Не за что, ЗП.
да, бывает и специально готовишь место для такой строчки, но там она сама организовалась помнится.
Что-то вдруг типа проза из меня стрельнула.
давно такого не было...
***
Даже если ты будешь раньше меня в моём сердце – я узнаю тебя по эху твоих шагов. Настолько я пуст. Но если ты была в моём сердце, если пустота заполнилась отзвуком тебя – значит и в ней есть смысл. И если я пришёл в своё Сердце – кто-то открыл мне изнутри. Ты была здесь. Скажи мне, ты прячешься? Я говорю не вслух, но здесь меня должны услышать. Это же моё Сердце. Если конечно оно не оглохло, что очень даже может быть. Теперь ведь шумно – пули, снаряды, гранаты, кричащие калеки... через них пришлось продираться сюда... да, через них. Они большие для Сердца, если я их впущу... ничего хорошего для сердца не будет. Но с ними хорошо справляется благоразумие, внимание, милосердие иногда просыпается... а для настоящего Сердца тяжелы они. Маленькое оно – из Внешнего. Внутри же – ау...ууу...у, эхо...хо...о...
Простите. Не случилось мне стать архитектором прекрасной души.
Господи!.. а если она и правда была здесь... какой кошмар. Она видела... конечно, конечно же сказав о пустоте, полной пустоте – я погорячился. Здесь пыльно. Это – впустую потраченное время. Хотя дело конечно не в пыли...
А дышать стало легче, чем раньше. Неужели окна открыты? Да! Окна высоко. Мне приходилось подпрыгивать, чтобы открыть хотя бы одно, но устроены они так, что легко захлопываются ветром из Внешнего. Если же окна открыть – за ними запах горного воздуха, дикого горного воздуха, как будто состоящего из ароматов самых разных трав... и безветрие. Нелогично, правда?
В прыжке при открытии окон иногда даже удавалось зависнуть. Ещё реже – вылетал из окон, и летел далеко, далеко... оглядывался – и Сердце было как будто на том же расстоянии. Это потому, что когда летел, Сердце становилось большим... но увы, увы, летел один... а там, в сердце, хозяйничал кто-то неосторожный... а потом раздавался звон, а иногда и хруст – и я понимал, что надо возвращаться – я начинал падать. Успевал – иначе бы сейчас не говорил. Но никого уже не заставал.
Однажды здесь была ведьма. После случившегося никак иначе её не могу. Красивая, чёрт возьми. И чёрт видимо взял. Появилась она буквально из-под земли и вылетела как «метеор наоборот», через крышу. Грохот был оглушительный...
А пробоину заделать не успел. То ли случайно, то ли время подошло, так или иначе – взошло Солнце. Такое Солнце восходит хотя бы раз, наверное, в жизни каждого человека. Прямо над крышей, в эту самую пробоину, лился горячий, жёстко обжигающий свет. И тянул к себе, как мотылька может завлечь огонь лучины. И я пошёл к свету. И конечно же начал сгорать. Но я хотел знать, что это значит – сгореть. Приблизительно представлял, на что иду. Любопытство... в более широком смысле, чем просто любопытство. Точнее было бы сказать – опытолюбие: формальный смысл не меняется, а оттенки сущности слова передаются чётче.
Часть меня может быть до сих пор в виде пепла падает в ту бездну, из которой вдруг вылетела ведьма... Другая же – поднялась высоко высоко в виде пара и даже коснулась Солнца, а потом стала дождём. Дождь окропил почву, из почвы, притворившись растением, возродился я. И Сердце стало иным. От пробоин и Солнца остался только тёмный след на светлом покрытии. На полу я нарисовал его, цветным песком, как рисуют буддистские мандалы монахи... но не рушил, как делают они со своей моделью бренного мира. На потолке – будто сама собой, в противоположность Солнцу – стала проступать Луна... наступила блаженная, прохладная ночь. Я потерял ощущение времени. Как писали древние: «Солнце есть светило обшее, Луна есть светило сокровенное». Я закрыл глаза и стал впитывать эту сокровенность, как деревья впитывали дождь, которым я пролился. И с закрытыми глазами, ориентируясь на обострившиеся от сокровенности ощущения, наощупь стал изучать Сердце. Острое, ускользающее, волнующиеся под пальцами. С открытыми глазами проще.
Осторожно я подошёл к стене, на которой обычно проступали образы самого важного, что бывает у человека в глубине. ...и пальцами почувствовал стекло. Стекло вместо привычного камня. Открыл глаза. А там – окно. И утро. Я шёл туда, где стена. Туда, где должна быть стена... Но там только утро. Я видел рассветное Солнце – и оно не жгло глаза.
И я вышел навстречу Солнцу, зная, то не попаду во Внешнее. Закрыл дверь и выбросил ключ в бурную реку, в которой игриво отражался солнечный диск. Зачем? Не знаю... наитие. Бывает, действую по наитию – так жизнь начинает казаться полной загадок и неожиданностей, в противовес рациональности и предсказуемости. Много ли, мало ли времени провёл я перед этим рассветным Солнцем, вслушиваясь в речной шум, слушая его музыку, но эта музыка позвала меня сюда. Ключей у меня не было. Но на дороге к Сердцу были белые следы... и здесь – они же. Я слышу эхо шагов, оставивших их, или мне всё это кажется? Если ты была здесь – приходи. Ты же знаешь, что я выбросил ключи...
