Отправлено 18:42:22 - 22.09.2010
Запоздалое эхо
Ночь скреблась бродячей кошкой в дверь старого дома на городской окраине. Мелкий осенний дождь наполнял воздух сыростью, пробирался в щели. Заставляя недовольно потрескивать пламя свечи.
Лежащий на кровати человек не был стар, хотя выглядел изможденным стариком. Темные глаза неотрывно наблюдали за прихотливым танцем огненного язычка, а мысли... Мысли устремились на свободу, словно спеша расстаться с умирающим телом. В мыслях было лето и трава покорно ложилась под ноги, а пушистые персики в саду манили смуглыми щечками. Там заблудилась молодость, мечты, надежды. Там Она, в белом ситцевом платье и кокетливой шляпке на рыжих кудрях каталась на старых качелях и улыбалась ему. Только ему.
Человек с трудом перевел взгляд на портрет в изножье кровати. Из рамы темного дерева женщина смотрела любяще и печально. Такой же взгляд она дарила ему, когда под кистью возникали милые сердцу черты, когда он магией, данной каждому художнику, навеки остановил время в прямоугольнике холста. На портрете любовь не состарилась: фарфор лица, обрамленный пышно взбитыми локонами, чуть надменно приподнятый подбородок, платье с высоким воротником, украшенным черной камеей.
Горькая улыбка скривила губы старого художника. История их любви для постороннего взгляда была банальна, как дешевый роман. Она – богатая, хорошо образованная графская дочь, дитя своего времени, и он – бедный живописец, дворянин лишь формально, потомок разорившегося рода. Случайное знакомство: девушка увидела его картину на выставке организованной его учителем и уговорила отца пригласить художника в имение.
Чувства вспыхнули внезапно – с мимолетной улыбки, с взгляда, с первых слов. Она была невероятно интересным собеседником. Вечера проходили за чаепитием и неспешными дискуссиями, во время которых она оживлялась, голубые глаза сверкали, и на бледных щеках выступал румянец. В такие моменты он готов был отказаться от всего, лишь бы слушать ее мелодичный голос, смотреть на легкие взмахи рук, похожих на крылья. А днем он писал ее портрет, с вдохновленной одержимостью запечатляя на полотне мельчайшие детали и мучаясь от собственного несовершенства, от неспособности передать красками неземную красоту своей первой любви...
Он не предлагал ей бежать с ним. Не мог заставить себя ввергнуть привыкшую к комфорту и роскоши девушку в пучину мытарств и бедности, закрыть для нее дверь в свет. Она не предлагала ему остаться. Их любовь не вышла за рамки улыбок и робких прикосновений рук. И, наконец, мучимые огромностью своих чувств и невозможностью их проявить, влюбленные расстались навсегда.
Он уехал. Вернувшись в город, снял комнату под крышей, днями и ночами, как безумный, рисовал ее, плачем и воем пугая пожилых соседок. Художник стремился восстановить каждое мгновение, проведенное вместе с ней.
С годами боль притупилась, лишь иногда напоминая о себе старой раной в груди. Картины принесли ему славу и доходы, но он был равнодушен к деньгам. Опустевший изнутри, жил прошлым, оставшись в теплых летних днях. Все творения, называемые льстецами шедеврами, живописец мысленно посвящал своей графине.
О ее смерти художник узнал случайно, от дальнего знакомого. То упомянул о чудаковатой молодой графине, которая будучи весьма хороша собой и имея немалое приданое, делающее ее завидной невестой, отказала всем женихам и вскоре умерла незамужней. Говорил, что отец на коленях умолял единственную дочь рассказать о своей неизбывной печали и обещал ради нее хоть отдать свои миллионы, хоть заключить договор с самим сатаной. Но графиня молчала.
Узнав об этом, художник даже не изменился в лице. Его боль была так велика, что уже не могла стать больше. В тот день он написал портрет, ныне висевший возле кровати. Для него ничего не изменилось – она жила в его памяти, в его полотнах, была единственной музой, не дающей остановиться на достигнутом.
"Портрет девушки в белом" художник отказался продавать наотрез, невзирая на предлагаемые баснословные суммы. А несколько лет спустя приобрел старый особняк и стал жить затворником. Горничная, немолодая словоохотливая женщина, приходящая убирать раз в неделю, шепотом рассказывала соседям, что хозяин особняка часами смотрит на портрет, потом садится за стол и пишет, но письма никогда не отправляет.
...Мысли роились потревоженным ульем, жалили больное сердце. Если бы можно было изменить судьбу! Он вел бы себя смелее, пытался использовать каждый шанс, не терзаясь бесплодными сомнениями.
Художник чувствовал текущие по щекам слезы, однако не мог поднять руки и стереть их. Зрение туманилось и казалось, что девушка на полотне окружена сияющим ореолом.
- Александр, - мелодичный голос заставил художника вздрогнуть. – Саша. Мой Сашенька.
Бледный призрак отделился от полотна и сел рядом на кровать.
- Этого не может быть. Это сон, - потрясенно шептал старый мастер.
- Ты не спишь и не бредишь. Я пришла к тебе. И ты понимаешь, почему, - девушка, молодая и прекрасная, как в день их расставания, печально улыбнулась и коснулась его руки.
- Знаю, Анна, любовь моя, - ее прикосновение ощущалось легким перышком. – Настал и мой час уходить. Господи, я зря прожил жизнь! Ты была в ней единственным смыслом, а я, глупец, не смог удержать тебя. И теперь умираю одиноким и забытым, без семьи и родных.
Прозрачная ладонь гладила седеющие волосы, вытирала слезы.
- Ты не один, Саша – я с тобой. Кто знает, возможно, именно в одиночестве был смысл и оно привело тебя к славе. Смотри, что ждало тебя, останься мы вместе.
Перед ним словно возникло огромное окно, постепенно приобретая объем, наливаясь красками и звуками. Видение окружило и поглотило его...
... Уютная скобяная лавка пахла железом, скипидаром и немного стряпней, чей аромат проникал из кухни. Над дверью тренькнул колокольчик, и упитанный лавочник средних лет подобрался и нацепил дежурную улыбку в ожидании покупателя.
- Папа, папа, - звонкие голоса горошинами отскочили от стен и рассыпались по помещению. Мальчик, рыжий и голубоглазый, размахивал листом бумаги, а девочка чуть постарше, с роскошной косой того же огненного цвета, возмущенно пыталась что-то сказать.
- Папа, мадмуазель Клара сказала, что у меня есть талант к рисовке, - выпалил мальчик.
- К рисованию, маленький невежа, - важно поправила его сестра.
Улыбка лавочника стала теплой и искренней. Он потрепал кудрявые головы.
- Идите обедать, - слегка располневшая, однако еще красивая женщина, вышла из кухни, и сразу стало понятно, на кого похожи дети. – И ты покушал бы, Сашенька.
- Еще дела есть, Аннушка, - мужчина поцеловал мягкую, вкусно пахнущую ладонь жены.- Закончу и обязательно отведаю твоих щей.
Хозяйка чинно удалилась, подгоняя детей. Колокольчик снова звякнул. Сосед, зажиточный портной, похожий на вешалку для своих костюмов, смущенно протиснулся в дверь.
- Тут такое дело, соседушка, - портной мялся, - слышал я, что ты раньше художником был, даже из благородных. Не-не, - замахал он руками, - я ж ничего. Люди всякое болтают.
- Правду болтают, - устало вздохнул лавочник, - художеством занимался, и неплохо, да только давно это было, уже и забыть успел. Я человек не гордый. Говори, Лев Семенович, с чем пожаловал.
- Да, понимаешь, Софья моя все за модой гонится. Портрет семейный хочет заказать и в гостиной повесить. И где я ей денег на все наберу?! Помоги, Александр Васильевич, отблагодарю чем смогу.
Насчет средств портной явно прибеднялся – дела у него шли весьма неплохо. Клятвенно пообещав вспомнить творческую молодость, Александр поднялся на второй этаж. Им овладела странная задумчивость. Открыл дверь в маленькую комнатку, когда-то служившую мастерской. Пыль взвихрилась и повисла невесомой вуалью, потревожив лоскутья паутины в углах. Посреди комнаты стоял мольберт, накрытый куском холста. Подошел и сдернул покрывало. Прошелся по скрипучим половицам. Взял в руки запыленные кисти: когда только открылась лавка, он еще время от времени рисовал, потом забросил под грузом повседневных забот. Взглянул на чистый холст, представляя, как под легкими мазками кисти на нем возникает новый мир, как тоненькая кисточка наносит завершающие штрихи на почти готовое полотно... И внезапно, в ужасном озарении понял, что не сможет нарисовать НИЧЕГО!!! Годы работы в лавке погасили огонь вдохновения, руки разучились держать кисть, привыкнув упаковывать покупки и разбирать тюки с товаром. Бережно накрыв мольберт бывший художник ссутулившись побрел вниз. Что-то в нем надломилось, что-то, чему он сам не знал названия...
...Дождь стучал в окно. Старый художник лежал на кровати, задыхаясь, а призрак его любимой смотрел на него с невыносимой нежностью.
- Теперь ты понимаешь? Нам нельзя было оставаться вместе. Я убила бы в тебе творца и ты бы меня возненавидел.
- Неправда! - Отчаянно воскликнул художник, - я всю жизнь прожил в одиночестве. Я мечтал о семье.
- Это не твой путь, - мягко возразил призрак Анны. – Мы можем выбирать лишь один раз. Не жалей о своем выборе.
В наступившем молчании шелест дождя казался плачем.
- Ты побудешь со мной... до конца? – Несмело спросил художник.
- Мой любимый глупый Саша, - смех зазвенел далекой хрустальной капелью. – Я пришла к тебе спустя столько лет. Я не оставлю тебя теперь, Саша.
Призрачные руки легко обняли художника, как никогда не обнимали при жизни, и он снова почувствовал себя молодым и сильным...
...Шквал, налетевший на рассвете, сорвал крышу старого особняка. Когда горничная пришла убирать она нашла хозяина мертвым со счастливой улыбкой на застывших устах, а картину в изножье кровати размытую дождем до неузнаваемости.