ВНИМАНИЕ! Текст содержит обсценную лексику.
Обрывки (история одного сумасшествия)
0
Когда он проснулся, было еще темно. Или уже темно. Он словно потерялся во времени. Стало неважным, какой сегодня день недели. Никто не приходил, не писал и не звонил. Телефон лежал рядом на столике с кроватью, но какой прок от мобильника без сим-карты? Он нехотя встал. Хотелось курить. И чего-нибудь горячего. Чай или кофе - в общем-то, все равно. Но в номерах гостиниц нет чайников и заварки. А спускаться вниз не хотелось. Страшно. Страх. Даже нет – СТРАХ. Что за ним сейчас придут. В дверь даже не постучат – тонкую перегородку из ДСП просто выбьют и защитить она его не сможет. Впрочем, от ОМОНа не защитит никакая дверь.
Он нашел сигареты и закурил. Маленькая комнатка быстро наполнилась дымом, но открывать окно он не хотел. Не хотел вообще к нему подходить. Было страшно. СТРАШНО.
***
-1
-1
В то утро все было как обычно. Ну, по крайней мере, так казалось. Как любят писать в дешевых боевиках – ничто не предвещало беды. Он точно это помнил, хотя провалы в памяти стали более чем регулярными. Он приехал на работу, продравшись сквозь толпы, наводняющие все возможные виды общественного транспорта. Кивнул охране на проходной и поднялся в свой кабинет, краем глаза отметив, кто уже на рабочем месте, а кого еще нет.
Проведя стандартный ритуал – включить компьютер - налить кофе - проверить почту, он почти с радостью подумал, что завтра уже пятница. Последнее время рабочая рутина все больше утомляла. Наверное, пора в отпуск. Куда-нибудь где тепло, тихо и спокойно.
Еще один четверг еще одной осени еще одного года. Звонки, письма, факсы, совещание в 10 утра. Вот после него все пошло как-то не так. Все стало раздражать. Он нахамил клиенту, требующему срочной поставки чего-то куда-то и как можно дешевле. Наорал на секретаршу, которая отправила факс не в ту фирму. Хотя, честно говоря, номер факса дал ей он, так что орать следовало на себя. Но кто же будет винить себя, если для этого есть подчиненные?
А вершиной всего, апофеозом стало появление в его комнате Алексея – его заместителя.
Его взбесило уже то, что он вошел без стука. Но он промолчал, видя, что Алексей тоже не в духе. Пока промолчал.
- нам надо поговорить.
- Да? – он пытался говорить спокойно, и пока это получалось
- Вань, ты скотина. Гандон.
- Что? Какой я тебе Ваня? Ты кабинеты не перепутал, придурок? – от шока, от неправильности происходящего, от вопиющей нереальности он пропустил мимо ушей оскорбления.
- Ты трахал мою жену, урод
- Во-первых, не урод. А во-вторых, ты что-то путаешь, – сейчас он говорил совершенно искренне. Удивление достигло такой степени, что он на время забыл, что на него, в его же кабинете орет его же зам.
- Она сама мне рассказала, поэтому можешь хоть раз в жизни повести себя по-мужски и не отпираться.
- Абсурд какой-то.
- Тебе мало других баб? Зачем? За..
Он не дал ему договорить.
- Послушай, ты. Я твою жену не трахал. Это раз. Повторять я не буду. Во-вторых, ты сейчас закроешь рот, выйдешь из моего кабинета, помилашкуешь домой и проспишься. И если еще раз повторишь при мне свои истерики, я тебя уволю на хер.
Алексей, казалось, его не слышал.
- Веди себя как мужик. Не прячься за своей должностью, сволочь.
Он встал.
- Так, все. Пошел на хер. В отдел кадров топай, придурок, – он перестал сопротивляться абсурдности ситуации. Голова была тяжелой настолько, что казалось, ее надувают как воздушный шарик. Только у надувающего нет чувства меры и поэтому его голова, которую почему-то перепутали с воздушным шариком, сейчас лопнет.
- Я тебе рожу разобью, – нападки его зама перестали казаться смешными. Все-таки он был довольно крупным, спортивного сложения мужчиной. И моложе. И хрен его знает, что с ним случилось. Он почувствовал слабое чувство страха, которое быстро сменилось бешенством, нарастающим как снежный ком. Так вода внутри чайника со свистком, нагреваясь, готовится закипеть. Где-то на грани разума, подсознание посылало мозгу сигналы SOS, надеясь успокоить его. Он попытался досчитать до 10, вспомнив глупые детские присказки, что это помогает прийти в себя. Уравновеситься. На счете «три», он молча развернулся, прошел к вешалке, на которую повесил свое пальто. И достал оттуда пистолет. По-мужски, блядь. Сейчас тебе будет «по-мужски». Он повернулся на 180 градусов, поднял руку и выстрелил в оппонента, представив, как резиновая пуля вылетает из ствола и ударяет в скрытую жилеткой «Lacoste» грудь. Жаловаться этот недоумок на него не посмеет. Успокоится и побоится.
Стальная пуля вылетев из ствола его пистолета, попала в голову. У него на лице застыло искреннее недоумение: «как же так получилось, посредством какого дьявольского колдовства или чьей-то злой шутки?» - когда раздались истошные крики секретарши.
***
-2
-2
Он стоял за одной из многочисленных палаток в углу одного из многочисленных рынков столицы. Была весна, вчера прошел дождь и дороги, казалось, состоят только из воды. Ноги промокли. Он ждал уже полчаса. То ли потому, что от волнения пришел раньше оговоренного времени, то ли ему давали понять что здесь, на этом слою общества, в грош не ставят таких как он. Псевдоуспешных, псевдоухоженных, псевдоинтеллигентных. Якобы независимых от изнанки жизни.
Он закурил очередную сигарету. Хотелось домой или в какой-нибудь кабак. Туда, где тепло и где можно снять стресс последних часов.
- Эй, иди сюда! – его окликнули два человека. Вроде бы не внушающие страха, но в темном переулке мимо таких автоматически стараешься проходить как можно быстрей.
Он засуетился, выкинул недокуренную сигарету под ноги. Та с шипением потухла в одной из миллиона грязных весенних луж.
- Готово?
Один из них молча протянул ему сверток.
- Давай деньги.
- Три, как и договаривались - Он отдал конверт с деньгами.
Они молча развернулись и скрылись за углом ларька.
Он пошел в другую сторону, думая о том, что спроси его сейчас кто-нибудь зачем он это затеял, он вряд ли смог бы дать не то, что однозначный, а какой бы то ни было ответ. Последнее время он был сам не свой. Это противоречило всем тридцати годам его жизни. Такой спокойной, размеренной и до безумия рациональной. До безумия – усмехнулся он. Я иду по Москве с травматическим пистолетом, переделанным под боевой. Как будто собрался на войну. Защищенный как никогда раньше, но в то же время как никогда боящийся.
Ехать на автобусе и потом на метро не хотелось, он подошел к обочине и поднял руку. Через пару минут рядом остановилась машина. Он, не торгуясь (что для него было вообще-то несвойственно), сел и назвал адрес. Наконец-то Марина пригласила его к себе.
За рулем сидел довольно молодой парень, качающий головой и отбивающий на руле ритм в такт музыке.
«Кто здесь не грешен? Земля встречает это пороком
Мой стыд и крылья ангела сгорели в детстве глубоком,
Теперь смотри на меня – я раскрываюсь подобно бутону
Розы, брошенной на растерзание тупому бетону.
Мои грехи своей тяжестью режут мне спину
По килограмму за палку, что вне любви я кинул,
По килограмму за каждый раз, когда мне приходилось врать,
Бить невиновных и воровать.
Я знаю, что моя хата никогда не с краю
Пусть грешный мой крик подобен лаю,
Я сам себе судья, прокурор и адвокат
И некоторым грехам к сожалению я рад
Содом и Гоморра, души пьяной истома
И только я – виновник моей жизни излома…»
Он поморщился. Интересно, если мне грехи не режут спину, - это значит, что у меня их нет? Все ведь настолько индивидуально, что по сути получается так, что если ты не чувствуешь себя в чем-либо виноватым, ты им и не являешься. Самокопание и рефлексия удел очень маленького процента людей. И то, это ограничивается максимум словами. А зачастую только редкими мыслями, что вот я сделал это не так. Нехорошо. А самое мерзкое - что страшней всего не сам факт поступка, а то, что этот поступок станет известен кому-то еще. От этих мыслей у него окончательно испортилось настроение. Даже предстоящий трах с Мариной уже не радовал так, как раньше – когда это казалось таким недосягаемым. Впрочем, приятно было уже то, что он наставит рога этому самовлюбленному мудаку – своему заму.
Через неделю этот день стерся из его памяти как один из многих. От него остались только редкие, но периодические перепихоны с Мариной, которые со временем сошли на нет, и он забыл и про них тоже.
***
-1
-1
Из ступора его вывел вбежавший в кабинет менеджер по развитию. Который на свою беду проходил мимо и, поддавшись рефлексам, поспешил на шум. Пуля попала ему в грудь. Алексей, взяв пальто, перешагнул через тело и вышел из кабинета. И встретился взглядом с секретаршей. Она дернулась назад, в отчаянной и бессмысленной попытке спрятаться. От пули мало кому удается спрятаться. В тот день не удавалось.
Когда он шел по коридору, было очень тихо. Не было слышно привычных звонков, писков факс-машин и принтеров. Боятся – подумал он. Эта мысль грела. Грела и распирала изнутри. Его. ЕГО боятся.
Когда он подошел к лестнице, из лифта вышла Аня – маркетолог. Она скорей всего не успела ничего понять, когда он поднял руку, зажавшую пистолет. По иронии судьбы пуля попала ей прямо в открытый от удивления рот. Тот самый, которым она делала ему минет на новогоднем корпоративе.
Он спустился вниз. Охранники сидели в своей будке, разговаривая с водителем ген. директора. Судя по их мимике, они обсуждали что-то отвлеченное от рабочего процесса. Водитель засмеялся, крутя на указательном пальце брелок с ключами от машины.
Он пошел к выходу. Когда он был на полпути между дверями на улицу и лифтом, в будке охраны запищал селектор вызова. Один из охранников поднялся со стула и нажал клавишу ответа. Он остановился. Пистолет все также был в его руке, но на это никто не обратил внимания. Когда каждый день видишь одних и тех же людей, перестаешь обращать внимание на детали.
От первого выстрела стекло будки разбилось. Один из охранников упал. Второй недоуменно посмотрел на него. Даже не попытавшись укрыться за стальной перегородкой, которая, впрочем, вряд ли спасла бы от пули. А вот водитель попытался убежать. Второй раз на своем примере доказав теорему, что от пули не убежишь. Видимо, в Алексея, ни разу в жизни не стрелявшего из огнестрельного оружия, вселился снайпер.
Он увидел ключи от машины шефа, валяющиеся в полуметре от водителя. На БМВ генерального директора стояли купленные (за счет фирмы) номера серии А МР. Что гарантировало на первое время, до объявления в розыск, относительно спокойное передвижение. Он поднял брелок с ключами и вышел из офиса. Машина стояла напротив входа.
Всегда мечтал о бэхе, мелькнула мысль. Он, улыбнувшись, завел машину.
***
0
0
Он приехал в одну из полулегальных гостиниц. Из разряда тех, где не требуют паспорт, не регистрируют заселение. Ничего не требуют. Кроме денег.
Зашел в номер (если комнату три на три метра с одним маленьким и, казалось, немытым лет десять окном можно было так назвать) и, не раздеваясь, упал на кровать. И сразу же уснул, сжимая в руке пистолет.
***
1
1
Было Страшно. Страх (СТРАХ), казалось, разъедал изнутри, как будто сердце полили кислотой, разбавленной водой ровно до той пропорции, чтобы не чувствовать боли. И сделать процесс распада медленным.
Он пошел в ванную – убогий, отгороженный гипсокартонном закуток в углу комнаты. Посмотрел в зеркало. Чужие глаза, в которых он не видел ничего из того, что подспудно хотелось видеть, уже лет десять. Только что удивляться, если и глаза тоже не видели ничего из того, что хотелось видеть им? Его жизнь перестала быть жизнью в полном смысле этого слова, а он сам не заметил, как это произошло. Жизнь, как-то невзначай, сама собой превратившаяся в обрывки, или обрывки из которых он пытался склеить жизнь? Как дети собирают картину из кусочков паззла, но они рассеянны и кусочки часто теряются. А без них не получается целостной картины, которая радовала бы глаз. И радуют только отдельные фрагменты, но когда смотришь на перспективу в целом и видишь эти дыры, и не понимаешь, откуда они взялись, становится не по себе. Если не сказать – хреново. Дети в таких случаях плачут, но взрослые нет. По такой ерунде – плакать? Да увольте.
-Я всегда хотел как лучше - прошептал он. – Не хотел никого напрягать. Шел по пути наименьшего сопротивления. Когда надо было, обходил водовороты, забирался на маленькие холмики карьеры. Не замечая того, что все это не то, чего на самом деле сам же ждал от себя.
- Прости, – он уже выходил из ванной, и непонятно было к кому обращены эти слова.
А ведь так хотелось покоя. Спокойной размеренной жизни. Без течений, катаклизмов и каких-то особо сильных переживаний. Но, как вода точит камень, саму суть человека точит такое тихое размеренное существование. Точит также тихо и незаметно. По чуть-чуть. И в итоге, как вода кипит при 100 градусах по Цельсию, ты закипаешь, а вслед за этим в кипятке закипает и сваривается вся жизнь. Суп из обрывков существования, называемый жизнью.
За дверью послышались шаги. Громкий уверенный топот тяжелых ботинок группы немедленного реагирования. Он достал пистолет и приставил к виску…
