Область пересечения.
Верховный Правитель Зирус стоял у окна своей приемной. Окно, сегодня настроенное на случайную смену видов, в данный момент транслировало панораму Столицы с высоты птичьего полета. Вид, который неизменно вызывал в душе некое состояние подъема и легкой гордости, как-никак ее расцвет он может смело приписывать своему правлению. Высокие белые и кремовые шпили жилых и административных зданий, вздымающиеся на огромную высоту из буйной растительности нижнего яруса, связанные серпантином дорог надземного транспорта и снующими вокруг них, словно пчелы у улья, летательными аппаратами. Немного портил картину стратосферный купол противокосмической защиты, карминные сполохи которого периодически пятнали девственную синеву неба уродливыми протуберанцами. Эстеты в парламенте не раз морщили носы, но, истины ради, скорее для проформы – никто не хотел ощутить на себе действие планетарного уничтожителя абхов. Мысли, от которых Правитель Зирус всё это утро пытался подсознательно уйти, снова закружили в голове беспокойный хоровод. Вызвав на окно проекцию показаний планетарного хронометра, Правитель в который раз нахмурил брови – пора бы уже... Приглушенный удар гонга, которого он ждал всё утро, невольно заставил Зируса вздрогнуть. Адъютант, как обычно беззвучно, материализовался у двери:
- Корабли экспедиционного корпуса вышли из надпространства, командор Варг и Старший реинкарнатор Слунд просят Вашей аудиенции.
- Соединяй! - Верховный Правитель, вдруг понял, что у него пересохло горло и даже это короткое слово далось ему с трудом.
В центре кабинета замерцала фиолетовая окружность, ограничивающая зону приема голографического изображения. Мгновением позже возникли фигуры командора в походном мундире и Старшего реинкарнатора, в своей неизменной мантии. Оба, почтительно склонив головы, ждали разрешения.
- И так, я жду вашего доклада, командор. – Зирус уже совладал со своим волнением, и подданные увидели перед собой привычного, несгибаемого, в застегнутом на все пуговицы мундире и каменным лицом Верховного Правителя.
- Получив сигнал о помощи из системы Кануш-4, вверенный мне корпус, согласно Вашему повелению, прибыл к месту назначения в максимально сжатые сроки – за пять часов. При выходе из надпространства, мы обнаружили, что у второй планеты системы – Либмы идет бой. Собственно... – Командор запнулся. – Планетарные уничтожители абхов, на тот момент уже превратили половину поверхности планеты в пыль, а их крейсеры уничтожили три корабля спецназа, которыми... командовал ваш сын. Они оказались ближе всего от места инцидента и первыми ввязались в драку, но силы были слишком не равны. Справедливости ради замечу – наши десантники сумели уничтожить два вражеских крейсера и повредить один планетарник, просто не знаю, как это им удалось! Силами нашего корпуса все оставшиеся корабли абхов полностью уничтожены, система Кануш-4 очищена. – Наклонив голову, Варг дал понять, что его доклад окончен.
Зирус перевел взгляд на Слунда в его нелепой мантии.
- Что скажете вы – старший реинкарнатор? – Звон стали в его холодном голосе ощущался почти физически.
- Ваше Верховенство, после боя приборы зафиксировали несколько сот тысяч энергетических сгустков сущностей, кружащихся вокруг планеты, идентифицировать среди них отдельную личность очень тяжело...
- Слунд, перестаньте мямлить, вы не на ученом совете! – Потемневшие серые глаза Верховного Правителя несли в себе грозу. Или вы думаете, я не знаю, как выглядит энергетический сгусток сущности высшего, помнящего все свои десять воплощений? Да она должна сиять на фоне других как сверхновая! Ваша задача была найти и доставить ее в сферу воплощения. В чем проблема? – Он в глубине души знал, что сейчас услышит, но эти слова всё равно должны были прозвучать.
- Ваше Верховенство, случай невероятный, но среди погибших сущности вашего сына мы не обнаружили.
- Но у вас его матрица. По ней личность, хоть в живом виде, хоть в виде энергетического сгустка можно отыскать в любом уголке вселенной.
- Да, мы обнаружили в астральном поле след его психо-энергетической сущности. Она ушла от планеты... – Слунд на мгновение замялся. – След закончился на черной дыре ZP-345. Примите мои соболезнования Ваше Верховенство.
Верховный Правитель Зирус, жестом отключив связь, устало прошел к креслу. Сел, обхватив голову руками. Когда-нибудь это должно было произойти. Мальчик всегда был слишком самостоятелен в выборе пути и принятии решений. И десять предыдущих воплощений его не изменили...
Летний зной, казалось, погрузил всю природу в дрему. Даже птицы прекратили свое переругивание и пересвистывание. Лесные обитатели покрупнее просто попрятались в сумраке подлеска. Природа млела, наслаждаясь так редко выпадавшей жарой. Тишину нарушал едва уловимый писк комарья над озером да еще цокание, видимо самой неутомимой белки, снующей по вековой сосне. Белка, вдруг прекратив свои беличьи дела, застыла на стволе, уставив любопытные бусинки глаз на женщину вышедшую к берегу лесного озера. Высокая, с распущенными волосами цвета воронова крыла, спадающими на пару пядей ниже пояса, в черных одеяниях. В том возрасте, когда женщине можно дать и тридцать и сорок, но однозначно, как говорится "в самом соку". Сняв с ног легкие поршни с красной шнуровкой и "копытца" из тончайшей шерсти, женщина носком ноги попробовала озерную воду. Удовлетворенно хмыкнув, она несколькими легкими движениями избавилась от одежды и, сверкнув белизной крепкого тела, бросилась в объятья озерной прохлады. Она плавала долго и с наслаждением, затем подплыла к месту, где речушка, впадающая в озеро, образовывала водопад. Выбравшись на камни подставила тело под упругие холодные струи. Наслаждаясь животворящей силой текущей воды, она вдруг, ощутила совсем близко чье-то присутствие. Осторожно повернув голову, увидела на валуне, рядом с водопадом сидящего мужчину. Совсем еще молодой парень, казалось, бесстыдно ее рассматривал. Ничего нет постыдного в женском обнаженном теле, ибо боги создали его именно таким, а все что делают боги – совершенно. Но пялиться на тело ведуньи без ее на то соизволения?! За такое нужно наказывать, чтоб и другим неповадно было! В туче брызг, опутанная змеями мокрых иссиня-черных волос, со сверкающими черными глазами, словно взбесившаяся русалка она взлетела на камень и встала перед парнем во весь рост. Сложив пальцы правой руки особым образом, она уже готова была произнести заклятие, когда взглянула ему в глаза. Страшные слова, готовые сорваться с губ, застыли на них, рука безвольно упала – человек, сидящий перед ней, ее не видел! Она опустилась перед ним на колени. Самое страшное, что он, несомненно, был зрячим, но не видел окружающего мира. Человек смотрел куда-то внутрь себя и созерцал там нечто такое, чего она постичь не могла. Ведунья положила левую руку парню на голову, но тот даже не вздрогнул, сидя всё так же безучастно. Тут она услышала легкое цоканье когтей по камню и над плечом молодого человека возникла голова здоровенного волкодава, внимательно смотревшего на странную гостью...
Двое воинов, стоящих на варте у ворот, оторопело протирали глаза, глядя на ведающую, державшую за руку их Мала. Лес вокруг тына вырублен, почитай на версту, да и дорога видна на все три, а она возникла перед ними словно из воздуха. Верно говорят, что мастерица глаз отводить. Старый волхв Святогор почил четыре зимы тому, а вскорости она и объявилась. Обжила сруб волхва, что в пяти верстах к восходу от селения. Местные ее поначалу сторонились – платье необычно, вся в черном, уж не прислужница ли Мораны? И говорит как-то, смешно выговаривая слова. Но после того как она, почитай заново, сложила ногу старому Туру, изуродованную секачом, вылечила от падучей дочку старосты да поведала о жуткой зиме, ожидающей словен, к ней стали относиться с той же осторожностью, но крайне уважительно. Последняя зима, и впрямь, выдалась необычно лютой, не сделай селение двойных запасов – многих родичей по весне не досчитались бы. А ведающая, до сего дня не ступавшая за тын селения, не глядя на вартовых, спокойно прошла воротами, ведя за руку безучастного Мала, за которым привычным хвостом трусил Волчок. Странное дело, но все местные собаки, обычно при виде чужого человека поднимавшие несусветный гвалт, словно забыли, как это делается и, поджав хвосты, предпочли укрыться в своих конурах. Так что, не прояви прыти один из стражей, сельчане, занятые своими делами, не сразу заметили бы гостью. Но предупрежденный староста, во главе внушительной группы любопытных, чинно вышел ей навстречу и поклонился в пояс.
- Здрава будь, ведающая. Легкий путь тебе.
- И тебе поздорову, Волк. – Она приветствовала его легким кивком.
- Случилось чего? – Волк был старостой умным и хитрым – понимал, что неспроста заявилась гостья. – Неужто Мал чего натворил? Так ты не серчай, умом он скуден, себе не хозяин.
- Про то судить позволь мне. – Лицо ведающей не выражало ничего. – Чей он сын?
- Дак, Любомиры вдовы, вона последнее подворье ее. – Волк махнул рукой, указывая направление.
Снова кивнув старосте, ведающая продолжила свой путь, теперь еще и в сопровождении державшихся поодаль, но снедаемых любопытством поселян. В черном облачении и черными же, как смоль волосами, на фоне светло-русых жителей, одетых в серую холщовую повседневную одежду, она выглядела как галка, ведущая за собой стаю необычно притихших чаек. Остановившись перед подворьем Любомиры, внимательно окинула его взглядом. Родичи наверняка вдове помогают, но отсутствие крепкой мужской руки видно – вон, подгнившее бревно в срубе заменить пора, крыша давно не правлена да и забор местами покосился. Пока рассматривала, на пороге дома появилась еще довольно крепкая женщина, судя по следам муки на руках и легкому запаху опары, плывшему по двору, ставившая хлебы. За ее спиной появилась девушка, наверняка дочь, всплеснула руками, увидев Мала, но выбежать вперёд матери не посмела. Ведающая, подойдя к крыльцу, приложила правую руку к груди и поклонилась хозяйке.
- Здрава будь, хозяйка. Радости и благополучия твоему дому.
- И тебе поздорову, гостья дорогая. – Любомира поклонилась в пояс. - Гость в дом – всегда радость. Милости просим.
Женщина в черном, оглянулась на соседей, облепивших забор и грозно нахмурила брови, тех словно ветром сдуло – известно, дома и стены помогают, но от возможной порчи лучше держаться подальше. Убедившись, что внушение на любопытных подействовало, ведающая снова обернулась к вдове.
- А знаешь, хозяюшка, давай-ка мы с тобой вот здесь на бревнышке посидим, да сказки друг другу расскажем. – И она, отпустив руку Мала, которой тут же завладела сестра, опустилась на бревно под срубом. Оно, судя по всему, давно использовалось как лавка. Дождалась, когда Любомира, с немым вопросом в очах села рядом. - Ты о сыне мне поведай, давно с ним такое?
Любомира, тяжко вздохнув, посмотрела куда-то вдаль.
- Что ж, гостья, вот тебе моя сказка. Почитай этой весной двадцать две зимы, как родила я сына. Единственного мужика. До него было две девочки да после одна. Старшие давно на своем хозяйстве, а младшенькая Забава, при мне. Мужа, вскорости после рождения Забавы, медведь сильно помял, зиму не пережил... Так вот, мальчонка к пятой весне был смышлен не по возрасту, а уж непосидущ – ужас. Прослышал, что мужики говорили, дескать волхв баял: "Сей ночью, Морана украдет Луну у Числобога". Все сестер выспрашивал, чего да как, а к ночи кинулись, нет огольца нигде. Нашли только к полудню - сидит подле водограя, как обухом пришибленный. И стой поры такой, молчит, к делу никакому не приставишь, есть не дашь – не попросит. А ночами, бывает, говорит во сне, да только не разобрать что. Не по-людски говорит. Ты, небось, его возле водограя нашла? Тянет его туда, не иначе как Морана. – Любомира, не удержавшись всхлипнула. – А ведь парень то какой красавец вымахал – добрая косая сажень, девки заглядываются. Дак, ему ничего не нужно, вон только щенка, придавленного сукой, подобрал и выходил. Как Волчок его понимает, ума не приложу, но зато в обиду Мала не даст никому.
Они обе взглянули на Мала. Здоровенный парень, сидя просто на земле, что-то вяло чертил щепкой на песке. Рядом с ним лежал бдящий Волчок, а с другой стороны сидела и гладила брата по голове Забава.
- Любомира, радуйся, что сын при тебе. – Тень набежала на лицо ведуньи. – Я вот даже не знаю, где кости моих двоих сыновей покоятся, и покоятся ли. Им тоже дома не сиделось, вот из последнего похода ни один и не вернулся. Давно это было, а до сей поры болит.
Любомира вдруг порывисто обняла свою гостью, внезапно поняв, насколько одинока эта страшная и неприступная женщина.
- Как же тяжко то тебе одной, ведающая.
- Любомира, меня зовут Сирилла. Тяжко? Может быть... Выбирая, данное мне богами, я знала на что шла. – Ведающая стерла с лица следы минутной слабости. – Ты вот, что... Накажи Забаве, пусть Мала ко мне завтра приведет. Я с Мораной потягаюсь, глядишь, и отдаст то, что без спросу взяла.
- Светлые боги, неужто правда? – Любомира сползла с бревна и стала перед Сириллой на колени. – Вечной должницей буду. Ведь старый волхв ничего поделать не смог.
- Ну, может мне, как матери, сподручнее с Мораной говорить. – Ведающая подняла плачущую Любомиру и прижала к себе.- Завтра, после полудня, вели привести Мала.
Как ведающая Сирилла покинула селение не видел никто. Никто, кроме Любомиры, которая до самой стены леса провожала глазами высокую черную фигуру...
...Четыре лучины по углам избы не могли разогнать мрак, отбрасывая странные тени от ведуньи, черной птицей кружащей над сидящим перед жаровней Малом. Сирилла, завершая очередной круг, громким шепотом творя заклинания, бросала на жаровню новую щепоть неизвестного порошка. На мгновение тот вспыхивал, то синим, то зеленым пламенем, и облаком ароматного дыма всплывал вверх. Паук, на ее перстне, державший в лапках голубой бирюзовый шарик, зловеще поблескивал красными рубиновыми глазками. Ведунья остановилась перед парнем и сняла с шеи амулет в виде коловрата, обвитого змеей, кусающей свой хвост. Покачивая им перед лицом Мала, запела тихую заунывную мелодию. И, когда увидела, как тот начал покачиваться вместе с амулетом, отбросила последний и обхватив голову парня ладонями привычно утонула в его синих глазах... Серый туман на мгновение заволок сознание, а затем она увидела себя стоящей перед стеной неприступного тысячелетнего леса. Она привычно ожидала увидеть тын, сруб или быструю реку, мало ли за чем предпочитает схорониться человек, но непроходимый, угрюмый лес – с таким она еще не сталкивалась... Пошла вдоль стены деревьев, в надежде найти хоть малую тропку, но лес стоял сплошным переплетением ветвей и стволов, всем своим видом не желая пропускать Сириллу. Надежда потихоньку таяла и, когда казалось, что уже ничего не получится, она вдруг увидела некий наметившийся просвет, узкую, заросшую, сто лет нехоженую тропку. Втиснула тело между замшелыми стволами и, продираясь через бурелом, стараясь не сбиться с направления в лесном сумраке, двинулась вдоль тропинки. Лес закончился внезапно, блеснул свет, словно солнышко выглянуло из-за грозовой тучи. Перед Сириллой открылась обширная поляна, посредине которой рядом с огромным валуном река водопадом скатывалась в озеро. То самое место! А на валуне... На валуне обняв руками колени сидит испуганный мальчик в холщовой рубашонке и портках, а рядом, легко поглаживая малыша по голове стоит высокий седовласый мужчина, в странных, словно облепивших тело под дождем, одеяниях. Очевидно ощутив ее присутствие, мужчина обернулся, и она поняла, что, не смотря на странный цвет волос, мужчина еще очень молод. Вот только глаза... в них светилось нечто такое, что могло таиться только в глазах столетнего старца. Они казались чужими на этом молодом лице, и словно бездонные колодцы манили своей неизведанной фиолетовой глубиной... В следующее мгновение она поняла, что проваливается в эту бездну и черная мгла, не подвластная ее воле увлекла ведунью...
...Звезды! Мириады звезд вокруг, странных, немигающих, самых разных цветов, рассыпанных по угольно-черному бархату! Она плыла в пространстве, заполненном звездами, а прямо перед ней огромным, медленно вращающимся шаром висела чужая земля. Ибо именно так и выглядит обитель жизни – шар с морями и сушей, заботливо укрытый огромными покрывалами облаков. Сирилла не испытывала страха, скорее какое-то детское любопытство. Рассматривая чужой мир, она не сразу обратила внимание на два странных серебристых веретена, зависших над этой землей. Сравнить их размеры было не с чем, но почему-то не покидала уверенность, что они поистине огромны. Она не знала, что это такое, но вдруг почувствовала поток недобрых намерений, истекающий от непонятных веретен. Кроме того, рядом с "веретенами" Сирилла увидела с полдюжины необычных вещей, размером поменьше и застывших, словно щуки в засаде. Да они и напоминали огромных, отливающих то серебром, то чернью щук, стерегущих только им ведомую добычу. Между тем острия "веретен", обращенные к земле налились нестерпимым голубым сиянием, и волна света устремилась вниз. Сирилла не могла видеть, что там происходит, но вдруг отчетливо поняла – там, внизу, сейчас горит всё: деревья, трава, сама земля и вода. А затем ее захлестнула аура смерти, там гибли люди, и счет им был на тысячи! Внезапно по звездам прошла рябь, словно в озеро, отражающее ночное небо, бросили камень. На фоне звездной россыпи, возникла черная дыра, из которой выскользнули... Больше всего это походило на три блестящих птицы, только с очень короткими крылышками и... величиной с общинный дом варягов! Увидев перед собой "веретена" в окружении "щук", гости дружно порскнули в разные стороны испуганными воробушками, "щуки" же, хищно бросились за ними вслед. Но воробьи внезапно обернулись кречетами! Двое из них, совершив по птичьи изящный пируэт, атаковали одного из преследователей. Как сокол бьет гуся гораздо крупнее его, так и эти блестящие птички набросились на одну из "щук". Та, вдруг, как-то вспухла и полыхнула ослепительной вспышкой, в мгновение, превратившись в ворох разлетающихся обломков. Но остальные противники не дремали, дружно выплюнули из своих недр сгустки огня и одна из "птичек", пылающим шаром полетев к земле, пропала в облаках. Две оставшихся завертели страшную кутерьму с более многочисленным противником, явно пытаясь прорваться к "веретенам", вершившим свое черное дело. Вот одна "птичка" бросилась громадной "щуке" просто в пасть и обе превратились в клубок ослепительного огня. Последний из оставшихся защитников все-таки прорвался к "веретенам", в том месте, где он над ними пролетал, на телах вражин начали появляться черные подпалины. Но слишком не равны были силы - когда серебристая "птичка" снова развернулась к противнику, ее встретила лавина огненных плевков "щук". Сирилла, с замиранием сердца увидела, как крохотный защитник вспыхнул и обрушился на спину "веретену"... Страшный, но такой красочный мир померк, исчезло сияние звезд и всё заслонили бездонные фиолетовые глаза...
Она снова стояла на поляне возле водопада и смотрела в глаза незнакомцу. Понимание того, что она должна сделать наполнило ее небывалой силой и решимостью. Странная битва, которую она лицезрела, еще стояла перед глазами. Ведунья повернулась к дремучему лесу, окружавшему поляну, и протянула правую руку вперед. Над повернутой вверх ладонью возник огненный шар. Она оглянулась на пленников, которые смотрели на нее, малыш испуганно, а мужчина скорее с любопытством и надеждой.
Сирилла вздохнула: "Простите, чада - будет больно. Но иначе нельзя", и швырнула огненный клубок в стену леса. Страшный пожар смерчем взмыл в небо, жаром накрыло полянку, и она услышала, как за спиной жалобно вскрикнул ребенок...
Лучины давно догорели, угли в жаровне подернулись пеплом, и только полная луна бросала призрачный свет сквозь дымовое отверстие. Ведунья, выйдя из транса, долго глядела на Мала, лежащего у ее ног. Тот поначалу метался в бреду, но потом затих, дыхание стало ровным, и он крепко уснул. Утро вечера мудренее, вот только богам ведомо, кем он утром проснется... Сирилла накрыла парня меховым одеялом и вышла на крыльцо. В лесу было неспокойно. Ветер шумел в кронах, поскрипывали вековые стволы, тревожно вскрикивали какие-то пичуги и унылым писком перекликались совы. Луну, еще недавно заливавшую серебряным светом огромную, шириной в добрую версту, поляну, на краю которой стоял ее сруб, скрыли угрюмые черные тучи. Волчок, стороживший у двери, шевеля чутким носом и навострив уши, пытался учуять нечто, недоступное людям. Что-то смутно недоброе висело в воздухе, но что она понять не могла. Еще немного послушав лес, Сирилла вернулась в избу и, затеплив новую лучину, прилегла на лавке. Сон незаметно, мягкой лапой накрыл ее. А под утро пришел кошмар... Она стояла перед воротами словенского селения, объятого пламенем. Столбы черного жирного дыма вздымались в небо, жарким пламенем горели срубы поселян, а подле разрушенных жилищ страшными окровавленными кулями лежали тела людей. И воронье, странно не боящееся пожара, кружило над селением, разноголосым карканьем радуясь предстоящему пиру. А еще, прямо перед воротами лежали три изрубленных мужчины и, что-то странно знакомое мнилось ей в них. Сирилла присмотрелась внимательнее и безвольно опустилась на колени, заходясь в немом плаче. Перед воротами лежали оба ее сына, а рядом с ними, глядя удивленно застывшими синими глазами в небо – Мал. И кровь, кровь везде! Сирилла закричала и проснулась, вся в холодной испарине. Быстро вскочив с лавки, выбежала на крыльцо. Волчок молча стоял, напружинив лапы, оскалив вершковые клыки, а шерсть на его спине встала дыбом. Предрассветный туман стлался по поляне, словно молочная река в обрывистых берегах черного ельника. Легкий ветерок колыхал ее поверхность и нес с восхода запахи... Ведунья втянула носом воздух, принесенный предрассветным ветром. Пахло лошадиным потом, невыделанными шкурами, немытым человеческим телом, дымом пожарищ, кровью и... кумысом! Сердце невольно остановилось, ей ли не знать эти запахи, страшной окровавленной нитью сшивавшие ее судьбу. Это было невероятно, невозможно, но по земле, находящейся под присмотром варяг, коим словене прилежно платили дань, шла орда! Это шла сама смерть и она была уже совсем рядом! Сирилла опрометью бросилась в избу. Подхватила с пола и усадила совсем не маленького Мала.
- Мал, Ма-а-ал, ты слышишь меня? – Женщина изо всех сил тормошила сонного парня. – Мал, дитятко, надо в селение бежать, беда пришла!
Не особенно задумываясь над тем, хорошо ли он ее понимает и слышит ли вообще, Сирилла выволокла Мала из избы, поставила на тропку, ведущую к селению словен и подтолкнула в спину. У нее просто не было выбора, некем было заменить посланца, орду нужно было задержать сколь это возможно, что бы не захватили словен врасплох.
- Беги к матушке, дитятко. Это набег. – Еще раз подтолкнув парня в спину, она развернулась и, не оглядываясь боле, пошла по поляне, утопая по пояс в тумане, навстречу невидимой пока опасности...
...Он стоял на тропе, глядя вслед уходящей женщине в черном, пытаясь осознать смысл ею сказанного и понять логику ее поступков. А она тем временем вышла на середину поляны и застыла изваянием, обратив лицо к восходу. Бесконечно долгие мгновения ничего не происходило, а затем, на том месте, где в стену леса уходила дорога, возникло темное, быстро приближающееся пятно. Солнце, поднявшись над лесом, разорвало серый сумрак тумана, и пятно рассыпалось на лавину беззвучно мчащихся всадников, на низкорослых мохнатых лошадях. Сами всадники были тоже какими-то мохнатыми, в одеждах мехом наружу, в лисьих и волчьих шапках, вооруженные кривыми саблями, луками и копьями, на концах которых болтались волчьи хвосты. И хотя до скачущих было еще не меньше версты, он рассмотрел странные темные круглые лица, жидкие черные бородки с усами и раскосые узкие глаза. Теперь уже отчетливо слышался и топот многих сотен копыт. Лавина конницы летела, не замечая одинокой женщины, стоящей у нее на пути. Что значит крохотная щепка на дороге? А ведунья, внезапно воздев к небу руки, прокричала что-то гортанно на незнакомом языке. И пространство ожило... Резкий, почти ураганный ветер, подняв тучи пыли и песка, ударил в лицо нападавшим, стаи лесных птиц от коршунов до малых пичуг, вырвавшись из лесной чащи, черным, клекочущим и пищащим облаком, накрыли страшных всадников. Победоносно мчащаяся лава, в мгновение ока смешалась, потеряв красоту своего уверенного продвижения. А природа словно сошла с ума, среди ясного неба неизвестно откуда возникла огромная грозовая туча сверкавшая молниями, гремевшая громом и грозившая вот-вот пролиться невероятным ливнем. Противник, беспорядочной толпой топчущийся на месте, пытающийся прикрыться от атакующих пернатых и успокоить взбесившихся лошадей, казалось, в паническом ужасе готов повернуть восвояси. Но картина, внезапно, переменилась совершенно радикальным образом. В толпе кочевников возник туманный смерч, разметавший в разные стороны стаи птиц и буквально прихлопнувший дующий в лицо нападавшим ветер. Сами кочевники тоже бросились в стороны от смерча, и в образовавшемся круге остался только сидящий на лошади старик, в одежде, увешанной странными амулетами и указывающий посохом на Сириллу. Ведунья с обреченностью поняла, что произошло, но сил бороться уже не было, слишком много энергии она отдала для своего удара. И когда стрела, пробив амулет с коловратом, швырнула женщину на землю, ее губы успели прошептать только: "Шам..."
Увидев, как упала ведунья, он вздрогнул, словно просыпаясь от странного сна. Затем потрепав по холке, стоящего рядом Волчка, жестом отправил его домой. Пес, привыкший к молчаливым командам своего хозяина, все же взглянул с недоверием, словно говоря: "Как же я пойду, оставив тебя здесь? Ты же видишь, как это опасно!". Но он снова нетерпеливо повторил свой жест, и Волчок, оглядываясь, словно ожидая, что хозяин передумает, потрусил по тропинке. А мужчина, не оглядываясь на собаку, уверенным шагом вышел из леса навстречу все еще топчущейся на одном месте, пытающейся привести себя в порядок, толпе налетчиков. Те, заметив босоногого высокого светловолосого парня, в холщовой рубахе и портках, неторопливо идущего им навстречу, дружно сомкнули ряды, не зная какого очередного подвоха можно ожидать от одинокого путника.
Он остановился в ста шагах от застывшего противника, казалось, безучастно рассматривая незнакомых людей в странных одеждах. Мысли бледными молниями разгоняли сумрак его сознания. Вот, велика ли разница, там за его спиной была целая планета с миллиардами жизней, здесь – небольшая деревушка в которой жителей не более трехсот и среди них матушка Любомира и сестрица Забава? Нет разницы, ибо не количеством и масштабами определяется долг. Не изменить предначертанного. Всплыли в голове слова первого наставника: "Для вас не имеет значения количество противников, их вооружение и другие, так называемые, "преимущества". Важно только ваше решение – принимать бой или нет. И только это решение определяет линию вашего поведения. Десантник, вступивший в бой, уже оценил всё, и он обязан победить, не задумываясь над ценой. И самая малая цена – это его жизнь. Даже свою смерть вы должны обратить в победу". Он вздохнул: "Прости малыш, но я не могу иначе". И услышав звон спускаемой тетивы, он двинулся вперед, разгоняя энергосистемы организма до предела. Прекрасно понимая, что это тело, не предназначенное для таких перегрузок, может продержаться от силы минут десять. Это если очень повезет...
Сотник, которому надоела неизвестность, оглянулся на шамана, вперившего глаза в неизвестного, стоящего на пути орды и, уловив утвердительный кивок колдуна, отдал короткий приказ. Звонко щелкнула тетива не менее пяти луков, и оперенная смерть устремилась в поисках жертвы. Вот только на том месте, где только мгновение назад, стоял неизвестный, взвихрились остатки утреннего тумана и стрелы канули в пустоту...
А затем дико всхрапнул гнедой жеребец под сотником и разом присел на задние ноги. Неведомая сила вырвала седока из седла, и последнее, что он услышал – это был хруст ломающихся собственных шейных позвонков. И наступил ад... Светловолосый вихрь ворвался в ряды конников. Те даже не поняли, что произошло, только один за другим они оказывались на земле. Сабли, вырываясь из рук, или пронзали собственных хозяев, или отрубали им головы, стрелы, вылетев из сагайдака, впивались в спины, копья, брошенные невидимой рукой, сметали с коней по два-три седока за раз. Шаман, умер с пробитой гортанью, так и не успев произнести заклинания. Сердце обычного человека, не успело сделать и пятисот ударов, а лучшая сотня орды прекратила свое существование. Не более десятка, оставшихся в живых, с криками "ак шайтан!!!", уносились с максимальной скоростью, которую могли развить их кони. Он еще успел дойти до лежащей на земле Сириллы, опустился перед ней на колени и попытался выдернуть у нее из груди стрелу, когда его сердце сделало последний удар...
Их положили в одной домовине – чужую женщину, ставшую на пути напасти, и своего родича Мала, коего не иначе как мать земля наделила богатырской силой, дабы сразить супостата. До сих пор у соплеменников стояло перед глазами страшное побоище на лесной проплешине и Мал, весь в крови, но без единой раны на теле. Родичи не пожалели дров для погребального костра, сложенного на месте сражения, и жаркое пламя взметнулось на десятки саженей в вечернее небо унося прямо в Правь светлые души, закрывшие собой живых. И знатная была тризна, чтоб ушедшие радовались в высшем мире, взирая на своих родичей. А после, на еще горячие угли, каждый не пожалел принести земли, кто сколько смог. И вырос курган, как напоминание о доблести и мужестве, как свидетельство того, что не только числом победить возможно...
Павел Трофимович любовно осматривал новую экспозицию, посвященную северным славянам. Последняя экспедиция была весьма урожайной на находки и новые загадки. Малая толика найденного была выставлена на стендах музея, большая часть в запасниках дожидалась скрупулезного и вдумчивого изучения. До закрытия музея оставалось не более часа, и поток посетителей иссякал на глазах. Всего несколько запоздалых любителей истории и просто любопытных неспешно прохаживались по залу, рассматривая предметы утвари, наконечники стрел, украшения, в общем, всё то, что долгие столетия земля хранила в себе. Павел Трофимович, еще раз окинул взглядом общую панораму экспозиции и, вдруг, натолкнулся взглядом на высокого офицера, стоящего у одного из стендов. Вся его фигура и застывший взгляд выдавали крайнее напряжение, что не часто встретишь в историческом музее. Ну, скажите на милость, чем может поразить человека глиняный черепок, наконечник или сережка с бирюзой? Кажется молодой и вроде майор, Павел Трофимович, при всей своей образованности, довольно слабо разбирался в современных знаках субординации и эмблемах родов войск. Мда. Заинтригованный ученый осторожно подошел к посетителю и деликатно кашлянул, привлекая его внимание. Посетитель повернул к нему голову и Павел Трофимович увидел действительно молодое лицо с большими темными глазами, глядящими куда-то в бесконечность, и совершенно седыми висками.
- Простите, я могу вам чем-то помочь? Очевидно, вас нечто очень заинтриговало именно на этом стенде?
-Д-да. – Молодой офицер словно с трудом возвращался к реальности. – Простите, не имею чести знать.
- Профессор Савушкин, к Вашим услугам, впрочем, можно просто – Павел Трофимович.
- Скажите, уважаемый профессор, здесь сказано, что этот амулет найден в кургане в окрестностях Ильмень-озера. – И он указал рукой на стенд, где на черном бархате покоился коловрат обвитый змеей, кусающей свой хвост. Амулет был сильно подпорчен пробитым в нем ромбовидным отверстием.
- Да это именно так. – Павел Трофимович поправил очки с круглыми стеклами. – Знаете довольно странное захоронение. Мужчина и женщина, кости сильно обгоревшие, хотя это как раз нормально для обряда кремации. У женщины прижизненная травма грудной клетки, от которой она, скорее всего и погибла, а вот мужчина, судя по костям, был молод и совершенно здоров. Что послужило причиной его смерти совершенно непонятно. Пока мы имеем очередную историческую загадку.
- Её звали Сирилла. – Молодой человек твердо взглянул профессору истории в лицо. – Она была ведуньей. Это ее амулет. И еще, у нее на правой руке должен был быть перстень в виде паука держащего в лапах Землю. Вы его не нашли? Здесь его нет. А мужчину звали Мал, он обыкновенный словенский парень.
- Да, перстень есть, он сильно поврежден и сейчас находится на реставрации. Но откуда...- Павел Трофимович оторопело уставился на необычного посетителя. – Если вы знакомы с кем-то из экспедиции, то сведения о находках вам могут быть известны. Но имя? Вы меня разыгрываете? Тогда вы подобрали неудачное имя. Сирилла - крайне не типичное имя для северных славян.
- Вернее ильменских словен. А кто вам сказал, что она была словенкой? Местные считали ее родом из булгар, но думаю, она скорее из восточных славян.
- Вам не может быть это известно! – В профессоре боролись исключительно научный подход к вопросу и... чисто детское любопытство. И все сходилось к тому, что любопытство одерживает верх.
- Любезнейший профессор, считайте, что я ясновидящий. – Загадочный посетитель скупо улыбнулся.- Вот вы же не выставили здесь наконечники татарских стрел, найденных в самом кургане и подле него. Поскольку официальная наука не признает факта проникновения орды в ту эпоху так далеко на север.
- Д-да, там действительно было полно ордынского оружия. – Павел Трофимович смотрел на собеседника с почти мистическим ужасом.
- Скажу вам даже больше, верстах в пяти западнее кургана, на берегу реки, должны находиться остатки словенского городища. Поверьте мне, следующая ваша экспедиция может быть еще более урожайной.
- Вы рассказываете просто невероятные вещи, не хочу задумываться, откуда у Вас эти сведения, но... крайне любопытны сами факты. Мы не могли бы более обстоятельно побеседовать на эту тему?
- А почему бы и нет? Сегодня уже поздно, но завтра воскресенье и я относительно свободен. – Офицер достал из планшетки блокнот, черкнул в нем карандашом несколько цифр и, вырвав листок, протянул его профессору. – Это мой телефон, если интерес не пропадет, позвоните мне завтра. Честь имею. И загадочный посетитель, откозыряв ученому, твердым шагом направился к выходу.
Вечером Павлу Трофимовичу долго не спалось, он курил стоя у окна и сумбурные, в большинстве своем, совершенно не научные мысли роились в голове. Завтра он обязательно позвонит этому необыкновенному человеку, и не будь он профессор Савушкин если не вытянет всю правду о его невероятном знании. Профессор подошел к календарю и, оторвав субботний листок, с надеждой посмотрел на красное число воскресенья - 22 июня 1941 года. Обидно, что нельзя ускорить время, чтобы этот день наступил быстрее...
