Глубокий синий.
Да, про юношеские ночные видения и что они сопровождают, опущу - это к теме вопроса о повторном шансе не имеет никакого отношения.
Так я и не определился, где этот проход из одной реальности в другую. Он остался для меня не понятым. Не осознанным. Но то, что такая грань существует, доказывать, надеюсь, не надо? Может сам процесс перехода и не так важен для меня, как важно то, что со временем, а таким временем обладают все или почти все живущие из людей, мне удалось более-менее осознавать себя в сновидении. Это происходило спонтанно и позволяло вести себя там как в дневной реальности. Или почти так. Летать, к примеру, контролировать процесс накапливания подъемной силы и прогнозировать место приземления или посадки на крышу дома в дневном сознании я не стану. Хотя если сильно попросят, то подумаю... А так, для интереса, во время сна можно пробовать уплотнять воздушную подушку и с разбега, ложась на нее, взмывать к небу. Хотя оно сероватое там, это небо… Смотреть коршуном, или, как химера Собора Парижской Богоматери, сидеть на карнизах домов, или, оттолкнувшись от края крыши, падать к земле, раскинув руки-крылья, и – о, ужас! - почти у самой поверхности взмывать под приложенным усилием воли к вершине высоченного тополя и парить над домами города. Что может быть прекрасней?! Да, хочу заметить - эти сны были уже после периода роста организма, не думаю, что в тридцать лет я прибавил себе хоть сантиметр роста. Но кайф был. О кайфе? Слово-то в моем обиходе было и есть, а вот самого предмета не было. Не станем же мы применять его к никотиновым смолкам или водочному алкоголю? Да, и не употребляю почти совсем. Кайф для наркошей несколько иное. Так вот - не был, не замечен, не состоял. Можете мне поверить на слово. Да, и вам какая разница: был - не был? Кофе люблю. Чай - крепкий, но не чифирь. Клей - только по назначению на этикетке. Растворители… Да с парами бензина знаком каждый или почти каждый. Ацетон? Специально не нюхал, а по роду своей деятельности бывало, что и нанюхаешься, даже если не хочешь. Но те отравления я скидываю со счетов, мне по барабану эти глюки - не цепляют. Не интересно. Глупо и тошно в прямом и во всех других смыслах. Все, о чем я пытаюсь рассказать, никак не связано с этим. Так как произошло в другое время моего жизненного пути. Если устали слушать, можно попить чаю с бутерами и конфетами. Вот заварной чайник, вот чашки, заварка. Вперед, сахар нужен? Сами положите, а я пойду пока покумекаю, как донести до вас этот момент. Вернее тот. Да, мне тоже налейте, без сахара. Хотя… Одну ложечку, можно положить. Спасибо…
К чему вам все предыдущие мои рассуждения про сны? Давайте вернёмся к теме шанса, каким он бывает иногда. Да-да, именно в таком виде может представиться и ваш повторный шанс. Мне выпал сон…
Я вышел из подъезда дома. С самого детства мой взгляд упирался в серый бетонный забор соседней больницы, идущий параллельно дому, так же привычно он скользнул по кустам и деревьям, растущим рядом. Повернув направо, я зачастил вдоль моего старого кирпичного друга. Свидетеля моих детских игр и слёз, а так же езды на велике, когда первый раз в жизни толчком от ступенек подъезда покатился и не стал, как прежде, падать, а все более уверенно крутил и рулил. Да, он помнил, храня всё в памяти своей кирпичной кладки. От самых первых моих несамостоятельных прогулок и до сей поры. Обычным шагом дошёл до угла дома, там, где у него не было окон и открывалась большая асфальтированная площадка. Очень удачное место для детских игр в «одно касание» мячом или шайбой. И вместо того чтобы повернуть за угол и идти как обычно через площадку, я, подчиняясь какому-то чувству, пошел дальше - прямо в палисадник. Смутное желание или какой-то внутренний мотив, а может, они оба повели меня в направлении тенистой части огромного, по современным понятиям, двора для единственного пятиэтажного дома. Надо сказать, что двор получился большим именно по причине соседства с туберкулезной больницей. Два первых этажа моего дома - это бывший корпус большого комплекса зданий, построенного в 1894 году братьями Боевыми, состоявшего из дома призрения, доступных квартир, школы и церкви Николая чудотворца. Богатые люди эти Боевы. Позже из чудесной богадельни сотворили больницу для туберкулёзников, что, в общем-то, неплохо. Но не забыли при этом из храма сделать, по слухам, столовку, предварительно сломав все церковные головки-луковицы и крест на большом куполе. Его лысую круглую голову всегда было видно из моего окна. По какой-то причине надстроили у крайних двухэтажек бывшей богадельни еще три этажа, отделили по краям от основного корпуса бетонными заборами и заселили. Зачем так сделали - трудно понять, но на решения советской власти чужие мнения никогда никакого влияния не оказывали. Вот в левом бывшем корпусе богадельни я вырос и возмужал. Если можно так говорить в моем случае. Видимо, когда-то двор был парковой зоной с площадкой для игр, если принять, что планировка не поменялась, а некоторые тополя нельзя взрослому охватить руками. Со стороны Стромынской улицы у нашего двора и больницы один исторический фундаментальный забор с кованой оградой - у нее тупые пики и художественные завитушки, очень удобные для преодоления искусственной преграды. Чем мальчишки моего двора пользовались при всяком удобном и неудобном случае. Я не был исключением. Старшие ребята, на тройку–четверку лет старше - сегодня уже зрелые люди, тогда умудрялись ходить по ребру разделительного, несколько раз уже упомянутого, забора, который был собран из разномастных плит для панельного строительства. Признаюсь, такие попытки ходьбы в полный рост дались в свое время с большим трудом.
Все эти мысли-образы бродили сами по себе, а меня увлекло в глубь палисадника, в какую-то темень под кронами деревьев. Только сейчас обратил внимание, как странно вокруг. В близи бетонного забора копошился большой с темными пятнами комок чего-то невразумительного. Отступив от него по траве спиной вперед, я вышел на вытоптыш спортплощадки двора - там светлее не стало. Чтобы понять, что ночь вокруг, хватило короткого взгляда вверх. Но и сказать что темно нельзя - просто вверху черное, как лист из набора цветной бумаги, небо, а вокруг всё серо и невзрачно. Покрутив головой в поиске источника такого невнятного света, разглядел несколько уличных фонарей за кованым забором, где пролегает Стромынка. Оказалось, что горит только несколько фонарных столбов и развернуты они на тротуар, а не на проезжую часть. Я обернулся - что-то шмякнуло в колготном сгустке, сам он замер, и между нами лопнула земля. Перед моим взглядом она расползлась, и её ближняя ко мне часть беззвучно ушла вниз, открывая подземный грот. То, что открылось, на пещеру походило условно. Там я увидел желтый свет, вычерчивающий в сумраке какие-то стеллажи, может быть, с книгами. Приглядевшись, разглядел письменный стол, за которым кто-то сидел. Что-то освещало бюро. Может, это была настольная лампа. Когда вся трансформация закончилась, пещера стала кабинетом с библиотекой. Только как в театре на сцене - без передней стены и части боковой стены. Сидевший за столом поднялся и, выпрямившись в полный рост, направился в мою сторону. Сказать, что меня не постиг страх или приступ осторожности, будет не совсем правильно. Скорее это была оторопь. Ощущение того, что тип мне известен или видел его раньше, неясным воспоминанием проплыло и ускользнуло. Понимание, что нахожусь не в дневной реальности, утвердилось окончательно. Когда неизвестный приблизился ко мне, он оказался несколько ниже меня ростом и был старше меня лет на пятнадцать: ему где-то к пятидесяти. Но я точно знал, что это очень условно, что ему гораздо больше, чем можно предположить. Он начал что-то мне говорить, но слова его не доходили и не осознавались. Я только смотрел на него, его черную «испанскую» бородку и высокий лоб, вглядывался в мелкие черты его лица. Потом он обнял меня рукой за шею и поцеловал в щеку, мы простились. Он похлопал меня по плечу. Все-таки я где-то с ним встречался. После этого он отошел назад в сторону своего бюро, и земля стала подниматься, скрывая от меня свет кабинета. Когда края лопнувшей земли сошлись, я поднял глаза. С того места, где был ком, ко мне приблизилось нечто огромное и красное. С волчьей башкой, надетой на огромный «человеческий» торс, с руками и ногами, прокачанными не одним десятилетием, проведенным в тренажерном зале. На нем ещё были синие штаны, напомнившие мне «нулёвые» неварёные джинсы. Мысль о стероидах меня не посетила. На ногах… вместо ступней были мохнатые лапы с когтями, как у огромного волка или барбоса.
- Следуй за мной, - еле разобрал в рычании демонического суперзверя. Красный герой в раскоряку направился к кованому забору, раздвинул высокие кусты старой акации, островками растущей вдоль него, и без каких-либо остановок перемахнул на сторону Стромынки. Там за ветвями акации просматривалась четырехъярусная трибуна со зрителями, освещаемая теми тремя фонарями. Она стояла на проезжей части улицы и вместе с забором образовала из тротуара что-то вроде фехтовальной дорожки. Эти детали я успел рассмотреть, закидывая ногу через забор, следуя, как заколдованный, за супергероем. «Ристалище», - прозвучало в голове. «Ага»,- подумал я и тут же понял, что попал. Присутствующие зашумели, прокатились резкие возгласы, на которые я не обратил внимания - беглый осмотр рядов зрителей оставил легкое оледенение в животе. Короткий взгляд вниз отметил обломки разнообразного холодного оружия, дворником или кем-то ещё сметенные к трибуне. Мне не приходило в голову вообще ничего: ни как я буду валить нежданного противника, ни как уворачиваться от его аналогичных попыток . «Третий раунд»,- опять отозвалось внутри головы. Завибрировал гонг.
- Ну, приступим, - он прорычал, как только я повернулся от трибуны в его сторону. Он начал на меня наступать, нависая своими размерами, держа ручища на уровне моей неприкрытой и непутевой головы. Я отступал спиной вперед, руки перед собой: левой прикрывал челюсть, правой - живот. Так мы прошагали почти до края трибуны с вопящими болельщиками, которые внешне были не лучше моего визави. «Какой назвали раунд?» - я пытался соотнести происходящее со своими представлениями о боксерских поединках. Что-то мне в физиономии противника говорило, что шуток не будет, и валить меня он собрался по-взрослому, может и насмерть. Одновременно с этим несерьезность происходящего и понимание, что это все-таки сон, отъехали на задний план моего сознания и там тихо скончались. Первый мах его правой передней «лапы» я пустил перед собой, отклонившись назад. Второй мах его левой почти беззвучно пронёсся над моей головой, прижатой к груди в немом поклоне. Отпрыгнул назад, сделал шаг-два, пятясь: «Боже, как же его можно достать, у меня рука короче его предплечья?!» Тут вспомнился самый простой способ защиты от нечистой силы - перекреститься. Блин, что может быть проще? Я поднял правую руку и коснулся точки третьего глаза. « Во имя Отца…» Рука пошла на пупок: «…и Сына..» В это время какая-то сила стала укладывать меня на спину, не сразу так, а потихоньку. При этом мы с противником продолжали двигаться в том же стиле, он все сильнее начинал склоняться надо мной. Почти закрывая собой видимую мне часть чёрного неба, красный монстр нависал, подняв жуткие руки над собой. «… и Святого…» Я почти лежал на спине и почувствовал, как та же сила пытается тянуть меня из-под противника. Момент стал растягиваться, удлиняться, и я нанёс суперволку удар правой ногой в пах, будучи в горизонтальном … скорость полета головой вперед возросла неимоверно…
Одеяло взлетело вверх, повиснув на вытянутой ноге, оставив меня и жену лежащими не прикрытыми. Как только я увидел в свете электронных часов одеяло, висящее закрытым пляжным зонтиком, смех вырвался фырканием из-за стиснутых зубов. Чтобы не разбудить жену окончательно, я быстро расправил одеяло.
- Что это было? - сон ещё не совсем покинул её.
- Ничего страшного, приснилось что-то, - укладываясь рядом, я тихо поцеловал её плечо. Сновидение стояло передо мной в самом неприглядном свете. Струсил? Почему его не перекрестил? Баран, прости Господи. Перед кем ретировался в материальный мир? Перед толпой ужасных и коварных? «Да-а уж…» - как говорил Сергей Филиппов. Но как решить эту задачку?!
«Господи, надо срочно туда. Надо назад». Полежал, выровнял дыхание. Закрыл глаза и медленно перекрестился. Необходимо вернуться и найти эту площадку, вернуть свой сон на место, которое только что покинул. Наитием я собрал весь чувственный опыт, накопленный за годы утренних просыпаний в школу, нежелания вставать на подъеме в армии по утрам, неги под одеялом по выходным – всё было вложено в один порыв: «Обратно!» Мой разум ощутил разгон неимоверной силы, меня несло, вокруг мельтешили какие-то пятна, цветные образы не успевали складываться и тут же рассыпались на составные мелкие части. Хлопок тишины… я завис над «ристалищем» на большой высоте. Подо мной была видна плывущая в черноте и освещенная светом трех фонарей длинная многорядная трибуна. Доносились вопли присутствующих на ней. Они размахивали руками и стоя приветствовали победителя. Красный волк расхаживал по неширокому тротуару вдоль трибуны, подняв ручищи над головой, и потрясал ими под бурный рев зрителей. Все это виделось мелким, но четким. Даже кусок кованого забора напротив трибуны. Мои ладони ощутили зуд. «Мне надо опуститься ближе»,- тело плавно поплыло к трибуне, но если быть точнее - вся панорама, плавно приближаясь, увеличивалась. Зуд нарастал. Я представил себе упоение красного волчары победой над сбежавшим противником. Мысль о том возможном уроне, который он мог понести от удара в промежность, пробежала и зависла без ответа. Видимо, ему удар в пах, как слону дробина. Или там нечему болеть, или он уже оправился. Или я не попал… В ладонях накопилась тяжесть, нестерпимая как жар. Подлетев ближе, завис над противником в десятке метров. Мои руки, вытянутые ладонями вперед в его сторону, содрогнулись от вышедшей из них слипшейся двойной сине-бело-голубой волны. Она накрыла своим пламенем волка, не дав ему шанса отпрыгнуть или отступить в сторону – он оказался в трехметровом кольце пляшущего синего пламени. «Как газовая горелка раздолбанной кухонной плиты, когда газ на максимум » - удивился про себя пришедшему на ум образу и представил - прорезанный пламенем круг тротуара переворачивается под демоном и тот падает в чёрный провал под ним. Пламя опало. Язычки невысокого синего огня недолго очерчивали пустое место на тротуаре «ристалища». Я опустился на асфальт дорожки. Мгновенная тишина трибуны подтвердила - враг провалился. «Туда откуда пришёл, ещё дальше. Без возврата», - уточнение, не знаю, произнес я его или только громко осмыслил. Всё быстро схлопнулось… одеяло неторопливо сползало на пол. Только в ушах стояло заклинание: «Туда откуда пришёл, ещё дальше… без возврата!» Стоит ли говорить, что это возвращение было для меня самым радостным из всех, мною испытанных на тот момент.
музыкальная вставка для первой части
для второй части "Сон"
занавес опускается
