на поверхность газона, освещённую одиноким фонарным столбом с расколотым плафоном, дворник заметил в утреннем клочковатом тумане какие-то пятна. Пятна то прерывались, то тянулись по тропинке прямиком к ногам дворника. Палыч согнулся вопросительным знаком и хрипловато ругнулся. Поводок зацепился в его же левой куче, собственноручно накиданной за текущий календарный период, и поэтому собачка никак не могла выскочить наружу. - Понятен пень, - дворник попотрошил кучу метлой. Но поводок где-то глубоко зацепился - пришлось-таки нагибаться, чтобы освободить псинку. И дворник совершенно случайно ухватил в листьях что-то липкое и прохладное.

Чиркать согласовывая мысль и необходимость устал. Пока все.