Человек сидел на песке и с упоением дышал ночным воздухом. Это был его любимый час. Две луны, ненавязчиво смешивая свои цвета, окрасили пейзаж нежной лазурью. Их свет, отражаясь от искристо – зеленого океана, покрывал все окружающее тонкой дымкой изумрудного перламутра. Это был Его остров. Он сам придумал его, сам создал. Вдали от суматохи цивилизации, глупых страстишек и распрей людского мира. Буйная растительность, самые прекрасные цветы, которые он только смог представить и днем и ночью благоухали самыми фантастическими ароматами. Чуть голубоватое солнце нежно грело, но не пекло, как раскаленная сковородка. А ночью вот – на Его небе Его луны. Ни у кого больше таких не было. Как две половинки единого целого, как добро и зло, как свет и тень, как Он и Она, они плавно плыли друг за другом в фиолетовом сумраке ночи. И это было вечность. Он уже не помнил как давно Остров стал Его жизнью, а Он – жизнью острова.
Иногда Он возвращался ТУДА, но нет, жить он больше не хотел. То ли по привычке, то ли злосчастное любопытство, но Его ТУДА все–таки тянуло, ой как тянуло. Ну а с другой стороны - это ведь так забавно – наблюдать за мелкими склоками, за чьими – то тайнами. Невидимым приходить в гости к так называемым друзьям. Глупы люди. Суетятся, бегают, нервничают, плачут… Муравейник. Зачем? Для чего? Ну, пробежите вы быстрее других, ну пройдете по чьим – то головам, и что? Станете от этого счастливее? Нет, не станете. Просто перейдете на новый уровень, где надо еще быстрее, еще жестче, еще безжалостнее. Но нет, не понимают, бедные…
А еще было интересно наблюдать, что же творится вокруг Его тела. Впрочем, Он заходил туда всего лишь пару раз, и с чувством легкого пренебрежения смотрел, как люди в белых халатах пытались понять его состояние, проводили какие – то эксперименты, проверяли реакцию. Иногда Он откровенно хохотал над их стараниями. Неужели не понятно – Он сам не хочет возвращаться. Никогда. Ему лучше на Его Острове, где всегда тихо и спокойно, где нет этой вот суеты и мельтешения лиц.
Впрочем, было одно место, куда Он, даже невидимым, приходить боялся. Нет, боялся Он ни в коем случае не самого этого места. Просто Его пугал внутренний трепет и волнение, охватывающее его каждый раз, когда Он заходил в этот двор. Это все было еще тогда, при жизни. Он пытался об этом не вспоминать, но и убежать от воспоминаний онне мог. Хотя, видит Бог, Он так этого хотел. Все равно эти воспоминания постоянно жили рядом с ним, как третья реальность. Начало лета, облака тополиного пуха, и Она, прекрасная как рассвет, казалось, парила над землей. Счастливо улыбаясь, Она летела к нему, Он привычно распахнул объятия, готовясь ощутить каждой клеточкой тела Её теплоту, вдохнуть непередаваемый аромат Её волос. А потом – визг тормозов, глухой удар, и Он понял, что в этот миг Её не стало. Для Него это был конец жизни. Над головой закружились в бешеном вальсе тополя, потом он куда – то летел под визг и хохот писклявых и трещащих голосов. Потом был провал. Он очнулся уже на Острове, о котором мечтал. Постепенно Он устроил всё так, как Ему хотелось. И одинокое бунгало, и бухту, и, вобщем – то всю свою теперешнюю жизнь.
Раньше Он думал, что счастье – это спокойствие. О, Боже, сколько раз в суматохе дней мечтал Он вот так вот посидеть на берегу. И вот, кажется, его мечта сбылась. Но он не был от этого счастлив. Более того, в глубине души постоянно сидела ноющая игла бесконечного горя, но Он, как мог, пытался его заглушить, не дать прорваться наружу истеричными всхлипываниями. Он скрывал всё сам от себя ледяным спокойствием. Тупым, бездушным созерцанием. И это Его устраивало, ибо, Он был уверен, что по-другому ему было бы только хуже. Время – лекарство от всех болезней, ну а пока спокойствие и только спокойствие. Если б Он только мог знать, что уже следующим утром от его спокойствия не останется и следа.
Всё было как обычно: он проснулся в своем бунгало, нежные ароматы цветов ласкали и обволакивали его чувственным дурманом. Не торопясь, он по тропинке спускался к морю. И вдруг… Сердце его сначала замерло, а потом начало колотиться с безумной скоростью. Кровь расплавленным железом застучала по венам. На золотисто – белом песке отчетливо выделялись следы. Он узнал бы их из сотни, из тысячи, из тысячи тысяч других следов! Ведь это были следы Её ног. Каким – то шестым чувством, подобным звериному чутью, Он уже прочувствовал, Он осознал, что это была именно Она. Он побежал по берегу выкрикивая Её имя, задыхаясь, падая, снова поднимаясь…Он звал ее, срывая голос, не жалея ни себя, ни окружающей тишины… Всё прошлое, все убитые воспоминания и чувства вновь воскресли в его душе с такой силой, что невозможно было ее описать, невозможно было ее терпеть. Эта безумная сила рвалась наружу в каждом спазматическом выдохе, в каждом крике, казалось, разрывая на куски каждый миллиметр Его тела. Но лишь тишина была ему ответом.
И тут он увидел Её. Она шла по песку… Её невесомое полупрозрачное тело словно парило над землей. Она шла к Нему! От волнения сердце перестало биться, из последних сил Он бросился к Ней, пытаясь привлечь Её внимание, высказать всё, что накопилось за долгие годы разлуки. Она была так близко! Он видел каждую ресничку таких любимых глаз, он чувствовал, как она дышит. В Её глазах стояли слёзы, алмазными каплями они падали на Её щеки, и таким знакомым движением руки она небрежно их смахивала. В Её взгляде была такая разрывающая душу тоска, смешанная с непередаваемой нежностью. Невидящими глазами Она смотрела вокруг, не замечая Его… Сердце окаменело. Она прошла мимо Него и спокойно ступая босыми ногами, пошла прямо по морю, туда, где линия горизонта терялась в дымке тумана. И вот в тумане растворилась и Она.
Обессилев, Он упал на колени и плакал, плакал, плакал… Загребая онемевшими пальцами мокрый песок, Он пытался понять, что же произошло… Как Она смогла найти сюда дорогу, ведь Он так давно похоронил и Её и мысли о Ней. Он был уверен, что Она умерла, но ведь тогда Она в раю, а из рая нет сюда дороги. Небеса гораздо выше, гораздо светлее и безграничнее, чем Его остров. И Небесам нет дела до острова, который затерялся в мириадах выдуманных реальностей. Как же тогда? Что случилось? Где Она теперь? Как Ему до нее добраться?
Миллионы вопросов, словно бетонная плита, обрушились на него, оглушив, подавив, лишив способности мыслить. В бешеной суматохе вокруг закружились Его луны, солнце, мельтешили цветы, то распускаясь, то осыпая лепестки на слепящий песок. И даже такое знакомое небо, прежде бывшее для него эталоном постоянства, словно потерялось в потоке этих вопросов. Как? Куда? Где? Он не мог так! Ему не хватало сил всё это вынести. Что же делать? А всё вокруг кружилось, кружилось, мелькали краски, сливаясь в одну сплошную радугу. И Он летел в этой радуге, всё выше, выше, выше. Он задыхался и кричал, не в силах остановить этот поток, несущий Его в неизвестность.
А в Его палате, возле Его недвижимого тела, в инвалидной коляске и с перевязанной головой, горько рыдала девушка.
- Андрей! Андрей! Очнись, не бросай меня! – её бледные губы дрожали, а слезы застилали глаза. Она то прижимала к своей груди его холодную руку, то покрывала ее поцелуями, словно пытаясь согреть. И вдруг его рука чуть заметно дрогнула.
- Аня… - прошептал он и открыл глаза.