Сообщений в теме: 668

[Party]

оч клево! респект...

[Abver]

НРАВОУЧЕНИЕ БЕЗВРЕМЕННОГО ВРЕМЕНИ.

Александр Николаевич Зацепин впервые вышел на крыльцо своего дома. Как богатырь Илюша Муромец он долго - все тридцать лет - лежал на печке мускулистым боком. А двигаться хотелось, кто бы ведал. Плечом вдруг повести и гору двинуть. Одним глотком речушку осушить. Да что река - тут море по колено, а океан по скромное брюшко.
И Александр радовался лету: умению ходить, желанию любить. Вот совершить чего то вот такое, такое что ТАКИМ назвать бы можно. Не зря ли силы тридцать лет тянул он из дровишек? Не просто так мозоли на боках натер?
Отправился Зацепин подвиг делать. Что Муромец с Гераклом - ерунда. Второй каких то там двенадцать совершил, а первый хроникой себя не удосужил.
А дело доброе под боком оказалось: стоял на нескольких холмах град, Кремль в центре возвышался. И что не час так этот краснокаменный домина сдавался милости то офицеров, то рабочих.
- Мы восстановим историческую правду, - кричали офицеры - люди в грязно-белом. - Мы стены выложим такими кирпичами, что райские строители заткнутся, затребуют рецепт той белизны кирпичной.
- Мы остановим политическую кривду, - зло им отвечали те, что в красном, - и не позволим портить вид кремлевский смертельной бледностью царей-кровосмешенцев.
И так они в дискуссии потели, что запахом разгоряченных телом весь урожай под корень изводился и скот рогатый молоко в себе держал. Народ стонал, да иродов проклятых не в силах был он хоть бы как-то приструнить: и шашки, и наганы, и винтовки спор делали предельно популярным для рода всякого военных человеков, держаться от которых стоит дальше.
"Я помирю их, - мыслил Александр, - Народ решит, что я его герой, и печку мне такую он отвалит, что бок мой станет - огроменная мозоль."
Руками раскидал он красно-белых, зеленых, что из леса прибежали, он главарю синяк большой влепил, да только беспорядок лишь усугубился, введя страну в развал и беззаконье...

И сгинул в беззаконье наш Зацепин, исчезли красные, пропали офицеры. Не стало и Кремля, кирпич куда-то делся... И будущее стало как пустыня. Но скажет кто, где старая привычка склониться перед тем, кто больше хочет и жить хоть на коленях, но ведь жить, в оазисе, но не в песчаном пекле, которому плевать какого ты окраса и правит кто тобой - монарх или генсек.

[Party]

ощущение, что это всоеобразный пересказ истории))

[Abver]

Предисловие.

11 сентября 20.. года в 12:00 по Гринвичу началась атомная война. 11 сентября 20.. года в 12:15 война закончилась. За пятнадцать минут человечество израсходовало две трети запасов ядерного оружия. Очередной этап развития человечества завершился. Что сулила новая эпоха - неизвестно. Ясно лишь, что ничего хорошего.

Прайд. Глава первая.

- Скоро день перерождения, - говорит Первый, - а у нас нет еды. Это плохо.
Мы сидим на небольшом пятачке в лимитовых зарослях, недалеко от прайдового дерева. Первый, четыре его сына и три наемника. Один из них - я.
Для женщин и детей мы ушли на охоту. Но охоты нет уже две недели. И не будет в этих краях, возможно, никогда. Пустыня наступает. Значит, будет голод. Значит, половина прайда погибнет. Сегодня вожак собрал нас, чтобы обсудить проблему.
- Если мы уйдем - молодняк придется убить, - продолжает Первый, - перехода дети не выдержат.
Он обводит нас тяжелым взглядом, левой лапой приминая черный песок. Старший в прайде, помнящий времена, когда лимитовые заросли заменяли густые влажные джунгли. Самый большой и самый сильный, и, кажется, возраст не делает его слабее. Такая же широкая грудь, мощные мускулы и крепкие зубы.
- Но и мы умрем без пищи, - голос понижается, переходя в глухое рычание. - Еще две недели, и мы начнем слабеть. А до гор хода не меньше месяца.
Молчание. Кеш, Ибо и Зен - сыновья вожака - волнуются, но всеми силами стараются этого не показывать. У Кэша это получается лучше всех, но воздух не обманешь. Зен - младший из братьев - дергает шкурой и метет хвостом. Он очень любит своих детей.
Мне все равно: у меня нет семьи. Кэо - второй из наемников - терял ее так часто, что с некоторого момента стал относиться к этому как к неприятному, но переживаемому событию. Что думает Сиу - наемник, пришедший последним - тайна. Как и он сам.
- Пусть каждый скажет свое мнение. - Первый смотрит на Ибо. - Ты начни.
Старший сын кивает.
- Доведем их до мертвого озера. Самкам ничего не скажем. У нас сорок котят. До озера - неделя. До гор еще три недели пути. Как-нибудь выдержим. Кто-то умрет по дороге.
Ибо будет Первым, если не сгинет до времени.
Кеш - средний - мог бы стать вожаком, не будь в прайде Ибо. Ибо Ибо крупнее, сильнее и быстрее. Когда приходит его очередь, он говорит:
- Если в горах будет плохая охота - потеряем самок. Все равно одна или две останутся с детьми. Вести надо до тех пор, пока смогут идти.
Зен поднимается на лапы, снова садится. Самый сильный из династии. И самый глупый. Всегда оглядывается на отца и братьев. Хотя дельные мысли иногда высказывает. Как сейчас:
- За две недели от них останутся кожа да кости. Что там будет есть? До мертвого, и не дальше.
В этом прайде наемников слушают наравне с кровниками. Я сменил три прайда, Кэо - шесть. Сиу - не меньше двух. Опыт - наша главная ценность.
Мнение Кэо:
- Десять из сорока не дойдут до озера. Их надо съесть сразу. На озере - еще двух самок. Остальных ведем дальше.
Сиу согласен. И добавляет:
- На озере оставим еще десять. Им скормим остальных десять, чтобы прошли недели полторы. Оставшихся и две самки сьедим мы.
Самое дельное предложение. Я его полностью поддерживаю.
- Выходим завтра, - заключает Первый, - сделаем как предложил Сиу. Самки не должны знать, до завтра.
Расходимся. Братья за отцом обратно к прайдовому дереву. Кэо и Сиу - глубже в заросли, в надежде что-нибудь поймать. Я остаюсь на пятачке и жду, пока все разойдутся. Только когда стихает еле слышный треск веток лимита я подхожу к тому месту, где сидел Первый. Пятнышко почти впитавшейся в землю влаги. Резкий запах. Резкий - для меня. Никто его больше не учуял. Я родился на границе Пустыни. А Первый - когда о ней никто не знал. Некоторым Пустыня дает силу, но не всегда и не во всем. Тех, кого она не родила - убивает. Всегда. Первый слишком долго жил на границе. В середине пути у нас будет много мяса.

[Флора]

Abver, если кратко, то мне нравиться. Временами утрировано, но лично мне читать не скучно. Хотя, напрмер, моему отцу, спецу по истории я б не рискнула давать ссылку на тему ))) А то потом долго пришлось бы объяснять, что Абвер фантастику пишет

[Abver]

Флора, не поверишь, но и я не дурак в истории. В бытность

школьником даже выиграл Всероссийскую олимпиаду по истории, и кучу

олимпиад уровнем пониже. На истфак даже мыслил поступать. Только в

какой-то момент разочаровался в этой дисциплине. Не точная она. И

не в том дело, что я такой любитель точных наук. Просто вранья

много. Каждая эпоха заставляет трактовать события по разному,

что-то говорить, что-то недоговаривать, многое скрывать и не

меньше выдумывать. Так было всегда. И если о каких-либо событиях

недавнего времени можно утверждать то или иное с некоторой долей

уверенности, то о событиях более отдаленных нас должны терзать

значительные сомнения.
Это все можно обьяснить хотя бы тем, что далеко не все события

попали в документальные источники. И историку часто приходиться,

что уж греха таить, додумывать, основываясь на дедукции-индукции,

анализе-синтезе и других мыслительных радостях. А порой и

придумывать.
Пример: князья A пытался убить своего брата князя В и занять его

место на престоле. Но у него не получилось. Неизвестно что сделал

князь В со своим братом, но после неудачного покушения о князе А

нигде не в документах упоминалось (хотя о сотнях князей в те

времена нигде не упоминалось). Историк задумывается: что же могло

случиться с князем А? По аналогии (как это делали многие другие):

скорее всего князь В убил князя А. Так и записывает. Конечно, все

не так утрированно, но суть остается.
И вроде мелочь это: князь А, князь В, исчез, и хрен с ним. Да

только таких вот домыслов огроменное количество, и накладываясь

один на другой они создают совершенно неверную картину прошлого.
Есть, конечно, авторы, пытающиеся "открыть истину", проводя

исторические расследования. Но девять из десяти исторических

правдорубах - шарлатаны, главное для которых - сделать себе имя на

дутой сенсации. А тот, кто действительно открывает что-то стоящее,

встречается с сопротивлением историков-ортодоксов.
Заступает молодой следователь в должность и мечтает побороть все

зло и посадить если не всех, то многих ее носителей. Но в какой-то

момент он понимает, что зла немерено, бандитов еще больше, и конца

и края этому не видно. Руки сами собой опускаются. Вот так же и у

меня произошло: как понял я, сколько неправды в истории, так и

отвернуло меня от нее. Хорошо, что это случилось рано, а не

поздно. Чудненько бы было лет через десять после окончания истфака

понять, что пять лет изучал чьи-то выдумки.
Увы, интерес к истории потерял полностью. Иногда только с тоской

смотрю на корешки книг. С тоской, потому что места занимают много,

а отдавать жалко.
Так что к истори иначе как с юмором и не отношусь.

[Флора]

Abver, моя фраза насчет отца это шутка в которой есть доля шутки Я нигде не сказала, что ты плохо знаешь историю. Ты сам начал доказывать обратное.
Я нигде на форуме не утверждала, что я хорошо знаю историю.
Подробнее только через личку. Почему? А есть на это причины

[Abver]

Не оставляю попытки создать детективное произведение. Вот то, что получилось. Чтобы лучше понять, прочитайте НОВЫЙ ВИД ПРЕСТУПНИКОВ, ИЛИ ПРИЗРАКИ ТОТАЛИТАРИЗМА.

НОВАЯ ДОКТРИНА, ИЛИ ЛЮБОВНО-ПОЛИЦЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ.

У дежурных полицейского управления есть две большие отрицательные черты. Во-первых, то, что они дежурные - уже огромный минус. А во-вторых, видимо в отместку за свое положение, они звонят в самый неподходящий момент и отрывают честных служак от самых подходящих дел.
- Ты опять на свою страшную работу? - дует губки Натифа, внимательна наблюдая за тем, как я собираюсь. - Мы ведь ничего не закончили. А если тебя убьют?
Думаю, откуда в преподавателе вуза столько развратности? И глупости. И чего-то еще, что с одной стороны притягивает, а с другой частенько раздражает. Я не ханжа, просто интересно.
Интересные мысли мешают застегивать запонки, и вскоре я шарю рукой под кроватью, пытаясь их нащупать.
- Наверное, ты со мной только из-за работы, - говорит Натифа, присаживаясь рядом и начиная помогать. Не стесняется наготы. Я то, вроде, должен мигом прийти в боевую форму, а мне хочется рявкнуть и по солдатски приказать одеться "пока горит спичка". Дежурные это все. От них психологическая зараза. - Бесплатная консультация. Да? - продолжает Натифа. - Я ведь тебе чуть ли не в каждом деле помогаю. Мне уже пора жалованье в жандармерии получать...
- Я не жандарм, - поднимаюсь, так и не обнаружив запонку. Придется сослаться на срочность. - В конце концов, общее дело делаем.
Натифа ложится на кровать, поверх одеяла. Красивая, мочи нет. Эх, дежурный...
- Не общее, - серьезно говорит она, - я призраков изучаю, а ты их ловишь и убиваешь. Зоолог никогда не полюбит охотника. Так что... И если бы охотник не уходил от слабой женщины в пол третьего ночи, может что-нибудь у них и вышло... серьезное...

Урбиш Тавомир - инспектор из Департамента - дымит трубкой. Табак, скорее всего, не из дешевых: если человек может себе позволить золотой брегет и печатку размером с железнодорожную гайку, то и отоваривается он не в захудалой бакалее. Только от осознания дороговизны дыма лучше не становится: запах такой, будто жгут навоз. Знаем: лучшее вино - это столетний уксус.
Тавомир - кругом неприятная личность. Это можно понять даже по внешности: одет с иголочки, даже излишне франтовато, лицо худое и носатое, на мир взирают белесые неподвижные глаза. И говорит всегда сквозь зубы, будто на всех держит злость.
Вот и сейчас цедит:
-...на руках обнаружены наручники, предположительно, кустарного производства. Уровень магической насыщенности - от пятерки до семерки. У наручников отсутствуют замки...
Рядом стоит стенограф - парень лет двадцати - и усердно строчит в тетрадке. Я подхожу к нему и заглядываю через плечо. Быстро пробегаю глазами исписанные строчки. Половину не понимаю - нужно было в училище чаще появляться - но суть улавливаю.
- Вот это да!
Тавомир оборачивается, меряет меня презрительным взглядом.
- Чему вы удивляетесь, комиссар, - спрашивает он. Никакого приветствия, никаких эмоций. Только холодные бесцветные глаза. Бррр, два слова - нехороший человек.
Пожимаю плечами:
- Никогда не думал, что призраков начнут убивать во время любовных игрищ . И еще: здесь написано "труп", а надо - "призрак", "образ призрака" или "призрак материализованный". Постановление Министерства от прошлой недели.
Сержант-стенограф съеживается, заливаясь до ушей румянцем. Инспектор скрежечет зубами, а я отхожу к экспертам. Еще бы, ведомственная конкуренция: безопастность против полиции, Министерсво полиции против Криминальной полиции, Департамент криминальной полиции против Управления криминальной полиции, и так далее, вплоть до кастелянши служебной гостиницы и вахтера-рядового. И в этом бесконечном во всех напрвлениях противостоянии каждая подкол равносилен прорыву на фронте.
Но силен Тавомир, если запугал так своего стенографа. Даром что в связке работают, но ведь хроникеры по другому ведомству проходят. Будет сегодня парню взбучка.

- Да ты рассказывай, рассказывай. Интересно же.
Астабаш с дюжим аппетитом рассправляется сочным куском свинины. За последние годы раздобрел, округлился. После истории с душами тоталитаристов он твердо решил уйти из полиции: взял пенсию по выслуге лет, на сбережения купил аптеку на Замковой улице, и с тех пор безбедно жил, утверждая, что гораздо больше достатка он ценит нормальную ночь с женой без звонков из управления и вкусную еду, не стремящуюся выпрыгнуть из желудка на очередном месте преступления.
- Спирита, значит, убили прямо во время секса, - мой бывший напарник умудряется внятно говорить с набитым ртом, - да еще и заковали в наручники. Там, случайно, плетки не нашли и кожаной маски?
Я допиваю свою кофе. Спрашиваю:
- Ты то откуда знаешь? Газетам запретили об этом писать... Старые связи?
- Один репортер посвятил, - обьясняет Астабаш, - Писать запретили. А делиться с друзьями? Подписку о неразглашении надо брать.
- Думаешь, это все?
- Конечно нет. Все расскажешь мне ты.
Я наклоняюсь вперед, Астабаш тоже.
- Факт первый, - тихо говорю я, - сношение было гомосексуальным.
Бывший напарник присвистывает.
- И факт второй: к кровати призрак приковался не добровольно.
- Изнасилование?
- Возможно.
Астабаш кривит губы.
- За одну ночь три новых категории преступлений: половая связь с призраками, мужеложство с ними, и изнасилование. Не удивлюсь, что скоро появится призрачный маньяк...
- Типун тебе на язык.
- Типун то типун, а слова мои помянешь. А с чего взяли, что изнасилование?
- Ушибы, травмы анального отверстия, - загинаю пальцы, - синяки на запястьях, будто вырывался. Да и сомнительно, что позволил бы надевать на себя магические наручники, еще и без замков. Было бы все добровольно - простыми бы обошлись. Кстати, о преступлениях: это первое убийство спирита.
Астабаш кивает.
- Короче, висяк, - заключает он, и активно приступает к доеданию бифштекса. Продолжает уже за кофе, развалившись на стуле: - Сам посуди: кто этого призрака-гомосексуалиста вызвал? Материализовал? Хорошо, если третьи люди. А если сам убийца? А-а-а... И наручники не помогут, уверяю тебя: за три года столько кустарщины наделали. На каждом рынке связки продаются, с замками и без. Так что не повезло тебе. А в депе кто счасливчик?
- Тавомир.
- По нему дело.
- Это почему?
Астабаш довольно улыбается.
- Никчемный из тебя сыщик, скажу я тебе.
- Ладно, колись. Настроения нет в догадки играть...
- Вот-вот, а стоило бы... подогадываться, - манит меня пальцем: - Тут такое дело...

Поднимаюсь по скрипучей лестнице. Старый, доимперский дом на окраине города. Не самой лучшей, надо отметить, окраине. Подъезд говорит сам за себя: надписи начиная с "Сабираш-козел" и заканчивая "Смерть легавым", мусор, моча... Как тут живется сержанту Лизашу Обомиру? Он, конечно, не полицейский и не жандарм, но здешней публике, думается, нет большой разницы. Если ты носишь мундир, но при этом не военный, значит ты легавый - враг "честного" народа.
"Легавый - враг честного народа" - читаю на облупившейся деревянной двери. Оказывается, мыслю в унисон с местными люмпенами.
Стучусь. С минуту тишина.
- Кто там? - голос Обомира немного подрагивает. Не любит он, когда гости приходят. В таком районе никто не любил бы.
- Комиссар Башизир, - предстаюсь я, - полицейское управление. Мне нужно с вами поговорить.
Пол-минуты молчания.
- Я приходил к вам на работу, но в Департаменте мне сказали, что вы заболели.
Замок щелкает не сразу.
- Здравствуйте, комиссар, - Лизаш смотрит на меня со смесью опаски и заинтересованности, - проходите. - Поворачивается и идет по темному захламленному коридору в глубь квартиры. Странная у него походка: ноги почти не сгибает, шажки мелкие, и спина неестественно прямая. Отец в периоды обострения геморроя ходит точно так же... Геморрой в двадцать лет? Догадки подстверждаются.

Жилище Обомира производит гнетущее впечатление.
- Присаживайтесь, гор Башизир.
Устраиваться в изодранном, некогда залитом неизвестно чем кресле нет никакого желания, и я отказываюсь.
- Я ненадолго, сержант. Только пару вопросов... Инспектор Тавомир, с которым вы работаете в Департаменте... - делаю паузу, наблюдая за реакцией. Обомир еле заметно напрягается: -...он вас наказывал здесь?
- Что-о-о?..
- Или у себя на Угольной?
- Что... что... что вы... - сержант подскакивает, смотрит на меня испуганными глазами. - Что вы хотите! Откуда...
- Уж не от твоего любовника...

Урбиш Тавомир уже не элегантен. Надменный сыщик-интеллектуал навис над письменным столом и сверлит меня ненавидящим взглядом. Бордовый шелковый галстук полуразвязан и сбит под ухо, золотой брегет болтается на цепочке и стукается о столешницу в такт словам, вылетающим из рта инспектора.
- Да какое вы имеете право! - кричит он. - За эти оскорбления вы потеряете работу и пенсию! Сядете на десять лет за клевету и поклеп!
Впервые в стенах Департамента полиции - главного врага родного управления - я чувствую себя как в своей тарелке. Оказывается, у депа другое снабжение - таких удобных полукресел у нас нет.
- Пошел вон!!! - совсем уж неприлично визжит Тавомир. На меня попадает капелька его слюны: - Я вызову!..
- Вызывай, - соглашаюсь я, - такого опасного преступника страшно одному задерживать. Вдруг застрелишь?
Инспектор видимо успокаевается, но симпатии ко мне в его выражении лица не прибавляется. Он молчит и тяжело дышит.
- Слушай меня, - продолжаю я, - на вскидку: склонение к мужеложству, мужеложство, служебное мужеложство, использование служебного положения, фальсификация улик. Это по действующему законодательству. А еще: убийство призраков, сношения с призраками, мужеложство с призраками - это по кодексу, который действовать будет. В скором времени. Как думаешь, сойдемся на тридцати годиках? - Тавомир медленно садится и машет головой, словно отгоняя навождение. А я поднимаюсь, словами вбивая его в рабочее место: - Ты только мне одно скажи: с чего тебе взбрендило замочить этого призрака?

- Так зачем он убил призрака? - отец хмурит брови. - Острых ощущений не хватало?
- Как ни странно, но да. Простые мужчины, а точнее молодые мальчики, его пресытили. Он уже не один год вынашивал идею такого... э-э-э... фокуса.
- А сержант этот... Как его?
- Обомир?
- Да. Он то тут при чем?
Пожимаю плечами:
- Да не при чем. Просто они с Тавомиром были любовниками.
Отец качает головой:
- Ты то как догадался?
- Был свидетелем одной сцены: я сделал сержанту замечание. Он не по форме составлял хронику. Тавомира это задело, это как раз ясно. А вот Обомир отреагировал не вполне стандартно. Он испугался.
- Хроник испугался? - удивляется отец.
- Сам знаешь, как они цепляются за свою самостоятельность. Все-таки отдельный департамент.
- Мыслишку от одного старого хроникера услышал: это не хроник с сыщиком ходит, а совсем даже наоборот.
- Вот-вот. А тут молодой, у которого спеси должно быть выше крыши. И краснеет. И трясется...
- И ты догадался...
- Совершенно верно. Подумалось мне, что эту парочку связывает не только работа. Решил я с Обомиром потолковать. А он, оказывается, заболевает...
- Ближе к делу, не томи душу...
- Короче, поговорил я с нашим сержантиком, и выяснилось, что с Товомиром он спит уже больше года. И любимый инспектор в любви ненасытен, да еще и жесток немерено...
Родителя раздражает моя манера затягивать рассказ:
- И!..
- Тавомир очень разозлился из-за оплошности своего хроникера, и вечерком, у себя на квартире, наказал парня...
- И у парня от наказания обострился геморрой...
-...заработанный на сексуальном фронте. Верно. Его я быстро расколол.
- Хорошо, - отец желает разобраться, - но что тебе это дало? Ходили слухи, что Тавомир голубенький. Так еще бы: энергичный карьерист, тяжелый характер. Кто такого полюбит? И одевается от Заатрира. Знаю я нашу публику: каждый, у кого не мешковатый костюм из лавки - ... конченный.
- Я тоже был такого же мнения, - соглашаюсь я, - А потом подумал: почему бы самому простому решению не быть самым верным?
- Ладно, Тавомир - гомосексуалист. Ты это выяснил. И какое отношение это имеет к убийству и изнасилованию призрака?
- Самое простое и самое верное. Кто мог не побояться убить спирита? Человек, имеющий какое-то к ним отношение, иначе - работающий с ними.
- Колдуны, ворожеи, маги...
-...и прочая нечисть. А еще наша доблестная полиция, из отделов по борьбе со спирит-преступлениями.
Отец хмыкает:
- В отделе Департамента не меньше дюжины сотрудников.
- Но только один из них гомосексуалист.
- Честно? Шито все белыми нитками. Подозреваемых - пол-города. Почему именно Тавомир?
- Не нравился он мне никогда. Вот и решил проверить свою новую... доктрину. Дало ведь результат?
- Чем проще - тем лучше?
- Точно. Сложным мир стал каким-то. То ли дело раньше: никто призраков не насиловал, не убивал...

[Abver]

Первый из цикла.

НОВЫЙ ВИД ПРЕСТУПНИКОВ, ИЛИ ПРИЗРАКИ ТОТАЛИТАРИЗМА.

- Агаш анд Дасиш! - гудит отец. В такие моменты он всегда называет меня полным именем, давая понять, что я в первую очередь его сын - сын Дасиша Кавалира, а не соседа или кого-нибудь другого. -Вернись, или это наша последняя встреча!
Я останавливаюсь в калитке и корчу плачущую мину.
- Ну пап, у меня же работа.
Отец раздувает ноздри, окидывает меня последним гневным взглядом и скрывается в двери. Очередная сцена "Отречение отца от неверного сына" закончилась, и я покидаю двор родительского дома. Надо быстро ловить кэб и мчаться на Университетскую.

На улице полно жандармов и полицейских. Даже синие с белым мундиры полка охраны мелькают. В подъезде и вовсе от них не протолкнуться. На каждом шагу - посты. Удостоверение приходиться показывать пять раз.
- К чему все это? - недовольно спрашиваю у Астабаша - моего напарника и соседу по кабинету в полицейском управлении. Он стоит в прихожей большой шикарной квартиры и о чем то резко распрашивает невысокого жандармского капитана. На мой вопрос лишь нервно отмахивается и показывает куда-то в комнату.
Здесь я и нахожу то, ради чего я здесь - труп.

С пол-часа осматриваю тело убитого.
- Аставиш анд Лизиш Дзианишмир. - расказывает между тем освободившийся Астабаш. - Горничная нашла его утром в таком виде.
Нормальный, думаю, вид. Какой и должен быть у задушенного.
- Ни отпечатков пальцев, ничего. - Мой напарник вздыхает. - Короче, очередной висяк. Одна только зацепка.
Я заинтересованно смотрю на него.
- Когда горничная поднималась по лестнице, то, как она утверждает, видела некоего мужчину, спускавшегося с этого этажа. Невысокого роста, смуглый, вроде бы с усами, но неуверенна. Одет был в какую-то форму и военные сапоги. Род войск по форме неопределила. Сказала только, что коричневого цвета. Решила, что кто-то из охраны.
Я внимательно осматриваю шею убитого.
- Яркие приметы... - медленно тяну я. - Но ей ты не доверяешь, верно?
Наконец поднимаюсь колен и сажусь в большое кресло напротив Астабаша. Между нами покойный Дзианишмир.
- Семь лет по психбольницам. Хорошенький свидетель, не находишь? Его, кроме нее, никто не видел: ни сине-белые, ни охрана дома, ни консьерж.
Тяжела сыскная работа.
- Ну, что обнаружил? - в голосе коллеги легкая надежда, которая, видимо, возлагается на меня. Скорее всего, сейчас я ее не оправдаю.
- Во-первых, его задушили.
- Ну это мы и без тебя догадались.
- Во-вторых, его задушили одной рукой.
Астабаш поднимает брови.
- И, в-третьих, что это? - я показываю на серые пыльные пятна рядом с трупом. - Пепел?
- Пепел...- теперь в голосе разочарование. - Кто то здесь курил трубку. Скорее всего, убийца. Мы уже проверили: сорт табака неизвестный. Так себе зацепочка.
Да уж... Сейчас разочарую напарника еще сильнее:
- Я ничего не чувствую.
Астабаш чешет густую щетину.
- Хреново, - сообщает он. Если мое чутье молчит, значит это не простое убийство.
- Вопрос, почему такая суета? Зачем столько народа?
Астабаш криво улыбается.
- Ну ты даешь, это же сам Дзианишмир-предатель.

Я сидел в своем кабинете и в десятый, а может и в двадцатый, раз просматривал тонкую папку с новым делом.
Как есть висяк, прав Астабаш.
Таинственный незнакомец проникает через охрану элитного дома, минует волкодавов полка охраны и консьержа, душит жителя одной из квартир, покуриваю трубку с неизвестным табаком, и испаряется, замеченный лишь полоумной горничной. Да и убийца ли это был - еще вопрос. Правда, никого даже с близкими приметами в доме быть не должно было.
Короче ясно, что ничего не ясно.
Пикантность ситуации придает то, что убитый - Аставиш анд Лизиш Дзианишмир - в прошлом видный политический деятель, участник тридцатилетней давности заговора тоталитаристов, и один из немногих предателей, выдавших заговорщиков властям. За это он поплатился десятилетиями страха и необходимостью постоянной охраны. Поквитаться с ним хотели очень многие. Хотя сделать это было нелегко.
И можно было предположить, что все же поквитались... Но месть политических врагов, какого бы толка они не были, обычно выглядит иначе. А кому еще нужен был старик, чуть ли не половину жизни проведший под неусыпным оком властей, в полном вакууме?
Надо раскручивать горничную. И искать усатого незнакомца в коричневой форме.
Читаю короткую справку.
Эстефа анд Латифа Лаатир. Ничего примечательного, кроме того, что с небольшими промежутками более семи лет лечилась в психиатрической лечебнице при Медицинской Академии.
Набираю номер главного врача.
- Эстефа? - приятный женский голос - горнесса Загантир. - Конечно помню.
- Меня интересует только одно: от чего она лечилась, и могли ли у нее быть галюцинации.
Задумываюсь, через пять минут положив трубку. Эстефа Лаатир видела призраков, от чего и лечилась.
- И что здесь необычного? - спрашивал я у горнессы Загантир. - Призраков видят многие...
- Бедняжка слаба умом, а это могучее умение...
Горничная видит призраков. И она единственная видела возможного убийцу. Можно сделать определенные выводы.

Профессор мелкими глотками прихлебывает чай.
- Это могло быть и привидение, - говорит он, - но мог быть и простой человек.
Я киваю.
- Если это был призрак...
- Тогда тебе нужен гор Луакир.

Материализовать душу, да так, чтобы она смогла убить, - тут нужен настоящий мастер. Каким и был гор Луакир. Официально он зарабатывал на жизнь гаданиями и мелкими магическими услугами. Неофициально - использовал чуть ли не полный арсенал запрещенных заклинаний. Призраки, привидения, души были его коньком.
Сейчас его призрак, его привидение и его душа будут вытрясены из его жалкого тела. Мной.
Врываюсь в затемненную, увешанную бутафорскими амулетами, мастерскую и хватаю Луакира за тощую шею. В нос тычу удостоверение, а на ухо свирепо рычу:
- Кто следующий, скотина! Убью!
Колдунишку мелко трясет. Он пытается спрятать голову в плечи, чему мешает моя рука.
- Я все скажу, - лапочет он, - я ничего не знал...

Он действительно рассказал все, что знал. Легче от этого не стало.
- Он сам ко мне явился, - рыдал испуганный Луакир. - И потребовал от меня дать ему тело, временно. Он демон, сущий демон.
Главным приступником оказался неупокоенный призрак в реальном теле, да еще и со способностью становиться невидимым. Ситуация...

- Главное, - шепчу я Астабашу, - сковать ему руки до того, как он исчезнет.
- Да знаю я, знаю, - отмахивается коллега. - Раз сто уже обьяснил.
Я бы и еще столько же раз обьяснил. Уж сильно я переживал за исход дела.
Гор Луакир жутко боялся нашего призрака-убийцы, но вероятность длительного тюремного срока этот страх перевесила, и из него удалось выудить кое-какую информацию. Например, судя по всему, злодей был умершим тоталитаристом, возможно из тех, кого предал убитый Дзианишмир с дружками. И тело ему нужно было как раз для того, чтобы этому Дзианишмиру и другим придателям отомстить.
Так уж получилось, что к этому времени в живых остался только один, и мы сейчас сидели в засаде в его доме.
Мы вооружились крестами и святой водой, но настоящую надежду возлагали на специально сработанные магами полицейского управления наручники, способные держать дух в нашем мире.
Арестовать призрака, конечно, дело не легкое, но сыскная наука зашла далеко.

Гетоваш Боломир - хозяин дома, где была устроена засада - явно был не в своей тарелке: много ходил по кабинету, брал книги с полок и ставил их на место.
Мы ничего не придумали хитрее, чем спрятаться в шкафу. В деревянном ящике пахло старой одеждой и пылью. И нашим потом. Но за последние сутки мы перестали чувствовать эти запахи.
- А если он не придет? - уже несколько раз спрашивал меня Астабаш.
- В полнолуние он потеряет тело, - каждый раз отвечал я. - Ему надо торопиться.
- Наручники надеть надо в любом случае... - фразу не успеваю закончить: в комнате начинает что-то меняться. Чувствует это и наш живец. - Готовься, - еле слышно шепчу я на ухо Астабашу.

Перед стоящим у письменного стола Боломиром словно из ниоткуда появляется человек, точно такой же, каким его видела Эстефа Лаатир: лет пятидесяти-шестидесяти, невысокий, плотный, седой и с усами, в хромовых сапогах и пиджаке полувоенного покроя. Одна рука согнута в локте и прижата к животу, в ней небольшая курительная трубка.
- Здраствуй, Гетоваш, - говорит призрак, странно коверкая слова. Голос тихий, но какой-то гипнотизирующий. Аж холодок по спине бежит.
- Пора, - шепчу я, и мы начинаем действовать.

Из нашего убежища выскакиваем почти синхронно.
- Стоять! - жутким голосом кричит Астабаш, наводя на призрака пистолет. - Двинешься - убью! - Да, серьезная угроза давно умершему.
Я в это время оказываюсь рядом с убийцей и защелкиваю один браслет на его руке с трубкой. Второй браслет на моем запястье.
Противник не шелохнулся ни разу. Встречаюсь с ним глазами...
Меня начинает потряхивать. Чувствую слабину в коленях. Тело перестает меня слушаться.
- Крути его, - слышу где-то в далеке крик Астабаша.
Смотрю в спокойные черные глаза, и как-будто заглядываю в душу дьяволу. В такие моменты начинаешь жалеть о своем редкостном "даре".
Перед глазами проплывают ямы, полные трупов в серых тюремных робах. В ушах стоит плач матерей, у которых отнимают детей.
Опускаюсь на колени.
- Извини...
Призрак улыбается.
- Привильно, мальчик, - говорит он.
Рука сама тянется в карман, к ключам от наручников.

Гром, и резкая боль обжигает плечо. Еще гром.
Это стреляет Астабаш. Он палит без разбору, с кем то сцепившись и катаясь по полу.
Снова выстрел. Пуля уходит куда то в сторону и попадает во что-то мягкое. Звук падающего тела.
Опять встречаюсь глазами с дьяволом. Глаза, казалось, живут сами по себе, и сами по себе улыбаются. Хочется тоже улыбнуться, но я делаю другое: одним прыжком встаю на ноги и впиваюсь зубами в крупный мясистый нос. Мое рычание сливается с мычанием призрака-убийцы.

Отец сегодня необычайно любопытен. Так всегда после очередного примирения.
- И где сейчас он?
- Пока у нас в камерах, а потом, скорее всего, переведут в Карсакс.
Отцу всегда интересна моя работа. Когда то он занимался тем же.
- И он теперь всегда будет в этих волшебных наручниках?
- А что делать? Иначе исчезнет, дематериализуется.
Некоторое время молча едим.
- Ну а все-таки, кто он? Не помню я такого тоталитариста. Я ведь когда-то вел их дело, - в глазах ностальгические воспоминания.
- Наши маги утверждают, что он не из нашего мира.
- А что он сам говорит?
Я жму плечами.
- Мало чего. Представился только. Зовут его Иосиш анд Виссариониш. Фамилию вообще не произнесеш. Наверное, какой-то ненашедший покоя герой тоталитаризма.
- А второй? Твой друг его пристрелил, верно?
Киваю и достаю из кармана посмертную фотографию. Худое бледное лицо с впалыми глазами, длинная, как-будто приклеенная ко лбу челка, и маленькие, в палец шириной, черные усики.
- Его тело сохранили тоже с помощью наручников. Они, скорее всего, из одного мира.
- Да-а-а. С ним ты сделал карьеру. - Отец мечтательно улыбается. - Новая уголовная дисциплина - спиритокриминология. Одно дело ты уже раскрыл и одного призрака поймал. Поверь, будут и другие. Привидения-убийцы скоро станут модным оружием.
Боюсь, что слова отца станут пророчеством.

[Party]

хорошо написано - детектив с примесью фантастики =)

[Флора]

Абвер, а почему мне кажется, что я это уже читала? Где-то в начале твоей темы? Или у меня дежавю? ))))

[Звонящий в колокол.]

Привет всем от Ильи, все известного под ником Abver. В данный момент он уехал, далеко и надолго, где интернет так же доступен как межкосмические перелеты. За полярный круг, на самую романтичную работу на свете. Короче, полярником заделался. Еще короче, меня он оставил как своего полномочного представителя, чтобы я выкладывал здесь то, что он написал за последний месяц, и то, что передаст не мытьем так катаньем. Я бы и не заморачивался, под его ником бы лазил (что и делаю на других сайтах), да тут какие-то проблемы с активацией, вот и пришлось под своим. Посты буду помечать "Abver.

[Party]

Полярник?! Ммм, наверное там интересно работать
Что ж, будем ждать произведений) а может и сам чего-нибудь напишешь?

[Звонящий в колокол.]

Да я писал. Не все оценили.

[Party]

Писал? А давно? Я то почитать мне тоже хочется)))

[Звонящий в колокол.]

Да не так чтобы очень. Даж в конкурс написал. Поищи если интересно.
Может и специфические рассказы, но все ж мои.

[Party]

ммм... почитала))
и знаешь какой у меня возник вопрос? какой-то не по теме) А кем ты работаешь?

[Звонящий в колокол.]

В данный момент - заместитель генерального директора ЗАО. Без шуток.

[Звонящий в колокол.]

Рассказ Abver:

ДЕПРИВАЦИЯ СНА ОДИН.
(Автобиографический рассказ.)

Сидит девушка. Красивая. Умная... Не глупая, скажем так. И не прочь поцеловаться. И не прочь продолжить. И не прочь завести все дальше приличий.
В руке рюмка абсента. Говорят, его надо курить. Или что-то хитрое делать. Но мы его пьем, как водку. Сладкий запах, а содержимое обжигает.
Заедаю салатом. По меню - 6оо рублей. На деле красная ему цена - червонец. Коктейль, пиво, водка, теперь абсент... В животе мутит. Срочно все запиваю остатками пива. И с трудом сдерживаю рвотные позывы.
Так, напился, можно и...

...- Знаешь, Даш, у меня есть привычка приставать к девушке с третьего часа знакомства. - Даша улыбается. Смотрит мне в глаза. Блядским таким взглядом. - Почему с тобой я такой приличный? А? Не знаешь?
Диванчики полукругом. Очень удобно развернуться к девушке и вжать ее в угол. Целовать, целовать, целовать...
Целую, целцю, целую.
Опытный язык, опытные губы. Чувствую возбуждение.
- Подожди, не здесь. Не сейчас.
Неумело высвобождается.
Отворачиваюсь. Натыкаюсь на еще один неоднозначный взгляд - Камила. Подруга. Ох уж эти подруги. Смотрит и улыбается. Вообще то у нее парень есть. Или кто этот развитый не по годам крепыш?
Поднимаюсь, пошатываясь, и говорю:
- Я в...

...- Меня подожди!
Камила ловко проскакивает за мной в кабинку. Здесь и так тесно. Пусть она и худенькая, как я люблю. Только что-то я не понимаю...
- Камил, это, во-первых, туалет, а во-вторых, мужской туалет.
- Анька дура. Ничего не умеет. Ни целоваться, ни трахаться. Напьется и под всех ложиться... - тараторит без умолку, и что-то делает с моей ширинкой. Интересно, что?..

...Думаю: да не стони же ты так громко!..

...Что делают после секса? Кто-то спит, а кто-то курит. Сам не пристрастился, но другим даю зеленый свет. Она курит и сидит у меня на коленях. Затишье после страсти. В туалетной кабинке это выглядит забавно.
- Я вообще то поблевать ушел.
Камила хохочет, над каждым моим словом, все те три минуты, что курит.
- А ты мне помешала.
Хохочет.
- Не стыдно?
Хахаха.
- Анька же твоя подруга.
- Хахаха! А Толик мой друг. Теперь и ты мой друг.
Толик - это тот крепкий малый, которому и 18 нет...

...- Давно не пил
- Пол-года.
- Давно не спал?
- Четвертые сутки.
Широкое крыльцо. Ладони лежат на холодных металлических перилах.
Сзади дверь. За ней громкая музыка и всполохи ультрафиолета.
Три затяжки - и Толян выкидывает сигарету. Три затяжки - и снова выкидывает.
- Знаешь, - говорит, - я люблю Камилу.
Отвечаю:
- А я не люблю.
Молчим.
Толян продолжает:
- У тебя ведь что-то с головой не в порядке?
- Есть немного... Куда девушки то делись?
- Ушли в обнимку...

...Мы их нашли на дискотеке. Пьяных и обнимающихся с какими-то нерусскими мужиками. Хорошо, что мы до этого взяли пива в ларьке - бутылки пригодились. Только ни в одной не нашлось джина, который бы спас ситуацию. Короче, их было больше и они были больше.
Проснулся я в обезьяннике, через сутки, свежий и здоровый, без единой царапины. Толяна рядом не оказалось. Бумажки, бумажки, бумажки... Выпустили меня только через час. Первым делом я залез в телефон: Васи, Пети, Саши... Ни одной Камилы, ни одного Толи. Есть Анна, и та "Сергеевна раб".
Неделю назад семь девушек и один парень говорили мне: "Не доведет до добра твоя бессонница." Наверное, они были правы.

[Звонящий в колокол.]

Депривация сна - искусственная бессонница, которая вызывается с целью расширения сознания. Если долго не спать - начинает колбасить как от легких наркотиков. Попробуйте - всем рекомендую. Дешево, относительно безопасно и доступно. Казусы только бывают.