Сообщений в теме: 77

[Бергольв]

Я далеко не писатель. Этот чукча - привередливый читатель. Я даже с Розенталем не особо дружу, но спорадически терзаю его (без особого успеха). Начписовский стаж - полтора года... Пока не особо разобрался, что здесь к чему и зачем. Но понял так: здесь для знакомства следует выкладывать что-либо из проб пера. Чтобы, так сказать, щупать за живое. Ну, для знакомства шутливая стилизация-новелла:

Последняя премьера

Я, Лорэн Кук, суперинтендант первого дивизиона полиции, ответственно заявляю: наша планета вращается, благодаря коробкам из-под холодильников. Однажды этой бесхитростной мудростью проникнитесь и вы. А некоторые прозреют ещё до того, как пропою четыре раза: "У меня есть ты, детка".

***

Как-то летом столица нашего графства погрузилась в тишину от сцены "Риц" до самых берегов рек Уитем и Синсил Дайк. Несчастные любители искусства, оставшиеся за бортом театра, вытянули шеи. А в переполненном зрительном зале пышная дама смахнула слезу, впилась в спинку переднего кресла так, что оно жалобно скрипнуло, и завизжала:
- Браво!
Здание из красного кирпича приосело, охнуло, забухало изнутри, угрожая осыпаться: "Бис! Брависсимо!" Однако, прежде чем огни рампы погаснут, а на ступенях храма Мельпомены покажется коробка из-под холодильника высотой всего-то в пять целых и три десятых фута, позвольте вернуться к предыстории этого донельзя трогательного события.
Началось всё с того, что двумя месяцами ранее очаровательная мисс Шерил оказалась на набережной Уитем-ривер, чтобы втайне отобедать жареной сосиской в тесте. И причины были вескими.
Во-первых, вечно сонная мадам Чалмер преобразилась: она вдавливала кнопку звонка, призывая труппу к репетициям, с особым упоением. Во-вторых, актёры не смеялись, а любовались её внезапной страстью и преданностью искусству, как пышной Боадицеей. В-третьих, главный режиссёр взялся за постановку непонятной русской пьесы про футляр. Всё вместе означало одно – театр закрывался! Безмерно мудрая исполнительная власть города думала отдать его под радости синематографа. А это доставило бы мисс Шерил неудобств больше, чем хук левой нашего Генри, если б не одно обстоятельство.
Мистер Санни, ведущий актёр лондонского театра, дал согласие на участие в спектакле. Говорят, дал только потому, что другие отказались.
"Как он добр!" – восклицал мистер Кляйнеман, желавший оставить пост с помпой.
"Как он великодушен", - вздыхали девушки, претендующие на игру с ним.
"Чтоб вас!" - думала мисс Шерил, поскольку её опыт состоял лишь из эффектных выходов в массовке.
Иными словами, прелестной мисс Шерил, чтобы сразиться за роль главной героини, репетировать было не с кем. Ах, как изменилась бы жизнь, если б она сыграла с блистательным Санни: прямая дорога в искусство большое! Но невозможно. Отсюда набережная, пустая скамья, отчаянье и одинокая сосиска в тесте.
Тогда-то она и увидела короб из-под холодильника, чья высота – обратите внимание – составляла целых шесть с половиной футов! И нашла странным, что люди ополчились на серость.
Чего только с ней не связывают: безразличие, бесталанность, безвкусие, невзрачность. Но серый с любой точки зрения популярен. Его носят, он бывает в моде. Зато есть цвет ещё более странный и по-настоящему невезучий – цвет картонных упаковок. Его не сравнивают ни с плохим, ни с хорошим. У него, если вглядеться, и названия-то своего нет.
Огромный пралел… паралел… Мисс Шерил, дабы увидеть верхнюю кромку, пришлось запрокинуть голову так, что непроизвольно открылся рот, хотя девушкой она была, несмотря на живость натуры, скромной. Спохватившись, присела в тени каштана и немного сердито вгрызлась в запретное лакомство, вкус которого вычеркнул из сознания и острова, и материки, и даже экватор с параллелями.
Поев, барышня стряхнула крошки в траву. Степенно обошла высокий короб. У одной из стенок она взялась насвистывать популярный мотивчик. Тут, видимо, резвились влюблённые, поочерёдно выводя по картону строки песни "У меня есть ты, детка". На другой стенке мисс Шерил обнаружила лист красочной рекламы от турагентства.
Поскольку холмы в зелёных шубах трав с россыпью маков на вершинах напоминали женские груди, мисс Шерил залилась краской и отвернулась. Повернувшись обратно, стукнула в стенку кулачком:
- Мистер!
И тотчас взвизгнула, потому что короб чихнул! Приподнялся и засеменил к другой скамье.
- Мистер… Бокс! – выкрикнула она вслед. Не получив ответа, нагнала. Зашагала рядом, заложив руки за спину. – Отвечайте немедленно, паралепипипед!
Коробка из-под холодильника поправила:
- Параллелепипед.
- Хам!
- Признаюсь, вы меня пугаете.
- А вы не поворачивайтесь ко мне непристойными картинками, - отрезала, хотя нисколько не сердилась, мисс Шерил.
- Я позову полисмена!
- Мир? – внезапно предложила барышня, заступив дорогу.
Коробка едва не рухнула на неё и засеменила в обратную сторону, вскрикнув:
- Это неприлично.
- Война?
- Боже, у меня снова приступ.
- Ой, простите, - спохватилась мисс Шерил, распознав в голосе неподдельное отчаянье. – Хотите, провожу вас домой?
- Дома я! А то, что вы околачиваетесь у моего порога…
- Война, - заключила мисс Шерил и толкнула противника. Он ловко провернулся вдоль оси, благодаря чему девушка рухнула в клумбу, усыпанную маргаритками. Когда приподнялась, коробка улепётывала вприпрыжку, будто за ней гналась стая фурий.
Теперь подумайте, леди и джентльмены, что может почувствовать бесповоротно отверженная даже теми, кто отвержен бесповоротно? Конечно, мисс Шерил подтянула ноги к груди и уткнулась лицом в колени, тогда как плечи её вздрагивали.
- Реветь в декоративных насаждениях запрещено!
- Что? – опешила девушка, глядя на вернувшегося обидчика.
- Прекратите р-реветь. В цветах.
О, вы читали и знаете: война имеет крепкий табачный цвет и запах гари. Потому будем снисходительны к следующей реплике Шерил, которую я привести не в силах. К тому же она вскоре пожалела о том, что бросилась на коробку из-под холодильника с кулаками.
Гнала по улице вплоть до театра. Бегала за ней вокруг полисмена, который всякий раз прикладывал пальцы к кромке шлема, успокаивая зевак: "Репетируют". Он и не думал, что тем самым высказал идею, которая поразила блистательную мисс Шерил, как вирус покрепче эболы.
На другой день она приняла образ светской львицы с мятной бархатцой в голосе. Вернулась к набережной. И, приподняв край соломенной шляпки, перешла в наступление:
- Хотите, я открою вам мир искусства?
- Нет, - буркнул Бокс.
Она пожала плечиком и положила на скамью контрамарку:
- Поступайте по своему усмотрению.
- Как вы посмели?! Какая возмутительная вульгарщина!
Короб так трясло от негодования, что барышня удалилась столь быстро, сколь позволяли высокие каблучки. Цок-цок-цок-цок. На восточном углу театра она приостановилась. Сложив ладони рупором, выкрикнула:
- Дурак!
А после вечернего спектакля её внезапно похвалил мистер Кляйнеман:
- Шерил, всегда бы так. Непосредственность, энергия! Немедленно поделитесь секретом с остальными.
- К-коробка из-под холодильника.
- Что?
- Я увидела в зале коробку, - повторила мисс Шерил и рассмеялась.

***

- Не был я ни на каком спектакле! – возмущался парапел… да, параллелепипед.
- Бы-ыл, - хищно согнувшись, и расставив руки, как вратарь, ходила кругами мучительница. – Бы-ыл.
- Не был! Пустите меня немедленно.
- Я ви-идела.
Хозяин короба вздохнул так, что, казалось, картон осел, сделался ниже:
- Вы меня не понимаете.
- Ну-ну, - погладила стенку мисс Шерил. – Больше не буду. Идите.
- Я ведь не вру.
- Идите.
- Правда! Там людей много. Потому я сложил дом и попросил билетёра пронести его.
- А вы?
- Не смог. Там люди… много. Мир?
Мисс Шерил представила, как несчастный агорафоб жался в тени колонн, оставшись беззащитным, но дрожь в голосе пересилила:
- Вы меня обидели. Война.
- Дура!
Констебль, вокруг которого они бегали, вновь приветственно касался шлема, меланхолично успокаивая зевак: "Репетируют".
Так и повелось, что мисс Шерил приходила к Уитем-ривер ежедневно. Это могло бы внушить опасения за её талию. Но сосиски в тесте она отдавала обитателю коробки. Для себя же приносила лишь исписанные листы с ролью да пару яблок. Декламировала и кружилась, останавливаясь лишь для того, чтобы поинтересоваться:
- Ну, как?
Если короб помалкивал, она пинала в стенку. Если не помогало и это, доставала керосиновую зажигалку. Хватало всего пары снопов искр, чтобы из картонных недр бурчали:
- Бесподобно.
- То-то, - заключала мисс Шерил и продолжала представление.
Однажды лёд тронулся. Короб стал подавать реплики добровольно. А однажды заметил, приняв через узкое окошечко лакомство:
- Может, пополам?
Личико барышни сделалось серьёзным. Она сглотнула слюну и покачала головой:
- Сосиска всецело ваша.
К её сожалению короб согласился тут же:
- Как скажете.
- Мистер Бокс, - решилась девушка, - не могли бы вы сказать, что мой говор своею нежностью и приятной звучностью напоминает древнегреческий? Но не сухо, а так, будто любите меня.
- Чушь и клевета.
- Ну, подыграйте. Разок. Пожалуйста.
- Нет.
- Ну, почему? Это ведь игра.
- Оно конечно, так-то так, да как бы чего не вышло.
Мисс Шерил невольно прижала кулачки к груди, узнавая фразу из пьесы:
- Как вы сказали?!
- Никак.
- Нет, нет, повторите, почему не желаете подыграть, будто любите меня.
- Снова вы за своё, – заворчал короб. – Как бы не вышло чего!
- Чего?!
- Ваш говор своею нежностью и приятной звучностью напоминает древнегреческий, - тихо ответила гигантская коробка из-под холодильника. Затем дёрнулась и засеменила прочь, приговаривая: - Так и знал, так я и знал.
Каждый день она ходила к набережной, надеясь застать друга. Тщетно. Зато всякий раз во время спектаклей видела из-за кулис, как билетёр вносил и выносил пустой короб. После представления Шерил, не сняв грима, бежала к парадному входу, но бездомный успевал ускользнуть. Почему? Так случается, когда бесповоротно отверженные, хоть признают это не сразу, сближаются с первой встречи, и сближаются бесповоротно. Такое порою пугает.
За десять дней разлуки она успела три раза обозлиться, два раза рассвирепеть, - едва не сбежала со сцены, - и один раз расплакаться. За этим-то занятием её и застал мистер Кляйнеман:
- Вижу, слухи уже дошли. Ничего, ничего. Слёзы счастья ещё никому не вредили.
- Счастья?! – всхлипнула мисс Шерил.
- А с чего плачут актрисы, увидев себя в списке основного состава? – поразился режиссёр. – Роль Вареньки ваша.
Барышня немедленно утёрла слезы, размазывая по лицу густой грим:
- Я ведь простая статистка.
- Таково желание мистера Санни.
- Но как…
- Господин в широкополой шляпе с галёрки, - перебил мистер Кляйнеман, – что был на каждой репетиции. Он всё время приглядывался к труппе. Так что не подведите, девочка моя. Эта премьера последняя. И, да, вазелин портит лицо. Зайдите за молочком для снятия грима... Бо-оже, возьмите платок.
- Испачкаюууу!
- Тогда лигнина. Мадам Чалмер, лигнина нам, и побольше! Кстати, мисс Шерил, вас какой-то мистер Бокс спрашивал. – Режиссер едва устоял на ногах, пропуская метнувшуюся к двери подопечную. – Бо-оже!!!
В оранжевом свете фонаря мисс Шерил рыдала, обнимая коробку из-под холодильника, которая к тому времени уже изрядно износилась. Всхлипывая, актриса роняла на картон крупные слёзы и ругалась:
- Зачем сбежал? Ненавижу.
- Уверяю, вы ревёте чаще, чем того требуют приличия, - привычно ворчал друг, покачиваясь из стороны в сторону, как бы баюкая.
- И всё у нас получилось. Я буду играть, буду! – Барышня вскинула голову. – А если провалюсь?
- Ну-ну, с такою внешностью вас примут в любом галантерейном магазине.
- Думаете?
- Кто-то же должен мыть полы.
- Гад, - пролепетала она, обнимая короб ещё крепче. – Прибила бы.
- Зато я верил в вас, потому давно припас бутылочку вина. Мы её сейчас…
- С жареной сосиской. В тесте.
- Как изысканно! Я мигом.
Она улыбалась ему вслед, закусив нижнюю губу. Она продолжала улыбаться и в миг, когда услышала визг тормозов, глухой стук. Она улыбалась, видя, как короб подбросило, словно он был пуст. Улыбалась вязкому пятну, что расползалось по асфальту, и осколкам бутылочного стекла в крови, потому что не верила. Мисс Шерил ждала, когда он вернётся с запретным для неё лакомством, ждала вопреки испуганным крикам, плачу ребёнка, вою сирен, суете и ласковым просьбам меланхоличного стража порядка отвернуться.
А по ту сторону дороги высокий мужчина в широкополой шляпе горестно качал головой.

***

У ног актёра с Друри-Лейн, восседавшего на ступеньках крыльца дома мисс Шерил, возвышалась гора окурков. Услышав мягкое постукивание с шорохом, мистер Санни бросил, не оборачиваясь:
- Мисс Шерил, позвольте угостить вас хотя бы мороженым?
Коробка из-под холодильника высотой в пять целых и три десятых фута, что появилась в дверях, фыркнула:
- Пфф!
- Кусочек ликёрного торта с капучино?
- Настырный.
- Неужели сахарная вата? – пробормотал актёр, отряхивая штаны.
- Нет.
Он брёл следом за ней, заложив руки в карманы, и поглядывал на мельтешение коричневых сапожек под коробкой.
- Сегодня премьера, - напомнил мистер Санни. – Так на сцену и выйдете?
- Сами виноваты, - парировала мисс Шерил.
- Туше.
И это правда. На удивление труппы лондонская знаменитость отнеслась к помешательству девушки с неслыханным участием. Столичный агент, жуя сигару, лишь разводил руками: "Санни играет либо с ней, либо рвёт контракт".
Мистер Кляйнеман сначала умолял, потом перешёл к угрозам. После прочтения пунктов, какие подаются букашечным шрифтом, запасся таким количеством виски, что хватило бы взводу солдат на три месяца осады. Всякий раз на репетиции, как только из-за кулис выплывала коробка, режиссёр наливал в стакан на два пальца. А когда она прокатывалась на велосипеде со своим "ха-ха-ха", хлебал из горла.
- Знаете, - нарушил молчание мистер Санни, - я достаточно высок, чтобы оценить непродуманность конструкции. Вам нужен люк, чтобы во время ливня выпускать зонт.
- Гм.
- Сосиски в тесте? – От того, как спутница остановилась, его нутро похолодело. Он вслушался. Приник к коробке. – Мисс Шерил, вы плачете!
- Вы не понимаете, что творите.
- А я говорю, не смейте не плакать. Я играю человека в футляре. Но в нём и ваша Варенька. Её дурацкий смех – тоже футляр. Понимаете? Её глупые песенки – ваша коробка. Не дурочка, не-ет! Она несчастна, как и вы. Она потеряна и растоптана. Странная любовь и позор… Это будет шедевр, мисс Шерил. Я не прошу верить в то, что вы и так знаете. Я не прошу выходить из футляра. Напротив! Оставайтесь в нём. Так и должно быть. Слышите?!
- Вы жестоки.
- Да, чёрт побери! Или нет? Совсем запутался. Говорю вот, а сам думаю, как бы чего не вышло. Но я знаю вашу боль, потому предложение моё может показаться непристойным.
Барышня в коробке шумно высморкалась. Было слышно, как задумчиво она скребёт ноготком стенку.
- Говорите, мистер Санни.
- Что слова? Прислушайтесь к себе. Сделайте, как надо. Сыграйте без коробки, но оставаясь в ней. Потом гори всё синим пламенем. Можете запаковаться обратно, хоть до старости. Только будет иначе. Обещаю, вы снова сможете наслаждаться сосисками в тесте. Клянусь, - прошептал он и незаметно погладил короб.

***

Пышная дама смахнула платком слезу, впилась в спинку переднего кресла так, что оно скрипнуло, и завизжала:
- Браво!
Здание театра как бы приосело, охнуло, забухало изнутри, угрожая осыпаться: "Бис! Брависсимо!" Потом потребовали режиссёра. Потом на сцену выходили все: гримёры, работники сцены, бутафоры... Люди знали – премьера последняя. Зрители несли тех, кто их радовал все эти годы, на руках к выходу.
Прощай "Риц"!
Когда огни рампы погасли, а на ступени храма Мельпомены ступила коробка из-под холодильника высотой всего-то в пять целых и три десятых фута, зрители и зеваки почтительно расступились. Когда следом появился короб высотой в целых шесть с половиной футов, стало столь тихо, что мисс Шерил обернулась.
- Мистер Санни, - заметила она с достоинством примы, - я ценю умение и упорство, с каким вы вызнавали мою историю, с каким жестоким мастерством заставили выйти на сцену беззащитной. Но несчастного мистера Бокса больше нет, а вы… Вы не имеете права!!!
Выкрикнула и вырвалась из картонного застенка. Повалила хама из "Друри-Лейн". Над ними взвился бумажный фонтан. Мисс Шерил рычала. Актёр отбивался молча, больше оберегая лицо от острых ноготков. А вокруг сновали репортёры. Вспышки камер. Треск рвущейся рубахи и…
Этот снимок любим мною особо. Фурия, оседлавшая столичную знаменитость, повернула голову, распахнув большие глаза. В них отразилась застывшая в воздухе контрамарка, которую она некогда подарила мистеру Боксу.
Затем они долго смотрели друг на друга и шептали:
- Ты будешь держать меня за руку.
- А ты будешь понимать меня.
- Ты гулять со мной.
- И говорить.
- А целовать на ночь?
- И обнимать крепко.
- Не отпущу никогда.
- Чтобы любить меня, есть ты…

***

История не была бы полной, если б я не сказала пару слов о загадочной аварии, которую мы расследовали. Пострадавший словно испарился. Думаю, теперь вы понимаете, как. Знаменитый актёр, чудак и романтик, как писали газеты, жил в упаковке, вживаясь в роль, месяц! Спасся в последний миг.
А небывалая премьера мистера Санни и миссис Шерил всё ещё продолжается. Раз в году они облачаются в коробки из-под холодильников. Покупают к столу вина, сосисок в тесте и немного сладостей, потому что теперь за ними семенит коробка из-под телевизора. Это и есть искусство настоящее – жизнь.
Теперь пропою четыре раза, как и обещала:
- У меня есть ты, детка…

Сообщение отредактировал Бергольв: 17:35:40 - 04.04.2017

[Славянин казак]

Сначала было скучно...
Потом что-то зацепило, вернулся... перечитал...
Спасибо. Впечатляет.

[Бергольв]

Сначала было скучно... Потом что-то зацепило, вернулся... перечитал... Спасибо. Впечатляет.

Не просто отклик, полноценная миниатюра с развитием от "скучно" до "впечатляет". Чёткая такая, как говорят драматурги и киношники, дуга )))
В этой дуге самая интересная часть истории (как событие): что-то зацепило. И таки гложет любопытство, что же это что-то? Лично я вредный, как соя, которую накачали раундапом и скармливают нам. Если началось со скуки, сбегаю без оглядки, ей-ей так!

Спасибо за прочтение.

[Бергольв]

Подчёркнутое звучит красиво, но непонятно, поэтому отталкивает. Первично у слова "суперинтендант", судя по поверхностному взгляду на словарные статьи...

Для выбора должности рассказчика я исходил из таких позиций:

1. Нужен неограниченный доступ к делам. Как бы задел на будущее (вдруг сподоблюсь на цикл).
2. Соответствие реалиям чинов в Англии. Здесь даже историю просмотрел внимательно. Иначе знатоки прицепились бы с криками: "А-а, в Англии не так!" Теперь армия дотошников вынуждена одобрительно кивать: "Пишет автор о том, что знает" )))

Собственно, даже география и история "Рица" с закрытием выдержаны точно. Закрывали театр под кинозал. Одна незадача была: где там колонны, чтобы было где персу-агорафобу пережидать спектакль. Ан, нет, с восточной стороны, где кафе, есть достойные опоры, чтобы робко переминаться с ноги на ногу.

[Учебная Тревога]

А мне Джерома напомнил рассказ.) Эксцентричность и милая ворчливость, общая тональность текста. Мило.)

[Бергольв]

Мило.)

Тому виной крепкая нота чиклита! Лишь бы мальчишки в лиричности не заподозрили - засмеют ведь злодеи! Думаете то, что в рассказчики вписал даму, вуалирует достаточно? )))

Спасибо, Бергольв, за новую информацию и дополнительный урок поиска. Непривычно звучит, вот и акцентировал внимание.

Не, иногда полезно вставать в стойку. На то и щуки в пруду, чтоб карасей вовремя подавали.

[Мегана]

Рассказ очень понравился. Вначале, пока ещё ничего не было понятно, казалось, что сюжет, если и присутствует, то закамуфлирован так, что ему позавидуют и бывалые диверсанты. По ходу чтения возникали мысли о том, что это напоминает коробку с пазлами: смотришь на отдельные фрагменты: сосиску в тесте, коробку, суперинтенданта, театр - и не понимаешь, что и каким боком надо сложить. И вот, когда я поверила в психоз героини, когда юмор из чрезмерности стал естественным явлением, все части вдруг чудесным образом встали на места, и это оказалось очень красиво и интересно. Настолько, что разбирать рассказ в поисках нестыковок и корявостей совершенно не хочется. Я не говорю, что шероховатостей в рассказе нет, наоборот, их много, но они настолько естественны, что без них рассказ больше потеряет, чем выиграет.
Поэтому хочется сказать только одно: пишите ещё, пожалуйста!))

[Бергольв]

Вначале, пока ещё ничего не было понятно, казалось, что сюжет, если и присутствует, то закамуфлирован так, что ему позавидуют и бывалые диверсанты. По ходу чтения возникали мысли о том, что это напоминает коробку с пазлами: смотришь на отдельные фрагменты: сосиску в тесте, коробку, суперинтенданта, театр - и не понимаешь, что и каким боком надо сложить.

Ну, да. Лорэн Кук раскрывала карты постепенно, чтобы доказать посылку: настоящее искусство - жизнь.
Спасибо.

[Бергольв]

Наверное, для предварительного знакомства пары проб пера будет достаточно... Из лёгкого, шутливого и лиричного, думаю, есть ещё, чем поделиться. Если б играл в логлайны, то составил бы "формуляр" к этой байке примерно так:
Бессмертный вурдалак защищает от охотников загадочного ребёнка, не зная, что тот ведёт его к последнему в жизни приключению.

Упырь

Я живу так давно, что слышу, как плывут облака. Поздними вечерами ради их шелеста расправляю кожистые крылья и, присев, взмываю на один из горбатых фонарей, которыми утыкан переулок. Устраиваюсь у алюминиевого плафона, как на жерди. Смотрю в небо –река меж обрывистых берегов стен. Внимаю.
А усыпанный леденцами света город засыпает. Далёкий шорох шин. Где-то тихо играет радио. Впадаю в дрёму и я.
Из моей мастерской донёсся бой кентерберийских напольных часов: бам-м-м. Час ночи. Колокол ещё тянул мучительно густую, бархатистую ноту, когда раздалось звонкое:
- Здравствуйте!
Подо мной, задрав голову, стоял мальчишка: истоптанные кеды не по ноге, шорты, курточка поверх грязной рубахи. Такой лохматый, что я невольно провёл ладонью по гладкому черепу: эх, где мое кучерявое детство?
- Ты меня видишь?!
- А вы невидный? – смутился он. – Извините.
- Стоять! - Чтобы увидеть меня, когда не хочу того, надо быть или вурдалаком, или охотником. Я в мгновение ока оказался рядом. Переломился в пояснице, приблизив лицо. К слову, на конкурсе двойников графа Орлока я б и без грима взял первое место. – Ты кто?
- Сашка, - признался он.
Плохо. Малолетний истребитель бросился бы на меня, не умея контролировать звериный инстинкт: встретил кровососа – убей. Сашку кто-то обратил.
Взрослому новичку приспособиться легко. Ещё и удовольствие получит, войдёт в раж. А вот дети – другое дело. Хуже жирного прыща на лице красотки. Ровесники чувствуют инородца, не принимают. Почти невозможно найти убежище. Приходится ночевать по помойкам. Конец всегда один – встреча с гончими, травля. Будет ли его смерть легка? Сомневаюсь.
«Плохо», - подумал я снова, как если бы пробовал слово на вкус впервые. Сглотнул. Вслушался в ощущения. Безразличие – давно не второе, первое моё имя. В реальном мире меняются даже трупы – разлагаются. Но не те, что смогли договориться с вечностью или… в упор не помню, чью там лапу надо пожать. Мне должно быть все равно. Тогда откуда выскочило «плохо», откуда покатила волна глухой, удушливой ярости? Я будто выныривал из многовековой спячки.
- Сколько тебе лет, Сашка?
Он охотно растопырил пальцы:
- Пять.
- Большой, - подыграл я и присел на корточки. «Обращённые дети неуправляемы, непредсказуемы и сильней взрослого вампира, - перебирал я оправдания. - Уж лучше я его, чем охотники». – Прощай, Сашка. И поверь, обязательно найду паскуду, что сделала это с тобой…
Он недоумённо уставился на свою грудь, в раз потемневшую от крови рубаху, отполированную рукоять кола, и расплакался:
- Я думал, вы поможете. Я думал, вы монтёрный, а вы дурак.
- Иди ж ты.
- Куда? - поинтересовался он сквозь слёзы.
- В задницу! – Не могла у него кровь пойти, ну, никак. И устоять не мог – я не мажу, мать вашу. Даже руку подставил, чтобы подхватить, чтоб унести, чтобы лететь по крышам с единственной и сладкой мыслью: «Отомщу!» А он… не охотник и не вампир. – Да кто же ты?
- Сашка, - повторил мальчишка.
- А я, э, Борис. – Не помню, моё ли это имя. С меня станется брякнуть первое, что пришло в голову. Ай, без разницы. - Борис вурдалак.
Сашка тут же заговорщицки выпалил:
- Тоже варенье любите?!
- Ага. Только давай сначала эту штуку из тебя вытащим…
Я покосился на пёстрые до рези в глазах занавески соседнего особняка и прижался ухом к его груди: чудеса – сердце билось, не живой и не мёртвый. Затем увлёк ребёнка в полуподвал. Сашка ахнул:
- Сколько часов!
Уложив мальчишку в кровать, устроился в широком, основательном кресле, прихватив пухлый сборник – Хорхе Гильен. Пусть знаю наизусть. Ощущение книги в руках делало крепко сбитое кресло незыблемым и в то же время ирреальным. Его добротность растворялась, напоминая о себе лишь ненавязчивым уютом.
Сонный Сашка, - вряд ли он понимал, что творит, - поднялся. Прошлёпал босыми ногами и, взобравшись на широкий подлокотник, свернулся калачиком. Засопел в моё плечо. Тёплый. Я тряхнул головой, сбивая неуместную мысль: «Вот жизнь моя», - и погрузился в сборник.
Наутро повёл его в зоопарк. В оборотней не верю, но чем чёрт не шутит. Вдруг от него звери шарахаться станут. Не стали.
- Мороженое?
- И на пони кататься, - решил он тоном кутилы, мол, гуляем. Удовольствие, на мой вкус, сомнительное, но Сашка радовался, размахивая рукой так, что эскимо с палочки упорхнуло к енотам. «Дядь Борь, смотри, какой я лошадист!»
На обратном пути заглянули в магазин. За баночку тёртой малины я отвалил, как за мешок сахара. И кто теперь кровосос?
А у входа в мастерскую нас поджидала тощая старуха в просторных шальварах. Взгляд тяжёлый, хоть гвозди забивай. Мальчишка благоразумно нырнул за полы моего плаща, но она бесцеремонно распахнула их и взялась изучать Сашкину шею, нюхала руки. Наконец выдохнула:
- Кто он?
Спросила бы чего полегче, мегера.
- Это загадочное существо называется ребёнком, - съязвил я. – Попросили присмотреть…
- Козла за капустой. Тронешь, убью, - пообещала Мария и широко зашагала через дорогу.
- Занавески смени! – крикнул я вслед и сплюнул. – Ведьма.
Право, когда смотрю на них, так и вижу безутешную цыганку в панталонах, с которой содрали юбку. Мария, не оборачиваясь, показала традиционный жест. Не от локтя, с размахом – от самого плеча.
Не ведьма, конечно, старый враг – охотница. В молодости была, ну, точной копией одной из подруг Бонда, которую играла Даниэла Бьянки. Это вносило в наши отношения некоторую путаницу. Она бегала за мной, я гонялся за ней. Нет, всё было чинно, насколько позволяли обстоятельства. Мария резала и рубила меня, стоило дотянуться. Я культурно давал сдачи. Пару раз лежали в обнимку, но только по причине изнеможения. Никак не могла принять, что я неубиваемый. Всё искала способ извести. Было б зачем.
Мне тогда, как всякому влюблённому дураку, мнилось, будто нашла-таки на меня управу, но рука не поднималась. А она впадала в бешенство, когда отпускал живой. Вроде как обесчестил. Ругалась чище пьяного боцмана, трава под ногами жухла. Так и кружили вокруг друг друга, устраивая неприятности. С годами как бы успокоились. Вывод: судьба – дура.
Вряд ли Мария не почуяла обмана. Конечно, ломала комедию. Теперь будет выжидать, готовиться к удару. Моя школа! Втайне же я был рад её видеть. Ещё вчера не могла подняться с постели. Думал, всё, пришло её время. Даже испугался. И грозится напрасно, больше по привычке: я живу так давно, что сердце стало призрачным – ни огнём, ни колом не взять. Интересно, когда родился Сашка?
- Сколько, говоришь, тебе лет?
Мальчишка вновь охотно растопырил пальцы. Пришлось поплевать на край платочка и стереть с ладошки пятно. Так я и поверил – пять, ха! Оказалось, во времени он не разбирался напрочь: вчера – это давным-давно, завтра – как же оно далеко, сегодня – слишком грустно.
Правда в том, что я чувствовал: его простое «грустно» больше, чем способен вынести взрослый. Потому стоило начать с элементарного. Раз принял меня за родственную душу, устроим диванный марафон. Фильм, фильм, фильм!
«Симфония ужаса» потрясла его лишь тем, как отменно лысый дядька со смешными пучками волос над ушами умудрялся наводить на округу ужас. Ещё и на меня озорно посматривал.
Бела Лугоши в «Дракуле» тоже крючил пальцы, хлопотал лицом так усердно, чтобы сделать страшно, что Сашка покатывался со смеху. Да, взрослые невыносимо забавны, когда пытаются быть серьёзными.
За три вечера я выяснил: по-настоящему, со всей ребячьей дури, он позавидовал вампирской судьбе, когда какой-то гримёр не пожалел варенья, вымазав лицо очередного напудренного героя. Варенье Сашка любил. Очень. С того дня, сколько бы календарей ни летело в ворох макулатуры, его время топталось на месте. По моим прикидкам получалось, он немногим старше Марии.
Но как бы давно ни родился мой новый знакомый, он всё тот же пятилетний Сашка, чьё детское желание невозможно глупым образом сбылось – получил бессмертие вкупе с неутолимой жаждой… варенья. И всё же надежда теплилась: «Однажды я умру», - говорил мой Варенник. Не потому что хотел. Ему было страшно: «Все умрут, а я останусь?»
Я честно старался отвлечь его от этих мыслей. Сдуру, педагог из меня тот ещё, сводил на кладбище.
- Смотри, разве хорошо быть зарытым?
А он показал на похоронные процессии:
- Тогда зачем такие очереди?
Заодно тщетными оказались попытки привить ему чувство времени, хотя за этим Сашка и пришёл. Верил он искренне, будто сумею это исправить. Настойчиво предлагал помощь: «Хотите, потикаю?» Ведь я не простой вампир, а «монтёрный». Насколько для него время важно, я понял после нашей первой и единственной страшной ссоры.
Сашка забрался на табурет и неистово крутил пальцем стрелки. Гордость коллекции, кентерберийские напольные часы! Моё мёртвое сердце ухнуло и покатилось под откос.
- Что ты творишь?!
- Чиню.
Я бросился к паршивцу, чтобы схватить за ворот. Он отмахнулся, казалось, играючи. Чуть голову мне не снёс.
- Ах так!
Через минуту я, лёжа затылком на ступени, обозревал руины, в которые превратилась мастерская. Варенник забился с покорёженным циферблатом в угол и зло вращал эти грешные стрелки.
- Чинись, чинись, чинись!
- Рококо, - жалобно прохрипел я, вытягивая из шеи отвёртку.
- Чинись!
Ещё минута и моя улыбка едва помещалась на лице. Сашка как бы невзначай примостился рядом и как бы случайно гладил по голове.
- Трещит, - пожаловался я.
- Совсем чуть-чуть, я ведь не слышу, - успокаивал Варенник.
Мои уши заложило протяжным гулом. Его грустно – это невыносимо больно! Иначе бы не мотал время назад. Я почти задыхался от того, что стоял на пороге крохотной, но такой огромной тайны, что готов был сам вертеть стрелки в обратную сторону: «Чинись, чинись…»

***

Я так давно не пью крови, что люди мне не интересны – пыль. Только охотники, мягко говоря, не совсем обычные существа.
Молоточек между медными чашами старинного телефона всполошился. Я прислонился плечом к стене и традиционно аллокнул.
- Мальчишка не человек, - сообщила Мария.
«Началось, - осклабился я. Проще снести с путей паровоз, чем охотников, что встали на след. – Тряхнём стариной».
- Это угроза или предупреждение?
- Тебе решать…
Молчу. Ждёт. Трубка не успела упасть и качнуться, как я уже был в особняке через дорогу. Меня встретили перепуганные лица, три тяжёлых арбалета и трясущийся в руках красноротой девицы веник. Мария шагнула от кошмарной занавески и насмешливо буркнула:
- Яду?
Я присел на краешек вульгарно удобного кресла. Сложил кисти на голых коленях. Ещё бы, примчался в мятых трусах. В глазах охотницы плескался удалой сарказм: «Душка, да и только».
- Разливай.
Вскоре она поставила на низенький столик поднос с чайником, не забыв тарелку с пирожными и золотистые дольки айвы в янтарном сиропе. Из миниатюрной сахарницы торчали серебряные щипцы.
- Ты ведь не будешь вмешиваться? - начала Мария с главного.
- Буду.
- Как?
- Активно, - пообещал я, прихлёбывая из пиалы. Насладился смесью разочарования и решимости на её лице. Потянулся за оранжевой мармеладиной. – К часу приведу его в парк лично. У вас одна попытка.
- В обмен на?
- Банку этого… - мой ноготь стукнул по кромке чашки. Ещё два раза. Я вслушался. Хор-рошая чашка. Борта округло завершённые. - Варенья.
Молчит. Жду.
- Лида, приготовь.
Красноротая издала вздох облегчения и скрылась в дверях вместе с веником. Молодцы с арбалетами улизнули следом. Я б от себя тоже дал дёру, только бесполезно.

***

За тем, как убивали мальчишку, я наблюдал со скамейки с ленцой: мне ли не знать – неуязвим совершенно. Позади Сашки присела шатенка и нежно обняла. Предплечье под подбородок, чтобы не укусил, вторая рука не даёт дёрнуться. Её напарник тотчас плеснул в лицо жертвы из склянки и повторил мою ошибку – удар колом. У Варенника от обиды навернулись слёзы.
А кругом заливались птицы. Солнце дробилось в листве, дрожало цветными пятнами. Какая-то женщина – в её коляске спал младенец – одарила на ходу печальной улыбкой:
- Всё будет хорошо.
- Уйди, - огрызнулся Сашка, - не тебе плачу. - И вместо того чтобы высвободиться – ему-то раз плюнуть – запел. Я с мстительным удовольствием наблюдал за тем, как ползут вверх брови горе-убийцы.

*В комнате разбросаны игрушки,

Дети спят и видят сладкий сон.

Как лиса у них ворует сушки,

Хулиганит у калитки слон...

Сашка пел, а он безостановочно, пока ошеломлённая шатенка не разжала рук, коротко и мощно вгонял кол. Раны, плеснув кровью, затягивались тут же. Охотник выдохнул:
- Что ты за тварь?!
Ой, зря. Толчок! Через секунду полёта он встретил хребтом ствол каштана. Хакнул и обмякшим уголком рта выпузырил слюнявый шарик.
Сашка подбежал ко мне, виновато ухватил за палец:
- Я не хотел, драка сама из меня полезла.
- Он первый начал, - успокоил я. – Почему ты запел?
- Смотри, дядь Борь, как я колесо умею. Оп!
- Молодец. Почему ты запел?
- Ещё колесо – оп! Видел, да? Повторить?
Моя улыбка снова не помещалась на лице. Варенник так наивно отводил глаза, что всё становилось на места и без объяснений. Я блаженно щурился, считая, что секрет разгадан.
Пока Сашка носился за бабочками, достраивал детали. Мне нравилась версия, - иногда я до тошноты сентиментален, - где он взбегает подобно таракану по стене дома. Ныряет в зев форточки и сталкивается с девчушкой за столом, которая не пугается, не замахивается, а протягивает перемазанную вареньем руку: «На».
Сашка просто не мог не привязаться к той, что приняла его. А по ночам, поскольку она боялась темноты, мальчишка проникал в спальню и напевал. Одна беда: несмышлёныши в попытке нащупать правила мира нарушают их на щелчок пальцами. Раскрылись… Перепуганная мать бросилась на защиту чада. Сашка с каждым ударом швабры по лицу пятился к окну, в которое и утёк. Однажды вернулся, но квартира опустела…
Да, когда-то он потерял человека столь близкого, что жаждал повернуть время вспять. А бесхитростная песенка, что когда-то связывала их, стала зовом. Он надеялся, что тот, кого любит, услышит. И этот кто-то связан с охотниками!
Когда суть разгадки в твоих руках, клонит в сон. Я разинул пасть, пытаясь вызвать сладкое и в то же время бессмысленное движение челюстями. Нет, не зевалось. И от удовольствия не хрюкалось. Скорей, наоборот. Что-то я упускал.
- Скотина, - дохнула в ухо Мария, присаживаясь рядом. – Ты знал.
- Всё опыт, сын ошибок трудных.
- Упырь.
- Стерлядь.
- Держи.
Я почувствовал у бедра приятную прохладцу баллона с вареньем.
- Айвовое?
Она изволила повернуть ко мне нос. Облила щедрой порцией презрения. Фыркнула и отвернулась с видом оскорблённой королевы. Не дождавшись колкости, стиснула кулаки.
- Договаривались о банке, а принесла всё, что осталось. Ты мне должен.
- Вместо литра три, - протянул я. Закатил глаза, производя скаредный подсчёт. – Хорошо, два вопроса, два честных ответа.
- Его возраст? – быстро, словно я мог передумать, начала она самый короткий допрос свидетеля.
- Вы ровесники. Сашка, скорей, чуть старше.
- Тогда почему кол не берёт?
- Не знаю. – Увидев злость, с которой она задвигала бровями, повторил с расстановкой: - Не знаю. А догадки тебя вряд ли устроят.
- Уж позволь самой решать.
- Хорошо. Думаю, его сердце и без того разбито. – Я и сам не заметил, что не столько отвечал, сколько размышлял вслух. Её присутствие странным образом стимулировало мысль. – Если так, то сначала нужно собрать осколки, склеить и только потом убивать.
- Как собрать?
- Мне не нравится наш разговор.
- Потому что глубоко внутри ты уже проделал это. Не раз. И чувствуешь, что пойдёшь до конца. Такова твоя натура – убийца. Это ведь естественно, как если бы гусеница пряла кокон. Отказаться не может. Да, тебя тянет зажмуриться, чтобы не видеть, но веки становятся прозрачными.
На секунду во мне колыхнулся ужас и тут же уступил место щемящему звону. Тогда я осознал: тягучая, бархатистая нота не отпускала меня с той самой ночи. Бам-м-м! – и призрачная мышца в моей груди заныла, предчувствуя скверную развязку. Нет, Сашка не хотел вернуть время, он хотел его выиграть. Варенник торопился, безошибочно выбрав лучшего помощника – вурдалака. Но зачем?!
Пальцы свела судорога. Я прижал ладони к ушам, желая заглушить кентерберийскую ноту. Бесполезно.
- Хорошо! – сдался я. – Собирай охотников. Всех.
- Но?
- Едва Варенник станет уязвим, будете иметь дело со мной. Хоть одно движение в его сторону, один кривой взгляд…
Мария отнеслась к предупреждению серьёзно:
- Никто не возьмёт оружия. Обещаю.
Так я и поверил.

***

Я стоял на маленькой сцене унылого клуба. Рука покоилась на Сашкином плече. Когти выпущены, клыки блестят – весел и равнодушен. Бледные лица охотников говорили, что чувствуют мой настрой. Нет, я не ненавидел их. Мне снова было все равно. По закону подлости кто-то пронёс арбалет и спустит тетиву? Смету и эту пылинку.
- Дядь Борь, я сам.
- Что? – будто выбираясь из-под толщи воды, спросил я.
- Иди, сядь, - попросил Варенник. Добавил с гордостью: – Я тебе лучшее место занял.
Само собой, первый ряд. Сильнейшие бойцы Марии и она сама стояли спиной к сцене, чтобы видеть зал.
- Хорошо. Только ты, если что, сразу падай. Понял? Не вздумай помогать мне. Как я тебя учил?
- На пол и закрыть голову.
- А я рядом. Уйдём мигом.
- Дядь Борь!
- Иду.
Сашка прокашлялся. Затянул в тишине:

Веером целую твои руки,

На губах читаю твой ответ.

Отгоняя от себя разлуку,

Я ищу в глазах надежды свет.

Чтоб тебя, Мария! Лицо её вытянулось. Подбородок задрожал. Она беззвучно открывала-закрывала рот, поворачиваясь к сцене. Когда встала на колени перед Варенником, звон в моих ушах перерос в гул, стал настолько могучим, что слов я не различал. Не мог пошевелиться и оторвать глаз от того, как Сашка взял её иссушенную годами кисть, прижался к ней щекой с потусторонней улыбкой. Мальчишка светился изнутри и распадался на тысячи тихих светлячков.
Никто его не убивал. Он умирал от переполнявшей его нежности. Вскоре охотница обнимала пустоту. Одна.
Стихал и оглушительный звон в ушах. Он словно утекал за чем-то несбывшимся, пел издалека: «Прощай!» Я отчаянно дёрнулся следом и...

***

… едва не рухнул с фонаря.
Час ночи. Колокол кентерберийца почти завершил мучительно густую, бархатистую ноту. Чтоб тебя, Мария! Я взмыл летучей мышью, метнулся в сторону пёстрых занавесок. Торопливо стёк с подоконника в комнату.
Охотница лежала на топчане. Годы брали своё, она умирала. Повернув голову, бессильно удивилась:
- Боря?
Я не произнёс ни слова. Лишь взял её слабую кисть и прижался щекой. Где-то тихо играло радио:

Дни бегут и кружатся с метелью,

За окном искрится белый снег.

И луна, рисуя своей тенью,

Ищет свой серебряный портрет.

Согласитесь, не такая уж дурная смерть от того, что ты переполнен любовью. К тому же, я так давно родился, что сам себе казался сном.

*«Возвращение» Стихи: Михаил Гуцериев. Музыка: Владимир Бакуменко.

[Бергольв]

Варенник (монтёрный?), по крайней мере для меня, это что-то новенькое)

Из серии "так говорят дети". Мастерская с кучей часов или лазает по столбам? О, значит монтёрный! А насупиться - налопаться супа, всадник обязательно лошадист и т.п. ))) В общем-то, тут крепкие аллюзии к "От 2-х до 5-ти" Корнея Чуковского.

Немного параллельность в финале не понял.

Сон длинною с кентерберийскую ноту ))) Развязка дана во сне. В реалии упырь повторяет "подвиг" Вареника, который спешил, пока не поздно, признаться Марии в любви.

Необычная фраза и хорошая -- это ещё надо научиться слышать)

И не раз обыгрывается рефреном - очередная аллюзия. Как бы с первой фразы рассказал всю историю. Конкретно если, то проброс к Арсению Тарковскому:

Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студёная вода.
А я лежу на дне речном,
И если песню петь -
С травы начнём, песку зачерпнём
И губ не разомкнём.

Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далёкий свет, высокий дом,
Зелёный луч звезды.

Я так давно родился,
Что если ты придёшь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь.
А я тебя удержать не могу
И если ты уйдёшь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.

[Putnic]

Упырь хорошая вещь. За первый текст можно пнуть. За второй... Второй можно перечитать. Мне нравится вкус слова. Смелый повар. Удачно.

[Бергольв]

За первый текст можно пнуть.

Фу, как неэстетично! Человека ногами. Художника обидеть легко )))

К слову о вкусах. Те, кто далёк от фантастики и мистики, больше предпочитают "Последнюю премьеру". А (условно) фантастам ближе "Упырь". Хотя на мой взгляд он по структуре и исполнению гораздо проще. В нём от "низкого" чиклита больше. А вообще, и то, и то обычные пробы пера.

[Putnic]

Фу, как неэстетично! Человека ногами. Художника обидеть легко )))

К слову о вкусах. Те, кто далёк от фантастики и мистики, больше предпочитают "Последнюю премьеру". А (условно) фантастам ближе "Упырь". Хотя на мой взгляд он по структуре и исполнению гораздо проще. В нём от "низкого" чиклита больше. А вообще, и то, и то обычные пробы пера.

Ты так думаешь? Докажи обратное))

Видел божью коровку на кончике пальца... Дойдя до края она летит)))

[Учебная Тревога]

Текст вызвал ассоциацию с калейдоскопом. Смотришь в него, поворачиваешь и цветные стёклышки складываются в чудесные картинки. Каждая - мир, так и в рассказе, много слоёв, можно смотреть с разных ракурсов. Главное, не вникать , не ломать и не разбирать калейдоскоп.) ИМХО

[Бергольв]

Ты так думаешь? Докажи обратное))

По обычаю пусть лошадь думает. У неё голова большая, если не с ноготок, махонькая - хоть табун в кулёк насыпай, лишь бы с семечками не спутали (с)

Текст вызвал ассоциацию с калейдоскопом. Смотришь в него, поворачиваешь и цветные стёклышки складываются в чудесные картинки. Каждая - мир, так и в рассказе, много слоёв, можно смотреть с разных ракурсов. Главное, не вникать , не ломать и не разбирать калейдоскоп.)

Может, и так. Сны они такие.

Побродил по форуму. Присмотрелся. Жаль, что учебный раздел слабенький. Ритмику конкурсов ещё не уловил. Если правильно понял, личные каюты иль кубрики в этом разделе - авторское пространство типа вотчины, где можно и работы свои выкладывать, и обсуждать, по сути, всё, что кажется на данный момент актуальным в рамках творчества.

[Putnic]

По обычаю пусть лошадь думает. У неё голова большая, если не с ноготок, махонькая - хоть табун в кулёк насыпай, лишь бы с семечками не спутали (с)

на мой взгляд он по структуре и исполнению гораздо проще. В нём от "низкого" чиклита больше.

Предположил бы, что больше от от автора. Хотя два текста мало. Но. Если второй мне видится органичнее к применению вкусовых пристрастий в игре слов и понятий, то первый в силу тех же причин эклектичнее. В нем жанровость синтетика. Автор все время подстраивается и все время сворачивает в сторону своих предпочтений.

Ну и потом, без отравленных чернилами махово-подмышечных перьев, про лошадь не ответ. Про лошадь - про автора. Не хочет он поперек, а хочет вдоль... А я поговорить, но не о авторе)

[Бергольв]

Предположил бы, что больше от от автора.

Значит, читателю видней. Впрочем, основную посылку отметил:

А я поговорить...

Я слишком прагматичен, чтобы говорить об эклектике хоть текстов новичков, хоть золотого фонда литературы. Это как беседа поваров, что склонились над кастрюлей и думы думают о сочетании наваристости с цветом. Блин, всё ж просто! Съедобно, вкусно? К столу, к столу! А говорить о том, как варёная морковь поверх листа салата лежит - заранее зеваю. Пусть эклектично, пусть. Ни в одном глазу не против )))

[Мегана]

Упырь

Красиво... Наверное, этот рассказ понравился даже больше первого. Особенно понравилось, что Сашка оказался зависимым от варенья. Варенных вампиров ещё никогда не видела, даже представить себе таких не могла! Оказывается, и такое бывает)))
Смерть от переполняющей любви - тоже очень необычна, и, несмотря на то, что это конец, в рассказе она воспринимается светло и естественно. Как будто, это единственно правильная смерть (если так можно сказать).

- Смотри, разве хорошо быть зарытым? А он показал на похоронные процессии: - Тогда зачем такие очереди?

Прекрасный диалог!
Вообще, как для серьёзного рассказа (я считаю его серьёзным), в "Упыре", - как бы мрачной истории, - очень много юмора. Это из какого-то анекдота или собственное? Мне очень нравится.
Вам удаётся совмещать несовместимые вещи, при этом избегая перегибов. Есть такой вид оптических иллюзий, когда внутри расположенных в определённом порядке предметов, вырисовывается что-то другое (например, треугольник Каниша). Читая ваши работы, возникает как раз такое чувство, что настоящий смысл истории умело вписан между строк, вы настолько хорошо подбираете оформление для своей идеи, что она возникает в сознании как бы сама собой - и это удивительно.

[Славянин казак]

Дорогой, жду продолжения, пишешь здорово.

[Бергольв]

Прекрасный диалог! Вообще, как для серьёзного рассказа (я считаю его серьёзным), в "Упыре", - как бы мрачной истории, - очень много юмора. Это из какого-то анекдота или собственное? Мне очень нравится.

Источником "анекдота" письма читателей К.Чуковскому о том, что отжигают их дети. И, действительно, многие бородатые анекдоты выросли из этих писем.

Дорогой, жду продолжения, пишешь здорово.

Пока обживусь, поверчу головой по сторонам. С ходу пресовать чужой глаз обилием проб - не дело.