Гротеск
О чём думает лесоруб, когда он рубит дерево? О чём думает охотник, стреляющий в животное? О чём думает турист, разводящий в лесу костёр? А о чём думает нефтяник, бурящий в земле скважину? Много вопросов. И их было бы ещё больше. Но ответ на все эти вопросы один: эти люди думают о чём угодно, но только не о предмете, с которым имеют дело. Вот и я туда же.
***
Маленькая такая деревенька. Маленький домик на отшибе с резным петушком на крыше. Небольшой огородик. Из домашней живности только я, да мыши. Куры – только чужие, по двору шастают. Бывает, так идёшь вечером с огорода домой и – бах – курочку по голове лопатой. Вот и ужин. И наплевать, что соседская. Сосед, если не узнает, то и не обидится. А он у меня хороший, добрый. Пакостей никогда не делает. И все камни, брошенные мной в его огород, обратно не кидает. Просто носит за пазухой. До поры, наверное.
А и лютая же весна в этом году! В общем-то, как и лето. С одной стороны вроде как солнышко припекает, а с другой – всё-таки холодновато. И возишься на огороде со своим единственным средством механизации – лопатой. Грядочку вскапываешь, поворачиваясь к солнцу то одним боком, то другим – чтобы загар получился равномерным. А то, знаете ли, стыдно придти на речку, снять с себя футболку и обнаружить, что как был ты в ней, так в ней и остался.
А грядочка та под горошек предназначена. Не тот, что в банках продаётся, а тот, которому в эти самые банки только предстоит попасть. Вскопал. Посадил. Или посеял. И начинаются проблемы - втыкаешь в эту самую пресловутую грядку палки, что ещё с прошлого года остались. Воткнул все. Оглядел творение рук своих. Выглядит как-то не так. Почему-то смутно кажется, что палок не хватило.
Вот скажет мне кто-нибудь, почему каждый год не хватает палок? Каждый год одинаковая по размерам грядка. Соответственно и палок нужно одинаковое количество. Когда их с грядки снимаешь, то ничего не выбрасываешь. А на следующий год их всё равно не хватает. И так каждый раз!!!
И вот, вздохнул с видом великомученика, поднял к небу глаза, взял с собой топор и пошёл в лес. За очередной партией тычинок. Тьфу ты! Слово-то какое подобрал! А до леса недалеко. Метров сто, не больше. Углубляться не советую – съедят. И это ещё будет хорошо, если съедят. А то может, как со мной в прошлый раз, произойти: снимут шкуру, да свою на место оденут.
Лес – он, конечно, хороший, но слишком загаженный. Всё-таки не один я рядом с ним живу. Народ-то у нас необразованный, некультурный, вот и складируют возле него всякое разное. Идёшь, этак, бывает, смотришь, блестит нечто возле тропинки. Ну, думаешь, не иначе, как кто-то потерял из грибников. Может и артефакт какой, усиливающий зоркость, да наблюдательность, чтобы грибы и ягоды находить проще было.
На опушке леса обычно растёт много молодняка. Мне как раз такой и нужен был для тычинок. Но я, не торопясь, спокойно уселся под большим дубом недалеко от муравейника. Закурил. Странно. Муравьи в муравейнике живут большие. Но не кусаются никогда. Иногда так проползут по ногам, поищут чего-то и уйдут. Но не кусаются. И муравейник у них большой. Мне по пояс. Приятно на него посмотреть, когда там всё шевелится. Я вообще люблю это занятие – смотреть, как другие работают. А тут такое! Прямо аж любо-дорого.
Сижу, курю, думаю. О чём думаю – догадаться не так уж и трудно. Я, как мужчина холостой, думать могу о чём угодно, кроме своей собственной семьи. Думаю о войне. Она меня мало пугает, потому что терять, в общем-то, и нечего. И как я их. И как они меня. Непроизвольно взвесил в руке топор. Решил проверить его аэродинамические свойства. Спокойно поднялся и кинул топор, как индейцы свои томагавки, в ближайшее дерево. Авось воткнётся? И ведь хорошо кинул, со всей дури. А дури во мне много. Но топор не воткнулся. Громкий удар, треск ломаемого дерева. Но не того, которое стояло, а того, которое летело. Ручка от топора ушла в одну сторону, сам топор - в другую. И обе части скрылись в кустах. А с дерева посыпались листья, старые ветки. Гнездо упало с молодым воронёнком. И ещё что-то маленькое, всё лохматое, с ручками и ножками и с невероятного размера для такого малыша глазами.
Маленький он совсем был. Всего лишь метр с кепкой в прыжке. Да и то, если прыгать будет ну очень высоко. Стоя в траве он не доставал мне и до колена. Но деловой на вид. Кепка на нём и правда была. Серенькая, с небольшим козырьком. Широкий поясок с заткнутым за него ножиком. Мягкие ботиночки, больше напоминающие мокасины. И весь, буквально весь покрытый серой шерсткой. Красивые острые ушки торчали из под кепки и иногда нервно подёргивались. Немного помотав головой и придя в себя, он сделал вид, что и не падал вовсе. Начал расхаживать взад-вперёд, критично разглядывая меня. А затем к моему, да по глазам было видно, что и к своему собственному тоже удивлению, заговорил.
И начал он на современном русском языке, не особенно заботясь о наличии в своей речи мало-мальски приличных слов, объяснять мне, что я за человек. Объяснял он мне это долго и упорно. Я даже заслушался. Впервые в жизни пожалел, что не ношу с собой блокнота и ручки. Записал бы. Сам текст этой беседы тут привести не могу из чисто банального приличия. Но речь его всё-таки своё действие на меня оказала. Меня всегда убеждали убедительные доводы. Тем более так красиво изложенные словами - вроде как и понятными, а вроде как и незнакомыми. Хотя, конечно же, мордобитие, в данном случае оказало бы на меня не в пример большее воздействие.
Закончив свою речь, этот малыш сграбастал своими короткими ручонками птенца, затолкал его в гнездо и потащился с ним на дерево - прикреплять на место, где оно находилось до моего варварского появления.
А я остался. Сел под это же дерево. Снова закурил. Посмотрел на дым, затем наверх. Затушил сигарету и спрятал бычок в кармане. Видать, что хороший он волшебник – этот маленький человечек. И освоил он магию в совершенстве. Не нужны ему больше никакие дополнительные средства: всякие там зелья, порошки, снадобья, лишь одними словами он смог подействовать на меня. И я снова задумался. Но теперь уже не думал о каких-то посторонних и нереальных вещах, которые в моей жизни и не произойдут никогда. Я начал думать о том, что происходит вокруг меня. Странные вопросы лезли в голову. Теперь меня интересовало, что вот де, когда я рублю дерево, то когда оно перестаёт чувствовать боль? А как кричит травинка, когда её выдираешь с корнем из земли? И сколько страха испытывает весь муравейник только от того, что я нахожусь рядом с ним и являюсь его потенциальным разрушителем? Может быть, они потому и не кусают меня, что боятся разозлить? А застреленное охотником животное – долго оно ещё продолжает чувствовать боль, будучи кажущимся мёртвым? И как оно про себя кричит? Чувствует ли страх перед смертью? А если чувствует, то с какой силой? И вообще, как можно измерить силу страха? А что чувствует сама планета, когда её ковыряют то тут, то там? Кто такая Природа? Много вопросов. Слишком много.
Так я и уснул под этим деревом. А когда проснулся, то весь мир для меня полностью переменился.
***
С тех пор сидим мы с ним на одной ветке высоко над землёй. Болтаем о том, о сём. Болтаем своими короткими ножками, свесив их вниз. Иногда кидаем вниз шишки и смотрим, как они падают. Для забавы делаем луки с тетивой из яркого света звёзд и стреляем из них по ночам звуками неба. Наблюдаем за изредка проходящими мимо людьми. Слушаем голос ветра и пение звёзд, наблюдаем за грустной улыбкой луны. И так будет длиться до тех пор, пока не придёт ещё какой-нибудь безумец и не начнёт рубить наше с ним дерево. Тогда, думаю, нас будет уже трое…
