Стерилизация
Корабль был огромен. Шесть дней, назначенных пришельцами для демонстрации, он закрывал полнебосвода, погружая Землю во мрак и депрессию. Детали не просматривались; тусклый размытый переход от света к тьме - и только, то же самое во всех диапазонах электромагнитных волн, без исключения. Попытки приблизиться ни к чему не вели, пилотируемые аппараты аккуратно разворачивались непреодолимыми силами, прочие же исчезали бесследно. За шесть дней человечество перепробовало всё, от массированных пусков ракет до единовременных молитв всех действующих конфессий, с одинаковым пустым результатом. День седьмой стал началом контакта - корабль зазвучал, телепатическая трансляция шла двенадцать минут, огибая земной шар началом в двенадцать ноль-ноль по местному времени, в полном соответствии с поясными границами.
***
- .... не подлежит сомнению, что передачу приняли все: мужчины, женщины, старики, дети - начиная от пятилетнего возраста. Пока не всё ясно с умалишёнными, но главное поняли и они - нам не угрожают, нигде, ни в чём. Содружество цивилизаций принимает нас такими, как мы есть, и берёт на себя ответственность за наше здоровье и благополучие. Если это так, то я даже не знаю, с чем можно сравнить величие настоящего момента. С возвращением в Эдем, господа!
Комиссар Безопасности сел, счастливо улыбаясь. Премьер промокнул глаза, министры задвигались, ошарашенно поглядывая друг на друга, звякнул наполняемый минералкой стакан. Кто-то отчётливо всхлипнул. Президент молчал, массируя веки. Слово взял министр здравоохранения.
- Позвольте мне, господа... Я, некоторым образом, врач... Я вижу, констатирую - мы сейчас несколько не в себе. Возможно, всё ещё под воздействием гипновнушения... Надо сделать паузу, отдышаться... Пройти медицинское освидетельствование, наконец. Предлагаю собраться завтра.
Президент хлопнул ладонью по столу.
- Заседание переносится на двадцать ноль-ноль. К девятнадцати тридцати каждому представить справку... О душевном равновесии. Всем спасибо, все свободны.
***
Первым осуществил акт доброй воли бомж Пионер. Блаженно мурлыкая, он очистил от капустных соплей томик Пушкина, вывалил в грязь добытые с утра лепёшки банок и бережно уложил книгу в мешок. Поодаль призывно шелестели номера "Юности" одна тысяча какого-то года, половинка Хемингуэя и пачка газет, впрочем, так и оставленная Пионером под раскисшим арбузом. К приемщице тёте Глаше бомж прибыл, покряхтывая от тяжести бумажных кирпичиков.
- Ты чё, - закричала Глаша, прибавив ещё несколько слов, - я кто? Стеклотара я! Начо мне макулатура, вали отсюдова, Пионер.
Тётя Глаша любила поговорить, да и умела, но слова использовала по большей части простые, здесь не очень интересные. Первочеловек терпеливо слушал, уважительно сморкаясь в рукав.
- Пришельцы велели, тёть Глаш, - сумел вставить он в декламационную паузу, - али не слышала? Теперя книги, значит, будем носить, с большим удовольствием. Нам не зазорно, и обчеству польза. Ты не шуми зря, тут килов пятнадцать, не меньше, вот и прими, а бутылки инопланетянцам без надобностев.
Пионер прислонил мешок к ящикам и посмотрел на корабль, выплывающий из-за крыш окрестных пятиэтажек. Приёмщица собралась было продолжить, но так и обмерла. Мешок враз пропал, а на его месте оказался серебристый пакет с фотографией Джордано Бруно, непустой с виду. Глаша и Пионер стукнулись лбами, но от неожиданности не обратили на то внимания. В пакете нашлись четыре бутылки портвейна, нольсемь армянского коньяку, полкило мандарин, запаянная в пластик копчёная курица и коробка с надкушенным яблоком.
***
- ... таким образом, к нынешнему моменту достоверно известно о двухсот пятидесяти случаях обмена бумажной литературы на разнообразные материальные ценности. Мало того, по информации от зарубежных источников, обмен ведётся также и на артефакты неземного происхождения: электронные гаджеты, средства коммуникации и, похоже, установки медицинского, а то и двойного назначения. Процесс развивается взрывообразно, не оставляя нам выбора. Единственно возможное сегодня решение - взять под контроль стихийно возникшие пункты обмена, привлечь государственные активы, мобилизовать книгоиздательскую промышленность, библиотечные и иные книгохранилища. Какую бы цель не преследовали инопланетяне, обмен уже не остановить, остаётся лишь согласиться, согласиться с максимально возможной для страны выгодой.
Премьер перевёл дух, перещёлкнул клавишами лаптопа.
- Пока что нет сведений, хоть как-то порочащих действия, э-э-э, инопланетных партнёров. Все обещанные в телепатической передаче блага - не фикция, как мы видим. Корабль отошёл на безопасное расстояние, безопасное с точки зрения психологического давления, он уже не виден, лишь подтверждает присутствие бесперебойными обменными актами. Предлагаю принять за основу провозглашённую парадигму взаимовыгодного сотрудничества, хоть и невозможно пока представить, за каким бесом им книги понадобились, извините. При их-то возможностях и технологиях.
Президент поморщился.
- Что, совсем нет гипотез? Если книги покупают, следовательно, это кому-нибудь нужно. Что говорят эксперты?
Встал приглашённый академик. Развёл руками
- Нельзя пока что-либо утверждать с приемлемой вероятностью, господин президент. Нет теории, да что там, и гипотез-то нет... Конечно, мы обязаны предположить худшее, но книги, гм, действительно нам не нужны, даже и без пришельцев... Практически вся текстовая информация уже оцифрована, мы ничего не теряем, ни единого бита. Кроме того, взамен бумажных носителей они представляют электронные, если можно так называть получаемые устройства. Там всё есть... Причём в совершенном виде, нам такое раньше не снилось - голография или что, но иллюзия полная, вплоть до запаха. Я бы показал, но сюда проносить пока что преждевременно. Пришельцы играют честно, господин президент. У нас нет доказательств противоположного...
***
Звонок.
- Да. Кто? Служба доставки? Разумеется, поднимайтесь.
Входят улыбающийся сержант, с ним двое грузчиков. Полицейский зачитывает что-то обязательное, достаёт планшет, включает.
- Сканирование завершено. Триста сорок семь единиц, гражданин. Общая сумма две тысяча семьсот сорок два поинта.
Отщёлкивает карточку, протягивает.
- Расписываться необязательно, карточка теперь только ваша. Поздравляю с приобретением!
Грузчики начинают выносить книги.
- Папа, что они делают?
- Убирают книги, Машенька. Они больше не нужны.
Девочка пугается, хватает яркую цветную книжку.
- Пап, я не отдам!
- Ну что ты. Вот смотри: я нажимаю кнопочку... Ап! Книжка! Точь-в-точь, как твоя.
Над планшетом появляется неотличимая копия. Девочка протягивает руку, книжка раскрывается... Папа незаметно передаёт оригинал книгоношам.
***
В подвале хорошо, покойно. Полученный за "Войну и мир" обогреватель гонит тёплый воздух без видимого участия электричества, звякают бутылки, Пионер спит на куче тряпья, Шашлык и Каин беседуют.
- Ты, Каин, хвостом не верти, отвечай как есть, шкура образованная. В чём нас космос имеет, без всякого на то моего сомнения, через какую дыру и поперёк кому за вредность придётся, голубь ясный.
- Увянь, Шашлык. Не нашего ума дело, не твоего, по крайности. Налей-ко в кружечку, мил-человек.
Портвейн разливается, пьют смачно, с придыханием, истово. Шашлык ощутимо совеет, Каин - напротив, воодушевляется.
- Книги! Читал ли ты их, Шашлык? Ну да, ну да, как же... Грамотный. Читали и мы, тысячи лет странички перевёртывали, от удивленья жмурились, и просто, для удовольствия. Хранили-прятали, жгли, сочиняли то ж, писали-печатали, на самокрутки пускали, по ним же молились, интеллигенция возле папашиных полок из века в век на горшках сидела - ты полагаешь, попусту? Неет, друг Шашлык, не в одном чтении дело. Есть вещи, людям необходимые, возьми хоть штаны, сними их с тебя - и нет Шашлычка, нет человека, тьфу, одно бесстыдство...
- Штаны не трожь, падла...
- Да я к примеру, для доходчивости. Вещь она суть отражение человека, особенно близкая, до тела ли, равно и до души. Привычная такая, утешная. Есть ещё портвейн-то?
Разливают, пьют.
- Исстари повелось, Шашлык батькович, что души в вещи впечатывались, потому как куда же ещё... Не только в вещи, живая тварь тоже годится, та же лошадь. Извели лошадей, а ведь веками рядом жили, извели – враз оскотинились... Две войны, мильоны душ железом пожгли-посекли, это тебе, брат, кажется, что человек сам по себе, он за всех ответчик, и за лошадей, и за штаны. Нет лошади - нет и лишнего беспокойства, бей-лупи, не оглядывайся! А то невдомёк, что жизнь человечкина порой лишь на конском волоске и удержаться может, одной заботой о штанах - тоже и так бывает. Книги, браток, почти как лошади, однако много интеллигентней. Над ними... Над ними думали. Почитай, по другому и не было, давеча не было, нонеча нет и анадысь тем более. Привыкли мы и по другому не могем, как те собаки у Павлова. Спроси меня, друг Шашлык, где тут курица, где яйцо - не отвечу я тебе, промолчу скромно. Тем более, спишь ты, как я вижу. А я допью винцо и рядом лягу, на куфайку. Пусть они там книгами хоть реакторы топят... Пусть летят на них к звёздам, нам-то что... Теперь-то...
