Дорога.
6:00. Будильник. Встаю с кровати, готовлю завтрак. И так 5 дней в неделю, за исключением праздников.
Так было всегда? А вот и нет. Раньше так делала моя мама. Она будила меня не включённым светом и уходом, а садила меня на кровати и начинала расчесывать мне волосы, потом заплетала косу, разговаривала со мной и всё это при свете настольной лампы, направленной в стену, чтобы не светила в глаза. Утро не было для меня шоком и нелюбимым временем суток. Да, мне было тяжело просыпаться, но я не переживала, что просплю или, что ненавистный сигнал будильника ворвётся в мою голову и взорвёт мои сны. Я хотела повзрослеть, чтобы сидя на стуле, ставить ноги на пол, а не болтать ими, скатываться, моститься в поисках удобной позы.
У меня было любимое тёмно-синее домашнее платье с тонкими лентами красного с белым полосками у горловины. Я каждый раз смотрелась в зеркало, когда надевала его. Другую домашнюю одежду я просто надевала и сразу шла, куда хотела или надевала её на ходу. Вечером, надев любимое платье, я шла на кухню, где мама готовила ужин, мы с ней разговаривали о том, как прошел день.
Однажды, в письме деду морозу я попросила настоящего кролика с голубыми глазами и дала маме прочитать, чтобы та проверила ошибки. В постновогоднее утро под ёлкой я нашла кролика с голубыми глазами. Вязаного кролика в оранжевых штанах с лямкой наперевес и в месте соединения лямки и штанов была голубая пуговица под цвет вязаных глаз.
- Мам, но он же ненастоящий!
- Как это ненастоящий? Смотри, какие уши.
Через некоторое время я увидела в коробке с пуговицами такую же, как на кролике и поняла, что это мама его связала.
- Это бы его связала! У нас такая же пуговица.
- Мало ли на свете одинаковых пуговиц? Я его не вязала, это Снегурочка.
Но я знала, что это сделала мама для меня. Я спала с этим кроликом несколько лет. Отец, когда работал во вторую смену, будил нас с братом этим кроликом, разыгрывая сценки, будто кролик – это мама. Он смешно разговаривал, подбрасывал его вверх, совершал им всякие движения. Мы просыпались со смехом.
Зимой отец водил нас с братом гулять. Мы ходили на горку возле ДКМ, там была огромная горка с выбоиной у самого низа, все ударялись, но это была справедливая плата за самую большую горку в округе. С неё можно было очень долго катиться, некоторые умельцы выкатывались на проезжую часть! Но потом там сделали огромный сугроб, чтобы никто не мог этого больше делать.
Когда в соседнем дворе сделали небольшой каток, отец водил нас с братом туда: учил кататься на коньках и стрелять из воздушки.
У меня не получалось даже стоять на коньках. Я постоянно падала и ударялась. Это длилось не больше недели. Потому что дети в синяках вызывали жалость в маме. Вестой отец принёс воздушку, я уже не помню где он её взял, но пробыла она у нас не больше недели. Вечерами на катке не было никого, так как лёд уже растаял. Стреляли по жестянкам и какому-то другому мусору. У меня получалось лучше, чем у брата, что удваивало веселье.
Во дворе лепили снеговиков. И не просто три снежных шара друг на друге с воткнутыми ветками, а настоящих, человекоподобных. Да, сначала три шара, а потом отец превращал это в искусство. Но он долго не жил, кто-то уже через пару часов ломал наше искусство.
Люди не умеют ценить чужой труд. Всегда найдётся тот, кто скажет, что твой труд бесполезен или его итог не тот, который нужен. Вот и я, вступив в пору подросткового возраста, думала, что делаю всё, как надо, но не всех это устраивало.
Так сложилось, что со второго по седьмой класс школы я жила с бабушкой и дедушкой. Бабушка была на пенсии и постоянно контролировала меня, что меня дичайше не устраивало. Она говорила, что я недостаточно усердна и трудолюбива, подруга моя ей тоже не нравилась, называла нас лоботрясками и говорила, что мы ничего не добьёмся в жизни и вообще, чтобы я прекратила с ней дружить.
Бабушка думала, что воспитывает меня, а я думала, что она надо мной издевается. Но оказалось, что у неё такие методы воспитания.
За каждую двойку в тетради, тетрадь рвалась надвое, а всё, что в ней было старательно переписывалось в новую. Рвалась бабушкой, переписывалась мной. Обычно это была тетрадь по русскому языку. За непослушание в меня летел крик, тапки, кулаки, однажды был стул.
Помимо обычной школы, я ходила ещё и в музыкальную. Под постоянным гнётом контроля, недовольства, назиданий, заставлений, запретов и наказаний со стороны бабушки у меня начался протест. И классе в третьем или четвёртом я начала прогуливать музыкалку и ходить к другой подруге, которая подделывала росписи учителей в дневнике. Естественно, это раскрылось.
Я яростно возненавидела музыку и русский язык с литературой. Думала, что никогда не буду слушать музыку.
Когда мне исполнилось 18, я поняла, что у меня есть возможность позволить себе больше, чем я могла до этого. Что бы отчибучить? Хм… Татуировка! Теперь у меня на шее два черных иероглифа. Я ими не горжусь, но и не стесняюсь. Лет в 19 я впервые попробовала пиво и сигареты. Да, не очень-то уж я оторвалась, но кто мне может запретить?
Теперь синее платье превратилось в половую тряпку, у меня есть красный диплом, я и дня не представляю себе без любимой музыки, у меня в памяти нет правил по русскому языку, но есть знание, как их применить, я иногда поправляю друзей. Они думают, что я издеваюсь, но я просто говорю, как будет правильно. Естественно, этого никто не ценит.
Встаю в 6:00 под звуки будильника, который взрывает мои сны, готовлю завтрак себе сама, курю по дороге на работу, мама больше не заплетает мне косы.
