запись на форзаце.
Я ощущаю себя странно ровно настолько, насколько странно может ощущать себя человек, затеявший писать длинную историю только лишь ради ее последних строк, которые на поверку могут оказаться совершенно бессмысленными. Но при этом я пытаюсь сразу заметить, что этими записями никто не пытается вас драматизировать или же, наоборот, обнадежить. Точно также я не ставила себе целью заинтриговать вас или же, наоборот, утомить скукой. Просто прочитайте мой дневник. Здесь всё как есть.
раз.
В старой английской шутке учитель спросил ученика:
- Как ты докажешь, что Земля крутится?
- Я этого не говорил. - Ответил ученик.
Сначала я хотела сказать пару слов о том, как устроена машина времени и почему она работает, но почти сразу поймала себя на мысли, что по привычке начну углубляться в длинные и сложные подробности, поэтому, как ученик в шутке, я почти ничего не скажу в ответ на подобные вопросы. Ограничусь немногим:
Почва была подготовлена давно, взять хотя бы теорему Минковского о четырех пространствах, критику (лучше назвать это разбором) второго закона термодинамики Козыревым, работы Эйнштейна и их добротный анализ американскими физиками. Но я не на лекции, так что ограничусь резюмированием некоторых основных свойств машины времени и всего, происходящего вокруг нее:
Во-первых: отмечу это сразу и отдельно, время - очень сложное понятие.
Во-вторых: все живые существа являются обработчиками времени.
В-третьих: машина времени не может позволить человеку шагнуть в будущее. По крайней мере та машина времени, про которую пойдет речь далее. Но разработки ведутся, хотя и не очень активные, в связи с огромной сложностью задачи и недостаточном фундаменте научных знаний. Путешествовать в прошлое значительно проще.
В-четвертых: знающие люди наверняка смутились упоминанием теоремы Минковского (о четырех пространствах), так что здесь нужно сделать замечание — время тесно связано с пространством, а вернее является его неотъемлемой частью. Это важно.
В-пятых: первые шаги в прошлое показали, что в течение всего периода между прошлым и настоящим, в пространстве, которое занимает машина времени, ничего не должно маячить. Первого путешественника во времени (к некоторому счастью, это был не человек) продырявили часовые мухи. Инцидент отбросил машину времени в продолжительную стадию доработки и новых исследований, но об этом в следующем пункте.
В-шестых: человек может выдержать колебания в пространстве воздуха, но на всякий случай мы разработали что-то вроде пространственной оболочки, чтобы обезопасить путешественника. Я попытаюсь объяснить принцип работы оболочки простыми словами: она работает со слоями пространства, в некотором роде подменяет их, и получается, что теперь не муха проходит сквозь путешественника, а путешественник сквозь нее.
В-седьмых: если время - это очень сложное понятие, то пространство - частью которого является время - гораздо сложнее. Отсюда делаю для вас вывод - работа оболочки требует гораздо больше энергоресурсов, нежели работа машины времени.
На этом почти всё о свойствах. Спасибо за терпение? Не знаю, но я почему-то беспокоюсь о тех, кто это прочитает. Не хочется оказаться непонятой и в то же время я постаралась насколько это только возможно в моем представлении в рамках разумного утрировать предоставленную информацию.
Ну что ж, позвольте представиться. Автор этих строк — Соня Ковалевская (практически любая информация обо мне сейчас засекречена правительством, но в молодости мое имя часто мелькало в научных журналах) и машина времени известна мне во всех абсолютно деталях. Как в технических, так и в теоретических, даже самых мелких и неочевидных. Моя научная работа за последние несколько лет сместилась значительно в сторону, уступая место исследованию прошлого в качестве государственного сотрудника (не мне судить, хорошо это или плохо). Мне тридцать, всю свою жизнь, начиная с тринадцатилетнего возраста (когда дети отправляются в плавание по морю демонов), я посвятила науке и без ложной скромности могу сказать, что добилась в этой сфере грандиозного успеха. В истоке практически каждого моего начинания стоят строгая дисциплина, спасибо за это моим любимым родителям, и, как мне однажды польстили, маниакальный энтузиазм. Многие замечали, что я очень красива, но сама я вряд ли могу сказать об этом наверняка и без лишнего самолюбия. Внешность у меня весьма специфичная, и иногда мне это нравится. Подробнее, к сожалению, описать себя не смогу.
Моим коллегой по путешествиям во времени был интересной души космонавт, по совместительству отличный военный человек. Лёша (его имя) умел увлекать разговором, был крайне легок в общении и при этом очень эрудирован. Идеальный кандидат, и я откровенно могу сказать, что мне повезло работать вместе с ним. Ему хорошо знакома машина времени, и, что больше всего меня забавит, он настолько с ней породнился, что иногда в шутку называл ее вторым домом.
два.
Не знаю, как описать то чувство, которое мотивирует спортсменов на новые рекорды, но оно мне очень знакомо. Мы шаг за шагом уходили в прошлое, сначала неуверенной походкой осторожного ребенка, который кончиком пальцев ноги проверяет, не слишком ли горяча вода в его ванне, перед тем как в нее залезть, а далее намного смелее, потому что страх путешествий во времени наши сознания уверенно теснили назад. Бывает такое, что проделывая одну и ту же работу, ты, в конце концов, окончательно теряешь робость перед этим занятием. Взять, например, хирургов интернов, которые впервые в своей жизни начали по-настоящему оперировать, а затем задержались в этом деле на долгое время. С нами произошла примерно такая же метаморфоза и, думаю, это чувство знакомо подавляющему большинству человечества. У демона обыденности слабое терпение, и хотя от путешествий во времени всегда гулко ёкало сердце, это все равно превратилось в простую работу, иногда даже рутинную. Надо было сразу сказать, что путешествовали мы не так далеко, как это можно нафантазировать. Мы исследовали территорию (думаю, можно так говорить даже о такой необычной части пространства, как время) в двадцать-тридцать лет. В основном, доказывали или опровергали вину участников громких преступлений.
Леша однажды сказал, что полет в космос никогда не вызывал у него чувство скуки. И это был первый знак. Отслеживать отмывания и злополучные приватизации очень приелось, а предотвращать теракты или убийства мы не могли - прошлое пускало нас только как свидетелей. Это оказалось важным временным парадоксом.
В-восьмых: человек из будущего никак не может повлиять на смерть человека из прошлого. Если все те свойства, которые я описывала в самом начале, имеют множественные предтечи в виде научных работ известных физиков, то данное свойство принципиально новое и предугадать его мы не могли.
Приевшиеся задачи вкупе с жаждой узнать предел заставили нас разработать и пролоббировать идею самого далекого путешествия во времени. Расчёты подводили нас к русской революции до первой мировой войны. Все задание сводилось к аналитике: оценить влияние Запада на революцию, охарактеризовать несколько исторических личностей того времени, отметить контроль цензуры, описать быт и прочее в таком духе. Правительство, само собой, стало воротить нос, но мы оперировали тем, что каждый день простоя обходится казне в миллионы рублей, а чем дальше мы отдаляемся от назначенной точки во времени, тем меньше вероятность, что мы сможем попасть туда в будущем, и тем менее актуальной станет полученная информация. На последний довод замечали, что информация по большому счету и так неактуальна, но, в целом, нам пошли на уступку.
- Нам разрешили прогуляться на длинном поводке. - Сказал Леша.
Мы были счастливы. Правительство предоставило нам документы, деньги, одежду и, после тщательного изучения муниципального архива, даже смогло найти пустующую квартиру в центре Москвы, ключи к которой тоже не оказались помехой.
Впервые за долгое время работы мне стало по-настоящему интересно, мне позволили снова почувствовать себя первопроходцем. Я штудировала историю, пыталась научиться манерам речи того времени и подолгу фантазировала.
За ночь до отправления у меня сильно кружилась голова, но вместе с этим я была в восторге, а перед сном считала великих людей, о существовании которых в 1917-м никто не знал, и не могла уснуть. Проворочавшись до утра, я встала и переоделась из пижамы в темно-синюю блузку в мелкий белый горошек и черные брюки примитивного фасона.
Все это, вместе с диковатым зеленым пальто и черно-белыми узорами на платке очень привлекательно смотрелось в зеркале. Я добавила немного косметики и в таком виде отправилась на кухню ожидать служебный автомобиль.
На пункте машины времени в тот день царила почти праздничная атмосфера, нас просили о всяких мелочах навроде сувениров, редких монет, революционных марок, чьего-нибудь автографа на форзаце сборника стихов или рассказов, в общем, всех идей мне упомнить не удалось. Замечу только, что Леша был намного сосредоточенней меня. Наверно, сказались его незначительные пробелы в научной части, и он попросту волновался. Я же была полностью уверена в расчётах и, в отличие от него, не отвлекалась на такую ерунду как план задания.
- Да расслабься ты, эй! - Приказала я кажется новогодним тоном.
- Просто мысли, Соня, - Леша улыбнулся мне в ответ, - не знаю чего ждать, но мне очень интересно.
- Вот именно! Мысли просто!
Все мои знакомые привыкли и давно смирились с тем, что я обожаю цепляться за каламбуры. Далее мы вытащили машину времени на подобранный правительством чердак старого дома, поместили ее на опору и залезли внутрь.
Внешне машина времени не так громоздка, как это опять же можно представить. Она занимает столько же места, сколько занимает легковой автомобиль, разрезанный пополам. То есть - без задних сидений и багажника. И без колес. Я всегда сижу на месте водителя, Леша всегда занимает кресло пассажира. Руля, конечно, нет, есть планшет панели управления, с помощью которого и задается маршрут. Зато под капотом в нашей машине огромный запас ядерного топлива и тяжелая свинцовая обложка. Не на бензине ведь нам путешествовать, верно? Осталось только задать временные координаты и опустить до упора вниз то, что напоминало рычаг коробки передач.
три.
Девятое: машина времени не производит лишнего шума.
Мы пришли в себя в начале первого десятилетия двадцатого века, но самочувствие сильно подвело. Всё тело покалывало под кожей, у меня скрутило живот, а голова раздавалась звонкой жестокой болью. Леша чувствовал то же самое, и мы оба едва могли устоять на балках чердака. Леша помог мне спуститься на лестничную площадку, откуда мы без лишних проблем дошагали до пятого этажа и поблагодарили правительство за без проблем подошедший ключ.
Нас ждала уютная и местами зажиточная двухкомнатная квартира. Комнаты были обставлены скромно, но дорогой мебелью. В зале была установлена шведская стенка, но кроме нее, широкого письменного стола и трех деревянных стульев с изогнутыми ножками, зал был пуст. Я сразу же легла переводить дух на красивейший красный диван из Чехии в соседней комнате, Леша ограничился тем, что расположился в одном из кресел из того же гарнитура. На обоях за нами остались следы снятых картин. Сама квартира значительно запылилась (она больше года обходилась без людей), но всё равно выглядела аккуратной. Богаче всего была обставлена кухня: мы нашли огромный холодильник, плиту, два очень крепких стола (один поменьше, для готовки, и другой, собственно, для приема пищи), стулья, дорогую посуду и, что мне понравилось больше всего, идущие часы. Отчетное время - полдень. Часы шли правильно, а над золотым циферблатом на нас гордо смотрел огромный черный орел. Мы решили не спешить и перед выходом в город тщательно разобраться во всем произошедшем.
Как оказалось, выделенного для оболочки количества топлива было недостаточно, и машина времени прокатила нас по пространству без защиты через несколько недель. Дыр в нас никто не сделал, что было дьявольским везением, если учитывать, что мы припарковались в центре Москвы, но все-таки нас хорошенько потрепало.
Вечером я нашла силы отправиться на рынок за покупками. Леша купил два матраса, чтобы спать на полу (диван он безоговорочно уступил мне). Я взяла полотенца, постельное белье, гигиенические принадлежности и две большие толстые тетради в твердом переплете. Одну я отвела под запись сухих фактов, аналитики и вклейки вырезок из местных газет (техника кат-ап). А другую, в лучших традициях гонзо-журналистики, использовала как личный дневник.
Мы разместили вещи в квартире, освежились в душе и под конец дня вышли в город еще раз в поисках ресторана или чего-то в этом роде. Поздним вечером Москва привела меня в восторг. Я часто слышала стук копыт, машины попадались на глаза значительно реже, чем в современности, и поэтому дышать здесь было гораздо свободнее. Нас одинаково радовала и теплая погода в начале осени и почему-то символы революции, которые мы замечали практически везде.
Люди оглядывались вслед нам, проходивший мимо старый пьянчужка крякнул что-то невнятное, поравнявшись, и Леша дал ему денег, а пьянчужка, ничего не говоря, тут же прибавил шагу. В нас долго всматривался городовой, из-за чего я на секунду забеспокоилась, но стоило нам найти более-менее приличное заведение и раскрыть его двери, как все мои страхи улетучились. Я увидела множество женщин, одетых намного наряднее меня, и их сверкающих солидных кавалеров.
Мы заняли столик в углу, как казалось, в самом неприметном месте, и официант выложил перед нами несколько красиво оформленных блюд и поставил на стол графин с водкой. Я смотрела на румяные куриные ножки и на то как сверкали капельки воды на зелени и помидорах, на картофельные слегка поджаренные кружочки на той же тарелке и горку сметаны в пестрой розеточке. В двух маленьких тарелках лежали малосоленые огурчики, немного прикрытые тремя аккуратными ломтиками черного хлеба. И все это распространяло очень насыщенный вкусный аромат.
Я думала, что мы попали в роскошное место - уж очень богато был обставлен наш скромный столик в углу и очень вежлив с нами был пожилой высокий официант, очень прямо держал осанку, подавая блюда. И в то же время я волновалась, что для такого времени жить на широкую ногу было излишне подозрительно, и боялась, что вот-вот к нам подсядет какой-нибудь тайный следователь и предложит обсудить источники наших доходов.
Леша как будто прочитал мои мысли. Когда в очередной раз к столику подошел официант, чтобы поставить на стол графин с васильковой водой, он спросил:
- А в этом месте ужинают известные люди?
На что официант, который до этого момента всегда держался солидно, потупил глаза, но все же быстро собрался и ответил.
- За вашим столиком обычно сидит товарищ Сталин. А прямо сейчас в заведении ужинает Каменев со своей семьей.
- Простите, не заметил товарища Каменева. - Как можно быстрее постарался закрыть диалог Леша.
- Это очень известное заведение. - Заметил официант и осведомился. - Я так понимаю вы здесь в первый раз?
Леша глупо замешкался.
- Мы из Л... П...
- Не очень часто бываем в Москве. Мы из Петербурга.
- Ах, оттуда!
Официант сразу испарился, подарив нам ощущение, что все в порядке. Мы вернули внимание к приятному аромату за столом. Раньше я никогда не говорила "яства", но сейчас еда за столом провоцировала именно на то, чтобы ее называли именно так.
Леша обогатил рюмки.
- Так глупо запутался в названии города.
- Мы и так вряд ли смогли бы ничем себя не выдать. Главное, чтобы нас не посчитали диссидентами или иностранцами.
Я была настроена легко, хоть и беспокоилась, конечно. Но в течение постоянных путешествий во времени к волнению начинаешь привыкать, поэтому я могла поручиться, что была спокойна. По крайней мере до тех пор, пока мы не выпили по третьей рюмке, когда к нам направился поздороваться крепкий человек. Он был смуглым, носил широкие усы, а лицо, хоть и выражало довольство, глазами все время будто бы что-то выискивало и запоминало.
- Прошу прощения, я слышал, что вы приехали в Москву гостями из Петербурга.
- Именно так. - Отозвалась я. - Присаживайтесь.
Некоторые моменты нашего пребывания в прошлом определялись регламентом. Хоть мы и волновались внутренне, нам всегда надо было придерживаться легенды и не показывать, как это называется, чувства дискомфорта.
- С кем имеем честь разговаривать? - Спросила я.
Каким бы странным это не могло показаться, нашей настольной книгой во время многих психологических тренингов был "Золотой теленок" Ильфа и Петрова. В каком-то смысле мы тоже проворачивали большую аферу. Мужчина присел рядом с нами, поставил на пол кожаный портфель и оправил низ серого пиджака. Плисовый костюм на нем хорошо сидел, хоть и не выглядел слишком дорогим. Не импортный, но сделанный на заказ.
- Меня зовут Ипполит. Вы ведь здесь в первый раз?
Официант! Подозрения окончательно материализовались, когда я услышала цитату из нашей прошлой беседы. По лицу Леши я поняла, что он тоже обо всем догадался.- Все верно. - Сказал Леша. - Местные гарсоны разговорчивы. И Каменева очень явно знают.
- Да уж. Извините. Дух заведения такой. Вы, может быть, и сами понимаете.
- понимаем.
Леша изобразил разочарование. Ипполит нам ничем не угрожал, даже наоборот, боялся. Петербург часто отправлял проверки в Москву, а этот ресторан выглядел чересчур буржуазно для народа, начавшего строить социализм. Слишком легко было представить это место в неправильном свете, и Ипполита, судя по виду, это всерьез беспокоило.
- Завтра состоится первый показ фильма. - Ипполит не уточнил название. - Вы, надеюсь, согласитесь осмотреть наш революционный кинотеатр.
- Я люблю кинематограф.
Официант принес третью рюмку и щедро присыпанную зеленью овальную тарелку с нарезанной сельдью в черной икре и горошке. Ипполит наградил официанта неодобрительным взглядом, но мы постарались его успокоить своими легкими улыбками.
- Всё в порядке. - Сказал Леша. - Выпейте с нами и расскажите про кино.
- А лучше про Москву. - Сказала я. - Здесь очень хорошая погода, как нам показалось.
- О! Я уверен, что вам не показалось!
Ипполит оживился и дальше очень долго и красочно рассказывал, выпивал с нами, подхватывал ломтики селедки и чувствовал себя по-свойски.
- Я до революции на почте работал, там-то меня большевики и завербовали, я почему-то сразу им доверился, когда они со мной стали разговаривать. убедили практически сразу. Я, можно сказать, один из первых, кто этим духом проникся. - К своему несчастью Ипполит окинул взглядом неподходящее к его речи роскошное помещение, но не обратил на это никакого внимания. - Я помогал передавать послания, шифровал, скрывал некоторые серьезные письма, на мне, в конце концов, держалась большая часть иностранной прессы, была раскрыта масса политических преступников, если вы понимаете о чем я. О белых...
Мы задержались немного после закрытия ресторана. Ипполит на прощание достал красный блокнот с вытесненным в углу золотым гербом серпа и молота и на розовом листе выписал нам контрамарку.
- Передайте это Петру Лаврентьевичу, можете спросить его у секретаря. Народа будет очень много, но, надеюсь, мы увидимся в холе. Хотя народу будет очень много, в том числе и интересного.
На этом мы и попрощались, но вместо того, чтобы вернуться домой, мы сняли номер в гостинице - так было безопаснее для нашей легенды.
четыре.
Я не могла назвать людей в кинотеатре аристократами, но в большинстве своем выглядели они очень прилично. Многие были рабочими, занявшими государственные посты после революции. На премьеру пришли и видные государственные деятели, редакторы главных революционных изданий и представители самых ответственных должностей. Пришли писатели, актеры и обычные люди, которые выглядели самыми впечатленными, во многом потому что многие до сих пор ни разу не были в кинотеатрах.
Нас нашел Ипполит. Он сменил костюм и сильно надушился терпким одеколоном. Вместе с ним мы ходили по красно-золотым коврам кинотеатра, осматривались на колонны и бюсты Ленина и заглядывали под высокие потолки, украшенные огромными бронзовыми люстрами.
- Хорошее место. В Петербурге таких мест нет.
Я не захотела соглашаться, оговорившись, что Петербург очень насыщен. Ипполит в это время познакомил нас министром культуры и еще с несколькими солидными мужчинами из партии. Все оставили приятное впечатление, кроме министра культуры, у которого сильная вонь изо рта совмещалась с привычкой широко его раскрывать, сверкая гнилыми зубными рядами. Отделаться от него было откровенным удовольствием. И тут я заметила молодого высокого мужчину с вьюгой волос на голове и размашистыми усами. Он поправил подтяжки на плечах и наклонился, чтобы протереть туфли салфеткой. Я сразу его узнала по фотографиям.
- Смотри, да это же Чуковский!
Ипполит вздрогнул, как будто в римском музее вместо античных ваз посетители обратили внимание на довольно-таки незначительные современные вещи. Леша оглянулся на указанного мужчину и расплылся в улыбке. Просьба не заставила себя ждать.
- Можете нас познакомить?
- Да, конечно.
Мы подошли к Корнею Чуковскому, который высматривал кого-то в толпе. Ипполиту пришлось представиться, прежде чем заговорить. Ранее они не были знакомы.
- Это мои друзья из Петербурга, они проявили к Вам интерес и попросили представить. - Сказал Ипполит.
- Очень признателен. Вы хотите обсудить что-то конкретное?
Ипполит удалился, позволив нам поговорить наедине.
- К Вам мы настроены категорически дружелюбно. - Сказала я. - А товарищ Маяковский сегодня не придет?
Чуковский улыбнулся.
- Товарищ Маяковский сейчас на площади Искусств в Париже.
- Ясно. Как вам местная обстановка?
Я растерялась и перешла на глупые вопросы. Спрашивать откровенно о политике было небезопасно, но нельзя было не выжать ничего для своего отчета от такой колоритной исторической персоны. Я не знала, к чему нас подведет беседа, но Корней Николаевич (молодой и с виду несколько суетливый человек) с охотой согласился составить нам компанию. Он тоже пользовался контрамаркой, поэтому оказалось очень легко добиться, чтобы нас усадили рядом.
Фильм показался нам очень красным, но публика от него пришла в восторг. Чуковский тоже был доволен, но, в отличие от окружающих, не стал называть явление кинематографа чудом. Он согласился зайти с нами в кафе и на выходе из кинотеатра уже увлеченно обсуждал с нами современное искусство.
- Чинари-обериуты, Малевич, все это замечательно, но сложно понять, как к этому нужно относиться. Я слабо понимаю Хармса, Крученого и остальных. Представьте, если их станет много, и что каждый поэт будет выражать мысли... подобным образом. Как вы прикажете к этому относиться? Они не претендуют на то, чтобы их понимали, пытаются запутать как формой, так и содержанием, это сплошной беспорядок и хаос. Но вы должны понимать, что хаос – это партитура действительности, это искусство. Власть не должна давить творческих людей своим прессом. У власти ведь очень хороший пресс, не так ли?
Мы согласились. Чуковский говорил очень смело, видимо, не видел в нас никакой опасности. Он вспомнил о Маяковском, как о полезном поэте, но его речь прервалась, когда мы оказались напротив МХАТа. Мы заметили суету. Народ выстроился полукругом перед фасадом, а в центре носился пожилой человек в белоснежной косоворотке.
- Миша, слазь! Миша!
На крыше театра под конями застыл мужчина. Он смотрел вниз и наверно что-то неистово соображал. Мужчина внизу все так же носился и постоянно повторял только одно и то же.
- Слазь, Миша! Что ты хочешь сделать, черт возьми? Даже и не думай, я тебе говорю.
Мужчина наверху выглядел совершенно загнанным, за все время здесь я впервые увидела настолько несчастного человека. Он готовился прыгать, но постоянно спотыкался о крики мужчины внизу.
- О жене подумай, я ей ничего не смогу сказать! Возьми себя в руки, Миша!
Мужчина внизу неистово жестикулировал, сгибая руки в локтях и размахивая ими от плеч. Корней Чуковский извинился перед нами и побежал в гущу событий. Он тоже начал кричать.
- Миша, это я! Слезай! Миша! Давай всё обсудим!
Появились городовые и пожарные машины. Людей стали расталкивать назад так, что в центре перед крышей остались только мужчина в белоснежной косоворотке и Корней. Самоубийца сел на уголок крыши и все так же безэмоционально поглощал крики товарищей. Он крикнул водителям пожарных машин не приближаться и начал разговаривать с Чуковским. Мы не могли услышать его слов, как и слов Корнея, но после недолгой беседы Миша встал с уголка на самом краю и сделал шаг назад. Он забрался за статуи и скрылся с крыши. Чуковский тут же побежал внутрь театра, а вслед за ним побежали городовые, пара-тройка людей из толпы и мужчина в косоворотке.
Мы ушли с площади с тяжелыми мыслями. Ветер гнал прочь с деревьев желтеющую листву и подгонял течение в реке.
пять.
Ноги уже отказывались ходить, когда мы вернулись в гостиничный номер. Леша помыл фрукты, я устроилась на кухне и стала размышлять о произошедшем. Главными событиями, конечно, были беседы с Корнеем и самоубийца на крыше театра. Леша вернулся из комнаты встревоженным и держал в руках провода.
- За нами следят, Соня.
Мое сознание сделало кульбит после этих слов.
- Надо срочно уходить. - Решил Леша.
В ту же минуту мы вышли из гостиницы, не собирая вещей. С помощью трех случайных машин такси мы перебрались в нашу изначальную квартиру. Я спрашивала Лешу, зачем он вырвал провода, но этот вопрос в то время был совершенно бессмысленным.
- Чисто. - Сказал Леша, осмотрев нашу квартиру.
Я на всякий случай достала пистолет, хоть и знала, что он не сможет мне помочь. Мы смогли перевести дух и стали строить гипотезы. Конечно, все следы вели к Ипполиту, но мы понятия не имели, кто он такой. Он мог сулить нам какие угодно неприятности.
Мы были уверены, что нас не могли проследить, Леша даже согласился сходить за продуктами. Но в то же время было очевидно, что нас начнут искать и, если мы задержимся, в итоге найдут.
Я приготовила ужин. Леша пробовал разгадать личность Ипполита, а я решала - можно ли нам остаться в Москве еще хотя бы на пару дней. Мы сошлись на том, что сможем продержаться еще сутки, а завтра вечером уедем в будущее. Следующий день мы собрались посвятить Воробьевым горам и подведению итогов. Ночью, когда мы легли спать, начался дождь. А когда проснулись, дождь превратился в ливень.
- Какой-то дурной знак. - Сказал Леша.
Я предложила не обращать на это внимания и достала вино. Я тогда подумала о фильме "Полночь в Париже" о золотом времени. У каждого поколения есть свое золотое время в плане культуры. Нам с Лешей повезло оказаться как раз в таком. Здесь читают стихи Маяковский и Есенин, здесь живут Пастернак, Булгаков, Чуковский, становится на ноги Мандельштам и подрастает Высоцкий. Мои мысли сводились к тому, что для любого другого поколения путешествие в это время не будет таким ценным, каким оно кажется нам сейчас. Леша подготовил портфель к прогулке и зашел на кухню за своим бокалом. И в это же время металлическим треском загремел звонок.
Все на кухне на миг переполошилось и замерло. Я аккуратно подошла к входной двери. Звонок раздался еще раз, на этот раз к нему добавились уверенные стуки по двери и приглушенное требование.
- Откройте!
Леша зачем-то достал пистолет.
- Это Ипполит.
Я вздохнула и чтобы лишний раз не подвергать мозг сомнениям, сдвинула засов.
Ипполит влетел в прихожую совершенно один, что заставило меня вздохнуть с облегчением.
- Я должен узнать, кто вы такие! - Потребовал Ипполит, снимая насквозь мокрый плащ. - Срочно.
- Не стоит нас бояться.
Леша позвал его на кухню, я повесила плащ и пиджак на двери шкафа.
- На вас составили запрос в Петербург, и если нам не предоставят нужную информацию, вы будете задержаны. У меня есть все основания полагать, что так оно и будет.
Ипполит оказался отменным мистификатором. В ту же секунду, когда он закончил говорить, на кухне шумно перегорела лампочка. Комната погрузилась во мрак, мы стали слушать дробь капель по стеклу.
- Я жду. - Сказал Ипполит.
Я отозвалась первой.
- Хочу рассказать вам правду, но уверена, что вы не верите в подобные истории.
Ипполит проявил безразличие и взял в руки бутылку вина.
- Я готов вас выслушать.
- Мы из будущего. Из две тысячи пятнадцатого года. Наша машина расположена на чердаке, а здесь мы находимся, чтобы задокументировать вашу эпоху.
Ипполит пригубил вино из горла. Он изучил каждого из нас взглядом и резюмировал.
- Чушь! Не верю.
- Мы можем доказать. - Сказала я. - Есть один временной парадокс, который заключается в том, что человек из будущего не может убить человека из прошлого.
Леша напрягся. Ипполит сверкнул глазами.
- Что?! Даже не пытайтесь пробовать, вас расстреляют!
Он отступил от нас. Леша кивнул мне, чтобы я была готова. Он положил на стол пистолет и бросился на незваного гостя. Ипполит опередил меня, первым схватив пистолет, и выстрелил в стену, но после этого Леша выбил оружие и заломил ему руки. Теперь настала моя очередь реагировать. Леша прижал Ипполита к плите, а я прицелилась к его голове. Даже зная, что никто не умрет, ощущение я испытывала очень неприятное, на грани тошноты. Ипполит закричал, чтобы мы одумались, и тогда я выстрелила.
Пуля прошла насквозь, Леша отбросил Ипполита в сторону. В плите осталась зияющая дыра. Мы на миг переглянулись, потом уставились на Ипполита. Рана в его голове быстро затягивалась, а сам он вскоре пришел в себя.
- Что произошло?
Я направила на него пистолет и для убедительности выстрелила еще раз. Никакой крови не было. Ипполит, недоумевая, смотрел на свой живот.
- Вы ненормальные, черт вас побери!
- Это временной парадокс. - Сказала я, положив пистолет на стол.
Леша предложил Ипполиту руку, чтобы помочь встать. Первым делом он потянулся к бутылке, и показалось, что полностью ее опустошил.
- Ладно, верю, черт бы вас побрал. Но у вас серьезные проблемы.
Ипполит сообщил, что прямо сейчас нашу машину снимают с чердака по распоряжению службы безопасности.
- Мы приняли ее за шпионское оборудование. Я не смог разобраться и вызвал военных.
- То есть сейчас нас задержат? - Спросил Леша.
Ипполит кивнул.
- Но я вам верю. Вернее с самого начала подозревал какой-то подвох, иначе бы ни за что не пришел к вам один. Нужно будет придумать, как вас выпутать.
- Сейчас важнее проследить, чтобы никто не повредил машину времени. - Сказал Леша. - Мы специально подбирали чердак с широким выходом, чтобы можно было перенести ее целиком, не разбирая.
- Машину перенесут аккуратно, потому что хотят в ней разобраться. - Сказал Ипполит. - Вы должны следовать за мной, я попробую сделать так, чтобы вас сегодня же освободили.
Мы покорно согласились, потому что ничего другого не оставалось. Я оставила Ипполиту тетради с просьбой их сохранить.
шесть.
Из следственного комитета нас забрали спустя час, мы уже успели натерпеться гостеприимства, но, конечно, ничего не могли с этим поделать. За нами прислали машину. Водитель направился в аэропорт, где нас встретил Ипполит. Дождь не прекращался, мы прошли несколько постов охраны и вышли на взлетные полосы.
Ипполит громко спорил с пилотом.
- Очень важно вылететь прямо сейчас. Людей нужно немедленно вывезти из страны.
Пилот в конечном счете развел руками.
- Опасно. - Сказал он. - Ну да ладно.
Мы зашли в самолет. Ипполит успокоил нас, что машина времени тоже на борту. Самолет начал готовиться к взлету.
- А он не последний человек в городе. - Сказал Леша.
Я не могла остановить беспокойства. Сердце бешено колотилось от волнения, и я чуть было не вскрикнула, когда увидела в иллюминаторе, что неподалеку человек в штатском угрожает пистолетом городовому. Городовой отстраняется. У меня кружится голова, когда самолет взлетает. Леша под руку говорит, что мы можем почувствовать свободу и расслабиться. Ипполит соглашается, растягиваясь в кресле.
- Почему вы нам помогли? - Спросил Леша. - Вы же всем рискнули.
- Я поверил вам. А еще - многие люди хотят убежать, если вы понимаете, о чем я. Революция слишком сильно затронула мою семью, или скорее это я оказался чересчур ею увлечен, у меня в итоге никого не осталось, кроме самого себя. Плоды революции оказались не такими сладкими, как мне это представлялось. Время - оно ведь сложная штука. Я уверен, что чем дальше, тем больше бы я разочаровывался в большевиках.
- А куда мы летим? - Спросила я.
- В Америку. - Ипполит усмехнулся. - В будущем они ведь тоже развалятся?
- А с чего вы взяли, что развалятся большевики?
- Да это же очевидно, слишком уж сложные они люди. Сложные и до безобразия простые одновременно. Я следил за вашей реакцией в кино, не помню энтузиазма или восхищения. Я прав?
- Большевики развалятся в конце этого века. Америка не развалится.
- Хех. А значит верно! Они же как тараканы, что таким будет?
семь.
В Америке нам без лишних вопросов присвоили статус политических беженцев. Мы могли свободно передвигаться и также свободно передвигать нашу машину времени.
Ипполит купил нам фургон, в котором мы около недели путешествовали по штатам и жили на широкую ногу. Я заполняла тетрадь, всматривалась в серьезные лица американцев и скупая подряд любые мало-мальски интересные журналы, марки, образцы монет и редкие книжные издания. Леша часто ходил на концерты, и иногда ему удавалось беседовать со знаменитыми исполнителями. Но из его пересказов нельзя было вынести исторической ценности. Наверно, потому что беседовать с исполнителями ему "приходилось" в барах в очень пьяном состоянии.
Когда кончились деньги, Ипполит быстро нашел работу на почте, а нам пришло время возвращаться в свое время. И тогда, можно считать - в последний момент, Леша сделал мне ошеломляющее признание. Мы упаковывали вещи, которые собрались отвезти в будущее и решали одну значительную проблему с оболочкой - нам нужно было подобрать подходящее пустое место, так как топлива скорее всего не хватит для полной безопасности. Я предлагала заброшенную шахту в лесу. Вес горных пород над ней поддерживался ветхими палками, поэтому вероятность того, что кто-то мог туда сунуться, была крайне мала. Леша пасовал перед таким решением, но ничего надежнее предложить не мог. В тот вечер он сказал, что хочет остаться в прошлом.
- Вот Поль еще тогда в самолете говорил про бегство. Я тоже хочу, устал от политики. Вернемся мы, а что дальше? Снова эта ужасная работа, которой с меня хватит. Я хочу остановиться.
- Так уволься, разве не уволят?
- Да что ты понимаешь. Здесь интересно, а там уже никогда так не будет.
- Понятно.
Леша предложил остаться и мне, говоря, что вовсе не обязательно рисковать своей жизнью, чтобы вернуться.
- Продырявит ведь, не дай бог. Лучше бы поберегла себя.
Но остаться я не могла. Наверно, я слишком прочно принадлежала к своему родному времени.
Вслед за этим выяснилось, что Ипполит, отработавший смену складского рабочего на почте, с радостью готов составить мне компанию в путешествии.
- Да я же только об этом и мечтал в последнее время! Ты даже не представляешь, как я буду рад увидеть, что с нами произошло!
А потом он обратился к Леше, заметив, что совершенно его не понимает.
- Может поймешь еще. - Ответил он, но без умысла отговорить. Тогда я и поняла, что все решено. Ипполита даже не смутил возможный риск.
- Лучше рискнуть, когда есть возможность, чем сокрушаться, не попытавшись. Зато представь сколько я могу рассказать о революции - я же ее лучше всех знаю!
Мы переставили машину времени в тачку и отправились в лес. Ипполит тащил тачку, Леша вслед за нами волок огромный чемодан и беспокоился о насекомых. По его словам - насекомые были нашими главными врагами.
Шахта выглядела покинутой очень давно и опасной. Балки грозили вот-вот развалиться и обрушить камни на нас. Вокруг не было ни души, что обнадеживало. Я проследила, чтобы машину установили правильно, усадила Ипполита и поставила ему на колени чемодан. Моя тетрадь уже почти закончилась, поэтому я многое не могу расписать в красках, хотя вы и не представляете, как велико желание. Напоследок я попрощалась с Лешей, пожелала удачной и интересной жизни и попросила не жульничать на ставках. Очень жаль, что размер тетради не позволил мне описать подробно абсолютно все, что произошло с нами в прошлом. Многое из нашей жизни в Америке пришлось проскочить или описать скомкано и небрежно, допуская множество пунктуационных ошибок. Из-за пресловутой любви к деталям меня вряд ли когда-нибудь перестанет посещать чувство вины, но, оправдываясь, замечу, что первая тетрадь полностью исписана сухими фактами, расклеена вырезками из газет и полна мелких примечаний, заметок и подробностей.
Теперь пришла пора закончить мою вторую тетрадь и бросить ее в чемодан к Ипполиту. Я не знаю, и не могу знать, чем закончится мое путешествие и что со мной будет дальше, но сокровенно надеюсь и зачем-то уговариваю саму себя - всё будет хорошо. Но не буду, не хочу оставлять лишних сантиментов. Авось пронесет. Может, еще увидимся.
