Dum spiro...
- Что?! Мы предусмотрели всё?! В твоих устах, Майкл, это не аргумент. Уж ты то, как никто другой знаешь, какие результаты иногда выдают физические эксперименты и как они согласуются с теорией. Мне даже не хочется произносить сакраментальную фразу о невозможности предусмотреть всё. – Сэм откинулся на спинку кресла. Последние три месяца он всё больше ощущал охватывающую его бесконечную усталость.
- Но ведь мы провели сотни экспериментов и ни разу, слышишь, ни разу результаты не отклонились более чем на полпроцента от теоретических выкладок. Впрочем, тебе то я зачем это рассказываю. – Огненно рыжий Майкл, у которого от волнения веснушки расцвели на лице яркой россыпью, на мгновение остановил марафонский забег по кабинету. - А теперь ты заявляешь, что наш проект, в который вложены миллиарды долларов, который ты же продвигал с невиданной энергией, в котором задействованы десятки стран – смертельно опасен не только для Земли, но и, возможно, для всей нашей Вселенной. При этом, не приводя никаких аргументов. Сэм, я физик, мне нужны конкретные выкладки, а не фразы вроде: "Я чувствую, что мы, что-то упустили". Френк, ну хоть ты ему скажи!
Френк Дихау, старший инженер проекта, за последние пол часа не проронивший ни слова, поднял свое грузное, без малого двухсот пятидесяти фунтовое, тело с дивана и грузно прошел к окну. Посмотрел на сверкающие, на фоне синего неба, вершины гор, как будто надеясь у них получить ответ. Затем обернулся к своим собеседникам.
- Я, конечно не ученый, и ваших тонкостей не понимаю. Но у меня за спиной десятки научных проектов. Начатых с котлована и законченных той непонятной хренью, которую вы потом радостно запускаете. И вот, что я скажу. Можете сколько угодно размахивать руками, стучать по столу и топать ногами. Если у вас нет конкретных аргументов против проекта, никто не позволит пустить на ветер деньги налогоплательщиков. Сэм, установка проходит отладочный цикл. От тебя уже ничего не зависит. Хочешь ты того или нет, через три месяца состоятся испытания. И только тогда все увидят, оправданы ли твои опасения. – Френк пожевал губами. – Или предоставь неопровержимые доказательства опасности его проведения. Хотя… Кого я хочу обмануть. Дороги назад уже нет…
Сэмюэль Гросман стоял на смотровой площадке и смотрел на воплощение своих мечтаний. В который уж раз он, сделав глоток морозного горного воздуха, затаил дыхание. Вид действительно завораживал. Кольцо горных пиков, окружающих глубокую долину, нестерпимо сияло в лучах Солнца белоснежными покрывалами вечных льдов на фоне ярко-синего неба. А в долине, расположенной в самом сердце Скалистых гор, словно гигантская ёлочная игрушка, лежала сверкающая, диаметром в пять километров, тарелка отражателя, в центре которой почти терялся белоснежный минарет вакуумного бура, вздымавшийся на километровую высоту, увитый угольно-черными и зеркальными спиралями. DDV (Deep Drilling Vacuum). Проект глубокого бурения вакуума. Его видимая и самая впечатляющая часть. Но, кроме этой монументальной красоты, сложнейшая многоуровневая подземная система, сердце которой - пять ядерных реакторов и комплекс сверхмощных конденсаторов. Именно они должны создать поток энергии, способный разрушить тонкую структуру вакуума. И тогда, по вектору оси излучателя, в ста километрах над Землей должна возникнуть точка аннигиляции. По сути, почти дармовой источник энергии. По крайней мере, теория предсказывала выход реакции на шесть порядков выше энергии инициации. В лаборатории добиться нужного результата не удавалось, слишком высок был энергетический порог. Три года он потратил на доказательство необходимости глобального эксперимента. Еще десять лет ушло на строительство комплекса. Всего пол года назад он каждое утро просыпался с нетерпением ребенка, ждущего рождественского подарка, понимая, что до исполнения своей мечты осталось на день меньше. До той памятной пресс-конференции...
Очередная пресс-конференция в здании управления проектом была похожа на десятки проведенных ранее. Видеофильм о ходе строительства и отладки, с обязательной панорамой вакуумного бура. Дежурные вопросы журналистов: сколько вложено, какие страны участвуют, как планируется использовать открывшийся источник энергии, не возникнет ли дополнительный поток радиации на Землю и т.д. На большинство вопросов отвечал Майкл, что и журналистов, и Сэма вполне устраивало. Сэм откровенно скучал, зная и вопросы и ответы, лениво скользя взглядом по многим уже знакомым лицам журналистов, когда его взгляд натолкнулся на высокого светловолосого парня в первом ряду. Пожалуй, он и сейчас не мог ответить, чем привлек его этот молодой человек, внешне нисколько не отличавшийся от своей пишущей братии. А тот, словно только ожидал, когда его заметят, поднял руку.
- Олли Готсмит. Журнал "Тайны мироздания". Скажите, а вы не думали о том, что вакуум это не просто физическая структура? Что если вакуум, всего лишь тонкая мембрана между различными Вселенными. С иной мерностью, с иной физикой. Что произойдет, если граница между такими мирами исчезнет? Можете ли вы просчитать результат своих действий?
- Ну, никаких доказательств существования, так называемых "иных вселенных", "параллельных миров" и тому подобное нет. – Сэм, позволил себе ироническую улыбку. – Структура вакуума на сегодня просчитана довольно хорошо и нет никаких предпосылок открытия неких врат...
...Звуки хлынули оглушительным водопадом, нестерпимо яркий свет обдал жаром сетчатку. Словно кто-то сдернул плотное покрывало, до того укутывавшее его сознание. В какое-то мгновение Сэм понял, что лежит на полу, на лицо ему льется минеральная вода, а вокруг, издавая нечленораздельные звуки, мечутся люди.
- Ну, ты старик даешь! – Озабоченный голос Майкла выкристаллизовался из общей какофонии.- Надо все-таки меньше работать. Грохнуться в обморок прямо во время пресс-конференции! Я, при виде такого зрелища, чуть сам не отключился. А журналюгам только подавай, я папарацци чуть не пинками отгонял. Думаю, уже сегодня ты во всей красе будешь в вечерних новостях.
На следующий день, просматривая видеоматериалы пресс-конференции, Сэм впервые почувствовал, как качнулась под ним земля. Ни светловолосого журналиста, ни тем более задаваемых ним вопросов на записи не было... Вот он вялым взглядом отрешенно скользит по лицам присутствующих, вот взгляд внезапно останавливается на одной точке, затем глаза закатываются и, он с грохотом, сметая стоящие рядом пластиковые стулья, летит на пол. Крики, беспорядочная суета, занавес. Расспросы Майкла привели к тому, что последний стал поглядывать на него то ли сочувственно, то ли подозрительно. Оказалось, что журналиста с подобным именем среди зарегистрированных не было. Да и журнала с таким названием не существует…
- Реакторы на максимальной мощности.
- Конечное тестирование системы закончено. Сбоев нет.
- Заряд конденсаторов 98%.
- Системы слежения в норме.
- Заряд конденсаторов полный!
- Дублирующие системы в готовности.
- Трансляция с сателлитов устойчива.
Доклады, звучащие в бункере управления Экспериментом звучали, словно некая армия готовилась к решающей битве. И он, Сэмюэль Гросман, самый молодой в истории лауреат Нобелевской премии в области прикладной физики, ощущающая оживший комплекс DDV, как собственное тело, до предела накачанное адреналином, когда каждая мышца только ждет сигнала к действию, был готов бросить свою армию в это сражение. Вакуумный бур и точка небесной сферы, в которой должна была произойти реакция аннигиляции вакуума, транслировались на два огромных экрана. Он знал, что сейчас миллионы, если не миллиарды людей застыли у экранов телевизоров и мониторов компьютеров, наблюдая ту же картинку. Затаив дыхание, с нетерпением ожидая начала самого глобального эксперимента в истории человечества. Эксперимента, обещавшего навсегда решить проблему с энергетическими ресурсами в преддверии очередного глобального энергетического кризиса. Чуть ли не начало Золотого века, исходя из рекламы заполонившей ТВ и всемирную паутину. Сэм, чуть дрожащей рукой, поднял защитную чеку над Кнопкой. Конечно, можно и нужно было отдать весь ход Эксперимента электронике, но он оставил за собой право Человека спустить курок «главной пушки».
- Обратный отсчет! – Голос Сэма прозвучал, словно натянутая до предела, готовая в любой момент лопнуть, струна.
На экранах мониторов замелькали цифры, продублированные электронным голосом: «10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2… zero!». Кнопка мягко, не оказав никакого сопротивления, утонула под пальцем. Человечество замерло.
Шпиль вакуумного бура оделся в пурпурное сияние, мгновением позже, пройдя все цвета спектра, сменившееся ослепительно синим. Таймер показал пять секунд, от начала эксперимента, хотя Сэму показалось, что время просто остановилось… А затем там, в черноте космоса второго экрана, возникла крохотная, но быстро растущая яркая точка. Стремительно увеличиваясь в размерах, она засияла в зените бело-голубым солнцем, ничем не уступая родному светилу Земли. Таймер монотонно отсчитывал время эксперимента, все системы работали, словно швейцарские часы и… в зале управления раздался одновременный, созданный десятками легких, вздох облегчения. Наверное, этот вздох пролетел над всей планетой. Миллионы жителей Западного полушария, от эскимосов Аляски до аборигенов Огненной земли, высыпали на улицы, любуясь рукотворным собратом родного Солнца, внезапно засиявшим над головами. Эйфория в зале управления вспыхнула не хуже аннигилирующего вакуума. Френк с нечленораздельными воплями сгреб Сэма в охапку, остальные сотрудники, не имеющие возможности прекратить мониторинг эксперимента, проявили свои эмоции радостными криками и аплодисментами. Еще бы, ни один из параметров не вышел за рамки теоретически предсказанных, это ли не триумф человеческого гения!
Вырвавшись из железной хватки Майкла, Сэм бросился к лифту и через несколько томительных минут, захлебнувшись хрустально-ледяным горным воздухом, слезящимися глазами, не мигая, смотрел на дело рук своих. Он смог… И к черту все сомнения и терзании. Смог…
- Да-а, зрелище завораживающее, - рука Майкла легла Сэму на плечо. – Пожалуй, пора давать отбой, для первого раза вполне достаточно. Мы и так уже превысили запланированное время.
Сэмюэль, судорожно вздохнул и оторвал взгляд от неба.
- Да Майкл, что-то я совсем как мальчишка. – Его сияющие глаза взглянули на друга несколько виновато. – Давай ты команду на отбой.
- Первый пост. Отбой эксперименту. Отключить энергопитание установки. – Майкл дал команду в усик микрофона внутренней связи, невольно снова взглянув на сияющий бур и подняв затем взгляд к зениту.
Сэм понимал, что в этот момент он должен быть у мониторов, оценивая картину не визуально, а с помощью тысяч датчиков, но ничего с собой поделать не мог. Бур погас мгновенно, словно выключили лампочку. Сфера аннигиляции еще некоторое время, продолжала сиять, а затем, резко сократилась в размерах и, сжавшись в точку, исчезла. Непроизвольно издав облегченный вздох, Сэм повернулся к Майклу, продолжавшему всматриваться в опустевший небосвод.
- Майкл, получилось. Слышишь, у нас всё получилось! Господи! Я был не прав со своими страхами и сомнениями. – Сэм начал хлопать по карманам в поисках сигарет, забыв, что бросил курить еще пять лет назад. А затем, услышав сдавленный всхлип друга, резко повернулся и взглянул в небо. И уже в те доли секунды пока его глаза поднимались горе, он уже знал, что увидит. Окаменев, друзья смотрели на то место небосвода, где только что сияло рукотворное светило. Сейчас в этом месте возникла угольно черная точка, которая росла с невероятной скоростью. Очень скоро она превратилась в дыру, изуродовавшую небесный свод. Прекратив расти, она начала наливаться в центре кроваво красным светом. Внутри красного пятна появилось еще одно черное, и на землю посмотрел кровавый глаз с абсолютно черным зрачком. Сэм ни секунды не сомневался, что это глаз. И что смотрит он исключительно на него… А потом пятно полыхнуло черным огнем, расцвело угольными протуберанцами и превратилось в зловещую медузу всё с тем же кровавым глазом в центре. Сэмюэль Гросман, крохотный человечек, на крохотной планете, физически ощутил, как вздрогнул и забился в агонии его мир. Как во Вселенную рванула страшная, непонятная сила, круша ее физику, сминая мерность, преобразуя материю и энергию в нечто непостижимое. Его мир поглощался страшным многомерным монстром мира чужого. Услышав звук рвущейся ткани бытия, осознавая необратимость совершенного, Сэм издал жуткий, нечеловеческий крик…
… Он лежал, покрытый липким потом, на скомканных простынях. Голосовые связки саднило, в ушах до сих пор бился собственный надрывный не то крик, не то вой. Сон… Жуткий, невероятно реалистичный. Но всего лишь сон. Сэм встал и на непослушных ногах прошел к окну. Рывком поднял раму и почувствовал, как ночная прохлада охватывает влажное тело. Призрачный свет заходящей убывающей Луны не столько освещал пейзаж за окном, сколько размытыми полутенями искажал реальные очертания предметов. Перспектива тонула в серебристо-сером мареве, сотканном из ночного тумана и света ночного светила. Все еще находясь под впечатлением кошмара, Сэм с трудом приходил к ощущению реальности окружающего мира. Впрочем, ночной холод довольно быстро отрезвил, заставив вспомнить о халате. Сэм, закрыв окно, обернулся к кровати и, разглядывая скомканные простыни, попытался вспомнить, где в этой реальности он оставил свой халат. Сделав шаг от окна, он внезапно краем глаза уловил, разгоревшийся зловещий красный глаз во тьме, заливавшей дальний угол спальни. Ужас захлестнул его удушливой липкой волной, превратив в статую с отвердевшими, не способными к движению членами и мозг, не способный более к нормальному анализу, утонул в сумбуре обрывков мыслей и видений. Кошмар возвращался… Спустя вечность, длившуюся не более секунды, какая-то часть мозга, сумевшая остаться в живых, вдруг осознала, что реальность все еще стабильна и свидетельством тому, зеленый огонек датчика движения, сменивший своего красного собрата, среагировавшего на перемещения в комнате... Сэм, устало опустился на ковер.
Казалось бы, ушедшая ночь должна была унести с собой кошмар, но самое страшное, что пережитый во сне ужас стал сопровождать Сэма повсюду. Он заметил, что начал бояться темноты, иррационально, по детски, но ничего не мог с собой поделать. Тьма преследовала его в неумолимой регулярности наступающих ночей, в повторяющейся беспомощности кошмаров, даже во внезапно остановившемся лифте, в котором погас свет. Он видел удивленные лица сотрудников, когда с ним случилась паническая атака при перебоях с электропитанием в лаборатории. Кроме того тьма обрела голос. Сначала она наполнилась невнятными шорохами, шепотом, смешками, а потом он понял, что она, смеется над ним, ехидно и противно хихикая. Ему даже виделось как некто эфемерный, не имеющий ни формы, ни размера, плотно и надежно укрытый тьмой, замер в предвкушении последнего, рокового шага Сэма. Последние три месяца подобных мучений, окончательно убедили его в недопустимости эксперимента и подвинули на тот памятный разговор с Майклом и Френком…
Решение возникшей проблемы, хотя ни кто, кроме самого Сэма, ее не видел, должно было существовать. Но система давила на него не хуже кошмарной тьмы, с той же неизбежностью. Что он, маленький человек, хоть и с мировым именем, мог им противопоставить? Но опыт подсказывал – не бывает не решаемых проблем, бывают лишь не правильно выбранные пути решения. Он ласково погладил обводы своей Ямахи, а затем решительно толкнул тясячекубовый спортбайк к выезду из гаража. Многие ученые в своей работе требуют уединения и покоя, оставаясь один на один со своим мозгом, рождающим миры недоступные простым смертным. Сколько их, в тиши своих кабинетов, рождали невероятные прозрения и эпохальные открытия. Сэм же терпеть не мог тишины кабинетов. Их унылая атмосфера могла способствовать чему угодно, но только не активной работе мозга. Он применял иной способ стимуляции мозговой деятельности. В шестнадцать он увлекся скоростной ездой на байке. И внезапно открыл для себя, что в моменты, когда, казалось бы, все внимание должно быть сосредоточено на управлении двухколесной машиной летящей со скоростью под двести миль, его сознание расслаивается. Одна, совсем крохотная часть, продолжает следить за дорогой и вести байк на бешенной скорости, а другая, заполняя собой всю Вселенную, способна производить невероятные вычисления, находить решения парадоксов, выводить мысль их тупиков на широкую дорогу. Сколько озарений и четких математических построений родилось именно во время такой бешеной езды. Сэм водил свой спортбайк так, что даже местные байкеры называли его не иначе как crazy, провожая восхищенно-осуждающими взглядами самоубийцу слившегося со своей машиной на такой скорости, при которой малейшая оплошность не оставляет ни одного шанса.
Сегодня он вел байк достаточно осторожно, не более ста миль в час, постепенно приноравливаясь к плавным поворотам дороги, идущей через систему тоннелей и эстакад от центра управления экспериментом. На въезде в очередную долину, где дорога на протяжении двадцати миль представляла собой идеально прямое полотно, больше похожее на полосу аэродрома, он выкрутил рукоятку газа до отказа, привычно ожидая захлестывания эйфорией скорости. И тут мир стал плоским… Вернее, он не столько увидел, сколько ощутил, как трехмерная картина гор на противоположной стороне долины стала картиной нарисованной на гигантском полотне. А затем некая невидимая сила с оглушительным треском разорвала полотно на две половинки, и в образовавшийся разрыв хлынула тьма, мгновенно поглотив долину, дорогу и мчащегося по ней байкера…
…Он созерцал. Именно так. Полный бесконечного покоя, лишенный эмоций. Созерцал мир вокруг себя, одновременно всем естеством воспринимая закономерность и завершенность мира. Два потока времени пересекающиеся здесь и везде, проходящие сквозь друг друга не смешиваясь. Дивные тороиды планетоидов скользящие по замысловатым спиралям, оставляя в мировом эфире дискретный след. Источник энергии этого микродомена – сплетение вырожденных тороидов, пульсирующее и бесконечно меняющее многообразие форм. Всё как всегда. Если не считать легкого, почти не заметного искажения эфира вокруг одного из планетоидов. Вносящего микроскопический диссонанс в закономерность мира. Возможно, не стоило обращать на это внимание, но в этот раз он, кроме всего прочего, ощущал некую двойственность своей сущности. Это тоже было не привычно. Прислушавшись к себе, он понял, что именно вторая часть его сущности упорно возвращается к дефектному планетоиду. И еще… внезапное осознание нерационально функционирующей части своей сущности. Будь на его месте человек, тот понял бы, что его обуревают смутные эмоции – любопытство, обеспокоенность, страх, ожидание. Но он лишь зафиксировал изменение сущности и, ведомый непонятным искажением, приблизил планетоид, внимательно его рассматривая. Крохотный бугорок и плещущаяся под ним энергия, отвергая установленные законы, стекающаяся к нему со всей поверхности тороида. И еще… в этой крохотной точке ткань мироздания истончена до предела. Он воочию увидел как эта точка превращается в ось вокруг которой начинает вращаться новый, искаженный и искалеченный мир. А неосознанная еще до конца вторая часть его сущности зашептала что-то о незамедлительном и радикальном уничтожении новообразования. По крайней мере, именно так он определил для себя переданные мыслеобразы. В человеческом понимании эта информация была бы куда более ярко эмоционально окрашена – выжечь скверну каленым железом!
…Переход к привычному трехмерному миру был на столько внезапен, что Сэм еще несколько мгновений пытался осознать - где он и что он. Окончательно в сознание его привел рев двигателя байка и стрелка спидометра застывшая на цифре 250. Долина осталась позади, и как на такой скорости он ухитрился пройти десять миль серпантина горных дорог было одному Богу известно. Остановив байк, Сэм снял шлем и посмотрел в бездонную синеву горного неба, втянул ноздрями морозную, не загаженную цивилизацией, свежесть воздуха. Решение лежало на поверхности, но перед его воплощением нужно все же съездить к старикам…
- Азохен вэй, ты слышишь, Софа! Таки твой внук считает, что я рэбэ. Сейчас достану с полки Талмуд и дам ответы на все вопросы, шо он накопил за тот год, как у нас не был! А слушать деда надо было двадцать лет назад, когда этому шейгицу говорилось – никакого гешефта с его физики не будет. Так уперся как торговка на Привозе. – Дед Яков, внешностью один в один был похож на Эйнштейна в старости, с седой гривой волос и проницательным взглядом. Правда, в отличие от знаменитого ученого, его увесистый нос был оседлан металлическими очками с круглыми стеклами и Сэм наверняка знал, что Альберт уж точно в домашнем кругу не общался на одесском диалекте, густо приправленном идиш. Эмигрировав из Одессы более шести десятков лет назад, Яков в среде домочадцев упорно отказывался пользоваться английским, которым, кстати, владел в совершенстве. Как, впрочем, еще без малого десятком других. Собственно, ничего нового в дедовом диалоге не было. Он традиционно начинал его, стоило Сэму переступить порог их старого дома в предместьях Лос-Анджелеса. Старый спор, длиною в двадцать лет, начавшийся, когда Сёма, воспитанный родителями отца, закончив колледж, отказался идти по фамильной династической линии в финансы. И не важно, что Сёма – самый молодой нобелевский лауреат, что под его началом тысячи людей. Дед свято был уверен, что пойди внук по его стопам, уже давно воротил бы финансами всего мира, не меньше. Кстати, сам Яков Гросман, не глядя на свои восемьдесят, всё еще прочно держал в узловатых руках управление одной из международных финансовых корпораций.
Сэм, словно старую добрую сказку, слушал ворчание деда. Вдыхал ароматы, пропитавшие его детство – старых книг, заполняющих стеллажи под потолок, кожаного кресла в котором так любил сидеть с поджатыми ногами, непередаваемый запах старинного пианино Hermann Heidrich. Он поднялся и подошел к инструменту. Подняв крышку, легонько, кончиками пальцев, коснулся прохладных гладких клавиш. Сёма практически не помнил родителей, так, отрывочные смутные детские воспоминания-видения. Одной из таких, запечатленных памятью картинок была мама, играющая на пианино и он, крохотный, утонувший в огромном кресле, зачарованно слушающий музыку. Странно, эта музыка четко отпечаталась в памяти, она и сейчас зазвучала, стоило ему коснуться клавиш, но он так за свои сорок лет и не удосужился узнать, что это за мелодия. Бережно закрыв клавиатуру, Сэм вернулся в кресло, изображая послушание и внимание, на которые только был способен. Прекрасно зная – деду надо дать выговориться, ни в коем случае не перебивая, ритуал нарушать не следовало.
- И не надо на меня так смотреть. Знаю я твою хитрую морду. Таки шо то тебе от старого Якова надо. – Дед, едва заметно улыбнувшись в усы, неожиданно переменил тему. – Софа! Ты прям таки хочешь шоб ребенок помер с голоду!
- Яков, я тебя умоляю, кончай этот геволт. - Маленькая пухленькая баба Софа, как всегда беззвучно возникла в помещении, принеся с собой ароматы корицы, ванили и непередаваемого букета специй. Материализовавшись за креслом Сэма, она не преминула чмокнуть внука в темечко. - Сёмочка, мальчик мой, этот старый пуриц совсем тебя замучил. Нет бы, расспросить ребенка за его дела, так он за свои старые мансы! Таки, хватит впустую языком молотить, давайте быстренько к столу.
Бабушкин стол как всегда встретил их разнообразием и обилием блюд. И когда она успела всего наготовить, живут то с дедом вдвоем? Не иначе, чувствовала – внук в гости нагрянет. Софа доброй феей порхала у стола, мановением волшебной длани меняя блюда и закуски, а послушный Сёма должен был всего откушать или хотя бы попробовать. Впрочем, чего греха таить, так вкусно и уютно он не ел уже очень давно. И только когда было покончено с супом с кнедликами, фаршированным карпом, мясным цимесом и различными блинчикес и пончикес, удовлетворенная бабушка соизволила отпустить их с дедом на террасу.
Старый Яков, перенявший у американцев пристрастие к кофе и сигарам, довольно попыхивая дымом и покачиваясь в кресле-качалке, слушал Сэма, который излагал свои сомнения, покачивая в чашке остывшим кофе.
- Вот такие дела, деда. – Сэм поставил чашку с не выпитым кофе на блюдце. – Все, с кем я говорил до этого, считают меня ненормальным. Может мне действительно не мучить себя сомнениями относительно эксперимента, а обратиться к психиатру?
- Сёма, мальчик, что-либо делая, не сомневается только полный идиот. – Яков положил сигару в пепельницу и внимательно посмотрел Сэму в глаза. – Ты мне сейчас напоминаешь изобретателя паровоза, который жутко радовался, шо тот таки поехал, но совсем неожиданно обнаружил – рельсы, не спрося, проложили через его дом. И управляет паровозом уже не он, а совсем таки наоборот другой дядя. Кроме того, не только этот дядя, но и те, кто вложился в этот гешефт и слушать не захотят о том, что ездить быстро нельзя или рельсы не там проложены. И шо остается изобретателю – это ж уже не его игрушка. Разве, что эту игрушку сломать. Но тут вопрос, что для него дороже игрушка или его дом?..
Уже возвращаясь домой, заставляя свой байк двигаться с «черепашьей» скоростью в семьдесят миль, Сэм вновь и вновь прокручивал в памяти картину с двумя стариками на пороге дома, как ему казалось, обреченно смотрящих ему вслед. Он видел слезы на глазах бабушки и все еще ощущал крепкие объятия деда. А в ушах звучали те слова, которые дед ему сказал прощаясь: «Сёма, что бы в жизни с тобой не произошло, помни мы – твоя семья. Мы любим, и всегда будем любить тебя. И еще, мы всегда поймем тебя, поскольку верим - наш мальчик знает, что делает. Но все же, береги себя»...
- Ведь я знал, что о никогда не останавливается, если поставит себе цель. Должен был понять – раз ему не удастся убедить окружающих простыми призывами, он придумает нечто радикальное. – Майкл, шагая рядом с гризлеподобным Дихау по коридорам психиатрической клиники, понимал, что говорит тому давно известные истины, но ничего не мог с собой поделать. Молчать, прислушиваясь к своим мыслям, было еще неприятнее. – Сначала эти душеспасительные беседы с нами, потом призывы в сети, с красочными живописаниями апокалипсиса… Френк, это мы с тобой виноваты! Мы видели, что он не в себе и словно дожидались радикального решения с его стороны!
- Майкл, прости конечно, но я еще на своем веку не встречал ни одного нормального ученого. Вы все повернуты на своих идеях и живете, будто не в этом мире, а в этих ваших параллельных. Только веселитесь в нашем. И веселье ваше простому народу просто ни хрена не понятно. – Френк сделал головой движение, словно собрался сплюнуть, но время вспомнил, где они находятся. – Но Сэм превзошел всех! Не удалось застопорить проект путем шумихи, так он собрал и приволок на комплекс атомную бомбу!
- Портативное ядерное устройство, по моим прикидкам мощностью не меньше одной килотонны. Причем решение схемы настолько необычное, что позволяет получить такую мощность при небывало малом количестве активного компонента. Вполне в стиле гения Гросмана. – Майкл вздохнул. – Счастье человечества, что он не работает на ВПК.
- Да к черту твои уточнения! Он собирался взорвать комплекс! Причем, ты сам сказал, в устройстве не было таймера. – Френк стал совершенно похож на разъяренного медведя. – То есть он собирался лично рвануть эту хрень, забрав с собой без малого десяток тысяч невиновных людей! Ну да, что эта горстка по сравнению с миллиардами спасенных. Тьфу! Вот здесь ему и самое место!
- Главное сейчас, чтобы информация об этом инциденте в прессу и сеть не проникла. И хорошо, что круг нашего персонала, знающих о ЧП, сужен до минимума и изолирован.
- Ну да, не хватало мне за неделю до пуска объекта массовой паники на нем и волны заявлений об увольнении. – Френк остановился перед дверью с надписью «Заведующий отделением». – Похоже нам сюда.
Майкл, с каким-то внутренним содроганием, смотрел на человека, сидящего на кровати и монотонно раскачивающегося, словно китайский болванчик. Куда подевался пышущий здоровьем Сэмюэль Гросман? Курчавые, в иные времена аккуратно уложенные, волосы всклокочены, в них явно прибыло седины. Щеки втянуты, глаза, абсолютно пустые, ничего не выражающие, безотрывно глядят в одну точку. Картина просто жуткая. Майкл только теперь осознал правоту Дихау, утверждавшего, что в клинике им делать нечего.
- Вы, конечно, в праве посетить больного, но состояние у него крайне тяжелое, он не осознает до конца кто он и где находится. Полная дезориентация. – Заведующий отделением, вошедший вместе с посетителями в кабинет, тронул больного за плечо, на что тот совершенно не отреагировал. – Да и медикаментами он сейчас накачан прилично.
Майкл подошел к постели Сэма и присел перед ним.
- Сэм, дружище, как ты? Мы с Френком очень за тебя переживаем. – Заглянул в такие знакомые глаза и ужаснулся их бесконечной пустоте.
- Я же вам говорю, он сейчас на внешние раздражители практически не реагирует. – Доктор пожал плечами.
Френк Дихау, так и не проронив ни слова, кивнул врачу и вместе с ним вышел из кабинета. Майкл, тяжело вздохнув, поднялся и, кивнув безучастному другу, тоже направился к выходу.
- Майкл! – Голос, прозвучавший за спиной, заставил его молниеносно обернуться. Сэм, прежний Сэм, внимательно смотрел ему в газа. – Майкл, если ты не остановишься, ты умрешь. Но это твое дело. А вот готов ли ты взять на себя ответственность за тысячи жизней чужих? Впрочем, будущее предопределено и от тебя уже не зависит. Расшалившийся ребенок должен ощутить боль, что бы понять ошибочность своего поведения. – Сэм устало закрыл глаза и лег на кровати…
Впервые в истории человечества научный эксперимент был так разрекламирован и преподнесен с такой помпой. Впервые испытания транслировались по всем мыслимым каналам коммуникации. Несколько геостационарных спутников, огромное количество камер установленных в центре управления экспериментом и в горах над долиной вакуумного бура. Беспрерывная трансляция изображения по телевизионным каналам и всемирной сети. Десятки снующих вокруг долины вертолетов. Не удивительно, что 7 сентября большая часть человечества замерла в нетерпении у экранов мониторов и телевизоров. Даже восточное полушарие в этот ясный американский полдень укутанное ночью, не было исключением. Человечество ожидало обещанного шоу.
…На экранах мониторов замелькали цифры, продублированные электронным голосом: «10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2… zero!». Кнопка мягко, не оказав никакого сопротивления, утонула под пальцем…
Мгновенно высвобожденная из аккумуляторов энергия, фееричным сиянием украсив минарет бура, почти физически ощутимо устремилась к заданной точке небесной сферы и… шоу началось! Правда, сначала практически не ощутимо для внешнего наблюдателя. Внезапно приборы показали резкое падение энергии наполняющей аккумуляторы бура, затем, долями секунды позже в зените, на пути энергетического луча, атмосфера потеряла прозрачность, забликовав исполинским вогнутым зеркалом, а потом… Потом даже те, кто просматривал сохранившиеся записи, не смогли придти к единому мнению. Над долиной встала некая эфемерная, в чем-то гротескная фигура невероятных размеров. Не то ангел, с карающим мечом в руке, не то сам Дьявол с трезубцем. Взмахнув подобием руки исполин вонзил нечто ослепительно сияющее в самый центр тарелки отражателя вакуумного бура. Изображение, транслируемое непосредственно из долины мгновенно исчезло, и только спутниковая трансляция позволила в подробностях рассмотреть детали катастрофы. Вспышка страшного взрыва не просто уничтожила долину, но начисто смела горные хребты в радиусе ста миль, создав каверну глубиной не менее двадцати. Но самое поразительное, что при взрыве такой мощности, взрывная волна не вышла за пределы трехсот мильной зоны, словно некая необъяснимая сила, создав страшную стихию, сама же и прикрыла ее невидимой крышкой, не дав разгуляться в полной мере. Это уже потом, отойдя от шока, ученые подсчитали, что взрыв такой мощности не просто уничтожил бы США и вызвал целую серию опустошительных цунами, но и просто вверг бы всю планету в состояние ядерной зимы на долгие десятилетия …
Старый Яков, обняв за плечи плачущую Софу, из-за стеклянной двери палаты наблюдал за внуком, который, сидя на кровати, счастливо улыбаясь, смотрел в свои пустые ладони сложенные лодочкой…
...Маленький Сёма, утонув в старом кожаном кресле, ощущая невероятное всепоглощающее счастье, держал в своих ладошках теплый, мягкий и такой хрупкий мячик Земли…
