Ветер перемен.
Я забыл, как пахнет ветер,
Я забыл, как выглядит небо.
Утонувший в черном рассвете,
Морок жизни – быль или не быль?
- Ты, дурак! Вечно только и делаешь, что всем деньги раздаешь! А в семью то что?!
- Ну что ты заводишься опять? Что заводишься то? Ну подумаешь, две тысячи одолжил, он же всегда возвращает!
- Вот так ты всегда, раздашь другим, а самим шиш!
Она ходила смурная уже с утра. Как всегда в такие дни, когда ей хотелось покричать, попаниковать по какому-нибудь пустяку, Олег предпочитал изворачиваться, избегая конфликтов, в общем выбирал тактику минимального противодействия – а что оставалось, уж если она решит закатить скандал, то его не миновать, правда это самое решение созревало в ее голове довольно долго и он мог вполне рассчитывать еще на пару-тройку деньков относительного спокойствия. Однако…буря все же разразилась сегодня, и что и говорить – она была по обыкновению страшной.
Деньги – лишь предлог. И она и он это понимали с поразительной солидарностью. Просто ей в очередной раз хотелось покомандовать, а он…что он? Когда-то любил, безумно, безудержно. Теперь – просто женат.
- Куда пошел! Я еще не договорила?!
Небрежный мах рукой в ее сторону и обрюзглая фигура некогда мускулистого молодого человека исчезла в темноте комнаты. 2 года – совсем немного для брака, да и детей тоже нет; что же держало его в этой кабале? Олег и сам много раз спрашивал себя…а потом – перестал. Смирился, ведь это какая-никакая стабильность…да и потом…любит, все таки любит, ну или хотя бы просто…да нет, задери его зверь, любит! Любит!
Комната озарилась светом. Она смотрела на него презрительно, с отвращением. Он пялился в пол. «Подкаблучник».
Почему она не уходила от него, он не понимал до сих пор. Если считает его пустым местом, ничтожеством, то почему же не уходит?! И почему ничтожеством? Ведь когда-то все было иначе!
Женщина презрительно выругалась и удалилась в кухню демонстративно громко открывая шкафчики с лекарствами.
Почему-то вспомнился Гаспар – лучший, да и, пожалуй, единственный настоящий его друг. Вспомнилось, как Гаспар смотрел на него в день свадьбы – с жалостью. «Быть может знал? Знал и не сказал?! Хотя нет, говорил должно быть, только я, дурак, не слушал».
- Всю душу мне измотал! Глаза б мои тебя не видели!
«Наши рассветы, Гаспар…наши…я никогда не забуду их, мой друг…прости что я такая свинья, прости…». Когда-то были рассветы, и бессонные ночи, и сосиски на костре, и не лень было выехать в два часа по полуночи друг другу навстречу из разных концов города. «Куда все ушло? Куда? Я хочу умереть». Он закрыл лицо руками. На кухне гремели посудой. На кухне ругались матом…а перед глазами стояли картины прошлого – прошлого, которое никогда, никогда нельзя уже вернуть…«Так вот ты какая, тьма. Так вот что такое, когда нет света в конце». Отчаяние поглотило его. С ног до головы волной окатила ностальгия. «Тупая, идиотская ностальгия, будь ты проклята! Будь ты проклята! Ничего уже не вернешь, и все уже никогда не будет как раньше!!!»
- А я во вшивой кафэшке с тобой не была уже полтора года!
«Ничтожество…Ничтожество! Исхода нет! Гребаный упырь! И почему ничего нельзя вернуть?! Ненавижу эту жизнь!»
- Ненавижу тебя!
«Ненавижу эту долбанную жизнь, ненавижу себя! Ненавижу себя! Ненавижу себя!…себя?! Себя?! Себя?!...Нет. Ненавижу ту стерву, что сидит сейчас на кухне!». Он сыпал проклятьями, как и много раз до этого, порываясь что-то изменить, исправить, но отчаяние тянуло вниз – в холодную, беспросветную бездну. Как глупо, глупо и смешно все это звучит для человека в нормальном расположении духа. Как безвыходно очевидно становится это состояние, когда оно кого-то настигает. «тоска, томление, депрессия, алкоголь…алкоголь…алкоголь…а что потом?».
Она закурила. Сколько раз он просил ее не курить в комнате! Ну что за бедовой женщиной стала та, которую он обожал? Куда делся тот необычайно прекрасный образ. «Образ» - опять слова Гаспара. «Ты же сам мне всегда говорил, Олег, что не надо влюбляться в образ. Зри в корень» - «Гаспар, как же ты прав»!
- А знаешь что, - ее лицо пылало яростью – давай, я уйду. Тебе, наверно, будет гораздо легче, когда я уйду. Ведь тебе наплевать, да?! Ублюдок, тебе всегда было наплевать.
«Не уйдет». «Не уйдет…ведь я…не отвечу…не позволю…ей…люблю ведь…я…люб…лю…ее..люб…лю ее. Люблю ее…любл…ю? Её? Её?! Люблю? Люблю?!». Женщина в очередной раз самодовольно усмехнулась. Он был в ее власти. Тупой, покорный кусок дерьма, которым она его сделала за последние 2 года… «Кусок…дерьма…».
Он не понял, что произошло, однако это определение почему-то столь четко, чеканно отозвалось в его голове, что он ошалел. «Кусок дерьма. Я. Это Я. Всего-навсего переработанный продукт и ничего более».
Она праздновала победу на кухне, он сидел и щурился отчего-то на потертый, выцветший ковер и ничто, ничто не могло казалось прервать той монотонности этой скандальной рутины, что висела в квартире…как вдруг…
Он встал с кресла. Медленно, с выказным безразличием. Рука отчего-то сама сжалась в кулак. Он смотрел на нее заворожено, словно чувствовал что-то, что-то испытывал внутри себя, с чем-то боролся. Из кухни вновь зашагали. Через мгновенье в проходе появилась молодая женщина с явным усердием придумывавшая последние 3 минуты новое оскорбление, но заговорить она не смогла.
Его взгляд вновь был завораживающе прекрасен. Было время, когда и она сама чуть было не подалась этому взгляду и не влюбилась в него по уши. Он смотрел на нее безразлично, с ехидством и легкой кривинкой нижней губы.
- Ты что это?! Что стоишь как ошалелый?!
Ее голос звучал обессилено. Возможно впервые за долгое время, Олег осознал, что одним только взглядом сбил с нее всю спесь. Он чувствовал как пелена отчаяния медленно отступает от его души, как щемящая тоска отпускает тетиву нервных волокон.
Еще пару минут он прислушивался к ощущениям, а затем, развернувшись резко, как тогда, давно, до свадьбы, направился к проходу.
Она не смогла его остановить. Словно отталкиваемая незримой силой, высвободившейся из этого человека, она отпрыгнула в сторону, чувствуя, как за его фигурой тянется ветер.
- Ты куда собрался?! – она попыталась сказать это как можно яростнее, но голос сорвался.
Он обернулся. Взгляд его был снисходительным, но жестким, даже жестоким.
- Я иду встречать зарю со своим другом Гаспаром. А ты – дура. И завтра тебя здесь не будет. Это я тебе обещаю.
Ее проклятья и дикий полувой полурев скрылись за захлопнувшейся дверью. Она обещала его убить, и сжечь его квартиру и убить себя, но ему было плевать. Впервые за 2 года. «Пусть себе бесится, она ведь всегда была стервой».
* * *
Струны ритма сдирают кожу,
Воздух бьет и ломает ребра
Я кричу, исторгая наружу
Свою душу, иссохшую тоже.
Номер Гаспара он удалял много раз, но помнил наизусть, за что и возблагодарил сейчас свою память. В два часа ночи его друг уже почти наверняка спал, но останавливаться было поздно – в трубке уже протяжно гудело.
Он не разговаривал с Гаспаром полгода с того самого дня рожденья, когда жена Олега отказалась угощать гостя только потому, что тот забыл принести подарок. И сколько ни увещевал ее Олег, сколько ни уговаривал – как об стенку горох. Он никогда не забудет лицо Гаспара – торжественно-спокойное, воплощающее собой величие; то, как он встал и молча вышел прочь, вычеркнув себя из жизни Олега и его семьи. На такой ноте они и расстались. На столь минорной, печальной нот…
- Алло? – заспанным голосом затянули на том конце.
- Привет, друг Гаспар – тихо, осторожно, произнес Олег, испытывая внезапный приступ вины за то, что разбудил человека среди ночи.
Гаспар узнал его сразу. Возможно поэтому, прежде чем ответить, немного помолчал.
- Привет, друг Олег. По какому поводу звонок? – как можно более нейтрально произнес он.
- Я…просто…просто хотел предложить тебе встретить зарю.
Гаспар опять помолчал.
- А твоя жена не будет против? – казалось, он простил даже ее за тот неприятный инцидент.
«А твоя жена не будет против?». И тут, неожиданно для себя Олег вдруг осознал. Голос его прозвучал спокойно и сдержанно.
- Она мне больше не жена.
На том конце опять замолчали а потом…повесили трубку. Гаспар любил делать так раньше, и это значило, что заря вновь будет прекрасной.
* * *
Искры в сердце разводят пламя,
Я сгораю в бензине рассвета,
Моя жизнь чернотой сияет,
Не на долго – я верю в это!
Они встретили ее вместе как когда-то. Молча, просто смотря на алеющий восток, где сквозь облака пробивались робкие, еще даже не согревающие лучи, озарявшие землю, деревья, крыши зданий, животных и людей, что в этот ранний час уже спешили по своим делам. О да, этот рассвет был прекрасен, как и все сегодняшнее утро. Лишь тоска немного точила сердечный камень. Тоска от столь предсказуемых слов Гаспара: «Надеюсь ты понимаешь, Олежек, что теперь все равно не будет как раньше. Я скоро женюсь. Нам с тобой по 26-ть и зажигать на дискотеках как раньше мы уже все равно не будем. Готов ли ты к этому? Готов ли ты?». И, пожалуй, именно после этих слов Олег по-настоящему осознал, что прошлое действительно нельзя вернуть и стремится к этому глупо…но ведь надежда на то, что там впереди непременно все будет хорошо и что какой-то другой, новый этап жизни затмит горести предыдущего всегда точит этот же самый сердечный камень с другой стороны, не давая покоя, заставляя идти вперед.
И возможно, этот первый катаклизм его новой жизни, который начинался как самая страшная, ужасная катастрофа, как неотвратимый, всепоглощающий коллапс, станет началом чего-то светлого, нового, бесконечно лучшего и счастливого.
«Да нет, это не просто возможно. Это на 100% точно и справедливо. Я в этом уверен». Он шагал домой. Сегодня будет тяжелый день, но поставленной цели он снова достигнет. Ведь он всегда достигал своих целей. «Где-то? Когда-то? Нет, здесь. Нет, сейчас».